Текст книги "Плавать по морю необходимо"
Автор книги: Odisseos
Жанр: Морские приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
Про белого медведя – царя заполярных зверей
В одной из передач Дмитрия Крылова увидел прекрасные фотографии японского художника – анималиста. К сожалению, фамилию не записал и забыл. Японец фотографировал медведей в их естественной среде обитания по всему миру, но таки был съеден сахалинским или камчатским хозяином тайги, прямо в своей палатке. Мои фотографии, гораздо хуже, я и не претендую. К чему я это веду? Среди его снимков множество фотографий белых медведей с близкого расстояния, думаю, что канадских, и мне не дает покоя мысль, как он, избежав нападения белого, попал под бурого, сытого, и в теплое время года, когда медведю есть чем прокормиться без особых проблем.
Мое знакомство с белыми медведями (зоопарки исключим) произошло в 1977 году, на дизель электроходе «Обь», в первом же рейсе на Землю Франца Иосифа в июне месяце. Миль за 100 до Земли начали попадаться отдельные ледяные поля. Поля становились обширнее и сплоченнее, и на льду стали попадаться медведи, неспешно бредущие на северо-восток. Куда шли? Воды морей, омывающие ЗФИ не особо богаты живностью.
Вахтенный помощник, в дневное время, объявлял про медведей по громкой, желающие выбегали на палубу, посмотреть. В ночное время не объявляли. Солнце кружит, не заходя за горизонт, по небу. Народ спит, зашторив наглухо иллюминаторы. Иногда проходили очень близко к животному и медведь, оглядываясь, рысью отбегал в сторону, но особого страха не выказывал. У него нет естественных врагов в природе, кроме человека с ружьем. Более близкое знакомство с мишками состоялось через неделю. Стояли у Нагурской, на острове Земля Александры, врубившись в припай, выгружали на лед с правого борта, обращенного к берегу. Иллюминаторы кают штурманов выходили на левый, назовем его «морской» борт. Палубой ниже, под нами, был камбуз. Под иллюминатором соседней каюты, ближе к корме, выходило наружу отверстие – лацпорт, куда повара, буфетчицы выбрасывали пищевые отходы. В те времена о необходимости создания и введения МАРПОЛа только ходили разговоры. Все отходы метали за борт, сразу, по выходу из порта. Если судно стояло, врезавшись более чем на полкорпуса в лед, то отходы, сваленные в одну кучу, начинали привлекать зверей – медведей, песцов, здоровенных бакланов, способных унести песца в клюве.
На третий день выгрузки меня разбудил громкий крик и рев за приоткрытым иллюминатором. Поначалу, спросонья, не мог понять природу этого скандала. Собаки? Со станции? Подскочил к иллюминатору, поднял шторку и вижу двух дерущихся на нашей помойке медведей. До медведей – рукой подать, 3–4 метра вниз. Картина незабываемая, особенно когда видишь первый раз. Рассматриваю зверей. На самом деле они желтые, а не белые. Забыл про время, будильник напомнил, через час моя вахта, надо собираться. После завтрака выхожу на палубу. Мое место на льду, принимать из трюма коробки мешки и ящики и укладывать их на сани. С берега подходит ГТСка, цепляет санки и тащит в поселок, на выгрузку.
Спрашиваю у матросов, не опасно-ли, что с другого борта два медведя дерутся на помойке, вдруг заявятся сюда? Не явятся. Если вдруг соберутся явиться, то для этого доктор уже дежурит на палубе и даст сигнал бежать на борт. Почувствовал себя неуютно.
Медведи ушли, подчистив помойку, но наутро все повторилось. Разбудили меня три медведя, мать и двое великовозрастных деток. Второй раз разглядывал уже не долго. На третий день здоровенный медведь явился часов в пять утра и не найдя ничего съестного начал реветь внизу, требуя подношений. Попробовал прогнать медведя, поливая его из электрочайника горячей водой, кидал в него тяжелые предметы, кричал на него громки голосом – тщетно. Медведь перестал орать и скандалить только после того, как первое ведро помоев с камбуза полетело на лед. Царь северных зверей, арктический попрошайка. Медвежьи концерты под иллюминатором стали раздражать. Еще через два дня медведи исчезли. Куда ушли?
Размагничивание
Каждый Советский пароход, ежегодно, должен был проходить процедуру размагничивания. Размагничивание – это техническое действо по уменьшению силы магнитного поля, создаваемого железным пароходом, до минимально возможных значений. Делалось это для того, чтобы разбросанные врагами магнитные мины, не взрывались под днищем проплывающего над ними нашего парохода. В идеале, так сказать.
Не буду утомлять вас описанием системы и принципом ее действия. На старых судах, вроде нашей «Оби», это все было установлено стационарно и входило в сферу заведования электромехаников. А так как «Обь» была дизель-электроходом, то электромехаников в штате было аж четыре души, во главе со Старшим Электромехаником или СЭМХ, так короче.
Наш дорогой Леонид Ильич страстно боролся за мир, целовался налево и направо с друзьями и недругами, поэтому войны и разбрасывания мин ближайшее время не намечалось и, соответственно, отношение к устройству размагничивания и его техническое состояние оставляло желать лучшего и желать много раз. Какое к черту устройство, если на 25-летнем битом – перебитом во льду электроходе, постоянно что-то ломается и отказывает. Не до устройства.
С утра, после завтрака, Стармех посетил каюту капитана и вышел оттуда с трехлитровой пластиковой канистрой, которую передал СЭМХ. Вы все, конечно, сразу догадались, это спирт, для пшиканья на магнитное поле, чтоб быстрее размагничивалось. Спирт на Севере был, есть и будет универсальным средством решения любых конфликтных и спорных ситуаций и улучшения взаимопонимания общающихся ответственных лиц.
Встали на якорь на рейде Североморска, приняли на борт, с подошедшего водолазного катера, группу веселых, упитанных, краснорожих мичманов с размагничивающим имуществом. Прибывшие и три наших, непосредственно ответственных лица, приступили к обсуждению выполнения поставленной задачи в каюте старшего механика, под веселый перезвон стаканов и бодрые возгласы. Буфетчица сновала с подносом из каюты на камбуз и обратно, быстрее электричества.
К обеду обсуждение закончилось, Сытое, повеселевшее собрание переместилось в машинное отделение. Не могу сказать, во сколько завершили официальную техническую часть процесса, однако влияние ослабевшего поля на аппетит не почувствовал.
К окончанию моей вахты, после 19.00 часов, подошел катер. Прощание у трапа с обниманиями и лобызаниями закончилось и катер забрал довольных мичманов домой. Сдав место и обстановку третьему помощнику, весело спускаюсь ужинать в кают-компанию. За столом сидит Капитан, погруженный в свои мысли и лениво ковыряет вилкой котлету в тарелке с гречкой.
Шумно испросив разрешения и болтаясь на ногах как пружинная игрушка, в кают-компании появляется Старший электромеханик и плюхается в стул. Я, как положено младшему офицеру, ни глазом, ни жестом своего отношения к происходящему не выражаю. Капитан болезненно морщится. Буфетчица скоренько ставить тарелку с гречкой перед болтающимся в стуле Старшим Электромехаником. По чистым тарелкам вижу, что ни Стармех, ни Второй электромеханик не появлялись, оказались умнее.
Гречка сыпется с вилки назад в тарелку, на белую скатерть. До рта донести тяжело и не получается сразу в него попасть. Нету мочи уже и подымать вилку. Тогда борец с магнитным полем кладет голову на стол, открывает рот и начинает сгребать из придвинутой тарелки, вилкой прямо в рот, постылую, рассыпающуюся гречку. Получается хорошо, только жевать неудобно и изо рта все равно высыпается.
Молчу, аж сам жевать перестал. Капитан, милейший питерский интеллигент, встает со стула, молча поднимает ненасытного, отбирает у него вилку и пользуясь преимуществом в росте и комплекции выволакивает его из кают-компании. В коридоре передает в руки пробегавших младших механиков, видно начавших розыск своего командира. Возвращается за стол, садиться и выдает длинную матерную фразу, выражающую его, Капитана, отношение ко всему вокруг происходящему.
Ни на следующий день, ни после, никаких оргвыводов и карательных акций применено не было. Были моряки. Остались-ли сейчас?
Коротенько, про любовь
Мурманск, конец августа, за иллюминатором тепло. Сидим в моей каюте: я, Мишка, друг и одноклассник, (его судно стоит через 2 корпуса), и моё, прилетевшее из Одессы, Солнце. Едим креветки, запиваем Буратином (Буратиной?) В Мурманске опять нет бутылочного пива. Моя вахта, поэтому сидим на судне. Завтра отход на ЗФИ (Земля Франца Иосифа). Повезем много чего на остров Виктории, остров Хейса, остров Рудольфа, остров Греэм Белл и смену экипажа на ледокол Красин, стоящий на Хейса во льду, в качестве плавучей электростанции.
Обсуждаем текущий момент и нарисовавшуюся перспективу прокатить Солнце на ЗФИ, посмотреть белых медведей. Рейс обещает быть коротким, 10 дней, максимум 3 недели. У Солнца в институте каникулы до 01 сентября, а после каникул весь курс поедет на сбор винограда в Татарбунары. Можно и опоздать. Только вот проблема. Нет у Солнца официального статуса и в судовую роль, на проходной порта, записана сестрой. Да и не принято было в Мурманском пароходстве катать жен. А мы тут вообще, никаким боком не вписываемся в постулаты брошюры "Моральный Кодекс Строителя Коммунизма".
Солнце желает побывать на ЗФИ, но сомневается. Нет, моря не боится, ее отец – капитан, на судно всегда берет жену и дочь, когда делает каботажные переходы от Одессы до Керчи или из Новороссийска в Ильичевск. Но Солнце сомневается, как это мне, четвертому помощнику, без году неделя на борту, этот дальний, совместный поход аукнется.
Мишка «За», я тоже «За» но затея авантюрная и я сомневаюсь в получении от капитана официального разрешения. Солнцевых родителей, разумеется, в известность ставить никто не собирался.
Поднимаюсь, отряхиваю брюки, иду к капитану, испрашивать добро:
– Сергей Александрович, такое дело…
Излагаю свою версию на получение разрешения. Стараюсь быть убедительным и серьезным. Сергей Александрович задумывается:
– У нас есть еще время до отхода, я не говорю да, но и не говорю нет.
С таким ответом спускаюсь к обратно. Мишка, как лицо женатое и заинтересованное в нашем будущем семейном счастье (мы все друзья с курсантских времен), пытается рассуждать здраво и выдает самый главный аргумент:
– Ну на ходу-то ее уже за борт не выкинут!!
Решено, идем на ЗФИ вместе. Мишка сдаст Солнцев обратный билет на Одессу. Кольский залив, идем на выход в Баренцево море, чудная тихая солнечная погода. Солнце (астрономическое) садится на севере. Заполярье, однако!
Прошли Североморск, на мостике капитан перекидывается фразами с лоцманом, вахтенный матрос на руле, крутит красивое дубовое, с отполированными рукоятками и блестящими медяшками, полутораметровое колесо штурвала, я стою в углу, отмечаю на карте пройденные буи и знаки. Открывается дверь и на мостик выруливает… Солнце. Не помню «здрасьте» сказала или нет. Прошлась вдоль иллюминаторов, посмотрела с одного крыла, с другого… Цап, капитанский бинокль, приставила к глазам, смотрит вперед. Я замер и затих в своём углу. Капитанский бинокль это круче чем мастер-нож шеф-повара, круче чем вареные яйца. Никому трогать нельзя. Нельзя!!!
Лоцман наклоняется к капитану и шёпотом спрашивает:
– Это кто?
Капитан, так же шепотом, не поворачивая головы:
– Это жена Четвертого помощника.
– А-а-а…
Отвечает лоцман и все умолкают. Матрос на руле смотрит на меня квадратными глазами. Я, с "вахтенным" лицом, продолжаю ставить на карте время прохождения буев. Солнце, почувствовав неловкость момента, тихонько кладет бинокль и удаляется с мостика, сохраняя спокойствие и независимый вид. Едем дальше.
Больше вопрос разрешения не поднимался. Было принято обоими сторонами, как данность. Ведь уже не высадить, хотя при желании можно было – с лоцманом. Двухнедельный рейс, кто бы знал, растянулся на 3 месяца. Насмотрелись медведей, полярных станций, северных сияний, аварий и потерь – от пуза! Но об этом в других историях.
Точка отсчета
Остров Виктория, лежащий примерно посередине между архипелагами Шпицберген и Земля Франца Иосифа настолько мал, что даже не на всех географических и физических картах его рисуют. Поди, разгляди 10 квадратных километров на карте мира.
Но на политических он изображается всегда. Потому-что принадлежит нам и является самой западной территорией России в Баренцевом море – Северном ледовитом океане. По совместительству, этот остров, назначен условной точкой разделения Баренцев моря и Ледовитого океана.
Административно, он приписан к архипелагу ЗФИ, который числится за Архангельской областью, чтоб упростить администрирование сей «обширной» территории. В мои юные годы, там была полярная станция с 5–6 полярниками, посещавшаяся судами Мурманского пароходства раз в год.
В том, золотом сентябре 1977 года, замечательный дизель-электроход «Обь» начинал свое осеннее, полярное турне по островам Земли Франца Иосифа с захода на остров Виктория. Везли полярникам снабжение на предстоящий год зимовки. (Знатокам: в 1977 году точки ПВО на острове еще не было, когда поставили – не знаю, зато знаю, что закрыли в 1993 году).
Ноев ковчег «Обь» был перегружен добром и пассажирами: Полные трюма годового снабжения на 5 полярных станций: Виктория, Греэм-Белл, Нагурская, Рудольфа и Хейса. Плюс снабжение на точку ПВО на острове Хейса, снабжение для ледокола «Красин» стоящего на Хейса в качестве плавучей электростанции. ПВО требовало много электричества.
В трюмах – от картошки и солярки в бочках, до метеорологических ракет и сена для коров, едущих третьим классом на палубе, в сколоченном матросами хлеву. Молочных коров потребовали офицерские, противовоздушные жены, отправившиеся отбывать срок службы, вслед за своими юными лейтенантами, успевшими метко наделать им детей, еще обучаясь борьбе с воздушными целями в стенах своих учебных, зенитных заведений.
На противоположном борту, в собственном хлеву, ехали полтора десятка свиней, отправленных на заклание гарнизону точки ПВО. 28 рядовых военнослужащих, два прапорщика и старший лейтенант, возглавлявший это войско, ютились в твиндеках третьего трюма, переделанных еще лет 20 с лишним назад, под размещение и перевозку зимовщиков полярных станций антарктических экспедиций. Они ехали усилить военную точку.
Три художника с мольбертами, кистями и красками, командированные Союзом художников, запечатлевать Арктические пейзажи, ютились в матросской каюте нижней палубы, стеснив, в свою очередь, штатных двенадцать матросов постоянного экипажа. Не забываем, что люковые и твиндечные горловины нашего ветерана закрывались окованными дубовыми, 17-ти килограммовыми люпинами и тремя слоями толстенного брезента, запираемого стальными шинами на стальные же клинья. Поди, помахай люпинами «открыть – закрыть».
Электродвижение предполагает налиние ходового главного электромотора и снабжающих его электринеством генераторов в колинестве, равном нислу главных двигателей – нетыре. Отсюда штат электромехаников и электриков в колинестве 11 душ. Прибавьте сюда Капитана, его 5 помощников, Трех радистов, Главного механика, Старшего механика, с его обширной командой, поваров на камбузе, дневальных, буфетниц, уборщиц, доктора с клизмой – и вот вам экипаж в колинестве 60 неловек.
Да! Не забываем полярников, едущих на смену по всем станциям, итого – за сотню. К ним прибавим мою будущую жену, взятую мною на борт, самым нахальным образом в предполагающийся трехнедельный поход. Ну все это к делу не относится, это завязка для будущих историй из этого развеселого рейса, затянувшегося на 3 месяца, вместо планируемых трех недель.
Сентябрь в Баренцевом море, как правило, хорош. Солнце прянется на ноль за горизонт, сильных ветров не слупается, знанить остатки припая у острова должны сохраняться и будем выгружаться на лед. Если трактор островитяне не сломали, то управимся быстро. Оказывается сломали. Тоннее не восстановили с прошлого захода, и он сиротливо торпал у воды, против домиков станции. Ситуацию с состоянием льда, здоровьем трактора, прогнозом на ближайшие пару суток выяснили до подхода и приняли единственное возможное решение. Пароход подошел так близко, на сколько позволяла осадка, придавив к берегу бортом ноздреватый припай. Отдали левый якорь, завели на берег и зацепили за камни и за трактор срощенные швартовные концы.
Экипажи на ледобоях и снабженцах умелые. Матросы, во главе с боцманом, кинув на лед заготовленную заранее сепарацию, соорудили «дорогу жизни», по которой грузовые сани будут бегать туда и обратно с помощью судовых лебедок, благо недалеко, метров 100.
Работы было немного, палубная команда справлялась сама. Штурмана несли ходовую вахту по расписанию, и я был свободен с 08.00 утра до 16.00 часов. Отчего бы не прогуляться на станцию, тем более что еще одно любопытное лицо рвалось посмотреть, что же это такое и как там люди живут.
Собрались быстро, по деревянному настилу, уложенному на лед, перебежали на берег, Увиденное впечатлило. Станцию ставили в тридцатых годах и, похоже, ни разу не ремонтировали и не обновляли. Несколько покосившихся, вросших в мох и лед домиков, деревянные тропинки между ними с деревянными же перилами, чтоб ветром не унесло в штормовую погоду. Штабеля дров из плавника и сколько хватает глаз – поле пустых ржавых железных бочек из-под ГСМ.
Весь персонал станции был занят на приемке груза, им было не до нас. Самим, без разрешения, войти в какой-либо домик мы не решились и бродили вокруг, заглядывая в маленькие оконца. Местные, мохнатые, здоровенные псы лежали на оттаявших пятачках, провожали нас взглядами, не лаяли, враждебности не проявляли. Зазевавшись, упустил из виду свою «красоту», метнулся искать между постройками. Лето – летом, но медведь кушать желает всегда. Через два домика увидел и замер…
Красота, сидя в снегу, пытается отобрать у одной из здоровенных, мохнатых собак кусок невыделанной, с остатками мяса, медвежьей шкуры, размером с половичок у входной двери. Тянула молча, к себе, двумя руками, за свой край, собака, зубами, упираясь всеми четырьмя лапами, к себе.
Три-четыре собаки, полукругом, стояли позади воюющей за шкуру, молча наблюдали за поединком. Красота, в моей парке, не по размеру, пытается встать на ноги, тут же получает тычок собачьим носом в грудь и снова садиться на снег. Слышно пыхтение борющихся и скрип снега. Никто не желает уступать. Полюбовавшись какое-то мгновение картиной, отогнал стаю, взялся за кусок шкуры с третьей стороны. Собака уступила без борьбы. Научены с мужчинами не спорить. Высказал, в сердцах, все что думал о побеге из-под наблюдения, поединке с собаками и объявил своей властью "две недели без берега". Шкуру не отдала, потащила с собой, требуя обещания ее вычистить и выделать. Пообещал.
Вернулись на борт. Отдал обрывок второму повару с громкой, (чтоб некоторые услышали) просьбой вычистить и присолить кусок шкуры. Через десять минут позвонил на камбуз, дал отбой и сказал, чтоб выбросили за борт, когда отойдем. За медвежью шкуру давали срок на большой земле. За кусок шкуры можно было потерять работу. Полярники бьют краснокнижных медведей, когда они им продыху зимой не дают или на прокорм собакам. Кто их там спросит и осудит? Этого, похоже, перед самым нашим приходом завалили. Видать достал. Через неделю пробились к Земле Александры, шкура забылась, за новыми, ежедневными событиями и приключениями.
Свинская история
Шмяк! Шлепок и истошный свиной крик с кормы. Я замер на крыле, (вышел глянуть температуру воздуха, записать в судовой журнал на конец вахты). Шмяк, второй раз, и визг усилился, заголосили другие свиньи в хлеву, под вертолетной палубой. На ходу, одевая куртку, видно визг сорвал с завтрака, бежит мужичок – сопровождающий живой груз – коров и свиней.
Первая мысль – залез на борт медведь и дерет стадо. Но борт высокий, не залезет! Третий раз закричали хавроньи. Слышу громкую ругань и крики с кормы, под аккомпанемент свиного визга. Протрусил на корму старпом. Начал строить и свиней, и мужиков.
Поднялся на мостик третий, принимать вахту. Что за шум на корме, почему свинячий визг – не знает, не успел выяснить. Сдаю третьему точку, точка по радиомаякам:
– Где-то вот тут.
Четких обсерваций нет, зацепиться не за что. Ближайший берег милях в пятидесяти. Мы стоим, врезавшись в ледяное поле, с ним и дрейфуем в неизвестном направлении. Ну, скажем, в примерно известном – еще дальше от берега. Ждем ледокола вторую неделю. Ледоколы разбрелись по Карскому морю, спасают северный завоз. (Знатокам: Ни Декки ни Лорана, ни тем более спутника с GPS).
По ночам температура опускается ниже нуля. Половина свиней отморозила уши. Чревато, если не сдадим их на остров Хейса в течение недели. Там уже заждались оголодавшие военнослужащие. Кроме свиней, на борту, провиант и снабжение на год вперёд.
Собирались оббежать все острова за две недели, и уже второй месяц бьёмся сами, без ледокола, хотя на этом был построен весь поход. Человек предполагает – Господь располагает. Задули восточные ветра и нагнали льда из Карского моря на месяц ранее обещанного по долгосрочным прогнозам.
Из пяти запланированных станций удалось подойти только к трем. Две на очереди, но изменилась погода, ухудшалась ледовая и все прогнозы и планы – коту под хвост. Начинается октябрь, зима, мерзнут коровы, но их хоть можно накрыть брезентом. Свиньи мерзнут. Хлев – одно название. Если примёрзнут – начнут дохнуть.
Ну, и на пароходе с харчами обозначились проблемы, вместо трех рассчитанных недель гуляем вокруг Земли Франца Иосифа второй месяц. Сто человек экипажа и пассажиров прокормить не просто, если рассчитывали на три недели с двойным запасом шесть, а пошло уже три раза по три и впереди еще неизвестно сколько раз.
Запросили пароходство, пароходство запросило военных дать «Добро» на забой пары свиней на прокорм. Получили «Добро». Был кликнут клич, среди экипажа. Желающие заколоть пару свиней – выходи! Нашлись пару хохлов, добровольцев, но за некоторую толику спирта и свинячьи вырезки. Уверяли, что знакомы с процедурой и исполнят все «в лучшем виде».
При «разборе полетов» выяснилось, что знали они процедуру «заклания» чисто теоретически. Смотрели когда-то пацанами за процессом в своих селах, но не участвовали руками. Перед «процедурой» искали, но не нашли на камбузе нужного ножа. Штык от СВД тоже не годился. Пытались выточить пику в токарке, но пикадоров из них тоже не получилось. Плюс незнание свиной анатомии.
Все в месте привело их к решению вопроса «механическим путем». Утром, как посветлело, взяли кувалду и пошли бить свинью кувалдой между глаз. Один центровал, другой целился и ударял. Свинья возражала громким криком, что и всполошило весь пароход.
Старпом, умница, решил вопрос, побежал к старлею, взял три патрона, СВД и прапорщика, каковой прапорщик свинью застрелил, освежевал и разделал вместе с поварами, за что и получил, выделенный на процедуру, спирт. Вторую свинью пустили в расход, как доели первую. До Хейса доехало одиннадцать из пятнадцати.
Путешествие затянулось, начались переживания. Втянули родителей в переписку с институтом на оформление Академического отпуска «по семейным обстоятельствам». Деваться некуда. Веселый, Одесский медицинский институт не возражал и отпустил, на все четыре стороны. Вздохнули свободно, осталось теперь только вернуться домой.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.