Текст книги "II. Аннеска"

XXXIX

Я вернулась в приемную. Брат Марсилий был все там же. Мое появление вновь не произвело на него никакого впечатления: от него веяло все тем же холодным безразличием.

– Обстоятельства снова вынуждают меня побеспокоить вас. – неловкость сковывала мою речь, отчего слова эти давались мне с трудом. – Могу ли я узнать о наличии здесь чудесных и исцеляющих реликвий, которым можно было бы поклониться?

Серьезности моего вопроса оказалось недостаточно, чтобы сразу сломить отчуждение, сложившееся между мной и моим собеседником. Впрочем, нужно было всего лишь подождать: исторгнув в истощающее его концентрацию окружающее пространство тяжелый вздох, монах, наконец, проговорил:

– Таковых реликвий здесь нет. Есть только кости – в огромном количестве. Некоторые приписывают им чудодейственные свойства. Но от этого они не перестают быть всего лишь обыкновенными костями, поверьте мне…

– И сверх этого совсем ничего? – изумилась я. – Разве люд, мечтающий о последнем пристанище, просто так проделывает путь в эту обитель?

– Да, просто так, – изрек свой вердикт Марсилий и, уже значительно тише, добавил. – Если вам нравится все это скоморошье действо, приходите в воскресный день во двор перед часовней ровно в полдень. Люди со всех окрестностей, а может и со всей Богемии собираются там в этот час, чтобы не только получить благословление епископа, но и быть окропленными святой водой, которая заживляет раны и отводит безумие.

– И что же необычного в сем действии? Подобные церемонии проводятся повсеместно!

– Все вы только и ждете чего-то особенного. Вам не нужен ни Бог, ни вера – только действо и зрелище, наделенное спасительным смыслом, вами же и придуманным, – устало продолжил объяснить монах, всем видом показывая, что каждое слово дается ему с большим трудом, и ему требуется вся его выдержка, чтобы не отпустить колкость или вовсе не сорваться на крик. – Спасения для вас здесь не будет…. Впрочем, та вода, которой окропляют паству в воскресные дни, действительно привезена из Святой Земли. Она намолена, поэтому может быть и правда хороша против недугов… Но для исцеления нужна вера, а веры у многих прихожан гораздо меньше, чем самодовольства, упрямства и самодурства.

Я ощутила радость и, стремясь изо всех сохранить самообладание, проговорила:

– Я благодарю Вас за рассказ о чудесах, творящихся в этой обители. В воскресный день я буду там, чтобы воочию увидеть это великолепие.

– Вы можете остановиться на постоялом дворе, который находится неподалеку от Обители, хотя для этого вам придется дойти до Седлеца… – сказал Марсилий и, поднявшись из-за стола, прихрамывая побрел в сторону выхода из приемной.

Мне и правда был необходим отдых и сон. Я последовала совету монаху и поспешила на упомянутый им постоялый двор в надежде отыскать там ночлег. Найти подворье не составило никакого труда, ибо, Седлец был слишком маленьким городом, чтобы потеряться в его пределах. Таверна представляла собой невзрачный дом с крохотными оконцами и каменными стенами, местами покрытыми мхом. От его соломенной крыши зеленоватого цвета несло тяжелым, пронизанным сыростью странным ароматом, что ощущался едва ли не за версту. В сочетании с белесым дымом, вырывающимся из дымовой трубы, а также еще одним запахом – доминирующим и наполняющим собой всю округу запахом жареного мяса – все это буйство местной жизни ввергало в непродолжительное, но все же помутнение, от которого подкашивались ноги.

Прямо перед таверной расположилось с десяток торговых лавок, где местные крестьяне торговали преимущественно всякой снедью, среди которой, впрочем, имелась и замысловатая ремесленная всячина. На поверхности сколоченных из гнилых досок прилавков, часть которых была упрятана под разноцветные матерчатые навесы, лежали рыба, хлеб и плетеные корзины с плодами. Избытка желающих попробовать эти яства не наблюдалось – за исключением пары сутулых старух и одного широкоплечего мужа, должно быть кузнеца, ибо он был в рабочем фартуке и при молоте, заткнутом за пояс. Покупатели негромко переговаривались между собой и торговцами, будучи полностью поглощены этой бренной беседой, совершенно не замечая ничего другого.

Когда я подошла ближе к этой нехитрой ярмарке, я невольно обратила внимание на одного из ремесленников: то был невысокий человек в коричневом балахоне с огромным носом, чей прилавок размещался чуть в отдалении от остальных и отличался тем, что был доверху завален какими-то темно-желтыми склянками, маленькими мешочками и потрепанными свертками. Над всем этим возвышалась миниатюрная мельница, крошечные лопасти которой мерно вращались на ветру, издавая при этом едва слышимый, но безусловно привлекающий таких зевак как я любопытный скрежет.

– Госпожа! – замахал руками делец, когда наши взгляды пересеклись. – Подойдите ближе! Узрите мои прекрасные товары, удивительные изобретения с самого края земли!

– Заткнись, полоумный! – тотчас окрикнула его торговка рыбой, чья лавка располагалась рядом. – Проваливал бы ты отсюда, пока тебя не спалили на костре!

– Замолчи, безумная женщина! – оборвал ее продавец склянок.

– Сам Владыка этих земель дал мне разрешение продавать здесь свой товар, – сказал он и продолжил зазывать меня:

– Госпожа, Госпожа, посмотрите на мои товары – среди них есть настоящие реликвии!

С большой неохотой я подошла к прилавку и, взглянув на него внимательней, не нашла на нем ровным счетом ничего, что могло бы заинтересовать меня.

– Я вижу, вы знатная девушка и вам не подобает покупать то, что предназначается простым смертным! – пропел, видя мою безучастность, торговец голосом опытного заклинателя. – А как насчет флакона со святой водой из земли обетованной, выпив которой вы обретете благословление от самих Апостолов?

– Какой вздор! – вскричала я. – Вы просто мошенник!

– Может быть я и мошенник, но я даю людям возможность быть благословленными по первому их желанию, а не тогда, когда настоятель сей обители соизволит сделать это. – уверенно возразил торговец. – Несчастные прихожане простаивают здесь неделями и месяцами, ожидая заветного воскресного дня, когда монастырский священник примет их – невзирая на очередь, кого и когда ему вздумается! И это ли теперь называется справедливостью?

Не дав мне опомниться, торговец вынул из рукава позолоченную склянку с черной пробкой и, подняв ее перед моим лицом, вкрадчиво продолжил:

– Купите у меня эту емкость со святой водой, и божья благодать никогда не оставит вас. Семь денариев, не более – и это нижайшая цена за оберег, который останется с вами на всю вашу жизнь.

Теперь я рассудила, что есть смысл заполучить эту склянку. «Что если меня ждет неудача при получении сосуда со святой водой из рук настоятеля, о котором говорил Гамалиил? – подумала я. – Тогда я воспользовалась бы этой колбой. Быть может, есть на свете справедливость, торговец не лжет и субстанция в ней действительно может быть священной». Мне хотелось в это верить, хотя я понимала, что иду на сделку с жуликом, покупая чистый воздух.

– Согласна, – проговорила я, взяв из рук торговца заветную склянку. При этом для надежности я поболтала ее в воздухе, чтобы убедиться, что там действительно что-то есть. – Позвольте мне передать вам монеты за нее.

Сделка должна была вот-вот свершится, как вдруг мое запястье сжала массивная рука в латной перчатке. Мне не потребовалось оборачиваться, чтобы понять, что позади меня возвышается огромная фигура рыцаря Ордена Багровой Божьей Матери в полном обмундировании. Лицо воина скрывал уже знакомый мне глухой шлем – из его прорезей вместо глаз в меня всматривалась черная пустота.

– Вы покупаете запрещенные товары близ дома Господа! Это запрещено и карается по закону, – раздался гулкий голос стража. – Вы должны пройти со мной!

– Ну полно же! Зачем же так! – всплеснул руками держатель склянок. – Моя деятельность разрешена самим епископом! Я помогаю ему хотя бы немного упростить для Обители ее священную миссию. – Вы же знаете, как она переполнена в воскресные дни прихожанами и родственниками усопших.

– Докажи! – Голос рыцаря был все так же монотонен, но его хватка несколько ослабла.

– Вот разрешение, – торговец протянул стражу сверток. В его глубине я заметила блеск денариев.

Воин взял свиток и, развернув его нижнюю часть, где располагались подписи, таким образом, чтобы не рассыпать гроши, погрузился в его изучение. Затем, убрав его в недра плаща, он проговорил:

– Я вижу кафедральную подпись, но в документе нет разрешения от Ордена. Сей документ будет изъят мной до утра следующего дня и доставлен в местную канцелярию. К полудню завтрашнего дня ты сможешь вернуться за ним, и либо он будет одобрен, либо ты будешь изгнан с сей площади. До того момента, ты должен закрыть свою лавку. Следующий дозорный караул должен увидеть вместо нее пустое место.

– Вот видите, на какие жертвы мне приходится идти, чтобы приносить пользу прихожанам, облегчая их томление, – устало бросил мне торговец, провожая недобрым взглядом уходящего странника. – Бывают дни, когда торговля обходится мне слишком дорого – одних слов уже не хватает. И сегодня именно такой день. Теперь я прошу вас уйти и сделать вид, что вы никогда меня не знали. Без новых подвигов моего красноречия перерыв в работе моей лавки едва ли продлится только до утра. Не пропустить бы так ближайший воскресный день.

XL

Я переступила порог постоялого двора и почувствовала, что внутри таверны есть даже некое подобие уюта. Весь первый этаж занимало большое полутемное помещение, предназначавшееся для гостей, основную часть которого занимали два ряда столов с деревянными скамьями по бокам. Масляные лампы, а иногда крупные свечи были обязательным атрибутом каждого из них. Скачущий и весьма тусклый свет этих светил серебром отражался в глазах диких зверей, чьи головы были прибиты к стенам по всему периметру залы. Отовсюду, несмотря на полумрак, слышалась оживленная речь и звон посуды, что в совокупности с непередаваемым букетом из ароматов пота, пищи и хмеля наполняло это пространство подлинной жизнью.

Едва мои глаза привыкли к полумраку, как я узрела вокруг себя совершенно разных людей – от паломников и путешественников до рыцарей и торговцев: и это было удивительно для столь небольшого поселения. Складывалось впечатление, что большая часть города нашла пристанище как раз в этой зале, ибо за ее пределами, на улицах мне не удалось встретить сопоставимое количество людей. Некоторые из постояльцев и вовсе сидели прямо на полу, самозабвенно развлекая себя игрой в кости – с криками, ругательствами и вином. Чуть ближе к центру залы, неподалеку от лестницы на второй этаж – там, где было больше свободного места, подпрыгивал и дрыгался флейтист в поношенном камзоле и загнутых туфлях, развлекая постояльцев своими нелепыми движениями и необыкновенно задорной музыкой.

Я прошла мимо всей этой бренной оравы, дабы отыскать хозяина подворья и договориться с ним о ночлеге. Им оказался тучный муж неопределенного возраста в белом фартуке наподобие тех, что носят пекари. Его голова была практически лишена волос, за исключением пары серо-белых клоков ближе к затылку, а выражение его лица было несколько безжизненно, ибо правый глаз на нем был совершенно неподвижен.

– Чем я могу помочь своей гостье? – высоким голосом проговорил владелец сего места. – Меня зовут Барто. Добро пожаловать на постоялый двор «Хмельной Иероним»!

– Мне нужен кров до воскресного дня. Есть ли у вас место для ночлега?

– Для столь знатной госпожи на втором этаже есть особые покои, – на лице хозяина появилась самодовольная улыбка, которая присуща многим подобным дельцам и распорядителям.

– Согласна. Прошу дать мне ключ от их дверей, – устало проговорила я.

– Конечно и всенепременно! – энергично закивал Барто, отчего складки на его подбородке заиграли, будто волны морские. – Но сперва оплата! По пять грошей за ночь!

– Как скажете, – без выражения ответила я, снимая кошель с пояса и вновь про себя возблагодарив своего иудейского покровителя за все то, что он дал мне, дабы облегчить мой путь.

– Благодарю, держите ключ от вашей комнаты! Она будет второй по левой стороне, как подниметесь наверх, – учтиво прощебетал Барто, протянув мне медный ключ, который достал из-под ближайшего прилавка. Только сейчас я заметила, что его зубы смотрели изо рта в разные стороны и налезали друг на друга, будто однажды их кто-то выбил, а потом понатыкал во рту самым произвольным образом.

– Если вам нужна еда, то вы знаете, где меня найти! – сказал мне на прощание трактирщик. – Наша баранина самая вкусная во всех пражских окрестностях – даю руку на отсеченье! Сам настоятель сей обители в восторге от нее!

Я направилась к лестнице, чтобы поскорее очутиться в своей комнате, вдали от посторонних глаз, однако на пути к вож деленному уединению я встретила неожиданное препятствие.

– Прошу вас, уделите мне несколько мгновений, – услышала я спокойный, но настойчивый голос. Подняв глаза, я увидела перед собой широкоплечего мужа в серой котте с расшитыми золотыми нитями рукавами, поверх которой было надето расписное сюрко с тысячью разных орнаментов.

– Чем я могу помочь вам? – мне стоило немалых сил оставаться вежливой. Я боролась с нетерпением, ломотой в костях и мигренью оттого, что последний этап моего странствия чрезмерно затянулся во времени.

– Меня зовут Виго Красный. Я землевладелец из города Ратае-над-Сазавоу, мне принадлежат целебные сады, что лежат к югу от его крепостных стен. У меня есть к вам предложение, и я хотел бы, чтобы вы выслушали его.

– Что вы хотите? – напористость этого человека не вызывала у меня особенного доверия, но я решила не упускать возможности каким-то образом обратить эту случайную встречу себе на пользу.

– Я приглашаю вас разделить со мной трапезу. Сытость – лучший советник при принятии решений, – доброжелательно молвил Виго, указав рукой на ближайший стол, полный яств.

Мы сели друг напротив друга и у меня появилась возможность разглядеть своего собеседника. Вероятно, ему было около сорока лет и он был в самом расцвете сил. В его карих глазах виделся опыт прожитых дней, а мимика его была полна необыкновенной живости. Должно быть, этому человеку – с волевыми, красивыми чертами лица, правильные формы которого подчеркивались черной короткой бородой, наподобие той, что носили во времена Цезаря, действительно было, что сказать не только мне, но и всем вокруг. С первых мгновений он исподволь внушал доверие к себе, побуждая других без лишних промедлений поверить в его благие намерения и его идеи. Подкреплял он сие впечатления учтивыми жестами и искренней улыбкой.

– В наши времена нечасто доводится увидеть столь знатную особу, путешествующую без должного сопровождения, – начал Виго. – Будем считать ваше появление счастливым знаком для меня, ведь оно и вправду само по себе необычно, а значит, может быть использовано к нашему обоюдному благу.

– Я по-прежнему не понимаю, о чем вы говорите, мой лорд!

– Видите ли, некоторое время назад я прибыл в окрестности Праги с торговым интересом. Как я уже сказал, в моем распоряжении находятся сады, в которых произрастают лекарственные травы, излечивающие от большинства известных нам болезней. Некоторое время назад мне удалось убедить настоятеля сей обители, что мои целебные растения будут полезны недужным в местном лазарете, – должно быть, Виго и правда был обучен красноречию, ибо говорил он четко, взвешенно, умело подбирая интонацию. – С тех пор несколько раз я доставлял в сие место свой целебный груз. Все шло просто замечательно – мы спасли многие жизни. Однако несколько недель назад мои караваны перестали добираться сюда. Мы потеряли три каравана, и смотритель каждого из них, к несчастью, лишился жизни. При этом груз их ни разу не был тронут…

– Мне очень жаль это слышать! – проговорила я, по-прежнему пытаясь понять, какова моя роль в этой истории.

– Угощайтесь. Здесь прекрасные груши! Пусть их сладость хотя бы немного поубавит ваше сожаление, – Виго протянул мне кусок сочного плода, извлеченного из серебряной чаши, стоящей подле, а после продолжил, несколько ускорив темп речи:

– Ситуация складывается не очень хорошо. Запасов трав в лазарете осталось немного – от силы на полторы недели. Я рискую потерять право снабжать ими эту обитель, ибо настоятель, как мне сообщили, уже подумывает о том, чтобы воспользоваться услугами других торговцев. Взгляните вот туда! – Виго изящно махнул указательным пальцем, на котором был одет массивный ониксовый перстень, в дальний угол позади моей спины. – Тот человек в капюшоне – посланник вышеградской гильдии аптекарей. Они здесь и уже обо всем знают! И скажите, как я могу с ними соперничать, если не могу доставить сюда ни один мой груз?

– Боюсь, ремесло наемника мне незнакомо, – я покачала головой, пристально глядя собеседнику в глаза. – У меня здесь свои цели и вряд ли я способна помочь вам в вашем деле.

– Но я попрошу вас лишь о самой малости! – вскричал Виго и стукнул кулаком по столу, отчего вся посуда подпрыгнула и зазвенела. – Я торчу в этой дыре уже несколько дней и у всех здесь в избытке только лень, никто не способен даже выслушать меня.

– И что же вы от меня хотите?

– Я прошу вас отправиться на место крушения последнего каравана: это не более тридцати верст отсюда. В одном из сундуков, которые остались там, находится ларец с ценными травами. Я прошу вас возвратить его, – сказал Виго прежним спокойным голосом.

– Почему вы сами не отправитесь туда? – с недоверием спросила я. – И по какой причине там случились столь странные смерти?

– Я должен быть здесь, ибо некоторое время назад из моих земель вышел другой караван – по обходному пути. Я должен встретить его. – Виго скрестил пальцы и продолжил. – Что касается причин гибели людей, то вероятно это были дикие звери, коих там множество. Кому как не им нужна только плоть – мясо, а не содержимое повозок?

– Вы отправляете меня на верную смерть, желаете, чтобы я была сожрана стаей волков или чего похуже, не так ли? Это достойно презрения! – я начинала жалеть, что вступила в этот разговор, и если бы не действительно изумительная еда, я бы тотчас же поспешила распрощаться с этим уже не внушающим доверия человеком.

– Отнюдь, – покачал перед моим лицом указательным пальцем мой собеседник. – Я предоставлю в ваше распоряжение своего слугу – слугу с острым клинком и верными стрелами, который может дать отпор любому дикому зверю. Вы также получите лошадей!

– И какова моя награда? Уж не кошель ли с золотыми, а, может быть, целых три? Меня это совсем не прельщает!

– Я ценю ваше стремление отказаться от бренных ценностей, но все же у меня есть те возможности, которые представляют для вас интерес, – хитро улыбнулся в ответ Виго.

– Что же это?

– Не требуется большой проницательности, чтобы понять, что вы здесь не просто так и, как и все здесь, наверняка ищете возможность либо достойно похоронить своего родственника, либо получить благословление, будучи окропленной загадочной святой водой, которую в эту обитель доставили из самого Иерусалима! Ведь так? – речь Виго стала размеренной, его лицо в отсвете лампады приобрело на миг инфернальное выражение, а из чела будто бы выросли закрученные рога.

– Допустим, вы правы. Я – одна из многих приходящих к монастырю… и пришла сюда, дабы свершить кое-что из того, что вы упомянули, – согласилась я. – Но какой может быть ваша роль в моей истории?

– Без моей помощи вы не сможете ни получить благословение, ни похоронить родственника. Очередь на захоронение очень длинная. Она формируется настоятелем, а заверяется восковой печатью самого Великого Понтифика. Вам ведь важно или первое, или второе, а может быть – и то, и другое? – вкрадчиво проговорил Виго.

Я собралась ответить, как вдруг почувствовала удар, который прижал меня к столу. Пьяный безумец из числа завсегдатаев этого места проходя мимо не удержал равновесия и упал на меня, изрыгая пары своего отвратного дыхания, будто хрипя в предсмертных судорогах!

– Прочь отсюда, проклятый! – Виго стремительно поднялся со своего места и, схватив хмельного за копну сальных седых волос, с силой ударил его лицом об стол. Раздался хруст, потекла кровь – остатки недоеденных блюд получили приправу в виде кровавых осколков зубов. Никто из постояльцев не обратил внимания на данное происшествие. Вокруг было все так же шумно, шла игра в кости, лилось вино и звучал шалмей. Со стонами и причитаниями оступившийся медленно уполз прочь, наш же разговор потек далее.

– Что же, мне действительно нужно своего рода очистительное благословление. Именно поэтому я здесь, – сказала я после того, как окончательно стало ясно, что минувшее происшествие никого не заинтересовало.

– В этом я не сомневался. – Виго потер руки. – Поступим так: вы принесете мне то, о чем я вас прошу, а я устрою вам встречу с настоятелем. Поверьте мне, он не только будет рад даровать вам благословление, но и подарит несколько капель той самой святой воды… и она будет настоящая, в отличие от той, что находится в чаше, к которой так стремятся верующие каждое воскресенье.

Теперь это и вправду стало превосходным предложением, и его стоило принять. Впрочем, я не спешила сразу давать согласие, рассудив, что, если предложение и правда стоящее, то его уместно осмыслить хотя бы некоторое время:

– Виго, мне нужно подумать о нашей возможной сделке до следующего утра.

– Конечно, любая сделка стоит того, чтобы ее обдумать, – одобрительно кивнул торговец травами. – Встретимся за этим же столом завтра в полдень. Уверен, что звезды выстроятся в последовательность, подходящую для того, чтобы мы могли помочь друг другу. А теперь, прошу меня простить, я вынужден вернуться к своим повседневным, рутинным делам, пока ночь окончательно не погрузила всех в сон.

Виго поднялся из-за стола и направился к выходу из постоялого двора. Его скорый уход в иных обстоятельствах был бы весьма подозрителен, но моя истощенность, усталость и волшебная возможность получить очередную версию «именно той самой» воды затмевала мое разумение. С другой стороны, до утра я могла быть спокойна, ибо никто не требовал от меня немедленных действий.

Наконец-то ничто не мешало мне подняться в свою комнату, чтобы отдаться сну. Признаться, в ней не было ничего от роскошных покоев: невзрачная деревянная мебель; узкое, хотя и удобное ложе; маленькое оконце под потолком, да дубовый сундук на полу – вот и все, на что я могла теперь претендовать. Трактирщик, да будет он пристыжен, чрезмерно приукрасил ее качества и, разумеется, истребовал с меня более высокую плату за возможность стать ее постоялицей. Впрочем, у меня не было ни желания, ни сил разбираться и добиваться справедливости: сон пришел ко мне почти мгновенно, едва я только погасила три свечи, что освещали сию келью. Ночь прошла спокойно и, возможно, впервые настолько спокойно, что мне совершенно нечего о ней рассказать. Я получила небольшой, но заслуженный отдых, за что, разумеется, мне стоит восславить Господа, о котором в бренной суматохе я теперь вспоминала все меньше и меньше – к своему великому стыду и страху.