Текст книги "Кот олигарха. РОМАН"

Билл пихнул ее кулаком в плечо, и не очень слабо.

– Ай! – удивленно вскрикнула она и потерла место контакта. – Ты что?

– Не уклоняйся, а то я тебя покалечу, – пообещал Билл. – Я терпел весь вечер. Куда вас понесло вчера после кино?

Несмотря на то что ее чувства, включая шестое и последующие, были затуманены вином, Лена уловила отголосок тревоги, с которой он ждал ответа. Она искоса бросила на него взгляд, прикидывая, стоит ли рассказать ему, что они с Ларой приняли участие в безобразной оргии с карликами и трансвеститами. Пожалуй, нет, подсказал ей голос рассудка. Впрочем, вряд ли правда сильно его успокоит. Она вспомнила руку Троицкого, вальяжно расположившуюся у Лары пониже талии. Не говоря уже обо всем дальнейшем.

– Ну… – обстоятельно начала она, делая над собой усилие в попытке немного протрезветь. – Сначала мы поехали на вечеринку.

– Куда? – мрачно потребовал Билл.

Чтобы задать правильный вопрос, нужно знать большую часть ответа, вспомнила Лена чей-то афоризм. Но в чем заключался ответ? Она сама не знала, куда уж там Биллу.

– Какая разница, куда, – тусклым голосом сказала она. – В какой-то кабак.

Ничего нельзя было объяснить. Ей стало его жалко.

– Да не волнуйся ты, – добавила она устало. – Ничего не случилось с твоей драгоценной Ларой. Она неуязвима. С ней ничего не может случиться.

Билл внимательно посмотрел на нее.

– Мы были на вечеринке… потом в гостях. – Лена попыталась закруглить повествование как можно более эллиптически. – Лара, как обычно, была в центре внимания… и, как обычно, осталась безупречной и неприкосновенной. А ты чего боялся?

У Билла был такой вид, как будто он хочет что-то сказать и не решается.

– Тебя трудно разобрать, – сказала Лена. – Ты в контакте с внешним миром, только когда паясничаешь. Если тебе нужно поделиться чем-то серьезным, у тебя сдавливает горло и парализует волю. Может быть, – она помахала пустым бокалом у него под носом, – мне тебя напоить?

– Если ты еще не выпила все их запасы, – огрызнулся он.

– А! – с сожалением констатировала Лена. – Если бы на моем месте сидела Лара, ты бы смотрел на нее глазами преданной собаки и мечтал бы предугадать очередное ее желание, прежде чем она его произнесет. Но, – она наклонилась к нему, – это совсем, совсем не то, чем можно покорить Лару.

И пусть считает это предупреждением. Она откинулась обратно на спинку дивана.

– А здесь, – туманно добавила она, – у тебя был реальный шанс.

Что я несу, тут же стукнуло у нее в голове, но потонуло в накрывающем тумане.

Билл оценивающе посмотрел на нее, словно прикидывая степень ее опьянения. Быть может, он решил, что наутро любая неблагоразумная откровенность все равно забудется.

– Скажи, – спросил он, придвигаясь чуть ближе и опять понижая голос, – у тебя тоже есть это ощущение, что она… что вокруг нее… все по-другому?

– Это не ощущение, – уверенно, но нетрезво откликнулась Лена. – Вокруг нее действительно все по-другому. Она… искривляет сознание.

Лена покрутила пальцем в воздухе, демонстрируя какие-то вихревые потоки. Ей вспомнилась картинка из учебника физики.

Билл тоскливо посмотрел на нее и сглотнул. Рядом вырос маленький официант с новым бокалом вина. Лена не помнила, просила она еще вина или не просила. Официант был похож на чертенка.

Лена подняла бокал и глубокомысленно посмотрела сквозь него на тусклый свет.

– Либо ее зовут не Лара, либо она не работает в «Интербесте», – рядом, но как будто издалека произнес голос Билла.

Лена сосредоточенно похлопала джинсы по карманам, достала из правого магнитную карточку и помахала ею у Билла под носом.

– Если бы она не работала в «Интербесте», – назидательно сказала она, – ее бы туда не пустили.

Мысль эта показалась ей чрезвычайно тонкой, и она почувствовала легкий прилив гордости оттого, что так легко обозначила суть проблемы.

– Какой из этого вывод? – неожиданно громко спросил опять почему-то приблизившийся Билл. Лена теперь отметила, что фоновые звуки заведения в последние несколько минут тоже вели себя странно, то затихая в отдалении, то накатывая на нее волной.

– Вывод? – озадаченно переспросила Лена. – А мало ли, – тут же подсказала она самой себе. – Может быть, ее нет в списке сотрудников. Должны же в «Интербесте» быть секретные сотрудники. Про которых никому нельзя знать.

В глубине сознания мелькнула интересная ассоциация, и Лена, погнавшись за ней, изловила ее в последний момент, снова немного протрезвев от энтузиазма.

– Вот Бестеров, – сказала она. – Бестеров есть в списке сотрудников?

– Черти знают, – сердито предположил Билл. – Я не проверял. Наверняка есть. Ну, телефон приемной.

Лена засмеялась. Слово «приемная» показалось ей почему-то ужасно смешным.

– А приемные часы у него есть? – спросила она.

– Сходи и узнай, – отмахнулся Билл. – Когда протрезвеешь. Что ты имела в виду насчет секретных сотрудников?

Лена немного напряглась. Мысль о секретных сотрудниках в организации типа «Интербеста» казалась ей совершенно естественной. В то же время ей трудно было представить, чем, к примеру, они могли бы заниматься.

– Ну, например, – вяло протянула она, – люди, которые помогают Бестерову уходить от налогов.

В этот раз она поднесла бокал к губам, чтобы скрыть смущение.

Билл возвел глаза к небу.

– Машина! – воскликнула вдруг Лена, плеснув вином на стол.

– Какая машина? – обреченно спросил Билл.

– Ларина машина! На стоянке. Большая. С кузовом. Багрового цвета. – Лена лихорадочно подбирала новые пояснения.

– Попробуй глаголы, – предложил Билл.

Лена нетерпеливо защелкала пальцами.

– Ну машина! – почти закричала она. – У нее номера. По номерам можно найти владельца.

– Бургундия, кстати, – сказал Билл.

Лена вопросительно округлила глаза.

– Цвет называется «бургундия», – пояснил он.

– Да хоть Наварра, – раздраженно ляпнула она. – Как найти человека по номеру машины?

– Позвонить в полицию? – иронически предположил Билл. – Нанять частного детектива?

Лена мрачно посмотрела на него сквозь алкогольный туман. Она была достаточно пьяна, чтобы воспринять предложения серьезно и даже начать действовать в подобном направлении. В то же время, однако, она была достаточно настроена на волну своей новообретенной и потерянной подруги, чтобы мгновенно сообразить, что ни тот, ни другой вариант Ларе не понравятся.

– Китайцы, – угрюмо сказала она.

– Что китайцы? – спросил Билл. По его лицу было видно, что она больше не способна его удивить.

– Есть такой мысленный эксперимент, – нетвердо объяснила Лена. – Возьми какого-нибудь китайца, живущего в маленькой забытой богом деревне в каком-нибудь самом далеком от цивилизации уголке Китая. Да?

– Допустим, – согласился Билл с видом человека, решившего не перечить сумасшедшему.

Лена удовлетворенно кивнула.

– С одной стороны, – продолжила она, – совершенно очевидно, что такой китаец существует и является конкретным человеком, со своим именем, историей, родителями, генетическим профилем, отпечатками пальцев и узором морщин на лице. Так?

Билл пожал плечами.

– С другой стороны, – перешла Лена к критической части своего аргумента, – узор его морщин так же реален для тебя, как карта лунных кратеров. Он может быть абсолютно любым китайцем. Или даже не китайцем. Потому что ты ничего не знаешь о китайцах. Невозможно предположить, что твой китаец сейчас занимается каким-нибудь конкретным делом…

– Я думаю, он спит, – прервал ее Билл, посмотрев на часы.

– Или представить, что он в этот момент… – Лена запнулась и облизала губы. – Или, допустим… – Она поняла, что потеряла нить своей мысли. – Допустим, можем ли мы представить, что где-то на свете есть по крайней мере один китаец, у которого ровно в этот момент по лицу ползет муха?

– Мао Цзедун? – предположил Билл тоном двоечника, пытающегося наугад ответить на сложный вопрос учителя.

– Короче, ты меня понял, – с наигранной уверенностью произнесла Лена.

– Если бы, – с таким же наигранным сожалением отозвался он.

Лена вдруг нашла в выпитом красноречие.

– Я имею в виду, – сказала она, – что в мире существует сколько угодно китайцев, но ни один конкретный в данный момент не может быть реален. Любая человеческая жизнь эфемерна. Поэтому нельзя сказать, что мы знаем о Ларе меньше, чем о любом другом человеке. Все, что мы знаем о других людях, на самом деле только проекция нашего знания о себе.

Она заметила на своей тарелке последний, почти микроскопический кусок мяса и подобрала его вилкой.

– А все, чего мы не знаем… – добавила она и остановилась, так как продолжение показалось избыточным.

Билл поставил локоть на стол и поскреб пальцами щеку.

– Девять из десяти привлекательных женщин, – сказал он, – перестают быть привлекательными, как только открывают рот.

– Что и требовалось доказать, – не без торжествующей нотки подхватила Лена. – Ты даже не хочешь, чтобы они перестали быть эфемерными. Вдруг она откроет рот и скажет что-нибудь не то? Зачем тебе настоящая Лара? Вырежи себе глянцевую красотку из журнала и живи с ней.

Она посмотрела на бокал и почувствовала раздражение от того, что он пустой. Ей вдруг стало скучно. Она тоже поставила локоть на стол, подперла голову ладонью, а пальцами другой руки забарабанила по столу.

– Зачем Лара тебе? – спросил Билл.

Лена, не глядя на него, начала покачиваться, словно танцуя от пояса. Она демонстративно игнорировала вопрос. Одновременно она замурлыкала себе под нос мелодию без слов.

– Что ты там поешь? – наконец поинтересовался он.

– Ла-ла ла-ла, ла-ла ла-ла, – громче изобразила она. – Ла-ла ла-ла, ла-ла ла-ла… Хочешь, я посвящу эту песню тебе?

Билл улыбнулся улыбкой, полной терпимости.

– Просто перепиши слова, – попросил он.

Она покачала головой, не останавливая сидячего танца.

– Это священный гимн, – сказала она. – Его нельзя доверять бумаге.

– Гимн Дионису, – предположил Билл.

Лена пожала плечами.

– Или Ариадне, – сказала она.

Как странно, думала Лена. Мы оба видим в Ларе обещание чего-то нового… возможность заглянуть в другой мир, который может открыться только через нее. Или же мир остается прежним, но его составные части образуют в ее присутствии новую картину…

Она неожиданно вспомнила фрагмент какой-то научно-популярной телепередачи.

– Есть такой математический термин, странный аттрактор, – сообщила она Биллу, поворачиваясь к нему и перестав извиваться.

– Папа у Васи силен в математике, – презрительно пробормотал Билл.

Лена изо всей силы звезданула его кулаком в плечо. Билл удивленно посмотрел на нее, хотя удара, видимо, не почувствовал. Лене в целом понравился эффект от соприкосновения аккуратно сложенного кулака с округло обтянутым тканью плечевым суставом. Она сделала еще несколько примерочных ударов, потом замолотила в него на скорость.

– За что. Ты. Меня. Не любишь? – размеренно поинтересовалась она у озадаченного Билла.

Он, наконец, отстранился дальше, чем она могла достать рукой. Она сделала еще несколько слабых попыток, но кулак не достигал цели. На столе что-то грохнуло и покатилось.

– Может быть, за то, что ты сумасшедшая? – предположил Билл. – Это инстинктивно отталкивает, даже если не сразу заметно.

Подошел официант с небольшой шваброй и начал собирать в совок осколки бокала. У швабры была изящная короткая ручка витой формы, на конце которой скалила пасть то ли собачья голова, то ли глумливая бесовская физиономия. Лена прищурилась, стараясь разглядеть, но швабра работала слишком быстро.

– Когда ты только появилась, – не очень тихим шепотом продолжал Билл, – мне показалось, что ты какая-то серая овца…

Лена перехватила быстрый колкий взгляд официанта.

– Не представляю, чем ты приглянулась Ларе.

– Еще вина? – спросил официант.

– Несите, – благосклонно согласилась Лена.

Он ушел.

– А ты оказалась… – Билл замолчал, подбирая слова.

– Странный аттрактор, – перебила его Лена. – Это, если я правильно помню, такая точка, к которой стремятся все линии в определенной области пространства.

– Метафора бездонной глубины, – едко прокомментировал Билл.

– Но если аттрактор сам движется по сложной траектории… – слабо попыталась оправдаться Лена. Его непреклонная враждебность начинала ее угнетать.

– То никто не может его найти, – закончил за нее Билл. – Это очень ценный математический анализ ситуации, коллега.

– Когда я впервые с тобой познакомилась, – грустно констатировала Лена, – мне показалось, что ты нелепый безобидный клоун.

– Гран мерси, – сказал Билл.

– Теперь я вижу, что ты злой клоун, – закончила она. – Не зря я в детстве их боялась.

– Я злой клоун? – переспросил Билл. – Да я клоун-убийца.

– Петр Иваныч Уксусов, – сказала Лена.

Он не понял и вопросительно нахмурился, но тут же снова переменился в лице – видимо, потому, что увидел, как у Лены из уголка глаза медленно катится слеза.

– Панч, – сказала она нетвердым голосом. – Пульчинелла. Полишинель. Есть ли у тебя секрет, вот в чем вопрос.

Она почувствовала, что вторая слеза побежала вдогонку первой значительно быстрее. Мокрая дорожка холодила щеку. Лена шмыгнула носом.

– Вот дурочка, – торопливо сказал Билл. – Ты из-за Лары? Не беспокойся, не денется никуда твоя Лара. Появится в понедельник, как ни в чем не бывало.

Лена замотала головой.

Билл придвинулся и попытался приобнять ее за плечо.

– Ну уж на новогоднем-то корпоративе мы ее точно увидим, – неловко пошутил он.

– Я не увижу, – сказала Лена.

– Глупости, – солидно возразил Билл, доставая откуда-то носовой платок.

– Меня увольняют, – объяснила она.

6

It may be particularly observed of women, that they are for the most part good or bad, as they fall among those who practise vice or virtue; and that neither education nor reason gives them much security against the influence of example.

– Dr Johnson1919
  О женщинах в особенности можно сказать, что они по большей части хороши или плохи в зависимости от того, практикуют ли в их окружении порок или добродетель; и что ни воспитание, ни разум не предохраняют их от влияния чужого примера. – Сэмюэл Джонсон (англ.)


[Закрыть]

Над лабораторным столом в кабинете физики зависла матовая сфера размером чуть больше теннисного мяча. Изнутри сферы наружу проникало бледно-сиреневое свечение, напоминавшее чахлый огонь вокруг газовой конфорки. Учитель физики, державший ладонь над сферой, объяснял, что более тяжелого материала во вселенной не существует. Сиреневый свет слабо мерцал и грозил вот-вот погаснуть.

Дрейф в реальность начался с вопроса о гравитации, которая очевидным образом не действовала на загадочный объект. Лена хотела произнести вопрос вслух, но побоялась выглядеть глупо. Все в классе словно бы знали ответ. Он заключался в том, что сфера пульсировала у нее в голове, распространяя вокруг себя волны одуряющей боли.

Лена громко застонала.

Она перевернулась на живот, подтянула под себя колени и уперлась головой в подушку. Затем она потянула одеяло на голову, тщетно пытаясь спрятаться от боли и света. Она часто группировалась в такую позу при пробуждении.

В этот раз, даже помимо ядерного реактора в голове, что-то было не так. Колени упирались в слишком жесткий матрас, и прикосновение постельного белья не вызывало тактильного узнавания.

Лена распахнула под одеялом дикие глаза и повела ими из стороны в сторону. Прилив боли накрыл ее мозг горячей вулканической волной, но холодный прилив страха, зародившийся в районе желудка, пронзил тело во всех направлениях и на время заглушил боль.

Возможно ли?

Лена перевернулась на бок и осторожно выглянула из-под одеяла одним глазом.

Любые сомнения рассеялись: она снова проснулась в чужой постели. Продолжая холодеть до температуры, казавшейся нарушением законов биологии, если не физики, она осознала также, что проснулась, как и накануне, совершенно голая.

На этот раз, впрочем, одна.

Слабое утешение.

Она попыталась приподняться немного на подушке, придерживая одеяло под подбородком.

– Билл, – хриплым голосом позвала она, но звука почти не получилось.

В квартире стояла гулкая напряженная тишина, ассоциирующаяся обычно с пустотой. Нигде не журчала вода, не доносились монотонные разговоры соседей, не гудел в подъезде лифт. За окном не шуршали машины. Монолитный дом, подумала она. Старая постройка. Опять.

Она села на кровати, спустив ноги, потянула за собой одеяло и стала заворачиваться в него, потом вспомнила, что так делают героини всех голливудских фильмов. Преодолевая набат в голове, она отпихнула одеяло, встала, покачнулась, уперлась рукой в матрас и наконец выпрямилась, пошатываясь. Следующей целью была тумбочка у окна, на которой стояла ее сумка.

Трудно представить более неподходящее место для тумбочки, подумала Лена. Это была небольшая, уродливая лакированного дерева советская тумбочка на тонких ножках, с выкидывающейся вперед дверцей. Возможно, в ней хранили постельное белье.

Все в этой комнате говорило о том, что владелец квартиры не тратил на обстановку ни усилий, ни времени. Грязно-желтые обои скручивались в углах в берестяные грамоты, и только археолог мог бы угадать их былой рисунок. Кровать оказалась убогим раскладывающимся диваном, едва способным вместить двоих. На стене над диваном висел потертый ковер с выцветшим арканным узором. Напротив окна стоял одежный шкаф, наполовину закрытый одной дверцей. Вторая дверца, отломанная, была прислонена рядом к стене. В оставленном ею провале висели несколько мужских рубашек и серый костюм. Стоять голой посреди этого запустения было грустно и горько: отсюда можно было выйти в Москву времен военного коммунизма. С волосатыми подмышками, подумала Лена.

Она подошла к окну и выглянула с высоты пяти или шести этажей на пыльный скучный проспект и уродливые дома напротив. Достав из сумочки телефон, она проигнорировала, закусив губу, три эсэмэски от мамы, включила навигатор и выяснила, что находится на проспекте Мира.

Затем она высунула голову в коридор. Квартира не подавала признаков жизни.

Лена дошлепала босыми ногами до кухни, где на столе обнаружились два ключа на простом металлическом кольце и записка от Билла: «Ушел по делам».

Телефон показывал восемь тридцать. Трудно было представить срочные дела, требовавшие внимания Билла именно сегодня ни свет ни заря.

Ванная комната оказалась не такой страшной, как она ожидала: это была единственная часть квартиры, отремонтированная на памяти нынешнего поколения. Лена подозрительно понюхала полотенца, сходила в комнату и нашла в шкафу одно свежее. Вздохнув с ощущением дежа-вю, она выдавила на палец полоску зубной пасты.

События предыдущего вечера восстанавливались в памяти с излишней, ужасающей ясностью. Билл, неожиданно размякший от вида нескольких слезинок, еще более неожиданно расстроился и возбудился после новости о ее готовящемся увольнении. Повергнув в шок вихрастого официанта, он заказал себе вина – того же, что и Лене. Она мысленно поклялась себе повысить качество потребляемого алкоголя за счет сокращения количества как минимум вдвое. Между тем и этого сокращения могло оказаться недостаточно для спасения ее месячного бюджета: когда в завершение вечера официант с глумливым видом принес счет, сумма заставила Билла покраснеть и предложить, чтобы каждый платил за себя. Лена в любом случае собиралась платить сама, поэтому предложение нисколько ее не покоробило, и ей было жаль, что у Билла ситуация вызывала очевидную неловкость. Количество указанных в счете бокалов невозможно было проверить, так как Лена даже не начинала считать. В итоге ей пришлось расплатиться кредитной картой и принять от Билла относительно скромную сумму наличными в виде его доли.

Когда, опираясь о его плечо и поддерживаемая его рукой, она свалилась с крыльца «Записной книжки», ей пришло в затуманенную голову, что ехать в таком виде к маме не стоит. Подвергать эту мысль глубокому утреннему анализу она не стала: в конце концов, никакой реалистичный сценарий не допускал, чтобы мама указала ей на дверь. Но Билла аргумент убедил. В любом случае, было очевидно, что бросить ее одну посреди ночных Хамовников в таком плачевном состоянии он не мог. Трудно было сказать теперь, какой вариант вызывал у него большую досаду: везти ее к маме или к себе домой. Лене было бы небезынтересно составить об этом представление, но неприглядная правда заключалась в том, что к моменту выползания в ночь такой глубокий анализ чужих реакций был за пределами ее возможностей. Так или иначе, в какой-то момент они оказались на Остоженке, потом рядом на заднем сиденье чужой машины, где в приоткрытое окно врывался поток прохладного воздуха, который Лена ловила на лицо, пытаясь протрезветь. Она не обращала внимания на чередование улиц и не поворачивала лица к спутнику, глядя невидящим взглядом вперед и едва ли более осмысленным – внутрь себя, где зарождалось странное и неотвратимое знание предстоящего.

Возможно, в какой-то момент она заснула и продолжала спать даже на ногах, потому что не помнила, как оказалась в квартире. Следующий момент, сохранившийся в памяти, задавал неведомую доселе планку глубине ее морального падения. Прижимая распластанного Билла к стене, возможно в прихожей, всем телом, в почти полной темноте, она пыталась найти губами его губы, но находила только немного колкую кожу и винное дыхание, скорее всего собственное. Вероятно, она убедила себя, что ситуация небезнадежна, потому что чувствовала животом по крайней мере одну точку безусловно установленного контакта. Никак нельзя было обойти и тот факт, что короткое время спустя она оказалась совершенно голой, причем не могла вспомнить ни малейшей помощи со стороны Билла в этом преображении. И даже напротив, это она боролась деревянными пальцами с пуговицами его рубашки и еще какими-то неподатливыми приспособлениями, запуская непрошеные руки в труднодоступные проемы между одеждой и телом. Все это происходило в какой-то хаотичной борьбе, в которой лишь собственные цели казались ей относительно понятными. Поведение Билла, насколько она могла его вспомнить, выглядело лишенным последовательной логики. Нельзя было и точно определить временной интервал, на протяжении которого разворачивались ключевые события. Оценки от трех до двадцати минут представлялись в равной степени допустимыми. Смутно и необъяснимо ей помнилось, что положение их тел несколько раз менялось с вертикального на горизонтальное и обратно, но без всякого качественного изменения в характере ситуации. Определенной финальной точкой стал момент, когда ее ладонь и пальцы оказались неожиданно мокрыми под аккомпанемент странных звуков, часть из которых она издавала сама. Дальше следовал провал в темноту, и в ней – короткой вспышкой внетелесное ощущение полного одиночества в пустой комнате. В квартире не было никаких признаков, которые помогли бы определить, где Билл провел ночь. Она была вполне уверена, что не с ней.

Поскуливая иногда от стыда и от боли в пульсирующей голове, Лена дочистила зубы и быстро приняла душ. Вспомнив рекомендованное кем-то лечебное средство, она включила самую горячую воду, какую могла выдержать, и подставила голову под обжигающий каскад. Облегчение наступило почти мгновенно, и она в восторге поддала еще несколько градусов. Вытираясь, Лена просветленным взглядом заметила на батарее знакомый предмет одежды: собственные миниатюрные трусики, с которыми накануне так легкомысленно и бесплодно рассталась. Они оказались еще чуть влажными от стирки. Лена была почти уверена, что не стирала их сама и что ни в каком полете воображения нельзя было представить это делом рук Билла.

На кухне в холодильнике нашлось несколько яиц и масло, в хлебнице – полбатона, в пластиковой банке – колумбийский растворимый кофе. Ей не хотелось завтракать одной в этой недружественной квартире, но победило здоровое чувство голода. Допивая кофе, она заставила себя наконец открыть мамины эсэмэски. Вопреки ожиданиям, они содержали скорее параноидальную заботу, чем голую панику; из них следовало, что в какой-то момент прошлой ночью Лена позвонила маме и предупредила о своем повторном отсутствии. Ни самого факта, ни содержания разговора Лена не помнила. Лена мне пказалось чт ты выпила выбирай компанию, предупреждала мама в одном из посланий.

Следующей проблемой была одежда. Лена не могла решить, что эпатажнее: появиться на глаза Яне и Жанне во вчерашней футболке и джинсах или поехать домой переодеваться и таким образом снова опоздать. Не то чтобы опоздание могло иметь теперь какое-то значение. Без особой надежды на успех она снова заглянула в шкаф к Биллу, пощелкала вешалками и нашла рубашку фасона slim fit. Рубашка повисла на плечах, и рукава пришлось подвернуть, но общий эффект, решила Лена, покрутившись перед зеркалом в прихожей, нельзя было назвать отталкивающим. В порядке эксперимента она достала из шкафа и примерила джинсовую куртку, вспомнив, что накануне вечером в воздухе появились заметные нотки осенней прохлады. Куртка повисла, как шкура крупного зверя на субтильном охотнике, и ее пришлось с сожалением вернуть на место.

По дороге до работы Лена перебирала в памяти сохранившиеся обрывки вечернего разговора с Биллом. Удивительным аспектом этого разговора ей казалась их полная неспособность установить рабочий контакт при кажущейся общности цели. Возможно, дело заключалось в том, что каждый из них был заинтересован в сохранении и поддержании собственной фантазии о Ларе и что две эти фантазии были до определенной степени взаимоисключающими. Кем была Лара для Билла? Вероятно, амбивалентной сексуальной богиней: одновременно недоступной – и потому безопасной; и в то же время дразнительно, маняще доступной в некотором фигуральном, теоретическом смысле. Ибо в этом, как казалось Лене, заключался один из ключевых аспектов Лариного образа: в ее ироничной, но открытой демократичности. Может быть, именно здесь лежала разгадка ее неотразимости. Дистанция, которую Лара устанавливала между собой и окружающим миром, была честной дистанцией без скрытой полосы препятствий, и потому могла быть, по крайней мере в теории, преодолена.

Понимая, что она не может с уверенностью интерпретировать образ Лары в мужском преломлении, и что любые ее построения такого рода будут страдать грубой степенью приближения, Лена еще более затруднялась с идентификацией Лары в собственной картине мира.

Так или иначе, она знала, что электрические рецепторы в подушечках пальцев, сутки спустя еще помнившие Ларину кожу, были только наименее чувствительными из органов восприятия. Текучая теплая сладость вчерашнего утра фигурировала высоко в виртуальном списке главных тектонических потрясений ее короткой жизни, но Лена не думала, что сладострастная составляющая этого потрясения заставит ее изменить мировоззрение и жизненные ориентиры. Отдаст ли она свое тело в полное Ларино распоряжение при малейшей возможности? Да, не раздумывая. Но станет ли она искать похожих ощущений с другими? Никоим образом. Это был тот случай, когда сплетение тел, сколь угодно приятное, оказалось вторичным и побочным следствием иной близости, которую Лена и затруднялась теперь определить.

Все это были особенно странные мысли для нерасполагающей, безличной толкучки утреннего метрополитена. Лена прижалась спиной к холостой двери вагона, пытаясь усилием воли создать вокруг себя зону исключения. Судя по плачевному результату, ей необходимо было больше тренировать эту способность. Несколько станций ей пришлось смотреть в плешивую макушку низкорослого гражданина, склонявшую ее к депрессии. Гражданин стоял, уткнувшись в планшет и читая на нем книгу, персонажей которой звали Гондиард и Родионта. Книга, насколько хватало глаз, была составлена из коротких реплик сих неизвестных.

На стоянке возле «Интербеста» большая машина интересного цвета просматривалась с пешеходной дорожки, но Лена не решилась зайти за шлагбаум, чтобы рассмотреть ее вблизи. Положение машины, насколько она могла судить, со вчерашнего дня не изменилось и, таким образом, не могло являться однозначным индикатором присутствия или отсутствия Лары на рабочем месте, но сильно склоняло в сторону последнего.

Перед тем, как зайти в комнату 16—15, Лена бросила взгляд на телефон и убедилась, что достигла рабочего места за несколько минут до начала рабочего дня, как и следовало благонамеренному сотруднику. Дверь оказалась заперта, и Лене пришлось доставать ключ. Бегло проверив почту, в которой, как обычно, не нашлось ничего срочного, она бросила задумчивый взгляд на анонимную папку с плутоническими документами. К тому моменту, когда полчаса спустя в комнату, стуча каблуками, ввалилась Жанна, громко говорившая по мобильнику, Лена была уже плотно погружена в чтение. Перехватив малеволентный Жаннин взгляд, она почти не зафиксировала его, и снова опустила взгляд в папку. История, раскрывавшаяся перед ней в юридических штампах и беззастенчивых цифрах, с головой увлекла ее странной, порочной жизненностью. Лена даже почти забыла о предстоящем позоре увольнения.

Значительная часть интриги разворачивалась вокруг кипрской компании под названием Plutonic Ventures LLC. На ее счета на протяжении полутора лет поступило несколькими траншами порядка двенадцати миллионов долларов от более живописно, но и загадочно поименованной Iles Flottantes Inc., которая, как знала Лена из перешептывания коллег, являлась холдинговой компанией «Интербеста». Iles Flottantes была зарегистрирована в еще более отдаленной островной офшорной зоне. При этом Plutonic заключила договор совместного финансирования фильма с российским ЗАО «Реглум», генеральным директором которого, согласно подписи в договоре, являлся некий Глумов Аркадий Феоктистович. От имени Plutonic договор подписал управляющий директор Эдгар Петрович Новощекин.

Лена задумчиво посмотрела на дубовую дверь в кабинет последнего. С его ли ведома попали к ней эти документы? Она вдруг поежилась, как от холода, впервые ощутив, что занимается, возможно, каким-то подковерным делом, цель которого ей самой неясна.

В комнату вплыла Яна в нежном облаке ланвена.

– Здравствуй, солнышко, – чирикнула она приветливой товарке, которая в ответ помахала ей лукавой ладошкой.

Черное солнце ночных кошмаров, подумала Лена; это был единственный образ, которым она могла в своем воображении соединить темноволосую Жанну с огненным светилом.

– «Джимми Чу»? – спросила Жанна, оценивающе разглядывая короткие сапожки на высоком каблуке, со странными отворотами, похожими на воротник, словно специально придуманными для того, чтобы скрыть пухлые Янины ступни.

– Прикинь, наткнулась вчера на распродаже, – сказала Яна и назвала цену, прозвучавшую для Лены астрономической.

Жанна с плохо скрытой завистью поинтересовалась координатами распродажи.

– Так только один день, солнышко, – лицемерно пригорюнилась Яна. – Я хотела тебе позвонить вчера, но честное слово, там просто рвали друг друга на куски, у меня не было возможности даже достать телефон.

Лена слушала, опустив голову на руки, и на секунду подняла лицо как раз в тот момент, когда Яна вопросительно повела в ее сторону глазами, задавая немой вопрос.