Электронная библиотека » Павел Щеголев » » онлайн чтение - страница 30


  • Текст добавлен: 19 ноября 2019, 18:20


Автор книги: Павел Щеголев


Жанр: Документальная литература, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

Шрифт:
- 100% +

В таком настроении находился Бакунин в тот момент, когда был передан после двухлетнего заключения в руки русского жандармского полковника Распопова. Быстро пролетело несколько дней путешествия в оковах в компании полковника и шести жандармов, и затем тишина Алексеевского равелина охватила его. Опять были стены; Бакунин был облачен в крепостное платье и подвергнут одиночному режиму равелина без каких-либо особых отягчений. Конечно, он не мог ни переписываться, ни иметь свиданий, но у него была прогулка, были книги из скудной библиотеки равелина. И затем полное, абсолютное спокойствие одиночества, без посещений начальства, без опросов и допросов, бессменное общение с убогим смотрителем равелина капитаном Андреем Богдановым, выслужившимся из рядовых, и сторожами – солдатами местной инвалидной команды. Так потянулась эта уставная жизнь Алексеевского равелина. Без перемены прошло два с лишним месяца.

И вот к концу третьего однообразный уклад был нарушен: в каземат Бакунина явился сам начальник III Отделения, сам граф Орлов. Он пришел с тонко обдуманным и взвешенным планом воздействия на Бакунина. Бакунин ждал допросов с пристрастием, ждал отмщения. Пришел Орлов прямо от царя и от имени царя объяснил Бакунину, что государь желает, чтобы он написал полную исповедь всех своих прегрешений, всей своей жизни. От имени царя граф Орлов сказал Бакунину: «Пишите, пишите государю, как бы вы говорили с своим духовным отцом».

Это предложение, несомненно, было неожиданным для Бакунина. Он не предполагал даже возможности такого хода со стороны своих врагов, и этот ход спутал его игру. Бакунин готовился к отпору, к борьбе против тяжких и оскорбительных мер воздействия и возмездия, которые – он был уверен – были уже наготове у русского правительства. Вышло иначе. Ни пыток, ни тяжелых наказаний, ни оскорблений, а условия заточения были во много раз лучше условий заточения в немецких тюрьмах. Ни допросов, ни столь обычных и мучительных сыскных выведываний о фактах и лицах; только всего – исповедь как на духу. Николай Павлович оказался много тоньше. Бакунин на пути в Алексеевский равелин мысленно пересматривал свои отношения к русскому царю и русскому правительству и, по совести, не мог формулировать их иначе чем явный бунт. «Он был в явном бунте против государя и против его правительства, дерзал противустать государю где и сколько мог» – так немного позднее он рассматривал свои отношения к верховной власти в России. При таком самоопределении Бакунин не мог не сознавать, что между ним и русским царем разверзлась пропасть, которую не перейти. Смешно даже думать о переходе. Для него не могло быть сомнений, что для Николая он, преступник, лишенный чина и дворянского звания и подлежащий обращению в каторжную работу, был лишь объект всяческих кар и расправ. Бакунин в своем сознании давно разбил ту привычную и живую в традициях его семьи и истовой дворянской жизни его времени связь верноподданного и государя, но разрыв трафаретной ассоциации официально был тяжким преступлением, низводившим громы и молнии на главу преступника. Признание разрыва связи верноподданного с государем сулило усугубление физических внешних кар, но в известной мере облегчало нравственное состояние, придавало ему устойчивость и спокойствие. Но когда пришел прямо от государя его наперсник и предложил как на духу исповедоваться государю, через непроходимую пропасть потянулась тоненькая ниточка. Ароматом соблазна повеяло в каземате равелина, и начал воскресать трехдневный Лазарь. Тот, кто сидел высоко, на российском престоле, как будто и забыл, что заключенный давно уже чужд верноподданническому долгу; для новозаветного отца и блудный сын остался сыном, так и для монарха преступник, повинный работе, остался верноподданным. Бакунин думал, что он уже свободен от верноподданнической присяги, что его преступление развязало его от обязанностей, а монарха от прав на него. Началось воскрешение Лазаря. После объявления графа Орлова на один миг почувствовал себя Бакунин не отверженным преступником, а возвратившимся в лоно отче блудным сыном, и этого было достаточно. Было брошено семя надежды на восстановление разорванных отношений, был намечен путь, которым должно было бы пойти восстановление, задана нота, в тон которой должен был вторить Бакунин. «Государь прислал меня к вам и приказал вам сказать: скажи ему, чтобы он написал мне, как духовный сын пишет духовному отцу, – хотите вы писать?» – сказал граф Орлов Бакунину. Бакунин подумал и ухватился за ниточку, теперь один конец ее был в Алексеевском равелине, другой – в Зимнем дворце. Бакунин вышел из состояния тюремного равновесия. «Внутренние, никогда не удовлетворенные потребности жизни и действия пробудились с новой силой и соткали ту идеологию, которая должна была вывести заключенного за стены равелина. В мертвящей тишине одиночного заключения создаются зыбкие психологические фантомы. Чувство действительности становится неверным; мечты сливаются с действительностью, между тем и другим теряются различия. В душе Бакунина смена или, вернее, подмен идеологии мог осуществиться с тем большей легкостью, что новая тюремная идеология была в конце концов не новой, а старой, привычной, патриархальной, в которой он воспитывался и рос. Проваливался в темную бездну период страстных исканий, борьба за миросозерцание, как будто бы этого периода не было, и, очнувшись после беседы с графом Орловым, Бакунин оказался в старой, изношенной, но привычной и удобной одежде, которая была на нем до отъезда его за границу. Одежда патриархального шовинизма. Олицетворение России – русский царь-самодержец, отец своих подданных. Бакунин в годы молодости не только осознавал эти отношения, но и перечувствовал их в сердце своем; как и все дворяне – современники его, Бакунин пережил и свой роман с царем. Нельзя не отнестись с полным доверием к признанию Бакунина: «Когда он был юнкером в Артиллерийском училище, он так же, как и все товарищи, страстно любил Николая Павловича. Бывало, когда он приедет в лагерь, одно слово: «Государь едет» – приводило всех в невыразимый восторг, и все стремились к нему навстречу…»

В таком представлении царь – существо всемогущее, сверхъестественное, почти мифическое. Веру в царя Бакунин считал и в 1862 году характерной для русского народа и объяснял ее тем, что «народ почитает в царе символическое представление единства, величия и славы русской земли». И сам Бакунин еще в 1862 г. был преисполнен такой веры в русского царя, так что мог ставить вопрос, за кем идти народу – за Романовым, Пестелем или Пугачевым, и готов был дать следующий ответ: «Скажем правду, мы охотнее всего пошли бы за Романовым, если б Романов мог и хотел превратиться из петербургского императора в царя земского. Мы потому охотно стали бы под его знаменем, что сам народ русский еще его признает и что сила его создана, готова на дело, и могла бы сделаться непобедимою силою, если б он дал ей только крещение народное. Мы еще потому пошли бы за ним, что он один мог совершить и окончить великую мирную революцию, не пролив ни одной капли русской или славянской крови».

* * *

Свою исповедь Бакунин заключил двумя просьбами. Он просил заменить пожизненное одиночное заключение каторжными работами и позволить ему «один и в последний раз увидеться и проститься с семейством; если не со всеми, то по крайней мере с старым отцом, с матерью и с одной любимой сестрою, про которую он даже не знал, жива ли она». Первая просьба была оставлена без внимания, а вторая была милостиво удовлетворена. Николай написал на полях исповеди: «На свидание с отцом и сестрой согласен, в присутствии г. Набокова». 5 октября 1851 года граф Орлов сообщил коменданту крепости И.А. Набокову о последовавшем высочайшем соизволении на разрешение свидания в присутствии его, коменданта, и предложил ему истребовать от Бакунина сведения, «кто именно та сестра, с которою он желает видеться». 7 октября комендант донес графу Орлову «объявление» Бакунина о том, что «сестра его, с которою он желает видеться, девица Татьяна, оставшаяся в 1839 г. 23 лет при отце, который имел жительство Новоторжского уезда в селе Прямухине, с того же времени он об них никакого сведения не имеет».

Татьяна Александровна Бакунина, годом моложе Бакунина (родилась в 1815 г.), занимала выдающееся положение в семье Бакуниных и пользовалась необычайной любовью брата. По словам биографа, чувство Мишеля к Татьяне было гораздо более горячим и исключительным чувством, нежели бывает обыкновенно чувство самого любящего брата к сестре [А.А. Корнилов. Молодые годы М. Бакунина. Из истории русского романтизма. М., 1915, с. 209]. О романической близости Мишеля и Татьяны с яркостью свидетельствует их переписка до отъезда Бакунина из России, недавно напечатанная.

12 октября граф Орлов сообщил отцу Бакунина о высочайшем согласии на свидание его, жены его и дочери Татьяны с Михаилом Бакуниным и предложил, если они пожелают воспользоваться разрешением, явиться в III Отделение. Александр Михайлович Бакунин, в это время 83-летний старик, потерявший зрение, ответил графу Орлову следующим письмом, написанным рукою его жены, Варвары Александровны, и датированным 23 октября:

«Милостивый Государь

граф Алексей Федорович.

Примите благосклонно дань душевной моей и всего семейства моего благодарности за милостивое письмо, которым соблаговолили сообщить мне Всемилостивейшее соизволение Его Императорского Величества на свидание мое, жены моей и дочери Татьяны с несчастным моим сыном; я бы полетел в Петербург, чтобы упасть к ногам Милосердного Монарха, но мне за восемьдесят лет, и я под тягостью годов и печали так изнемог, что не в силах был бы доехать, а жена моя не решается больного мужа покинуть. Итак, одна Татьяна может воспользоваться Монаршею милостью и мы решились дать ей проводником нашего же сына Николая, за которого я Вашему Сиятельству как за себя ручаюсь. О, если бы предстательством Вашим могло последовать к довершению неожиданной мною милости Высочайшее позволение сыну моему Николаю заменить отца и мать, присутствие его облегчило бы свидание сестры с братом после долговременной и бедственной разлуки. Он же, Николай, как доверитель наш, мог бы утешить и успокоить прискорбную душу его нашим благословением, в твердой надежде, что он, узнав опытом всю преступную тщету пагубных заблуждений, в них раскаялся и никогда не позабудет, чья Мощная и Милосердная Воля спасла его от конечной погибели.

Позвольте мне повторить уверение в душевной моей благодарности и глубочайшем почтении, с которыми Честь имею быть, Милостивый Государь, Вашего Графского Сиятельства покорным слугою Александр Бакунин, а по слепоте мужа моего подписала жена его Варвара Бакунина».

Письмо А.М. Бакунина было доставлено в III Отделение Татьяной Александровной и Николаем Александровичем Бакуниными. Граф Орлов представил Николаю Павловичу это письмо, надписав на нем карандашом: «Вот письмо от отца Бакунина. Ваше Величество дозволили ему, его жене и их дочери видеться с преступником, не позволите ли вместо престарелого отца быть в крепости его сыну. Само собой разумеется, что свидание будет при коменданте». Николай положил на письме карандашную резолюцию: «Согласен при г. Набокове». 31 октября генерал Набоков был уведомлен о согласии государя. Свидание было дано; никаких о нем подробностей в официальных документах не оказалось.

Перед отъездом Татьяна Александровна и Николай Александрович пожелали еще раз свидеться с братом и обратились за разрешением в III Отделение. Сохранилась в деле коменданта записка Л.В. Дубельта генералу Набокову от 6 ноября 1851 г.: «Прибывшие сюда господин и госпожа Бакунины желают еще раз свидеться с их братом и проститься с ним. Граф Алексей Федорович Орлов поручил мне доложить Вам, почтеннейший Иван Александрович, что, по его мнению, можно им это дозволить. Хотел я лично сказать Вам это, но не могу, не очень здоров, и потому решился передать Вам письменно решение графа. Искренне, душевно преданный Л. Дубельт».

Свидание с заключенными в равелине по правилу могло быть дано только с высочайшего разрешения, и для службиста генерал-адъютанта Набокова столь неофициально выраженное мнение графа Орлова оказалось недостаточным, и он не нашел в себе ни охоты, ни смелости обойтись одним «мнением» без необходимого высочайшего соизволения.

Следующее свидание состоялось через год с лишком. Татьяна Александровна Бакунина предварительно обратилась 11 июня 1852 года с письмом к Л.В. Дубельту: «М.Г. Леонтий Васильевич. Вы велели мне предуведомить Вас о прибытии моем в Петербург; но я не спросила Вас, должна ли я ждать Вашего ответа с позволением видеться с братом, и потому прошу Вас одним словом решить мое недоумение и сказать мне, могу ли я теперь приехать для свидания с ним». 16 июня был изготовлен доклад Николаю Павловичу, и 17 июня высочайшее согласие последовало, а 18 июня о разрешении свидания был уведомлен комендант К.Е. Мандерштерн и Татьяна Александровна, которой III Отделение предложило по приезде в Петербург явиться непосредственно к коменданту. В июле Татьяна Александровна в сопровождении брата Алексея выехала в Петербург. Она привезла с собой написанное 4 июля письмо отца Дубельту: «Милостивый Государь Леонтий Васильевич. Дочь моя Татьяна, пользуясь Милостивым соизволением, едет в С.-Петербург для свидания с братом, и г. комендант уже предупрежден о его прибытии – провожает ее меньшой мой сын Алексей, которого имею препоручить в Милостивое благорасположение Вашего Превосходительства. Великое бы для него было утешение увидеться с скорбящим братом, в полном раскаянии которого я совершенно уверен; но тяготит душу мою неотступная мысль, что вины своей он уже загладить не может. Примите благосклонное уверение в душевном моем почтении и благодарности, с которыми честь имею быть Вашего Превосходительства покорным слугою Александр Бакунин».

Тотчас по приезде в Петербург, 9 или 10 июля, Татьяна Александровна виделась с Михаилом Александровичем. Но когда она на другой день явилась в крепость и пожелала еще раз видеть брата, ей было отказано. Она попыталась добиться разрешения на второе свидание – не только для себя, но и для сопровождающего ее брата Алексея. 10 июля она обратилась с письмом к Дубельту: «Милостивый Государь Леонтий Васильевич. Господин Комендант крепости сказал мне, что я не могу без Вашего разрешения вторично видеться с братом. Доброе участие, оказанное нам Вами уже несколько раз, дает мне смелость иметь просить Вашего содействия в этом случае, – и надежду, что Вы не откажете мне в просьбе моей за меня и в ходатайстве Вашем за меньшого брата моего Алексея, проводившего меня в Петербург и желающего также видеться с братом. Примите уверение в истинном почтении и совершенной благодарности, с коими честь имею быть покорная к услугам Татьяна Бакунина».

Дубельт 10 июля 1852 года дал ей ответ при личном посещении ею III Отделения. Надо думать, он посоветовал ей обратиться с прошением на высочайшее имя, которое было представлено ему 11 июля:

«Всемилостивейший Государь, получив от генерал-адъютанта графа Орлова уведомление о дарованном мне Вашим Императорским Величеством дозволении видеться с несчастным братом моим Михаилом Бакуниным, я поспешила прибыть сюда из Тверской губернии и не замедлила воспользоваться сею монаршею милостью, но когда на другой день после свидания с братом я опять явилась в крепость, то комендант оной объявил мне, что разрешение мне видеться с братом он принимает за дозволение однократного свидания, и что без особого Высочайшего повеления Вашего Императорского Величества я не могу уже быть допущена к нему.

В таком неожиданном для меня случае я с чувством беспредельной признательности за оказанную мне уже милость осмеливаюсь повергнуться к стопам Вашего Императорского Величества, всеподданнейше испрашивая Всемилостивейшего разрешения на свидание с братом еще несколько раз, пока я пробуду в С.-Петербурге, куда я прибыла единственно с тем, чтобы свиданиями с ним хотя несколько усладить его несчастное положение. Вместе с тем, возлагая упования на неизреченное милосердие Вашего Величества, я дерзаю умолять о дозволении видеться с братом и сопровождающему меня сюда меньшому брату нашему губернскому секретарю Алексею Бакунину, который не видел его более 12 лет. Есмь с чувствами глубочайшего благоговения к Вашему Императорскому Величеству верноподданная Татьяна Бакунина». [На прошении помечен петербургский адрес Т.А. Бакуниной: «Жительство имею в доме Пущина в б. Конной улице, № кварт. 53».]

Третье свидание Бакунина с родными состоялось через полтора года. 15 января 1854 года Татьяна Александровна Бакунина обратилась с письмом к графу А.Ф. Орлову: «Испрашивая вновь для себя милостивого позволения видеться с братом моим Михаилом, осмеливаюсь обратиться к Вам и покорнейше просить Ваше Сиятельство об исходатайствовании той же самой великой милости и для брата моего Павла, который по желанию батюшки должен сопровождать меня в Петербург».

19 января был изготовлен доклад царю, 20 января последовало царское согласие, 21 января о разрешении были уведомлены комендант крепости и Т.А. Бакунина. Это свидание в январе 1854 года было третьим и последним за время пребывания Бакунина в Алексеевском равелине.

Мы не знаем содержания бесед, которые вел Бакунин с любимой сестрой своей Татьяной, являвшейся представительницей бакунинской семьи, но некоторое представление о том воздействии, которое шло из этого источника общения, мы можем составить по иным данным. Продолжением устного общения было общение письменное. Бакунину были разрешены не только свидания; дано было разрешение отцу его написать ему, а ему ответить. Это было новым отступлением от равелинного уклада жизни. Завязалась переписка, которая продолжалась все время пребывания Бакунина в заключении. К сожалению, слишком мало сохранилось из этой переписки. Письма Бакунина из крепости, наверно, сохранились в Прямухинском архиве, там надо искать их; в нашем распоряжении находится лишь несколько писем, пришитых к делу III Отделения о Бакунине (это непропущенные к Бакунину или от Бакунина по той или иной причине) и к делу канцелярии коменданта по Алексеевскому равелину. Их немного, но по ним можно судить о характере отношений, установившихся между заключенным и его семьей. Своеобразная история интимной жизни семьи Бакуниных и взаимных отношений ее членов раскрыта в труде А.А. Корнилова, написанном на основании материала бакунинского семейного архива в с. Прямухине. Читателям этого труда памятны характерные черты переписки Бакуниных, обильной философскими рассуждениями, психологическими анализами и экскурсами. Духовным вождем братьев и сестер Бакуниных был Михаил Александрович. Если во внешней жизни Бакунин подавлял окружающих своей колоссальной, львиной фигурой, то и во внутренней жизни многих и многих, и прежде всего своих братьев и сестер, Бакунин был такой же давящей фигурой. В молодых годах, история которых рассказана А.А. Корниловым, у Бакунина сказалась одна страсть, которой он не изменил в течение всей долгой жизни: страсть учить. Своих братьев и сестер, членов своего кружка, Бакунин непрерывно поучал. Дух учительства, который веет со всех страниц длиннейших писем Бакунина, в конце концов набивает оскомину. Интерес семейной переписки Бакуниных и для биографии самого Бакунина и для истории этой замечательной семьи, занимающей одну из ярких страниц русской культурной жизни, не подлежит сомнению, и потому мы считаем нужным остановиться со всеми подробностями на тюремной переписке Бакунина и опубликовываем сохранившиеся письма. Для истории духовной эволюции Бакунина в крепостной период его жизни они – первоклассный источник.

Надо предполагать, что позволения написать к Бакунину в крепость добилась лично Татьяна Александровна Бакунина, когда приезжала на первое свидание с братом. Первое письмо отца и матери Бакунина было доставлено в III Отделение вместе с письмом В.А. Бакуниной от 1 ноября 1851 года на имя Л.В. Дубельта следующего содержания: «М.Г. Леонтий Васильевич. Примите душевную мою благодарность за детей моих. Пользуясь милостивым позволением писать к сыну моему, прошу Вас доставить ему письмо наше. Мы вполне чувствуем все милосердие нашего государя. Муж мой сожалеет, что по слепоте своей и по нездоровью не может сам изъявить Вам своей живейшей признательности, с коей честь имею и т. д.». Письмо В.А. Бакуниной было отправлено 13 декабря коменданту крепости с просьбой «приказать передать оное по принадлежности».

Граф Орлов разрешил Бакунину ответить на письмо отца, и 5 января 1852 года комендант препроводил Л.В. Дубельту письмо Бакунина в семью. Это первое письмо Бакунина привлекло живейшее внимание сановников III Отделения. На рапорте, при котором комендант переслал письмо, имеется пометка Дубельта: «Граф (т. е. А.Ф. Орлов. – П.Щ.) взял письмо, чтобы показать государю». Понятен интерес начальства – Дубельта, графа и самого Николая – к этому первому письму засаженного ими в равелин революционера, за раскаянием которого они следили с величайшей жадностью. Они хотели уловить в письме следы душевного перелома и некоторое удовлетворение получили при чтении фраз Бакунина о самом себе, как о блудном сыне, об угрызениях совести по отношению к родителям, о его собственной вине. Все такие места отчеркнуты в копии, снятой с письма в III Отделении и сохранившейся в деле. На самом деле письмо свидетельствует о тяжелых переживаниях Бакунина, через которые он прошел, сидя в уединенном равелине и проверяя свои чувства к своим старым родителям. Он перебрал в памяти все те огорчения, которые причинил им в молодые свои годы и усугубил заграничной своей деятельностью. Покидая Россию в 1840 г., он был в натянутых отношениях с отцом и матерью и впоследствии довел их почти до полного разрыва. Прошло десять с лишним лет, до Прямухина доходили вести о громкой судьбе их сына, о дрезденских баррикадах, о двух смертных приговорах. И наконец, известие о том, что он в России, в заточении в самой страшной темнице, что они могут его видеть, могут писать ему. Сердце родительское забыло о своих огорчениях, простило их и благословило сына. Письмо Бакунина свидетельствует о возвращении блудного сына в лоно отчее, о восстановлении прежних отношений. Как будто бы и не было десятилетнего перерыва! Первое после долгого перерыва письмо Бакунина в семью из крепости, равным образом и дальнейшие письма его и к нему тесно примыкают к характерной семейной переписке, ныне нам известной и заканчивающейся 1840 годом, являются как бы прямым продолжением. Отправляя письмо, Бакунин отмечал, что крепостная необходимость требует от него краткости писем, и в этом будет их разность по сравнению «с добрым старым временем, когда он любил теряться в бесконечных рассуждениях». Но даже и в условиях крепостного заключения Бакунину не удавалось освободиться от разглагольствований. Да и семья Бакуниных не считалась с III Отделением и отправляла ему колоссальные письма. Эта бакунинская особенность обратила однажды внимание Дубельта, и на его замечание по этому поводу III Отделение представило даже справку: «О том, чтобы Бакунины меньше писали, не было никому говорено. Настоящее письмо, хотя очень пространно, но в нем нет ничего, кроме сведений о семействе». Дубельт положил резолюцию: «Отправить. Но просить, чтобы меньше и четче писали». Но любопытнее всего в первом крепостном письме Бакунина то, что страсть к учительству не оставила его и в Алексеевском равелине.

Приводим это первое письмо Бакунина из крепости по копии III Отделения.

«Любезные родители и вы, милые братья и сестры!

Мне дозволили отвечать вам. После стольких лет разлуки, молчанья, хоть и незабвенья, после всех происшествий, приведших меня моею собственною виною в настоящее положение [фразы, напечатанные здесь и дальше разрядкой, в копии отчеркнуты], лишивших меня решительно всякой надежды когда бы то либо возобновить с вами семейные, сердечные отношения, – такое позволение для меня величайшая милость и великое счастье. Благодарю вас, добрые родители, благодарю вас от глубины сердца за ваше прощенье, за ваше родительское благословенье, благодарю вас за то, что вы приняли меня – вашего блудного сына, что вы приняли меня вновь в свой семейный мир и в семейную дружбу. Свидание с Татьяной и с братом Николаем возвратило мне мир и теплоту сердца, оно перестало быть равнодушным и тяжелым как камень, оно ожило, и я не могу теперь жаловаться на свое положение, я теперь живу хоть и грустно, но несчастливо [по всей вероятности, следовало бы: но не несчастливо]; беспрестанно думаю о вас и радуюсь, зная, что в семействе нашем царствует мир, любовь и счастье. Свидание мое с братом и сестрою было недолговременно, но достаточно, чтобы убедить меня, что Николай – добрая, верная и крепкая опора для всех близких, добрый сын, добрый брат, добрый муж и отец и хороший хозяин, что он соединяет в себе, одним словом, все те главные качества и достоинства, которые делают человека человеком; это успокоило меня на счет всех вас и утишило несколько угрызения моей совести, которая часто напоминает мне, что я совсем не умел исполнить священных обязанностей, – мои заблуждения, по крайней мере, не принесли никому, кроме меня, большого вреда, – вот мне утешение».

Это первое письмо высочайше разрешено было к отправке по адресу. 4 февраля 1852 года III Отделение препроводило коменданту полученные от родственников письма на имя Бакунина для вручения по принадлежности, а 12 февраля комендант отослал генералу Дубельту письмо, написанное Бакуниным в ответ. Но этот ответ, занимающий 8 страниц почтовой бумаги большого формата бисерного почерка Бакунина, постигла неудача. Оно не было отослано по адресу: «Нельзя, и чтобы писал только о здоровье. Удержать», – положил резолюцию генерал Дубельт.

После такого афронта в переписке наступает некоторый перерыв, и 4 апреля Татьяна Бакунина написала Дубельту:

«Милостивый Государь Леонтий Васильевич. По позволению Вашему посылаю Вам наши письма к брату. Простите мне мою смелость, но мы давно уже ничего не знаем о брате – и я обращаюсь к Вам, к Вашему ходатайству за нас о позволении ему написать к нам. Вы сами добротою Вашею внушили мне мою доверчивую смелость и, я уверена, простите ее и, ежели есть возможность, исполните мою просьбу».

13 апреля письмо из Прямухина было отослано коменданту, а через несколько дней комендант лично представил ответ Бакунина, отосланный III Отделением 18 апреля по назначению. По сохранившимся в деле первоначальным бумагам можно установить, сколько писем написано Бакунину и в какие дни. За время пребывания Бакунина в Алексеевском равелине сверх упомянутых выше III Отделение препроводило Бакунину письма, полученные на его имя в 1852 г. – 13 мая, 12 августа, 22 сентября, 3 ноября, 29 декабря; в 1853 г. – 3 февраля, 6 апреля, 27 мая, 1 июня, 14 июля, 10 сентября, 10 ноября.

Получая письма, Бакунин тотчас же отвечал. В соответствии с датами пересылки писем Бакунина из III Отделения в крепость находятся даты отсылки писем Бакунина из крепости в III Отделение или из III Отделения в Прямухино, а именно: в 1852 г. – 19 мая, 16 августа [На рапорте, при котором комендант отправил это письмо, записан разговор двух мужей III Отделения. «Предосудительного нет ничего, и потому не прикажете ли отправить», – написал Дубельт. «Согласен», – написал граф Орлов.], 1 октября, 13 ноября; в 1853 г. – 12 января, 12 февраля, 10 апреля, 5 июня, 11 июля, 21 сентября и 18 ноября.

Не всегда гладко проходила переписка Бакунина. Так, 9 апреля Бакунин написал письмо на имя Лизы, то есть свояченицы. Письмо не в пример было коротеньким. Вот его текст.


«Милая, милая Лиза, выздоравливай скорей! Тебя все так любят, что, кажись, одной этой любви должно бы было быть достаточно для того, чтобы тебя поставить на ноги, не говоря уж о докторах, которые, как слышно, кормят тебя как маленького ребенка. Вот и весна наступила, все цветы готовятся к новой жизни, охорашиваются, для того чтобы блеснуть красотой, – неужели ж ты, наш милый, прекрасный прямухинский цветок, отстанешь от других? Надеюсь, верю, что письмо это застанет тебя уже выздоравливающею. Жаль мне тебя, бедный брат Александр, но так уже жизнь устроена, что с каждым счастием сопряжено свое горе. Отрекомендуй меня, пожалуйста, своему сыну.

Тебя, Сашу, и тебя, Анну, благодарю за письма, вы обе – умные и добрые девочки, – обнимите за меня ваших детей, ваших деток, как писала, бывало, наша незабвенная, святая Варвара Михайловна. Желал бы я посмотреть на Николая в оранжерее: должно быть, тепло ему там, а ведь он – русский человек, в тепле же и полениться можно, не правда ли, Николай?

Ты, друг Татьяна, поцалуй за меня у батюшки руку и поблагодари, хорошенько поблагодари его за любовь и память; обними также и добрую маменьку, которая, верно, хлопочет теперь об огороде.

Милая Варинька, успокоилась ли ты хоть немного и долго ли намерена еще пробыть в Прямухине? Тебе бы никогда не расставаться с ним, а сыну пора уж становиться на свои собственные ноги, – чем раньше, тем лучше. Хорошо бы было, если бы было возможно Павлу сделаться его ментором; он вместе умел бы и присмотреть за ним и путеводить его и уважить самостоятельность его характера. Последнее обстоятельство по-моему очень важно, но вряд ли оно совместно с характером Лангера. Пусть Александр твой посвятит несколько времени на гимнастические упражнения, чтобы вместе с умом образовать также и телесную силу и ловкость: да не будет он только ученым, но также и светским человеком, совершенным жентльменом, не утрачивая, однако ж, ни доброты, ни прямоты, ни чистоты, ни простодушия и избегая, как безобразия, всякой вычурности и фанфаронства. А главное, пусть работает сам над собою и приучает себя понемногу к самопознанию, к отчетливости в желаниях и мыслях, к постоянству в целях, к самоограничению, признаку силы, без которого нет успеха ни в чем, к самообладанию, терпению, пусть создаст себе умную, добрую, сильную волю и будет человеком.

Прощай, я заболтался. Напишите мне скорее, что Лиза выздоровела.

Ваш М. Бакунин

Рад, что Мария Николаевна поправилась; поклонитесь им от меня.

9 апреля 1853 г.».

Письмо привлекло почему-то внимание Дубельта. Почерк Бакунина был крайне неразборчив, и потому Дубельт положил резолюцию на препроводительном рапорте: «Прошу задержать и дайте мне об нем дело». Письмо было переписано, прочитано Дубельтом в копии и задержано в III Отделении. «Удержать и предупредить», – сделал пометку Дубельт. В исполнение резолюции коменданту С.-Петербургской крепости было отправлено за подписью Дубельта 18 апреля следующее отношение:


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации