Электронная библиотека » Павел Щеголев » » онлайн чтение - страница 10


  • Текст добавлен: 19 ноября 2019, 18:20


Автор книги: Павел Щеголев


Жанр: Документальная литература, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)

Шрифт:
- 100% +
5

Потянулись дни, недели, месяцы заточения. Все движение по делу Бейдемана заключалось в подшитии к делу его объяснений и произведений, писанных в крепости. Бейдеман оставался еще при прежней непримиримости и непреклонности своей революционной исповеди. И каждое новое его объяснение еще усугубляло тяжесть его положения: к такой твердости III Отделение вообще не было приучено. 5 января 1862 года Бейдеман с пылкостью писал:

«Из всего сказанного и написанного до сих пор можно вывести, самым строгим и последовательным порядком, заключение о причине моего возвращения из Швеции – о намерениях, которые я желал привести в исполнение, одним словом, о всех тех обстоятельствах, которые необходимы для нового судебного обследования моего дела. В нем до сих пор остается только одно темное место: причина, побудившая меня выехать из отечества. Желая сделать все дело яснее, так сказать удобоваримее, я хочу дать несколько объяснений об этом пункте.

До сих пор я решительно отказывался от этого, и мое новое намерение – результат не четырехмесячного прозябания в Алексеевском равелине, а следствие более полного обсуждения моего настоящего положения. Признаюсь, что после того, как я очень ясно выразил свой взгляд на настоящее правительство, с моей стороны было бы непростительною слабостью, если не сказать ребячеством, скрывать то, что нераздельно связано с этим взглядом. Причина, побудившая меня оставить отечество, та же самая, которая побудила меня возвратиться в него: желание уничтожения настоящего правительства, современных государственных и общественных форм и твердое намерение, на обломках этого уродливого здания, содействовать к устройству такого государства, таких общественных отношений, которые бы были сообразны с правдою, с здравым смыслом и с настоящими и будущими потребностями русского народа. О подробностях моего плана и о том обстоятельстве, почему я избрал финляндскую дорогу для своего удаления и, наконец, почему самое мое удаление из России было необходимо для выполнения моих намерений, я не хочу распространяться – оно совершенно бесполезно: если бы мне удалось их выполнить, я бы не сидел в настоящее время в равелине. Это самое ясное объяснение, которое я могу дать на вышеприведенный вопрос: излишние подробности затемнили бы только дело.

О житье моем в Швеции я уже писал, это такой пункт в моем деле, который выходит из сферы полицейского расследования и о который рушатся все махинации не одного III Отдел., но всех 4-х Отделений вкупе. Швеция имеет счастие принадлежать к тем немногим государствам Европы, которые не терпят полицейского вмешательства чужого правительства. Все же обстоятельства моей жизни в Финляндии, по возвращении моем из Швеции, могут быть дознаны – в этом случае мне нечего прибавлять или объяснять.

Но может родиться следующий вопрос: не имел ли я сообщников своих замыслов до удаления моего из России? Об этом несколько слов. При современном напряженном состоянии нашего общества легче, чем когда-нибудь, составлять заговоры, но я был всегда того мнения, что в русской жизни заговоры, несмотря на всю энергию и деятельность своих членов, не достигают и не достигнут своей цели, потому что они – выражение меньшинства русского общества, слишком отделенного от народа.

Моя цель – поднять народ, поднять 40 мил. крестьян, перед которыми и тайная и явная полиция совершенно бессильна, а для открытия заговоров правительство держит огромную шайку шпионов, в мундирах небесного цвета (светло-голубой) и без оных, – они и открываются. Следовательно, было бы слишком близоруко с моей стороны составлять какие бы то ни было общества. Если бы народ, т. е. крестьяне, объявил открытую войну правительству, – чего я хотел достигнуть, – тогда все заговоры для борьбы с настоящим правительством сделались бы бесполезными – оно обрушилось бы безвозвратно и навсегда.

Михаил Бейдеман».

Говоря о Швеции, я не могу без негодования вспомнить о том позорном деле, которым заклеймило себя настоящее правительство. Неудивительно бы было, если бы подлейшее правительство в мире – австрийское – из дружбы к России, которой она тайный, недоброжелательный и всегдашний враг, послало бы в Зимний дворец хлопотать о преследовании всякой свободной русской мысли; неудивительно бы было, если бы на самом верху Сухаревой башни стараниями австрийских графов из передней этого дворца была построена обсерватория для австрийских шпионов, в видах наблюдения за московскими славянофилами, но бесконечного презрения заслуживают такие дальновидные умы, как Замятнин, которые вносят на утверждение Государственного совета мнения о преследовании русских за ненависть к Австрии, и преступно со стороны Государственного совета утверждать подобные образчики умственной наглости, рабства и крайнего презрения к русскому народу [Гневная приписка к письму вызвана правительственной мерой, которой «Колокол» посвятил две заметки: в № 93 от 1 марта 1861 года и в № 95 от 1 апреля. Конечно, из этих заметок узнал о ней и Бейдеман. В № 93 «Колокола» под заголовком «Последнее убежище изгнанников закрыто» читаем: «У г-жи Замятниной есть муж, исправляющий должность великана и немого евнуха при императорском серале юстиции. Оказывается, что небольшого роста великан и в немые не годится: он так громко стал вздор молоть, что далее в «Таймсе» раздалось (Times 16 February). «Сенатские ведомости» обнародовали закон (англичане не имеют другого слова для этого рода бумаг), утвержденный государем по представлению Замятнина, о преследовании преступлений против монархов, находящихся в дружеских сношениях с Россией. На основании этого закона будет сделана конвенция между Россией и Австрией о наказании государственных преступников». А в № 95 дано дополнительное сообщение под заголовком «Розги и плети, употребляемые международно». «Иностранные гости, передавая русские новости, часто вводят нас в ошибки. Так, «Таймс» рассказал совсем неверно замятнинский закон о наказании государственных преступников против других государств (см. «Кол[окол]», № 93); на деле он гораздо гнуснее, вот что напечатано в «СПб. ведомостях»: «Государственный совет, мнением своим, высоч. утвер. 16 июня 1858 г., положил: предположенное главноуправляющим II отд. собств. Е.И.В. канцелярии дополнение подлежащих статей Уложения о наказаниях, имеющее служить основанием для заключения условия с австрийским правительством о взаимности наказаний по государственным преступлениям, утвердить, и, вследствие того, постановить. Если одно из преступлений, означенных в ст. 233, 264, 265, 271, 272 и 275 Улож. о наказаниях, будет учинено против иностранного государства, с которым на основании трактатов или обнародованных о том узаконений постановлена надлежащая в сем отношении обоюдная взаимность, или же против верховной того государства власти, виновные, буде к сему не присоединяется и преступление, подлежащее другому, более тяжкому наказанию, приговариваются: к лишению всех особенных прав и преимуществ как лично, так и по состоянию осужденных ему присвоенных, и к ссылке на житье в губернии Томскую и Тобольскую, или же, если они не изъяты от наказаний телесных, к наказанию розгами, в мере, определенной ст. 33 сего Уложения для четвертой или пятой степени наказаний сего рода, и к отдаче в исправительные арестантские роты гражданского ведомства, на время от двух до четырех лет или от одного года до двух лет. Когда же сие преступление учинено с увеличивающими вину обстоятельствами, то к лишению всех прав состояния и к ссылке в Сибирь на поселение, в места не самые отдаленные, а буде они не изъяты от наказания телесных, и к наказанию плетьми через палачей, в мере, определенной ст. 22 сего Уложения для второй степени наказаний сего рода»]. Как согласить подобные уродливые явления правительственного разврата с нотами пустоглаголящего министра Горчакова, в которых он торжественно объявляет перед лицом всей Европы, что русское правительство в своей политике будет преследовать интересы своего народа, – что же это, как не возмутительная насмешка и над русским народом и над здравым смыслом!

Но дорого платят за подобные насмешки.

М. Бейдеман».
6

25 января 1862 года, по желанию Бейдемана, его посетил генерал Потапов, не оставивший никакого отчета о своей беседе с заключенным. Надо думать, что она прошла недружелюбно, ибо навеяла Бейдеману следующее оригинальное произведение.

Нечто об Утопии (Посвящается г-ну Потапову)

Не все то золото, что блестит.

Русская пословица

В словаре человечества есть несколько слов, судьба которых очень замысловата. Сказанное, обыкновенно, отдельною личностью известной национальности на известной почве, получает то слово право гражданства у всех народов, на различных почвах; повторяют то слово всегда и везде, говорят то слово кстати и некстати. К таким привилегированным словам принадлежит бесспорно и слово Утопия (Utopie, Utopien). Сказала то слово могучее, на английской почве, одна из громаднейших личностей XVII столетия Фома Mop (Thomas Morus), раздавленная под гнетом деспотизма Генриха VIII. В своей книге, написанной по тогдашнему обычаю на латинском языке и озаглавленной словом Utopia, он произносил страшное слово осуждения тогдашнему порядку вещей и тогдашнему общественному устройству; могучей рукой рисовал он и другое общество, и другие общественные отношения. Заклеймили тем словом всякую честную мысль об уродливой постройке совершенного общества, всякую благородную мечту о человеческом и нравственном распределении материальных средств существования и о совершенной умственной свободе всех личностей в кастическом обществе. Пошло гулять с тех пор то слово по белому свету: шипят его шипом змеиным и бояре-помещики, и сановники со вельможами и генералы шитые, – больно любят они то слово бессмысленное; шипят его все ученые тупоумные, шипит его всякая тварь подколодная. Но действительно ли все то утопия, что мечтается; и все то суть, что существует? Действительно ли был утопист Гракх Бабеф, который за свои убеждения сложил голову на эшафоте, и действительно ли практические умы – та стая пошлых французских экономистов, как напр., Мишель Шевалье, Воловский и etc., которые уживаются с таким подло-наглым правительством, как правительство Луи Наполеона? Действительно ли был утопист Роберт Оуен, которого вся жизнь была одним подвигом, и действительно ли нравственные люди такие деятели, как Маколей, Брум, Пальмерстон и Гладстон? Действительно ли были утописты Стенька Разин и Емельян Пугачев, которые погибли страшною смертью в руках подло-низкого (не русского) правительства, и действительно ли благородные граждане и практические деятели такая сволочь, как Панин, Долгоруков, Гагарин, Игнатьев (Анафема!!!), Муравьев [Прошу г. читателя, т. е. г-на III Отделения, уведомить меня, когда отправят сего доблестного мужа на покой, я от всего сердца скажу ему Анафему, как говорю это Игнатьеву. – Примеч. Бейдемана.], Бутков, Строганов, Адлерберг [как позабыть такого голубчика? – Примеч. Бейдемана] и т. д. Действительно ли утописты такие светлые личности, как Огарев и Герцен, и действительно ли практические деятели такие умишки, как Бабст [так и слышится картофельная отрыжка питерского сапожника из немцев, проживающего на Васильевск. острове. – Примеч. Бейдемана], Чичерин, Безобразов и другая московская кислятина?.. С другой стороны, что такое нелепое самодержавие, как не величайшая утопия? (Разумеется, с точки зрения пользы, какую оно приносит обществу, а не с точки зрения особ первых классов, т. е. покрытие грабежа, чиновнического разбоя, всякой неправды и другой гадости.) Что такое наше чиновничество, как не утопия? (Опять-таки с точки зрения общественной пользы, а не [с] точки зрения г. Переверзева, который в министерстве финансов доказал, как дважды два – четыре, что честность есть утопия, потому самого его сделали сенатором [доходили эти слухи и до Швеции. – Примеч. Бейдемана. Эта ироническая фраза должна бы быть истолкована как отголосок заметки «Колокола» о Переверзеве в № 92: «Сенатские арестантские роты (Осужденный Переверзев)»] для доказательства другой аксиомы: справедливость и правдивость есть утопия, что он и не замедлил доказать.) Что такое весь нынешний порядок вещей, как не утопия? (Опять с точки зрения пользы русскому народу, а не с точки зрения такой немецкой ж…, как Адлерберг, которому больно милы и грабеж администрации, и неправда в судах, и рабство, и безответственный разбой, и преследование всякой свободной русской мысли; больно милы ему и министерство двора, и темная театральная дирекция с чиновническим характером. По нашему крайнему разумению, его бы давно пора nash Vaterland [в отечество (нем.)], пускай бы целовался там с Миной Иогановной [Мина Ивановна, сожительница г. Адлерберга, была притчей Петербурга. Не умолчал о ней, конечно, и «Колокол». См., напр., заметку «Дом, примчавшийся к Мине Ивановне на почтовых» в № 84 от 1 ноября 1860 г.]).

На первые вопросы отвечаю – нет.

На вторые вопросы отвечаю – да.

Теперь несколько слов к Вам, г. Потапов. Вы – утопист по тому самому, что Вы должны или отказаться от здравого смысла, или оставить III Отделение. Я называю утопией желание принести пользу русскому народу, служа в III Отделении: здравый смысл осуждает всякое тайно-полицейское преследование злоупотреблений, следовательно, Вам остается преследовать нашего брата, а это уж того, не для меня, – не беспокойтесь, я и сам зубаст, – а для юношей неопытных. Хотя Вы и не бог знает что преобразовали в Петербурге и в Москве (об Вашей деятельности в Варшаве я в неизвестности), но все-таки Вы показали честное русское намерение действовать добросовестно; а за это большое спасибо. Одно странно в Вашей деятельности: это быстрое перескакивание с одного места на другое, из одной столицы в другую; или Вас увлекали роковые слова: Петербург, Москва, Варшава, или что-нибудь другое, только это обстоятельство заставляет задумываться насчет характера Ваших реформ. Ведь Вы не сказочный богатырь, г. Потапов, а уж тот богатырь.

Башни за облак кидает.

На всех парусах промчавшись мимо трех столиц белокаменных, Вы бросили якорь в III Отделение, – это уже из рук вон. Оставьте пожинать лавры на этом поприще всяким немецким ср… и поезжайте в Москву преобразовывать полицию на русский лад (только не на немецкий, т. е. не на чиновнический). Этим Вы избавите честное русское имя от позора и принесете действительную пользу русскому народу. Не сомневаясь в Вашем благородстве, я думаю, что Вы примете этот совет.

P. S. Если Вы встретите г. Шувалова, то передайте ему от меня мое русское спасибо за то, что он отказался украшать своим присутствием III Отделение, чем он избавил еще одно русское имя от сраму и вечного позора.

Примечание: Манифест об освобождении крестьян я не причисляю даже к утопиям, это такая х…, что не нахожу довольно слов, чтобы выразить его суть: вообще он подл ниже всякой подлости, скверен ниже всякой скверности, мерзок ниже всякой мерзости, нелеп ниже всякой нелепости и гадок ниже всякой гадости…

Михайло Бейдеман.

В этом произведении останавливает наше внимание несколько бережное и до известной степени снисходительное отношение к Потапову, не в пример бичуемой Бейдеманом компании Аддерберга, Муравьева, Игнатьева и т. д. Потапов для него еще не определился. Некоторые подробности о Потапове Бейдеман мог читать в «Колоколе». В № 84 от 1 ноября 1860 года Потапов, тогда исправлявший должность петербургского полицмейстера, был задет в заметке «Полицейский маскарад Игнатьева». В № 92 от 15 февраля 1861 года, сообщая о вступлении Потапова в должность московского обер-полицмейстера, Герцен рекомендовал ему обратить внимание на клоповники при московской яме. По поводу этой заметки Герцен получил любопытное «исправительное» письмо, которое он напечатал в № 95 от 1 апреля 1861 года. Автор письма вступился за обиженного Герценом Потапова; он пишет, что Потапов заслуживает благодарности за учрежденный им словесный суд (в полиции) в Москве, за увеличение жалованья полицейским чиновникам и т. д. Герцен иронически высмеивал автора письма, но не отказался признать хорошие черты в деятельности Потапова: «Нас упрекают, что мы, отдавая полную справедливость клопам, не хотим ее отдать Потапову. Помилуйте, господа, да мы Потапова не знаем, готовы верить, что он будет хороший обер-полицмейстер, а свойство клопов знаем очень хорошо. Да, Потапов добродетельный обер-полицмейстер, – мы не спорим, – мало ли что есть в Москве, там еще есть Степан Петрович Шевырев, тот очень хороший человек…» Несомненно, впечатлением этой полемики между Герценом и автором «исправительного» письма объясняется известная терпимость Бейдемана к Потапову.

Князь Долгоруков, прочитав произведение Бейдемана, приказал «приобщить его к делу для соображения в случае надобности».

Приобщены к делу и литературные произведения Бейдемана: статья «Славянофильство как принцип», статья «Об учреждении ярмарки в м. Довское» и довольно большая поэма в стихах «Ванюша» – подражание древнерусской повести «Горе-Злосчастие». О втором из названных произведений мы не будем говорить по совершенной его незначительности.

Поэма «Ванюша» – подражание древнерусской повести «Горе-Злосчастие», не имеет художественных достоинств и в резкой фривольной форме повторяет в стихах те же мысли, которые раньше Бейдеман излагал в прозе. Общая тема – обман крестьянства, совершенный Александром II в Положении 19 февраля. Вот ее краткое содержание с выдержками, которые дадут представление о стиле и пафосе произведения [ «Повесть о Горе-Злосчастии» была открыта А.Н. Пыпиным и впервые опубликована в «Современнике» в 1856 году. Произведение Бейдемана – подделка под эту народную повесть, с заимствованием слов, эпитетов, целых стихов. Литературный анализ не входит в задачу нашей работы]. Выезжает крестьянский сын Ванюша из села Неробкого в Москву за золотой казной да за товаром красным. Предостерегают его родители против горя злосчастного:

 
Берегись, Ванюша, горя злосчастного,
Ходит горе по кабакам большим, по придорожным,
Нашего брата выглядывает да высматривает;
Сидит горе за большим столом, за зеленым,
Бумаги пишет хитрые, красной печатью пропечатывает.
Хуже гада земного да лютого зверя горе злосчастное…
 

На столбовой дороге завидело горе злосчастное Ванюшу; завидны стали горю прыть молодецкая и сила богатырская. Первое столкновение с горем произошло на постоялом дворе.

 
Надевало на себя мундир горе злосчастное,
Шпагу чиновную сбоку цепляло горе горемычное,
Каску с гербом на голову клало горе проклятое,
Царских солдатиков громко сзывало горе окаянное,
Входило во постоялый двор горе-гореваньице.
 

Позарилось горе на богатство Ванюши и обобрало его, связало по рукам и ногам, бросило в тюрьму, затем высекло его и выбросило на дорогу.

 
Выходил Ванюша-богатырь на большую дорогу,
Горькую жисть да горе злосчастное проклинаючи:
«Ах ты, горе проклятое, злосчастное,
Уж до чего ты меня, горе, домыкало,
До чего, горе горемычное, доехало».
Оглянулся богатырь, а перед ним горе злосчастное,
Страшное горе горемычное:
Нет на горе злосчастном ни кожи, ни рожи,
Хуже старой ведьмы, безобразной, горе проклятое.
Серый кафтан на горе злосчастном весь в заплатках;
Из дырявых сапог у горя грязные пальцы выходят,
А штаны на горемычном солдатские, все в лоскутьях;
На спине у горя, с песком, ранец собачий,
А на боку у проклятого шпага чиновная;
В одном кармане у горя перо канцелярское,
А в другом кармане у горя чернила казенные;
Болтаются на груди у горя две пуговки мундирные,
А на одной травке висит бумага гербовая,
А на другой висит мешок большой полотняный.
Денежки в том мешке наворованные да награбленные;
Все в крови руки у горя злосчастного,
Все в грязи да в крови у горя горемычного;
А в правой руке у горя плеточка сыромятная,
А уж в левой руке у горя розочка вербовая;
Под одною мышкою у злосчастного книжка конторская,
Под другою у горемычного сказка ревизская,
Полголовы у горя гладко выстрижена,
А другая у проклятого гладко выбрита,
Окровавлен нос у горя злосчастного,
Повышиблены все зубы у горя горемычного,
А на щеках и на лбу у горя знаки черные,
А на спине у проклятого рубцы синие.
 

Таково олицетворение крепостного права. Совсем было готов был склониться перед горем Ванюша, но, вспомнив о родных, о селе и о милой, оправился.

 
Да пошел по дороге столбовой,
А от его шагу могучего, богатырского
Ходуном заходила земля подорожная.
Долго ходил Ванюша-богатырь по дороге по столбовой,
Долго мерял большую шагами саженными,
Не по дням, а по часам росла в плечах мощь богатырская,
Все сильней да сильней загоралося сердце молодецкое,
А уж тем огнем обожгло черную бознь, ведьму косматую,
И почуял крестьянский сын волюшку вольную.
Обертывался Ванюша-богатырь на родную сторонку
Да засвистал свистом молодецким;
А от того могучего свиста, богатырского,
Вздрогнула матушка-Русь православная из края в край.
Много плеч богатырских порасправилось,
Много сердец молодецких загорелося.
Доходил тот свист, могучий, богатырский,
До Питера – славного града, столичного.
Всполошились бояре-помещики, генералы да сановники –
Крепко затылки свои почесали да ж…ы,
А уж немецкий люд не немецкая дрожь пробрала.
Задрожали стекла во дворце царском, во Зимнем,
Восставал от глубокого сна царь-государь,
Сонные очи протирал, руками сиденье пробовал,
Пробовал он, на чем да как сидит,
Да и крепка ли та вещь, что троном называется.
Созывал царь-государь вельмож да сановников.
 

Это собрание должно заняться чисткой горя, приведением в порядок его костюма. Очевидная пародия на комиссии по выработке Положения! Царь предлагает вымыть горе:

 
Приводили горе злосчастное во палаты каменные,
Окружали горе горемычное вельможи да сановники,
Окружали его генералы шитые да бояре-помещики,
Умывали да одевали горе проклятое:
Приносили горю злосчастному новый кафтан весь в заплатах,
А пришиты те заплаты иглою министерской да нитками канцелярскими;
Приносили горю горемычному новые шаровары, солдатские, все в лоскутьях;
Умывали горю проклятому руки кровавые,
Да не смывается кровь с рук горя злосчастного,
Больно пригорела к рукам горя горемычного;
Мыли горе мылом заморским, но не тем, каким надо было.
Из-за моря привозили то мыло во Питер, приморский град,
Привозили из-за синего на кораблях аглицких мореходных;
Хоть и за морем делано то мыло богатырское,
Да делали его два русских мастера искусных;
А у них на голове завиваются русые кудри,
Да в горячей груди у них сердца молодецкие;
Больно люб им Ванюша-богатырь, крестьянский сын.
Больно мылит то мыло затылки и рыла,
У вельмож, да сановников, да генералов шитых,
Больно ест то мыло богатырское бояр-помещиков;
Да не дают того мыла горю злосчастному,
Больно боятся за горе горемычное.
 

Русские мастера искусные, конечно, Герцен и Огарев с их разработкой проектов реформы и с их обличительным «Колоколом».

 
Умывали руки горю проклятому мылом составленным;
Уж на одну часть мыла заморского, богатырского
Клали сто частей мыла питерского, канцелярского,
Да на столько же примешивали вонючего мыла немецкого…
 

В результате махинаций над горем была изготовлена грамота – положение. С этим положением горе отправляется к Ванюше.

 
Подходило к молодцу горе горемычное,
Снимало с бритой головы картузик чиновный горе проклятое,
Говорило ему горе окаянное таково слово:
«Исполать тебе, Ванюша-богатырь, крестьянский сын,
От царя-государя послано к тебе горе злосчастное,
От вельмож да сановников послано к тебе горе горемычное,
От генералов шитых да бояров-помещиков – горе проклятое;
Посылают они тебе хитрую бумагу, мудреную».
Отвечает горю злосчастному Ванюша-богатырь, крестьянский сын:
«Не учили меня ни батюшка, ни матушка грамоту читати,
Не учили меня родные пером писати».
Говорит ему горе горемычное:
«Хитрую бумагу, мудреную, прочитает тебе горе злосчастное,
Не впервой читать мудреные бумаги горю проклятому».
Скверно крякнуло горе злосчастное,
С одной босой ноги на другую перевалилось горе горемычное.
Стало зычно читать горе проклятое,
Долго читало горе злосчастное,
Долго слушал батюшка-богатырь горе горемычное.
Прочитамши ту хитрую бумагу, мудреную,
Скверно крякнуло горе окаянное,
С одной босой ноги на другую перевалилось горе проклятое.
Размахнул тогда Ванюша-богатырь, крестьянский сын,
Развернул тогда молодец со всего плеча богатырского,
Схватил он горе злосчастное поперек самой груди
Да и взмахнул горе горемычное на аршин от земли,
А уж от той хватки богатырской
Помертвело страшное горе злосчастное,
Новый кафтан на горе горемычном весь потрескался,
А ниточки канцелярские на проклятом все полопались;
Полетела из рук горя злосчастного хитрая бумага, мудреная,
Полетели с горя горемычного и картузик, и плеточка сыромятная, и розочка вербовая,
Полетели с горя окаянного и мешок полотняный, и бумага гербовая,
Полетели с горя злосчастного и книжка конторская, и сказка ревизская,
Полетели с горемычного и перо канцелярское, и чернила казенные,
Полетело горе распроклятое.
Тряхнул Ванюша-богатырь, крестьянский сын, горе злосчастное,
Тряхнул, молодец, с богатырского плеча горе горемычное,
Говорил он горю проклятому таково слово:
«Не обманешь меня, горе злосчастное,
Не отдам мирской земли боярам-помещикам, горе горемычное.
Больно хитра бумага мудреная,
Да есть у меня сметка здоровая,
Есть у меня руки, к великому делу способные.
Так прочь от меня, горе злосчастное!
Сгинь, горе окаянное, горемычное!
Нет тебе со мной житья, горе распроклятое!!!
На голове у меня завиваются русые кудри,
У меня в плечах растет мощь богатырская,
Да огнем горит сердце молодецкое!»
 

Такова поэма Бейдемана. К ней он сделал приписку: «Эту повесть сочинял да и написал в марте месяце 1862 года своим землякам на радость, а царю-государю, вельможам да сановникам, да генералам шитым, да боярам-помещикам на удовольствие крестьян села Неробкого Михайло Бейдеман, а уж тот крестьянин:

 
Попался в лапы к горю злосчастному,
Попал в когти к горю горемычному,
Да не боюсь я тебя, горе злосчастное, окаянное,
Не боюсь тебя, горе горемычное, распроклятое;
Хоть и нет у меня в плечах мощи богатырской,
Да горит во мне злобное сердце, крестьянское».
 

Очень ценна для выяснения источника политических взглядов Бейдемана статья «Славянофильство как принцип». Эту статью мы считаем нужным привести почти целиком. При разборе политического миросозерцания Бейдемана следует обратить большое внимание на эту статью.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации