Текст книги "Вихрь с окраин Империи"

Среда (317)

Сидя на металлическом стуле в помещении склада, превращенном в тюремную камеру, Луи Сниман наблюдал за Ханной Брувер, которая переходила от одного заключенного к другому, говоря со всеми по очереди. Сниман разглядел кровоподтеки на ее лице.

Заметив взгляд священника, она подошла к нему.

– Хеэр Сниман.

– Вроу Брувер, – кивнул Сниман. – Пожалуйста, простите, что я не могу встать.

Брувер улыбнулась одним уголком рта.

– Вообще-то когда мы с вами обсуждали роль женщины в обществе, то, очевидно, имели в виду нечто совсем другое.

– Как мой сын? – спросил Сниман, будучи не в силах скрыть тревогу.

– У Яна и Наташи все прекрасно. Рауль говорит, что Ян – превосходный молодой офицер, и вам будет приятно услышать, что он порядком досаждает маньчжурам.

– Слава Богу. – Сниман обратил внимание, что остальные заложники прислушиваются к их разговору. Он с довольным видом откинулся на спинку стула. – Благодарю вас, вроу Брувер. Как вы себя чувствуете?

Брувер скорчила гримасу.

– Полковник Суми старался не оставлять следов. К тому же он спешил. Подозреваю, что этим я обязана адмиралу Хории. – Самой худшей пыткой был электрошок, и ее руки конвульсивно дернулись. – Могу я что-нибудь для вас сделать, хеэр Сниман?

– Да. Пожалуйста, убедите этих дикарей вернуть мне инвалидное кресло.

– Посмотрю, что мне удастся.

Любопытство все-таки одержало верх в Снимане.

– Почему вы здесь?

– Адмиралу Хории нужны заложники.

– Интересно, ценой какой информации можно купить вашу свободу?

Брувер села, смахнув с пола пыль.

– Даже если бы они спрашивали меня только о втором имени моего мужа, и то эта цена была бы слишком высокой. Нам нужно остановить торговлю информацией.

– Это торговля с дьяволом.

– Если ее не прекратить, мы потеряем последние шансы на свободу. Для этого я и прибыла сюда. Конечно, это звучит немного мелодраматично в устах женщины, сидящей на бетонном полу.

– Понимаю, – промолвил Сниман.

– Возможно, вы и в самом деле понимаете, хеэр Сниман. Полагаю, они расстреляют нас через несколько дней.

– Все в руках Божьих.

– Как всегда.

Сниман внимательно посмотрел на нее.

– Вы серьезно? Не знал, что вы верующая.

Брувер хитро улыбнулась.

– Разве святой Павел не говорил, что женщинам в храме следует помалкивать?

– Напомню об этом в следующем письме к вам. Вы очень похожи на вашего деда. Почему вы так добры ко мне?

– Ну, в Писании сказано…

– «Если твой враг голоден, накорми его; если он испытывает жажду, напои его; сделав так, ты посыплешь раскаленным пеплом его голову», – закончил за нее Сниман. – Знаете, в течение долгих лет я ненавидел вас, Бейерса и Верещагина и не мог понять, почему Бог позволил существовать такой жалкой развалине, как я.

Сниман, подняв одеяло, прикрывавшее его высохшие ноги, показал их Брувер.

– Я забыл, что глупость Бога во сто крат разумнее людского ума. Теперь я знаю, что Он спас меня для того, чтобы хоть один африканер был избавлен от того места, которое сейчас занимаю я. Хочу сказать вам, что я вас простил и молю простить меня.

Брувер отвернулась, чтобы не видеть слез в глазах Снимана.

– В послании к Ефесянам сказано: «Всякое раздражение и ярость, и гнев и крик, и злоречие со всякой злобою да будут удалены от вас; но будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас». – Брувер посмотрела на других заключенных. – Возможно, нам всем следует помолиться.

Некоторые из заложников, слышавших их разговор, были освобождены тем же вечером. Двое нашли в себе смелость отказаться от помилования и были уведены из склада. Известия о Ханне Брувер быстро распространялись, как и было задумано.

Четверг (317)

Хенке и Малинин представили на рассмотрение обдуманный ими план действий.

– Мы с Юрием работали изо всех сил, – признался Хенке, – но одну проблему нам решить не удалось. Я говорю о 9-м штурмовом батальоне.

– В поле их электромагнитные орудия могут стереть нас в порошок, – заметил Харьяло, просматривая план. – Но если мы не выйдем из убежища и не бросим им вызов, они возьмут в заложники уже сотню тысяч. В лучшем случае мы попадем в безвыходное положение, в худшем получим бойню.

–. Может, они оставят нас в покое, если их вежливо попросить? – предложил Ханс Кольдеве.

Но настроение у всех было мрачное, и никто не улыбнулся.

– Вы уверены, старший сержант? – строго спросил командир службы связи адмирала Хории своего подчиненного.

– Взгляните на карту, достопочтенный майор. Сигналы, которые мы перехватываем, длятся около двух секунд и повторяются четыре раза в день.

Карта была соединена с сетью геосинхронизированных наблюдательных спутников. Каждый сигнал, зафиксированный имперцами, появлялся на ней в виде белого креста.

– Было бы печально, если бы это оказалось еще одной приманкой, Моги, – заметил майор.

Старший сержант Моги был вне себя от радости из-за сигналов, перехваченных в «долине вулкана», пока кто-то не напомнил, что до сих пор все проявления активности людей Верещагина оказывались ловкими трюками.

– На сей раз мы абсолютно уверены, достопочтенный майор. Мы отмечали передвижения отдельных лиц из войск противника последние полтора дня.

– Странно, что Верещагин приказывает своим людям давать сигналы с такими регулярными интервалами. Вы смогли их расшифровать?

– Нет, достопочтенный майор. Верещагин, по-видимому, модифицировал персональную радиоаппаратуру. Мы перехватываем последовательности чисел, но не можем в них разобраться. Тем не менее нам удается каждый день четырежды фиксировать местонахождение свыше двухсот персональных радио.

Внезапно на карте появились вспышки света. Моги уставился на верхний участок долины Оранжевой реки, усеянный белыми крестиками.

Пятница (317)

Как было условлено заранее, корвет «Аякс» лениво выполнял маневр скрытного возвращения на Зейд-Африку на полушарие, противоположное континенту Акаси.

Командир корабля, лейтенант Детлеф Янковски, возился с сенсорами.

– Должно быть, за время нашего отсутствия произошло немало интересного. На орбите полно кораблей.

– Надеюсь, что все в порядке. Не знаю, как вы, а я собираюсь первым делом заказать обед из пяти блюд в горячей ванне, – отозвался первый артиллерист, младший капрал Николай Серый.

Во время мятежа, когда фрегат «Граф Шпее» был вынужден принять на борт большой платиновый куб, содержащий ядерное устройство, фрегат и два корвета – «Ахилл» и «Эксетер» – были уничтожены в мгновение ока.

«Аякс» остался цел, но попал в довольно трудное положение.

Корвет – корабль, предназначенный для полетов на относительно короткие расстояния. Хотя теоретически термоядерный двигатель мог бы доставить корвет куда угодно, на нем отсутствует навигационное оборудование и помещения для хранения запасов, необходимых для межзвездных перелетов. В обычных условиях три корвета сопровождают фрегат.

Уничтожение «Графа Шпее» поставило «Аякс» и его экипаж, состоящий из восьми техников и четырех офицеров, в весьма затруднительную ситуацию. Хотя корвет может проникать в атмосферу планеты глубже, чем фрегат, и располагает значительной огневой мощью в виде двух ракетных установок на нижней стороне корпуса и мощным лазерным устройством под носом, он не предназначен для длительных независимых операций.

Стремясь воспользоваться создавшимся положением, Верещагин сформировал второй экипаж из Детлефа Янковски и низкорослых семерых пехотинцев. Имеющий ученую степень в роботехнике Янковски более других офицеров Верещагина подходил для этой цели. Командир корабля пытался возражать, но Верещагин объяснил, что имперский флот впервые потерял фрегат во время колониальной операции и новая ситуация требует большей степени ответственности.

Спустя три года, когда Янковски и его «семь гномов» приобрели достаточный опыт, Верещагин позволил первому экипажу вернуться на Землю.

Янковски даже не пытался изображать удивление, когда Верещагин предложил отправить «Аякс» в исследовательский круиз вокруг остальных планет системы с грузовым буксиром для хранения воды и продуктов. Про себя Янковски решил, что Варяг сошел с ума, а когда он сообщил о путешествии своим «гномам», те решили, что спятил их командир. Тем не менее, как отметил Янковски в одном из своих редких рапортов, хотя удобства на корабле и не достигали флотских стандартов, бывшие пехотинцы чувствовали себя там не так уж плохо.

– Хотел бы я знать, что здесь произошло. Мушегян поспорил со мной, что в этом году «Инженеры» разделали «Газелей» под орех. Мы уже достаточно близко, чтобы связаться с нашими на планете, – обратился Янковски к Серому, который дежурил у коммуникационного щита, покуда связист спал. Янковски настоял, чтобы его люди были обучены любой работе на корабле и могли заменять друг друга.

– Я с вами в доле, – отозвался Серый, налаживая контакт с обслуживаемым четырьмя связистами центром связи, который Верещагин установил на острове в необитаемом уголке планеты.

Ответ последовал очень быстро.

– Варяг говорит, что приготовил по дюжине бутылок пива для каждого из нас.

– Что это означает? – спросил Серый у Янковски.

Тот громко присвистнул.

– Это означает, что ад разверзся. Имперская оперативная группа прибыла на планету, чтобы подавить беспорядки, причем на сей раз мы на стороне мятежников.

– Что?!

– Погоди, они сообщают что-то еще.

– Восемьдесят девять, восемьдесят девять, восемьдесят девять. Двадцать девять, двадцать девять, двадцать девять. – Серый почесал в затылке. – А это что значит?

Янковски вынул кодовую книжечку из кармана тенниски и начал перелистывать ее..

– Это значит: четыре имперских военных корабля, два грузовых и два транспортных. Они хотят знать, можем ли мы их выручить. Ответь «одиннадцать» – «кто знает?». Еще никто не устраивал битву военных кораблей в космосе. Наши орудия не готовы к подобным действиям, и их тоже. Но у них четыре корабля, а у нас один.

– Хорошо, передаю «одиннадцать».

Вскоре станция отозвалась.

– Сто сорок семь, сто сорок семь, сто сорок семь. Два, два, два. А зачем повторения? – удивился Серый.

– Потому что трудно пробиться через помехи, – рассеянно ответил Янковски, листая книжечку. Он снова присвистнул.

– Что там такое?

– Сто сорок семь – это план, притом очень заковыристый. – Янковски посмотрел на Серого. – Лучше привести всех сюда, чтобы сразу обсудить, почему нужно бунтовать против имперского правительства. – Помолчав, он добавил: – «Два» означает «мы ужасно рады вас видеть».

За месяц до африканерского мятежа Детлеф Янковски случайно направил реактивный снаряд во второй по величине склад боеприпасов на планете. Он искренне надеялся, что на этот раз дело обойдется без столь эффектных зрелищ.

Суббота (317)

Рано утром с адмиралом Хории связался по радио капитан Тихару Ёсида, жалобно поинтересовавшийся, нет ли возможности найти компромисс, который позволит уладить разногласия между Хории и Верещагиным.

Через несколько минут после окончания разговора в дверях офиса Хории появился полковник Суми.

– Насколько я понял, достопочтенный адмирал, вы говорили с предателем Ёсидой. С точки зрения службы безопасности это создает неопределенную ситуацию.

Хории заметил, что Суми явился при мече, и усмехнулся про себя.

– Ёсида разрывается между преданностью Верещагину и своим долгом. Он хочет знать, не осталось ли возможности для компромисса. Конечно, такой возможности нет, но этим можно воспользоваться. К несчастью для Верещагина, мы смогли определить район в Центральных Ураганных горах, откуда был сделан радиовызов. Пожалуйста, прикажите капитану Янагите связаться с хеэром Афану. Пришло время действовать.

Успокоенный Суми поклонился и вышел.

Вытянув тяжелый ящик с боеприпасами из грузового буксира в открытый космос, где их с нетерпением поджидал Янковски, Серый и Мушегян закрепили его на обшивке корабля и начали извлекать содержимое.

Один из двухметровых цилиндров вывернулся из рук Мушегяна и поплыл в направлении Арктура, которого в случае большой удачи мог достичь через десять – двенадцать миллиардов лет. Выругавшись, Янковски оторвался от обшивки корвета и подцепил снаряд крюком.

Смертельно перепуганные Серый и Мушегян облегченно вздохнули и продолжили работу.

– Почему боеголовки на этих хлопушках выглядят так, будто они на девятом месяце беременности? – спросил Серый Мушегяна по радио.

– Потому что они снабжены модным бронебойным зарядом, Николай, – вмешался Янковски. —

Пожалуйста, прибереги свои дурацкие вопросы до тех пор, пока мы не вернемся на борт.

– Простите.

Когда работа была закончена, и остальные «гномы» Янковски выбрались наружу поглядеть на дело рук своих.

– Похоже на рождественскую елку, – пожаловался Мушегян.

На каждом из четырех пилонов корвета торчал теперь пятнадцатиметровый стержень, несущий по четыре снаряда, направленные назад. Проходящая через пилоны проводка соединялась с неуклюжим щитом управления, водруженным перед сиденьем первого артиллериста.

– Опробуем? – предложил Янковски.

Вернувшись на корабль, экипаж занял свои позиции. Снаружи остался один Мушегян со связкой магниевых «вспышек». По команде Янковски он дернул петельку и швырнул шипящую связку в пространство.

Включив главный двигатель, Янковски двинул корвет вперед. Серый манипулировал похожим на хлебную доску пультом управления.

– Мимо, – с отвращением поморщился он.

Мушегян просунул голову внутрь.

– Вообще-то у нас хватит стержней, чтобы увеличить длину на пять-шесть метров, но если и это не сработает… – Он пожал плечами.

– Как по-вашему, лейтенант Детлеф?

Янковски запустил в него кусок космического пайка, который методично жевал.

Второй учебный снаряд, к счастью, попал в цель. Пачка «вспышек» превратилась в ослепительно яркий каскад искр.

– Для первого раза куда ни шло, – облегченно вздохнул Янковски. Заметив, что Серый, который вроде бы не курил, вынул из кармана строго запрещенную на имперских военных кораблях сигарету, он добавил: – Как прикуришь, Николай, дашь затянуться.

Прежде чем их увели из служившего тюрьмой склада к месту казни, Сниман, Брувер и другие заложники написали в пыли, покрывавшей стены: «Если я говорю на человеческом и ангельском языках, но не чувствую любви, то я всего лишь гонг или озвученный символ. Если я владею даром пророчества, знаю все тайны и обладаю верой, способной сдвинуть горы, но лишен чувства любви, то я ничто. Если я жертвую всем, что имею, вплоть до своего тела, но не испытывают при этом любви, то не приобретаю ничего. Любовь включает в себя все – и веру, и надежду, и терпение. Любовь нельзя победить».

Воскресенье (318)

– Мы готовы нанести удар, достопочтенный адмирал? – спросил капитан Ватанабе, представляя адмиралу Хории ночные рапорты.

– Всегда нужно быть готовым действовать быстро, Ватанабе, – ответил Хории, изучая рапорты.

На утреннем заседании штаба адмирал осведомился:

– Капитан Янагита, вы связались с хеэром Афану? Он готов сопровождать нас в горы?

– Так точно, достопочтенный адмирал.

– Тогда мы должны атаковать немедленно.

На какой-то момент офицеры застыли от неожиданности, за исключением интендантов, которым заранее велели начать приготовления. Затем Суми вскочил и подал знак прокричать: «Банзай!»

Хории один остался сидеть. Когда крики стихли, он заговорил снова:

– Эта хитрая лиса Верещагин выдвинет арьергард и быстро исчезнет, стоит ему узнать, что мы атакуем, поэтому наш шанс на успех – использование превосходящих сил.

Подполковник Окуда, командир 9-го штурмового батальона, поднялся со стула.

– Достопочтенный адмирал, прошу для своего батальона чести быть впереди. С туземными проводниками мы можем пересечь Драконовы горы за несколько часов.

Хории кивнул. Даже если Верещагин направил в тот район разведчиков и попытался устроить засады, Окуда, поддерживаемый военными кораблями, обладает достаточной огневой мощью, чтобы сокрушить все препятствия. Он обернулся к полковнику Уно.

– Когда подполковник Окуда доберется до реки Оранжевой, мы перебросим туда по воздуху маньчжурскую саперную роту, чтобы помочь ему переправиться, если вы считаете преемника капитана Аоямы способным выполнить эту задачу.

Капитана Аояму случайно застрелил излишне нервный часовой. Сражаясь с невидимым врагом, как правило носившим ту же форму, солдаты Хории ежедневно убивали кого-нибудь из своих. Увеличению числа подобных потерь препятствовало только отсутствие должной меткости при стрельбе.

– Слушаюсь, достопочтенный адмирал, – вытянулся как струна Уно.

– И наконец, как только подполковник Окуда установит местонахождение Верещагина, мы обезопасим зону с воздуха и высадим ему в поддержку гвардейский батальон. В начале операции мы нанесем воздушные удары по подразделениям, чье местонахождение определено благодаря неустанным усилиям нашей службы связи. Пожалуйста, подготовьте нужные приказы.

Капитану Янагите поручили составить обращение, завершающееся словами: «Не посрамите наши славные традиции, чтобы передать их потомкам».

Заметив, что поток информации от родственников заложников начал иссякать, адмирал рассудил, что эта мера уже сослужила, свою службу. После казни последней группы из пятидесяти человек он велел Суми прекратить брать заложников и освободить всех оставшихся.

Понедельник (318)

– А полковник Верещагин не услышит вас, когда мы воспользуетесь этим ящиком? У него много ушей, – предупредил Жюль Афану.

Капитан Итая, командир 1-й роты батальона подполковника Окуды, улыбнулся наивности старика.

– Коротковолновые радиопередачи из одной бронемашины в другую подслушать практически невозможно. А для длинноволновых мы используем глушители. Так что Верещагин ничего не услышит.

– А, понимаю! Сыны Дай Ниппон очень искусны во всем, что касается войны, – промолвил Афану.

Итая не очень-то хотел делить свою бронемашину с «дикарем из джунглей». В свою очередь, лидер секты горячо возражал против «машинного запаха», и понадобилось все красноречие капитана Янагиты, чтобы убедить его залезть внутрь.

Из передней машины колонны поступило сообщение:

– Говорит бронемашина «Тайко». Достопочтенный капитан, еще одно упавшее дерево преграждает дорогу.

– Говорит капитан Итая. Можете убрать его в сторону?

– Простите, достопочтенный капитан, но оно еще больше предыдущего – около полутора метров в диаметре. – В голосе лейтенанта слышался суеверный ужас.

Сидящий рядом с Итаей Афану утвердительно кивнул.

– Это случается по воле Бога. У самых больших деревьев узкие корни, поэтому они часто падают. Чтобы убрать такое дерево, нужно работать топорами несколько часов.

– Принято. Конец связи, – резко произнес Итая и нажал кнопку радио. – Саперный пункт три? Остановка? Это Итая. Еще одно упавшее дерево блокирует дорогу. Пожалуйста, расчистите путь. Конец связи.

– Мы снова задерживаемся. Лес сражается за Верещагина, – заметил Афану.

– Он сражается плохо, – улыбнулся Итая. – Командный пункт один? Это Итая. Достопочтенный командир батальона, нас временно задерживает еще одно препятствие на дороге. Мои саперы устранят его за несколько минут. Рекомендую построиться «елочкой» на тот невероятный случай, если нас атакуют.

Подполковник Окуда отдал необходимые распоряжения, и все машины колонны слегка развернулись вправо и влево, остановившись посреди леса, пока саперы разрезали электропилами ствол упавшего дерева.

Проехав сквозь проделанную дыру, Итая заметил:

– Мы опаздываем, но не намного. Эти дороги в джунглях похожи на лабиринт.

– Мы прокладываем их для спуска по склонам, а не для гостей, – буркнул Афану.

– Ничего, наши бронемашины быстро с ними справятся.

– Хеэр Янагита предложил вашему адмиралу дать мне радио, чтобы я подал вам сигнал, когда подберусь к логову Верещагина. Но я возразил, что на это уйдет много дней, и к тому же люди Верещагина наверняка задержат меня по пути и станут допрашивать.

– Действительно, нелепая идея, – улыбнулся Янагита.

Как раз во время этого разговора четыре имперских военных корабля и более двадцати самолетов наносили удары по лесам в долинах верхнего Вааля и верхней Оранжевой, убив или ранив около полутора сотен амфитилий, на которых были надеты телеметрические воротники, переделанные из бракованных полевых раций.

Насколько мог заметить Санмартин, фрегат «Майя» сделал только одну ошибку – маленькую и вполне предсказуемую.

Находиться во время длительных операций на фрегате, не говоря уже о корвете, не слишком удобно.

Поэтому командир «Майи» договорился, чтобы челноки, присылаемые на грузовые корабли, по дороге состыковывались с фрегатом, доставляя свежую пищу.

Учитывая то, что адмирал Хории готовился нанести очередной удар, офицеры интендантской службы на кораблях, несомненно, хотели пополнить запасы продовольствия, которые значительно уменьшились за последнюю неделю – последняя партия продуктов прибыла на «Майю» более недели назад.

Конечно, многие человеческие жизни, а может, и судьба всей Зейд-Африки висели на тоненькой ниточке. Но никто в здравом уме не мог ожидать, что враг вылезет из дыры в земле и незаметно похитит челнок при свете дня. Именно на это и рассчитывал Санмартин.

Когда он сидел на корточках в потайном ходе под взлетно-посадочной полосой, Томас побарабанил ему по плечу и шепнул:

– Они грузят ящики с яйцами!

Люди Томаса предусмотрительно снабдили потайной ход телефонным проводом. Санмартин снял трубку и произнес:

– Это Санмартин. Приступаем к операции. Передай Матти, чтобы он сообщил Детлефу. Конец связи.

Как только наземная команда начала уходить, почти невидимая за небольшим откосом, Томас пополз к челноку. Когда он добрался до края полосы, челнок приступил к пробному пуску двигателей. Пробравшись под крыло, Томас воткнул нож с длинным лезвием в пространство за левым четвертым шасси.

Конструкция челноков имперского флота была давно проверена в деле, но она имела некоторые недостатки, в том числе тенденцию к всасыванию веток и прочего мусора во время приземления в подколесные впадины, которые потом приходилось прочищать наземной команде.

Через две минуты нож Томаса должен был обнаружить себя в виде сигнала о небольшой неисправности. В этом случае пилот обязан либо заглушить двигатели и вызвать ремонтную группу, либо обругать наземную команду последними словами и послать своих людей извлечь застрявшую ветку.

Санмартин рассчитывал на последнее. Это была единственная возможность пробраться на борт без лишнего шума.

«Если они выключат моторы, нам придется удирать со всех ног», – повторил про себя Томас, прислонившись к посадочной стойке и держа на коленях автомат с глушителем. Защищенный корпусом челнока, он ждал, откроется ли дверь.

Две минуты были на исходе. Санмартин прислушивался, не выключат ли двигатель. Если да, то у Томаса будет максимум двенадцать секунд, чтобы извлечь свой нож и скрыться под землей.

Внезапно дверь открылась, и командир экипажа спустил трап. Прежде чем он успел шагнуть вниз, Томас, дважды нажав на спуск автомата, всадил ему в грудь шесть пуль.

Частично скрытый поднятой турбинами пылью Санмартин молнией выпрыгнул из своего укрытия. За ним последовали три человека из разведвзвода Томаса и пилот вертолета Иван Цукерник, который клялся, что может справиться с любым летательным аппаратом, и наконец получил возможность это доказать. Очутившись внутри челнока, двое солдат Томаса направились в сторону кормы проверить, есть ли пассажиры в верхней кабине, а третий вместе с Томасом и Санмартином занялись экипажем.

Минуты через две Томас вернулся к двери и махнул рукой. Из подземного хода выбрались и взошли на борт шесть специально отобранных специалистов, включая взводного сержанта Лю, который разбирался в челноках еще меньше, чем в игре на скрипке, зато безупречно владел японским и мандаринским наречиями китайского языка. Последний в группе нес ведро с белым песком, которым тщательно присыпал кровь командира экипажа.

Трап подняли. Челнок взлетел по расписанию, о чем немедленно сообщили на «Аякс».

– Говорит бронемашина «Тайко», – затарахтело радио капитана Итаи. – Сэр, мы добрались до развилки. Обе дороги ведут на северо-запад. Нам ехать по левой или по правой?

Итая посмотрел на Афану.

– Ваши указания мало что для меня значат, – отозвался старик. – Мы должны посмотреть сами, и тогда я укажу вам путь.

– Это капитан Итая. Я лично обследую развилку. Конец связи. Командный пункт один? Говорит Итая. Достопочтенный командир батальона, пожалуйста, остановите колонну на несколько минут, чтобы мы могли уточнить маршрут. Конец связи.

Бронемашина подъехала к развилке и остановилась. Итая смотрел, как Афану открывает крышку связи.

– Ваш экран – Божье чудо, достопочтенный капитан, но он бесполезен для моих старых глаз. Я должен выйти и посмотреть. – Проворный как обезьяна старик выскользнул из люка и спрыгнул на землю. Итая последовал за ним.

– Я думал… – начал он, но автоматная очередь с обочины прошила ему горло, а Афану словно испарился в подлеске.

В нескольких километрах позади Мииналайнен, сидя на дереве, легко поднял ручной 88-миллиметровый гранатомет и тщательно прицелился сквозь брешь в густой листве упавшего дерева.

– Их так много, а нас так мало, – пошутил он в сугубо финском духе. – Как же мы сможем их всех похоронить?

В рации Мииналайнена послышался голос Кольдеве:

– Говорит Кольдеве. Огонь!

Первый снаряд Мииналайнена угодил в цистерну с топливом, которую тянул на буксире маленький вездеход-амфибия. Цистерна взорвалась, взметнув вверх пятидесятиметровый огненный столб. С обеих сторон дороги снаряды без разбору осыпали бронемашины и трейлеры.

9-й штурмовой батальон не замедлил ответить. Уцелевшие бронемашины открыли шквальный огонь по лесу. 30– и 90-миллиметровые снаряды в щепки крошили деревья.

Игнорируя приказ, Мииналайнен перезарядил свой ручной гранатомет и выпустил снаряд в трейлер, шедший впереди того, который он только что уничтожил, превратив в столб пламени очередные пять тысяч литров жидкого спирта. И только после этого он спрыгнул с дерева, нырнул в яму у основания ствола и накрыл ее тщательно замаскированной стальной крышкой. Скорчившись в темноте и сырости и прислушиваясь к разрывам снарядов, Мииналайнен пробормотал:

– Пожалуй, я уже староват для подобных трюков.

Тем временем четыре разведывательных беспилотных «Колибри», воспользовавшись неразберихой, осторожно коснулись лазерными указателями бронемашин по обеим сторонам дороги. По приказу Кольдеве 13-й взвод Пущина выкатил на просеку четыре 160-миллиметровых орудия и выпустил сорок бронебойных снарядов – все, чем располагал Верещагин, – по вражеским «кадиллакам», руководствуясь указаниями лазерной наводки. Двадцать пять «кадиллаков» 9-го батальона, две самоходные гаубицы и оставшиеся топливные цистерны были выведены из строя всего за пару минут.

Ответный огонь уцелевших орудий 9-го батальона уничтожил один из броневиков 13-го взвода и повредил другой. Однако это не изменило того факта, что, потеряв половину бронемашин и все резервное топливо, 9-й штурмовой батальон перестал существовать как боевое подразделение.

Сосредоточенные в арьергарде колонны вездеходы 9-го батальона угодили под огонь 12-го минометного взвода, повредивший пять из них. Сидящие в бронемашинах солдаты слышали, как орудия взвода Мехлиса рассыпают мины на дороге позади. Блокированный спереди и сзади, подполковник Окуда оказался в незавидном положении.

– Опорный пункт один? Это Окуда. Наша миссия потерпела неудачу. Проводник предал нас, и мы несем тяжелые потери. По этим причинам я не считаю нашу цель достижимой. Прошу срочной воздушной и космической поддержки, а также разрешения вернуться в Блумфонтейн через Лейденский проход. Свяжусь с вами снова, когда мы уточним наше положение. – Взглянув на измерительные приборы, он добавил: – Предвижу возможность нехватки топлива. Прошу обеспечить доставку топлива по воздуху.

Вскоре Мииналайнен услышал, как на крышку его убежища грохнулось дерево, поваленное 90-милли-метровым снарядом.

– Я слишком стар для подобных трюков, – повторил он.

В то время, как адмирал Хории принимал сообщение Окуды, в соседней комнате предполагаемый сын Афану выхватил из-за уха карандаш, в действительности оказавшийся раскрашенным стальным стержнем с острым наконечником, и вонзил его в сердце охранника, стоявшего в нескольких метрах от него. Подобрав автомат охранника, он осыпал связистов адмирала Хории 5-миллиметровыми пулями.

Когда он сделал перерыв, чтобы достать свежую обойму из патронной сумки мертвого охранника, раненый офицер штаба, упавший за письменный стол, поднял пистолет и всадил ему в грудь три пули. Несмотря на смертельные раны, молодой сектант спокойно перезарядил автомат и прикончил офицера.

– Отлично, – произнес он, когда текущая по полу струйка крови коснулась его ботинка.

Прорываясь через лес к верхнему участку долины реки Оранжевой, подполковник Окуда вновь передал просьбу о поддержке авиации и военных кораблей, а особенно о снабжении топливом. Коль скоро засекреченность операции оказалась несостоявшейся, Хории с легкостью обещал выполнить просьбу,

и интендантская служба поспешно направила на помощь 9-му батальону штурмовую авиацию и пару грузовых самолетов, нагруженных баками с топливом.

Однако поддержки космических кораблей Окуда ожидал тщетно.

Обдумывая предстоящие действия, Детлеф Янковски столкнулся с главной из проблем военных действий в космосе, а именно – что его корвету придется сбавить скорость и подойти к имперским кораблям почти на самоубийственно близкое расстояние, дабы сделать свое оружие достаточно эффективным.

Пятисоткилограммовые снаряды, которыми стреляли его ракетные установки, были практически бесполезны против объектов, движущихся со скоростью космического корабля, а лазерное орудие, способное воспламенить обширные участки поверхности планеты, было почти бессильным против хорошо защищенных от огня целей. Даже распылитель частиц – «цыплячьего корма», – способный каждую секунду сбрасывать сотни двухграммовых капсул, заряженных ядерным топливом, мог действовать лишь на относительно близком расстоянии. Шансы Янковски нанести значительный урон врагу были недалеки от нуля.

Первой проблемой космического сражения было добиться сближения с противником. Учитывая, что у имперцев четыре корабля, а у Янковски только один, эта задача – к счастью или к сожалению – не представляла особой сложности.

Наконец Янковски получил еще одно сообщение с планеты, оканчивающееся ясным и незакодированным пожеланием удачи.

– Все готовы? – спросил Янковски. Получив утвердительные ответы, он постучал по колену Мушегяна, чье прозвище было «Снайпер». – Поехали, Снайп.

Используя планету в качестве исполинского щита, «Аякс» сделал разворот и двинулся над морем в направлении континента Акаси.