Текст книги "Чертополох. Репортаж из поднебесья"

Одинокая волчица
Ироническая проза

– Выходи уже… а то со мной улетишь, – виновато улыбнулась Оля.

– Да успею. А что это за хрень? – смущенно спросил Андрей.

– Альтернативный транспорт между Минском и Москвой, – сказал сосед справа в ондатровой шубе, сидевший с двумя симпатичными пассажирками по бокам на кресле, не отводившими от него восхищенных глаз. – Пароплан называется, последняя, я думаю, авантюра Батьки, чтобы удержаться в кресле…

– Гляжу, вы не очень-то жалуете Батьку?

– А за что его любить, – обладатель шубы был взволнован, – не дает нам, среднему бизнесу, развернуться, задолбал налогами…

– Ну вот, после двух лет разлуки приезжаешь на два дня, тоже мне, «жена», называется. Я не согласен… даже поговорить не успели, – сказал Андрей как можно тише и прижался к Оле небритой щекой трехдневной жесткости, именно такой, какой нравилось Оле.

За два года Оля изменилась, и далеко не в лучшую сторону, прибавились морщинки возле глаз, кожа, хоть и следила она за ней, напоминала о годах, всё-таки пятьдесят с хвостиком лет. Но все же она оставалась такой же нежной и любимой для него. Несмотря ни на что, Андрей любил её и готов был простить все её прошлые и будущие ошибки жизни. Разглядывая её наращенные под тюнингом ногти, он уже мечтал, как она нежно ласкает его по спине…

– А что говорить? Все уже сказано… и все ясно… ну не могу я жить в паре, мне нужно одиночество, уединение, и квартирка у меня маленькая. Я так привыкла…

– Одинокая Волчица! – подсказал он.

– Наверное, я одинокая волчица. Мама говорит, вот останешься на старости лет одна-одинёшенька, и некому будет кружку воды подать, если заболеешь.

– Мама, как всегда, права! А он? Что он у тебя делает, этот, как его, Семен? – возмущался Андрей

– Было время, когда были проблемы с ногой, денег не было, да и ты не мог помочь, своих проблем выше крыши. Вот он и подвернулся. Раньше, конечно, мы были знакомы. Но так, шапочно. Как-то у меня отмечали какой-то праздник с компанией… после того, как проводили гостей, он засиделся, и мне жалко было его выпроваживать, после работы все-таки, да и принес с собой продуктов и выпивки на всю «поляну», а у меня, как сам знаешь, из еды одни орешки…

– И кровать одна, – съязвил он. – Понятно, и душа мягкая…

– Да нет, он хороший, внимательный, продуктами снабжает. Мне, конечно, ничего не нужно… он разведен, он, как и ты, живет с семьей, а куда деваться? Я говорю, брось меня. А он говорит, зачем? Ты, говорит, действуешь на меня как целительница. И в самом деле, от нервов в связи с разводом у него начали выпадать волосы пятнами, и он стыдился показываться на людях без головного убора, а теперь у него начали расти волосы ровно по всей голове. Какой дурак, говорит, откажется от такого лечения.

– Значит, одного лечим, а другого калечим? Кстати, у меня обнаружились такие болезни, о которых я и не думал, и пришлось два раза ложиться в больницу. То ли от переживаний, то ли от возлияний спиртным, чтобы забыться… А он про меня знает? – спросил он, грустно взглянув в круглое окно.

– Поначалу говорил про тебя «этот», но я сказала, чтобы тебя ничем не оскорблял, и что ты дорог мне как память, он отстал, и теперь молчит.

– Ну вот, теперь я стал «памятью». Я поеду с тобой, – сказал Андрей.

– Нельзя, он постоянно у меня. Да и жалко его выгонять, он столько вложил, помогал у мамы, когда нужна была мужская помощь…

– А я, по-твоему, не вложился в ремонт твоей квартиры? Если на то пошло, сейчас подсчитаем: привозил я тогда тысячу четыреста баксов на материалы, плюс работа примерно столько же, так что ты влетаешь к копеечку – в три тысячи американских долларов, как одна из моих подруг, она тоже обещала никогда не расставаться, и что готова заплатить мне миллион, если всё это произойдёт по её вине, так что теперь я подпольный миллионер, – рассмеялся Андрей, – но я не мелочен. Но все-таки обидно: я все делал для себя, а не какому-то Степану, думал, будем жить вместе до глубокой старости!

– Семену, – поправила она.

– Какая разница, Семену, Степану – все они временные, и мне даже жалко их.

– Кого их?

– Всех тех, кто был и еще, возможно, будет… пока не одумаешься и… Как дочка-то?

– Разводятся…

– И чего им не хватало? Была такая красивая пара, трое детей, муж что надо! Трудяга, снимал трехкомнатную квартиру в Москве, содержал всю семью, пока она училась в институте…

– Встретила другого, говорит, любофф, понимаешь ли… Изменила, говорит, и не могу, говорит, жить в обмане…

– Ну, знаешь ли, любовь – любовью, а семья-то рушится. И эта самая «любофф» быстро вами забывается, – Андрей многозначительно посмотрел на неё.

– Ладно, примем камень в свой огород, – густо покраснела Оля.

– Детей жалко и Макса. И знаешь, с тремя чужими детьми… вряд ли что у них получится, со своими-то еле справляешься… А так, я думаю, через год-два все вернется на круги своя… если уже совсем не сбрендили…

– Дорогие пассажиры, дамы и господа! Наш лайнер отправляется по маршруту Москва – Минск. Провожающие могут остаться, если вас дома не ждут, – пошутила стюардесса, хихикнув в микрофон. Она была навеселе, то ли от коньяка, который разливали направо и налево, то ли действовал газ, наполнявший сферу. – Полет будет наполовину короче, чем на поезде, на благоприятной высоте. Можете не пристегиваться и делать что хотите, кому вы нужны, – уже смеялась она. – Полет хоть и альтернативный… но самый надежный, на самых легких парах эвкалипта и лаванды. В добрый путь, товарищи!

Услышав про эвкалипт и лаванду, он вспомнил знойный, насыщенный ароматами лаванды и степных трав, теперь уже чужой Крым, где у них завязался бурный роман на двоих, где третьему было не место. Так, во всяком случае, думали они, ночами просиживая за бутылкой легкого вина на берегу, у палатки, любуясь лунной дорожкой и шелестом волн.

Пол дирижабля качнулся, и лайнер плавно начал набирать высоту.

– Ну вот, тронулись. Прыгай, – сказала она, виновато улыбнувшись.

– Да ладно, – рассмеялся он, – я уже Москве не нужен, будь что будет, а билет я куплю на следующей остановке или у стюардессы, мест свободных полно.

В салоне было просторно и легко дышалось. Удобные кресла, дернув рычаг, можно было превратить в кровать, в одно– или двуспальную, по желанию пассажиров. Мужчина в ондатровой шубе превратил вообще в трехспальную и начал укладываться со своими попутчицами под завистливые взгляды одиноких пассажиров. Места были не все заняты, и для них тоже была «альтернатива», по желанию.

Но одна из девиц, обделенная вниманием кавалера, обиделась и отсела от них, поближе к ним. Она была чертовски хороша. Круглые формы и размалеванный вид говорили о доступности любому захотевшему, и возможно, бесплатно, просто для удовольствия.

– Вы не против? – сказала она, еще раз обиженно посмотрев на хозяина шубы. Но тот даже не обратил на неё внимания. Андрей неопределённо пожал плечами и убрал сумку с соседнего кресла. И у него откуда-то возникла коварная мысль отомстить с ней Оле, тут же, рядом с нею, под её ревнующим взором, коварно и жестоко, как сделала она. Девица бы не отказала.

Упали занавески, отделив их троих от остальных пассажиров, раздвинулись кресла, превращаясь в кровать, под пледом возникла интимная возня, на пол полетели кружевное бельё и его плавки, когда-то подаренные Олей. Оля отвернулась к иллюминатору, и видя, как краснеют её мочки ушей, он знал, что она следит за каждым его движением по отражению на черном стекле.

«Пусть ей будет больно, как было больно ему. Пусть прочувствует, каково быть отвергнутым, каково потерять веру в любимого человека, когда все мосты отступления к другой жизни уже сожжены и мысли о любимой переполняют всю твою сущность, и уже дальнейшее существование немыслимо без неё».

Андрей возился с девицей долго, нарочно растягивая время, представляя и повторяя всё, что проделывал с Олей. Писал, словно длинный рассказ, со всеми знаками препинания, и в конце поставил жирную точку.

– Теперь мы квиты? – хитро улыбнулся Андрей, обращаясь к Оле, и хлопнув по попе свою временную подругу, добавил. – Как тебе?

– А мне-то что, – буркнула она, делая вид, что ей всё равно, но ей это плохо удавалось. – А по правде, все внутри выворачивалось, готова была убить!

– Значит, все ещё любишь?

– Любишь – не любишь?! В ромашку гадают… а я тут для мебели, что ли? – картинно возмутилась девица, поднимая разбросанные вещи и потом, довольная полученным удовольствием, улыбнулась и пошла к бару пить коньяк с другим пассажиром.

Вот ей было в самом деле всё равно.

***

Андрей проснулся от телефонного звонка. Мобильник где-то надрывался соловьиной трелью. Андрей шарил в темноте по постели и не мог найти. Включил лампу и, отыскав телефон, сонно ответил:

– Да. Кому не спится в ночь глухую?

– Это я Оля, – ответил мобильник. – Не спится, мне в вагоне. И я подъезжаю к Москве. Утром можешь встретить? Можем пообщаться недолго. А потом проводишь к дочери, они разводятся и мне надо быть у нее.

Андрей окончательно проснулся и взглянул на часы. Было шесть часов утра. В комнате сильно пахло эвкалиптом от разлитой бутылочки масла – подарок крымских друзей.

– Приснится же такое, не угорел ли я от масла? Пора одеваться и ехать на вокзал. Все-таки надо встретиться с ней и поговорить серьезно, а то подруга совсем от рук отбилась…

Одинокая волчица. Аферистки
Ироническая проза

Ольга подобрала Марину на Каменном мосту при выезде из Минска. Увидев на лице подруги тревогу и озабоченность, она сразу спросила.

– Что-то случилось?

– Да, соседа-музыканта, который временно остался без работы, обещавшего поставить беседку, на рыбалке клещ укусил – и сосед теперь в реанимации с подозрением на предынсультное состояние. Кто теперь будет делать, как я задумала? Мне бы мужика с умелыми ручками… Мой-то муж поможет, где подержать, где отпилить…

– Будет тебе мужик, – сказала Ольга, выпустив руль и хитро потирая руки. Есть у меня такой!

– Да, – обрадовалась Марина, – а я его знаю?

– Конечно. Это Андрей из Москвы. Если хочешь, вызовем. Он давно уже рвется ко мне. Его приняли в Союз писателей, и он хочет отблагодарить тех, кто был вдохновителем этого процесса. Заодно и отдохнем вместе у тебя на даче. Так сказать, совместим приятное с полезным. Позвонить?

– Да, конечно.

Ольга набрала номер Андрея.

– Алло! Привет, Андрюша. Тут нужна помощь одной твоей читательнице – на даче поработать творчески над её беседкой, заодно и отдохнуть. Сможешь приехать, не слишком занят? Да, ждем. Все, приедет, – улыбнулась Ольга своей очаровательной улыбкой, потирая руки. – Он легок на подъем. Как тебе моя афера?

– Обрадовалась она, ты руль-то не отпускай. А то будем плакать в канаве на обочине. Аферистка!

Город встретил Андрея утренней свежестью, зеленью чисто вымытых после весеннего дождя улиц, аккуратно выстриженными газонами и добродушными горожанами, готовыми рассказать и показать все достопримечательности города и даже провести туда, куда надо.

Но Андрей уже был в курсе и не стал обременять жителей – и вежливо откланявшись, взял направление на Ивинес, туда, где его ждали. Конечно, авантюра Оли Андрею нравилась. Предлагалось поставить беседку на даче и сделать стол из полубревен со скамейками за еду и проживание на даче. Да Андрей и так бы не взял денег. Но предложение подруг его забавляло, и он к «договору» прибавил и застолье: «Чтобы под столом что-нибудь стояло, чтобы, если что, было ответить местным „панам“, если они придут со своими „аргументами“. А то эти паны пустыми не приходят и что-нибудь все равно принесут выпить».

Он давно хотел встретиться с Олей и обсудить все вопросы, но расстояние и выкрутасы жизни преподносили все больше и больше нерешенных вопросов и задач, которые, в конце концов, надо было все равно решать, и решать немедленно. В надежде склеить разбитую скрипку и, если удастся, что-нибудь сыграть. И Андрей, бросив все, поехал в Минск.

Вот хутор из пяти домов, здесь Марина купила себе землю и полусгнивший заброшенный домик, который поначалу привел подруг в ужас от выбора Марины, но теперь обретал очертания дачи и вполне жилого строения, в котором уже можно было жить не только летом, но и зимой. Разобрав деревянную пристройку к дому, Марина за предыдущее лето построила двухэтажное строение из пеноблоков, которое должно было стать потом гаражом перед будущим домом в два этажа. Дальше по плану были баня и сарай, но беседка из бревен была камнем преткновения перед всем строительством и началом всех начал, где она могла бы отдыхать вместе с внуками. И поэтому беседка стояла во главе угла.

Автобусы от автовокзала не ходили, и маршрутка, подобрав Андрея на метро «Пушкинская» по звонку Марины, живо вывезла его на зеленые просторы. И по пути следования на Ивенец Андрей, как всегда, был приятно удивлен, что не было ни одного заброшенного пустыря, заросшего бурьяном. Каждое поле и даже участок земли были засеяны чем-нибудь и аккуратно ухожены. И ни одного клочка бумаги и полиэтилена по обочинам дороги, чего, к сожалению, не скажешь о городе Москве и российских просторах.

Марина радостно встретила Андрея у ворот. Но узнав его попутчицу, вышедшую вместе с ним на остановке из маршрутки, обрадовалась еще больше. Она продавала свою дачу, которую Марина сватала одной из подруг, которая, побывав у неё в гостях, захотела тоже жить на природе возле Налибокской пущи. Андрей стоял, долго наблюдая разговор двух дачниц о купле и продаже. И хотел было демонстративно повернуться и уйти обратно к остановке, но Марина, наконец, поняла, что надо приглашать всех в дом.

– Заходите в дом, – виновато сказала она, дежурно чмокнув Андрея в щечку. Зная еще по Коктебелю об упертости Марины все задуманное доделывать до конца и о любви поговорить, он не стал обижаться. Он уже здесь был два года назад зимой – и поэтому просто прошел в дом, переоделся, включил музыку, чайник и стал терпеливо ждать, пока женщины не обсудят все вопросы. А вопросов было много, от стоимости участка до саженцев и рассады, когда что сажать и сеять. Марина могла говорить часами о сыне, внуках, невестке, подругах и муже, были бы свободные уши. И эти уши соседки она упустить не могла, зная, что уши Андрея никуда не денутся. Пока они не встретятся с Олей, которая должна прикатить на своей «ласточке» только вечером, после работы.

Проводив соседку и попив чаю, Марина показала уже приведенный в нормальный вид участок и фронт работы. Работы, по ее замыслу, было непочатый край: спилить два клена, привезти тонну цемента, сделать сетку для просеивания песка, соорудить беседку и стол длиной пять метров из бревен, привезенных для бани, распустив пополам, и две скамейки. Это пока, для начала, Андрею с ее мужем Остапом на неделю. А в перспективе были баня, сарай, дом в два этажа и забор – для желающих. Работа была посильная Андрею, но везти пять бревен на лесопилку было себе дороже. И Марина предложила распилить их на месте, бензопилой. Андрей сразу объяснил ей, что трудно или почти невозможно это сделать, как это сделала бы пилорама, ровно и хорошо.

– Тогда я приглашу пана Зюзю, он тут все перепилит, только попроси.

Так, за разговорами и воспоминаниями, прошел целый день. Вечером прикатила Оля. Устало улыбаясь, обняла и поцеловала Андрея. Ужин был уже готов. Выпили коньячок, привезенный Андреем из Москвы, закусывая колбасками, заранее приготовленными на мангале. Все остались довольны.

Утренней маршруткой приехал из Минска и Остап. Позавтракав и переодевшись в рабочую одежду, приступили к делу. Сколотили сетку для просеивания песка. Спилили два клена, мешавших росту помидоров. Съездили за цементом в магазин. И занялись беседкой. К обеду столбы уже стояли, и на них были брошены балки и скреплены уголками и пластинами, заранее приготовленные Остапом.

Женщины были довольны работой мужчин и угостили не только обедом, но и водкой. Из хуторян никто не зашел, все были заняты делом: покосом, дровами и скотиной. И даже пан Зюзя проезжал на велосипеде с бензопилой на багажнике с такой скоростью, как будто за ним кто-то гнался. Все были при деле. И все же Марина, вечером подкараулив его, пригласила, чтобы обсудить вопросы распиловки шести бревен вдоль для стола и скамеек.

Пан Зюзя недавно женился и зарабатывал на жизнь тем, что выполнял любую работу по окрестным хуторам и в городе, на время, завязав с выпивкой. Выпить сразу отказался и, деловито обойдя кучу сосновых бревен, улыбнулся своим беззубым ртом и что-то проговорил, а что – никто и не понял, будет он распиливать или не будет. И в последующие дни он проезжал мимо дома еще быстрее.

Работы было еще много, и Андрей с Остапом делали свое дело, не забывая и про чайник, в который Марина для удобства в употреблении перелила абхазский коньяк из пятилитровой канистры. За три дня беседка была почти готова, кроме перекрытия из пластика. И Остап поехал по рынкам в поисках такового.

По его звонку на мобильник стало ясно, что пластика именно такого цвета, зеленого, нет. И обещают только к концу месяца. А пока он займется своими больными зубами.

Андрей без дела не сидел, доделывал стропила и скреплял пластинами так, чтобы не сдуло потом ветром.

Оля, довольная тем, что может быть вместе с Андреем, взяла выходные и была тоже при деле, как могла, помогала ему – что подать и принести. Каждый раз, когда Оля что-нибудь приносила, Андрей благодарил ее, нежно улыбаясь.

– Ну, спасибо, моя хорошая. А ты моя?

– Угу, – каждый раз отвечала она.

– Ответ неправильный. Правильный ответ состоит из двух букв. И начинается на букву «д».

– И каков твой положительный ответ?

– Положительный…

Спать в доме было жарко, и они облюбовали второй этаж гаража, где никто не мешал их общению.

Неделя прошла незаметно. Андрея в Москве ждали неотложные дела. Но полубревен для беседки, которую он обещал сделать для Марины, как не было, так и нет.

– Нет, не отпущу, – возмутилась Марина. – Андрей, ты мне должен стол для беседки и будешь теперь в долгу.

– Вот насчет долга не надо, – рассмеялся Андрей, складывая вещи в рюкзак. – Моли Бога, чтобы Оля опять не выкинула какой-нибудь фортель. А то мы с Остапом все приведем в нулевое положение. Все то, что сделали: разберем сетку для просеивания, посадим два клена на место, разберем беседку и отвезем тонну цемента обратно в магазин. А что касается Оли, ликвидируем ремонт в ее минской квартире, сделанный мной несколько лет назад. Разберем забор в Пружанах, гаражную дверь, качалку и печь.

– Какую печь? – в один голос возмутились женщины.

– Ту печь, которую я обещал соорудить в огороде в Пружанах, но, как всегда, не хватило времени. Так я сперва сделаю, натоплю, а потом разберу на части. Аферистки!

– Так нечестно, – надула губки Оля, – мы так не договаривались…

– А что, мы хуже других? Есть люди, которые при уходе после размолвки уносят с собой не только подарки, но и обои со стен. Так что вы попались со своей аферой. Если что не так… приезжаете в субботу из города отдохнуть, в беседке шашлычков покушать, винца попить, а беседка уже разобрана и аккуратно по стопочкам лежит. Ну, Ольга Николаевна, каков теперь будет ваш ответ? Ты моя навеки?

– Да, да, да! – улыбнулась Оля, нежно поцеловав Андрея. – Теперь уже навеки, а то печку разберут. А без печки нам никак!

Андрею послышалась музыка. Где-то играла скрипка. Это сосед по хутору заиграл на скрипке.

Чертополох
(Репортаж из поднебесья).

«Время – понятие относительное. Её можно растянуть до бесконечности или сжать до размера песчинки и наполнить абсолютной правдой. А потом, превратив в пыль развеять во Вселенной, создавая новую Галактику истиной правды. И снова искать истину среди миллионов звезд?»

«И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы».

Ветхий завет. Гл.1.Ст..4.

«Боги говорят с нами лицом к лицу только тогда, когда нас у самих есть лицо».

К. Льюис.

Вместо пролога

День на удивление выдался ясным. Весь предыдущий день и вечер я тешил себя надеждой, что будет нелетная погода и отложат прыжки. Но тщетно. И вот старенький «кукурузник», оторвавшись от бетонки, качнув зелеными облупившимися крыльями, набирал высоту. Прыгнуть с парашютом для человека, которому стул, поставленный на стол, чтобы завернуть лампочку, была уже высота – кружилась голова и тряслись поджилки – была мечтой всей жизни.

– Такого страха раньше не было, – говорил я инструктору, синеглазому «однокашнику» Иршату Шарипову, бывшему летчику, сохранившему оптимизм, несмотря на жизненные неурядицы, стараясь перекричать рев мотора.

– Мы же с тобой в летное училище поступали, страх появился потом. Когда я сдуру по бесплатному билету профсоюза полез на Останкинскую башню посидеть в Серебряном зале с двигающимся полом. Попивая шампанское полюбоваться огнями вечерней Москвы.

Но когда нас, изрядно накачанных не только шампанским, вывели на смотровую площадку с прозрачными полами, сердечко и ёкнуло. Я почему-то под собой почувствовал не высоту, а бездну пропасти и от падения в которую отделяло лишь тонкое стекло, словно треснувший лед. Пришлось поменять профессию промышленного альпиниста на плотника.

Вот и сейчас боязнь высоты даже хуже чем на горе Ай-Петри в Крыму. Помню, так же дрожали колени там, наверху, когда я, желая посмотреть на море с высоты птичьего полета, к желтым ограждениям подошел только после трех стаканов «Черного полковника». Вино придало мне смелости и силы, стал ощущать себя как-то по-новому. А может, все-таки надо было «дернуть» грамм сто пятьдесят коньяку. Для храбрости!?

– Ничего, клин клином вышибают, вот прыгнешь с парашютом, и все пройдет! – Тебе легко сказать, прыгнешь, но как это сделать? Признаться, один раз я уже прыгал в Коктебеле в Крыму во время летнего отпуска. Хотя ощущения были неописуемыми, назвать это прыжком было трудно. За пятьдесят гривен вместе с парашютом подцепили с берега на длинном фале, потаскали за катером над заливом и бросили в холодное море у горы Хамелеон. Да и страх не прошел. А мне хочется свободного полета, как во сне – раскинуть руки – крылья и парить над землей.

– Сейчас полетишь!

И вот я в дверях с извечным Гамлетовским вопросом, облаченный в комбинезон, каску, кроссовки, очки и два парашюта: спереди и сзади. Я последний. Прыгнувшие до меня разноцветными зонтиками рассыпались под моими ногами и, описывая замысловатые круги, летели к земле. Последние наставления Иршата:

– Отсчитай до десяти, а потом со всей дури тяни вот за это кольцо, если вдруг парашют не раскроется, отцепишь основной, как я тебя учил и дернешь вот за это кольцо, орать можно, но только не матом – внизу все-таки девушки-спортсменки. Легкий толчок в спину и я уже лечу к матушке-земле…

Ощущения были странными, сначала захватило дух и все сжалось пониже живота. Так бывает на качелях, когда уходишь вниз и в маленьком самолете на воздушных ямах. Но тут была одна бесконечная яма.

– Ирша-а-ат! Чтоб тебя, – орал я на всю округу. Потом меня закрутило, воздух забивался в рот так, что невозможно стало дышать. Закрываю рот, открываю глаза и вижу, мало того, что меня раскручивало, но я еще летел лицом вверх. И вмиг осознал, что мой парашют в таком положении не откроется. Пытаюсь перевернуться – не получается. Не знаю, как это вышло, но я дёрнул за кольцо. Наверное, с перепугу. Я ждал обещанного Иршатом хлопка, но его не последовало. Посмотрев наверх, вместо купола увидел нечто похожее на кусок простыни с подушкой, от которого к моим ногам тянулись «бельевые» веревки. Меня охватил дикий ужас и перед глазами замелькали кадры из моей прожитой и будущей жизней, пронеслись годы и тысячелетия, спрессованные в мгновения…