Текст книги "Кот олигарха. РОМАН"

Ни Яна, ни Жанна не подавали ни малейшего вида, что им может быть известно или тем более интересно, чем занимается в этот момент их младшая коллега. Яна пялилась в монитор, поставив локти на стол перед собой и помахивая перед лицом свежеокрашенными ногтями; ее руки и пальцы были похожи на бледные стручки жирных глубоководных водорослей, безжизненно колыхавшиеся в неведомых течениях океанического дна. Напротив нее Жанна, как запаздывающее отражение в зеркале иллюзиониста, скребла по ногтям въедливой пилкой.

Лена опустила взгляд обратно в папку. Это была подшивка документов, связанных с финансированием «Интербестом» Изгнанников Плутона. Здесь были авторские договоры, договоры о сложной системе совместного управления правами, договор инвестирования, бюджетные сметы, акты приема-передачи бог знает чего бог знает кому и масса других документов, в характере которых нужно было разбираться. Единственное, чего Лена не могла найти, – это хоть какого-нибудь указания на то, кто и с какой целью мог бросить папку ей на стол.

О том, чтобы задать вопрос вслух, не было и речи. Если бы папка подразумевала какое-либо рабочее задание от Яны или Жанны, то они, вероятно, сказали бы ей об этом. Если папку по загадочной причине принес кто-то посторонний, то, надо думать, вскоре должно последовать разъяснение по электронной почте, корпоративному мессенджеру или по внутреннему телефону. Она не опустится до того, чтобы проявлять любопытство перед этими ведьмами. Любопытство, однако, переполняло ее. В чем бы ни заключалось связанное с папкой задание, трудно было представить, почему оно могло достаться именно ей и именно сегодня. Может быть, папку принесли по ошибке. Такое объяснение казалось самым простым.

Вечером Лена дождалась, пока ее коллеги наведут марафет и отчалят по своим делам. Только тогда она убрала папку в нижний, самый большой, ящик тумбочки и заперла тумбочку на ключ. Конечно, взломать такой тайник никому не составило бы труда, но она прятала документы от любопытных глаз, а не от ловких пальцев. Ключ она кинула в сумочку и, полностью таким образом приготовившись к выходу, щелкнула выключателем монитора и поспешно метнулась к двери.

На полпути, однако, ей пришла в голову шальная мысль, и Лена свернула к Жанниному рабочему столу. Покопавшись в стопке входящих документов, куда раньше была отложена ее объяснительная, она ничего не нашла и укрепилась уже в уверенности, что Жанна, насладившись Лениным унижением, отправила записку в мусорную корзину. Но нет: когда она отворачивалась от стола, на периферии поля зрения мелькнул знакомый лист. Уголок его торчал совсем рядом из папки исходящих. Лена без колебаний потянула страницу на себя.

В левом верхнем углу записки стоял размашистый синий оттиск штампа, где в окошке для текста под расплывшимся жирным словом «РЕЗОЛЮЦИЯ» было вписано мелким почерком: «Представить на увольнение за систематическое пренебрежение трудовым регламентом и рабочими обязанностями». Лена несколько раз перечитала текст, поразивший ее емкостью грамматической конструкции, которой от Жанны она никак не ожидала.

Когда, погруженная в глубокую задумчивость, она миновала проходную и вышла на улицу, справа от нее раздался громкий отрывистый кашель, какой означает обычно не простуду, а призыв к вниманию. Лена подняла голову. В метре от нее стоял Боллинг, державший в приподнятой руке два кусочка бумаги.

– Большой театр, – сказал он. – Пеллеас и Мелизанда. Клод Дебюсси.

В фамилии композитора он сделал ударение на центральный слог.

– Зачем? – бесцветным тоном спросила Лена, которая не успела еще стряхнуть с себя оцепенение и не сразу поняла смысл сказанного.

– Опера, – прямолинейно объяснил Боллинг. – Слушать.

Не в первый раз рядом с ним у Лены появилось ощущение контакта с внеземной цивилизацией. И снова у него на лбу собирались крупные капли пота, готовые вот-вот подчиниться закону гравитации.

Лена не нашла больше слов, быстро помотала головой и, закусив губу, бросилась прочь. Она почти ожидала, что Боллинг кинется за ней, но, коротко обернувшись, обнаружила его все так же стоящим у стеклянного шлюза проходной. Его лицо было повернуто ей вслед, рука с билетами не опустилась, и взгляд за стеклами очков нельзя было прочитать.

Со стоянки «Интербеста» выезжал поток автомобилей. Совсем рядом мелькнуло за рулем белой «ауди» брезгливое рыбье лицо Яны, и Лене пришлось проворно заскочить на обочину уже почти из-под колес. Большинство пеших сотрудников холдинга – которых было в любом случае немного, – направлялись вверх по переулку в сторону метро. Лена повернула в противоположную сторону, к набережной, а затем почти сразу свернула в незнакомую боковую улицу, которая ответвлялась в нужном направлении. Здесь, в едва начавших сгущаться сумерках, было пустынно и тихо. Билл либо задерживался, либо выбрал другой маршрут. По противоположной стороне тротуара чуть впереди Лены трусила пегая собака со сложной родословной.

В сумочке звякнул телефон. Достав его, Лена прочла эсэмэску: Нету счастья без тебя ты молчишь меня губя.

Мою душу теребя, подумала она, реют в небе голубя. Утреннее радио «Шансон» не прошло для нее бесследно.

Выбранное Биллом для встречи кафе, которое пряталось в лабиринте переулков между Остоженкой и набережной, называлось, по странной прихоти владельца, «Записная книжка молочника». Оно находилось от «Интербеста» на расстоянии фигурально протянутой руки – в нескольких сотнях метров воображаемого полета, – но из-за сложной топографии района было отделено от кварталов офисной застройки несколькими непроходными дворами старых жилых домов, и добраться туда можно было только по сложному маршруту, включавшему в себя несколько разнонаправленных и даже противоположных векторных отрезков. Как бы ни был проложен такой маршрут, он неизбежно пролегал мимо двух-трех других заведений аналогичного свойства, которые, таким образом, словно бы фильтровали поток работников «Интербеста», искавших в ближайших окрестностях сносных условий для праздного вечера за чашкой кофе, бокалом вина или даже кружкой пива. Иначе говоря, выбор Биллом «Записной книжки» был, скорее всего, обусловлен именно тем фактом, что редкий коллега по офису сюда добирался.

Лена почти мгновенно забыла про Боллинга и грозящее увольнение. Минувшие вечер и ночь все еще целиком занимали ее мысли, но теперь она начала первые попытки вписать свои ощущения в контекст предшествующей жизни. Выходило плохо: прошлый опыт приобретал оттенок наивности, тушевался, местами вызывал чувство жгучего стыда. Первым делом в голову лезли ассоциации эротического свойства: поездка с классом в Калининград, с какой-то глупой чехардой между гостиничными номерами; игры в «правду» или в «бутылочку», с более или менее забористыми вариациями, в компаниях несерьезных ровесников; ночь, проведенная на пари в лесу во время уральского турпохода. Эти и другие приключения, поднимавшие в свое время вихрь эмоций, были объединены в сухом остатке ощущением их полной нормальности, усредненной обыденности и, как ни жаль было это признавать, физиологичности.

Ей вспомнился особенно неловкий случай в тамбуре пригородной электрички, и Лена невольно фыркнула и нервно засмеялась вслух, пробегая мимо ряда низких освещенных окон старинного особняка, номинально охраняемого государством; в одном из окон на облупившемся подоконнике на фоне потертой сетчатой занавески красовалась ощетинившаяся опунция, которая проводила Лену, как прощальным жестом, своими пятью растопыренными овальными ладонями.

Прошлая ночь, решила Лена, была другой. Несмотря на окрасивший ее в итоге очевидный эротический налет, события не имели в качестве движущей силы никаких физиологических катализаторов и никак не могли считаться нормальными, то есть типическими и имеющими распространенные аналоги в жизни любого субъекта. Лена снова хмыкнула, обгоняя медленно бредущую вдоль самой стены благочинную седовласую старушку в тонкой голубой косынке. Старушка, заложив руки за спину, смотрела под ноги и казалась погруженной в собственные мысли. Как только Лена оставила ее позади, старушка произнесла ей в спину:

– А ты возьми да и выгни.

Лена ошеломленно обернулась.

Они были так близко друг к другу, что старушка не могла не заметить ее движения. Но, подняв теперь голову, она уделила Лене лишь мимолетный рассеянный взгляд бледновато-голубых глаз и машинально, слабо улыбнулась невидящей улыбкой, после чего тут же снова опустила глаза в землю, не меняя шага. Глаза эти удивительно легко было представить в молодости искрящимися и синими, да и все лицо, несмотря на глубокие морщины у глаз, сохранило задорный юношеский контур. Прежде чем в смущении отвернуться, Лена успела заметить под старушкиной косынкой бугорок возле уха: возможно ли, что она говорила по телефону через гарнитуру?

Почему бы и нет. Лена заспешила дальше, невольно ускорив шаг, чтобы ее не заподозрили в намеренном нарушении чужого личного пространства, в праздном любопытстве. Старушка сказала что-то еще, чего Лена уже не расслышала. Выгнуть? Выгнуть что? Спину? Совет по сексуальной магии? Или, может быть, речь шла о каком-нибудь редком, отживающем свой век ремесле, в котором тонкий изгиб деревянной или металлической пластины знаменовал разницу между грубой поделкой и одухотворенным шедевром. Или же Лене послышалось, и старушка на самом деле сказала выгони? И тогда за ситуацией вырисовывался ничуть не загадочный, а бытовой и даже угнетающе обыденный контекст. Эта отталкивающая интерпретация вернула Ленины мысли в прежнее русло.

Если вдуматься, главной характеристикой ее ночных приключений была их антиобыденность; и даже, если смотреть правде в лицо, бьющая через край откровенная странность, которую Лена помнила теперь на уровне физического, кожного ощущения. Вот, собственно, даже сейчас при этой мысли у нее от плеч по рукам побежали мурашки. В чужой народной традиции, вспомнила Лена, считается, что холодок бежит по коже, когда кто-то проходит над местом твоей будущей могилы. Ах, черти, черти. Легкий ветерок прошелестел по асфальту под ногами редкими сухими листьями: всего лишь первое прохладное дыхание подступающей осени. Но эта ночь…

Тут Лена сделала последний крутой поворот, пересекла проезжую часть и оказалась перед крыльцом «Записной книжки».

Кафе располагалось в старом четырехэтажном особняке, углом выходившем на развилку двух узких улиц, одна из которых, переименованная большевиками, носила имя прогрессивного французского писателя. Это казалось символичным, потому что и угловое кафе с неоновой вывеской, уже светившейся в ранних сумерках, напоминало своей неправильной геометрией заведение скорее парижское, чем московское. Только крыльцо, пожалуй, портило иллюзию географического смещения. Крыльцо было типично московской деталью; теперь Лена впервые заметила, что решетка перил на нем состояла из волнообразно гнутых металлических прутьев, каждый из которых заканчивался сверху кованой деталью в виде миниатюрной головы дракона с длинной пастью, поддерживавшей перекладину из полированного темного дерева.

Тяжелая дверь кафе мягко закрылась, и, обведя помещение глазами, Лена тут же заметила Билла, уже сигналившего ей из глубины зала. По обе стороны расходились два ряда столиков вдоль окон, смотревших на улицу французского писателя с одной стороны и безымянную улицу, названия которой Лена не помнила, – с другой. Билл, однако, выбрал столик у глухой стены в углу, напротив барной стойки; она увидела его сразу, но осталась на несколько мгновений стоять у двери неподвижно, и Билл привстал, чтобы сделать свое присутствие более заметным. Его фигура была таким образом самой дальней точкой сужающейся перспективы помещения. Глупости, подумала Лена, дурацкая конспирация, можно было сесть и у окна. У нее мелькнул короткий импульс выскочить обратно за дверь, сбежать – твердая уверенность, что Билл ничем ей не поможет, а скорее только осложнит ситуацию, – но страх остаться в полном одиночестве в гигантской враждебной крепости «Интербеста» тут же пересилил, и она, натянуто улыбнувшись, пошла между столиками.

По меркам заведения, чаще пустовавшего, вечером четверга здесь было относительно многолюдно: столики были заняты примерно через один, но в основном солидными парами, которые вели себя тихо и не повышали голоса над приглушенным пением Монтана из скрытых динамиков. Только за одним столом у окна сидела группа из четырех бизнесменов, развесивших темные пиджаки на спинки стульев и время от времени начинавших смеяться громко и отрывисто. Барная стойка находилась в своего рода узком аппендиксе без окон, уходившем в глубь помещения. Свет был приглушен плотными шоколадного цвета абажурами и панелями темного дерева на стенах. Три столика вдоль правой стены пустовали; за последним, четвертым, Билл при ее приближении плюхнулся, словно изможденный приветственными сигналами, на зеленый кожаный угловой диван. Лена отодвинула стул напротив него, собираясь сесть, но он мотнул головой, немного бесцеремонно указывая на соседнюю секцию дивана. Она не стала спорить и полезла в угол, ударившись коленкой о ножку стола. Ощущение ловушки усилилось.

Тут же подошел официант, вид которого неожиданно напомнил Лене, что она с утра ничего не ела. От воспоминания о завтраке глаза ее опять затуманились, и она, поспешно раскрыв меню, выбрала первое, на что упал ее взгляд – тартар из лосося, – а затем и второе: конфи из утки. Билл посмотрел на нее немного удивленно и попросил капуччино.

– Кушать не будете? – с ноткой укора переспросил официант. Он был маленького роста, веснушчатый и с торчком стоявшими над безмятежным лбом волосами.

– Я буду кушать капуччино ложкой, – раздраженно отрезал Билл, заключив слово кушать в ощутимые кавычки.

Лена слегка пихнула его ногой под столом. Он вздрогнул и снова заметно удивился, но на этот раз его взгляд был внимательнее, словно Билл вдруг увидел Лену в каком-то новом свете.

– А ты бойкая птица, – неправдоподобно и без особого дружелюбия произнес он.

Лена вздохнула. Его фраза показалась ей приглашением, чуть ли не командой накинуть на себя какой-то новый образ, взяться за очередную роль, играть которую придется наощупь, без сценария. Она снова почувствовала подкатывающую странность, как волну довольно грозного прилива, – только странность иного рода, чем вчерашняя.

Они с Биллом неприязненно посмотрели друг на друга.

Она не ждала от него чудес дипломатической выдержки, и он не стал долго оттягивать главный вопрос:

– Куда ты дела Лару?

Он произнес это вполголоса и наклонившись немного вперед, словно в самом деле боялся, что их могут подслушивать.

Лена демонстративно закатила глаза.

– Не будь идиотом, – громко попросила она, ничуть не намеренная ему подыгрывать.

Билл насупился.

Она сжалилась и немного тише поинтересовалась:

– Сколько тебе лет?

– Больше, чем тебе, – сварливо огрызнулся он.

Лена внезапно оттаяла. Не то чтобы ее хоть на секунду подкупило его поведение.

– И ты действительно думаешь, что эта манера капризного младенца – кратчайший путь к цели? – спросила она.

Билл отвел глаза и помолчал. Лена откинулась на спинку дивана, разглядывая бармена, который протирал бокалы висевшим у него на плече полотенцем, запрокидывал их над головой, чтобы взглянуть на свет, и отправлял вверх дном в навесной держатель. Лена думала, что так протирали бокалы только в салунах Дикого Запада. Ей захотелось вина.

– Ты мне расскажешь, что вчера было? – почти жалобно произнес Билл, не поворачивая головы.

Знал бы ты, подумала Лена. Вслух она сказала:

– Ты первый. У меня такое ощущение, что меня все держали за дурочку. Кто такая Лара? Как ее фамилия? Кем она работает в «Интербесте»? И нафига. Мы. Ей. Сдались.

Произнося по частям последний вопрос, она сама не знала, откуда он взялся. Но это было, конечно, то, что тайно и безотчетно не давало ей покоя. Все можно было принять, если вписать Лару в круг знакомых, понятных отношений. Но Лара была так очевидно вне этого круга.

Ей показалось, что во взгляде Билла, вернувшемся из скитаний по барной стойке, читался легкий испуг.

После короткого колебания он слегка придвинулся к ней, словно тоже решил отбросить неприязнь, наклонил голову ближе и тихо сказал:

– Если коротко – я не знаю.

Лена слегка пихнула его ладонью в плечо.

– Ты перестанешь шептаться? – полусердито спросила она. – Я начинаю чувствовать себя какой-то шпионкой. Нас никто не подслушивает и никто за нами не следит. – Перехватив его взгляд, она вдруг встревожилась. – За тобой ведь не следят? – невольно понизив голос, потребовала она.

Билл пожал плечами в какой-то отвлеченно-философской манере, как если бы вопрос его не особенно волновал, но ничего нельзя было исключить. Затем он снова наклонился к ней и доверительно сообщил:

– Я даже не уверен, что ее зовут Лара.

Лена фыркнула. Словно у Лары могло быть другое имя! Но она не успела выразить презрения к этой версии, потому что к ним подошел официант с заложенной за спину рукой и с чашкой капуччино для Билла в другой руке. Чашка была большой, и на поверхности молочной пенки с помощью какао было выведено не очень удачное подобие полураскрытого розового бутона.

– Двойной капуччино, – сказал официант, выписывая в воздухе избыточную дугу, прежде чем поставить чашку на стол.

– Я не заказывал двойной, – сердито отрезал Билл.

– Подарок от заведения, – невозмутимо парировал официант и развернулся, чтобы уходить.

– Молодой человек, – примирительно позвала его Лена. – Вы не могли бы принести мне бокал вина? Красного, – поспешно добавила она, отчасти для того, чтобы заглушить бормотание Билла, который в этот момент громким шепотом сообщал в пространство, что он думает о неуместных подарках. Лена снова пнула его ногой, сильнее, чем в первый раз.

Официант вдумчиво посмотрел на Лену.

– Шардоне? – спросил он. – Мерло, каберне, пино нуар? Шираз, зинфандель, мальбек? Санджовезе, может быть?

– Давайте сссс…, – начала Лена и осеклась, вспомнив, что последний вариант иногда предлагается в таких ситуациях нарочно. – Давайте пино нуар.

– Пино нуар только по бутылкам, – деловито обставил ее официант.

Скотина, подумала Лена.

– Послушайте… – начал Билл.

– Дайте какое есть, – поспешно сказала Лена. – Самое дешевое.

Официант загадочно улыбнулся и, оттолкнувшись от стола, к которому прижимался бедром, отвалил.

Лена и Билл переглянулись.

– Перестань меня пинать, – предупредил он. – Я не выношу фамильярности.

Лена оценивающе прищурилась.

– Ты уверен, что ты не гей? – спросила она.

Его реакция была в точности такой, какую она ожидала, так что Лена с трудом удержалась, чтобы не засмеяться. Ей показалось, что у него даже выступила на лбу испарина от испуга.

– С чего ты взяла? Что я не так сказал? – волнуясь, заторопился он и почему-то стал приглаживать и закидывать назад волосы со лба растопыренной пятерней.

Лена прикусила губу.

– Проехали, – поспешно сказала она. – Ты не гей. Расскажи мне про Лару.

Он покосился на нее раздраженно.

– Ты уверена, что это не будет тебя отвлекать? – едко спросил он.

– От чего? – удивилась Лена.

– От твоей жрачки, – довольный, отыгрался Билл. – И дешевого бухла.

– Я весь день не ела, – рассеянно откликнулась Лена, думая про Лару за завтраком, состоявшую из золотых волос и длинных ног, с которых то и дело спадали полы халата.

Как по сигналу, появился официант с тарелкой в руке.

– Тартар из лосося, – констатировал он, опуская тарелку перед Леной. – Bon appétit1818
  Приятного аппетита (фр.)


[Закрыть].

Лена решила его игнорировать и потянулась к вилке, глядя на Билла.

– Вера сказала, что Лара появилась в «Интербесте» недавно, – предложила она в качестве отправной точки.

Тут же она пожалела о ссылке на Веру, но Билл, видимо, воспринял сказанное вполне нейтрально. Свои реакции он моментально выдавал мимикой, если не всем телом. В данном случае на его лице отобразилась только задумчивость, и то поверхностного свойства.

– Ты заметила, – спросил он, пока Лена отправляла в рот первую порцию тартара, – что все ваши имена, – у вас троих, я имею в виду, – отличаются друг от друга ровно на две буквы?

Лена зажмурилась и позволила себе паузу концентрированного удовольствия.

Потом она спросила:

– Ты видишь в этом происки высших сил? Предначертание? Заговор?

Билл вместо ответа вытянул бумажную салфетку, достал из-за пазухи гелевую ручку и написал:

ЛЕНА

ЛЕРА

ВЕРА

Синие буквы немного расползлись на мягкой салфетке. Завороженная этой материализацией имен, Лена заметила новое появление официанта только когда тот сказал:

– Бокал вина, – опуская названный предмет перед ней. – Самого дешевого.

Билл, видимо, тоже решил не удостаивать официанта вниманием, но, едва дождавшись, пока он отойдет, сказал:

– У вас с ним есть что-то общее.

Тартар настроил Лену на благостный лад.

– Мы не можем стать друзьями? – попросила она.

– С ним? – намеренно придурился Билл. – Попытайся. Сделай вид, что меня тут нет.

Лена вдруг ни с того, ни с сего представила, как залезает с ногами на диван, обвивает шею Билла руками и целует его в губы. От удивления она схватила бокал и поспешно отпила больше, чем рассчитывала.

Это дало бы ему пищу для размышлений.

Ничего не подозревавший Билл писал в это время на той же салфетке:

ВЕРА

ЛЕРА

ЛАРА

– Загадочной Лере за многое придется ответить, – предположила Лена. Вечер складывался самым дурацким образом. – Такое ощущение, что все вертится вокруг нее.

– Что мы знаем о Ларе? – риторически спросил Билл. – Ничего, или немного меньше. А почему? – Он назидательно поднял палец. – Потому что Лара так хочет.

– Или потому, что мы хотим видеть в ней загадку, – задумчиво сказала Лена.

Билл энергично помотал головой.

– Мы хотим видеть в ней… совсем другое, – возразил он, и даже в тусклом освещении Лена заметила, что он покраснел.

Сейчас мог быть самый подходящий случай поговорить с ним, как просила Вера. И даже не ради Веры, а ради его собственного блага, подумала Лена; но у нее были свои приоритеты.

– Что ты имел в виду насчет ее имени?

Билл пожал плечами.

– В «Интербесте» не работает ни одной Лары, – неохотно поделился он.

Лена удовлетворенно подумала, что не она одна провела такое расследование.

– Я знаю, – откликнулась она, стараясь скрыть самодовольство. – Ни одной Лары и восемь Ларис. Но отдел кадров не обновлял список сотрудников полгода.

Билл удивленно посмотрел на нее. Она отвернулась, пряча легкое смущение. Перехватив издалека взгляд веснушчатого официанта, она подняла свой пустой бокал и потыкала на него указательным пальцем. Официант подтвердил прием фамильярным жестом, сразу разбудившим воспоминания.

– Девять Ларис, – сказал Билл. – За последние полгода одна ушла и две пришли.

Кое-кто не терял времени даром, подумала Лена.

– Ты ходил в отдел кадров?

Билл не ответил прямо.

– Между прочим, – сказал он, – в «Интербесте» в два с половиной раза больше Ларис, чем в среднем по стране.

– Зловещая аномалия, – мрачно прокомментировала Лена. – Но что мешает одной из этих девяти Ларис быть нашей Ларой?

– Практически все, – высокомерно отозвался Билл. – Но в первую очередь голос. – От него явно не ускользнул тот факт, что он произвел на Лену впечатление своей неожиданной информированностью.

Лена встретила новый бокал вина, практически на лету приняв его из руки официанта.

– Ты обзвонил их всех, – уточнила она.

Его взгляд был прикован к точке соприкосновения ее губ с краем бокала.

– Знаешь, о чем ты мне напоминаешь? – спросил он.

Она опустила бокал и помотала головой.

– О законе сообщающихся сосудов. Ты уверена, что ты не алкоголик?

Лена подперла подбородок ладонью и вызывающе посмотрела на него.

– Я бы не хотела так узко себя определять, – сказала она.

– Не подумай, что меня интересуют твои пороки, – негалантно сообщил Билл.

– Я знаю, чьи пороки тебя интересуют, – парировала Лена. И я могла бы тебе кое-что о них рассказать, добавила она про себя, но вслух повторила: – Ты обзвонил их всех.

Он немного помолчал, словно обдумывая, потом кивнул.

– И не думай, – заметил он, – что это было легко, придумать девять идиотских предлогов для девяти ошибочных звонков посреди нашего долбанного аквариума, где все всё слышат.

– Для тебя, дорогой, нет ничего невозможного, – сладко промурлыкала Лена и допила вино.

Билл прищурился.

– Тебя подменили, – сказал он. Было видно, как его медленно накрывает озарение. – Что у вас там вчера произошло?

Лена подавила в себе желание загадочно улыбнуться и сделала намеренно бесстрастное лицо.

– Расскажу, если будешь хорошим мальчиком, – пообещала она, стуча ногтем по бокалу в надежде привлечь внимание официанта. Мысленно она пообещала себе отрастить ногти длиннее и сделать эффектный маникюр.

– Раньше ты мне нравилась больше, – грустно сказал Билл.

– Это потому что раньше ты бы меня не заметил, если бы я разделась догола и сплясала на столе канкан, – сообщила Лена.

– Прости, если тебя задевало мое равнодушие, – с издевательским смирением попросил Билл.

– Конфи из утки, – сказал официант.

Никто не обратил на него внимания.

– Когда светит солнце, звезд не видно, – ядовито сказала Лена.

Куда меня несет, подумала она, заметив, как Билл обменялся взглядом с официантом. Она поторопилась сменить тему, точнее, вернуться к главному.

– Как насчет той Ларисы, которая уволилась в последние полгода? – спросила она.

– Уволена, – поправил ее Билл. – За воровство канцтоваров.

Лена возлагала небольшую надежду на эту последнюю версию и была разочарована.

– В этом Лару трудно заподозрить.

– Разве что она страдает неконтролируемой клептоманией, – согласился Билл.

– Как знать, – задумчиво протянула Лена, надрезая утиную ногу.

– Ты замечала за ней что-то подобное? – оживился Билл.

Лена думала про телефон Троицкого.

– Трудно сказать, – с набитым ртом ответила она.

– Что тут трудного? – раздраженно поинтересовался Билл. – Либо замечала, либо нет.

– Я замечала ее только за скупкой краденого, – правдиво ответила Лена.

Билл обиженно махнул рукой.

– У нас происходит очень односторонний обмен информацией, – сердито сказал он.

– Да из тебя слова лишнего не вытащишь, – пожаловалась Лена, доставая из-под утки кусочек картофельного гратена. – Ты мне так и не рассказал, как вы познакомились.

Билл выдержал капризную паузу, но наконец решил облегчить свою участь признанием.

– В столовой, – сказал он. – Мы познакомились в столовой.

Лена пригубила очередной бокал.

– Где происходят все знакомства, – многозначительно добавил Билл.

– Я тоже тебя люблю, – сказала Лена и, повернувшись к нему, сделала губы бантиком и чмокнула воздух. Одновременно какая-то другая, невещественная Лена наблюдала за этим со стороны широко открытыми от изумления глазами. – Если я правильно помню, – сказала первая Лена, – ты сам позвал меня за ваш столик.

Билл наклонил голову набок и приподнял брови, словно оценивая пределы человеческой наивности.

– Ты не плясала канкан, ты была даже не голая, – цинично напомнил он. – Как бы, по-твоему, я тебе заметил?

– Как ты меня заметил? – спросила Лена, немного поглупевшая от вина.

Билл улыбнулся жестокой выжидающей улыбкой.

– Лара, – догнала она. – Лара тебе сказала меня позвать.

– Предложила, – тут же нахохлился Билл.

– Сказала, предложила, – отмахнулась Лена. – Если бы она предложила тебе залезть под стол и кукарекать… впрочем, ты и так лазил под стол под любым предлогом, нет?

– Там было на что посмотреть, – запальчиво выдал Билл, вопреки ее ожиданиям, совершенно не смутившись.

– Еще бы! – подтвердила Лена и громко засмеялась.

Это привлекло внимание официанта, и она энергично замахала ему пустым бокалом.

– Тебе не пора остановиться? – не без тревоги в голосе спросил Билл.

– Как я могу остановиться, – спросила Лена, – если я сижу на месте? – Она снова засмеялась. – Я вспомнила, кого ты мне напоминаешь, – откидываясь на спинку дивана и продолжая веселиться, сообщила она. – Белого кролика.

Лена приставила ладони к голове, имитируя кроличьи уши, и помахала ими хмурому Биллу.

– Из Алисы, – пояснила она на всякий случай.

Чем более эксцентрично вела себя Лена, тем более напряженным выглядел Билл. Это совсем не вязалось с тем, как он охотно паясничал перед Ларой в столовой «Интербеста».

– Почему? – холодно спросил он. У него был вид человека, который смирился с неприятным соседством и прилагает все силы к тому, чтобы не провоцировать буйнопомешанного на новые и, быть может, опасные выходки.

– Потому что ты деловит, безупречен и во всех ситуациях сохраняешь достоинство, – объяснила Лена, подмигивая подошедшему с бокалом официанту. – Одна беда: невозможно сохранить достоинство, когда ты кролик.

Она прыснула.

– Могу я вас чем-нибудь соблазнить? – развязно обратился официант к Биллу. – У нас большой выбор дешевых напитков.

– Давай подстережем его после работы, – предложила Лена, – и набьем ему морду?

– Соблазните меня танцем живота, – попросил Билл, игнорируя Ленино предложение.

– Я узнаю у администрации, – сказал официант и ушел.

– У меня такое ощущение, что мир сегодня сошел с ума, – пожаловался Билл.

– Ммм… – протянула Лена. – Я знаю, что ты имеешь в виду. Но нет… Это как будто…

Она стала подбирать нужные слова и для вдохновения сделала новый большой глоток из бокала.

– Как ты думаешь, может странность быть самостоятельным качеством?

Билл подозрительно покосился на нее.

– У некоторых определенно может.

– Нет, подожди, это серьезно. – Она взяла его за рукав пиджака и для убедительности потрясла руку. – Я имею в виду… вот когда человек видит красное платье, он знает, что оно красное, так? Это его неотъемлемое качество.

– Если его не перекрасить, – уточнил Билл. – Если человек не дальтоник.

Лена снова тряхнула его руку.

– Ты меня сбиваешь. Красное – это красное. А странное…

– Это странное? – подсказал Билл.

Она приложила палец ему к губам.

– Как отличить странное от обыкновенного?

– Подсчитать количество выпитого? – предположил он.

Лена закусила губу и нахмурилась. Она вспомнила, что накануне тоже было выпито немало.

– Хорошо, – процедила она. – У тебя бывало когда-нибудь чувство, что ты попал в ситуацию, которая для тебя нехарактерна? Что с тобой происходит что-то, чего, исходя из всего прошлого опыта, не должно бы происходить?

Взгляд Билла не оставлял сомнений в том, что это чувство ему хорошо знакомо. Тут же, однако, в его лице произошла перемена, словно усилием воли он совладал со своей иронией ради того, чтобы направить разговор в нужное ему русло.

– Что вчера произошло? – спросил он.

Лена отвела взгляд от его лица в пространство, глубоко вздохнула и потерла лоб рукой.

– Хотела бы я знать, – сказала она.