Текст книги "Возмездие"

– Это мне повезло, – как бы извиняясь, произнесла я. – Пуля пролетела почти мимо…

– Заткнулась бы ты, – оборвала меня Вика, и я замолчала, чувствуя, как ее руки творят чудеса.

Когда она все закончила, то пошла дальше помогать остальным раненым. Я тут же подошла к крану и начала умывать свое лицо. Вода становилась алой. Все это время Макс сидел и наблюдал за мной. Я знала, что он переживал за меня. Я взяла его руку и вывела из палаты. Мы пошли на улицу, проскальзывая мимо Вики, которая сказала мне лечь и отдохнуть. Максим, кажется, вообще не удивился, когда вместо того, чтобы лечь и поспать, я потащила его неизвестно куда. Мы вышли на улицу молча. Молчали мы и всю дорогу. Я вела его в небольшой лесок, откуда уже было почти не видать этой деревни. Когда мы остановились, я села на какой-то пень, чтобы отдышаться. Я быстро устала. Макс стоял передо мной, засунув свои руки в карманы штанов.

– Ты когда-нибудь доведешь меня до безумия, – тихо сказал он, смотря куда-то вдаль. В это время ветер перебирал его волосы. – Я ужасно боюсь за тебя, Таня, – он сел со мной рядом на сырую землю. Я тут же вскочила и помогла ему встать обратно.

– Ты простынешь, – прошептала я, виновато смотря на него. Он взял меня за подбородок и осторожно притянул к себе. Так же осторожно он поцеловал меня. Потом он отошел в сторону. – Я могла умереть сегодня, если бы не один парень, – Максим тут же развернулся, я поймала его прищуренный взгляд и рассмеялась слегка. – Он мне не понравился, если тебя это интересует. Мне же никто кроме тебя не нужен, – после этих слов он, казалось, потерял дар речи. Я слегка улыбнулась, торжествуя над тем, что я так легко могла выбить его из колеи. – Просто этот парень спас меня. Когда начали падать бомбы, он не пробежал мимо, как все остальные. Еще бы чуть-чуть, и я была бы мертва. Я совсем забыла поблагодарить его.

– Он с нашей базы?

– В том-то и дело, что нет, – я тяжко вздохнула. – Скажи мне, ты спал вообще? – спросила я, заметив круги под глазами Макса.

– Нет, конечно же! Как я могу спать, когда ты где-то рискуешь своей жизнью? – он вновь подошел ко мне и обнял, поцеловав в макушку. – Тань?

– Что?

– Нам надо уезжать отсюда. Мария будет нас искать.

В этот же день мы выпили все те чудотворные лекарства, чтобы мы скорее пришли в норму, и поехали обратно к Марии в дом. И при этом меня охватывал больший ужас, чем ночью на восстании.

Через несколько часов мы сидели у нее в кабинете. Она внимательно рассматривала наши лица и при этом курила. Ее спокойствие было затишьем перед бурей. Я вот-вот ожидала того, что она даст кому-то из нас пощечину и начнет орать. Она была предсказуемой.

Мы совсем не успели переодеться, когда приехали. Мои туфли были в грязи, пиджак был прострелен, а блуза была в крови, которая не успела отстираться. Максим был в таком же критическом состоянии. Ссадины еще были видны на его лице, а у меня была разодрана щека. И, конечно, именно об этом всем думала Мария, которая хотела узнать, где мы были. Я уже думала о том, как одурачить ее с помощью моей первой версии, по которой люди Марии следили за нами и пытались убить. Но тут же возникал вопрос: почему мы сразу не приехали домой? Где вообще мы все это время были? Я ломала над этим всем голову все то время, пока она молчала.

– Я смотрю, дела у вас плохи, да? – вдруг произнесла Мария, потушив свою сигарету. Потом она вновь сложила руки на груди и облокотилась на стол. – Ну и чего вы молчите?

– Не хотелось бы разговаривать с тем, кто пытался нас убить, – пробурчала я себе под нос так, чтобы она точно все расслышала.

– Что ты имеешь в виду? – спокойно она спросила и подошла ко мне. Она взяла мое лицо за подбородок и приподняла его, чтобы я смотрела ей в глаза. – Что случилось с твоим милым личиком?

– Зачем вы следили за нами? – повысив голос, спросила я. – С этими Эртонами и Брендами вы совсем спятили! Устроили, черт знает, что!.. – Мария прервала мою наигранную истерику пощечиной. Она ударила меня по больной щеке так, что из глаз даже брызнули слезы. Я прикусила губу.

– Прекрати! – процедил сквозь зубы Максим, обращаясь к матери. – Сколько можно уже издеваться над ней?

– Столько, сколько мне будет угодно! – злобно произнесла она и снова влепила мне пощечину. Хорошо, что на этот раз по здоровой щеке. – И если тебе это так неприятно, Максим, я буду издеваться над ней до тех пор, пока не услышу лично от тебя всю правду.

– Спрашивай, – Максим, поджав губы, посмотрел на меня и снова повернулся к Марии.

Это был самый мучительный расспрос. Мы оба понимали, что Мария ничего не должна знать о Союзе Свободы, и оба мы понимали, что пострадаем от того, что молчим. Она била меня тогда, когда Максим молчал, тогда, когда ее не устраивал ее ответ, и тогда, когда в повествовании его были какие-то не состыковки. Решив, что Максим ей ничего не скажет, она перевела стрелки на меня. Она с такой силы взяла его за шкирку и усадила на то кресло, где недавно мучила меня. Приковав его руки к подлокотникам и взяв маленький пульт, она села рядом со мной со злобной усмешкой на губах. Я повернулась к Максиму, он слегка помотал головой, смотря на меня. Я поняла, что он имел в виду. Что бы ни произошло, я должна была молчать. Но как я могла молчать при виде того, как он мучается?

Мария задавала мне те же вопросы, что и Максу. Я лгала ей или молчала и видела, как Максима передергивает от мучительной боли. Все внутри меня сжималось, когда я слышала его стоны. На глазах у меня наворачивались слезы. Я не хотела смотреть на него. Ему было так плохо! Я отвернула свое лицо.

– Нет-нет, ты смотри, – прошипела Мария, повернув мое лицо к нему. Из его носа пошла кровь, но она продолжала нажимать кнопку на пульте, и его снова начинало выворачивать от этих мучений.

– Прекратите! – закричала я. – Выпустите его!

– Так ты расскажи мне правду! – улыбнулась она, в очередной раз нажав на кнопку. В этот раз Макс закричал.

– Ему больно! – я срывалась на крик, я уже плакала. Я готова уже была ей даже все рассказать. Но и в этот раз Макс еле-еле покачал своей головой. – Вы убьете его! – она лишь в ответ страшно захохотала. Я ударила ее по лицу так, что пульт выпал у нее из рук. Я тут же подняла его и выкинула в окно. Пока Мария отходила от моего удара, я уже освобождала Максима. Он был на грани обморока. На пол он сплюнул свою кровь. – Что же вы за изверг!.. – прошептала я, повернувшись к Марии.

– Да как ты!.. – она уже хотела наброситься на меня. Она достала из-за спины свой пистолет, но и я в этот момент вынула из кармана Максима оружие. Мы стояли друг против друга, и каждая из нас была на прицеле. – Ты серьезно думаешь, что сможешь убить меня? – хохотала она, разглядев то, как у меня трясутся руки. Но тряслись они не от страха. От злости к ней, от ненависти. Но убить её я, правда, не смогла бы сейчас. Но это пока.

– Убить – нет, – процедила я сквозь зубы, направив дуло пистолета в ее правую ногу. Я выстрелила, она упала, громко при этом вскрикнув. – Тварь! – я хотела плюнуть ей в лицо, но у меня не было времени. Максим уже терял сознание. Эдгара не было, и поэтому я повела его в комнату. Мы оставили Марию в кабинете корчиться от боли. Уже завтра она снова будет на ногах. Ведь у этой сволочи были нужные лекарства. – Всё хорошо, – шептала я Максиму. – Сейчас, потерпи еще немного.

Я привела его в его же комнату и уложила на кровать. Намочив слегка полотенце, я начала протирать его лицо. Потом он еле как поднял руку и указал на какой-то комод. Видимо, там были средства, которые должны были ему помочь. Поочередно я начала показывать ему всякие пилюли. Наконец, он кивнул. Дав ему выпить лекарство, я облегченно вздохнула и легла рядом с ним на кровать. Вскоре он заснул и перестал корчиться от боли. Дыхание его стало спокойным и ровным. Хотя бы во сне мы не чувствуем боли. Хотя бы так.

Несмотря на то, что сейчас был только день, я все равно уснула рядом с Максимом, стараясь забыть эти ужасные мучения и страдания, что он перенес.

Вечером, когда я проснулась, Марии уже не было дома, а Максима не было в комнате. Я выглянула в окно и увидела, что в беседке в саду горела лампочка. Я накинула на себя одеяло, так как оно было очень теплым, и вышла из дома. Вечер был холодным, а там, в беседке, казалось, было теплее, и я быстрее направилась туда. Максим сидел там и пил горячий чай, укрывшись пледом. Вид у него был измученный. Я ничего не стала говорить, когда зашла в беседку, я просто села напротив него и тоже налила себе чаю. Дул легкий ветерок, не было никаких бомбежек и перестрелок. Этот вечер был очень спокойным. И казалось иногда, что ничего и не было, что всегда все было так спокойно. Но стоило только посмотреть в наши лица!.. В глазах была безысходность и страдания. Но всё-таки мир стоил того, чтобы мы за него так мучились. Нам осталось совсем немного, и мы сами ощутим, какого это жить в мире.

Я хотела уже открыть рот и спросить, как чувствует себя Максим, но не стала ничего говорить, так как это было глупо. Я и так знала, что ему очень плохо. Я винила себя во всем этом. Скажи я правду Марии, он бы так не мучился. Она ведь могла убить его спокойно!

– Ты сможешь убить её? – спросила я осторожно. Максим поднял на меня свои тусклые замученные глаза. – Просто она ведь родила тебя и всё такое…

– Да, смогу, – сурово ответил он и отвернулся. – Я скажу тебе больше, – он резко наклонился ко мне через весь стол. – Я возьму это на себя. Её убить должен я и никто другой. Я! – он так злобно зашептал, что у меня побежали по телу мурашки. – Но не сейчас. Я сделаю это неожиданно. Тогда, когда она не будет этого ожидать. Я всажу ей пулю в лоб, а потом сожгу ее труп, так как я не хочу знать, что от нее что-то осталось, даже кости под землей. Она не заслуживает даже того, чтобы ее похоронили по-человечески! Ты представить себе не можешь, что я к ней испытываю. Я с детства только и хочу того, чтобы она сдохла! Я слишком долго этого ждал и не позволю, чтобы ее убил кто-нибудь другой.

– Да, да… конечно… – бессознательно лепетала я, смотря в безумные глаза Максима. – После вечера у президента мы уйдем из этого дома. Нужно только потерпеть, совсем немного, еще чуть-чуть осталось…

Мы тяжело вздохнули и замолчали, уже давным-давно устав от всей этой чертовщины. И даже было неизвестно, когда это все кончится. Только утешали себя тем, что всё это восстание ненадолго. Только и могли утешать.

22

Я попросила психолога привезти мне те книги, которые я оставила на базе Союза Свободы, ведь до декабря мы не должны были появляться там, чтобы Мария ничего не заподозрила. Два месяца я должна была еще проторчать с ней под одной крышей. Я видела ее теперь каждое утро за завтраком. Лишь однажды я испытала удовольствие, когда увидела ее. Она тогда вошла в столовую, хромая, с перебинтованной ногой. И всё. В остальные дни она выглядела как обычно, что ужасно доставало меня. И меня уже тошнило от нее, от всего ее вида.

Когда она уезжала из дома, мы с Максимом и Марком Романовичем закрывались в библиотеке и изучали книги, которые мне дала леди Эртон. Каждый раз мы узнавали что-то новое, все это мы анализировали и бурно обсуждали, иногда мы даже ссорились, ведь у нас троих было свое мировоззрение, свое мнение и видение. И вот под конец какой-то недели в ноябре у нас выстроилась целая история, целая цепочка событий, благодаря которой все вставало по своим местам.

Углубляясь в историю, можно понять, что войны обычно идут между государствами, обычно между двумя государствами. Но Истинная война стала войной мирового масштаба, как мы поняли. Это было какое-то безумие.

Наверняка, президент каждой страны когда-то хотел, чтобы его государство было впереди планеты всей, чтобы его государство было самым-самым. Так президент Соединенных Штатов Америки хотел, чтобы его государство стало самым главным на планете, а сам он хотел завоевать всеобщий почет. И имя у него было такое!..

– Серьезно? – воскликнула как-то я, вычитав вместе с Максимом имя президента Соединенных Штатов, когда мы сидели вечером в библиотеке. – Чарльз Эртон?!

– Тебе тоже кажется, что это не совпадение, да? – мы с Максом думали об одном и том же. – Хотя, может, и совпадение, ведь…

Ведь Чарльз Эртон был президентом Штатов, а государство это было в Америке, а не в Евразии. А Америки уже давно никакой не было. Ни Южной, ни Северной. И был у Чарльза Эртона сильный враг, которого первым делом он и хотел ликвидировать. Президент России, самой огромной страны на планете, Олег Романовский и не думал начинать войну со Штатами, ведь не было на это никаких веских причин. И был он по описаниям книг очень мирным неконфликтующим человеком, чего нельзя сказать об Эртоне.

И как же так получилось, что в ходе вражды двух стан, пострадали все материки, кроме Евразии? Как так вышло, что во время войны между Россией и Америкой исчезли практически все остальные страны? И ведь, правда, это было непостижимо уму. И как объяснить тот фактор, что род Эртонов продолжал расцветать? Не могло же это быть просто совпадением! Да и книги эти странные были, похоже, только у потомков Чарльза. Все сходилось, все складывалось, кроме одного «но». Если победу одержала Россия, страна Евразии, то Соединенные Штаты должны были быть стерты с лица Земли, а значит, и Чарльз Эртон должен был исчезнуть. Но как оказалось, война эта была далеко не между двумя государствами. Тут дело было шире и глобальнее.

И почему же она так называется эта война? Почему именно Истинная? Да потому что каждая из двух сторон хотела донести до людей одну лишь истину – кто настоящий правитель, а кто нет; какое государство заслуживает звание самого главного государства на планете, а какое и вовсе рядом стоять с ним не должно. И практически каждая страна считала своим долгом бороться за титул величавого государства в мире. Но это только сначала. Остальные осознали свою мелочность на самом первом этапе войны, когда не сумели противостоять ни России, ни Штатам. Теперь главной задачей их стало лишь сделать правильный выбор. И, правда, наверное, было трудно определиться. Быть лучше союзником Соединенных Штатов, или союзником России? Президенты некоторых стран определились сразу с эти выбором, но вот некоторые бегали туда-сюда, как мыши, пытаясь выяснить, где выгоды будет больше. Где-то два года устанавливались союзники двух мощных государств. У Штатов были страны Латинской Америки, Канада, Бразилия, Чили и вообще все страны, принадлежащие Северной и Южной Америки. Кроме того в запасе у них было несколько стран Африки, что было весьма неплохо. Хоть никто и недолюбливал африканцев, потому что те по большей части были неграми, но использовать их в своих целях как раз и хотели Штаты. Это была для них всего лишь армия черных людей, которой в случае чего жалко никому не будет. А у России союзниками была вся Европа и несколько азиатских стран. Остальные же страны старались сохранять нейтралитет и ни во что не вмешиваться, чтобы не получить удар от той или иной стороны. Но как раз эти страны и пострадали первыми.

Если в других книгах было написано, что первым делом заражена была Северная Америка, то здесь было сказано, что первым делом заражено было лишь несколько стран Африки, которые не желали воевать за Соединенные Штаты Америки. И как оказалось, это вышло все неслучайно…

– ЧТО?! – меня начинало трясти от того, что я читала. За окном была уже ночь, и все в доме уже спали, кроме нас с Максом, конечно. Мы вообще перестали спать по ночам. – Это… ты знал?! – я срывалась на крик, когда обращалась к Максиму, который был ошарашен не меньше меня. – Там же были люди! И они так поступили?!

А поступили так: Соединенные Штаты применили запрещенное биологическое оружие против тех стран Африки, которые не хотели выходить с ними на контакт и выступать против России и ее союзников. И не было никакой энфермедии, никакой такой эпидемии и вовсе не было! Штаты Америки убили ни в чем неповинных людей, применив запрещенное оружие. Люди, правда, были отравлены вирусом, который начал распространяться на тех территориях, которые нужны были Америке. Но надо сказать, что применять это оружие против России она не спешила. Почему?

Всему виной было мирное соглашение. Олег Романовский предлагал Чарльзу Эртону мир, но тот пока только думал, уничтожая все те страны, которые могли встать на сторону России, которые не хотели присоединяться к нему. И что оставалось Романовскому? Смотреть на то, как его враг уничтожает мир? Нет. Он не должен был сидеть на месте. Он должен был действовать. И он, как и его враг, применил более мощное биологическое оружие. Теперь и страны Северной и Южной Америки стали постепенно стираться с лица Земли. На этих территориях теперь было невозможно жить. И куда было деваться Чарльзу Эртону, как не в Европу? Армия его мельчала, союзников убивали. Ему ничего больше не оставалось, как принять мир с Россией. И что дальше? Ему надо было торчать здесь, на чужом материке, и видеть под боком своих врагов? Казалось, что да, ведь у него больше не было Штатов, у него больше не было Америки. Люди там уже умирали, а земли были заражены. Но Романовский выдвинул ему более выгодное предложение.

В течение десяти лет шла Истинная война, пять из которых было потрачено на заражение почти всего мира! И вот под конец два злейших врага решили объединиться и управлять теперь единым государством. Рамки исчезли между странами. Теперь оставалась только одна Евразия, которая далее была названа Спасительным материком. А два президента решили назвать свой союз Союзом Спасения. Теперь было ясно, какое государство является поистине великим государством. Но это было очень глупо, ведь осталось всего на всего оно одно на целой планете. Эта война не привела ни к чему хорошему. И кто вообще сказал, что эта война на том и закончилась?

Довольно глупо было надеяться на какой-то союз между президентами. Два правителя на одно государство! Это вечные вздоры и ссоры, ведь у каждого разное мировоззрение. Союз Спасения есть и сегодня, но официально он распался еще в 2220 году, когда и была проведена первая жатва. Он просуществовал пять лет, после чего Олег Романовский умер от вируса, которым были заражены остальные материки. Но как он мог его подхватить?

– Всё-таки Чарльз Эртон стал правителем Спасительно материка, – прошептала я. – Смотри! – обратилась я к Максиму. – Всё это очень странно. В один и тот же год умирает Романовский, правителем становится Эртон и начинают проводить жатвы!

– Ну, было очевидно, что Эртон убьет Романовского, ради всеобщего почета…

– Угу, – согласилась я. – И что? Выходит, что почти два века назад президентом был предок Бренды?

– Я тебе больше скажу, – тяжело вздохнул Максим. – Ее дядя сейчас правит, а отец ее состоит в том самом Союзе Спасения, а она пошла против семьи. Тем более она наследница.

– В каком смысле?

– Об этом никто не знает, но у президента нет детей, только племянники, и Бренда, как самая старшая из всех племянников президента, должна стать следующей правительницей материка. Но это произойдет только после смерти её дяди. И она всем этим пожертвовала ради справедливости и мира.

– Все эти два века материком правили одни Эртоны?

– Монархия! – пробурчал Максим. – Власть передается по наследству и всё такое…

– Она дала мне эти книги сама, она откапала их в своей домашней библиотеке. И, похоже, только у ее семейства есть эта достоверная информация. Выходит, что все остальные не знают всю правду. Они знают лишь то, что должны знать. То, что мы прочли сначала.

– Все члены Союза Спасения 2220 года тоже исчезли, потому что они все знали. Чарльз Эртон ликвидировал их и набрал группу других людей, которые ничего не знали.

– Так может, стоит открыть всем тайну? – осторожно спросила я.

– Это как-то поможет тебе? – серьезно спросил Максим. – Ты даже не сможешь разоблачить президента, потому что всю эту заваруху устроил не он, а его предок. И разве виноват он в его ошибках? Я даже не знаю, как использовать всю эту правду против правительства. Возможно, если они узнают правду, то они отрекутся от президента. Но это маловероятно.

– Знаешь, попробовать стоит.

Мы не заметили, как подошло утро. Дома еще все спали, и мы медленно и бесшумно старались выйти из библиотеки, к тому же рядом был кабинет Марии. Мне вообще иногда казалось, что она там и ночует и ест и вообще живет. Но проходя мимо него на цыпочках, я ни звука не уловила из этого зловещего кабинета. Когда мы уже прошли кабинет, мы быстро прошмыгнули дальше по коридору. И вот, наконец, были наши комнаты. Пожелав друг другу спокойной ночи (мы что-то каждый раз забывали о том, что уже где-то было пять утра, а не десять часов вечера), мы разошлись, зная, что через три часа мы точно увидимся снова.

Несмотря на то, что я спала всего лишь три-четыре часа в сутки, у меня была страшная бессонница. Мысли крутились в голове постоянно. А тут еще выяснилось, что Бренда наследница! Куча сомнений напало на меня в эту ночь. Нет, этим ранним утром.

Я понимала, что Бренда была из ряда людей, которые возглавляли Союз Свободы, я даже верила, что она хотела мира и справедливости, я понимала, что она повстанец. Я даже уже смирилась с тем, что ради обычных людей она жертвовала своим роскошным образом жизни. Но кто же знал, что она приходится племянницей самому президенту Спасительного материка? Ну, вот, допустим, все эти восстания заканчиваются, война уходит в прошлое, все люди свободны, мир начинает процветать. А что будет делать теперь Бренда Эртон? Кто знает, может, она захочет стать президентом! Она же заберет себе всю власть, если действительно захочет продолжить дело своих предков. Так что теперь Бренда была у меня под сомнением.

Следующая мысль, которая меня волновала этим утром, касалась вечера у президента. И опять же она и касалась Эртон.

Вся суть нашей операции заключалась в том, чтобы мы могли узнать что-то важное от тех людей, что будут на той самой вечеринке. Но потом нам нужно навлечь на всех этих людей страх и испуг, как выражалась сама Бренда. Это утроят остальные ребята, налетев штурмом на правительский дом, где и будет праздник. Но было одно «но», которое никак мне теперь не давало покоя. Как Бренда будет оправдываться перед своим дядей, когда налетит армия Союза Свободы? Ведь пока все будут пировать и развлекаться, она будет прекрасно знать, что сейчас будет худо и надо будет поскорее сматываться или помогать дальше этой армии ликвидировать правительских людишек. Как все это она объяснит своему дяде? И как мы все будем объяснять Марии? Ведь сразу станет ясно, что небольшая кучка людей, оказывается, знала все наперед, так как сразу после их отъезда на остальных гостей правительского дома обрушится гнев повстанцев. Более того, они на самом деле никуда не уезжали, а оставались на празднике и помогали этим самым повстанцем громить дом Союза Спасения. Одним словом, было ясно, что после запланированного нами штурма, все подозрения лягут на нас.

Третья моя мысль была посвящена нашей скорой вылазке с Вовой.

Нужно было следовать указателям на карте и отправляться на поиски того, что искали правительские люди. Нужно было их опередить. Вдруг там будет что-то важное. Но мне уже не хотелось выходить из дома, чтобы потом снова сидеть на допросах у Марии в кабинете. И поэтому я раздумывала над тем, как мне уйти из дома незамеченной. Конечно, я могла сказать Марии, что Марк Романович снова позвал меня к себе в гости, но она-то уже знала, что психолог был на моей стороне. Но дело в том, что других вариантов у меня просто не было. На всякий случай, надо будет отправить Максима к психологу, а сама я поеду с Володей на разведку. Только если так.

И, наконец, четвертое…

После того взрыва во время бунта у правительского дома, когда я уже сознательно выступала против армии Союза Спасения, когда мы с моим новым напарником помогли нашим снайперам, ко мне вернулась память. После приступов контузии при взрыве бомбы я все вспомнила, но понимать это стала только недавно. Я стала это замечать при разговоре с Максимом. Он иногда все-таки забывал о том, что я утеряла память, и что-то болтал о 104-ом, о бункере и разных людях. И я заметила, что я прекрасно понимала, о чем он говорил. Я все это знала и, не задумываясь, поддерживала с ним разговор, потому что я теперь уже знала, о чем говорила, а точнее, помнила. Не сказать, что возвращение памяти меня сильно обрадовало. Я теперь на самом деле осознавала то, как я жила раньше. Я все помнила. Помнила эти работы на полях, помнила грязные дороги, разваленные дома, постоянный голод и страх получить взбучку от Дежурных. Я вспомнила побег, лагерь в лесу, вспомнила того Игоря, о котором не раз упоминал Максим. И о бункере я теперь тоже знала. Я вспомнила, как мы с Максимом нашли его, и как потом мы искали беженцев. Сразу всплывали лица Славы и Таяны. Я иногда вспоминала их и радовалась этому, но потом вспоминались и слова Вики с Аней. Ведь они говорили о том, что ребята были убиты на восстании. И от этого в груди начинало ныть. И вообще столько боли пришло вместе с воспоминаниями. Я теперь полностью понимала то, что жизнь и до этого моя была не сахаром. Она была даже хуже, чем сейчас.