Текст книги "Братья Александр и Николай Первые"

Дело продолжил Николай. В ответ на дело «Виксен» 1836 о контрабанде причерноморским горцам оружия Россия начала финансирование канадского сепаратистского путча 1837 – 8. Пальмерстон предпочёл о «Виксен» забыть.

До 1928 года основной доктриной Канады было отражение военной агрессии США.

Вот так. Один. Всё один.

Греческий ответ:
Александр по-македонски

«Нечаянно пригретый славой». Получалось так, что от Александра ничего не зависело: «волею вещей мы оказалися в Париже…». Скопом победили Наполеона, гуртом освободили Грецию. «А русский царь главой царей». Все встали и вышли, а Александр случайно зашёл, присел в недоумении на краешек кресла; оказалось – трон Европы. Ну, и т. д.

Вот как традиционно выглядит причина написания эпиграммы «…теперь коллежский он асессор по части иностранных дел»:

«После смерти Каслри новый министр иностранных дел Дж. Каннинг в марте 1823 г. поразил европейские дворы, неожиданно признав греков воюющей стороной. Английские банки предоставили им помощь в размере 800 тыс. фунтов стерлингов. Британская дипломатия предпринимала сложные дипломатические манёвры не столько для того, чтобы обеспечить реальную помощь грекам, сколько для того, чтобы связать России руки в этой международной проблеме.

В 1823—1824 гг. русское правительство продолжало добиваться урегулирования греческого вопроса путём коллективных акций всех союзных держав. В 1824 г. оно сформулировало программу решения этого вопроса, связанную с предоставлением Греции частичной автономии в составе Турции, что отразило определённое изменение позиции России и её стремление оказать грекам конкретную политическую поддержку. Однако русская программа была ещё довольно умеренной. Она предусматривала автономию Греции лишь на части её территории. Греки же стремились к полной независимости. В результате русские предложения были отвергнуты как греческой, так и турецкой сторонами.

В начале 1825 г. собралась Петербургская конференция, в которой участвовали Россия, Австрия, Пруссия, Англия и Франция. Она была последней попыткой российского правительства согласовать действия держав. Программа российского правительства была враждебно встречена Австрией и Англией, прохладно – Францией и Пруссией. После того как Турция отвергла предложения о посредничестве от участников конференции, Александр в последние месяцы своей жизни принял решение действовать самостоятельно в греческом вопросе. Началась концентрация русских войск на границах с Турцией.

Во второй половине 20-х годов центральное место в политике России занимала проблема взаимоотношений с Османской империей, особенно обострившаяся в связи с продолжавшимся греческим восстанием. К моменту воцарения Николая I греческие патриоты оказались в тяжелейшем положении. Они терпели крупные поражения от турецких и пришедших к ним на помощь египетских войск. Одновременно безрезультатно закончилась Петербургская конференция европейских держав, работавшая с июня 1824 по апрель 1825. Вена, Берлин и Париж уклонились от призыва Петербурга осуществить вмешательство держав для стабилизации положения на Ближнем Востоке и спасения Греции».

Я нарочно запулил длинную цитату. Но кто-нибудь что-нибудь понял? По сути?

В таком духе всё обычно и «объясняется». Признали воюющей стороной. А зачем? Частичная автономия. А почему? (В принципе, историки имеют право вообще ничего не объяснять. Дали факты – и всё: дальше сами думайте. Ну, раз уж начали, то надо объяснять до конца.)

Вообще, «греческий вопрос» никакого самостоятельного значения не имел. Он рассматривался державами как часть более обширного «восточного вопроса», то есть, как делить шкуру Османской империи, Персии и Средней Азии. Александр исключением не был. Все крики о единоверцах могли иметь смысл только как инструмент давления, не столько на Порту, сколько на других музыкантов «концерта». Восточные христиане (православные, католики и пр.) раскармливались исключительно как агенты, позволяющие большим братьям концентрировать более-менее законное присутствие в Османской империи. Французы отхватили себе, например, маронитов, русские – православных. Турция огрызалась, понимая, что «коготок увяз», но сделать могла не многое и пыталась флейтировать между виртуозами больших барабанов. Интегрированные в истеблишмент Порты греки были мощным оружием борьбы за Восточное Средиземноморье, они прекрасно драгоманили и шпионили (впрочем, на всех), и менять это шило на мыло греков-революционеров было совсем не с руки. Революционеров было сто-пятьсот запутанных и запутавшихся партий, и выстроить в ключе исключительной лояльности их было невозможно. Отчасти их объединяла только идея независимости, но вот дальше… Великие державы всегда смотрели дальше. Русские финансировали сепаратистов из «Филики Этерия», обосновавшихся в вольном городе Одессе. У англичан имелся свой революционный рычаг. В данном случае, как и всегда, Александр забежал вперёд английского паровоза: «Вы за революцию? И мы за революцию. Вы за республику? И мы за республику. Вот и прототип – Республика Семи Островов». Англичане плевались, но деваться от включившего дуру профанатора было некуда – формально всё делалось по их плану.

Независимая или сильно автономная Греция была Александру ни к чему, но некоторая автономия под надзором и протекторатом России – максимум, что допускалось. Греки и Греция для России – это дверь на Восток, и дверь, которую можно было открывать с ноги – уплачено. Русское влияние лучше обеспечивали фанариоты и угнетаемые восточные патриархаты: они были понятны, имели иерархию и «паству». В случае получения независимости влияние России снижалось: она получала разболтанную разобщённую Грецию (это в лучшем случае), но вместо двери на Восток обретала кротовину в затхлую комнатку и кирпичную стену впереди. В норе не благоухала древняя Эллада и не цвёл Византийский золотой век, там орали и резали друг друга азиатизированные хамы, культура которых застряла в XVII веке. Все расходы на упорядочивание кланированных (от слова «клан») анархистов и террористов (это Греция того времени) перекладывались с Турции на Россию. Пропадало влияние на Порту: раз у греков есть своё государство, пусть нелояльные православные переселяются под его сень, прекращают провоцировать лояльных и троллить Турцию. Пропадал аргумент торга с державами: дальнейшее присутствие России в Османской империи теряло значительную долю легитимности. В конце концов, раз Иерусалимский патриарх живёт в Константинополе, почему все эти четверо не могут перебраться в Навплион? Они же все греки.

Александру такой расклад был не нужен. А нужен был такой: постепенно смыкать клещи от Армении (Карс потом брали дважды) и с Балкан – забрать всю Малую Азию. Не сразу, конечно. Не обязательно было даже включать земли в империю, на правах автономий, как Польшу или Финляндию. Достаточно было паллиативного статуса, тестируемого на Молдавии-Валахии. Восстание генерала русской службы и одессита Александра Ипсиланти провоцировалось Александром, ибо заставляло Англию кристаллизовать свою позицию, при этом Александр умело дистанцировался от сепаратистов. Отношение Александра ко всем этим революционерам (не важно, какого толка) видно из того, что, хотя восстание и было России выгодно, победа его была не нужна совершенно, поэтому никакой реальной помощи повстанцам не было: как инструмент давления на Турцию и Англию продолжение войны и череда гуманитарных катастроф (вырезали греки и турки друг друга целыми островами) была действеннее. Прикрывшись решением Конгресса в Лайбахе, Большой А оставил мятежников без официального попечения, параллельно развернув в Европе бешеную кампанию агитации в поддержку греков (древних), благо почва «античности» была хорошо удобрена английскими и прочими грандтуристами. Русские культурным десантом рыскали в поисках трудов Диодора Сицилийского и антологий Мелеагра, переводили Анакреона, готовя мировое общественное мнение к масштабной «Реставрации Греции». Реставрация планировалась взрослая, на уровне геополитическом, со всеми вытекающими последствиями, руководить современными азиатскими греками должны были люди культурного ранга не ниже 33. Но если лорд Элджин пёр фризы Парфенона из неоспоримо греческих Афин, то Дашков, Муравьев и Норов шарили, по самой что ни на есть азиатской Османской империи, внедряя мысль, что Турция – это, в сущности, (древняя) Греция, имеем право так думать, вот улики.4040
  Люди были не простые. Д. Дашков стал министром юстиции, А. Норов – министром просвещения, А. Муравьев вторым человеком в Синоде – брат генерала Н. М-Карского, готовившего проникновение в Среднюю Азию, изучавшего Туркмению и Хиву, дважды бравшего Карс и выдвинувшего ультиматум Мухаммеду Али в Александрии в 1833. Все они были в составе сформированной Александром национальной администрации, все перетекли за пазуху Николаю, у которого (слу) жили долго и счастливо.


[Закрыть]

Иллюстративно, если не слишком вдаваться в подробности: само понятие Древней Греции тогда только вводилось в политико-исторический оборот. Многое требовало сочинения, и, соответствующего консенсуса великих держав. Французы, например, пользовавшие сирийских маронитов и стремившиеся влиять в Египте, озаботились пропагандой птолемеевой Греции (то есть, древнего Египта, которому культурно выделили заметное – и лучшее – местечко на хронологической шкале). Тут удачно подвернулся Розеттский камень. Из него вычитали, что греки в Египте сидели – и сидели железобетонно, с языком и архитектурными шедеврами. Можно было развивать линию на отделение Египта от Османской империи (и де-факто отделили-таки, мятежный правитель его, Мухаммед Али, был этническим европейцем). Русским залезть по локоть в Африку, где прозябали единоверцы коптской церкви и Александрийской патриархии, мешал Константинополь, «проливы». Поэтому взяли в обработку малоазиатскую Турцию. Обоснование? Да греки там жили! Раскопки в ту пору были затруднительны и накладны, поэтому рыскали по нарративам. В поисках неизвестных Тита Ливия, Диодора, Мелеагра и Агафия Дашков пробрался даже в библиотеку сераля (но никого там не нашёл). Тут надо понимать, что тогда и определяли места жительства всем этим Мелеаграм, Агафиям, Анакреонам. Диодор вроде бы Сицилийский, а ссылается на Гекатея Милетского, Иеронима Кардийского, Дуриса, Клитарха, Ктесия… Куда же было поселять этих почтенных историков, чьи сочинения оказались практически полностью утраченными? На территорию тогдашней Турции. Анакреон, которого перевёл Норов, тоже жил в Малой Азии. Это, конечно, не розеттские эпиграфы, но весьма кое-что. (Путь Норова, ехавшего столбить Египет после заключения Россией союзного договора с Турцией, лежал через Триест. Европейские шутники поселили его в том самом номере того самого отеля, где был убит Винкельман, главный пропагандист «античности». )

Англичане «повелись». Байрон и «общественное» мнение были использованы для комбинации, согласно которой предполагалось отпилить гнилой ломоть и кинуть его России, тем самым отрезав её вместе с ломтём от главного лакомого куска и путей проникновения на Восток (такова была, по всей видимости, устная договорённость лично с Александром). Своим внезапным признанием греков воюющей стороной вялотекущую реакцию они катализировали. Война постулировалась как бы равных: псевдо-страны Греции против настоящей Османской империи. Силы были неравны. Англичане помогали (как всегда, слабо) грекам, вынуждая русских тоже вступиться за «единоверцев», мол, вы так за них ходатайствовали, что вот вам шанс объединёнными силами греков освободить. И тут Александр сделал сильный ход: он пропустил ход. Из бегущего впереди паровоза пересел в последний вагон-салон и принялся наблюдать и готовить Петербургскую конференцию. Грекам он не помог, и тем более не помог, что им помогала Англия.4141
  Ситуация до боли напоминает Варшавское восстание 1944.


[Закрыть]

В гробу видал Александр свободу бестолковых греков. Он сознавал, что к Элладе Греция отношения не имеет, а греки – это совсем другой народ, нежели древние афиняне или византийцы. Над национализмом сепаратистов откровенно потешались, внешне отличить грека от турка было невозможно, классические профили канули в Лету. Всё, что в греках было ценного, ограничивалось кондовым православием, за этот коготок Россия и тянула. Цивилизация, подаренная Европе полумифическими эллинами, настоящим грекам была совершенно чужда. Греки сами только-только готовились культурно слиться с назначенными им предками. Революционеры-освободители переругались уже в самом начале восстания, единоверные союзники принялись друг друга отстреливать, едва перейдя Прут. Воевать за такую шушеру Александр не собирался ни при каких раскладах.

Изначально никакого национального мотива у греческих сепаратистов не было. Со стороны турецких властей присутствовал некоторый религиозный прессинг, явно недостаточный для масштабной войны. Понимая это, великие державы продвигали новинку: этно-культурные лозунги (эллинизм, нация): им их придумали англичане и русские. Александр вообще был мастером по части пробуждения на окраинах врагов национальных чувств этнических групп, ещё лучше, если можно было раздуть какую-нибудь сектантскую истерию. (У себя он развивал так называемых караимов/хазар, в пику польским евреям, эта наглая и эксцентричная методика была взята на вооружение многими великими державами. Тут акцент не на том, что развивал – так поступали многие, – а на том, что у себя, в оранжерее.)

Конференция была созвана для затягивания поиска решения, причём такого, чтобы его не принял никто: Александру хотелось сохранить выгодный статус-кво: все напрягаются, он рулит. Т. к. главы государств понимали, что Александру просто нужно сделать ответный ход в сторону Англии, они не приехали: от неутомимого Александра и его многоэтажных финтов за 20 лет утомились все. Александр сделал вид, что предлагает разнообразные компромиссы (конференция шла почти год). Из глав государств у себя дома Александр был один. Считается, что это его провал: он как бы встал в один ряд с неравноранговыми представителями. Но что мешало ему просто остаться во дворце, раз никого из равных ему не было? Значит, были веские причины вести какие-то главные переговоры лично.

И конечно они были. Александру необходимо было разрешить дурацкий греческий казус в удобном для себя противоречивом стиле и при этом оставить дверь на Восток открытой. Только личные встречи, где обещания даются не на бумаге, могли быть той причиной. На конференции он пообещал каждому своё, не заботясь о согласовании общей позиции. Кто из министров может потребовать подписи под словом царя?

Александру нужно было изобразить великую деятельность по примирению сторон – и он её изобразил. Ему нужно было, чтобы все отказались – он такие формулировки и выдвигал. Ему хотелось развязать руки – и он развязал. Но уже не себе. Преемнику.

Таким образом, Петербургская конференция – это политическое завещание Александра.

Но завещаний он составил несколько, и исполнить их одновременно законный наследник не смог бы.

Процитирую, как описывается развитие дел:

«С воцарением Николая I начались активные переговоры между Россией и Великобританией. Они завершились подписанием Петербургского протокола в апреле 1826, по которому Греция должна была получить автономию, а её население – свободу торговли, защиту собственности и право выкупать землю у турецких владельцев. Протокол предусматривал возможность вооружённого выступления двух держав в пользу Греции, а также, что было особенно важно для России, возможность её «единоличного вмешательства во внутренние дела Османской империи с целью защиты греков».

[То есть, Николай сразу, ещё до коронации освободился от наследия 1812 года. Великобритания, как ни крути, негласно выступала гарантом по Бухарестскому миру. О наличии некоего джентльменского соглашения поверх бумажной дипломатии говорит сам факт оговорки в Петербургском протоколе относительно того, что Россия имеет право вмешиваться… А до того, надо полагать, не имела. А это как? Получается, ждала позволения… или отмены некоторых недокументированных обязательств, взятых в критический для себя момент прямо перед вторжением Великой Армии. Британия с 1810 держала руку на пульсе русско-турецких (и -персидских) дел. Александр, вероятно, обещал не переступать в отношениях с Турцией некоторой «красной линии». Известно, что Англия, ещё находясь в состоянии войны с Россией, предложила свои услуги по урегулированию конфликта с Турцией и Персией. Это сделал посол в Константинополе Р. Эдер. Александр велел канцлеру Румянцеву контактировать с ним, одновременно предупредив и Наполеона, тогдашнего союзника (это был весьма кстати удобный вариант давления).

Впоследствии, в 1812, Британия, в том числе, по просьбе России, продолжала толкаться в русско-турецком зазоре, выкраивая условия от обеих сторон. Так что, Николай воспользовался технологией брата, когда тот в начале своего правления сделал ряд шагов вроде бы навстречу Англии, а на самом деле просто вернул всё на исходные позиции, получив ряд уступок. Он мог сделать вид, что о «красных линиях» не знает и начинает новый тур вальса с Турцией с чистого листа. Осталась оговорка: «с целью защиты греков». Трактовали греков широко, туда попадали и древние эллины и византийцы. Параллельно шло следствие о так называемых «декабристах», и его можно было повернуть в любую сторону. Связи многих «заговорщиков» с Англией, слишком очевидные, можно было расследовать на разную глубину, а ведь это ещё польских поляков не трогали. Николай совершенно свободно мог манипулировать Англией в тот момент. Константиновский мятеж – это не шутка. Другое дело, что путч спровоцировали не проанглийские офицеры, а сам Николай, но ведь это как посмотреть, люди сознались, что готовили цареубийство (в принципе, конечно), а могли сознаться ещё больше. Но единственное, что действительно интересовало Николая на следствии – глубина связей армейской аристократии с иностранными государствами. Всё остальное было известно и так.]

…В результате в октябре 1826 г. была подписана Аккерманская русско-турецкая конвенция, обязавшая Турцию соблюдать политические условия Бухарестского мирного договора 1812 г. – особые привилегии Дунайских княжеств и внутреннее самоуправление Сербии…

[То есть условия Бухарестского договора не соблюдались. А почему? Что мешало России (держава №2) после 1815 года, имея сильнейшую армию и первоклассную дипломатию, заставить Турцию (вне списка великих держав) их соблюдать?]

…В июле 1827 г. Россия, Англия и Франция заключили Лондонскую конвенцию. В ней вновь провозглашался принцип автономии Греции и предусматривалась возможность применения насильственных мер против Порты».

[То есть, Николай освободился от наследия 1825 года, той самой Петербургской конференции. Окончательно завязав ситуацию в узел и заведши её в тупик (выигрывая время для проектирования двойного путча), Александр покинул престол. Николай сразу сделал вид, что никаких обещаний Александра не знает, но готов договариваться по писанным бумагам.]

Россия вошла в союз против Турции и Египта (это трактовалось, как большая уступка России Англии), союзники одержали победу в Наваринском сражении, что относительно ухудшило позиции Англии в Восточном Средиземноморье, вскоре президентом Греции стал ставленник России Иоанн Каподистрия, бывший прежде некоторое время со-министром иностранных дел с Нессельроде. Пока англичане решали вопрос, что с ним делать, чтобы заменить на своего короля (в конце концов, убили в 1831), Россия выстроила комбинацию с Турцией и Египтом. Сначала объявили Турции блиц-войну, вернули все уступки по мирному договору 1812 и заключили выгодный Адрианопольский мир (1829), а уже в 1833 году был подписан парадоксальный союзный договор с той же Турцией как бы против отложившегося Египта (вот они, двойные стандарты Александра в исполнении Николая: Греции независимость от Турции дали, а Египту нет), в Константинополь вошли три эскадры русского флота, напротив посольских дач был высажен 18-тысячный десант.

Таким образом, Александр аккуратно и образцово переиграл Англию, Николай на её плечах въехал в Средиземное море (получилось так, что англичане сами попросили!) отхватил Грецию, посадив туда (временно) своего президента, а дверь на Ближний Восток не просто не закрыл, а, наоборот, сломал стену.

Проблема в том, что открытые моря были бесполезны для слабой русской коммерции.

Сколько раз отрекался Константин

Главный вопрос: если двое Первых всё знали, то почему держали это втайне от главного выгодоприобретателя?? По стандартной модели, карточным «болваном» становится Николай. При этом, прямо как в преферансном фольклоре, «болван» – выиграл.

Вот как обычно описывается последовательность событий.

14 января 1822 г. Константин направляет Императору письмо с просьбой передать право престолонаследия брату Николаю. «Тому, кому оно принадлежит после меня», – не называя имён, пишет Константин. По свидетельствам самого цесаревича, письмо было написано по просьбе Александра I вследствие «изустных предложений» самого Константина – так готовилась юридическая почва для отречения. Ответным письмом (Константин именует его рескриптом) от 2 февраля 1822 г. Александр дозволяет Константину следовать его «непоколебимому решению». Казалось бы, вопрос исчерпан, и остаётся только довести принятое решение до всеобщего сведения. Однако Александр I повелевает Константину хранить рескрипт в тайне вплоть до кончины самого императора. Только 16 августа 1823 г. утверждается Манифест, возвещающий об отречении Константина, в котором, во-первых, обосновывается собственно право на отречение, а, во-вторых, наследником престола объявляется великий князь Николай Павлович. Но, вместо того чтобы опубликовать Манифест, Александр, не сообщая о его составлении ни Константину, ни Николаю, в условиях строжайшей секретности запечатывает четыре экземпляра Манифеста и повелевает хранить запечатанные пакеты в Московском Успенском Соборе, Синоде, Государственном совете и Сенате до своего востребования или до кончины.

Эта модель вдобавок не объясняет мотивов отречения Константина. Говорится о страхе покушения, о невозможности передать власть наследнику от брака с Грудзинской и пр. Первый аргумент нелеп: К. сам фактически возглавлял действительно радикальную и головорезную польскую секцию тайного общества (хотя говорить о едином тайном обществе вообще нет оснований). И в 1830 они себя проявили во всей красе – куда там декоративным мятежникам с Сенатской. Второй аргумент совсем плох: самодержец мог попросту изменить закон о престолонаследии. Если уж на троне была совсем незаконная Екатерина (да обе, впрочем), то уж наследник законного императора мог быть узаконен простым рескриптом.

А кто такой Константин? Это – цесаревич, до взросления Николая и Михаила единственный, кто мог бы легитимно стать монархом, окажись Александр в затруднении (сошёл с ума, умер, убили, ушёл-забыл-вернуться). То есть с точки зрения Александра – главный конкурент и – враг, ничем к тому же ему не обязанный. И Александр априори имел основания его не любить и ему не доверять. В свете переворота, приведшего к власти его самого – особенно. Поэтому поначалу он держал его близко от себя, как и всех основных потенциальных заговорщиков, а, окрепнув и удалив их – удалил и брата. Его он отправил в Польшу, получившую после Венского конгресса особый статут.

Правда в том, что Константин имел тайный торг с Александром. Константин давно требовал приращения польских земель и автономии, в качестве предела – вассальной независимости (личной унии), чему способствовал и Лондон. Александр много раз обещал, но откладывал, ссылаясь на разного рода препоны и даже опасности. В 1823 устная договорённость была, очевидно, достигнута. В обмен на письменную просьбу об отречении в пользу Н (К не знал, что А планирует вскоре «умереть»), который был сильно младше погодков А и К и по возрасту вполне мог вступить на царство после смерти А полным сил (К, если был бы жив, был бы, вероятно, староват). То есть К в результате махинации планировал получить от брата европейски крупное почти полноценное царство, вместо Константинопольского, к которому его готовили. Сделка казалась супервыгодной: призрачный трон Большой империи в обмен на реальную власть (де-факто и так была) и место в ряду европейских монархов (де-факто не было). Терзали ли А муки совести по отношению к К? Нет, ведь он сам в пользу Н не просто отрекался – «умирал».

Версия, что Александр имел сговор с Николаем в обход Константина, вероятна более чем стандартная модель, согласно которой Александр имел сговор с Константином за спиной Николая. С точки зрения здравого смысла первая версия лучше: держать в неведении нужно не наследника престола, а того, кого престола безвозмездно лишают. В действительности, знали все трое, но Константин (вроде бы) не знал об осведомлённости Николая (хотя, вроде бы, догадывался). Не знал он только о сценарии необходимости государственного переворота или его недвусмысленной демонстрации. Вероятно, в последний момент догадался и об этом – и наотрез отказался ехать в Петербург, угрожая в случае, если Николай будет настаивать, вообще бежать в Европу. Он имел все основания полагать, что Николай его и в самом деле свергнет – в том числе и в Польше. Тогда и возникла мысль организовать выступление константиновцев без Константина. Ещё один «болван» был под рукой – ненавистный бонвиван Милорадович. Убедившись, что дело сделано, Николай за несколько часов до выступления войск совершил тихий «переворот» – принял присягу себе, фактически ночью. О присяге, таким образом, почти никто знать не мог, и громкий переворот выглядел настоящим. (На самом деле часть «декабристов» получила сведения о переприсяге, – но тем более их проконстантиновское выступление выглядело логичным.) При этом ситуация для внешнего наблюдателя запутывалась до предела, интерпретировать её стало возможным как угодно, что дало Николаю небывалую свободу манёвра, которую он впоследствии изящно использовал для формирования своей официальной исторической версии. И распутать её правильно невозможно, если не знать, что Александр свою смерть инсценировал, и власть оставил только когда убедился в дееспособности Николая.

В этой версии нет никаких натяжек. Приём власти после переворота – вещь стандартная, Александр сам получил свою почти так же, и идея передать свою власть с ещё большими удобствами брату лежала на поверхности. Вкупе с всегдашним желанием Александра достойно оставить трон и пожить частной жизнью, такая форма преемства 1825 года наиболее мотивирована.

Николай же отказал брату К по всем пунктам («не знал» обещаний Александра), когда тот явился на коронацию в Москву спустя полгода. Сразу после торжеств Константин бросил: «я был на собственных похоронах» и ретировался в Варшаву. Ему приписывают пророчество «задушат, как отца». Вскоре он потерял и Варшаву – и вообще всё. Властью не торгуют.