Текст книги "Всемирная история сексуальности"

Идея была тогда новой. Несмотря на все успехи медицины, смерть все еще, казалось, была полностью в руках Бога, и никто не смел пророчествовать об этом. Роды казались ещё более неопределенными.

Кто знает, сколько у человека будет детей, когда он женится? Если посмотреть на семьи своих знакомых, то число рождений было настолько неравным, что казалось невозможным сделать общие выводы по этому вопросу. Был ли решающим фактором половой инстинкт, мужественность мужчины или плодовитость женщины, всё казалось совершенно случайным: у одних было много детей, у других мало, у третьих вообще не было детей. Петти, однако, показал, что колебания числа рождений и смертей, охватившие такой большой город, как Лондон, или, если возможно, всю страну, были не столь велики, но что те же самые явления повторялись регулярно, и некоторые тенденции были очевидны.

Учение Петти было встречено с одобрением. Как ни сомнительны были некоторые из его утверждений, они все же давали основания для построения. Впервые сексуальная жизнь была связана с политикой и экономикой, независимо от всех законов морали и всех индивидуальных случайностей. Она была извлечена из своей изоляции и стала частью научной системы, которая охватывала естественные и социальные процессы. Это правда, что способ действия был всё ещё очень несовершенен. Доступный исходный материал состоял главным образом из приходских регистров крещений и похорон; только по этой причине роль духовенства в исследовании была особенно заметной.

Самым важным учеником Петти в первой половине XVIII века был Берлинский пастор по имени Иоганн Петер Зисмильх. Он дал своему великому опусу, который появился в 1741 году, богословское название: «Божественный порядок в отношениях человеческого рода, от рождения, смерти и размножения»; это было, однако, трезвое исследование демографической политики, во многих отношениях большое продвижение по сравнению с его английскими предшественниками. Выводы Зисмильха были схожи с выводами англичанина: численность человеческой расы, если только она не уничтожаема войнами и особенно жестокими эпидемиями, увеличивается, и это хорошо, ибо увеличение населения означает большее благосостояние. Только полвека спустя другой священник, Мальтус, осмелился напасть на этот принцип и выставить перед глазами человечества призрак голода, который ожидал людей, если они будут размножаться слишком быстро.

Глава 11
Галантный век

Сто пятьдесят лет от Тридцатилетней войны до Французской революции – это «золотой век» королевских любовниц. На протяжении всей истории, конечно, было достаточно распространено, чтобы князья держали любовниц, которые затмевали законных супругов при дворе и даже в политической жизни; ни один век не обходился совсем без них. Но теперь практика превратилась в институт. Правитель, который не держал любовницу в дополнение к своей законной супруге, был, безусловно, либо эксцентричным, либо варваром.

Король Дании приветствовал Петра I из России, к тому времени уже очень могущественного князя, снисходительным замечанием: «мои комплименты, брат; я слышал, что у вас тоже есть любовницы», на что Петр ответил не очень галантно: «мои шлюхи стоили мне меньше, чем наложница вашего величества». Чтобы быть принятым как истинный принц, недостаточно было строить дворцы, которые могли бы соперничать в великолепии с Версалем: нужно также быть щедрым в своих сердечных делах. Любовные похождения Петра были, правда, обильны и разнообразны, но это были любовные похождения батрака; более того, он был полон средневековой жестокости по отношению к своим женам. Свою первую жену, дочь мелкого провинциального дворянина, он отправил в монастырь. Во время шведского похода он подобрал в лагере литовскую крестьянку Марту Скавронскую, служившую в доме прибалтийского протестантского пастора, а затем служившую на общих началах в русской армии. Она принадлежала к типу рыночных женщин, описанному Гриммельсхаузеном в его книге «Ландстдрцерин Кураш» в 1670 году: грубая, но добросердечная, крепко пьющая, всегда услужливая, привыкшая спать на соломе или даже на голой земле. После того, как она прожила с Петром десять лет, она уговорила его жениться на ней.

Другие европейские суды смотрели на этот мезальянс свысока. Петр продолжал брать свою Екатерину, как ее называли после крещения в православную веру, с собой в походы, оставляя ее только в официальных поездках в Западную Европу.

Она огляделась в поисках утешения и изменила ему с Вильямом Монсом, братом одной из прежних любовниц Питера. Когда Пётр узнал об этом, он приказал казнить Монса. Екатерина была вынуждена наблюдать за этой сценой, и пока она продолжала смеяться, заявляя о своей невиновности, Питер велел замариновать голову ее любовника в спирте и отправил в ее спальню. Когда даже это не смогло сломить железные нервы Екатерины, сам царь всея Руси капитулировал; он воссоединился с ней законным браком, а когда через несколько месяцев умер – вероятно, от венерической инфекции – литовская служанка взошла на престол, где в течение двух лет доказывала свою полную неспособность править, но утоляла свой сексуальный голод многочисленными любовниками.

Екатерина I

Возвышение Екатерины I нетипично ни для её возраста, ни для королевских любовниц любой эпохи. Вероятно, нет другого случая в истории, когда прихоти и личного вкуса правителя было бы достаточно, чтобы сделать женщину из низших социальных классов правительницей великой страны. Екатерина описывается современниками как не особенно красивая и не особенно умная – в отличие от византийской императрицы Феодоры, а Феодора, хотя и доминировала над мужем Юстинианом, никогда не становилась правящей государыней. Любовницы принцев в Западной Европе в XVII и XVIII веках были ещё менее вероятны, чем во времена их предшественниц, для обретения титулов королевы или императрицы. Даже чрезвычайно умная и честолюбивая мадам де Помпадур, любовница Людовика XV, не смогла этого добиться. Она была известна как Мадам XV, но так и не стала Reine de France.[107]107
  Королевой Франции (фр.).


[Закрыть] Точно так же мадам де Ментенон, на которой Людовик XIV тайно женился, не была удостоена звания королевы. Ибо именно в эту эпоху, когда секс занимал столь видное место и при королевских дворах имел так мало запретов, он столкнулся с династическими соображениями и барьерами традиции.

Положение обязывает

Физиологически не было установлено никаких ограничений для полигамии и полиандрии принцев и принцесс. Только в отсталых странах супружеская верность спрашивалась или ожидалась. Но в социальном и политическом отношении половая жизнь подчинялась строгой иерархии, которой подчинялись даже самые могущественные правители. Женщины, с которыми у принца были сексуальные отношения, а также мужчины, которых правящие принцессы допускали в свои спальни, делились на три категории: супруги, любовники и партнеры по удовольствию.

Супруг, мужчина или женщина, должен был происходить из правящего дома или дома, который когда-то пользовался этим статусом. Только дети такого союза имели право наследования. Супруги, которые не могли родить детей принцу, как правило, не бывали изгнаны; гораздо меньше княжеских браков было аннулировано или объявлено недействительным в этом столетии, чем в XVI. В этом отношении, в то время как половая жизнь была более слабой, брачные узы были более уважаемы.

Второе место в половой иерархии занимал метрдотель или фаворит – официальный любовник, мужчина или женщина, в зависимости от обстоятельств, правящего государя. Maîtresse-en-titre – до некоторой степени соответствовал младшей жене в восточных странах древности, но были и существенные различия. Теперь только одна женщина занимала это звание. Не было сразу нескольких младших жен, как в Древнем Вавилоне. Положение метрдотеля в общественной жизни было очень высоким; в политической жизни оно часто не имело себе равных. Придворные, министры и иностранные дипломаты искали ее благосклонности в надежде получить с ее помощью в спальне то, от чего государь отказался при аудиенции. Австрийский министр Кауниц использовал Помпадур, чтобы втянуть Францию в войну против Пруссии. Он прислал ей ценный письменный стол, инкрустированный драгоценными камнями, и портрет Марии Терезии – чтобы она поверила, что прямолинейная императрица считает ее равной себе. Поскольку секс был сильнее всех аргументов, даже любовницы, совершенно не интересовавшиеся государственными делами, часто играли важную роль в национальной и международной политике. Типичным примером является влияние, оказываемое Дюбарри, последней любовницы Людовика XV, которую иностранные послы обычно разыскивали, когда хотели получить что-то от старого, колеблющегося короля.

В то же время даже самые могущественные любовницы полностью зависели от благосклонности правителя. Они не пользовались никаким юридическим обеспечением и могли со дня на день впасть в немилость и быть изгнаны из придворного круга. Обычно они уходили в монастырь, но бывали и такие случаи, когда бывшая любовница принца продолжала вести веселую и активную любовную жизнь или удачно выходила замуж.

Хотя немногим любовницам удавалось сохранить благосклонность своих царственных покровителей до конца их жизни, отношения обычно длились несколько лет и принимали формы нормальной супружеской жизни. Союзы часто были очень плодотворными; у Людовика XIV было четыре ребенка от Ла Вальер и восемь от г-жи де Монтеспан. Дети, как и их матери, получали высокие дворянские титулы. Кроме того, большинство любовниц проявляли сильное семейное чувство и следили за тем, чтобы их братья и даже дальние родственники получали высокооплачиваемую работу и внушительные титулы. Европейские дворы вскоре кишели маркизами, графами, принцами и герцогами, обязанными своими громкими именами и поместьями сексуальным потребностям монарха. Старое земельное и военное дворянство, а также Новое дворянство, биржа теперь были усилены дворянством, происходящим от любовниц принцев. Прародительницы этой категории фигурируют в генеалогических древах самых известных семейств высшей аристократии.

В этом отношении между Западом и Востоком было мало различий, если только основателем восточноевропейских семей такого типа обычно не был мужчина. Ибо после смерти Петра Великого Россией в течение семидесяти лет управляли почти исключительно женщины, и все четверо, которые председательствовали при пышном дворе Санкт-Петербурга в XVIII веке – Екатерина I, Анна Ивановна, Елизавета Петровна и Екатерина II – были большими потребительницами мужчин.

Влюбленные, выполнявшие свои обязанности с особенным отличием, вскоре возводились в ранг графов или князей, независимо от того, что они делали, были ли они офицерами гвардии или простыми крестьянами. Екатерина II, если верить Принцу де Линю, одарила своими милостями восемьдесят два человека, и ни один из них не остался без награды.

Запад, и особенно Версаль, был не совсем таким «демократическим». Не то чтобы монархи, выбирая себе любовниц, задавали им много вопросов о родословной, но сам выбор был сложнее. У правящего монарха было мало возможностей встречаться с женщинами из народа. При старом режиме правителю было не к лицу продвигать женщину, которая увлекала его, прямо с улицы во дворец, как это делал Наполеон. Двор был миром принца, и чтобы стать любовницей принца, женщина должна была сначала получить доступ ко двору через признанные каналы. Помпадур, незаконнорожденная дочь богатого землевладельца, вышедшая замуж за провинциального дворянина, была вынуждена преследовать Людовика XV и прибегать к всевозможным уловкам, чтобы добраться до короля. Дюбарри, начавшая свою галантную карьеру в качестве модистки, должна была сначала очаровать ее, чтобы стать законной женой графа, прежде чем она сможет наложить свои чары на пожилого монарха.

Большинство любовниц принцев были придворными дамами. Часто монарху попадалась на глаза одна из фрейлин королевы, иногда – дама, сопровождавшая какого-нибудь другого члена королевской семьи. Во времена Людовика XIV двор Мадам, невестки короля, произвел на свет несколько самых известных любовниц. Этот круг поставляли не только Ла Вальер и Мадам де Монтеспан, а также Луиза – Рене де Керуаль, maîtresse-en-titre веселого монарха Англии Карла II, которая стала герцогиней Портсмутской и сыграла важную роль в переговорах по англо-французскому Союзу своего времени.

Очень далеко позади этих великих любовниц, которые «правили» в истинном смысле этого слова, была третья категория женщин, получавших случайные благосклонности принца: наслаждаясь в течение ночи или, самое большее, в течение нескольких недель, они также были широко известны как «любовницы» и иногда так называются в книгах по истории, но их функция была просто функцией любой куртизанки. Они были вхожи через скромные задние двери, их впускали в спальню принца или в какой-нибудь особенный павильон, где принц развлекался без ведома жены или – что ещё важнее – своей метрдотели. Таковы были героини грубых оргий, в которых регент Филипп Орлеанский имел обыкновение искать отдыха после дневных трудов в Пале-Рояле. Таковы были Бичи или хинды ночных вечеринок, которые Людовик XV устраивал в своем Оленьем парке. Хотя среди них иногда фигурировали женщины с известными именами, они все же составляли полусвет (если использовать более позднее выражение) придворного общества.

Трансвеститы и кастраты

С течением времени эта последняя категория все больше и больше избиралась из дам сцены – танцовщиц, певиц, актрис. Когда такие дамы служили в придворном театре, они, конечно, принадлежали к придворному миру, хотя бы к залу для прислуги. Но их коллег из частных театров часто приглашали на ночные увеселения придворного общества. Они явно оказывали магическое притяжение на придворных джентльменов – если не на самих принцев, то по крайней мере на высших придворных; чаще всего не потому, что они отличались каким-то особенным физическим обаянием или незаурядным интеллектом, а потому, что представляли собой нечто из ряда вон выходящее.

Профессия сценического артиста была новой. На протяжении двух тысяч лет актерское мастерство было мужской профессией. Женщины никогда не появлялись на сцене в древности, за исключением вульгарных мимов, своего рода эскиза, в котором исполнители постепенно открывали себя под аккомпанемент эротической музыки под звуки цимбал, флейт и тамбуринов – что-то вроде американского стриптиза, за исключением того, что Греция и Рим продолжали процесс обнажения гораздо дольше, чем принято сегодня. Женщины, принимавшие участие в этих мимах, пользовались сомнительной репутацией, как и танцовщицы, акробатки и флейтистки, которые появлялись на частных увеселениях. Это была не более чем замаскированная форма проституции, которая, кстати, объясняет, как некоторые «звезды» делали очень большие состояния. Даже в Римской республике, во времена Суллы, танцовщица по имени Дионисия получала годовой доход не менее 200 000 сестерций (20.000 долларов в нынешнем значении). Все женские роли в трагедиях и литературных комедиях исполняли мужчины, часто подростки.

Таким образом, с самого начала театр был, говоря сексуально, всегда пародией. Когда Ренессанс возродил классический театр, продолжая развивать новые формы искусства своего собственного изобретения, он сначала сохранил греко-римскую традицию. В пьесах Шекспира все женские роли всё ещё играли юноши. В операх, ставших популярными при княжеских дворах с начала XVII века (мода распространилась из Италии), мужчины брали женские партии, пели фальцетом, подражая женским голосам. Ценители музыки сочли это устройство неудовлетворительным, поэтому было принято другое решение: Италия поставляла кастратов по всей Европе. Еще до этого партии сопрано в церковных хорах исполняли кастраты, один из которых, Иеронимус Россин, присоединился к папскому хору в Ватикане в 1562 году.

У некоторых кастратов была весьма успешная карьера. Аббат Малани, некогда кастрат при дворе Людовика XIV, стал послом герцога Тосканского. Неаполитанец Фаринелли, чье настоящее имя было Карло Броски, сделал ещё лучше. Он происходил из хорошей семьи, несмотря на то, что был кастрирован в детстве, чтобы спасти свой прекрасный голос от разрушения. Он дебютировал в Риме в 1722 году в возрасте семнадцати лет. Император Карл VI пригласил его в Вену, и он с триумфом появился в Лондоне. Однако самая блестящая часть его карьеры была в Испании, где его бельканто утешало меланхолию Филиппа V. Он оставался востребован при преемнике Филиппа, Фердинанде VI, и стал влиятельной фигурой в политике – это развитие, которое, по сути, привело к его изгнанию из Испании после вступления Карла III. Враги дали ему насмешливое прозвище «каплуна», но он построил себе роскошный дворец в Болонье и там прожил жизнь великого сюзерена, пока его дни не закончились в возрасте семидесяти семи лет.[108]108
  Franz Habock, Die Kastraten und ihre Gesangskunst (Berlin-Leipzig 1927), pp. 481–482.


[Закрыть]

Йозеф Гайдн, создатель «творения и времен года», в молодости едва избежал кастрации. Он был хористом в Соборе Святого Стефана в Вене и хормейстер, стремясь не потерять прекрасный голос мальчика и, вероятно, желая помочь Гайдну сделать блестящую карьеру, планировал кастрировать его, или, как тогда говорили, сделать «сопрано». Однако он был достаточно щепетилен, чтобы сначала спросить отца Гайдна. Старик поспешил в Вену и, опасаясь, что операция уже сделана, спросил сына: «Зепперль, тебе больно? Ты можешь идти? – Зепперль всё ещё был невредим и, благодаря решительным возражениям своего отца, дожил до того, что его голос сломался и он вел нормальную сексуальную жизнь – хотя, конечно, совсем не счастливую.[109]109
  Georg August Griesinger, Biographische Notizen über Joseph Haydn (Leipzig 1810; re-issued by Franz Grasberger, Vienna 1954), p. 10.


[Закрыть]

Кастраты продолжали пользоваться популярностью при дворе и среди ценителей музыки вплоть до первых десятилетий XIX века. У Наполеона был итальянский кастрат по имени Ариен, чтобы петь ему после сожжения Москвы. Россини был поклонником кастрата Веллути, который появился в Лондоне с большим успехом ещё в 1825 году. К тому времени, действительно, голос кастрата рассматривался как отдельный тип, а не как замена женского. между тем женщины не только завоевали свое собственное законное место на сцене, особенно в опере, но и начали вытеснять мужчин из своих партий. «Части мужской одежды», или «части бриджей», в которых девушки играют роли юношей, и собственно пародии, в которых женщины переодеваются в мужчин, оставались запасом в репертуаре оперы до наших дней. Немецкая опера, в частности, полна таких фигур, как Керубино в «Фигаро» Моцарта, Леонора в «Фиделио» Бетховена и, среди произведений Рихарда Штрауса, Октавиан в «Розенке – Валье», композитор в прологе к «Ариадне на Наксосе» и сестры героини в «Арабелле» – вот лишь несколько примеров этой маскировки секса. Авторы, в том числе обладатели самого тонкого вкуса и самого длительного опыта, по-прежнему ясно полагают, что театральная публика получает особое удовольствие, видя женщин, одетых в костюмы, которые сглаживают их грудь и подчеркивают их задние части.

Женщина покоряет сцену

Девушки, переодетые в мальчиков, – это пережиток эпохи галантности, которая получала необычайное удовольствие от всех форм сексуальной маскировки. Действительно, прошло много времени, прежде чем женщины смогли показать себя на сцене в таких костюмах. Завоевание сцены женщиной было трудным делом. Нападение шло с двух сторон: от низших и от высших социальных классов. Жена и дочери директора труппы бродячих актеров, исполнявших фарсы на базарной площади, должны были выступать, иначе труппа не смогла бы оплатить свой путь. Первая запись «революции сверху», появление женщин на придворных сценах, была очень робкой. Прорыв произошел из бального зала. Дамам всегда разрешалось танцевать при дворе. А раз так, то для них не могло быть неприличным демонстрировать свое мастерство на помосте или сцене, оснащенной техническими приспособлениями, принимая участие в балете. Аллегорические балеты, изображающие богов и героев древности и приправленные современными аллюзиями, стали модой в придворных кругах.

Сами князья с удовольствием принимали участие в этих представлениях. Они любили играть: это было, так сказать, частью их профессии, так как ежедневно практиковалось по отношению к их подданным. Свое прозвище Le Roi Soleil («Король-Солнце») Людовик XIV получил благодаря роли, которую он сыграл пятнадцатилетним мальчиком в ночном балете. Он не был первым танцором Королевского балета, поскольку его отец, суровый Людовик XIII, появился на сцене раньше него и танцевал в балетах, предпочтительно в комических ролях. А отец Людовика XIII, Генрих IV, был страстным поклонником балета, хотя сам предпочитал не танцевать, а стоять за кулисами, откуда можно было видеть балерин крупным планом.

Именно о Генрихе IV рассказываются первые любовные истории, связанные с балетом. Он неожиданно появился на репетиции, и одна из амазонок, Майл де Монморанси, направила свое копье точно в то место, где он стоял. Ситуация была щекотливая. Вспомнили, что один из предков короля, Генрих II, встретил свою смерть от удара копьем на турнире. На этот раз, однако, все прошло гладко. Копье прекрасной де Монморанси не было железным, как и ее сердце. Она стала любовницей короля, пока ее не заменила другая светская балерина, Майл Полет, дочь придворного банкира, Миля. Полет был последней любовницей галантного короля. Он как собирался навестить ее, когда кинжал фанатика Равальяка погубил его.

Французский придворный церемониал настаивал на соблюдении должной дистанции, даже в интимных кругах. Когда королева и принцессы танцевали в балете, ни один мужчина не мог быть в танце, а когда король танцевал, ни одна женщина не была допущена на сцену. Только в исключительных случаях допускались балеты mixtes, в которых джентльмены – но только из высшей аристократии – исполняли тот же танец, что и принцесса. Именно этот пункт этикета сделал «пародию» обычной в придворном балете. Там были либо только мужчины, либо только женщины, причем некоторые из них были одеты как представители противоположного пола.

Но маскировка секса только усиливала сексуальный стимул сцены. Как ни скромна была трактовка, как ни сдержанны были движения, тем не менее театр и прежде всего балет создавали эротическую атмосферу, которая не могла не затронуть ни стариков, ни молодых. Не было никакой необходимости даже выступать. Генрих IV показал состоятельным кавалерам, как подобраться к дамам сцены. Вскоре жизнь за кулисами частных театров, а также придворных театров, куда допускались профессиональные актрисы, стала совершенно свободной. Кавалеры пробирались в гримерные танцовщиц, певиц и актрис или приглашали их в промежутках в свои ложи, которые были устроены так, что там можно было поболтать или сделать что-нибудь ещё незамеченным. Писатели достаточно подробно остановились на социальной функции, выполняемой театральными ложами. Их эротическая функция была ещё больше. В XVIII веке в парижских театрах были ложи, задние стенки которых были занавешены, и в них стояли удобные диваны.

Все эти filles de l'opera (оперные девицы), хористки и артистки кордебалета, должны были не только хорошо танцевать и петь, но и свободно предоставлять свои прелести в распоряжение завсегдатаев театра, арендаторов лож. Звезды балета, естественно, стремились к большему. Из трех ведущих балерин царствования Людовика XIV две были обязаны своей славой главным образом их галантным приключениям. Только самая опытная актриса из трех, Мари Саль, не интересовалась мужчинами: она была лесбиянкой. Ее соперница, Камарго, родившаяся в Брюсселе в старинной семье испанской знати (ее дядя был великим инквизитором), была соблазнена ещё совсем молодой неким графом де Меленом. Впечатляющий список ее более поздних любовников включал герцога де Ришелье и графа де Клермона.

Любовная карьера третьей, Барберины, была ещё более авантюрной. Ее настоящее имя было Барбара Кампанини. Она покинула свой итальянский дом в очень раннем возрасте и сделала хит в Париже с гротескными танцами, через которые, однако, знатоки распознали ее настоящую красоту. Французские аристократы и английские лорды сражались за нее на дуэлях. Фридрих Великий нанял ее для своей оперы в Берлине, и когда она задержалась в Венеции, наслаждаясь любовным романом вместо того, как она должна была быть в Берлине, он послал в Сенат Венеции официальное требование о ее экстрадиции. Как бы невероятно это ни звучало, Барберина была насильно доставлена в Берлин.

Портрет Барбары Кампанини «Барберины» (1721–1799)

Школа Розальба Карера

Но этот каприз вскоре был забыт. Место, которое она заняла в обществе Берлина и Потсдама, было таким, какого не достигал ни один другой художник ни до, ни после. Король, как правило, не большой поклонник женщин, был постоянным гостем в ее доме, и был совершенно безутешен, когда она вышла замуж за сына великого канцлера, Cocceji, и отправилась с мужем в Силезию. Брак вскоре распался, но любовная карьера Барберины была закончена. Подобно Камарго, она проводила вечера своих дней в благочестивых делах. Она основала и возглавила особенно строгий монастырь для благородных дам, которые должны были ходить в серых платьях для покаяния. Фридрих Вильгельм II вознаградил ее за заслуги, создав графиню Баршау и наградив ее гербом с девизом Virtuti Asylum.[110]110
  Обрели убежище (лат.).


[Закрыть]

Тем временем в Парижской опере взошла новая звезда, превзошедшая всех своих предшественниц если не в художественном таланте, то уж точно в скандальном разнообразии любовных похождений. Это была Мари – Мадлен Гимар. Она жила в небывалой роскоши, но использовала часть больших сумм, которые ее таланты и обаяние приносили ей в щедром покровительстве искусству. Революция положила конец ее славе, и она умерла в полной нищете. Эдмон де Гонкур написал трогательный рассказ о ее жизни. Многие её современники лелеяли менее приятные и продолжительные воспоминания о ней, так как она заразила сифилисом некоторых своих любовников, в том числе принцев и герцогов. Это действительно не было редкостью среди вельмож мира любви. Принцесса Лизелотта Пфальцская пишет о дворе Людовика XIV, что принц Фридрих Карл Виртембургский заразился той же болезнью от танцовщицы Дехат (Dechats) и умер от нее.

Маршал рекомендует временные браки

Танцовщицы первыми проникали в высшее общество и достигали его легче всего, но певицы и, тем более, актрисы не отставали от них. Среди дам, допущенных в постель регента, герцога Орлеанского, была актриса по имени Флоренс (ее фамилия неизвестна). Сын, рожденный от этого союза, получил епископскую митру и титул герцога, но этого ему было мало: он хотел стать пэром Франции (pair de France). В этом ему было отказано, ибо, как злорадно заметил герцог Сен-Симон, нужно знать, кто такой пэр Франции, а регент не признал его своим законным сыном. Чтобы утешить его, он сделал его архиепископом Камбре. Актриса Кино, ещё одна близкая родственница регента, уговорила герцога Невера тайно жениться на ней. Актриса Дюкло, которая причисляла Вольтера к своим прежним поклонникам, была любовницей графа Д'Оре. Трагическая актриса Клэрон, сыгравшая главные роли в пьесах Вольтера, вела совершенно веселую частную жизнь: ее любовниками были принц де Субиз, герцог Люксембургский и маркиз де Бисси. Знаменитая певица Софи Арну (Sophie Arnould), исполнявшая главные партии в операх Рамо и Глюка, страстно влюбилась в графа де Бранкаса. Короче говоря, сцена и высшая аристократия прекрасно ладили друг с другом.

Тем не менее, люди сцены оставались кастой парий. Церковь отказала им в таинствах и месте упокоения в освященной земле: их хоронили на кладбище грешников за городом. Не было сделано никакого исключения даже для Адриенны Лекуврер, любовницы графа Морица Саксонского, которая считалась самой верной и добродетельной из всех.

Это факт, что ни в одном веке сексуальные отношения не помогали так мало преодолеть социальные пропасти, как в эпоху галантности. Женщины, которые проникали в высшие круги общества через спальню, всё ещё оставались посторонними. Самым большим успехом, которого им когда-либо удавалось достичь, и то редко, был морганатический брак. Это обеспечивало им и их детям определенный статус в законе, но не признание обществом. Иногда какая-нибудь изюминка общества находила его совесть пораженной. Граф Мориц Саксонский, сам незаконнорожденный отпрыск союза между курфюрстом Августом Сильным и графиней Авророй Кёнигсмарк, стремился найти решение брачной проблемы. Он написал книгу о браке, в которой рекомендовал временные браки.

Браки, полагал он, должны заключаться только на несколько лет; если партнеры соглашаются, контракт может быть продлен, но брак на всю жизнь – это предательство самого себя, неестественное принуждение. Этот взгляд был смелым для своего времени и породил множество острот, но не был воспринят всерьез при дворе, хотя автор, «Marechal de Saxe», который поступил на службу к Людовику XV, был одним из самых известных полководцев Европы. Вероятно, это показывало, что, хотя отец и признал его своим законным отпрыском, он всё ещё чувствовал себя не совсем в своей тарелке.

Орден содомитов

Половая реформа, проведенная в эпоху галантности и в галантном мире, шла в другом направлении. Это было именно то, что его противники впоследствии утверждали как свое собственное: движение «назад к природе». Задолго до того, как Жан-Жак Руссо придал этой фразе социально-революционное содержание, высшее общество узурпировало ее и жило в соответствии с ней. Половой инстинкт, как утверждалось, был естественным, и поэтому ему нечего было стыдиться. Женщины были созданы для любви, но они ни в коем случае не были созданы просто для удовольствия мужчин. Они сами имели активное право любить: они имели право выбирать своих любовников и изменять их, если другой нравился им больше. Там не было подчинения слабого пола в любовной жизни, как это было в древнем мире и в эпоху Возрождения.

Если и была какая-то разница в ранге между мужчиной и женщиной – если предположить, что оба принадлежали к одному и тому же социальному классу – то только потому, что женщина стояла выше. Она была в центре частной и общественной жизни. Всё вращалось вокруг неё, и каждый хорошо воспитанный мужчина должен был изо всех сил стараться сделать жизнь женщины как можно более приятной. Но этот новый культ женщины принципиально отличался от культа женщины Средневековья. Кавалер эпохи рококо не имел ничего общего с рыцарем миннезингеров, который считал, что должен скрывать свое прелюбодеяние в романтических и, если возможно, трансцендентальных одеждах. Теперь люди вели себя гораздо естественнее. Они тратили меньше времени на предисловия и не стремились превратить свои любовные похождения в драмы страсти.