Текст книги "Как я год жила по Библии"

– Дэн!!! – горестно завопила я.

Прибежал Дэн, готовый к любым катастрофам – например, к тому, что внезапно кончились бумажные полотенца.

– Какой кошмар! – восклицала я. – Я не могу это подать на стол!

Дэн взял у меня бокал и попробовал. Попытался сохранить невозмутимое лицо, но это ему не удалось.

– Ну… – сказал он наконец, откашлявшись, – пожалуй, в самом деле… э-э… сладковато.

Я рухнула на пол прямо посреди кухни и с полчаса издавала те же звуки, какие в прошлый раз вызвал у меня сочащийся маслом пирог

– Ужас! – кричала я. – Это не вино, это какой-то сахарный сироп! Как только евреи это пьют?!

– Ну-ну, без антисемитизма, пожалуйста, – отозвался Дэн и сделал еще глоток. – Хотя… да, в целом ты права. Сахарный сироп.

Я рухнула на пол прямо посреди кухни и с полчаса издавала те же звуки, какие в прошлый раз вызвал у меня сочащийся маслом пирог.

На следующее утро я поднялась пораньше, снова поехала в Чаттанугу и приобрела в том же магазине бутылку кошерного муската «Голан Хайтс», которое порекомендовал тот покупатель – видимо, еврей, – а также бутылку полусладкого кошерного гранатового вина. С продавщицей я на этот раз не разговаривала, а овчарка завиляла мне хвостом, словно старой подруге.

По счастью, наши друзья Крис и Тиффани, появившиеся на пороге вместе с дочерью Эрли несколько часов спустя, принесли с собой бутылку каберне «Тишби». Вечер прошел чудесно. Все, что стояло на столе – от вина до мацы и овощей – имело особое значение и помогало рассказывать историю Исхода. Куриные (или индюшачьи) котлеты оказались отличными, а испеченная мною домашняя маца пошла на десерт.

Нам с Тиффани хватило двух бокалов вина, а Дэн и Крис выпили все четыре. Пожалуй, это было одно из лучших застолий за все время проекта. И в конце вечера, когда Крис, Тиффани и Эрли уже направлялись к дверям, я вспомнила, что надо крикнуть им вслед:

– Лешана хаба бе Ерушалаим! На будущий год в Иерусалиме!

Месячные начались у меня три дня спустя, в Страстную пятницу. Дэн смотрел по телевизору «Вселенную», когда я вышла из ванной и объявила:

– Милый, настало время переселяться в палатку!

Еще неделю назад Дэн сам достал красно-бежевую палатку с чердака, где она мирно почивала последние семь лет, надул и подыскал для нее подходящее местечко во дворе. А в тот же день чуть раньше, когда я все утро негодовала из-за того, что кто-то поспорил со мной в интернете – мягко предположил, что, возможно, палатка мне скоро понадобится.

Апрельская погода в Восточном Теннесси бывает двух видов: либо солнечно, ветрено и температура на улице не выше двадцати по Цельсию, либо ураган. По счастью, прогноз погоды на Пасху обещал легкую облачность, ветер и под двадцать градусов тепла. Первые три дня месячных я собиралась провести в палатке, дабы полностью соблюсти требования нидды, а заодно воздать должное «красному шатру». Оставшиеся девять дней своей «нечистоты» планировала жить в гостевой комнате, пользоваться гостевой ванной и туалетом (Лев 15:28) и следить за тем, чтобы вся моя одежда и постельное белье стирались отдельно (ст. 20–23).

Чтобы не сидеть ни на чем таком, что потом придется очищать (ст. 20), я предполагала повсюду носить с собой подушечку-думку с эмблемой «Золотых орлов», футбольной команды Старшей школы округа Реа, и садиться на нее. На двенадцать дней мне будут запрещены любые прикосновения к мужчинам: не пожимать руки, не обнимать, не хлопать по спине, даже не передавать соль (ст. 19). Разумеется, никакого секса с мужем. В церковь ходить можно, но от участия в ритуалах, например от причастия, придется воздержаться, пока я не стану снова ритуально чиста (ст. 28–30).

Так что после обеда мы поставили палатку, вынесли надувной матрас, спальный мешок, добавили к ним кемпинговую лампу, мобильник и рацию. Последнее – чтобы успокоить маму, нерушимо убежденную, что палатка во дворе каким-то волшебным образом привлечет к нашему дому насильников со всей округи. Я долго спорила с мамой и убеждала, что это лишнее – но, признаюсь вам, в первую ночь, когда лампа помигивала, а за стенами палатки завывал ветер, потянулась за рацией и крепко сжала в руке. Просто чтобы помнить, что она здесь.

Чуть раньше в тот же день мы отправились поужинать с мамой, папой, а также сестрой Амандой и ее мужем Тимом, приехавшими в Дейтон на выходные. Обычный ужин у Хелдов: чизбургеры, чипсы, домашний салат – капуста, морковь и лук под майонезом – и богословские дискуссии за столом, а на десерт – любимое мамино мороженое. Кошерной еды на столе не было, так что, пока все прочие набивали себе животы, мне приходилось довольствоваться остатками мацы. На мне по-прежнему были пейзанская юбка и вязаный берет, и бедняга Тим краснел всякий раз, видя, как я подкладываю под себя подушечку. Самый свободомыслящий человек в семье вдруг превратился в ультрафундаменталиста, и никто толком не понимал, как к этому относиться.

Очень странно не прикасаться к собственному мужу. До того я не замечала или, быть может, не ценила важности прикосновений, быстрых молчаливых жестов любви и поддержки: сжать руку, положить голову на плечо, почесать спинку, «дать пять». Прикосновения образуют между людьми мощную связь, и, лишившись их, начинаешь ощущать себя в изоляции. Мы то и дело забывали об этом правиле, соприкасались плечами или тянули друг к другу руки, но тут же кто-нибудь вскрикивал: «Нельзя!» – и мы отшатывались друг от друга, словно в тюремной сцене в ситкоме «Задержка в развитии».

Когда настало время ложиться спать, я прошествовала через двор с подушкой в одной руке и фонарем в другой и залезла в палатку. Рацию мы с Дэном проверяли несколько раз, но не думаю, что она была так уж необходима: окно в спальне он оставил приоткрытым и, очевидно, слышал все, что происходило снаружи. Во всяком случае, когда около полуночи что-то попало мне в нос, и я чихнула, из рации донеслось:

– Будь здорова!

И мне сразу стало намного легче.

Не то чтобы я чего-то боялась, просто… просто было непривычно. Я настороженно прислушивалась к каждому шороху в кустах, и безобидные бездомные кошки и белки в моем воображении превращались в пум и бешеных койотов. В какой-то момент замигал сенсор движения, и я испугалась самого худшего. Размышления о том, на каком расстоянии способен привлечь медведей запах крови, тоже не радовали.

Жить в палатке во время месячных – то еще удовольствие. В списке того-чего-не-хочется-делать-в-эти-дни туризм, пожалуй, идет сразу после йоги и катания на водных лыжах. Что может быть хуже, чем спать на земле на тощем, наполовину сдувшемся матрасе? Только спать на земле на тощем, наполовину сдувшемся матрасе, когда тебя мучают судороги… или головная боль… или не в меру разыгрывается воображение. И именно тогда, когда наконец удалось задремать, полночный поезд, проходящий через Дейтон, будит меня и заставляет подскочить пронзительным гудком!

Когда настало время ложиться спать, я прошествовала через двор с подушкой в одной руке и фонарем в другой и залезла в палатку

Поезд, ночные шорохи, мигание уличного фонаря… в общем, поспать мне удалось часа три, не больше. А гормоны, бурное воображение и изжога от мацы наградили кошмарами, которые вспоминаю до сих пор.

Дневник Дэна

23 апреля 2011

Рейчел повсюду таскает с собой подушку, и это как-то неловко. Конечно, так удобнее, чем ритуально очищать любой стул, на который она сядет, но все равно странно как-то.

Всем взрослым людям известно, что у женщин в определенном возрасте бывают месячные. Это нормально. Это совершенно обычное дело. Но как-то странно и неприятно, когда об этом знают все вокруг. Почему? Не знаю… и, честно говоря, не хочу больше об этом думать.

Да, и на случай, если подушку не все заметят, во дворе у нас теперь стоит красная палатка. Так что все, кто знаком с проектом Рейчел, наверняка уже поняли, что к чему.

Что ж, этот месяц принес мне кое-что новое. Впервые:

1. Мы отпраздновали иудейскую Пасху.

2. Сходили на службу в Пепельную среду.

3. Жена поселилась в палатке во дворе.

Рейчел об этом не узнает, пока не прочтет, но сегодня я положил под кровать лом и топорик. На случай… ну, просто на случай, если они понадобятся.

Почему лом, а не ружье? От него меньше шума. Не хочу перебудить всю округу, а потом объяснять соседям, почему моя жена ночует в палатке. Хотя, если дело дойдет до полиции, так или иначе объяснять придется… Да. Мы, мужчины, о таком думаем.

Через три дня я переселилась из палатки в комнату для гостей – и потянулись бесконечные девять дней до очищения. Я тосковала по объятиям мужа, и, что бы там ни писали в журналах, ничего возбуждающего в этом не было. Я чувствовала себя одинокой и несчастной, словно зачумленной или в тюрьме. Пасха принесла воспоминания о недавно умершей подруге: я рыдала в подушку, а Дэн утешал меня только словами – и из соседней комнаты.

Кроме того, бывало просто неловко. Ближе к концу моей «нечистоты» мы пошли на свадьбу. (На этот раз я «случайно» забыла подушку дома.) На свадьбах люди преисполняются добрых чувств, так что мне пришлось беспрерывно уворачиваться от мужских объятий. Даже когда все поздравляли жениха, я постаралась «обнять воздух».

Правда, была и светлая сторона: у нас с Дэном появилась законная причина не танцевать (мы оба этого совсем не умеем!). После того как мы сообщили, что не можем прикасаться друг к другу, ибо у меня «обыкновенное женское», никто не звал ни его, ни меня повальсировать. Честно говоря, после этого к нам вообще никто не подходил.

Когда двенадцать дней наконец закончились, я отправила в стирку всю свою одежду и белье, отдала в чистку подушку, приняла долгий горячий душ, символизирующий твила (неиудейкам погружаться в микву запрещено, а для купания в реке или озере было еще слишком холодно). А потом подошла к Дэну и крепко его обняла!

В Евангелиях есть рассказ о женщине, страдавшей, по-видимому, хроническим маточным кровотечением. «Она много потерпела от многих врачей, – рассказывает Мк 5:26, – истощила все, что было у ней, и не получила никакой пользы, но пришла еще в худшее состояние».

Для женщин с болезнями, вызывающими кровотечение, закон исключений не делает (Лев 15:25), так что эта женщина постоянно находилась в состоянии нидды, отрезанная и от мужа, и от своей религиозной общины, без возможности иметь детей.

Неудивительно, что на лечение она потратила все, что у нее было! Пока продолжалась нидда, она не могла жить.

Кодекс чистоты Левита Иисус ставил не слишком высоко. По Галилее распространилось известие, что недавно он исцелил человека с кожной болезнью, возложив на него руку (Мк 1:41), что запрещалось законами о чистоте, согласно которым прокаженные были ритуально нечисты. Быть может, женщина об этом услышала – и, набравшись храбрости, влилась в плотную толпу, окружавшую Иисуса, и постаралась протиснуться к нему поближе.

«Если хотя к одежде его прикоснусь, – думала эта женщина, пробиваясь сквозь толпу, – то выздоровею» (см. Мк 5:28).

И вот, она протягивает руку и – в отчаянном жесте протеста против законов, объявивших ее нечистой – касается кончиками пальцев хитона Иисуса.

«И тотчас, – рассказывает Марк (Мк 5:29), – иссяк у ней источник крови, и она ощутила в теле, что исцелена от болезни». Это единственное евангельское исцеление, произошедшее без выраженного желания самого Иисуса.

Но в тот же миг и сам Иисус ощутил, что «вышла из него сила», так что обернулся и, обратившись к народу, спросил: «Кто прикоснулся к моей одежде?» (ст. 30).

Ученики, еще не понимая, что случилось, напомнили, что он был в центре плотной толпы и прикоснуться к нему мог кто угодно; но женщина «в страхе и трепете» шагнула вперед и объяснила, что произошло (ст. 33).

Иисус отвечает ей очень ласково.

– Дщерь! – говорит он. – Вера твоя спасла тебя; иди в мире и будь здорова от болезни твоей (ст. 34).

И вряд ли совпадение, что сразу после соприкосновений с «неприкасаемым» мужчиной и «неприкасаемой» женщиной Иисус и сам подвергается ритуальной нечистоте, возвращая к жизни «неприкасаемое» тело дочери Иаира, которое он «взял за руку» и позвал: «Талифа, куми!», что означает: «Девица, встань!» (ст. 41).

Вот смысл этих исцелений, вскоре ставших известными по всей Галилее, Иудее, а затем и по всему обитаемому миру: когда Бог стал человеком, когда облекся в нашу плоть и кровь, первое, что сделал он – прикоснулся к тем, кого нельзя касаться, разделил с нами наши страдания и провозгласил раз и навсегда, что чистота и нечистота – не в теле, а в сердце.

Лия, нелюбимая

Книга Бытия (29:17) рассказывает нам, что Рахиль была красива и станом, и лицом, а вот Лия «слаба глазами». Точное значение употребленного здесь слова «ракот» («мягкий») не вполне ясно. Некоторые толкования мидрашей утверждают, что у Лии были красивые глаза, и что этот текст противопоставляет друг другу достоинства внешности сестер. Другие говорят, что Лия много плакала, и глаза ее «размягчились» от слез.

Лию никогда не любили так, как Рахиль – по крайней мере, не любил их общий муж. С самого начала Иаков желал только Рахиль: Лию ему всучили обманом – и нет сомнения, что он вымещал на ней досаду, быть может, теми тихими, но глубокими ранами, какие способны наносить друг другу только супруги. Автор Книги Бытия лишь мимоходом отмечает то, что, должно быть, занимало все мысли и чувства Лии, тяжелым камнем лежало у нее на сердце: «Иаков любил Рахиль больше, чем Лию» (ст. 30).

Однако у Лии имелось стратегическое преимущество, дар, отсутствие которого угнетало и почти доводило до безумия ее сестру. Лия рожала детей.

«Господь узрел, что Лия была нелюбима, – читаем мы дальше (ст. 31), – и отверз утробу ее, а Рахиль была неплодной». Нелюбимая жена оказалась плодовитой, а любимая – бесплодной; у каждой было то, чего страстно желала другая.

Поэтому, родив первого сына, Лия назвала его Рувимом, что означает: «Смотри, сын!», и сказала: «Господь призрел на мое бедствие, ибо теперь будет любить меня муж мой» (ст. 32).

Родив второго, нарекла его Симеоном, что означает «слышащий», и сказала: «Господь услышал, что я нелюбима, и дал мне и сего» (ст. 33).

Третий мальчик получил имя Левий, что значит «прилепленный», и сказала Лия: «Теперь-то прилепится ко мне муж мой, ибо я родила ему трех сынов» (ст. 34).

Лишь после рождения четвертого сына, Иуды, имя которого означает «хвала», Лия перестала тщетно искать любви мужа и обратилась к более высокому Возлюбленному. На этот раз она сказала: «Теперь-то я восхвалю Господа» (ст. 35).

Тем временем Рахиль отчаянно старалась зачать. Однажды даже уступила Лии ночь с Иаковом в обмен на корни мандрагоры: считалось, что они способствуют зачатию. Можно ясно ощутить напряжение между Лией и ее мужем, когда она сообщила ему об этой сделке: «Войди ко мне, ибо я купила тебя за мандрагоры сына моего» (30:16).

Лия родила еще двоих сыновей и, по меньшей мере, одну дочь. Рахиль же в конце концов родила Иосифа, который стал для Иакова любимым сыном, и Вениамина, рождение которого стоило ей жизни. Только в погребении обе женщины наконец получили то, чего желали: гробница Рахили на дороге в Вифлеем стала считаться святыней для тех, кто хочет ззачать, а Лия была похоронена в Гробнице праотцов рядом со своим мужем Иаковом.

Май: чадородие
Полный колчан и «непроливайки»

И сказал Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю…

Быт 1:28

Задачи на месяц:

• Прочесть стопку книг по родительству (Быт 1:28; Еф 6:4).

• Разобраться со страхом перед материнством (1 Тим 2:15).

• Взять интервью у женщины из семьи, живущей по принципу «полного колчана» (Пс 126:3–5).

• Хотя бы день посидеть с Эдди и Эвери (Мф 19:14).

• Три дня заботиться об «электронном младенце» (Тит 2:4).

Со страхом люди справляются по-разному.

Одни предпочитают бросаться в бой, другие – спасаться бегством. Кто-то ищет успокоения в спиртном или наркотиках, кто-то перед телевизором.

Когда я чего-то боюсь, я стараюсь в этом разобраться. Покупаю книги. Консультируюсь со специалистами. Выясняю, нет ли семинаров или конференций по интересующей меня теме. Ищу статистику. Выучиваю наизусть, во сколько раз вероятнее погибнуть от встречи с бешеным гиппопотамом, чем в авиакатастрофе. Выясняю во всех подробностях, что думают о смерти последователи всех религий, от буддистов до сикхов. С карандашом в руках прорабатываю «Поваренную книгу Марты Стюарт».

Поэтому не стоит удивляться, что в начале месяца, в котором мне следовало сосредоточиться на воспитании в себе материнских инстинктов, я сходила в офис «Амазона» и заказала целую стопку книг, из которых надеялась почерпнуть о материнстве что-то полезное:

• «Чего ждать, когда ждешь ребенка», Хайди Маркофф и Шерон Мейзел.

• «Ваш малыш: все, что нужно знать о ребенке от рождения до двух лет», Уильям и Марта Сирс.

• «Искусство управляться с младенцем», Гэри Эццо, Роберт Бакхэм.

• «Как говорить с детьми, чтобы они слушали, и как слушать детей, чтобы они говорили», Адель Фабер, Элейн Мозлиш.

• «Семья, дружелюбная к детям», Стейси Кокрелл, Кэти О’Нейл, Джулия Стоун.

Этот список я составила по результатам опроса в фейсбуке. «Что бы вы посоветовали почитать о том, как быть родителями? (И НЕТ, я НЕ беременна!)» – написала я, вовсе не предполагая, что это вызовет холивар.

Поначалу отвечали друзья и знакомые – и отвечали доброжелательно и с чистым сердцем. Рекомендовали множество любимых книг на самые разные темы, от беременности до наказаний и «библейского родительства». Но вот кто-то посоветовал «Искусство управляться с младенцем» Гэри Эццо – и разверзлась бездна.

«Делайте что хотите, только НЕ ЧИТАЙТЕ Гэри Эццо! – восклицала какая-то молодая мамочка. – Он вообще не врач! А то, что он советует насчет детского плача – мол, “дайте ему прокричаться”, – просто ЖЕСТОКО!»

«А я своего младшего растила по Гэри Эццо, и в результате он начал спать всю ночь без перерыва намного раньше старших детей, – отвечала другая. – Почему жизнь всей семьи должна вращаться вокруг расписания младенца? По крайней мере, мой сын не вырастет наглецом и избалованным истериком, как те, кого воспитывают по ЕР!»

ЕР – это «естественное родительство», философия, созданная Уильямом Сирсом, которая подчеркивает важность эмоциональной связи между родителем и ребенком для психологии развития. Уильям Сирс решительно не согласен с Гэри Эццо, считающим, что родители должны не подстраиваться под ребенка, а предлагать ему свое расписание кормления и сна. Если же ребенок проголодался не вовремя или не хочет засыпать по расписанию – не беда, пусть поплачет, от этого еще никто не умирал.

«Только Сирс!»

«Только Эццо!»

«Рейчел, почитай обоих и напиши, на чьей ты стороне!»

Я и забеременеть не успела, а уже оказалась вовлеченной в мамские войны! Того гляди, мне придется решать, с эпидуралкой или без, грудью кормить или смесью, кормить или не кормить на людях, домашний прикорм или готовый, школа или домашнее обучение… и так далее. Ответив на любой из этих вопросов, я автоматически стану «своей» для одних и «врагом» для других – и, едва открою рот, назад пути не будет. Вот одна из сотни вещей, которые пугают меня в материнстве. Я всю жизнь прожила в Библейском поясе, и опасности фанатизма – религиозного или любого другого – знакомы мне не понаслышке.

Неудивительно, что подобные книги часто именуются «Библия беременности», «Библия младенца» или «Библия детского сна», хотя сами их авторы предупреждают, как доктор Сирс на своем сайте, что предлагают «один из возможных подходов, а не строгий набор правил»[76]76
  “What AP is: 7 Baby B’s,” the Ask Dr. Sears website, http://www.askdrsears.com/topics/attachment-parenting/what-ap-7-baby-bs.


[Закрыть]. Как и Библия, философия родительства подлежит самым разным толкованиям и применениям – и, как и с Библией, никто не хочет это признавать.

Популярное мнение гласит, что, когда у меня появится ребенок, я могу принять один из двух подходов: либо есть, пить, спать, мыться, гулять и работать с ребенком на себе, и так, пока мы с ним не сольемся воедино – либо бросить его голым на холодных камнях, и пусть кричит там до посинения, пока не наступит установленное время кормления или объятий. Середины нет.

Я и забеременеть не успела, а уже оказалась вовлеченной в мамские войны!

Однако, читая обоих авторов, таких указаний я у них не нашла. Нашла скорее общие советы по уходу за ребенком и заботе о нем: одни показались мне вполне разумными, другие не очень. Когда нетерпеливые френды в фейсбуке стали требовать, чтобы я огласила вердикт, я ответила: «Наверное, стоит сначала самой обзавестись ребенком, а потом уже решать, что лучше для семьи», – и таким ответом разочаровала всех, кроме своей мамы, счастливой уже тем, что я публично выражаю намерение когда-нибудь все-таки обзавестись детьми.

Порой наши убеждения определяются тем, что мы делаем, а не наоборот – и, мне кажется, особенно верно это в семейных вопросах. Мы принимаем то, что успешно сработало для нас самих (большая семья, небольшая семья, ЕР, Эццо, семейное обучение, школьное обучение) и считаем наш выбор идеалом для всех. Мне кажется, так мы пытаемся достичь уверенности, как-то обезопасить себя в небезопасном мире, где треволнения, проблемы и беды бегут за нами по пятам и кусают за ноги. Когда объявляешь, что твой способ – единственно верный, это помогает справиться со страхом, что ты что-то делаешь неправильно. По крайней мере, на некоторое время загоняет страх в глубину.

Ситуация становится еще более пугающей, когда философия родительства смешивается с религией, и люди, воспитывающие детей так или этак, решают, что на их стороне Бог. По всем вопросам, от предохранения до порки, от количества детей до того, должна ли мать работать, – наверное, нет другой области, где верующие женщины так подвержены проекциям и стереотипам, связанным с «библейской женственностью», и так перед ними уязвимы.

«Дело женщин – оставаться дома, в тишине и покое, вести дом, рожать и воспитывать нам детей, – писал Мартин Лютер. – Если женщина утомляется от деторождения, если даже умирает – не страшно. Пусть умирает родами, ведь ради этого она и явилась на свет».

«Воздержание от зачатия превращает жену в блудницу, а мужа в прелюбодея», – писал блаженный Августин.

«Нам нужны матери, не просто ориентированные на семью, но одержимые семьей», – пишет Дороти Паттерсон, автор «Возвращения к библейской мужественности и женственности»[77]77
  Piper and Grudem, Recovering Biblical Manhood & Womanhood, 343.


[Закрыть].

«Надежда женщины, надежда Церкви, надежда мира устремлена к деторождению, – пишет Уолтер Чентри. – Женщины, вот ваше жизненное призвание – и выше призвания быть не может»[78]78
  Walter J. Chantry, “Tract: The High Calling of Motherhood,” Sermons by Walter J. Chantry website, http://www.chantrysermons.com/motherhood.htm.


[Закрыть].

Я выросла в Церкви и тысячу раз слышала, что мое высочайшее призвание как женщины – рожать и растить детей. Мужчины могут славить Бога самыми разными способами – и на работе, и в семье, и в служении Церкви; а для женщины возможность возрастать духовно связана в основном с фертильностью. Даже ребенком я замечала, что в церкви каждый год празднуется множество свадеб и крещений, но не бывает ни вечеринок для одиноких женщин, ни громких поздравлений для женщины, которая окончила медицинский вуз или получила научную степень. Похоже, что бы ты ни делала, без размножения это «не считается».

Но так было не всегда.

И Иисус, и Павел высоко ставили воздержание и девственность. На протяжении столетий роль девственниц и вдов в Церкви была так высока, что огромная часть христианской литературы посвящена именно им. Среди раннехристианских мучеников, претерпевших страшные пытки и казни ради Христа, особенно прославлены незамужние девы: Агата (ее хлестали бичами, жгли на огне, вырывали из нее крюками куски мяса, но она не согласилась выйти замуж за язычника-правителя Сицилии), Агнесса (обезглавлена за то, что отвергала всех женихов и посвятила себя Христу), Люция (казнена за то, что отказалась выйти замуж и вместо этого раздала свое имущество нищим), Бландина (молодая рабыня, брошенная диким зверям за исповедание Христа), а также женщины, которые поставили мученичество выше материнства: Фелицата (казнена вместе с семью сыновьями за то, что отказалась приносить жертвы императору) и Перпетуя (брошена на съедение зверям за то, что не пожелала отречься от Христа, хотя отец умолял ее сделать это ради младенца-сына).

Маятник качнулся в обратную сторону во время Реформации, когда Лютер и другие реформаторы, отрицая монашество, поставили домашние и семейные добродетели превыше суровой аскезы. «Из Слова Божьего и из дел Божьих ясно, – писал Лютер, – что женщина создана быть либо женой, либо блудницей».

Быть может, настанет когда-нибудь день, когда всех женщин, независимо от их семейного положения и успехов в размножении, Церковь начнет почитать одинаково.

Мне понятно, что многие пасторы превозносят материнство, желая что-то противопоставить современной культуре, нередко унижающей и обесценивающей матерей. Это благородная цель: несомненно, Церковь должна быть местом, где матерей одобряют, почитают и поддерживают. Но учение о том, что материнство – высшее призвание женщины, звучит просто жестоко по отношению к тем, кто не может выйти замуж или иметь детей.

Об этом хорошо пишет в своей книге «Половина Церкви» Кэролин Кастис Джеймс:

Когда о женщинах говорят только в терминах брака и материнства, это попросту не соответствует жизненной реальности большинства из нас. Даже у тех женщин, что радуются и супружеству, и материнству… значительная часть жизни проходит без мужа и без детей… Более того, традиционный месседж для женщин в этой сфере вызывает ненужное напряжение и тревогу: выходит, женщина должна выйти замуж любой ценой, и какой-нибудь неудачный телефонный разговор способен привести не только к разрыву с мужчиной, но и к крушению всей ее жизни.

Когда мы говорим, что путь женщины к Богу начинается с венчания, выходит, что незамужним женщинам нам сказать просто нечего – разве только то, что в их жизни никакого смысла нет, но, может быть, еще появится[79]79
  Carolyn Custis James, Half the Church: Recapturing God’s Global Vision for Women (Grand Rapids: Zondervan, 2010), 103.


[Закрыть].

Мое высочайшее призвание как христианки – не рожать детей, а следовать за Христом. А следовать за Христом может любая женщина, замужняя или незамужняя, богатая или бедная, больная или здоровая, бездетная или Мишель Даггар.

Однако от религиозных убеждений, вбитых в голову в детстве и юности, так просто не избавишься; и в последние восемь лет каждые месячные я встречаю со смесью облегчения и чувства вины. Умом понимаю, что не должна рожать, чтобы угодить Богу; и все же ощущение себя грешницей нарастает – и венчает собой все страхи по поводу материнства. Что останавливает меня от того, чтобы бросить компьютер и нырнуть в море грязных подгузников? Эгоизм, что же еще. Будь у меня больше веры, я встречала бы тридцатилетие – до него, кстати, осталось меньше месяца – без размышлений о «тикающих часиках», банковских счетах и о том, как страшно «потерять себя» в череде игр, считалок и дней рождения. Видите ли, я знала лет с десяти, спокойно, уверенно и совершенно точно, что хочу стать писательницей – но никогда толком не понимала, хочу ли быть матерью. «Что со мной не так? Где же материнские инстинкты? Может быть, такой странной, ненормальной женщине, как я, и не стоит иметь детей?»

Когда на почту пришла первая партия «родительских Библий», я начала рыться в них в поисках ответов. Однако все эти книги, кажется, согласны друг с дружкой лишь в одном: беременным надо принимать витамины. О том, как растить детей, написаны целые тома, но почти никто не пишет о главном – о том, надо ли. Так что, как я вдруг поняла, фундаменталистский подход меня и отталкивает, и привлекает – он, по крайней мере, ясен и однозначен. А здесь я продираюсь сквозь серый туман в поисках черного и белого. Как и все, кто ищет истину из страха, я отчаянно жажду, чтобы кто-нибудь наконец сказал мне, что делать.

Люди думают, что из-за таких, как мы, мир перенаселен. Но мы просто следуем своим убеждениям.

Джим Боб Даггар

Библия часто называет детей даром Божьим.

«Вот наследие от Господа, – говорит Псалмопевец, – дети; награда от Него – плод чрева. Что стрелы в руке сильного, то сыновья молодые. Блажен человек, который наполнил ими колчан свой! Не останутся они в стыде, когда будут говорить с врагами в воротах» (Пс 126:3–5).

«Блажен всякий боящийся Господа, ходящий путями Его! Ты будешь есть от трудов рук твоих: блажен ты, и благо тебе! Жена твоя, как плодовитая лоза, в доме твоем; сыновья твои, как масличные ветви, вокруг трапезы твоей…» (Пс 127:1–3).

Такие тексты на протяжении долгих лет связывали понятия большой семьи и религиозного благочестия, а в последние годы дали начало так называемому «Движению колчана».

Основываясь на процитированном псалме, в котором дети сравниваются со стрелами в колчане, члены движения постоянно держат свой «колчан» открытым: любые формы предохранения и планирования семьи они считают аморальными. Самая известная семья-«колчан» – разумеется, семья Даггаров. Ее прославило популярное реалити-шоу на TLC: «Папа, мама и семнадцать детей», которое дальше превратилось в «…восемнадцать детей», а еще дальше (когда я в последний раз заглядывала в телепрограмму) в «…девятнадцать». Джим Боб и Мишель Даггары размножаются и размножаются, и, кажется, им это очень по душе. Семья с девятнадцатью детьми, от двух до двадцати четырех лет, все имена которых начинаются на «Дж», живет на двадцатиакровой ферме в Тонтитауне, штат Арканзас. В доме площадью в 650 квадратных метров имеются фабрика-кухня, кафетерий, игровая, прачечная с четырьмя стиральными машинами и четырьмя сушилками. По телевизору мы видим, как Даггары организуют собственный оркестр, едут на Ниагарский водопад, рекламируют книгу о себе, отмечают День матери. Судя по всему, перед нами счастливая, здоровая, гармоничная семья.

Моя подруга Хиллари тоже выросла в семье-«колчане». Однако, по ее словам, ее детство ничем не напоминало детство младших Даггаров.

– Я – старшая «стрела» в «колчане» из одиннадцати человек, – рассказывает она. – Не берусь судить обо всех, но вообще основной принцип такой жизни – безоглядная вера. Приверженцы принципа «колчана» доверяют Богу – и в том, что Он пошлет детей, и в том, что пошлет все необходимое для их пропитания. Это значит, что экономические заботы в семье играют второстепенную роль, а то и вовсе никакой роли не играют. Но, несмотря на пламенную веру, большинство таких семей довольно ограничены в средствах, и большинство отцов (или старших братьев и сестер) работают от рассвета до заката, чтобы всех прокормить, одеть, согреть и выучить. Большая часть многодетных матерей, с которыми я общаюсь, рассказывают об условиях жизни, совсем не похожих на процветание Даггаров.

Хиллари сейчас тридцать два года; выросла она на маленькой ферме на Юге. По ее словам, в доме не было ни отопления, ни кондиционирования, и порой она по две недели не могла помыться – воду тоже приходилось экономить.