Текст книги "Остров на всю жизнь. Воспоминания детства. Олерон во время нацистской оккупации"

Эпилог

После войны наша семья вернулась в Плесси, и мы счастливо жили там много лет. Калита, которых освободили в Сюржере в тот январский день, воссоединились с нами в Сен-Севере, потом вернулись в Париж и, как и Клара, исчезли из нашей жизни.

Клару я видела еще только один раз. Однажды вечером в начале 1950-х годов мы с моим будущим мужем, Генри Карлайлом, гуляли по Латинскому кварталу в Париже. Вдруг я почувствовала дурноту и вцепилась в руку Генри. Издали я увидела Клару, которая переходила площадь Сен-Жермен. Потом она растаяла в темноте.

Ранней весной 1976 года я впервые за много лет вернулась на Олерон, мы ездили вместе с моим братом Сашей. И остров, и Сен-Дени сильно изменились. Но когда наступил вечер – все встало на свои места. Темная листва лавровых кустов все так же струилась поверх белых оштукатуренных стен в Кларином переулке, который все так же слегка заворачивал на подходе к Портовой улице. Мол был все там же, в конце улицы, только дальний край его подмыли волны – то самое место, откуда Клара, как русалка, любила нырять в море под восхищенными взглядами немецких офицеров. Дом Ардебер снаружи выглядел темным и загадочным, он совсем не изменился, только юкка и большое каштановое дерево исчезли. На низкой стене – той самой, где когда-то любили сидеть малыши, теперь поверху шла нелепая решетка. Стена размышлений и одно из сливовых деревьев были на месте.

Попытки найти на острове хоть кого-то знакомого были безуспешны. Старики уже умерли. Молодые выросли и, как и мы, так изменились, что ни мы их не узнавали, ни они – нас. Месье Гийонне жил теперь на пенсии в Рошфоре, и мы собирались заехать к нему на обратном пути в Париж. По мистическому совпадению – хотя в детстве такие вещи нас не удивляли – он умер во сне как раз тогда, когда мы с братом бродили по острову. Рано утром в тот день мы нашли на кладбище могилу мадемуазель Шарль с памятником из черного мрамора. Я мысленно поблагодарила ее за все, что она по мере своих сил делала для нас. В канаве, окружавшей кладбище, все так же росла крапива. Внутри кладбищенской ограды поубавилось заросших травой незанятых мест.

Мы попытались найти Жюльена, который работал в нотариальной конторе в Шере, принадлежавшей теперь мэтру Ламберу. Проведя несколько месяцев в Париже сразу по окончании войны, он вернулся на остров, где и остался жить вдвоем с матерью после того, как мэтр Лютен скоропостижно скончался в 1946 году. Жюльен отказался от многообещающей литературной карьеры в Париже. Мадам Лютен, быть может, бессознательно желая, чтобы ее сын вернулся на остров, по своей собственной инициативе и за свой счет опубликовала некоторые из его стихов в провинциальном издательстве, чтобы “сделать ему приятный сюрприз”. В то же самое время солидное парижское издательство “Галлимар”, благодаря усилиям бабушки, согласилось издавать молодого поэта, но сюрприз мадам Лютен положил конец этим планам.

Мы с Сашей целый день искали Жюльена по всему острову, а он, как всегда, ускользал от нас. Он все еще был не женат. Каждый раз, когда мы заходили к нему в кабинет, там его не было, не было его и дома. Нам везде отвечали, что он только что был здесь и скоро вернется. Мы долго ждали в его кабинете в конторе мэтра Ламбера, где все выдавало его присутствие – открытая пачка “Голуаз”, беспорядочно наваленная куча рукописей, разноцветные папки, подписанные его рукой, – точно такие же, как те, что окружали мэтра Лютена по средам, когда он принимал посетителей в мэрии Сен-Дени. Я вновь неожиданно сильно ощутила ту безнадежность, с которой тщетно ждала его в доме Ардебер – дни, недели, годы.

В тот день Жюльен не вернулся в контору. Прождав довольно долго, мы с Сашей решили сходить к Лютенам домой, чтобы выразить свое почтение его матери. Мадам Лютен было уже за восемьдесят, но она была все так же проницательна и остроумна. Она сильно похудела, но в остальном почти не изменилась, и ее тонкий профиль все так же напоминал вдовствующих французских графинь XVI века. Сашу она сразу узнала, а меня – нет, подумав вначале, что я Сашина жена. Она забыла, что у нас были не только мальчики. “Правда? Там еще девочка была?” – сказала она. Но в остальном она очень хорошо и тепло помнила нашу семью. За исключением разве что бабушки, которая, как обычно, с благими намерениями когда-то слишком рьяно пыталась помочь Жюльену устроить его литературную карьеру в Париже. “Да, она была очень оригинальна. Она даже не пыталась понять, как мы живем. Она была – ну, скажем – русская революционерка”, – сказала мадам Лютен, когда мы сообщили ей, что бабушка мирно скончалась через несколько месяцев после того, как, повинуясь порыву, вернулась в Россию в 1964 году. Бабушка похоронена в Переделкино, в двух шагах от могилы Бориса Пастернака.

Перед тем как уехать с острова, залитого золотым вечерним светом, мы с братом пошли прогуляться в Вер-Буа. Пляж был прекрасен, как всегда, и ничуть не изменился с сороковых годов, новой была только полоса смешанного с водорослями мусора у кромки воды. Здесь и там на белоснежной гальке виднелись черные комки засохшего мазута. Но остальное как всегда: пляж все так же грандиозен, волны с грохотом накатывались на берег одна за другой, а вода незаметно поднималась – начинался прилив. В воздухе витал острый запах йода.

Я спросила Сашу, помнит ли он наш самый первый день на острове – как раз на пляже Вер-Буа. Он ответил, что очень смутно. Но он хорошо помнил людей, особенно наших русских друзей – Леву, Мишу и Ивана Петровича. В этот день многое напоминало нам о них в разных уголках острова, которые мы так любили в детстве, – на Диком берегу, на Большом пляже, на меловых скалах Ла-Морельер, где немцы когда-то построили свои укрепления. Некоторые из бетонных сооружений Атлантического вала пережили тридцать лет олеронской погоды. Они казались невероятно огромными, призрачными – как привидения, устремившие в море мертвый взгляд пустых глазниц. Они были разрозненны и размыты, как наши воспоминания. Когда-нибудь они обратятся в пыль. Но русских на Олероне все еще помнят. Рыбов, которого заточили в замок Алиеноры в Ле-Шато, не выдал своих товарищей, несмотря на избиения и даже, возможно, пытки. Лева и еще двое погибли во время освобождения Олерона, они похоронены на кладбище в Сен-Пьере, и каждый год в День всех святых на их могилах появляются цветы.

За несколько дней до капитуляции Германии весной 1945 года остров был освобожден французской армией и бойцами Сопротивления из сети “Арманьяк”. Среди них были и те, кто вел подпольную работу в нашем регионе. И русские из России, и солдаты сил Свободной Франции наконец получили возможность открыто сражаться против немцев. Володя был там вместе с бойцами “Арманьяка”. Он добрался до Ла-Перрош всего через несколько минут после того, как Лева, которому моя бабушка предсказала когда-то героическую судьбу, был расстрелян немцами. Его поймали, когда он выводил из строя один из минометов.

Однако для наших русских за этим славным мгновением последовала катастрофа. Родина негостеприимно приняла их по возвращении. Почти все они были арестованы НКВД, их обвинили в подготовке покушения на Сталина из-за границы, якобы вместе с моим отцом, Вадимом Андреевым, которого считали главным заговорщиком и организатором. Но это уже другая история. И ее тоже нельзя забывать, ведь такие истории будут существовать, пока существует Россия.

После смерти Сталина Володя уехал в Москву. Ему удалось отыскать следы некоторых русских с Олерона, а именно Миши Дудина и Ивана Петровича. С присущими ему благородством и энергичностью он помог им добиться реабилитации и снятия ложных обвинений, из-за которых они были отправлены в лагеря. Ему снова удалось установить связь между их Россией и нашей – той, о которой мы мечтали на Олероне. Я больше никогда не видела наших друзей, и, возможно, никогда их не увижу. Каждый из нас вернулся домой, к себе домой. Вернулись ли мы? Русские – скитальцы нашей эпохи. Все мы мечтаем вернуться на тот остров, залитый солнцем, где сбегают в море кудрявые ряды виноградников.

Мне понадобилось много времени, чтобы понять скрытый смысл нашего многолетнего пребывания на Олероне. Он ускользал, как сокровища, зарытые в саду мадемуазель Шарль.

Еще в молодости я уехала из Франции в Соединенные Штаты. Я жила среди американцев, многие из них были писателями. Они напоминали русских из моей юности и точно так же пытались обрести утраченную родину, утраченное детство. В Нью-Йорке я училась рисованию. Я ездила в Москву брать интервью у русских писателей. Моим американским друзьям я пыталась рассказать то, что знала о России.

Годами во время наших долгих бесед я рассказывала своим друзьям о тех бесконечных днях, когда под колыбельную моря мы ждали окончания войны, о чужаках – немцах, ворвавшихся в наш тихий олеронский мир, о Кларе, вторгшейся в нашу семью и о дяде, наконец избавившем меня от ее пагубного влияния на мои мысли и чувства. До сих пор мои воспоминания об Олероне наполнены разными смыслами – они многозначны, как пляж Вер-Буа, где вместе с ощущением и обещанием свободы охватывает страх поднимающегося прилива.

Однажды в Калифорнии, сидя на берегу океана, я снова вспомнила Вер-Буа и поняла, что Олерон стал для меня чем-то большим, чем просто эпизод из жизни эмигрантов, большим, чем долгая интерлюдия в ожидании конца войны. Он был чем-то большим, чем иссушенный временем букет воспоминаний, чем ожерелье из мертвых пчел. Олерон стал для меня островом на всю жизнь, надежной опорой, каковой был сад для моего отца, неиссякаемым источником силы, как приливы Большого пляжа. Олерон дарил надежды и заставлял делать тяжелый выбор, и мои родители научили меня с этим справляться. Эти надежды и этот выбор все еще стоят передо мной, как переулок Клары в бархатной ночной темноте, как неведомое будущее, которое мне еще предстоит осознать.

О героях этой книги. Послесловие переводчика

Жизненный путь героев этой книги, оставшихся русскими, несмотря на многолетнюю жизнь за границей и судьбу, разбросавшую их по разным странам, был прочно связан с русским языком и русской культурой.

Автор этих воспоминаний Ольга Андреева-Карлайл происходит из семьи, известной каждому, кто интересуется историей русской литературы и русской послереволюционной эмиграции. Ее мать Ольга Викторовна Чернова-Андреева, приехавшая с двумя детьми на Олерон в день начала войны, была дочерью Ольги Елисеевны Черновой, урожденной Колбасиной.

Ольга Елисеевна Колбасина-Чернова (1880–1964) – дочь историка литературы Елисея Яковлевича Колбасина, первым браком была замужем за талантливым художником Митрофаном Семеновичем Федоровым[75]75
  Митрофан Семенович Федоров (1870–1941) – русский художник и педагог, ученик И. Е. Репина, основатель Харьковского художественного училища, впоследствии – профессор Академии художеств в Ленинграде. Погиб в блокаду. Подробнее о нем – в книге “Художник Митрофан Федоров, 1870–1941”, – сост. Шендерова М. С., Шендерова Л. Е. – Воронеж: Центр духовного возрождения Черноземного края, 2013.


[Закрыть]. Брак распался, и Ольга Елисеевна, которая к этому времени уже активно занималась политической деятельностью, вышла замуж во второй раз за видного деятеля партии эсеров Виктора Михайловича Чернова. Чернов усыновил ее детей от первого брака: сына Вадима (он умер в подростковом возрасте от туберкулеза) и двух дочерей-близнецов, Ольгу и Наталью, и дал им свои отчество и фамилию. После революции 1905–1907 годов Виктор Чернов с семьей был вынужден уехать из России. В этом браке, уже во Франции, родилась еще одна дочь, Ариадна. Они жили в эмиграции во Франции и в Италии, а сразу после Февральской революции вернулись в Россию в надежде, что новые времена позволят Виктору Чернову послужить родной стране – как видный специалист по аграрному вопросу он был очень популярен среди русского крестьянства. Довольно быстро после возвращения Виктор Чернов вошел в состав Временного правительства в качестве министра земледелия, а Учредительное собрание большинством голосов выбрало его своим председателем. После разгона Учредительного собрания большевиками и начала гонений на партию эсеров Виктор Чернов ушел в подполье, его жену и детей арестовали как заложников. Спастись и уехать в эмиграцию им удалось только благодаря вмешательству Екатерины Павловны Пешковой[76]76
  Екатерина Павловна Пешкова (1876–1965) – первая жена Максима Горького, глава Политического Красного Креста, единственной правозащитной организации, существовавшей в России в послереволюционные годы.


[Закрыть], жены писателя Максима Горького. Семья оказывается в Париже, где старшие дочери – Ольга и Наталья, унаследовавшие безупречный вкус и талант к изобразительному искусству от родного отца – художника М. С. Федорова, зарабатывали на жизнь, работая рисовальщицами в парижском модном доме Lanvin. Все три дочери получили хорошее домашнее образование и были исключительно одарены литературно. В их доме бывал весь цвет парижской послереволюционной интеллектуальной эмиграции – художники Александра Экстер, Роберт Фальк, Михаил Ларионов и Наталья Гончарова, писатели Евгений Замятин, Иван Бунин и Алексей Ремизов, ставший впоследствии крестным отцом автора книги, в квартире Ольги Елисеевны Колбасиной-Черновой полгода после приезда во Францию жила Марина Цветаева.

После войны Ольга Елисеевна Колбасина-Чернова продолжала жить в Париже, в 1964 году вернулась в СССР. Похоронена на кладбище в Переделкине под Москвой.

Три дочери Ольги Елисеевны Колбасиной-Черновой вышли замуж за трех друзей, также оказавшихся в эмиграции: Ольга – за Вадима Андреева, Наталья – за Даниила Резникова, а Ариадна – за Владимира (Бронислава) Сосинского. Все они, кроме Даниила, оказались во время войны на острове Олерон. Вадим Андреев и Владимир Сосинский активно участвовали в подпольной деятельности движения Сопротивления до января 1945 года, пока немцы не выслали их на континент.

Вадим Леонидович Андреев (1903–1976) – поэт, писатель, старший сын знаменитого русского писателя Леонида Андреева. До 1920 года жил в имении отца на Карельском перешейке, после революции эта территория отошла к Финляндии. После смерти отца отношения с мачехой не сложились. Он записался в ряды Белой армии и зимой 1920/1921 года вместе с группой добровольцев из Финляндии через Стокгольм, Париж и Константинополь приехал на Северный Кавказ. Там он недолго сражался в рядах кубанских “зеленых”, эвакуировался из Батума вместе с остатками Белой армии в Константинополь. Там он учился в гимназии для русских эмигрантов (впоследствии переведенном в город Шумен в Болгарии), где познакомился с Даниилом Резниковым и Владимиром (Брониславом) Сосинским. После окончания гимназии учился в Берлине, затем переехал в Париж. Еще в юности начал писать стихи. Все эти годы не бросал занятий литературой, но для зарабатывания денег на жизнь до самой войны трудился на резиновой фабрике в Париже. В 1940 году после капитуляции Франции уехал к семье на Олерон, где примкнул к движению Сопротивления. После освобождения Франции получил советский паспорт и намеревался уехать в СССР, но не сделал этого по совету брата Даниила[77]77
  Даниил Леонидович Андреев (1906–1959) – русский поэт, писатель, философ, автор знаменитого мистического сочинения “Роза мира”. Известна история о том, как его старший брат Вадим после окончания войны написал ему, что хочет вернуться в СССР, но Д.Л. дал понять, что делать этого не стоит, написав в открытке, что идея прекрасная и можно сделать это сразу после того, “как Олюшка окончит Сорбонну”. Олюшка – будущий автор этой книги – на тот момент даже не окончила школу. Вадим Андреев догадался, что ему с семьей ехать в СССР небезопасно. Сам Д.Л. вскорости после этой переписки был арестован и провел десять лет в лагерях.


[Закрыть]. В 1949 году получил работу в ООН, сначала в Нью-Йорке, затем в Женеве. После смерти Сталина неоднократно бывал в СССР. В 1964 году тайно вывез на Запад большую часть архива А. И. Солженицына, в том числе рукопись романа “В круге первом”. Скончался в Женеве, его прах перевезен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Ольга Викторовна Андреева-Чернова (1903–1979) – после эмиграции и до войны работала рисовальщицей в доме моды, занималась переводами и литературной деятельностью. После войны уехала с мужем Вадимом в Нью-Йорк, затем в Женеву. Написала книгу “Холодная весна в России”, где описывала их пребывание в России после возвращения из первой политической эмиграции во время революции и до отъезда в их вторую эмиграцию – уже при большевиках. После смерти мужа в 1976 году переехала к сестре Наталье в Париж, где и жила до самой кончины. Похоронена на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Наталья Викторовна Резникова-Чернова (1903–1992) – до войны вместе с сестрой Ольгой работала рисовальщицей в доме моды, после войны занималась переводами, была помощницей, доверенным лицом и душеприказчицей писателя Алексея Ремизова. Написала книгу воспоминаний о Ремизове “Огненная память” (Berkeley, 1980 и “Пушкинский дом”, СПб, 2013). После смерти Ремизова унаследовала его архив, который в 2013 году был передан в Литературный музей в Москве ее наследниками Егором Даниловичем и Андреем Даниловичем Резниковыми, также героями этой книги.

Даниил Георгиевич (Дода) Резников родился в Москве в 1904 году. В 1919-м эмигрировал в Константинополь, учился там в знаменитой Русской гимназии, где и подружился с Владимиром Сосинским и Вадимом Андреевым. В 1920 году перебрался вместе с гимназией в город Шумен в Болгарии. В 1923-м по окончании гимназии переехал во Францию, где жил в Кламаре (под Парижем). В 1929 году женился на Наталье Черновой. Занимался литературным трудом, издательской деятельностью. Член Союза молодых поэтов и писателей. Автор стихотворений, рассказов, статей, рецензий. Сотрудник журналов “Версты”, “Воля России”, “Благонамеренный”, печатался в газетах “Дни” и “Новой газете”. В 1924 году издал сборник стихов “Створы” (Париж). Принял французское гражданство. В июне 1940-го был мобилизован во французскую армию, при наступлении немцев был ранен и чудом избежал плена, укрывшись в женском монастыре. Успешно занимался коммерцией: владелец обувного магазина по фамилии Гольдштейн, срочно покидая Париж после прихода немцев и уезжая в Америку, отдал его Даниилу. После войны вернулся к издательской деятельности, вместе с женой издавал произведения А. М. Ремизова (издательство “Оплешник”). Умер в Париже в 1970 году.

Ариадна Викторовна (Аука) Сосинская-Чернова (1908–1974) родилась в парижском пригороде Медон, до Октябрьской революции жила во Франции, Италии и России. После разгона Учредительного собрания в 1918 году и ареста ее матери, О. Е. Колбасиной-Черновой, оказалась в школе-интернате в Серебряном Бору. В 1921 году вместе с сестрами уехала из России сначала в Берлин, затем в Париж. Получила отличное домашнее образование (не училась ни в средней школе, ни в университете), свободно владела четырьмя языками, но не имела никакой профессии. В Париже подружилась с Ариадной Эфрон и Мариной Цветаевой, в 1924 году опубликовала рецензию на поэму Цветаевой “Крысолов” (единственная публикация Ариадны). В 1928-м вышла замуж за Владимира Сосинского, родила сыновей Алексея (р. 1937) и Сергея (р. 1944). После Олерона в 1948 году уехала со всей семьей в Нью-Йорк, в 1960-м вернулась в СССР. Скончалась в 1974 году в Москве.

Владимир (Бронислав) Брониславович Сосинский (1900–1987) в Гражданскую войну воевал в армиях Деникина и Врангеля, эмигрировал, в 1924 году оказался в Париже, где занимался литературной и издательской деятельностью в русскоязычных эмигрантских кругах, некоторое время работал ассистентом в ателье знаменитого русского фотографа П. И. Шумова. С самого начала Второй мировой войны записался в Иностранный легион, воевал за Францию, был ранен, попал в плен и провел три года в немецких лагерях военнопленных. В 1943 году был освобожден, уехал к семье на остров Олерон, где активно участвовал в деятельности движения Сопротивления вместе со своим другом и свояком Вадимом Андреевым. После войны работал в аппарате ООН в Нью-Йорке. В 1960 году вместе с женой вернулся в СССР. Награды: высшая награда белого движения – орден Николая Чудотворца, врученный ему лично Врангелем, высшая воинская награда Франции – Военный крест и советская медаль “За боевые заслуги”.

Александр Вадимович (Саша) Андреев, сын Ольги и Вадима Андреевых, родился в Париже в 1937 году. После Олерона жил в предместье Парижа Плесси-Робинзон с родителями, затем в 1950 году вместе с ними переехал в Нью-Йорк, где учился в частной американской школе. В 1955 году поступил в Колумбийский университет, после окончания которого в 1959 году учился три года в Институте международных исследований. Работал синхронным переводчиком в ООН в Нью-Йорке (1960–1961) и затем в различных международных организациях, в частности в ЮНЕСКО в Париже, где с 1984 года возглавлял отдел синхронного перевода. В Советском Союзе впервые оказался в 1957 году в качестве журналиста на Фестивале молодежи и студентов, впоследствии неоднократно бывал в СССР в служебных командировках от ЮНЕСКО и других организаций. В 1966 году сопровождал в качестве личного переводчика президента Франции Шарля де Голля во время его визита в Москву. Во время одной из таких командировок в июне 1968 года тайно вывез из Советского Союза микрофильм с рукописью книги А. И. Солженицына “Архипелаг ГУЛАГ”. Последние годы жил в Берне (Швейцария). Ушел из жизни в 2016 году.

Алексей Брониславович (Алеша) Сосинский, сын Ариадны и Владимира (Бронислава) Сосинских родился в Париже в 1937 году.

После Олерона жил в предместье Парижа с родителями. В 1948 году вместе с ними переехал в Нью-Йорк, где в 1954 году с отличием окончил французский лицей и поступил в Нью-Йоркский университет. В 1954 году принял советское гражданство в Вашингтоне. Летом 1955 года вместе с родителями, проводившими отпуск в СССР, впервые оказался в России. Получив в 1957 году диплом с отличием бакалавра Нью-Йоркского университета, переехал в СССР и стал студентом механико-математического факультета МГУ. После окончания аспирантуры на том же факультете и защиты кандидатской диссертации (1965 г.), работал на кафедре топологии. В 1974 году из-за письма в защиту Солженицына и возникших проблем с КГБ и партийным руководством факультета был вынужден уволиться из МГУ. С 1975 по 1989 год работал редактором отдела математики научно-популярного журнала “Квант”, затем преподавал математику в Московском институте электроники и математики (МИЭМ), был старшим научным сотрудником в Институте механики РАН. С 2002 года – профессор, проректор Независимого московского университета.

Андрей Данилович Резников (р. 1930) – старший сын Натальи Резниковой-Черновой и Даниила Резникова, получил медицинское образование в Париже и работал врачом-терапевтом. Живет в Париже.

Егор Данилович Резников (р. 1938) – младший сын Натальи Резниковой-Черновой и Даниила Резникова, окончил математический и философский факультет в Париже, почетный профессор университета Париж-Нантерр, математик, философ, музыкант и музыковед, один из крупнейших в мире специалистов по раннехристианскому и григорианскому пению. Живет в Париже. С 1989 года преподает в Московской и Санкт-Петербургской консерваториях.

Андрей Калита (настоящее имя Андрей Алексеевич Ранета́) родился на Украине, был членом Французской коммунистической партии. Его жена была немецкого происхождения. По словам А. Б. Сосинского, вначале Ранета действительно сотрудничал с немцами, поскольку Коммунистическая партия Франции относилась к нацистской Германии лояльно до самого начала войны с СССР, но впоследствии стал членом группы олеронского Сопротивления. Судьба после войны неизвестна.

Клара Риттони (настоящее имя Бьянка Тозони-Питтони) родилась в 1904 году в Триесте. Она успела окончить три курса медицинского факультета и в 1927 году была вынуждена переехать в Париж – в октябре 1922-го к власти в Италии пришел Муссолини, и людям с антифашистскими и социалистическими убеждениями было опасно оставаться в стране. В Париже Бьянка Тозони становится личным секретарем Филиппо Турати, лидера итальянских социалистов в изгнании. Бьянка Тозони-Питтони входила в интербригады во время Гражданской войны в Испании и покинула Мадрид в 1939 году в числе последних республиканцев. После непродолжительного пребывания в Париже она вместе с сыном Альбертом (в книге выведен под именем Поль) приехала на Олерон, где провела пять лет, работая переводчицей в немецкой комендатуре. Местные жители считали ее коллаборационисткой, а немцы, по ее словам, относились к ней подозрительно и считали врагом. Никаких документальных доказательств ее сотрудничества с немцами нет. Другие участники этой истории считают, что автор была к ней несправедлива. После войны она работала в итальянском посольстве в Париже и опубликовала свой военный дневник под названием “Oleron, jours douloureux. Interprète à la Kommandatur. 1940–1945” (“Олерон, жестокие времена – переводчик в комендатуре. 1940–1945”). Скончалась в 1993 году. Ее сын Альберт жив, он стал врачом.

Упоминаемые в книге русские солдаты вермахта[78]78
  Эти солдаты, вероятнее всего, служили в восточных батальонах вермахта, сформированных в основном из военнопленных. Из этих частей впоследствии была организована РОА (Русская освободительная армия), более известная по имени ее командира генерала Власова. Переброска восточных батальонов на Западный фронт началась в 1943 году, на Атлантический вал прибыли 72 батальона восточных войск вермахта – более 65 тысяч человек. Среди них были и те, о ком говорится в этой книге.


[Закрыть] имеют реальные прототипы, в частности, под именем Миши Дудина выведен Владимир Орлов.

Лева – это Владимир Антоненко, уроженец Мозыря (Белоруссия), геройски погибший в последние дни войны при освобождении острова от немцев. В подготовке взрыва склада боеприпасов в Ла-Перрош, кроме В. Антоненко, принимали участие уроженец Вологодской области Николай Серышев и уроженец Мордовии Михаил Ершов, подготовившие и осуществившие операцию так, что ни на кого из русских, работавших там, не пало подозрение.

Иван Петрович – это Иван Максимович Фатюков, до войны работавший бухгалтером в маленьком совхозе где-то в Поволжье. После войны он вернулся в СССР, был арестован (по некоторым источникам – по делу Даниила Андреева) и вышел на свободу только после смерти Сталина. Реабилитации ему, Владимиру Орлову и другим русским солдатам с Олерона помогли добиться Вадим Андреев и Владимир Сосинский, которые в соавторстве с Леонидом Прокшей написали книгу “Герои Олерона” (Минск, 1965).

История беглеца Рыбова, по словам А. Б. Сосинского, выглядела несколько иначе, чем ее описывает автор книги. Его настоящее имя – Василий Гребенщиков. Он был образованным человеком, прекрасно знал немецкий язык и работал в немецком штабе. Благодаря ему немецкие планы и карты становились известны Сопротивлению и с помощью других членов группы попадали на континент. Почувствовав, что попал под подозрение, он пришел к В. Сосинскому и попросил его спрятать, причем, как и описывает автор книги, потерял над собой контроль и грозил все рассказать немцам. Вначале Сосинский действительно хотел зарубить топором обезумевшего Гребенщикова, который представлял реальную опасность как для самого Сосинского и его семьи, так и для других членов подпольной группы Сопротивления. Однако поднять руку на безоружного, беспомощного и явно нездорового человека Сосинский не смог, и было решено отправить его на континент. Для этого приехал Вадим Андреев, и в рождественский сочельник 1944 года ночью они поехали на велосипедах в порт, откуда Гребенщикова должны были увезти с острова на лодке. Испугавшись немецкого патруля, тот бросил велосипед и убежал в лес. На следующий день члены группы Сопротивления устроили якобы соколиную охоту, намереваясь прочесать лес в поисках беглеца, однако найти его не удалось. При освобождении острова в мае 1945 года В. Сосинский, который был в рядах бойцов Сопротивления, обнаружил среди найденных немецких документов дело Гребенщикова. Судя по этим документам, Василий Гребенщиков был арестован в ту же ночь, заключен в тюрьму гестапо и умер под пытками, никого не выдав.

В предисловии к французскому изданию приводится следующая цитата из работы французского историка Анри Гайо, изучавшего историю Сопротивления:

Русские солдаты, члены созданной немцами Русской освободительной армии (РОА), оказались на Западном фронте. В конце 1943 года в регион прибывает одна рота: 80 человек – в Руайян, 50 – на остров Ре, и столько же – на Олерон. После высадки, в августе 1944 года, их осталось всего 30 человек. Им удалось установить контакт с тремя семьями русского происхождения, которые жили на острове уже давно:

В Сен-Дени В. Андреев знакомится с В. Антоненко, затем с В. Орловым с батареи “Медуза” около Шассирона и Н. Головановым, И. Фатюковым и Е. Красноперовым с других батарей.

В Сен-Пьере на мельнице Куавр В. Сосинский вступает в контакт с двумя бывшими лейтенантами Красной армии Н. Васевым и Н. Серышевым и сержантом Педенко, солдатами вермахта на батарее Люш в Ла-Перрош.

Первая встреча русских с членами группы французского Сопротивления состоялась на мельнице Куавр (там участвовало 17 отважных). <…> Были добыты карты девяти батарей, а сержанту Педенко на следующий вечер удалось украсть карту немецкого генерального штаба. Эту карту доставил на мельницу юный Иван Мартин, мадам Ариадна Сосинская за ночь сняла с нее копию, и в ту же ночь карту вернули на место.

24 ноября Н. Серышев взорвал склад оружия в Ла-Перрош. <…> 28 ноября была взорвана батарея Шокр. Сосинского выслали с острова в январе 1945 года. Двоих русских солдат расстреляли 30 апреля 1945 года. <…> Двое других утонули, пытаясь сбежать с острова и вплавь добраться до материка, и шестеро были замучены гестапо в Ла-Рошели[79]79
  Henri Gayot, Charente-Maritime 1940–1945 – Occupation, Résistance, Libération, éd. Conseil General de Charente-Maritime, 1973, p.121.


[Закрыть].