Текст книги "Мелодия древнего камня"

Как всегда, помогла Глория – это она рассказала Веронике причины отдаления Рафаэля. Вия наконец-то обрела душевный покой, она поняла причину странного поведения любимого, тем более, что причина оказалась веской.

Вия решила встретиться со своим Элем, но это оказалось не так просто. Их дороги каким-то мистическим образом никак не могли пересечься – они искали друг друга, но судьба, казалось, не собиралась быть к ним милосердной. После месяца поисков надежда стала таять. И вот тогда их земные пути пересеклись совершенно в невероятном месте.

Время, посвящённое поискам Эля, текло томительно долго. В комнате, где она поселилась, царил таинственный полумрак. Плотные занавески не были задёрнуты, и в окно проникал свет от полной Луны. Было ощущение, что ещё мгновение и она вплывёт в комнату. Вия перебирала воспоминания детства, нахлынувшие, как всегда, не вовремя. Она вслушивалась в звуки ветра и ей казалось, что он шепчет о невозвратных, счастливых днях детства.

«И где граница между мечтами ребёнка и реальностью, – размышляла она, – лучи солнечного света всегда убивают иллюзии и воображения. Только в сумерках они могут ожить, становясь полноправными хозяевами ночи».

Интуиция, воображение и фантазия были лучшими советниками и надёжными союзниками Вии, сейчас они шептали ей, что нужно быстро встать, собрать необходимые вещи и поехать в то место, где она была счастлива в детстве. На улице ранним утром царили сырость и туман. Его голодные полупрозрачные щупальца завладели всем парком, делая окружающий мир нереальным. К невольному страху прибавился холод, такой же сырой и липкий, как туман.

Этим утром с самого пробуждения Вия почувствовала непонятную тревогу и беспокойство, словно перед неминуемым, надвигающимся на неё стихийным бедствием. Хотелось скорее выйти на улицу, залитую весенним ласковым солнцем, чтобы успокоить бушующие в душе волны непонятного предчувствия. Она решила поехать за город, в любимую рощицу на берегу реки, чтобы подышать речным прозрачным и звенящим от чистоты воздухом, пройтись любимой тропинкой вдоль берега. Вия, находясь в состоянии прострации от пережитого, не заметила, как попала в ту деревушку, куда в детстве ездила с родителями.

Шел теплый майский дождь, прогретый солнечными лучами. Он тихо шелестел листьями деревьев, прибивая дорожную пыль. Вия вышла из машины, прошла через молодую рощицу, расположенную недалеко от дороги и вышла к речке. В предзакатном небе речка казалась чернильного цвета, от отражения вдруг налившегося тяжелыми тучами неба. На другой стороне речки тянулся изумрудный лес. А под ногами раскинулся мягкий, плюшевый ярко-зеленый луг. Пахло речной водой, травами и полевыми цветами. Вия вспомнила, как они выезжали сюда всей семьёй. Родители, разложив одеяло и посуду, готовили еду. Вокруг, радостно смеясь, бегали брат и сестра. Маленький Эмми сидел на одеяле. «Это было счастье, огромное, залитое солнцем, которое уже никогда не вернуть», – с грустью подумала Вия.

Над водой стоял плотный туман. Он медленно рваными клочьями поднимался над речкой и полз вдоль берега, закутывая тропинку. Как только Вия вошла в зыбкое, колеблющееся царство тумана, почувствовала сказочную и волшебную нереальность всего происходящего. Беспокойство отступило, её околдовала звенящая тишина с птичьим гомоном вдалеке и чуть слышным шёпотом речки. Непроглядный белый туман ласково окутывал своими влажными объятьями, не желая выпускать. Его белёсые щупальца ещё долго цеплялись за фигурку девушку, словно желая вернуть в своё царство.

Эта встреча была неожиданной, резкой, как удар. Момент узнавания Рафаэля заставил девушку остановиться, замереть. Она не в силах была пошевелиться, горячая волна пробилась через всё тело, пытаясь взорвать его, еле устояла на ногах, чувствуя, как щёки начинают гореть. Он остановился в пяти метрах, сменив дежурную, ничего не значащую улыбку на цепкий и острый взгляд, пристально всматривался в её лицо, на миг замер и решительным шагом направился к ней. Горячая волна медленно отхлынула, уступив место какому-то ледяному спокойствию, словно она наблюдала за происходящим со стороны.

– Я искал тебя повсюду, – взволнованным, прерывающимся на шёпот голосом, произнёс Эль.

– Зачем? – ровно и холодно спросила она.

Через ледяную корку, которой покрылась душа, она чувствовала себя отстранённой от происходящего и отвечала после небольшой паузы, не ощущая себя в настоящем времени, будто события разворачиваются без неё.

– Мне необходимо тебе кое-что рассказать, очень важное.

– Зачем? – снова спросила Вия, всё ещё находясь в состоянии, близком к прострации.

– Это необходимо для нас, нашей жизни, понимания друг друга. Я долго искал тебя, все эти невыносимо тяжёлые для меня пять лет.

– Что бы ты ни хотел сказать мне, это уже не актуально. Книга наших отношений давно закрыта и, видимо, навсегда, – произнесла Вия не своим голосом и, почему-то, совсем не то, что собиралась произнести.

– Ты не можешь решать за нас двоих, – почти выкрикнул Рафаэль, явно теряя контроль над своими эмоциями.

– Но ты же сам так решил именно за нас двоих! А мог бы просто объяснить мне причину своего отдаления. Неужели ты думал, что я бы не поняла? Все эти годы я не жила, а существовала, беспрерывно думая о том, что я сделала не так, чем провинилась перед тобой, за что ты предал меня, отрёкся от всего светлого и дорогого, что произошло с нами.

– Умоляю, выслушай меня, а потом поступай так, как сочтёшь нужным. И если скажешь, я навсегда исчезну из твоей жизни, – взволнованно попросил Рафаэль.

– И что, никак нельзя избежать этого разговора? – с оттенком надежды освободиться от всё ещё больной темы спросила Вия.

– Есть вопросы, которые не теряют своей актуальности со временем, – ответил Рафаэль, теряющий надежду на то, что его поймут.

Он изменился, появились морщинки возле глаз, серебро на висках, но глаза, те глаза, которые она любила и постоянно видела ночью и среди дневной суеты, остались тёплыми, несмотря на зелёный цвет. Его большие, выразительные глаза и поседевшие волосы придавали молодому мужчине благородный и солидный вид. От лица его, столь дорогого и родного – тонкой линии, подчёркивающей скулы, едва уловимой ямочки на подбородке и глаз, устремлённых с пристальным вниманием и безграничной нежностью на неё, Вия не могла отвести взгляда.

Вероника всегда казалась особенной, не похожей на своих сверстниц. Она была подростком, когда поняла, что они не смогут быть вместе. Теперь, по прошествии времени, стала женственной, более утончённой, но в облике оставались еле заметные повадки девочки-сорванца, что не мог не заметить Рафаэль, искренне порадовавшийся своему открытию. Ведь он всегда так хотел, чтобы Вия не торопилась взрослеть!

– Тогда ты не был готов соединить наши жизни, но всё же успел до расставания подарить мне столько любви, что её хватило на все годы разлуки. Только благодаря ей я смогла жить.

– Я причинил тебе столько боли, мой Ветерок! Прости меня! Любовь – это такой душевный труд, это словно игра ва-банк – или ты выигрываешь всё, или всё теряешь. При этом всегда присутствует риск получить любви меньше, чем отдаешь или же не получить ничего, отдавая всего себя. Но это не касается нас с тобой. Ведь наши души – это две составляющие одного огромного целого, наполненного светом любви. Страх прячется в каждой клетке, заполняет собой подсознание, подчиняет волю и разум. Он постоянно разрастается, заставляя бежать от самого себя. Теперь я понимаю, что неправильно беззаботно смотреть в будущее, не разобравшись со своим прошлым.

Они пережили многое и много страдали, они потеряли себя, живя в разлуке. И сейчас, встретившись после невыносимо долгих пяти лет, вновь старались обрести друг друга.

– Ничто не вечно в этой жизни. Она состоит из мгновений, нанизанных на струну жизни. Именно они, эти мгновенья, скорее, воспоминания о них чего-то стоят, – задумчиво произнёс Рафаэль.

– Но ведь есть что-то вечное, – возразила Вия.

– И что же? – поинтересовался Эль.

– Хотелось бы сказать: любовь. Но это не так! Я думаю, что любовь – самое хрупкое, что есть в этом мире. И, конечно, бесценное. Она, как костёр в хмурый дождливый день, его надо оберегать от резкого ветра и сильного дождя и постоянно подкладывать сухие ветви, чтобы он не потух. Это не любовь вечна, а та боль, что остаётся, когда она улетает, – задумчиво произнесла Вия.

Вероника, повзрослев, производила впечатление девушки с взрывным характером, вспыльчивой и импульсивной. Но это была только оболочка. На самом деле она имела натуру спокойную и уравновешенную. Незаурядный ум и тактичность, сочетающиеся с невероятным, неженской твёрдости характером, и утончённые, аристократические черты лица – такой она предстала перед Рафаэлем. В её лучистых глазах хотелось утонуть. Она была тоненькой, как тростиночка, двадцатилетней девушкой с огромными зелёными глазами и мягкими русыми волосами, которые то и дело выбивались из-под повязки.

День обещал быть солнечным. Небеса голубели над речкой, окрашивая её в нежно-голубой цвет. Золотые солнечные лучи пронизывали кроны сосен, стоящих у реки, делая их стволы бронзовыми. Безмятежность утра нарушал шелест листьев от сильного тёплого ветра.

Улыбка не коснулась глаз Вии  – только губы слегка дрогнули и от этого улыбка стала чуть печальной. Прядь русых волос упала на глаза, ему захотелось отвести их в сторону. Она, опередив его, сама поправила волосы.

– Прошу, сядь ко мне в машину, я должен рассказать тебе о причинах моего глупого поведения.

Вия больше не могла сопротивляться. Она прильнула к нему, не имея возможности от охватившей её усталости стоять на ногах. Эль обнял её за плечи, помог сесть в машину и рассказал о том, как получил ошибочную информацию, что она – его родная сестра по отцу. И что он нисколько не сомневался в этом, пока через несколько лет Глория, узнав о причине драмы, приведшей к разрыву влюблённых, не посоветовала сделать генетическую экспертизу.

В салоне машины заиграла музыка. Это был романс на слова и музыку А. Коптевского в исполнении Валерия Агафонова.

 
Капризная, упрямая, вы сотканы из роз.
Я старше вас, дитя мое, стыжусь своих я слез.
Капризная, упрямая, о, как я вас люблю!
Последняя весна моя, я об одном молю:
Уйдите, уйдите, уйдите!
 
 
Вы шепчете таинственно: «Мой юноша седой,
Вы у меня единственный, один лишь вы такой»,
Но, сказкой околдованный, я сам себя бужу,
И, осенью окованный, дитя, я вам твержу:
«Не лгите, не лгите, не лгите!»
 
 
Вы ласточка весенняя средь мраморных колонн.
Моя вы песнь последняя, в ней слышен скорби стон.
Над сердцем правлю тризну я – вам радость жизнь дарит.
Зачем я вам, капризная, к вам юноша спешит.
Летите, летите, летите!
 
 
Вы светлая, с лучистою улыбкой на устах.
И если правда чистая хранится в тех словах,
Отброшу все сомнения, прощу каприз я вам
И жизнь мою осеннюю как ладанку отдам,  —
Возьмите, возьмите, возьмите!
 

Слушая прекрасный романс, Вия не чувствовала, как по щекам катятся крупные, обжигающие слёзы. Внезапно боль и отчаянье отпустили её, а мир утратил свою враждебность. На бешеной скорости влюблённые ворвались в уже спящий город, подъехав к своему дому. Радостный лай Бублика приветствовал их, заставляя забыть пять невыносимо тяжёлых лет разлуки.

Зеленые глаза Рафаэля лучились шальной сумасшедшей радостью, а на чёрных густых ресницах дрожали слезинки. Всю ночь они просидели, обнявшись и разговаривая, и не могли наговориться, насмотреться друг на друга.

– Мне всегда казалось, вернее, я точно знал, что истинная любовь бессмертна, тихо произнёс Рафаэль. – И если мы умрём, то наши души обязательно встретятся, отыскав друг друга. Не может быть, чтобы со смертью тела наша любовь бесследно растаяла. Мы были созданы друг для друга, а значит, мы будем и в этой, и в следующих жизнях вместе. И непременно узнаем друг друга, как узнали, впервые увидев пятнадцать лет назад.

Внезапно, словно лёгкий, тёплый летний ветерок, не издавая ни звука, она приникла к его груди, ощущая себя ребёнком. Ему показалось, что она не дышит. Лёгкое прикосновение его губ к волосам вернуло Вию в реальность. Она вновь почувствовала счастье любить и быть любимой.

– Я просыпался в папиной квартире в Риме и ощущал, что ты рядом, – продолжил свой рассказ Рафаэль, – это было настолько реально, что я ясно ощущал твоё дыхание и запах твоих волос.

Вия зажмурилась на секунду, стараясь понять, чью боль она чувствует – свою или его. Он нежно коснулся её губ, постепенно поцелуй стал страстным. Блаженство разливалось остро, мир перестал существовать. Им казалось, что во всей вселенной были только они и их любовь. Время остановилось. Рафаэль поднял её, словно пушинку, положил на кровать и крепко обнял. Вия закрыла глаза и от навалившейся усталости, возникшей от захлёстывающих сильных эмоций, провалилась в глубокий сон.

Небо на западе стало ярко-бордовым, первые звёзды вспыхивали, словно свечи. Ощущалось свежесть вечернего воздуха. Пахло дождем. Ночью разразилась гроза. Дождь лил всю ночь, становясь всё сильнее. Неожиданно с неба повалил град. Горошины изо льда звонко стучали по крышам домов, подоконникам, ложились белоснежным ковром на землю. И тут же превращались в чистейшую небесную влагу. А ранним утром они долго смотрели, как великолепный шар, сотканный из огня высочайшей температуры, всплывает над горизонтом. И думали только об одном – чтобы их счастье никогда больше не покидало их.

Неоштукатуренная кладка мастерской художника подсвечивалась рассветным солнцем. Над арочным сводом курлыкали голуби под шелест весеннего свежего ветра. Льющийся сквозь витражные окна свет преломлялся, рассыпался по плитам пола пёстрыми весёлыми брызгами.

Он не в силах был отвести от любимой взгляда всю ночь. Когда Вия проснулась, взял её руку, поднеся к губам. Она не сопротивлялась, замерла, наслаждаясь каждым мгновением. Вия никогда не испытывала подобных ощущений, когда мощный инстинкт делает внезапно женщину неспособной сопротивляться зову природы. Рафаэль обнял её и крепко прижал к себе. Она послушно прильнула к нему, вслушиваясь в частое биение его сердца и облегчённо вздохнула, наслаждаясь чувством единения с любимым. Её состояние казалось естественным и хотелось только, чтобы оно подольше не заканчивалось.

Он взял рукой её подбородок и наклонился к губам. Вия закрыла глаза и ощутила на своём лице его дыхание. Обхватив за шею, она прижалась к нему всем телом, как это делала в детстве, пытаясь найти защиту от всего мира. Лавина чувств тронулась, остановить её было невозможно.

Вия была очень стройной и женственной. Плечи, колени, лицо – всё было нежно закруглено. Словно ваяли её на гончарном кругу, нежными, бережными и умелыми руками. Как тосковал он по ней все эти годы!

Жгучие и сладкие мгновения запретных ласк, никогда не переходящих черты, остались в прошлом. Теперь он мог дать ей всё, о чём она и не смела мечтать. Однажды он разбудил в ней любовь. И впервые в жизни по-настоящему полюбил. Все годы она была непостижимо близка и одновременно недоступна. В это утро они преодолели вместе эту запретную черту, мешавшую им быть абсолютно счастливыми.

У Вии пылали щёки. Сердце стучало в ушах набатом, она тонула во взгляде Рафаэля, нежное касание губ вызвало головокружение, она растворилась в объятьях, в жарком шёпоте, не разбирая его слов, её пленял завораживающий тембр голоса, колдовство рук. Она глядела в родное, любимое лицо и не могла наглядеться, поверить в нежданное счастье, слушала музыку его голоса и знала, что впереди их ждёт только радость и счастье. Она жила, дышала своей любовью, которая поглотила всю душу без остатка.

Его желание было не плотским притяжением, а желанием состоявшегося мужчины, познавшего тайны, в которых физиология соединена с глубинным созвучьем двух душ, сердец и тел. И восторг оттого, что отдаёшь больше, чем можешь взять, а, глядя в глаза, чувствуешь одну мысль на двоих. Их оплетала, возносила над землёй, даря радость полёта, возвышенная мелодия светлой любви.

* * *

Новость об автомобильной катастрофе, в которую попал главный врач больницы, захлестнула всё огромное учреждение. Сотрудники приникли к компьютерам, где по интернету смотрели видеозапись с регистратора проезжающей мимо машины. Это был ролик на пятнадцать секунд, но он перевернул жизнь пленников.

Дорога была хорошо освещена, хотя вокруг стояла непроглядная ночь, недавно прошёл дождь, ровный асфальт блестел, словно чёрная спина дельфина. Сначала на видео была видна лишь свободная от машин дорога и звуки восточной музыки. Гоночная машина серебристого цвета без видимых причин сменила полосу движения, выехав на встречную, как раз перед рефрижератором. Аварию ничто не предвещало – не было изменения скорости, не лопнуло колесо, на дорогу не выскочило животное. Машина Джафара просто свернула на встречную полосу и врезалась в лоб рефрижератору. Удар был чудовищной силы, с таким громким звуком, будто раздался взрыв. Видео оборвалось.

Джафар умер мгновенно. Шофёр, управляющий рефрижератором, оказался вполне вменяемым, не пьяным, хотя чувствовалось, что он находится в шоке от происшедшего.

Через трое суток после похорон Нику и Эмиля пригласил нотариус Джафара в кабинет, который много лет занимал погибший. Новость, сообщённая им, была настолько неожиданной и непредсказуемой, что супруги минут пять после сообщения адвоката сидели в гробовом молчании.

Джафар переписал свидетельство о рождении и паспорт Леона таким образом, что его родителями были вписаны Никкаль и Эмиль Радаевы. Таким образом, Леон Радаев юридически становился их сыном. Старательно продлеваемый Джафаром почти тринадцать лет контракт на работу в клинике чете Дараве был расторгнут. А дата расторжения контракта соответствовала дате смерти Джафара. Также адвокат выдал супругам документы на их настоящие имена.

В просторном кабинете погибшего главного врача несколько минут стояла гробовая тишина. Адвокат прервал её, пояснив, что у Джафара два месяца назад был диагностирован скоротечный неоперабельный рак мозга, вызывающий сильнейшие боли. Последние две недели Джафар не мог обходиться без наркотиков, которые вскоре перестали снимать боль. В срочном порядке он сделал распоряжения относительно своего имущества и сына.

– Видимо, чтобы уйти с чистой совестью, – одновременно подумали Радаевы-Дораве.

Полёт из Эмиратов в Москву был самым счастливым событием за последние тринадцать лет для Ники, Эмиля, Лёвушки, Дианы и Святослава. Семилетнего Тедди, ставшего членом их семьи, они взяли с собой. Он летел по купленному билету в специально отведённым для собак отделении. Они знали, что в аэропорте Шереметьево их встретит вся большая семья.

Ника разглядывала в иллюминатор серебристые блики от смотрящей на неё Луны и море, бушующее в ночной мгле. В душе воцарились уже забытый покой и ощущение безграничного счастья.

* * *

Венчание Вероники и Рафаэля было назначено на День её Ангела – двадцать пятое июля. Рафаэль был в белом костюме и изумрудного цвета бабочке, так гармонирующей с его глазами. Вия казалась феей, спустившейся с белоснежного облачка. Волны шифона и атласа обвивали лёгкую, почти невесомую фигуру. Белоснежная длинная фата делала её неземной, загадочной. Они были очень красивой парой. Счастье светилось в глазах, одаривая своим волшебным светом всю большую семью, собравшуюся вместе.

Наконец-то Вия вновь обрела способность летать. Эта невероятная, пьянящая возможность была прервана в годы разлуки с Рафаэлем. Она снова могла видеть мир с высоты птичьего полёта, ощущать невесомость тела, обладать морем свободы, радости, любви, которые обволакивали светящейся оболочкой тело и приподнимали над поверхностью Земли. Казалось, Вия переливается всеми цветами радуги и светится изнутри.

Она смотрела на проплывающие внизу поляны, озёра, города. Но особенно её восхищали облака – мягкие и манящие. Она уже представляла себя купающейся в них, словно в тёплых волнах океана. Все страхи, сомнения, неудачи остались там, внизу. Она хотела одного – жить и радоваться восходящему солнцу, сверкающему дождю, набегающим волнам, тихому весеннему ветерку, лениво ползущей крохотной божьей коровке, распускающимся цветкам, глотку чистой и свежей воды во время жажды, пению и щебету птиц на ветке старого дерева – всему, чем богат мир.

Её душа ожила, выбралась из тёмных лабиринтов, увидела красоту жизни, и хотела поделиться своими открытиями с Элем. Он всегда был единственным, с кем она могла открыто говорить, спорить и мечтать, рассказывать тайны о прошлых путешествиях, придумывать совместное будущее.

Вия заставила Эля взглянуть на мир по-новому, увидеть многогранные оттенки. У неё все поступки исходили из сердца, от этого поведение было порой отчаянным, часто непокорным и всегда страстным, пылким, отважным и самоотверженным.

Город с душной атмосферой человеческого быта, ленью, грубостью, жадностью, корыстью, безразличию к ближним остался в воспоминаниях. Чистая душа её восторгалась от долгожданного отрыва от земли. И вдруг она увидела Рафаэля. Он летел, ловко уворачиваясь от тяжёлых дождевых облаков к ней навстречу с такими сияющими и радостными глазами, каких Вия не видела у него на земле. Эль полностью доверился ей – ведь его девочка умела летать с самого детства, а у него это получилось впервые, и то благодаря её самоотверженной любви.

Сверху они созерцали людскую жизнь, удивляясь малому размеру людей. Порыв ветра стремительно нёс их к морю. Рафаэль смотрел в сияющие глаза счастливой Вии. Душевность и открытость отношений помогали им справляться с напористым ветром жизни, направлять свой полёт на берег моря, который они так любили. И поток ветра вынес влюблённых к морю.

Проснувшись, она долго смотрела на своего Эля, словно не узнавала, а потом коснулась его губ своими – нежно и трогательно, по-детски. В этом поцелуе было больше горечи, чем упоения. Он был неторопливым. Почти целомудренным. Они вновь узнавали друг в друге тех, прошлых, из почти загубленной, чуть не оборвавшейся жизни, в которой любовь их была нечаянным, запретным счастьем.

* * *

– Любимый, ты помнишь, что наш ждут родители в одиннадцать часов у вестибюля клиники, где они работают, – резко проснувшись от луча солнца, пробившегося сквозь неплотно сомкнутые занавески, спросила Вия.

– Да, конечно, уже встаю и бегу на кухню готовить кофе для моей Сильфиды, – потягиваясь в кровати, ответил Рафаэль.

– Я же просила так не называть меня, – голосом обиженного ребёнка заявила Вия, – неужели ты не понимаешь, что всякое напоминание о балете доставляет мне сильную душевную боль.

– Эта боль сегодня останется в прошлом, – глубокомысленно заметил Эль, – поэтому я и посчитал возможным снова называть тебя моей Сильфидой.

– Я не уверена, что снова смогу танцевать, – грустно сказала девушка, – ты ведь помнишь вердикт врачей.

– Это было три года назад и тогда с нами не было Ники и Эмиля. Я верю в то, что ты снова встанешь на пуанты.

– Время покажет, но поторопиться нам всё же стоит, не люблю опаздывать даже на встречу, от которой скорее всего получу очередное разочарование.

Консультировал Вию лучший травматолог Олег Олегович, а для Ники – просто Олег, они вместе учились в медицинском институте.

Внимательно просмотрев снимки не раз оперированной правой ноги Вии, он пришёл к выводу, что операция всё же потребуется, а курс реабилитации, последующей за ней, сможет реально вернуть девушку на сцену.

– И я смогу танцевать? – всё ещё не веря словам травматолога и вытирая слёзы радости, спросила Вия.

– Конечно, милая девушка! – ответил доктор. – С вашим желанием снова встать на пуанты и поистине колдовскими возможностями ваших родителей у меня не возникает сомнений.

Через четыре месяца ежедневных массажей, растяжек, тренировок Вия вернулась в свой любимый театр.

Она сотни раз проходила этими коридорами, направляясь в гримёрную, в репетиционный зал, а потом на сцену. Вия обожала запахи и звуки, живущие за кулисами и так скучала по ним! Сегодня была генеральная репетиция. Вия наизусть помнила всю постановку и музыку, звучащую в ней последний месяц ежедневных, утомительных репетиций. Но волнение не отпускало её ни на минуту.

Настал день вновь выйти на сцену Большого театра в роли Сильфиды в одном из любимых балетов – «Шопениане».

– Вероника, ваш выход через двадцать минут, – крикнул балетмейстер, и Вия в сильном волнении прижала руки к груди, пытаясь унять бешено бьющееся сердце.

Оркестр уже играл увертюру. Она покинула гримёрную, имея в запасе пять минут до выступления и шла на звуки музыки Шопена, с каждым шагом превращаясь в воздушную Сильфиду.

Она появилась на сцене, замерев в изящной позе лицом к залу. Остальные артисты уже заняли свои места. Волнение по-прежнему не покидало девушку.

– Приглушить свет в зале!

Вия набрала воздух в лёгкие и затаила дыхание.

– Рампа!

Вспыхнул тусклый свет, на неё направили луч прожектора.

– Занавес!

Занавес поплыл вверх, магическое действо под названием «Шопениана» началось.

Сильфида-крылатая надежда  – летала в освещенном лунным светом романтическом саду, создавая впечатление эфемерности, чего-то неземного, фантастического. Вия танцевала так непринуждённо, светло и изящно, что, казалось, не касается сцены, существуя вне её, в каком-то своём, нереальном, сказочном мире грёз. Лёгкость, плавность и грациозность движений заставляли думать, что она и есть несбывшаяся мечта поэта, иллюзия, не покидающая его долгие годы.

Первые ряды партера заполнила вся большая и дружная семья Радаевых. И не было среди них человека, который бы не вытирал втайне от родных слёз счастья и благодарности судьбе.

– Наша девочка снова летает, – беззвучно, одними губами произнесла взволнованная и очарованная танцем Вероники Николь.

Эти слова услышал Эмиль и нежно пожал руку своей Русалочки.

В ночь после спектакля Ника с Эмилем пошли домой пешком. Темнота была колдовская, бархатная, но не абсолютная. Яркие звёзды сияли, освещая пространство, заглушая искусственную подсветку города. Вечную мелодию любви напевал им ветер – трогательную, безумно волнующую и такую понятную.

Внезапно пошёл дождь, но Ника и Эмиль не чувствовали его крупные холодные капли, находясь под сильным впечатлением танца их маленькой Вероники, ставшей прекрасной балериной. Им трудно было сдвинуться с места, даже открыть зонт, однако, нечаянный толчок в спину неловкого, одинокого прохожего возвратил их в реальность.

Они долго бродили по тихим улочкам, вспоминая счастливые и печальные эпизоды своей жизни. Москва стала иной, неузнаваемой за эти годы, заиграла разноцветными красками витрин и рекламных щитов, приобрела европейский шарм.

В сердце Ники растаял последний кусочек льда, острые края которого, вместе с непрошенными тяжёлыми воспоминаниями, больно ранили её сердце.

Ночная пелена постепенно растворилась в прозрачном воздухе раннего утра, птицы запели звонкие песни. В чистый, умытый росой прохладный воздух ворвалось радостное солнце. С наслаждением вдыхая его, они смотрела на серебристую накидку, небрежно наброшенную Луной на плечи тополей, тающую под лучами ласкового солнца.

– Вот и наступил рассвет! – еле слышно сказала Ника.

– Рассвет жизни, – также тихо добавил Эмиль.

Провести летние каникулы семья Радаевых решила в Баку. После позднего ужина они поехали на безлюдный берег Каспия, за город.

Море пело свою колыбельную песню и звало, зачаровывало слушателей. Звёзды высыпались в море, оно заискрилось от их весёлого танца. Но когда выплыла Луна, словно по команде вернулись на небосвод, снова превратившись в её вечных оруженосцев.