Текст книги "Чертополох. Репортаж из поднебесья"

– Копать пойдем ночью, или утра дождемся? – все шутил я, не веря его байке, но, отвлекшись от грустных мыслей, я готов был перекопать с ним всю долину от горы Волошина до Кара-Дага. – Лопаты я у Сашки возьму! И, кажется, я знаю, где надо копать. Ну, спасибо за компанию, пожалуй, я пойду, отдохну.

Шагая к дому, я затянул популярную здесь песенку: «И когда на море качка, и бушует ураган, приходи ко мне морячка, я любовь свою отдам. Я любовь, я любовь, я любовь свою отдам»! Делиться любовью было не с кем, и я решил напиться. Несмотря на позднее время, винный магазин на углу у пирса еще работал, и девушка – продавщица, уставшая от жары и покупателей, нехотя и вяло отпустила мне бутылочку «Черного полковника». Сказать по правде, я мог купить любое вино в несколько раз дешевле. Но я решил проверить то ощущения, которое испытал на перевале. Где меня угостили бесплатным вином, и я почувствовал всплеск памяти с картинками прошлого и будущего. – … и, когда на море качка, – услышав пение, соседская собака, хотела залаять но, узнав меня, демонстративно отвернулась, легла и стала досматривать свой собачий сон. При слабом освещении единственной лампочки на столбе, освещавшей улицу и двор, я нащупал калитку. Пить один, как последний алкаш, я не мог, поэтому выставил на тумбочку все фотографии Олеси и налил ей и себе в высокие стаканы. Запах вина был приятен, вкус миндаля на языке после маленького глотка говорил о плотности и многосложности купажа разнотравий. Я наслаждался послевкусием – обволакивающей нёбо нежной текстурой вина. Распробовав вино, я выпил его до дна. Прохладная изумительная жидкость, медленно влившись в меня, начала согреваться и растекаться по телу. Вдруг я почувствовал удар, схожий ударом кувалды по голове, только не снаружи, а изнутри. И такой силы, что потемнело в глазах. Другой стакан с вином, налитый воображаемой Олесе, опрокинулся на пол и вино струйкой потекло в щель, вытекло из-под дома и, смешавшись с водой из-под крана, по канавке устремилось к ручью возле дома, чтобы потом слиться с мутной речкой и смешаться с морем. Я почувствовал, как мои мысли, тоже вытянувшись в вполне осязаемую нить, потянулись вслед за ручьем и, влившись в море, с огромной скоростью полетели по воде. Я еще со школы знал, что вода является хорошим проводником электричества, но чтобы служила проводником мысли, я даже представить себе не мог. И я, оседлав мысль, как на водных лыжах мчался за ней. Сперва – по Чёрному морю, потом – Средиземному, оставляя за собой проливы, острова и полуострова, наконец, вырвавшись в Атлантику и обогнув Черный Континент, полетел к Антарктиде. Долетев до айсбергов с пингвинами в черных фраках, мощным выстрелом полетел в Космос. Неизвестно, сколько я там был, но вернулся отягощенный знанием обо всем что было, есть и будет. Любой другой сразу бы свихнулся, но только не я. Я был готов получить эти знания и стремился к ним всю свою жизнь. И я их получил, сразу, как из интернета, папкой, но ключ к этим папкам был отдельный, и чтобы открыть, нужны были простые символы или знаки из моей последней жизни, которыми я должен был воспользоваться.

Всю ночь снился Цезарь, который рядом со мной в латах с мечом громил ряды воинов Нечистивых – потом мы вместе с ним метались по Вселенной, собирая осколки планет. Я проснулся от звона в мобильнике, который призывал голосом пионервожатой на зарядку… Какая там зарядка! Сперва нужна была зарядка для глаз, чтобы хотя бы их раскрыть, а потом, если удастся, поднять руку, найти телефон и нажать на кнопку – иначе он разбудит весь двор. «Нет, пить так нельзя»! – произнёс я почти вслух. Удалось. Удалось встать, найти мобильник в белых брюках на полу у порога и нажать на кнопку. Мое отражение в зеркале гардероба желало быть лучшим. Я невольно стал вспоминать вчерашний день. Вспомнил Цезаря в латах с мечом, отбивающегося от Нечестивых сил, потом, как я мчусь по волнам океана и лечу в космос. Вспомнил и сразу протрезвел, меня захлестнула радость, как будто я выиграл миллион. Но даже все богатства на свете не идут ни в какое сравнение с тем, что получил знания. И тут же отразился в мозгах символ двух схлестнувшихся головастиков – Ин-Янь. Такие символы я видел на берегу в лотках у торговцев с побрякушками.

– А на привлечение чего Вы хотите купить талисман? – спросила черноглазая татарка, улыбаясь и заигрывая со мной.

– Не знаю, мне нужны все.

– А денег хватит? Они все-таки дорогие… Может, Вы посмотрите по каталогу и решите для чего?

– А есть?

Она, также улыбаясь, протянула мне каталог символов и краткое описание того, что они означали. Отдав ей три гривны, я сразу же начал листать страницы ксерокопий с символами. Такие же символы роились в моей голове. Я должен был найти похожий символ. Да, это мой знак гороскопа Близнецов. Получилось. Это был один из секретов Вселенной, который говорил о том, как можно достичь желаемого с помощью Закона притяжения. Закон притяжения гласит: «Мысль становится предметом»! Оказывается, надо просто подумать о том, чего ты хочешь, каждый день визуализировать предмет твоего вожделения: здоровья, отношений или богатства – и Вселенная покажет тебе путь достижения цели. И в конце – концов, если верить в это, цель будет достигнута. Моя цель была Олеся. И я подумал, что она меня любит, и даже, что мы уже поженились и живем в роскошном доме у пруда с лебедями, голубятней и кустом сирени под окном.

Глава одиннадцатая. Миг одиннадцатый

В Минск я прибыл в тёплое августовское утро. Новый «Чыгуначный вокзал» встретил меня очаровательной улыбкой Олеси и её горячими поцелуями. Город поразил меня стерильной чистотой улиц и доброжелательностью горожан. Создавалось впечатление, как будто время остановилось в восьмидесятых годах, словно и не было ни годов перестройки, ни годов оголтелого капитализма. Здесь не было той московской суетливости – лишь бы поскорее что-то урвать. Урвать как можно больше – что угодно: денег, работы или места под солнцем, и независимо у кого, у государства или у соседа.

И наблюдая за минскими водителями, уступающими пешеходам, я вспоминал московских, «наступающих» на пятки, готовых задавить. И невольно подумал: «Что это? Вроде недавно жили вместе. А такой контраст между Москвой и Минском! Это что, нежелание белорусов жить „в ногу“ со временем»? Что бы ни было, мне понравился город своей чистотой; откупорив бутылку пива, по привычке хотел бросить пробку, но, постеснявшись, положил её в карман с мыслью потом пристроить к какому-нибудь другому мусору – идти до урны было далековато и не по пути. Но что интересно, с пробкой в кармане я проходил весь день, так и не найдя ей напарника. И, заметив неодобрительные взгляды прохожих в свой адрес – я был единственным, который праздно шатался и пил пиво прямо на улице, прекратил употреблять сей напиток на виду у всех.

И у меня появилась ревностная идея, как можно на дольше отодвинуть день присоединения СТРАН, чтобы не понаехали сюда другие и не загадили этот райский, по сути, уголок. При этом я пытался ничего не говорить вслух, чтобы не сглазить. Чистота была кругом не только в столице, но и в пригородах. Меня поразили аккуратные домики с прибранными двориками и беседками из виноградной лозы вдоль чистых асфальтированных улиц, лебеди, плавающие в пруду городка Пружаны и большое количество велосипедистов на улицах. Я обрадовался, что ещё не всё потеряно, что есть ещё руководители, для которых до всего есть дело, и даже, казалось бы, такого пустяшного дела, как сбор пластмассовой посуды в отдельные контейнеры.

Гуляя с Олесей в ухоженном парке вдоль канала на улице Седых, отметил для себя, что, несмотря ни на что, жизнь все-таки прекрасна. Еще не подозревая о дальнейших моих приключениях.

Потянулись дни, одни похожие на другие. Я курсировал между Москвой и Минском, когда удавалось сорваться с работы. Как правило, это было в перерывах между заказами на ремонт квартир. Я как мог, помогал Олесе в её ремонте, где она, сокрушив все стены, пыталась сделать модную в то время квартиру-студию. Но я еще не думал о серьезности наших отношений. Да и я, привыкший к «сладкой жизни», не хотел расставаться с тем, что «лепил» и к чему привык в течение десяти с лишним холостяцкой жизни после того, как застукал жену с директором магазина – лицом кавказкой национальности. Ну, как лепил? Особо и не старался. Просто из-за своей телячьей доброты я не мог сразу рвать отношения, и за мной всегда тянулся длинный след любезностей, приливов чувств, расставаний, слез и моря цветов – небольшие островки с тихой гаванью, где можно было спрятаться от жизненных невзгод. Олеся знала об этом и прощала меня. И «праздники души», как она выражалась, устраивали нас обоих, пока, до поры до времени. И я, уверенный в том, что так всегда и будет, не подозревал, что наши отношения зашли слишком далеко, и от моего островка благолепия, которым я в душе тешил свое самолюбие, к осени следующего года остались одни воспоминания. И я, уже целиком переключившись на Олесю и её заботы, за два года знакомства не представлял дальнейшей жизни без неё. Она тоже приезжала в Москву к дочери – студентке, – и мы встречались с ней. И её пока устраивал экспедиционный характер наших отношений, и большего она не требовала от меня. Да и я, уже обжегшись один раз, дул на кефир – было страшновато наступать на одни и те же грабли. Осенью, как бы между прочим, она объявила мне, что хочет поменять работу, возможно, с заграничными командировками. Я, ничего не подозревая, дал согласие и с головой ушел в работу – надо было поправить финансовое положение после совместного летнего отдыха в Крыму. И меня радовал мой успех – заказы шли одни за другими. Но когда я объявил Олесе по телефону о моём очередном приезде, она попросила, чтобы я повременил из-за продолжающегося ремонта. Через неделю позвонил опять. Трубку взяла её племянница Вера:

– А Олеси нет, – произнесла она, тяжело дыша в трубку.

– На работе? – спросил я.

– Нет. Она в Польше, – последовал ответ.

– А когда приедет? – спросил я. – Обещала к Новому Году, – и короткие гудки, как смертельный приговор, долго еще звучали в моих ушах.

У нас с Олесей был уговор – оставить все как прежде, но праздники, дни рождения и Новый Год отмечать вдвоем. Говорят же, как встретишь Новый год, так его и проведешь. И я теперь ждал Нового года, до которого оставались еще три долгих месяца, и каждую неделю интересовался об Олесе, и каждый раз слышал один и тот же ответ: «Нет, не приехала еще»! На звонки по мобильному телефону она не отвечала. Сообщения тоже оставались без ответа. И так до самого Нового Года, до наступления которого оставались шесть мучительных часов. Когда зазвенела трубка с позывными о письменном сообщении, я рванулся на кухню, обрадованный тем, что письмо от неё – приехать к ней к Новому Году я уже не успевал, но через каких-то двенадцать часов я мог обнимать и целовать её. Но не тут-то было, она поздравляла меня с наступающим Новым годом, желала всяческих успехов, писала, что я был в её жизни хорошим парнем, и желала мне успехов в дальнейшей жизни…

У меня всё оборвалось, надуманное счастье осколками телефона разлетелось по кухне, потемнело в глазах, предательские слезы, выкатившись из глаз, зашипели на сковородке. Это был конец.

– Да провались… оно всё! – вырвалось у меня от досады. Новый год я встретил один с бокалом шампанского и фотографией Олеси на столе.

Весть о том, что цунами в Индийском океане унес тысячи жизни, ошеломила меня. Я почему-то сразу подумал о своей причастности к этому. И в ту же ночь мне приснился сон. «Крылатый», в ядовито-зеленом фраке с хрустальным цветком чертополоха на лацкане, босиком, встав на подоконник моей комнаты, с довольным видом аплодировал мне:

– Браво! Молодец! Ты, Бородулин, начинаешь мне нравиться. Мне осталось дождаться разочарования хотя бы половины землян. Но без хаоса не обойтись!? Надо рассорить тещу с зятем, соседа с соседом, евреев с арабами, европейцев с азиатами, север с югом, континенты с континентами…

Придется подключить толстосумов. С ними можно договориться, посулив приумножения богатства с продаж оружия и земляных ресурсов. Им бы побольше урвать, даже не догадываясь, что им скоро это не понадобится, не успеют потратить!

Пролетели еще три мучительных месяца в ожидании каких-либо разъяснении от Олеси. Я, зная её характер, даже уже и не ждал ответа, но в душе надеялся и верил на торжество справедливости, которая теперь была в конфронтации со мной; я, не переставая, звонил ей по всем телефонам и отправлял сообщения. И решил однажды написать Олесе длинное письмо, на которое, по моим представлениям, она не могла не ответить. И она ответила.

«Привет милый! Письмом порадовал. Спасибо. Но неужели ты не понимаешь, что этого мало. Очень мало! Я уже так жила. И знаешь – любовь проходит очень быстро. Любить женщину для мужчины – тяжелый труд. Но и женщина, в свою очередь, ощущая и имея то, что ей дает мужчина, отдаст во сто крат больше нежности, любви, страсти и заботы. Хочешь ты этого или нет, пусть это даже некрасиво звучит, но мужчина всегда покупает женщину. Будь то его любимая или „просто надо развлечься“. Ты живешь и воспринимаешь действительность, как раньше: Если любишь – „с милым рай и в шалаше“. И пусть она будет счастлива только за то, что я ее люблю. Мужчина боится вкладывать в женщину деньги, пока она не жена, а потом считает – а зачем? И так хорошо»!

И в очередной раз, уже в апреле, на другом конце телефонного провода мужской голос ответил, что Олеся в Москве. Я сразу позвонил дочери Олеси, Свете, и спросил о маме, но она как всегда, ничего утвердительного не сказала. Не веря никому, я ещё раз перезвонил в Минск. Ответившим на мой звонок оказался Верин муж, который временно проживал в Олесиной квартире, и он подтвердил еще раз, что Олеся, Светина мама, уже полгода как в Москве у дочери проживает и нянчит внуков.

«Ну, все попались! – обрадовался я. – Это значит, она была рядом со мной, и так врала, заставив врать и детей. Ну, теперь держись, Олеся! Я тебя съем»!

– О, Даниил! – удивленно улыбаясь, открыла дверь Света. – Хорошо, что пришел. Сюрприз для тебя – мама вчера приехала.

– Привет! – с виноватой улыбкой Олеся появилась из дальней комнаты.

– Этот сюрприз мог быть еще полгода назад, – рассмеялся я. Теперь я был готов простить им все, и даже ложь, потому что я уже держал в объятиях самое дорогое, что у меня было в последнее тысячелетие.

Опять потянулись дни, но уже наполненные смыслом. Опять захотелось жить. Любоваться красотами природы и сохранить все это для потомков. Прогуливаясь вдоль канала, мы с Олесей под дружное кваканье лягушек кормили диких уток и лебедей.

– Я, может, ошибаюсь, – сказала Олеся, обняв меня, – но у меня задержка.

– Но это же хорошо! – обрадовался я. – Будешь рожать?

– В сорок пять-то лет? Бабушке троих внучат? Смешно даже…

– Сорок пять – баба ягодка опять!

Через три месяца мы поженились. И через положенное время она родила мне сына. Защитника Земли.

«Да какой из него защитник? – подумал я, глядя на него, маленького, но очень похожего на меня. – Его еще самого надо защищать. Так что защищать Землю придется пока мне самому».

Проходили месяцы, я мотался между Москвой и Минском, пытаясь зарабатывать на хлеб насущный. Заработав, мчался к ним. И в поезде опять приснился этот навязчивый сон.

…Детская коляска, сорвавшись со стопора, покатилась на проезжую часть, по которой уже мчался черный «Бумер». Через затемненное стекло успел разглядеть лицо водителя в темных очках в золотой оправе, его босую ногу, давящую на педаль акселератора. Я из последних сил рванулся к коляске и оказался между коляской и машиной, и даже почувствовал удар зеркала по спине.

Проснулся и не мог понять, что это было. Как ни странно, жутко болела спина. Подумал, что отлежал. Но больше уже не мог уснуть…

– Представляешь, – сказала мне Олеся по приезду в Минск, – я сегодня чуть не потеряла сына – гуляя с ним, остановилась на углу возле бабок, купить бульбочки. И пока расплачивалась, смотрю, коляска сорвалась со стопора и покатилась на проезжую часть, по которой ехал черный «Бумер», я бросилась к ней, но коляска, не доезжая до дороги, вдруг сама остановилась, а машина, ускоряясь, проехала дальше… даже не тормознула. Странно как-то все это, но я ведь каждый раз проверяю стопор…

– Но ничего! В следующий раз будь по внимательней!

Глава двенадцатая. Миг двенадцатый

…Мир летел к чертям собачьим. Вместе с ним и я. В воздухе запахло хаосом и неразберихой. Надо было что-то делать. А что, я не знал. Вокруг белым роем завертелись газеты с пестрыми клише заголовок: «Революция в России», «Голодовка в Поволжье», «Пятилетку за четыре года», «Сводки информбюро», «Победа», «Русские в космосе», «Целина», «Дефолт», «Бомбежка Югославии», «Война в Ираке», «Удар по торговому центру», «Птичий грипп», «Солженицын: Как обустроить Россию», «Есть ли жизнь на Марсе», «Ночных бабочек выселили из Тверской», «Цунами в Индонезии унес тысячи жизней», «Мировой кризис», «Президент Грузии подавился собственным галстуком». Вот уже взрывались дома, и гибли люди. Огромные волны, встав на дыбы из морских пучин, смывали материки. …Мир летел к чертям собачьим. Вместе с ним и я.

Танки, встав на мост, прямой наводкой били по Белому дому, рядом с которым мы оказались в тот злополучный день. Мы должны были работать на строительстве филиала «Мост-банка». Но, по известным причинам, транспорт не ходил, и нам не смогли подвезти бетон, тогда мы разошлись по домам. Пришлось идти пешком и стать свидетелем шоу, иначе его не назовешь. Это было действо, своего рода спектакль. Никто толком не знал, что происходит. Сказали, одна шайка, захватившая власть, воюет с другой. И, что интересно, никто не принимал чью-либо сторону, а просто наблюдали со стороны и ждали, чем все это закончится. Народу было много на улицах, балконах и даже на крышах домов. Со звоном разлетались стекла с окон, которые мы с Александром Каменским устанавливали в своё время в строящееся здание Совета Министров, потом переименованное в Дом Правительства Российской Федерации. Танки били не по Белому дому, а по мне, по моим натянутым нервам. Повезло Каменскому, что он не видел всего этого. Отпевали Александра в церкви на Воробьевых горах год назад. Там, где он крестился и венчался. В церкви, вокруг которой прошла, по сути, вся его жизнь. Приехали мы рано и, поставив гроб с его телом внутри церкви, стали ждать, когда освободится батюшка. Пока ждали, успели стать свидетелями крестин, именин, свадьбы и отпевания. По сути, вся человеческая жизнь протекает под присмотром Всевышнего с его заповедями. Я размышлял, что за семьдесят лет существования СССР наши советские люди выпали из-под Его опеки и стали жить сами по себе. Кто как мог. Те, у кого была совесть, остались людьми. А другие пошли по наклонной. Хороший был человек Каменский – настоящий русский с польской фамилией. Он был невысокого роста в меру упитанный мужчина с голубоватыми глазами на добродушном лице. Его даже собаки не кусали. Пошли мы с ним как-то на обед, через пустырь, в соседнею столовую. А там стая собак бродила. Ну и кинулись они на нас с лаем. Я испугался не на шутку, потому как в детстве бывал уже в такой ситуации, и целый день просидел на дереве, пока не ушла стая. Санек же – нет.

– Да на, кусай! – ответил Санёк добродушно на лай разъярённой собаки, выставив руку вперед и медленно подходя к ней. Собака полаяла, а потом, успокоившись, подошла и облизнула ему руку. И он, сунув руку ей в пасть, стал играться с ней. Другие собаки тоже отошли и, улегшись поодаль, с интересом наблюдали за нами.

– Ну, ты даешь! – удивился я. – Что, знакомая собака?

– Да нет, – улыбнулся он, – просто я их язык знаю. Потом он ушел на пенсию и подарил мне циркулярную пилу и дрель. Дрель и пила все еще работают, а человека уже нет. Есть только память о человеке, который жил тихо и тихо умер.

Танки били по окнам, повалил черный дым. Народ не спешил покидать свои места в «зрительном зале», пока один из танков, развернувшись, не дал очередью из пулемета поверх наших голов. Нас как ветром сдуло, и мы поняли, что это не шутки, это была война. Кто их вразумит и разнимет? И я вспомнил легенду о Саке и Суке, которую рассказывала нам мама с братом в детстве. Мы с братом Николаем, который был старше меня на четыре года, как водится, всё время дрались.

– А ну, сейчас же перестаньте! – сердилась на нас мама. – Не то будете потом, как Сак и Сук, друг друга искать.

– Как это? – спрашивали мы с братом. Мама знала много легенд и сказок и, усадив нас возле себя, начинала свой рассказ:

– Давно это было. Жили тогда два брата и как вы, все время дрались между собой. То игрушку не поделят, то еще чего. В один прекрасный день, когда они опять подрались, рассердилась на них мама и сказала: «Надоели вы мне. Глаза б мои вас не видели. Будьте вы прокляты»! И больше их никто не видел. Потому что после её проклятий сверкнула молния, ударил гром, и братья, превратившись в соек, вылетели в окно. Долго летали они по свету в поисках друг друга и никак не могли встретиться.

«Сак!», – кричал один брат, увидев брата.

«Сук!», – отвечал другой. Но когда подлетали друг другу, перед ними вырастали высокие горы. Пройдя годы, они опять встречались.

«Сак!», – кричал один брат.

«Сук!», – отвечал другой. А когда приближались друг к другу, вырастал дремучий лес. И по сей день летают они по свету и ищут друг друга, и не могут встретится. И домой не могли попасть, потому что все окна и двери навсегда были закрыты для них. Так что не сердите маму»! И мы с братом надолго утихали.

Теперь я понял, почему тогда в Питере стоял, как завороженный, возле картин Айвазовского «Девятый вал» и Брюллова «Последний день Помпеи» – это было предупреждение Земли, только написанное руками великих художников. Но там была еще одна картина, которая потрясла меня не меньше – это работа Бартоломео Эстабан Мурилио «Вознесение Мадонны» 1670 года. Возле Мадонны я простоял весь день и вместе с ней парил над грешной землей, еще не понимая, что мы обречены. Вспомнил «Чёрный квадрат» Малевича, впоследствии признанный как великое творение художника. Самой картины я не видел, а только интерпретацию на вернисаже художника-экспрессиониста Александра Трифонова, пишущего в том же ключе. Можно смотреть на чёрный по-разному, как на шутку художника, но можно смотреть на него с воображением и рисовать свою картину в квадрате, как это делает Трифонов, а ещё можно представить, что когда-то мир был таким, и таким он может стать вследствие ошибок человечества. Вначале было слово, и слово божественное, но может статься так, что некому будет слушать и читать это слово. Недалёк был тот день, когда американцы, подстрекаемые посланцами «Крылатого», начнут вынашивать в коридорах ЦРУ идею всеобщей американизации Земли, отстранив Россию, своего соперника, являющегося препятствием на их пути закабаления землян.

Недалёк был тот день, когда они влезут в Афганистан, под видом гуманитарной помощи разбомбят Югославию, Ирак, Ливию, Иран, Сирию, Южную Америку, Африку, Северную Корею, Филиппины, Китай, Индию, мотивируя это помощью местной оппозиции и поиском террористов, которых сами же и создадут. Сфабриковав террористическую акцию по Торговому центру и Пентагону и разбомбив полмира, они вызовут против себя гнев не только народов, но и природы – тайфуны и ураганы смоют половину штатов. США начнут вынашивать идею цветных революций, чтобы навсегда отрезать страны СНГ от России и сделать их членами блока НАТО, пока не разделят мир на два враждующих лагеря севера и юга. Пока не вызовут всемирный потоп, взорвав атомные бомбы на полюсах. И кучка миллиардеров, взобравшись на непотопляемые авианосцы, будут бороздить океан, отстреливаясь от оставшихся в живых, в поисках пищи и глотка пресной воды.

– «Господа, – улыбнулся председатель ООН, блеснув белыми зубами и тряхнув седой, в мелких кудряшках головой, – мы пригласили на наше заседание писателя-фантаста из России Даниила Бородулина, лауреата Нобелевской премии в области литературы и искусства для поднятия, так сказать, престижа нашей организации, как единственной, которая может еще противостоять разрушительным действиям. Хотя он и пишет на отвлеченные, казалось бы темы, но пишет о делах земных, о нас с нами… Прошу!

– Господа! – тихо начал я свое выступление, выйдя на трибуну. Яркий свет и внимание такого скопления людей выбили меня из колеи и привели к небольшому замешательству, но я быстро овладел собой и своими мыслями.

– Громче, громче! – крикнули из зала.

– Кстати, заметьте, два слова «господа» и «Господь» удивительно похожи. Обращаюсь к вам, как представителям землян, созданным по образу и подобию самого Создателя. Вспомним «Черный квадрат» Малевича, его забытый среди хлама подрамник-заготовку для будущей картины, позднее признанный великим творением художника! Можно по разному смотреть на этот «шедевр», но ясно одно – Мир был таким, пока не было сказано Слово. И слово это было «Бог». Но может статься так, что в результате нашей бурной деятельности, и особенно в последнее время, некому будет слушать и читать это слово. Мы рубим сук, на котором сидим. Многие в погоне за прибылью и сиюминутным благополучием забыли, что планета под названием Земля с ее океанами воды, с удивительной способностью запоминать все, что происходит вокруг нее, не безразмерна в поглощении остатков нашей жизнедеятельности, в поглощении всплесков негативных эмоций, идущих от обиженных судьбой людей. И все это черным протуберанцем выплескивается в пространство, вызывая ответный удар бумерангом в виде природных катаклизмов.

Пора, наконец, одуматься, бросить топор и слезть с того самого сука! Пора объединиться и перестать воевать друг с другом! Мы созданы Богом по его образу и подобию не для разрушения, а для созидания. Пора одуматься сильным мира сего и перестать копать себе яму, а нам всем встать на защиту природы. Если взяться всем сегодня, то получится»! – Оглушительный взрыв аплодисментов распугивает стаю диких уток. Аплодируют стоя. Корреспонденты бросаются к трибуне, и под вспышки фотоаппаратов овации утопают в шуме кряканья уток и кваканья лягушек, единственных моих слушателей – трибуна Генассамблеи ООН превращается в мосток через канал на улице Седых…

…Мир летел к чертям собачьим, вместе с ним и я. Танки, не переставая, били по окнам Дома Правительства. Это был конец, вернее началом конца! Кто их вразумит, и кто остановит, может, господь Бог? Но Бог не слышал, он был занят своими делами. Кстати, никто в последнее время Его не видел воочию. И мне захотелось если не пожаловаться и попросить помощи, то хотя бы краешком глаза посмотреть на него. И мне в тот вечер приснился сон.

Как будто мы в детстве играли в прятки в тальнике у речки. Заигрались и не заметили, как наступил вечер. Где-то пели соловьи и квакали лягушки в пруду. Было уже темно, но вдруг появились светлячки, и закружились над нами. И вот впереди меня на красивый цветок садится небольшой светлячок и, расправив крылья, сливается воедино с цветком. А на цветке, который уже светится изнутри, проступает роса. И я, как жаждущий путник, припав на колени, вдыхаю аромат и начинаю пить эту живительную влагу вдруг превратившегося в прохладную струю родника. Пью и не могу оторваться, чувствуя, как в меня вливается благодать, что-то великое и приятное, наполняя все моё тело и каждую клеточку. Это было божественно. И теперь Бог был во мне! И вдруг я понял, что Бог должен быть в каждом из нас соданных по его образу и подобию.

Вдруг гиря от часов вместе с ржавым замком и ножницами для стрижки овец с грохотом поднялась до верхней точки и запустила маятник, заставив часы тикать. Осколки планет начали собираться воедино, как в обратной съемке кино, и, вылетая из проема мой кровати, занимать привычное для них положение…