Текст книги "Узники Алексеевского равелина. Из истории знаменитого каземата"

14

Книга жизни Бейдемана развертывается перед нами на записи 1879 года. Минуло 17 ½ лет с момента заключения в равелине, прошло десять лет со времени обращения с просьбой о пощаде. 30 января 1879 года Бейдеман обратился с просьбой к смотрителю равелина майору Филимонову командировать к нему для объяснений по его делу доверенное лицо от III Отделения. Комендант крепости барон Е.И. Майдель, который, кажется, был человеком сердобольным и самым обходительным из всех комендантов, в тот же день явился в камеру Бейдемана и выслушал от него ту же просьбу. В тот же день о его желании комендант написал начальнику III Отделения А.Р. Дрентельну и, чтобы приклонить ухо сановника к мольбе заключенного, закончил свое письмо следующим сообщением: «Смотритель равелина майор Филимонов довел до моего сведения, что, по показанию часовых, стоявших в коридоре при арестантских комнатах, в последние дни были случаи, когда Бейдеман ночью, лежа на постели, рыдал»…

Дрентельн предложил своему товарищу П.А. Черевину съездить в крепость и посетить Бейдемана. На письме коменданта имеется пометка: «Ген. – майор Черевин лично доложил главному начальнику о результатах своего посещения арестанта. 31 января 1879 года». И этими строками исчерпывается все, что мы знаем о посещении… Решительно никакими последствиями для Бейдемана оно не сопровождалось.

Затем – снова молчание архивных листов на полтора года, но некоторые сведения о состоянии Бейдемана приносит нам другой источник – те сообщения, которые Нечаев из равелина отправлял на волю народовольцам и которые были напечатаны далеко не в подлинном виде в 1883 году в № 1 «Вестника Народной воли». Известно, что Нечаеву удалось распропагандировать своих стражей и через них завязать сношения с волей, когда в равелин был посажен 10 ноября 1880 года народоволец Степан Ширяев. Из писем Нечаева народовольцы получили первые вести о равелине, о режиме заключения, о сидевших здесь. Нечаев сообщил, между прочим, и потрясающие данные о своем товарище по заключению. «Несчастный узник, томящийся в заключении более 20 лет и утративший рассудок, бегает по холодному каземату из угла в угол, как зверь в своей клетке, и оглашает равелин безумными воплями. Проходя мимо ворот равелина в тихую морозную ночь, обыватели крепости слышат эти вопли. Этот безумный узник – бывший офицер-академик Шевич, доведенный тюрьмой до потери рассудка».

Мы лишены возможности точно установить тот момент, когда Нечаеву удалось собрать через своих часовых сведения о своем товарище по заключению или войти с ним в сношения. Но ясно во всяком случае, что в этот момент Бейдеман уже не владел рассудком, даже фамилии его не мог узнать Нечаев. В настоящее время на основании пересмотра всех дел архива Алексеевского равелина и всех ежемесячно представлявшихся царю рапортов коменданта со списками заключенных мы можем с полной достоверностью утверждать, что, кроме Бейдемана и Нечаева, за время 1873–1879 годов в равелине не было никого и сообщения Нечаева могут относиться только к Бейдеману. Непонятно, почему Нечаев называет Бейдемана Шевичем. Для объяснения этого факта позволительно привести догадку: не нашел ли Нечаев записанной на стенах фамилии Шевич, который действительно сидел по ничтожному обвинению в украинском сепаратизме в Алексеевском равелине с 12 сентября по 31 декабря 1862 года? Или в безумии сам Бейдеман стал считать себя Шевичем?

В добавление к сообщению Нечаева в письме к народовольцам следует привести и красноречивые строки из подлинного прошения Нечаева на имя директора департамента государственной полиции барона Велио от 25 августа 1880 года о разрешении пользоваться письменными принадлежностями: «Проводя скучные, мучительные дни в хождении из угла в угол по каземату, как зверь в своей клетке, проводя еще более мучительные бессонные ночи в слушании безумных воплей несчастного соседа, доведенного одиночным заключением до ужасного состояния, содрогаясь при мысли, что и меня в будущем ждет такая же участь, если не изменятся условия праздной жизни, расслабляющей физические и умственные силы, я обращаюсь с просьбой…» – и т. д.

Человек сравнительно новый в департаменте полиции, не въевшийся в дело политического розыска, барон Велио против строк Нечаева о воплях безумного соседа написал: «Разве нельзя их разместить?» Сам Нечаев, а быть может, дешифровщики его писем считали преднамеренным такое сближение двух заключенных и дали ему ужасное истолкование: «Шевич (т. е. Бейдеман) не опасен для правительства; мучить его также не имело бы смысла; почему же держать несчастного в заключении? На этот вопрос политика… дает объяснение, ужасающее своим бесчеловечием: безумного Шевича держат в тюрьме потому, что его пример, его вопли и припадки бешенства производят потрясающее действие на других арестантов, молодых, мыслящих, еще не доведенных до отчаяния. Праздное одиночество в сыром склепе, грязное, непромытое белье, паразиты, негодная пища, адский холод, оскорбления и поругания, побои, веревки, колодки, цепи, кандалы – всего этого достаточно, чтобы искалечить человека, чтобы разрушить физические силы, но сила нравственная не всегда может быть раздавлена этим гнетом, и палачи ищут для этого других средств».

У нас нет данных считать такое объяснение верным, но нет и данных для его опровержения. Но с полной убежденностью мы говорим: да, такое объяснение возможно. Действительность его допускает.

Несомненно, к Бейдеману относятся и те рассказы, которые Кеннан собрал от жандармов, служивших в равелине и сосланных на поселение в Сибирь за содействие Нечаеву в его сношениях с волей. По словам Кеннана, в «1882 году в Петропавловской крепости содержался в одиночном заключении офицер, который в конце концов перестал отвечать на вопросы. Призванный к нему врач констатировал, что он впал в идиотизм. Он мог еще есть, пить, но в его усталых стеклянных глазах погас последний луч сознания, и он почти все время проводил, не двигаясь, на постели. Ни имя его, ни совершенное им преступление никому не известны. О существовании его дали некоторые сведения жандармы, служившие в 1882 году в Алексеевском равелине и в августе этого года сосланные в Сибирь за то, что они помогали переписке заключенных с их друзьями. По их словам, этот офицер, сделавшийся в конце концов сумасшедшим и известный только под номером занимаемой им камеры, был привезен на много лет раньше, чем его впервые увидели рассказавшие об этом жандармы» [сравн. сообщение А. Макаревского о рассказах Тонышева, одного из солдат, окарауливавших равелин, в журнале «Путь революции», кн. II, с. 227–228].

Прошло еще полтора года. 1 марта 1881 года был убит Александр II, затем произошла перемена властей. Министром внутренних дел был назначен граф Игнатьев, директором департамента полиции – В.К. Плеве. 20 июня 1881 года Александру III был представлен доклад о Бейдемане. Доклад заключал краткое изложение известных нам моментов, заканчивавшееся упоминанием об обращении Бейдемана на высочайшее имя; доклад не предлагал никаких соображений о том, как поступить с Бейдеманом. Граф Игнатьев записал решение царя: «Доложено 20 июня в Петергофе. Высочайше повелено, если узник пожелает, выпустить и свезти в далекие и малолюдные места Сибири на жительство».

15

После царской резолюции, казалось бы, следующая страница жизни Бейдемана должна раскрыться на рассказе о его освобождении. Но воля не была ему суждена. Тот же Плеве 29 июня доложил своему шефу графу Игнатьеву: «Ввиду имеющихся указаний на ненормальное состояние умственных способностей Бейдемана полагалось бы, предварительно приведения высочайшего повеления в исполнение, поместить его на испытание в Окружную лечебницу всех скорбящих в Казани». Плеве не нашел возможным освободить безумного Бейдемана, а граф Игнатьев пошел дальше Плеве: стены дома сумасшедших казались ему ненадежными, и он положил резолюцию на докладе Плеве: «Согласен, но надо принять меры, чтоб он там не сообщался с людьми, могущими его эксплоатировать во вред правительству». Не совсем ясно, что хотел сказать граф Игнатьев, но ясно, что он требовал сугубого надзора за Бейдеманом даже и в больнице для умалишенных. Так была приведена в исполнение высочайшая воля: «Если узник пожелает, выпустить…»

1 июля департамент полиции сделал исполнение по делу Бейдемана. Были отправлены три бумаги с сакраментальной пометкой вверху: «Совершенно секретно. По высочайшему повелению». № 3937 предписывал коменданту крепости сдать Михаила Бейдемана начальнику С.-Петербургского жандармского управления ген. – майору Комарову; № 3939, адресованный генералу Комарову, был следующего содержания.

«Имею честь просить Вас, милостивый государь, принять содержащегося в Петропавловской крепости 14, 46, 35, 40, 66, 35, 17, 66, 18, 13, 35, 67, 13, 67, 15, 13, 27, 13 [Цифрами зашифрована фамилия Бейдемана.] от коменданта крепости и сделать распоряжение о препровождении его под самым бдительным надзором двух надежных унтер-офицеров, в отдельном помещении, при полном разобщении с окружающими лицами, по железной дороге в г. Нижний Новгород и далее на пароходе в г. Казань, где означенное лицо должно быть сдано в распоряжение казанского губернатора для помещения в Окружную лечебницу всех скорбящих».

Казанскому губернатору министр внутренних дел по департаменту государственной полиции (№ 3938) писал:

«Имею честь, Ваше Превосходительство, сделать зависящее распоряжение о принятии имеющего прибыть в г. Казань под надлежащим конвоем арестанта 14, 46, 35, 40, 66, 35, 17, 66, 18, 13, 35, 67, 13, 67, 15, 13, 27, 13 для помещения в Окружную лечебницу всех скорбящих на предмет испытания состояния его умственных способностей, поручив директору лечебницы доктору Фрезе лично произвести тщательное исследование состояния здоровья упомянутого лица, обязав его представить Вам подробное заключение свое о результатах исследования, с подробным определением как формы умопомешательства арестанта, так и приблизительного срока его выздоровления, если таковое предвидится. Независимо от сего, имею честь просить Вас, милостивый государь, принять все меры к тому, чтоб названный арестант во все время пребывания в лечебнице находился в совершенно отдельном помещении, из коего отнюдь ни под каким предлогом выпускаем не был, при полном разобщении с окружающими лицами, оградив его притом от сообщения с людьми, могущими его эксплоатировать во вред правительства. Сообщая о вышеизложенном, имею честь просить Ваше Превосходительство о последующем не оставить уведомлением».

4 июля Бейдеман был выдан из равелина генералу Комарову, а 8 июля отбыл для принятия казанским губернатором для помещения в больницу. Губернатор извещал, что «о результатах исследования состояния его умственных способностей им будет представлено особое сообщение, по получении надлежащих сведений от г. директора лечебницы Фрезе».

Губернатор выдал жандармскому унтер-офицеру Габедулле Абраимову две квитанции: первую в том, что принят им секретный пакет и арестант, который претензий не заявлял, вторую в том, что приняты вещи, белье, бархатная красная шапочка и Евангелие.

* * *

Счеты равелина с Бейдеманом закончились тогда, когда был разрешен вопрос о судьбе собственных вещей, взятых у него при заключении в равелин. По описи значилось: полукафтан форменный кавалерийский черного сукна с погонами, шаровары сине-сероватого сукна, рубаха полотняная, фуражка форменная, каска без султана, кавалерийская, в кожаном футляре, сапоги со шпорами и штиблеты, галстук с манишкою форменный, носки нитяные, саквояж, эполеты кавалерийские, погоны, шарф, портупея кавалерийская, лядунка с перевязью, китель холщовый с погонами, панталоны летние, пистолет двухствольный (испорченный), нож в деревянном черешке. Все эти вещи, по донесению коменданта, пришли в разрушение.

Еще бы, с 1861 года, за 20 лет! За это время и человек пришел в разрушение.

Департамент полиции ответил коменданту, что вещи ввиду ветхости их подлежат уничтожению. Комендант предписал смотрителю равелина «уничтожить вещи сожжением в присутствии двух жандармских унтер-офицеров, а металлические вещи, как-то: пистолет, шашку и проч. – сломать в куски и бросить в Неву, в чем составить акт, за общими подписями участвовавших. 20 июля вещи были сожжены, а металлические вещи сломаны в куски и брошены в реку Неву».

О вещах, конечно, было больше забот и хлопот, чем о человеке…

16

Опять перерыв, опять молчат архивные листы. И наконец книга жизни Михаила Бейдемана раскрывается сразу на последней странице…

Казанский губернатор отвечал 8 июля 1881 года департаменту полиции, что о результатах медицинского исследования им будет представлено особое донесение. Следующее по времени сообщение казанского губернатора было отправлено им через 6 ½ лет. И тут забыли Бейдемана. 10 декабря 1887 года (№ 1022) губернатор писал в департамент полиции: «На отношение от 1 июля 1881 года за № 3938 имею честь уведомить департамент полиции, что находившийся в Казанской окружной лечебнице во имя божией матери всех скорбящих на испытании в состоянии умственных способностей арестант из государственных преступников № 14, 46, 35, 40, 66, 35, 17, 66, 18, 13, 35, 67, 13, 67, 15, 13, 27, 13–5 сего декабря умер».

Цифрами зашифрована фамилия – Михаил Бейдеман…

Для истории последних шести с половиной лет жизни Бейдемана нашелся – уже после первого появления в печати настоящей работы – необычайный материал в архиве Казанской больницы для умалишенных. Был разыскан «скорбный лист» – история душевной болезни Бейдемана [ «Звезда», 1925, № 5 (11). М.С. Бейдеман в Казани, статья Н.И. Иванова]. Веет подлинным трагизмом от этой истории безумия. Считаем необходимым привести несколько отрывков из «скорбного листа». Редкие вспышки памяти о былом, отмеченные здесь, дают несколько любопытных штрихов к биографии Бейдемана.

«Июль, 8, 9. Среднего роста, посредственного, почти слабого телосложения; голова образована правильно, без следов наружных повреждений, очень немного, только на висках и нижней части затылка, покрыта волосами светло-русыми с проседью, зрачки серо-голубых глаз немного реагируют на свет, по временам неравномерны; передних зубов недостает, десны разрыхлены, видимые слизистые оболочки слегка цинготичны; кожа бледна, покрыта довольно значительно волосами, особенно с внутренней передней стороны. Мускулатура значительно атрофирована, подкожный жир – также. Волосы на усах и короткой окладистой бороде с небольшой проседью, белокурые.

На вопросы отвечает; передал, что он родился в 1837 году, содержался в Алексеевском равелине с 1861 г. в одиночном заключении, и в это время говорил очень немного с прислугой, которая входила на короткое время (около ¼ часа) для уборки в комнате. Большей частью прислуга эта, по словам М.С. Б., часто менялась, и только один раз был, в течение семи лет, один и тот же служитель. Аппетит исправный, и сон нормальный.

1881. Июль, 11. По его словам, он начинал учение в Петербурге в Ларинской гимназии и перешел там из 1-го класса во 2-й, потом продолжал в Кишиневской гимназии, до конца курса в 56 году. По окончании курса он был два года экстерном в Киевском кадетском корпусе. Потом на один год поступил в Константиновское военное училище и вышел оттуда поручиком в Драгунский Военного ордена полк. Когда содержался в крепости (с 1861 г.), то в первые десять лет пребывания случались головные боли, но теперь уже 10 лет как ощущает только одну приятную свежесть в голове и во всем теле. 23 года назад – сифилис и бобоны в левом паху, правый зрачок шире левого, оба слегка сужены.

28. Ходит по комнате вокруг постели или ложится по временам на нее, но чаще все-таки ходит, подходя и присматриваясь к окошку. Выражал постоянно отказ на предложение ему чтения, письма или рисования, и только очень недавно удалось добиться того, что он стал, рисуя на бумаге часть свода, фермы и т. п., говорить, что он постоянно занят собственными планами и соображениями, для которых карандаш и бумага совершенно лишни. Пишет и рисует очень мало, и большею частью дня он ходит, как бы что-то соображая и постоянно чем-то поглощенный, он произносит речь невнятно, скороговоркой одно и то же, как бы заучивая фразу или афоризм, который он выдумал или к которому пришел. Количество движений уменьшено против нормального, и они крайне однообразны, а некоторые из них автоматичны, как, например, покачивание вперед и назад головой иногда в такт его речи, иногда же скорей и почти конвульсивно, как в хореических движениях. Эти движения тоже как бы заученные, как и ходьба взад и вперед по комнате, из которой больной почти не выходит и чаще запирается сам в нее. Ест и пьет больной весьма удовлетворительно.

Август, 4, 11, 18. 25 и 31. В. т. [в. т. – вес тела в фунтах.] 138, 138, 134, 139, 141. Постоянно, очень вежливо раскланиваясь и пожимая руку врачу, он встречает и провожает его одними и теми же фразами. Пускается иногда в очень ограниченные расспросы относительно личного препровождения времени врача в виде одних и тех же ежедневно повторяемых шаблонных вопросов: «Что нового в городе?», и, предлагая этот вопрос, он как бы мало интересуется этим, и без того зная как бы сам все или что ничего по ту сторону стены не могло произойти нового, и все идет как вчера, так и сегодня, и, главное, все для него (как он и сам это говорил) известно и неинтересно.

– Лет десять назад, – говорит он, – я совершенно прекратил чтение и только занимаюсь своим делом. Я совершенно не знаю скуки, ничего не знаю о родных, не переписывался с ними. Я – инженер и постоянно занят инженерными проектами.

Говорит, что он турецкого происхождения: Бейдеман или Деманбей: «ман» по-турецки значит – топор, «де» – два, «деман» – значит двойной топор. По производстве в поручики уехал за границу, по его словам, затем, чтобы открыть параллель, проходящую через Стокгольм, Гетеборг и Лондон, чтобы определить угол. Чтобы уменьшить поверхность планеты, надо вступить в борьбу с центром, который охраняет целость планетного измерения. (В другое время о причине поездки говорит иначе или говорит, что это – глубокая тайна.)

Сентябрь. 8, 15, 22, 29. В. т. 140, 143, 141, 140. Высказывается, что он не политический, а государственный преступник, что он обвиняется по первым пяти основным статьям государственных законов. За отступление от них (сказано один раз) или в другой раз говорил, что за нарушение 5 пунктов он обвинял только сам себя, но их не нарушил, в действительности не нарушал эти пункты:

1. Перемена образа правления (монархического на республику) в пределах государства.

2. Лишение бытия лица Государя Императора с целью произвести смуты, бунты и мятежи в пределах государства.

3. Истребление сословий, законом учрежденных и установленных.

4 пункт (только для военных служащих). Поголовное истребление всей армии и гвардии в пределах своего государства, т. е. Российского государства.

5 (только для служащих во флоте). Сожжение всего российского флота, в каких бы водах он ни находился.

Октябрь, 6, 13, 20, 27. В. т. 137, 137, 135, 138.

Припоминал врачей, навещавших его во время заключения в Алексеевской равелине, – Федора Петровича Океля (он же и врач в Максимилиановской лечебнице), крепостного врача – Вильмса. Говорил, что первое время заключения было действительно тяжело, но потом привык; в другое же время уверял, что ему никогда не было скучно одному, что одиночество никогда не тяготило его, что он, как стал себя помнить, постоянно один и дружбы, товарищества или особенных привязанностей не имел.

«У меня не было друзей, а было только строгое отношение к своей совести». Говорит, что он давно уже не видел себя в зеркале, но и не желает, так как, по его словам, «постоянно себя в самом себе вижу»…

«Осужден за нарушение закона пяти пунктов. Я не нарушал, а только сделал заявление о нарушении пяти пунктов, но искреннего желания нарушения у меня не было: это моя тайна. Но большая разница – запереться самому или быть заперту во имя закона».

«Огромное богатство заключается во флаконе собственной крови, которую, – говорил он в другой раз, – надо разводить водой в корыте и мешать щепкой, чтобы определить кровяное начало».

Кровяные капли зарыты около Петербурга там же, где происходит, по словам больного, «мертвый рост»; рождения детей от матери он не допускает и говорит, что таким путем родятся только те уродцы, которых держат в музеях в банках со спиртом.

Ноябрь, 3, 10, 17, 24. В. т. 134, 134, 134, 133.

«Я скуки совсем не знаю, – заниматься над своим делом – и все пройдет. Я все знаю, что происходит везде и в городе». И если не может, по его словам, сказать, находится ли в настоящую минуту губернатор в городе или в отъезде, то только потому, что мало занимается этим, и скоро переходит к разговору о том, что «повышение и понижение почвы зависит от осевого движения Земли, оттого и уменьшение средств человеческого бытия сопровождается понижением почвы».

По его понятию, люди родятся на определенном участке земли около Петербурга; в парке большого дворца есть квадрат человеческого рождения, на котором подымается сфероид, быстро увеличивается и появляется человек в беловатой оболочке, которая потом разрешается облаком, а человек выходит во весь свой рост.

1882. Январь, 4, 12, 19, 26. В. т. 132, 130, 131, 130.

Перестал почти совсем разговаривать с врачом и только, вежливо раскланиваясь, отнекивался от всяких предложений и заявлений каких бы то ни было желаний, стараясь как бы скорее отделаться от лишнего человека, и оставался один в комнате долее.

При разговоре в это время часто не смотрел на говорящего, а, стоя против и держа голову прямо, отводил глаза в сторону и кверху на одну и ту же точку. Делал это с значительным напряжением глазных мышц. По временам старался как бы не смотреть, в глазах накоплялись слезы, и он, вежливо раскланиваясь, отговаривался и уходил, видимо тяготясь разговорами.

Апрель, 6, 13, 20, 27. В. т. 134, 134, 133, 136. Написал «Господину Начальствующему Каз. Гор. Полицией.

Извещаю Вас о своем желании по обстоятельствам дела, – быть переведенным в Алексеевский равелин Санктпетербургской Петропавловской крепости. Честь имею быть состоящим в Каз. Гор. Больн. Матери всех Скорбящих.

Поручик кавалерии на особом праве Мих. Бейдеман».

18 апр., гор. Казань.

В остальное время молчит или дает только самые короткие ответы, вежливо раскланиваясь.

Август, 3, 10, 17. В. т. 137, 133, 134. Молчаливый, равнодушный ко всему окружающему. Не читает. Не пишет. Отвечает только привычные, вежливые, короткие ответы врачу, и этим как бы совсем исчерпывается его сообщение с окружающими больного. Он и «не желает ничего, все хорошо, очень благодарен». Оставаясь один, он большей частью ходит вокруг своей постели, по временам громко кричит и рассуждает сам с собой, но что – разобрать нельзя, и он тотчас останавливается, когда хоть сколько-нибудь заметит, что за ним наблюдают.

Сентябрь, 8, 14, 21, 23, 24–31. В. т. 134 и 132 ф. В. т. 138, 139, 138 и 139 ф. Ничем не занимается. Уверяет, что ему весело и он чувствует себя так хорошо, как никогда. Уверяет, что занимается своим делом. Часто разговаривает вслух и по ночам нередко кричит – все это больной настойчиво отрицает.

Скверную погоду больной называет самой лучшей, прекрасной.

Октябрь, 1–16. В. т. 140 и 139… Переводится в отделение беспокойных.

Ноябрь, 2, 9, 16, 23, 30. В. т. 140, 140, 140, 143, 139. С переменой обстановки он как бы оживился, реже стал ходить в своей комнате по одному и тому же направлению (хотя это все еще бывает, особенно вечером перед сном, при этом он часто громко разговаривает сам с собой). В его настроении духа и выражении лица стали наблюдаться более частые колебания, по временам проглядывало выражение как бы очень тяжелого горя, и на глазах бывали слезы. Но больной, крайне несообщительный и замкнутый, по-прежнему уверял врачей, что у него все обстоит очень хорошо, «он здоров и доволен и не скучает, скуки не знает совсем».

Декабрь, 7, 14, 21, 28. В. т. 140, 140, 140, 140. Замкнутый, несообщительный, он как бы желает отделаться от посещения врача и вперед говорит, что он совершенно здоров, что ему ничего не нужно, у него все есть, и, вежливо откланявшись, опять погружается в грустно-молчаливое, недоверчивое настроение и ходьбу взад и вперед, которой теперь сравнительно меньше, чем было в отделении для буйных больных.

1883. Июль, 5, 12, 19, 26. В. т. 140, 142, 142, 145. По временам в разговоре с прислугой говорит о контракте, заключенном у него с богом; по этому контракту (который есть тайна) бог открывает ему все тайны, и таких, как он, в каждом государстве поставлено по одному.

Ноябрь. В. т. 141, 142, 142, 142. Жалуется на боль в зубах кариозных, наблюдается periost [Воспаление надкостницы (лат.).] нижней челюсти с левой стороны, на месте большей частью раскрошившихся зубов, при этом вспоминает, что большей части зубов он лишился, когда был уже в Алексеевском равелине; лысина же была до этого и стала образовываться в молодости. При воспоминании своего детства он припоминает своих товарищей по Кишиневской гимназии и учителей вполне, по-видимому, нормально вместе с окружающей обстановкой.

1884. Январь, 3, 10, 17, 24, 31. В. т. 142, 143, 142, 143, 143. В своих воспоминаниях о пережитых гимназических годах, поездке в Петербург он случайно высказал, что у него есть брат Иван Степан., который служит в Модлинском полку (записано назв. полка другими чернилами, очевидно, после повторного расспроса Бейдемана) и вышел из 5-го класса гимназии, тогда как он по окончании курса в гимназии и кадетск. корп. отправился в Петербург по существовавшему в то время шоссе и, приехав в СПб., поступил в Константиновское военное училище. Ест и спит он лучше, чем прежде.

Февраль, 7, 14, 21, 28. В. т. 145, 145, 143, 144. Большая часть его нормальных и иногда точных воспоминаний, относящихся к жизни в Кишиневе в гимназический период, передается им в разговоре так же, как это сделал бы всякий здоровый человек его лет, относясь к этому периоду своей жизни. Ест и спит хорошо. Спит даже спокойнее и крепче.

Март, 6, 13, 20, 27. В. т. 145, 145, 145. Говорит в своих воспоминаниях о знакомой акушерке и о брате, который на 2 года моложе его, совершенно нормально.

Май, 1, 8, 15, 22, 29. В. т. 148, 147, 149, 149. Передавал врачу, что он отправится по выходе из лечебницы в свое имение, которое для него купил опекун недалеко Одессы, «Ланжероновку», бывшее имение графа Ланжерона. Купил он его за 600 000 и ежегодно в течение 36 лет высылал на его улучшение по одному миллиону в год, прибавив, что от отца он ничего не имел. Отказался в пользу брата и сестры. Получила после отца сестра (замужем за почтмейстером близ австрийской границы в каком-то местечке).

Август, 7, 14, 21, 28, 31. В. т. 142, 140, 144, 141. Целые дни ровно ничего не делает, на скуку не жалуется, отказывается даже просмотреть рисунки какого-либо иллюстрированного журнала. Ходит в своей комнате из угла в угол и постоянно, даже на прогулке, шепчет что-то про себя. Когда больному заметят, что он шепчет, старается уверить, что никогда этого не делает, причем видимо волнуется. Изредка, по просьбе больных, пишет письма или какие-либо кляузовые бумаги, причем в подобном письме постоянно встречаются противоречия, которые, видимо, больной при письме не замечает.

Ноябрь, 6–12–20. В. т. 147, 148, 148. Терпеливо и с охотой разграфливал тетради для взвешивания тела больных, делая в большинстве отчетливо каждую графу, цифру и проч. Занят, как и в предыдущее время, разного рода проектами. И особенно проектом всеобщего отопления.

…Рассказывает о своих проектах с оживлением, причем почти через слово начинает употреблять «немать», в обыкновенной же речи этой приставки не замечается.

Больному не скучно, так как, окончив один проект, он займется другим. Написать о проекте не хочет, так как, по его мнению, его проекты и вообще всякое улучшение быта людей только приносят вред человечеству, так как оно вследствие этого начинает лениться и ничего не делает для мирной пользы, о значении которой, однако, объяснить не может.

1885. Май, 25. С видом знатока занимается устройством мостков у выхода.

Июнь, 11. Приводит в порядок дворик. Питается хорошо, спокойный.

Апрель, 1887. Настроение духа больного добродушное, всегда вежлив, учтив, к окружающему миру относится правильно, обманов восприятия не существует. Проводит время обычно в ходьбе по комнате, заложив руки назад и слегка наклонив голову, как бы ни о чем не думая.

При разговоре больной сам выбирает темы вроде того: «Что нового?», «Как живете?» и пр.

Но на какой бы то ни было вопрос отвечает охотно.

Из разговоров выяснилось, что у больного существует целая система бреда, которую он отстаивает упорно, с силой убеждения. О себе передает, что он принял перед военным законом обязательство искупить наложенное на Финляндский полк наказание за его измену во время 1812 года похода Наполеона I. Он последний из офицеров этого полка, который решился добровольно своим пожизненным заключением сгладить историю своего полка, перед ним был целый ряд офицеров, которые несли то же наказание, что и больной, по одному году, согласно жребию. Чтобы выполнить принятое на себя обязательство, он объявил себя государственным преступником, отвергнув первые пять основных законоположений свода Российских законов. По уверению больного, военный закон может объявить ему смертный приговор; но, в силу договора его с военным законом, пуля в тот самый момент, как она готова пронзить грудь, превратится во влажное облако. Это превращение пули в облако есть великая тайна военного закона.

Больной обладает целым лексиконом своеобразных терминов, что придает его речи образность, внешнюю связь; хоть речь по содержанию делается малопонятною.

Больной олицетворяет такие понятия, как дух России, утверждая, что это особое лицо, имеющее свою дачу в Российской земле, наряду с этим говорится, что существуют особые плотники, которые имеют целью, чтобы все сохраняли закон и никто не мог бы его нарушать.

Больной для каждого города, каждой губернии признает своего духа, лицо с тою же действительностью, как и все другие люди.

Май… Придает ценность только теоретическим исследованиям, которые, по его мнению, непоколебимы.

…Всю группу знания больной разделяет по следующим 3 теориям:

1) теория всемирного горения – все естественно-исторические знания;

2) теория центрального воспламенения (?) – военные науки и