Текст книги "Мелодия древнего камня"

А вот в Америке двоюродные брат и сестра далеко не всегда могут официально стать мужем и женой, поскольку в 24 американских штатах такие браки запрещены, а еще в 7 штатах возможны, но при выполнении обязательных условий, например, прохождения генетической экспертизы.

Помимо осуждения со стороны родственников и религии существуют также определенные медицинские риски, связанные с рождением потомства от двоюродных родственников. Дело в том, что у родственников гораздо чаще встречаются одинаковые скрытые изменения генов. Как для женщины, так и для мужчины такое скрытое изменение гена никакой опасности не представляет (на то оно и скрытое). Но если женщина и мужчина, имеющие одинаковых предков, задумаются о потомстве, то возрастает вероятность, что у их ребенка изменение гена не будет скрытым. Именно поэтому браки между двоюродными родственниками должны быть одобрены с медицинской точки зрения. По результатам таких генетических исследований определяется, насколько велика вероятность появления потомства с генетическими отклонениями.

Некоторые из современных ученых перестали категорично относиться к такому явлению, как браки между двоюродными родственниками. Ведь страхи по поводу «кузенных» браков надуманны. И причиной тому стали научные исследования, в ходе которых выяснилось, что риск возникновения генетических аномалий у ребенка, рожденного от двоюродных родственников, всего на один процент выше, чем в браках между людьми, не имеющими родства. Фактически детей с врождёнными заболеваниями от таких браков рождается столько же, сколько и от остальных.

Врождённые патологии возникают лишь в том случае, когда браки между кузенами заключаются в одной семье на протяжении длительного времени. Так принято на Востоке и на Кавказе. Браки между двоюродными сестрами и братьями разрешены во всех странах, где проповедуют Ислам. Также это разрешено католикам и евреям. В законодательстве Российской Федерации нет запрета на заключение брака между кузенами, потому что двоюродные брат и сестра не являются близкими родственниками.

– О, Аллах, как я счастлив, что мы с Барбарой не виновны в болезни сына! – воскликнул Джафар.

Ника продолжила свой рассказ, изобилующий полезной для отца ребёнка информацией.

– Гемофилия – редкое наследственное заболевание, связанное с нарушением коагуляции (процессом свёртывания крови). При гемофилии резко возрастает опасность гибели пациента от кровоизлияния в мозг и другие жизненно важные органы, даже при незначительной травме. Гемофилия появляется из-за изменения одного гена в хромосоме X. Обычно болезнью страдают мужчины (наследование, сцепленное с полом), женщины же обычно выступают как носительницы гемофилии. Но не у вас, не у вашей жены ведь не было повреждённой хромосомы? – скорее утвердительно произнесла Ника.

– У моей матери обнаружилась повреждённая хромосома, гемофилией страдал мой брат Аджар. Он погиб в девятнадцать лет от массивного кровотечения. Я очень боюсь оперировать моего сына, зная, насколько это может быть для него опасно.

– Хотя болезнь на сегодняшний день неизлечима, её течение контролируется с помощью инъекций недостающего фактора свёртываемости крови, чаще всего выделенного из донорской крови. Больные гемофилией в наше время при правильном лечении живут столько же, сколько и здоровые люди. Наверняка вашему сыну уже назначены необходимые препараты.

– Да, конечно, но страх за его жизнь не покидает меня. Он мне так напоминает Барбару – его мать, я очень любил её.

– Придётся мне поработать не только нейрохирургом, но и Григорием Распутиным, – загадочно улыбаясь, сказала Ника.

– Распутин – это какой-то колдун, маг, экстрасенс? – поинтересовался Джафар.

– Да, все произнесённые вами характеристики Григория подходят к этому знаменитому историческому персонажу Он был дружен с семьёй императора Николая Второго. У их сына была гемофилия, а препаратов в начале двадцатого века, которые могли бы справится с этой болезнью не было. Григорий обладал даром ясновидения, целительства. Только он мог останавливать кровотечение у цесаревича, не раз спасая его жизнь.

– Вероника, вы способны остановить кровотечение? – с надеждой в голосе спросил Джафар.

– Это не самое сложное из арсенала моих возможностей. Так что успокойтесь и готовьте мальчика к операции. Я уверена, что она пройдёт успешно, конечно, с помощью Аллаха и наших молитв к нему.

Эмиль наблюдал за тем, как уважение Джафара к Нике росло с каждой их встречей, постепенно приобретая оттенок поклонения. Его можно было понять. За жизнь своего ребёнка он готов был отдать всё, что угодно, включая и свою жизнь. Словно услышав его мысли, Ника сказала:

– Поверьте, ваша жизнь не понадобится, а вот кровь будет очень кстати, у вас ведь одна группа, – это был не вопрос, скорее утверждение.

– Да, у меня и Лео первая группа крови и отрицательный резус фактор.

Вечером Эмиль и Ника были доставлены на вертолёте в особняк. В нём горели почти все окна. Кроме того, он подсвечивался голубым светом и выглядел нарядно и гостеприимно.

Их встретил управляющий Али. Этот мужчина, несмотря на хорошо отрепетированную доброжелательность, казался непростым человеком. Али был погружён в какой-то густой, неприметный на первый взгляд сумрак, видимо, живший в его душе и окружавший его тёмно-серой аурой с вкраплениями алого и лимонножёлтого цвета.

– Похоже, мы здесь будем жить не одни, – сказал Эмиль, рассматривая тени людей в освещённых окнах.

Деревья, словно заколдованные, замерли в неподвижном воздухе. Небо казалось бездонной огромной дырой в неизведанное пространство. Нет ни звёзд, ни Луны, лишь оглушающая тишина, изредка где-то высоко над головой шумел неугомонный ветер в своих непредсказуемых порывах.

В темноте остывающего после дневной жары дома поселились молчаливые тени. Они становились всё гуще, всё осязаемей с приходом ночи. Оглушающую тишину на краткие мгновенья нарушали крики птиц, шелест листьев в кронах высоких деревьев, далёкий еле слышный шум прибоя с перекатывающимися звенящими камушками, встревоженными набегающей на них волной. Нике казалось, что из тишины выйдут тени прошлой жизни, обретут плоть, оживут и всё вернётся в ту точку, с которой началось похищение.

Николь долго не могла уснуть, то выходила на балкон, то садилась за письменный стол, пока Эмиль, нежно обняв её, не уложил в постель. Наконец отяжедевшие веки Ники закрылись, и она уснула. Или перенеслась в другое измерение, в котором снова была в своей московской, шумной от детских голосов, смеха и плача квартире.

Среди ночи Ника внезапно проснулась. Ей захотелось вновь выйти на балкон. Стараясь не разбудить спящего Эмиля, она по-кошачьи тихо и плавно перебралась через него и вышла на воздух.

Бесчисленные огромные яркие звёзды словно старались заглянуть в её лицо, а, может быть, в душу? Такое впечатление, что звёзды были разбросаны неловкой детской рукой по небу без всякой системы. Казалось, что они дышат и двигаются, разговаривают между собой и готовы вступить в диалог с молодой женщиной. «Они – всевидящие и всезнающие, могут передать весточку на другой конец земли моим детям», – подумала Ника, смахивая рукой катившиеся по щекам слёзы.

* * *

Приближался день операции Лео. Николь готовилась, изучая ещё и ещё раз историю болезни ребёнка, реакцию на препараты, возможную аллергию. И, конечно же, вместе со своими ассистентами досконально разработала этапы операции. По времени она должна была занять не менее трёх часов. Врач-гематолог сделал свои рекомендации на непредвиденные ситуации с большой потерей крови. По несколько часов в день Ника проводила в палате больного мальчика, умелыми движениями снимала боль, после её сеансов лицо его розовело, появлялся аппетит, и Лео тогда рассказывал своему доктору о том счастливом времени, когда мама была жива.

– Лёвушка, – прошептала над его головкой Ника, нежно гладя по русым густым волосам. Он спал, пора было его будить для очередного осмотра и процедур.

Мальчик мгновенно открыл глаза, пристально всматриваясь в лицо Ники.

– Малыш, что тебя напугало? – спросила взволнованная Ника.

– Так звала меня мама, – ответил он и на глазах появились слёзы.

Ника прижала ребёнка к груди, целуя и говоря тихо на ушко:

– Мама твоя всегда с тобой, она видит тебя и хочет, чтобы ты быстрей поправился и был счастлив.

– Это она прислала тебя, теперь ты моя мама? – с надеждой и уверенностью в голосе сказал малыш, крепко прижимаясь к Нике.

– Лео становится смешливым, шумным и очень похожим на нашего маленького Эмми, – заметил Эмиль, ежедневно заходя к нему в палату и наблюдая за улучшением самочувствия.

Чтобы выздоравливающему сыну не было скучно, Джафар по настоятельной просьбе Ники разрешил приходить к нему в палату детям, лежащим на том же этаже, где был Лео. Малыш быстро подружился с Мари, она была старше Лео на год и с Давидом, которому исполнилось на днях семь лет. Оба хорошо говорили по-английски. Ника стала невольной свидетельницей одного из разговоров детей. Спор зашёл о том, кто может исполнить желания.

– Я знаю, что некоторые животные исполняют желания, – уверенно сказала Мари.

– Никто не может исполнить желания, – возразил Давид, – всё это сказки для маленьких детей.

– Неправда, – со слезами в голосе произнёс Лео, – я знаю, что Санта-Клаус исполнит моё желание – чтобы у меня была мама!

– Ты даже не попросишь его о выздоровлении? – удивилась Мари.

– Мама важнее и нужнее, чем здоровье. Если бы она была со мной, я бы выздоровел и был бы самым счастливым.

– Санта-Клаус – всего лишь Святой Николай, похороненный в Италии, в городе Бари, – продолжал из вредности расстраивать малышей Давид.

– Не может быть, – закричал Лео и начал горько плакать.

– Нет, может, я сам видел его могилу, когда с родителями летал в Италию прошлым летом, – настаивал Давид.

Ника не могла не вмешаться в детский разговор, она подошла к кроватке Лео, обняла его и стоящую рядом Мари, готовую заплакать, сказав:

– Давид прав, Санта-Клаус – придуманный, сказочный герой, но я знаю настоящего Деда Мороза, видела его зимой в России.

– Правда? – недоверчиво спросила Мари.

– Конечно, он ведь выполнил моё желание! – улыбаясь, ответила Ника.

– А как я могу с ним связаться, чтобы попросить его исполнить моё желание? – заинтересовался Лео.

– Ты можешь написать ему письмо, – сказал Давид.

– Но я не умею писать, – собираясь снова заплакать, прошептал совсем расстроенный Лео.

– Я тебе помогу, – успокоила Ника, – ты мне продиктуешь письмо, а я его запишу, вложу в конверт и отправлю на родину Деда Мороза в Великий Устюг. Этот северный город находится в России. А завтра принесу вам фотографии, на которых мы снимались с Дедом Морозом живым и очень даже здоровым.

На следующее утро с помощью Джафара, поручившего своим подчинённым сделать фото Шоп с Никой, Эмилем и Дедом Морозом среди заснеженного Великого Устюга, Ника показала детям фотографии.

Лео никогда не видел снега и долго расспрашивал Нику, что это такое. Но больше всего он обрадовался весёлому, живому Деду Морозу, выполнившему заветное желание Ники – выйти замуж за любимого человека, о чём она рассказала мальчику.

Перед уходом домой, Николь всегда заходила к Лео, чтобы почитать ему сказки – те, которые любили слушать её дети, когда были маленькими. Она понимала, что в палате находятся несколько видеокамер, информация с которых поступала на компьютер Джафара, но не обращала на это внимания. Её цель была вылечить малыша, поставить на ноги, увидеть его улыбку.

У Лео были тёмно-карие глаза пугливого оленёнка, огромные, выразительные, моментально выдающие любые чувства и эмоции. Ника смотрела в доверчивые, наполненные страданием глаза больного мальчика, гладила его крохотные мягкие пальчики и мечтала, чтобы в этих глазах не было никогда боли.

Лео хорошо говорил по-английски и, что удивило Нику, понимал русский. Постепенно книги, которые были написаны на английском, были заменены книгами на русском языке. Мальчик привязался к своему доброму доктору, ждал её прихода, а когда Ника читала книги, держал за руку.

Настал день операции. Джафар не находил себе места. Поведение Ники излучало абсолютное спокойствие, передавшееся её ассистентам. Операция была успешно закончена через три часа. Мальчик пришёл в сознание через час после окончания операции. Всё это время Ника сидела рядом с его кроватью в реанимации. Эмиль догадывался, что Ника проведёт эту ночь в клинике и, зайдя в реанимацию узнать, как прошла операция, удовлетворённый улетел домой.

Первое, что произнёс Лео, придя в сознание, было слово «мама». Задремавшая после тяжёлой операции Ника, резко подняла голову и ответила ему:

– Я здесь, мой мальчик. Операция прошла хорошо и, если ты не будешь лениться, то через полтора-два месяца сможешь ходить.

– А боль у меня по-прежнему останется?

– Нет, малыш, мы её сегодня выгнали из твоего тела, и она больше не вернётся, – ласково улыбаясь и целуя ребёнка в лоб, ответила Ника.

– А плавать я смогу?

– Конечно и уже через две недели, но только со мной.

– Можно я буду звать тебя мама? – проваливаясь в медикаментозный сон прошептал маленький пациент.

– Конечно, – уже себе самой ответила Ника.

К городу подкрадывался рассвет, когда Ника незаметно уснула у кровати Лео. Утро выдалось ясное и прохладное. Высоко в лазурном небе пенились редкие облака.

* * *

Джафар родился и провёл детство в Дагестане. Его отец по отцу дагестанец, а по матери – иранец, был успешным бизнесменом, зарабатывая на скупке и продаже ювелирных изделий. Постепенно он открыл свою ювелирную мастерскую, в которой работали лучшие мастера Востока. Свою жену он встретил в Баку, когда ездил по делам бизнеса. И влюбился. Это была молодая, семнадцатилетняя девушка из небогатой многодетной семьи. Её с радостью выдали замуж за богатого мужчину. У них родилось два сына. Оба получили образование в Оксфордском Университете.

Младший брат Джафара Аджар умер в девятнадцать лет. У него было тяжёлое наследственное заболевание – гемофилия. Находясь вдали от цивилизации, (он любил горы и пошёл в поход с друзьями), молодой человек, поскользнувшись на отвесном склоне, получил открытую травму и истёк кровью до того, как друзья смогли принести его в лагерь.

Мама Джафару запомнилась молчаливой, красивой, молодой женщиной с печальными карими глазами. Он не раз, живя с родителями, заставал сцены насилия отца над матерью – тот часто избивал её. Джафар мысленно был на стороне отца – по восточным законам женщина должна быть тенью мужа и полностью ему подчиняться. Так говорил отец. Так стал думать Джафар.

Свою будущую жену Барбару он знал ещё маленькой девочкой. Она была дочерью его тёти, сестры матери. Тётя жила в России, выйдя замуж за Степана Вериса. Всей семьёй каждое лето они приезжали в Баку на отдых, чтобы пообщаться с родственниками. Джафар любил свою маленькую спокойную и добрую кузину, проводя с ней почти каждое лето. Повзрослев, они встретились в Англии, куда поступила Барбара, когда Джафар уже учился на последнем курсе медицинского факультета. Девушка хотела быть акушером-гинекологом, принимать роды, встречать новую жизнь.

Барбара стала настоящей красавицей. Смешение крови сделало её лицо и фигуру утончёнными. Русые длинные волосы, светлые глаза и чёрные брови, смуглый цвет кожи с огромными, пушистыми ресницами и нос с горбинкой, придающий особый шарм необычному лицу. Джафар влюбился в неё с первого взгляда. А по окончании университета они вернулись в Дагестан, где отец сделал сыну свадебный подарок – клинику в Эмиратах.

Барбара только через два года замужества поняла за какого монстра вышла замуж. На него периодически нападали приступы ярости, тогда Джафар крушил всё, что было рядом, но особое удовольствие получал, когда насиловал потерявшую сознание жену.

На следующий день, правда, он просил прощения, дарил дорогие подарки, но лёд в её сердце растопить уже не мог. Барбара замкнулась, отдавая всю свою любовь новорожденным детям, которым помогала родиться. Все попытки сбежать от мужа кончались тем, что он находил её в любом уголке земли и жестоко наказывал. У них долго не было детей. Барбара не хотела иметь ребёнка от садиста, это у неё получалось, пока Джафар не понял причину бездетности. Тогда он заставил её сделать ЭКО – процедуру экстракорпорального оплодотворения.

Леон Верис родился здоровым и красивым мальчиком через девять месяцев. Барабара просила мужа об одном – чтобы тот не применял насилие в присутствии ребёнка. Джафар очень радовался рождению наследника от любимой женщины, и первые два года старался контролировать свои негативные эмоции. Но всё же вернулся к истязаниям жены, делая это всякий раз, когда что-то в его бизнесе шло не по его плану.

Смутно, словно сквозь сон, малыш, обожавший свою ласковую и нежную маму, слышал её стоны и мольбу прекратить издевательства. Не выдержав очередной приступ ярости мужа, Барбара схватила спящего малыша и уехала с ним на машине. Была тёмная звёздная ночь, когда на повороте мокрой от недавно прошедшего дождя дороги женщина не справилась с управлением.

* * *

Ника долго стояла у мечети после окончания операции, очарованная строгими пропорциями стен и купола, иглами минаретов. Голос муэдзина наводил ностальгическую тоску, казалось, что в прошлой жизни она жила на востоке и смотрела на мир из узорчатого окна гарема. Вдруг захотелось войти под арочные своды храма, в сумрак, заполненный душами верующих. Нет, не сам город рождал в ней чувство беспомощности и страха, а жизнь – переполненная обломками искореженных судеб, жизнь без смысла и света, имеющая свойство неожиданно просветляться, даря на мгновение льдинки счастья, растекающиеся водой на раскрытой ладони.

Она договорилась о встрече с Эмилем возле мечети. Наступили сумерки. Сиреневое небо разрезала пополам белая полоса от серебристого самолета. Вокруг слышалась россыпь чужой речи, неприятно режущей уши.

Эмиль стал настоящим восточным красавцем – густые, чуть вьющиеся чёрные волосы, отдающие синевой, матовая гладкая кожа, тонкий с лёгкой горбинкой нос, сверкающие из-под длинных ресниц изумрудно-зелёные глаза, в которых затаилась улыбка. Он негромко напевал своим густым бархатным голосом мелодию, когда подкрался сзади к Нике, обнял её и подарил любимые жёлто-фиолетовые ирисы.

Их отношения с годами не изменились, они не испытывали отравляющего чувства пресыщения. Эмиль каждый раз чувствовал ощущение блаженства, обнимая и целуя Нику, понимая, что она – его единственная женщина, друг, партнёр, возлюбленная. Её волосы, кожа, глаза, губы, тембр голоса – всё вызывало трепет и желание ни на минуту не расставаться с ней. Они абсолютно доверяли друг другу, часто обходясь без слов, понимая всё, что хотел сказать каждый, стали единым организмом, тяжело перенося любое, даже недолгое расставание, испытывая постоянную потребность друг в друге.

Николь по-прежнему была прекрасна, как на той фотографии, сделанной в Москве в последнюю неделю перед злосчастным отпуском в Италии. Слегка полноватые губы, готовые светло и искренне улыбнуться. Молодой, смуглый цвет и необыкновенное свечение кожи. Но главное – глаза. Немного лукавые, смеющиеся серо-голубые, прозрачные со спрятавшейся в них бирюзой. Они напоминали вечно переменчивое в своём настроении море.

Ника никак не могла привыкнуть к новому имени своего Эмиля и звала его Мой Свет, ведь в переводе с французского имя Люк означает свет. Вечером после работы они сидели на берегу залива в полюбившемся им ресторане, пытаясь наслаждаться видом побережья, проплывающими мимо катерами и парусниками, изредка глядя друг на друга долгим, наполненным глубоким чувством, взглядом. В нем было всё – неумирающая любовь, боль за детей, страх перед будущим, и маленький клочок надежды на спасение. Эмиль, откинувшись на спинку кресла, курил, стряхивая пепел в замысловатую хрустальную пепельницу, напоминающую Нике любимую игрушку Эмми – маленький кораблик.

– Всё-таки у нас расторопный Ангел-хранитель, и бродит он рядом с нами, – задумчиво произнесла Ника, поглаживая крупную, сильную руку пианиста. – Ты не заметил, любимый, какими неисповедимыми путями нам вернули (почти вернули) нашу фамилию?

– Ты находишь, что Радаева и Дараве – одна и та же фамилия?

– Неужели ты не слышишь – сохранены все буквы и даже слоги нашей фамилии, они переставлены!

– Как я раньше не обратил внимания? Чувствовал же в новой фамилии что-то родное! – воскликнул Эмиль-Люк.

– А имена наши!

– Что, они тоже как-то связаны с нашими истинными именами? – заинтересовался Эмиль.

– Ну, конечно. Например, моё новое имя – Вероника. Во-первых, это имя нашей дочери. Ну, а во-вторых, имя Вероника – древнегреческого происхождения. Оно образовалось от имени Ференика (Береника), что в переводе означает «приносящая победу», «победоносная». Имя Вероника связано с именем богини победы Ники. Береника упоминается в Библии и имеет значение «чистый образ». У славян «прижился» латинский вариант имени – Вероника. Это имя широко распространено в Европе, хотя ударение ставится на второй слог, но смысл остаётся прежним. В православии главная покровительница и обладательница имени – Праведная Вероника, встретившая Иисуса Христа по дороге на Голгофу. Она отерла кровь с лица Спасителя своим платком, и на нем отпечатался лик Христа. А твоё новое имя Люк или русское имя Лука известно в большинстве стран мира и связано с христианством. Ведь Лука – имя одного из четырех канонических апостолов евангелистов. Оно древнегреческого происхождения, читается как Лукас, имеет несколько значений, означает «Свет» или «Светящийся».

– Ну, а Дараве, – продолжала Ника, – небольшой город недалеко от Каира в Египте. Фамилия может иметь происхождение арабское, хотя она достаточно распространена на юге Франции и в Италии. Видимо, наши работодатели-рабовладельцы имели сотрудника французской нейрохирургической клиники с такой фамилией. Ведь в наших документах должно быть всё относительно прозрачно.

– Относительно?

– Да, полной прозрачности при похищении специалистов нашего уровня достичь трудно. Ведь им, наверняка, пришлось «убрать» настоящего Дараве! Но здесь они просчитались. Нас наверняка будут искать, я верю в это.

– Неужели ты думаешь, что полиция России способна в стоге сена отыскать иголку?

– Полиция – нет, но наши дети…

– Надеешься, что кто-нибудь из них станет профессиональным сыщиком? Они же все гуманитарии с явными талантами в разных областях искусств.

– Да, Диана, конечно, очень способна к фортепьянному исполнительству, но стиль мышления – цепкий, мужской, плюс незаурядная интуиция могут привести её к профессии детектива.

– Время покажет, хотя я почему-то с тобой согласен. Впрочем, как всегда.

– В чём? – удивилась Ника.

– Да во всём, я люблю тебя не только за то, что невозможно, да и не надо объяснять, но и за твои знания в различных областях, включая филологию и желание постоянно размышлять и узнавать новое.

– Ты не думаешь, Мой Свет, что нам пора готовиться к венчанию?

– Думаю, и так активно, что заказал тебе платье, которое привезут сегодня в наш шалаш (домом у меня не поворачивается язык назвать эту тюрьму в виде шикарных, круглосуточно просматриваемых апартаментов).

– А кольца? – с блестящими глазами поинтересовалась Ника, – ведь венчание уже через три дня!

– Надеюсь, что мой вкус меня не подвёл, улыбаясь и протягивая коробочки, произнёс Эмиль.

– Коробочки очень красивые и… очень большие, – удивилась Ника.

Она с замиранием сердца открыла их и осталась неподвижной, рассматривая необыкновенно элегантные браслеты в виде дельфинов.

– Ты, как всегда оригинален. Такого огромного обручального кольца я не могла себе представить, – радостно засмеялась Ника, – признайся, ты вспомнил мой детский сон, такой реальный, что я до сих пор вижу все его детали. Я была мамой-дельфином, загнанной людьми на мелководье. Со мной у берега лежал раненый сын-дельфинёнок. Я знала, что спасу его, хотя ситуация казалась безвыходной. Мой малыш не мог двигаться от ранения в спину и тихо подавал жалобные звуки. Мне всё-таки удалось, подталкивая его лёгкое тельце носом, выплыть с ним в открытое море. Это был страшный сон, – печально призналась Ника. – И похожий на реальность.

– Что ты имеешь ввиду? – поинтересовался Эмиль.

– Обездвиженного маленького Лео и то, что мне предстояло его спасти – прооперировать.

– Конечно, я помню этот сон, и как ты рыдала у меня на плече ранним утром! Мне с трудом удалось успокоить тебя. Потом весь день была бледной и задумчивой после той ночи. А ещё я подумал, что однажды браслет из металла, называемый наручниками, спас мою жизнь, чтобы подарить её тебе, родная. Вот и решил обменяться во время венчания браслетами.

– Нас может не понять батюшка, – в задумчивости произнесла Ника.

– Я об этом подумал.

– И что решил?

– Обменяться нашими детскими перстнями, они нас соединили навечно, а теперь лишь будут освящены православной церковью. Ведь мы были повенчаны любовью с рождения, и эти перстни хранили нашу любовь столько лет! Невозможно их поменять на другие! – возбуждённо заметил Эмиль.

– Я согласна. Ты придумал прекрасный вариант! Я тоже приготовила тебе подарок к венчанию…

– Дай хоть одним глазком взглянуть, – взмолился Эмиль.

– Ну ты как ребёнок! Потерпи немного!

– Так не честно, Русалочка! Я же показал тебе обручальные браслеты! – возмутился Эмиль.

– Ну ладно, одним, но только одним глазом посмотри, а подарю во время венчания, – смирилась Ника. И достала ладанку, слегка приоткрыв её.

Эмиль был поражён схожестью Мадонны и его невесты. Он молчал несколько минут, не в состоянии отвести взгляда от святого лика, а потом спросил:

– Где ты успела найти художника, который так здорово нарисовал тебя и Эмми?

Теперь на несколько секунд замерла Ника.

– Ты и вправду решил, что это мой портрет или так шутить? – действительно не понимая, спросила Ника.

– Неужели ты не заметила этого абсолютного сходства? – искренне удивился Эмиль.

– Думаю, что это сходство ты нашёл в своём сердце.

Мне, конечно, лестно твоё отношение, но…

– Ещё скажи, что Эмми не похож на нарисованного младенца, – искренне возмущаясь, перебил Нику Эмиль.

– Ну, малыш действительно очень похож на нашего сына и на Лео, если волосики сделать чуть темнее, – светло улыбаясь, произнесла Ника.

– Я же помню эту чудную фотографию, запечатлевшую твоё счастливое материнство и висящую в нашей московской спальне! Кстати, о Леоне. Я понимаю твои материнские чувства и желание прижать больного, страдающего малыша к груди. Но это может привести к печальным событиям, – размышлял вслух Эмиль.

– Ты боишься моей привязанности к мальчику?

– Я больше пугаюсь привязанности Леона к тебе. Он воспринимает тебя, как свою маму – добрую, красивую, спасающую своей любовью. Но за ребёнком стоит жестокий, лишённый моральных принципов отец. Он непременно захочет счастья своему отпрыску, подарив ему мать.

– Я поняла, – прервала печальное повествование Эмиля Ника. – Для этого ему придётся избавиться от тебя! Но я не допущу реализации его планов! – воскликнула она.

– И каким образом? – поинтересовался Эмиль.

– Ты узнаешь об этом в ближайшее время, – с улыбкой Моно Лизы проговорила Ника, – ну, а теперь продолжим радостные хлопоты по подготовке к венчанию. Ведь мы ждали этого обряда столько лет!

– Поехали смотреть твоё платье! – согласился Эмиль.

И влюблённые, сев в серебристый кабриолет, помчались в загородный дом, так напоминающий золотую клетку.

Ника всегда и во всём любила скорость. Будь то движение по автотрассе или в воде и под водой, скорость принятия решения, действия в экстремальной ситуации. Вот и сейчас, как заправский гонщик, она села за руль гоночной машины, которую подарил им Джафар за успешное лечение сына.

Какой драйв, называемый ощущением свободы и полёта, испытывала бесстрашная Ника, сидя за рулём машины! Это давало ей возможность хотя бы на время вождения забыть о том, что их разлучили с детьми. Ведь плен, хоть и в золотой клетке богатейшего государства Ближнего Востока и рядом с Эмилем, был ей в тягость!

Постигнуть загадочную душу Востока сложно, пожалуй, невозможно. Для многих понятие арабской семьи основывается на стереотипах, таких как паранджа, многоженство и мусульманство. Однако если взглянуть на семейный уклад в арабских странах, вырисовывается в какой-то степени логичная картина.

Законодательство Объединенных Арабских Эмиратов во всем опирается на государственную религию – ислам. В своей жизненной философии население государства подчиняется главному своду законов – шариату, который, в свою очередь, основан на главных предписаниях и запретах священной книги Коран.

Арабы всю свою многовековую историю жили большими семьями, или так называемыми кланами. Понятие родства в арабских странах свято и непоколебимо. Поэтому ОАЭ – это не только дети и внуки, но и самые дальние родственники.

Хотя в ОАЭ разрешены другие религии, почти 100 % населения – мусульмане. Такое религиозное единство за сотни лет породило неукоснительное следование заветам шариата. Впрочем, некоторые из «законов» могут показаться дикими и по-настоящему шокировать неподготовленного европейца.

Сегодня далеко не каждый араб может позволить себе многоженство. Хотя ислам и разрешает иметь до четырех жен, главной причиной такой моногамии является отсутствие средств на содержание гарема. Поэтому классическая «ОАЭ» – СЕМЬЯ, состоящая из одного мужа, нескольких жен и гарема – привилегия шейхов и состоятельных людей.

Решение о вступлении в брак принимает в первую очередь семья жениха. Права женщин в мусульманских странах равносильны мужским, поэтому потенциальная невеста имеет право отказаться от предложения, если жених ей не приглянулся.

Если для европейских молодоженов брачный контракт только сейчас начинает входить в моду, то для арабских стран такой договор является обязательным элементом свадьбы. Подписывают брачный контракт вместо невесты два ее родственника.

Арабская свадьба – зрелище поистине грандиозное. Стол ломится от угощений, которые постоянно обновляются, дабы показать приглашенным свое гостеприимство и изобилие. Так как ислам запрещает алкоголь, на праздничном столе нет ничего крепче кофе. Но это не запрещает гулять свадьбе до семи дней!

Если же арабский мужчина имеет больше одной жены, он должен построить каждой их них свой дом, затраты должны быть одинаковыми, а доля внимания равной на каждую из «любимых» женщин.

Популярное мнение о дискриминации в отношении арабских женщин – наделе оказывается несколько преувеличенным. В любой арабской семье женщина должна слушаться мужа, но она всегда принимает участие в решении важных вопросов.