Текст книги "Плавать по морю необходимо"

Основной инстинкт

Хорошо было стоять на рейде Одессы или Мурманска. И воды подвезут, и топлива, и продукты, если кончаются, даже на берег можно убыть на рейдовом катере, если сильно надо. Неплохо на рейде Гонконга или Сеуты. Безрадостно на рейде Гаваны и совсем хреново в Африканских портах. Слава богу пиратские набеги прошли мимо нас, но вахту ночью на палубе держать приходилось в обязательном порядке.

Ловкие и способные к воровству чернявые дети природы, майнали за борт, в свои джонки и пироги все, что в состоянии были поднять и унести. Утром, не убережённое судовое имущество, можно было найти на ближайшем базаре, но обратно уже никак не заполучить, разве что за деньги. Ночная вахта была не тяжелая и ставили на нее всех судовых лентяев, Первого (коммунистического) помощника, доктора, второго радиста. Главное в этой службе было обозначить присутствие живого и не спящего человека на баке и корме, тогда это еще отпугивало.

Пыхтели, конечно, пытались отвертеться, но с капитаном не подискутируешь, тем более на тему безопасности. Выставили и мы дополнительную вахту на баке и корме на первую свою ночь рейдовой стоянки, посреди Нигерийскийх джунглей, в речке Нигер, стране Нигерии. Уж извините за тавтологию. Первая ночь прошла тихо, вторая тихо, третья тихо. Видать черные, лесные жители сильно отличались от негров городских, ушлых, наглых и вороватых.

Кроме плавучих базаров нас не беспокоил никто, да и те подъезжали на своих долбленках только засветло. Торговля шла не очень бойко с обеих сторон. Что они могли нам предложить, кроме фруктов? Ну еще самодельной забористой огненной воды с чудесным фруктовым запахом. Даже сивуха не могла перебить ароматы намешанных там тропических фруктов.

Денег, разумеется, мы не платили, обходились бартером, именуемом в тех краях «ченьдж». Change по английски обмен, бартер то бишь. Самым ходовым нашим товаром было серое вонючее стиральное мыло. Потом шел стиральный порошок, одеколон, резиновые вьетнамки – тапки с пальцем по середине, ну и ветошь, которую можно еще было носить.

Обратно получали фрукты и «Африка джин». Народ на пароходе подобрался выдержанный, ночных посиделок с гармошкой и танцами не устраивал, свою работу выполнял исправно, поэтому на «торговлю» судовое начальство закрывало глаза. Ночную вахту ликвидировали, не без усилий со стороны Первого и доктора.

Неделя шла за неделей, к причалу нас не ставили и даже не обещали. Народ, по вечерам, изучал в бинокли и невооруженным, замыленным глазом береговую жизнь африканской деревни. Через месяц выучили и начали распознавать жителей, кто из какой семьи, где, чьи дети, от каких отцов, кто чем занимается в свободное от обычного безделья время и прочее и прочее. Как, в таких ситуациях, бывает, не смотря на введенную сразу, с постановкой на якорь, жесткую экономию, внезапно закончилась мытьевая вода. Альтернативой была только забортная, текущая неизвестно с какими наполнителями внутри.

Выручил начавшийся сезон дождей. Со вторым, хорошим дождиком, вымели, прогнали швабрами все палубы надстройки, заткнули, где надо шпигаты, и направили ежедневные потоки в танки пресной воды, где их уже ждал доктор в обнимку с разведенным хлорамином. Док хлорки не пожалел, кожа пахла месяц, после возвращения домой, но ничего, не облезли. Размеренная рейдовая жизнь была вдруг нарушена чрезвычайным пришествием.

В один из дней, Первый, вдруг обнаружил утром, спущенный и не убранный с кормы штормтрап, старый лоцманский, что боцман вываливал для сидящих за бортом, на беседке. А поскольку Первых помощников учили на своих человеколюбивых курсах, всегда зреть в корень, он именно туда и воззрел и осенила его страшная догадка. Догадка оказалась верной, но Первый об этом не узнал. Никто не стуканул.

Я тоже раз – другой обращал внимание на перемигивание лодочных торговок с моряками, смешки, намеки и откровенные жесты, но как-то пропустил мимо. А вот нашлись же «ходоки». Как они смогли договориться без языка? Как не побоялись, что их на берегу не съедят? Как не побоялись тропических, кожных и прочих болезней – не знаю, не расспрашивал. Но Эстонское пароходство отличалось простотой нравов и элементами красивой жизни. Даже Первые помощники случалось, были не на всех рысаках, а на малышах, снующих по Европам, их не было вообще.

Первый побежал по каютам, проверять наличие экипажа на борту, а что тут проверять, уже завтрак прошел и народ вышел на работу. Вижу под шлюпкой «сигнальщика», молча жестикулирующего в сторону ближайших кустов, откуда торчит нос пироги. Не поленился пошел на мостик, взял бинокль, вышел на крыло. Третий, в штурманской, занят корректурой пособий. Не стал звать, зачем лишний свидетель.

Первый бежит на бак, видать допрашивать боцмана о наличии личного состава, а может с требованием убрать трап. Смотрю на шлюпочную палубу, оттуда отчаянно машет матрос, вроде как «давай». Из кустов вылетает лодка, две мускулистые негритянки четко втыкают весла в воду, по середине сгорбившись, ухватившись руками за бортики, матрос и моторист. Единение палубы и машины!

Пирога подлетает под корму, через секунду голова матроса показывается над палубой, шарит глазами по сторонам и вот он перелетает через релинги. Догадливый! В рабочем комбинезоне выезжал на свидание! Тут же подхватил люстры, оставленные рыбаками с вечера и рысцой, с рабочим лицом, потащил их в тамбучину. Моторист замешкался, сноровка не та, опыта нет лазать по свободно висящему штормтрапу без опоры. Но выбрался и шмыгнул в надстройку.

Проскочили, любвеобильные. Гребчихи, сохраняя «полную тайну вкладов», повернули обратно, но уже на песок к хижинам. Африка! Родина слонов. Колыбель человечества, если не врут. Древнейшая профессия тоже родом отсюда. Интересно, мыло у боцмана еще осталось?

В черной жаркой Африке

В центральной ее части, заканчивался второй месяц стояния на внутреннем рейде порта Варри, в замечательной, африканской реке Нигер. Замечательная она была тем, что не воняла нефтью или помойкой, не испускала других миазмов. Пиратства, в масштабе, как сегодня, еще не было в Нигерии, за исключением разве что Лагоса, столицы всех негров, поэтому ничто не омрачало нашу стоянку. Но уже сил не было, как надоело.

Но вот заговорил Агент по УКВ, утром заговорил, днем повторил, начал рисовать перспективы постановки к причалу, спрашивать про грузовые документы. Экипаж приободрился скорой постановкой и точно, не прошло и недели, как мы встали между греком и англичанином еще на два месяца выгрузки. Этого никто не знал в ту пору и всем было радостно, что мертвая точка пройдена и начинается «новая жизнь».

Жизнь началась действительно новая с приходом «Черной таможни», таки натурального черного цвета. Черная таможня – это бригада портовых таможенников, задача которых обыскать весь пароход, найти какое-либо нарушение и наложить штраф на судно. Штраф огромен, но «можно поговорить». В результате длительных горячих дебатов в каюте капитана, с распитием пива или кока-колы (в зависимости от религиозной принадлежности чернявых), сумма штрафа понижается до выполнимых пределов, а заплечные мешки таможенников наполняются продуктами, сигаретами и спиртным из капитанских запасов. Причем спиртное берут все, кто сам не пьет – снесет на базар.

Ничего не нашли. Мы ребята ученые, прятать умеем хорошо. Но, все равно, пришлось набивать им мешки. Уходя, таможня опечатала сигареты, оставив курильщикам по блоку. Конечно, каждый взял себе блок, и не курильщики тоже, потому что вызывать их снова, открывать кладовку, выдавать официально сигареты и снова запечатывать под пломбу, обойдется судну еще в десяток кило колбасы и сыра, и тех же сигарет. Стоять нам долго, блок разойдется за две недели, а у кого-то и раньше.

Открыли трюма, начали выгрузку. Написать, что портовые грузчики вскрывают ящики, коробки и воруют из них все, что можно украсть – это ничего не написать. Наши бедные российские представители организаций, строивших металлургический завод, в чей адрес шел весь этот груз, метались между своих коробок, пытаясь хоть как-то предотвратить открытое разграбление. Взывали к судовому экипажу, но защищать в Африке казенное имущество – себе дороже.

Наше дело втихаря фотографировать, чтоб не заметили, а то сам сядешь в яму на два банана в день, за оскорбление национальной гордости коренного населения. Там и почернеешь вместе с туземцами. Еще моей прямой обязанностью было фиксировать вскрытые грузовые места, составлять на них акты о повреждениях и писать письма протеста по каждому ящику, каждой коробке. Да так писать, чтоб одно письмо не было похоже на другое. Вот там-то я и научился Английскому языку реально, за те пару лет, что возил оборудование для строящегося завода. Ну и приобрел Африканский акцент, то есть мой Инглиш стал Банана-инглиш.

Работали в порту до 18.00 часов. После 18-ти порт вымирал, даже полиция съезжала в свои хижины с насиженных мест под пальмами. Народ бродил по соседним судам, менялись фильмами, играли под фонарями в футбол на причале, маялись от безделья. В город не выпускали местные, да и народ сам опасался выходить. Не Париж.

Завод строил СССР. Работяги и инженеры со всей страны обтекали на жаре за чеки «Внешпосылторга». За год можно было собирать на ВАЗ-2101. Вот она мечта! Больше года никто не выдерживал. Попасть на такую стройку за рубеж, было весьма трудно, поэтому, отсутствием дисциплины, строители металлургического чуда, не страдали.

В один прекрасный день ко мне приехал завхоз поселения строителей с новостью. Оказывается, в глубине одного из трюмов, прибыл некий железный контейнер с водкой, заныканной между оборудованием, Такая вот приватная инициатива. Водка выдавалась строителям в качестве поощрения за ударный труд. Бутылка на лицо в неделю. Чтоб ни-ни! Я был крайне удивлен. Во-первых, это противозаконно, грузить на судно незадекларированный, да еще подакцизный товар. А не сообщать экипажу, что он везет – вовсе криминал. Пошел, доложил капитану. Когда прошёл его первый испуг и он вернулся во вменяемое состояние, стали обсуждать, как его так вынуть, чтоб не вскрыли местные и не увидели, и не настучали, или просто не проболтались в порту, при разговоре. Но сначала надо было найти по номерам этот ящик, среди других, похожих. Своих оповещать не стали. «Что знают трое – знает свинья» хорошая немецкая поговорка. И я полез по трюмам…

Лазаю с фонарем по трюмам, ищу ящик с известным мне номером и маркировкой. Каргоплан, в порту погрузки, составлялся «от балды», поэтому веры ему нет. Ищем старинным дедовским способом: там, где он теоретически мог быть положен.

Выгрузка идет несколько дней и вынуто из четырех трюмов так себе, во многие углы просто не пробраться, груз практически не крепили, а раскрепляли ящики самими ящиками. Аналогия с детскими кубиками, высыпанными в коробку. Пролез все твиндеки. Не нашел, полез по трюмам. Запросил у Старпома подмогу – боцмана и матроса с фонарями и ломами. Стало легче пробираться. В трюмах, нагретых солнцем, не смотря на нигерийский декабрь, за тридцать по Цельсию. Пот течет градом и ручьем, ест глаза, порезы на руках. Фонарь постоянно гаснет, комбинезон цепляется за стальные ленты окантовки и углы ящиков, откуда-то точащие гвозди. Душно, воняет химией, мазутом, сольвентом, всем сразу. Хорошо хоть не дохлой рыбой, как прошлый рейс, когда везли рыбную муку в мешках из Анголы и испугались течи в балластном танке…

К концу дня, нашли наконец, в третьем трюме искомое «грузовое место», это десятифутовый железнодорожный контейнер. Номера совпадают, описание тоже. Смотрим куда выходят его дверцы и можно-ли сдвинуть приваленные к ним деревянные ящики. Энтузиазма у боцмана не увидел, желание пробраться к дверям тоже. Тогда открываю ему страшную тайну – в контейнере водка! Маленькие, серенькие, эстонские глазки становятся шире и приобретают стальной блеск. Теперь его мысль работает ясно и коротким путем. Как быстро освободить двери контейнера не дожидаясь, когда очистится твиндек и откроются его крышки.

Боцман просит разрешения подключить к очистке дверей еще пару своих головорезов. Совместно родили способ, как отодвинуть тяжелые ящики. Теперь я спокоен, народ будет работать до победного конца и ничто ему не помеха. К концу рабочего дня спустили в трюм люстры, стальные троса, стропы, гаки, блоки, талёвки свои и машинные, домкраты с аварийных постов. Чтоб на учениях по борьбе за живучесть так старались!

Молодцы, подготовились по-взрослому. Опускаю описание заводки всего принесенного имущества по положенным ему местам и углам. Зацепились, закрепились, напряглись и в течение полутора-двух часов раскидали грузовые места, загораживающие доступ к дверям заветного контейнера. Пошел наверх, докладывать Капитану и радовать получателей этой контрабанды.

Получатели расчувствовались от радостных вестей и попросились в трюм. Своей властью объявил им, что не положено. Тогда они скромно пожелали ящик своей водки из своего же контейнера и опустить его в багажник их машины, стоящей на причале, у трапа. Рабочий день уже закончился грузчики и портовые воры разбрелись, полиция следом за ними, лишних глаз не было. Наступило мое время.

– Чем будете рассчитываться с судовым экипажем за труды? Ответ всем был ясен изначально, а Капитану вдруг что-то срочно понадобилось на мостике, и он выбежал из своей каюты, оставив меня завершать торговлю и переговоры. Доходчиво объясняю береговым товарищам, что залезть в их контейнер, с висячим амбарным замком, может любой грузчик – негр, с проволочкой в руке. Описал им последствия для официальных лиц, указанных как получателей сего грузового места, когда там обнаружат не задекларированную, контрабандную, по сути, водку. И сколько дней, ответственные лица, проведут в яме – узилище, с местной воровской кодлой, на 2 банана в день. В общем запугал, но честно. Получил ответ «мы согласны» на свой вопрос и сказал ждать, пока выйдет груз из твиндека и дойдет очередь до трюма. Но, поскольку доступ к дверям уже открыт, а негр, что твой таракан, залезет везде, куда пролазит его голова, то объявил товарищам, что вынув причитающуюся нам долю товара, мы заварим створки дверей секретным сварным морским невидимым швом, под которым мы сами прячем контрабанду, когда приходится, но навесим для виду свои замки, которые замки будет можно отрыть только болгаркой. Согласны?

Так и поступили. Лишнего не брали, взяли «по справедливости». Своей долей «Московской» 0.75 я поделился с товарищами – штурманами. Капитану не положено – у него свои запасы, дай Бог каждому. Боцман награждал и миловал палубную команду по своему разумению. Не обидели и машину. Их талевки, их электроды, их сварной.

Своевременное приобретение к приближающемуся Новому Году. Повар начал сочинять праздничное меню, буфетчица и дневальная, под руководством судового врача, наладились клеить бумажные гирлянды.

Католическое Рождество прошло мимо нас незаметно. На Англичанине, стоящем вплотную, буквально, метрах в десяти по корме, беспокойных телодвижений не наблюдалось. Тихие и спокойные матросы – филиппинцы изредка появлялись на корме покурить, глазели на наших курильщиков, наши на филиппинцев. Офицеры – Англичане, на палубе не показывались. Температура понизилась до 25–26 градусов. Механики, пользуясь моментом, отключили кондиционер, дышащий на ладан, надо делать ревизию. Очень вовремя кончились сигареты. Я еще курил и озаботился их отсутствием. Артелка опечатана, таможня появится в порту через неделю. Негритянские Святки. Портовские объявили, что не будут работать до третьего января.

То есть если до третьего января, это еще 7 дней не будет сигарет. У меня в каюте стоит ящик водки. У шипчандлеров, в Европах, цена бутылки 0.75, примерно одинакова с ценой блока Мальборо. Беру бутылку, прячу под комбинезон, медленным шагом спускаюсь на причал и прогуливаюсь к грекам, стоящим по носу. Трап опущен, у трапа никого. Не бояться, что обнесут пароход? Похоже не боятся.

Поднимаюсь. В столовой команды несколько человек играют в карты, пьют кофе, смотрят видео. Накурено, жарко. Спрашиваю, кто командует сигаретами на судне? Отправили к Старшему помощнику. Чиф курит, пьет кофе и играет в карты с Капитаном и Старшим механиком в кают-компании. Греки! А как же иначе! Команда довольно возрастная.

Здороваюсь, от кофе не отказываюсь, предлагаю бартер. Бартер понравился. У них сигареты есть, виски, вовремя для нас, закончился. Вернулся на судно с блоком Мальборо. Обрадовал курильщиков, тех, кто еще не выпил всю свою водку, полученную за ударный труд в трюме. Вопрос с куревом решили на всю следующую неделю, запасливые – на две.

Пока ходили туда – сюда, менялись водкой на сигареты, электромеханик успел договориться поиграть в футбол на следующий день. Греция – СССР! Матч века в Нигерии. Шли на разлинованный участок бетона в полной уверенности в своей победе над греческими дедами. Проиграли с треском 7: 0. Я сам бегал в защите, но не защитил. Попили совместно греческого пива и снова потянулись унылые мокрые дни.

Незаметно подкрался Новый Год. С обеда оживление и суета на Англичанине. Наши тоже начали праздновать, еще по Камчатскому времени и к торжественному ужину с горячительными напитками собралась только половина экипажа. Скучно сидели в столовой команды (там места больше) за накрытыми столами и смотрели телевизор – туземные напевы и танцы в юбках из соломы. Почти как дома.

Не выдержал, вышел на корму. На англичанине веселье полным ходом, музыка и танцы. Филиппинцы ребята музыкальные. Играют сами себе и поют, Офицеры гуляют отдельно. Некоторые с женами на борту. Жены танцуют со всеми, не отказывают в танце, но это я потом увидел. А сначала только шум веселья и праздника. Молодцы островитяне, умеют гулять! Пойду-ка и я. Взобрался на фальшборт транцевой кормы, ступил ногами по нашим капроновым концам, руками держусь за английские, полипропиленовые, скок-скок и я на корме англичанина. Вообще-то я был дисциплинированный офицер, но как молодой человек – был слегка безбашенный авантюрист. (Господь миловал до седых волос.)

Захожу в надстройку, офицеры гуляют в баре. На английских судах были бары – пабы, примыкавшие к кают-компании. Каждый вечер, когда позволяла работа и погода, офицеры, свободные от вахты пили там пиво или еще что покрепче. Барменами по очереди были все, включая Капитана. Выпитое заносилось в журнал, потом высчитывалось из зарплаты. Культура пития.

Зашел и был принят. Тут же налили стакан, задавать вопросы стали потом. Через час началось братание. Кто-то из англичан пошел, спустил трап и отправился в гости на наш пароход. Вернулся. – У вас трап задран! Пришлось лезть обратно по концам, просить вахтенного, Третьего штурмана, впустить гостей. Впустили. Гуляли, братались всю ночь, утром разбрелись по своим пароходам, кто мог ходить. Заночевавших у нас на диванах, «пенителей морей», опохмеляли утром, чем придется.

Еще два дня, до начала работ, догуливали новый 1983-й. Водили англичан в нашу сауну, потом пили их пиво, дивились английским навигационным приборам, рассматривали карты и пособия, расспрашивали про их морскую жизнь, рассказывали про свою. Механики лазали по машине и удивлялись, почему она у них такая засранная, а они удивлялись чистоте нашего машинного отделения. Еще не сбивали корейский Боинг, мы еще не были назначены Империей зла, нам нечего было делить и не на кого обижаться.

Гранатометчик Ленин

…На местном наречии слово «Намиб» означает «место, где ничего нет»…

Уж два месяца, как утащили на буксире подорванного боевыми пловцами "Капитана Вислобокова". Повезло. Не сдетонировал. Военные власти усилили охрану территории порта и противодиверсионные мероприятия с воды. Мы вернулись в Анголу через пару месяцев после этих событий. Выгружаем боеприпасы вторую неделю. Вторую неделю, каждые полторы – две минуты пароход вздрагивает от разрыва гранат в воде, от бака до кормы. Каждые полторы минуты удары, как по большой железной бочке – Бумм!

Получасовые перерывы один – два раза в день, на время погружения тройки – пятерки легких водолазов, наших или кубинцев, осматривающих подводную часть корпуса, на предмет постановки магнитных мин или утопленных, таких же легких, но вражьих, империалистических водолазов.

"Старожилы", из наших, военных, кто провел в пустынном поселке Намиб более полугода, клялись, что после гранат всплывали пару раз, сердешные, кверху пузом. Не знаю, не видел. Гранаты за борт мечут белозубые, веселые сержанты – кубинцы, прописавшиеся у нас на судне на все время стоянки, защищающие нас, наш пароход и наш груз. Командует метателями молоденький, кучерявый, главный сержант по имени Ленин. Вива Куба! Груз на борту – не дай Бог каждому, не заскучаешь. Артиллерийский порох в первом трюме. Зенитные и противотанковые ракеты во втором, патроны к станковым и башенным пулеметам, снаряды к авиационным пушкам в третьем. За давностью лет подробностей не упомню, могу ошибиться и в классификации, но запихивал "трубы" со стабилизаторами обратно и заколачивал поврежденные ящики сам лично.

Кубинцы бросают гранаты Ф-1 подальше от борта и РГД поближе. Пароход ахает и звенит вместе с разрывами. Механики роняют из рук гаечные ключи, матросы кисточки. Ничего, привыкнут к концу стоянки. Я еще второй, но уже получил промоушн. Бегаю по трюмам, вместе со старшим помощником, который разделяет со мной ответственность за «опасный груз», согласно требованиям Устава службы на судах ММФ.

Старпом, эстонец, со «Спартаков», пришел на пару рейсов накатать ценз на капитанский диплом на «большом» пароходе. На малышах, «Спартачках», толкающихся в Балтике, короткие плавания не засчитываются. Пришел, так сказать, «по нужде» и еще очень переживает, и буквально падает в обморок, видя курящих в трюмах кубинских солдат, выгружающих всю эту взрывоопасную трихомудию, бросающих ящики с верхних ярусов на палубу, колотящих сеткой с коробками о комингс трюма и всячески нарушающих элементарные правила техники безопасности.

Бороться с кубинцами бесполезно, объяснить им невозможно. Как ему объяснишь, он только из-под пуль, приехал из «далеких африканских степей» отдохнуть и расслабиться, выгрузить свой боеприпас, напиться "от пуза" горького туземного пива, запить ромом, пощупать уступчивых черных, как уголь, поселянок, маячащих за воротами порта. «Наши» ангольцы в грузовых операциях не участвовали. В порту были только «советники» – офицеры, переодетые в безликую ангольскую форму, следившие за кубинцами и за порядком.

Выгружались исключительно в светлое время, на военные автомобили, сразу уходившие из порта в лысую саванну, в сопровождении бронемашин и БМП. Война, однако. С наступлением темноты запирались трюма, лазы трюмов на замки, выставлялись часовые на причале и все это под беспрерывное буханье гранат.

После ужина забрели со старпомом в гости к кубинцам, в каюту, на рюмку рома и поговорить. Ром им выдавался, как вещевое снабжение и похоже без ограничений, в отличие от норм для наших соотечественников, обделенных вниманием интендантских служб и вынужденных употреблять внутрь местное огненное пойло.

Кубинцы были поселены в практикантскую и, обычно, только двое из четырех, оставались в ней на ночь, посреди штабелей ящиков с гранатами. Другие два, бродили всю ночь по палубе с кормы на бак и обратно и метали за борт ручные снаряды.

В тот вечер, почувствовал подвох сразу, как только переступил порог каюты и увидел красные хитрые рожи амиго Ленина и амиго Хуана. Амиги принимали гостей – второго и третьего механиков, приглашенных, или забредших самостоятельно, на рюмку. Обсуждался вопрос ремонта чего-то механического на берегу, в кубинском лагере.

Представьте себе дружескую беседу с возлияниями, разговорами, большей частью на пальцах и ежеминутное, регулярное метание пары гранат в открытый иллюминатор. Картина сюрреалистическая, настраивающая на определенный ход мысли, и я уже был внутренне готов к чему-то, принимая в руку наполненную рюмку. Амиго Ленин, дергает за кольцо очередную РГД и кидает в иллюминатор. Дергает за кольцо вторую, кидает, промахивается. Граната отскакивает от переборки и падает на стол, стоящий под иллюминатором (как в купе пассажирского вагона). Хватает ее и кидает еще раз и снова она попадает в переборку и падает на стол.

Механики бросаются в двери, Мне некуда бежать, старпом одеревенел и пути отхода перекрыл. Вижу его боковым зрением и понимаю глубинный смысл выражения «спал с лица» Я смотрю на сержантов и понимаю, что третьего раза не будет. Шутники хреновы, довольны, но еще не смеются во весь голос. Следующая граната летит в иллюминатор по расписанию и взрывается через свои три – четыре секунды.

Ставлю рюмку на стол, беру стакан, наливаю себе сам, до краев, выпиваю. Шутка бойцам удалась. Проняло, хоть и ожидал, что-либо подобное. Старпом, на ватных ногах, не прощаясь уходит переживать дальше. Высовываюсь из каюты, кричу в коридор механикам, чтоб возвращались. Отбой, но легкая дрожь в пальцах не проходит. Механики, в четырех – пяти шагах, с квадратными глазами, молча выражают согласие вернуться и допить. Потихоньку угомонились. Отсмеялись кубинцы, выкрутили взрыватель из гранаты, показали, что он обрезан. Кроме головки с резьбой, ничего нет. Муляж. Механики смеются, отпустило. Добавлять не стал, решил, что на сегодня событий хватит и ушел к себе, подумать, о бренности всего земного. Буханье продолжалось по расписанию, но уже не раздражало, как раньше. Утром, за завтраком, Старпом, настучал Капитану, по-нашему, по-эстонски, при мне, призывая меня же в свидетели. Не знаю, сообщал-ли Капитан старшим кубинским военным про шутки на борту, думаю да. Больше Ленин никого гранатой не пугал, но по веселым, вечно улыбающимся, кубинским лицам не было похоже, что им как-либо перепало от начальства. Старпом в одночасье «приболел» и старался из каюты лишний раз не показываться. Выгрузка продолжалась своим чередом, без особых происшествий. Выдохнули, когда последний подъем с порохом пересек линию причала и опустился в бортовой Газон. Закончили! Теперь пойдем в Габон, за красным деревом на обратную дорогу. Дома будем через месяц.