Текст книги "Игра законом"

Корчагин понял, что может подниматься в небо как угодно высоко. Разглядев с высоты спутника Москву и направив своё намерение на эту точку, он оказался возле Останкинской башни, где собирались сотни астролётчиков, притягиваемых сюда самым высоким строением столицы.

В последнюю ночь выход был кривой, глючный. Изображение напоминало плохо работающий чёрно-белый телевизор. Полуволк объяснил, что бывают такие дни, когда путешествия в мире изначального РА затруднены, и связано это с фазами Луны и иногда с погодными условиями.

Вечером пятого дня, при стандартной процедуре сбора грязной посуды, из окошка камеры на пол упал смотанный ломоть медной проволоки, обёрнутый небольшим кусочком белой бумаги. На ней Квадрат кривоватым почерком нацарапал «Добро и любовь всегда возвращаются в самый нужный момент. Удачи вам, люди».

Можно было и раньше догадаться, что особых проблем у блатных не возникнет с передачей кусочка меди. Деньги в изоляторе и зоне решали всё. В каждой камере, помимо телевизора, почти всегда в наличии было несколько мобильных телефонов, ноутбук с подключенным через модем Интернетом и микроволновая печь. Проволока выглядела какой-то дерзкой шуткой или издевательством, поэтому цена такой «посылки» была явно не высокой.

Стоянов-Семёнов распустил катушку, убедился в размерах мотка и скрутил проволоку обратно, положив под свою подушку. Вид его при этом стал серьёзный, и даже Жура, обычно проявляющий желание блеснуть остроумием, на этот раз тихо наблюдал за каждым движением седобородого. Поцеловав каменный кулон, фокусник выпрямил спину, закрыл лицо руками и ритмично дышал около получаса.

– Сегодня не выйдет, – тонким голосом произнёс он, открыв глаза.

– Почему? – выкатилось с губ Глеба.

– Не время…

– А когда время придёт?

– Завтра ночью сиганём, перед этим объясню, что вы должны сделать для успешного старта, – стальным басом ответил Стоян.

– Что вы сделаете? – переспросил Жура.

– Сиганём. А если точнее выразиться, то миганём. Очень быстро переместимся в пространстве. Так быстро, что ты сынок таких чисел не слыхивал. Хотя не твоя вина. К сожалению, наследие пращуров, в том числе арифметику, никто в школах давно не изучает. Кому-то понадобилось представить древних тёмными и безграмотными людьми, которых несколько веков назад облагородил цивилизованный Запад. Спорить с этим мне негоже. Но почему-то умалчивают, что наши предки оперировали такими математическими величинами, которые могли потребоваться только для трансгалактических перемещений и перелётов. Употребляемое до сих пор слово «сигануть» является производным от самой маленькой арифметической единицы сиг, который меньше секунды в триста миллионов раз! Меньше секунды также миг, мгновенье и доля. Ну как тебе, Саша?

– Я немного не справился с уроком, не верится даже…

– Ну, что же ты, а ведь уже давно семь пядей во лбу…

– Ну да…

– Вот тебе и ну… И, чтобы тебя окончательно добить, расскажу тебе про пядевую систему наших древних бабушек и дедушек, где основой вместо метра была пядь. Самая маленькая в данной системе малая мера «волосок», которая равна 0,0027 миллиметра. Самая большая – мглистая даль, в которой 10 000 дальних далей, каждая из которых была более 518 миллиардов километров. В сказке про Финиста ясного сокола Настенька летала за тридевять, то есть двадцать семь дальних далей.

– И куда же пропала эта система? Неудобно кому-то стало, видимо, – предположил изумлённый Клевцов.

– Не думаю. Удобней было, – закатывая рукава, говорил знахарь. – По рукам и ногам своим мерить можно было. Ведь две пяди это стопа, три локоть, четыре аршин, пять шаг. Язык продолжает хранить слова-меры: сажень, косая сажень, верста, столбовая верста, посохъ и многие другие…

– Слушай, до сих пор говорят про богатырей, косая сажень в плечах, – спросил Сеня, – это сколько в сантиметрах?

– Более трёх метров. Исполины жили. Слышали про таких? Диггеры до сих пор нередко находят их скелеты и черепа. Вообще, сказка не пустой придуманный рассказ; в ней, как и вообще во всех творениях целых народов, нет ни специально придуманной лжи, ни ухода от реального мира. Кудеса в сказках не выходят за грань естественности, и если поражают нас невероятностью, то лишь потому, что мы потеряли непосредственную связь с древними преданиями и их живое понимание…

Когда небесное светило находилось на границе земли и неба, Глеб почувствовал грубоватый толчок в районе шеи. Он не сразу понял, что ощутил это воздействие на тонком плане. Догадавшись, сознание мгновенно переключилось в другую плоскость. Там был лишь Волкодлак, как всегда мирно дежуривший в нескольких метрах от двери.

– Нам необходимо проснуться ровно в два часа ночи, – модулировались мысли Стояна. Стало понятно, что тычок был желанием обозначиться, не привлекая внимания других присутствовавших.

– Для чего надо вставать?

– Я должен показать тебе, почему ты попал сюда, в изолятор…

– Я и так знаю…

– Ты зришь только верхушку айсберга, я открою тебе его подводную часть, точнее сказать, помогу тебе её увидеть самому…

– А как я проснусь? Будильника-то нет, – послал очередной вопрос Корчагин.

– Во-первых, будильник всегда внутри тебя, своим намерением ты способен его активировать. Вспомни, сколько раз ты просыпался за пять минут до выставленного на подъём времени. А, во-вторых, твоё время светлое, оно приходит ровно в два часа ночи. Что такое свет? Это всего лишь отсутствие тьмы. Так вот, ты почувствуешь, когда тьма отступится.

Всё вышло именно так, как говорил седобородый. Глаза сами открылись в нужный час, и Глеб ясно понимал, что не проспал. Стоян смиренно сидел за столом, кончиками пальцев лаская каменный нашейный амулет. Уголки губ слегка подергивались, выдавая монотонную речь, напоминающую молитву. Равномерно подрагивающая свеча наполняла помещение чувством таинственности и загадочности. В золотистых отблесках светоча отражалось большое блюдце, наполненное водой, и лоскут белой ткани, видимо, отрезок простыни.

– Я давно хотел спросить, что обозначает твой камушек на шее? – очень тихо, чтобы не разбудить сокамерников, прошептал Жига.

– Талисманом может служить абсолютно любой предмет, всё, что пожелаешь, от ювелирного изделия или камня до ветки дерева, ногтя птицы или кусочка коры. Христиане носят нательный крестик с изображением Иисуса. Мне кажется, что только попы расценивают это как принадлежность к церкви, а простому люду требуется что-то в качестве талисмана-оберега. В любом случае только ты сам способен создать для себя предмет, который по-настоящему будет тебя оберегать и наполнять силой. Какой смысл и какую суть ты вложишь в амулет, таким образом он и будет работать. Лишь твоё намерение и сила мысли защищают твой мир и создают его, но никак не сила патриарха, муфтия, раввина или колдуна. Ты не подумай, сынок, что я безбожник какой-то. Вера это как раз то, что возвышает людей, заставляет работать их высшие силовые центры. Но не слепая вера, а та, которая граничит с вселенским знанием.

– Я горю нетерпением увидеть весь айсберг и, собственно, почему я оказался в таком дерьме, – вскинул брови Глеб.

– Склонись над блюдцем с водой. Я накрою твою голову белой материей. Вглядись в водную гладь, и ты увидишь то событие, которое перенесло тебя на данную линию жизни. Возможно, это будет человек, возможно, образ или вещь. Как только ты поймёшь, сразу же скидывай накидку и отпрянь от тарелки. Свет огня не даст мрачным потокам повредить твою защитную систему.

Около минуты глаза привыкали к темноте и к близко расположенному предмету. Адаптация проявила водную гладь, которая отражала пустоту пространства. Усиленная концентрация на объекте созерцания создавала голограммы стихийно всплывающих геометрических фигур различной формы и цвета. В одно мгновенье ярко-синий квадрат стал напоминать экран телевизора, на котором появилось изображение человека. Чёткость картинки не позволяла узнать лицо, однако удалось разглядеть, что в руках мужчина сжимает бумажку малинового оттенка с изображением Соловецкого монастыря. Ещё через несколько секунд Глеб опознал незнакомца. Им оказался бывший банкир Аркадий Вольнов, который был одним из немногих друзей, вызывающих безграничное доверие. Образ в воде стал быстро приближаться. Одной рукой Воля размахивал купюрой в пятьсот рублей, а второй рукой начал резко тянуться к поверхности блюдца.

Глеб грубо откинулся назад, сбросив с головы кусок простыни, и чудом сумел удержать стул на двух ножках. Поток света ударил по воде и изображение померкло.

– Узнал? – прищурился Стоян.

– Да. Это был мой старый добрый друг.

– Указующие детали, предметы или движения усмотрел?..

– В правой руке была купюра в пятьсот рублей. Он то нервно её сжимал, то тряс, разглаживая уголки бумажки…

– Ты деньги ему давал? Пятьсот рублей, вспоминай…

Корчагин всегда помнил, кому давал деньги, даже самые малые. Это было отличительной чертой его мировосприятия. В бренном мире обстоятельств, деловых встреч и разнообразной информации многое забывалось, уходило в удалённые уголки памяти, но денежный долг всегда оставался на виду, даже по истечении нескольких лет.

– Давал, – замялся Жига.

– Вот и отдал свою прошлую жизнь, своё счастье…

– Сволочь, – прошипел Глеб, – я ведь тогда был удивлён, на кой лад ему пятьсот рублей, когда карманы от бабла пухнут. Совета от него хотел по делу, за которое потом сюда попал.

– Чтобы наладилось всё, должок обратно забрать следует, как монету вернёшь, так чары и отпустят, – понизив тон, подсказал Стоян.

– Заберу… Обязательно заберу…

– Ты не злись на приятеля своего. Человеческому разумению неподвластно узреть все хитросплетения судьбы. А вдруг ты попал бы под машину, если бы остался на свободе?

Досада, обида и плотный комок эмоций подступали к горлу.

– Вдруг бывает только… жук, – переделал пошловатую поговорку бывший детектив, – объясни лучше, как я смог в воде увидеть Аркадия? Как ты смог реализовать такое?

– Опять же повторяю, что нет в этом никакой магии или колдовства. Лет двадцать назад, через четверть века после того как человечество в очередной раз вышло в космос, учёные открыли свойства воды. Звучит забавно, но это факт. Она состоит из кластеров, идентичных тем самым, из которых состоит жесткий диск компьютера, накапливающий информацию. Вода впитывает в себя всё, с чем соприкасается. Если заморозить её и посмотреть на кристаллы льда, то ты увидишь, насколько красива снежинка горного родника и насколько уродливо строение водопроводной жидкости, впитавшей в себя гнилость подвалов и канализационную плесень. В старину бабушки, нашёптывая на воду, придавали ей целебные свойства. Волхвы, водящие вилами-посохами по воде, разрушали мёртвые структуры и стирали негативную информацию. Механический фильтр, даже самый лучший, очищает только физический состав воды, а стереть информационную структуру можно, лишь изменив её состояние. Например, дистиллят или заморозка.

– Дед мой всегда воду зимой морозил, а я и понять не мог, для чего. А как вода в этом блюдце узнала про меня и про Вольнова?

– Вода становится «мудрой» после того как, пройдя эфир и воздух, падает на землю. Она просачивается сквозь нее и затем появляется снова, уже получив сведения, содержащиеся в различных минералах. Вода – хранитель информации и при умелом использовании может дать ответ практически на любой вопрос. Каждая капля воды является маленькой толикой мирового океана. Сродни клетке ДНК, говорящей нам обо всем организме, стакан воды рисует отображение всей информационной стихии.

– То есть, вода передаёт информацию?

– Вода хранит её. Передаёт стихия огня. Поэтому светоч на столе. Примером тебе могу привести свечи в церкви, с помощью которых люди доносят свои пожелания Творцу. Сейчас для передачи данных с одного устройства на другое используют лазер, своим лучом записывающий информацию на компьютерный диск, который хранит её так же, как вода, потому что имеет кластеры. Как видишь, при развитии цивилизации законы мироздания не меняются.

Всего лишь проявляются в новых качествах и приобретают новый вид. Теперь ты понял, что я всего лишь с помощью огня передал информацию в воду на блюдце, которую ты и увидел.

– Стоян, а сколько тебе лет?

– Душа не стареет сынок, а академик Павлов говорил, что считает смерть до 150 лет насильственной. Две трети я отмерил. У наших предков круголет жизни был 144 года, и жили ведь по стольку и больше! Сам сотни могильных камней видывал. Так что мне ещё срок не подошёл…

– Вы хоть ночью можете свои фокусы оставить, шаманы второкурсники, – сердито хмыкнул пробудившийся Саша Журавкин.

– Ладно, не начинай, ложимся уже, – примирительным тоном нашёлся Глеб, – не спалось, вот и зацепились лепетайлами.

Дальше продолжать беседу было возможно только мыслеформами, но силы и желания для этого не нашлось.

Утренний приём пищи не выходил за рамки стандартной процедуры. Однако через три минуты после раздачи по продолу послышались многочисленные шаги, частотой перебора, скорее всего, переходящие на бег. Вместо дверного окошка пронзительно лязгнули несмазанные петли, и в камеру буквально ворвались пятеро «крепышей» в комуфляжах и черных масках на лицах. Движение Стояна к своей кровати не было оставлено без внимания. Его первого вынесло из помещения силовым давлением в область спины.

Это был обыск. Шмон в конкретной камере всегда возникал не на пустом месте. Причина сегодняшнего внимания к жилью четырёх бывших сотрудников была для всех них загадкой. Выстроенные в коридоре лицом к стене с поднятыми руками и широко расставленными ногами, они представляли картину задержания особо опасных преступников.

– Где ментовал, зечара? – боковым ударом в область колена Глеба силовик сопроводил свой вопрос.

В такие моменты было лучше всего держать эмоции на пудовом замке, включив осознанность и наблюдая за происходящим со стороны.

– Я не осужден пока, – обернулся Корчагин.

– А мне по барабану. Вы тут все для меня отребье мутное. Где служил спрашиваю?

– Я бывший сотрудник ФСБ…

– Ой, мужики, – завопило лицо в маске, – вы посмотрите, у нас тут фи си би замуровали… Федеральный ублюдок…

Глеб промолчал, оставив пакостные слова висеть в воздухе.

Возможности наблюдать за действиями спецов не было, но шорох и характерные звуки подсказывали, что камера сейчас будет вывернута наизнанку. Все опасения крутились возле одного, однако мысленно пробиться с вопросом к седобородому не получалось. Вскоре тревоги отпали сами собой. Шум внезапно затих. Довольный высокий бас эхом отозвался по длинному продолу: «Чья кровать, товарищи?» Эффект внезапности не позволил Стояну спрятать проволоку, повысив вибрационный показатель. Теперь её аккуратно скрученный моток маятником раскачивался в руках омоновца. Боковым зрением Глеб нащупал кудесника, который, не моргая, буравил переносицу офицера.

– Моя койка сынок. Ступайте, коль нашли, что хотели…

– Я должен вам сказать, что данный предмет недопустимо держать в помещениях изолятора, – каким-то электронным голосом начал удачливый сыщик, – придётся его изъять. Дальнейшее действие начальника группы объяснить посторонним наблюдающим было просто невозможно. Подставив табурет к окну, он сдернул кусок простыни, служивший занавеской. Дотянувшись до отверстия, ловкий крепыш методично стал пропихивать в узкое отверстие решетки медный метиз. Звук упавшей на асфальт проволоки, почему-то развеселил бедолагу: «Здесь вам ни тут, я сразу понял, где что». Даже сквозь натянутые маски было можно разглядеть широко вздёрнутые глаза силовиков.

– Фёдор, ты что творишь? – решился кто-то прервать молчание.

– Всё нормально, возвращаемся…

Корчагин понимал, что офицер находился под прямым воздействием Семёнова, справиться с которым смогли бы не многие, даже осознающие происходящие. Обычный же человек со стороны напоминал куклу-марионетку, возомнившую себе, что сама руководит спектаклем.

Первый раз в глазах сидящего напротив Стояна можно было прочитать озабоченность.

* * *

Иногда удар не попадает в цель, Но намерение не может промахнуться.

Руссо Жан-Жак

– Запомни Глебушка, это наш последний шанс, – терпеливо растолковывал Стоян, а наручники не давали закончить рукам привычные жестикуляции. – Игрец не оставит тебя в покое. Он видит твоё поле и чувствует нарастающую в нём мощь. Теперь давай по нашему плану пробежимся. На месте следственного эксперимента ты будешь сидеть внутри легковой машины перед светофором. Я беру у следователя проволоку и делаю из неё вокруг машины кольцо. Как только медное кольцо сомкнётся, внутреннее пространство круга преобразуется в портал. Надо договориться заранее, либо я к тебе в машину сажусь, либо ты выходишь.

– Я выходил тогда, – напомнил Жига.

– Хорошо, не столь важно. Ты должен взять в правую руку камень, который висит у меня на шее, и чётко представить себе место, где желаешь оказаться. Представлять необходимо таким образом, чтобы ты оказался внутри картинки, представь, как ты бродишь по этому месту, вдыхая запахи и трогая руками предметы. Ты физически должен ощутить созерцание места. Самое главное – твоя вера. Не позволяй уму вмешиваться в этот процесс. Он найдёт подходящие слова и факты, чтобы заставить тебя засомневаться. А малейшее сомнение погубит твоё намерение переместиться в пространстве, и моя сила и уменье тут не помогут.

– Как мне освободиться от ума, зачем?

– Никак не надо. Вырваться из клещей ума не получится у тебя. Просто перестань им пользоваться в тот миг, когда цель утвердится в твоём сознании. В нашем случае намерение это идея о том, что есть замысел что-то сделать или куда-то попасть. А замысел – это уже придуманный план действий. Замысел ведь это планирование. Мне сейчас твоё планирование не нужно, мне необходимо твоё чистое намерение. Пусть твоя душа пожелает оказаться где-то, а разум с ней согласится. Это согласие поистине обладает магическим потенциалом невероятной силы.

– Дальше что?

– Всё. Для упрощения концентрации можешь выкинуть сознание в мир изначального Света. Кстати, волчара там так и сидит? Предупреди его, чтобы шнур между вами ослабил и в круг забрался, а то разорвёт на куски. Он хоть и информационная структура, но вихрь наш пронесётся по всем этажам мироздания и затянет любое творение внутри круга, как смерч с лёгкостью поглощает многотонные фуры.

– А как ты со мной окажешься, я ведь тебе не сказал, куда собираюсь проявиться?

– Я тебе этого не обещал. Я всего лишь Проводник, – с грустью промямлил Стоян. – Наши пути расходятся, сынок. Ты уже готов, хотя сам ещё до конца не воспринимаешь себя тем, кто ты есть на самом деле.

– Только прошу тебя, людей не порти, как оперов тех, которые меня в первый раз остановили…

– Клянусь Матерью-природой, я специально дурного не насылал. Стоя близко к огню, один обогреется, а второй обязательно ресницы опалит и пальцы обожжёт. Слишком «грязные» они были. Душа чистого человека, как защитное зеркало, отражает любые порчи и опасности, а мутное стекло отзеркалить не умеет… Ничего, оклемаются твои хлопчики.

Детектив меланхолично погрузился в себя. Потом его блаженное лицо вздёрнула вихрем ворвавшаяся мысль:

– Просто очень не хочу, спасая свою шкуру, калечить или поганить других людей…

– Запомни сейчас. Тебе часто придётся ходить по тонкой грани. Для высших сил не существует добра и зла, белого и чёрного, светлых и тёмных. Любое деяние и любые чувства исстари окрасили Боги своим цветом, но не для определения плохого или хорошего. Согрешил ли снайпер, убивший двух террористов, спасая при этом сотню беззащитных людей?

Машина конвоя проследовала по Московскому проспекту к выезду из города и припарковалась на обочине дороги у последнего светофора. Первым знакомым лицом мелькнула в окошке фигура следователя Чувилова.

Позавчера Иван Щукин, оформлявший арест Глеба Корчагина, правдами и неправдами вытянул следователя на ужин. Причиной тому могло послужить событие, которое обвиняемый предсказал ему в тот день. Оперативник Ваня подал заявление на регистрацию брака с официанткой Людмилой и теперь находился в приподнято-возбуждённом состоянии. Однако просьба Вани оказалась столь неожиданной, что котлета по-киевски, выскочив из рук вместе с вилкой, масляным пятном шлёпнулась на пол. Какому-то, очень уважаемому в прошлом сотруднику ФСБ потребовалось сделать необычную посылку в камеру изолятора. Человек по фамилии Дорожко после выслуги трудился начальником охраны металлургического холдинга и просил передать часть продукции комбината, в частности несколько метров медной проволоки, своему бывшему сотруднику, которого называл Жига.

С самого первого дня дело Корчагина было для следователя Дениса Петровича Чувилова покрыто толстой пеленой таинственности, которая в процессе работы только расширялась, меняя формы и приобретая новые тона. Несмотря на бурный поток следственно-логических размышлений, на первый план выбралось простое человеческое любопытство. Осознавая весь абсурд просьбы и нереальность её исполнения даже для столь уважаемой фигуры, Денис не стал отказывать оперу Щукину и бросил пакет с проволокой в багажник своего автомобиля.

На следующий день, допросив обвиняемого, удалось установить, что медная проволока необходима ему для проведения следственного эксперимента. Ходатайство о проведении данного мероприятия скоро оказалось на столе капитана. Бывший детектив честно признался, что попросил Юрия Владимировича Дорожко оказать услугу следствию и передать проволоку в момент разговора по телефону. Всё это выглядело, по меньшей мере, странно. Однако более всего поразило, что очевидец происходящего в день первого задержания Корчагина стал его сокамерником, но привлечён по совершенно другому эпизоду. В такие совпадения верилось с большим трудом, особенно в рамках этого странного дела. Необходимость проволоки для эксперимента Глеб пообещал раскрыть на месте. Как показалось, кусок металла должен был объяснить неадекватные действия оперативников, которых до сих пор иногда таскали по кабинетам московские дознаватели.

Глеб мечтал попасть к родному дому. Как наяву он видел отца за плугом, с впряжённым в него белым трёхгодовалым жеребцом. Картофельное поле одним краем упиралось в берег старого, поросшего камышами и покрывшегося зелёной ряской пруда. Вековое дерево щедро одаривало пахарей чистейшим берёзовым соком, тонкой струйкой стекающим в трёхлитровую банку. Две огромные зелёные холодянки звучно переквакивались, дополняя природный оркестр кузнечиков, кобылок, триперсток и медведок. В солнечный день прямокрылые «поют» всюду, куда ни поверни голову, уже более 300 миллионов лет. Внимание следовало за звучными переливами, удаляясь от поля. Сфокусировалось через несколько километров на колхозном поле, засаженном горохом, где в детстве всегда пропадала ребятня, получая от матери-земли витамины и минералы, в том числе очень редкие.

– Концепция меняется, – рявкнул Стоян, – если Чувилов меня увидит, мы провалим всё… Отводить его взгляд, или вибрировать и одновременно запускать процесс перемещения в пространстве не получится. К сожалению, ум устроен так, что не умеет одновременно настраиваться на два объекта. В течение секунды внимание может несколько раз перескочить с одного процесса на другой, но одновременно концентрацию на двух вещах поддерживать не получится…

– А он что, тоже твой следователь?

– Нет. Хуже. Я с ним знакомился в рамках твоего дела, времени рассказывать нет. Как же я мог это упустить?.. Старею…

– Решай скорее, миленький, – загудел умоляющим голосом Глеб.

– Местами меняемся. Я сижу в машине, а ты медь вяжешь. Старайся, чтобы круг ровнее был. Более круглый, что ли… Как замкнёшь проволоку, концентрируйся на месте, где желаешь оказаться, и прочувствуй себя. Окунись внутрь с головой, каждой клеткой осознай окружающую реальность и свою энергоинформационную сущность… Я выйду из машины, возьму тебя за руку, и светлые Боги подарят нам 20 секунд…

– Как всё-таки трудно поверить в такие фокусы, Стоян…

– Слушай ещё раз. Для ума твоего говорю. Душа-то у тебя соглашается, а ум, как всегда, мешает. От информационной пустоты или от физического вакуума до плотной проявленной материи всего семь ступеней. Семь ступеней перехода плотной материи в первородное информационное поле. И обратно тоже семь. Материя может свернуться в вакуум, то есть, перейти в информацию, и может родиться или развернуться снова. Точно так рождается вселенная, сверхновая звезда и так же умирает, сворачиваясь. Я знаю эти ступени и могу пройти их за один миг…

Странное дело, но этот седобородый мужичок за несколько дней стал настолько родным и дорогим человеком, что душу стало наполнять состояние двойственности, столь характерной в обычной жизни. Желание свободы накрыла волна острой боли от понимания того, что впереди он снова окажется один. В детстве часто хотелось самостоятельности. Хотелось ускользнуть от опеки старших и распоряжаться собой самому. После смерти родителей и дедушки долгое время в голове пульсировало чувство того, что тебя никто и нигде не ждёт. От этого Глеб рано женился, но свадьба не помогла избавиться от ощущения полного одиночества. Было очень обидно за Семёна Клевцова, который, несомненно, заслужил быть рядом на «корабле» и без оглядки собирался окунуться в неизвестность.

– Не распускай сопли, гони прочь ум моголинян, – рявкнул Семёнов, – блокируй чувства и эмоции, дело загубишь.

– Надо учиться скрывать мысли, – подумал Жига, кивнул головой и постарался отогнать лишние думы прочь. И тут он ясно вспомнил слова друга, Игоря Весёлко, который сказал, что жить в казённом доме ему не судьба. Теперь ум нашёл, наконец, зацепку для того, чтобы поверить призывам души. Ум и душа вместе затянули трель, запели, и эта мелодия наполнила намерение Глеба чудовищной силой. Несомненно, он сумеет превратить тело в информацию и обязательно родит его снова в том месте, где сам пожелает. Ведь он – частица Бога, который просто заигрался, как ребёнок, и немного забыл то, что всегда умел и мог! Он всей сущностью позволил себе иметь эти способности, и не было сомнений, что всё получится.

Волкодлак всё понимал. Понимал гораздо лучше, чем сам Глеб. По всему виделось, что сущность зверя была готова идти до конца, не зная последствий и несмотря на опасность быть раскрученной в пространстве до нулевого цикла.

– Может быть, тебе остаться тут? – предполагая ответ, поинтересовался Корчагин, сместив поляризацию сознания на тонкий план. Ответа не было достаточно долго. По-луволк был сильно озабочен. Пурпорно-фиолетовые всполохи прокатывались вокруг него, образуя подобие воздушного шара.

– За тобой следят, – уловили звук астральные уши волчий посыл. – Наблюдают от самого выхода из изолятора. Видишь, небольшие, почти прозрачные струны, похожие на конский волос?

– Вижу…

– Обрежь их, ликвидируй. У тебя хватит сил и способностей. Игрец не должен знать место, где ты окажешься. Эти струны выполняют функцию энергетических маячков. Они определяют твоё месторасположение с точностью до столбовой версты.

– Хорошо, спасибо, приятель…

Следователь выглядел уставшим, но в достаточной степени сконцентрированным. Прежде, чем он успел скомандовать, Глеб перехватил инициативу, направляя Стояна к легковому автомобилю так, чтобы он постоянно находился спиной к Чувилову.

– Старик в машине в тот день сидел и сейчас пусть пока там побудет, – обращаясь к следователю, наседал Жига. Нельзя отпускать напор, игра должна была идти по их сценарию. Малейшее отклонение грозило сделать процесс стихийным. Бывший детектив жестами привлёк двух конвоиров, чтобы те помогали соблюдать правильность окружности, выкладываемой на асфальте медной проволокой. Железо то и дело не слушалось и выгибалось в обратную сторону, пытаясь принять форму скрученного мотка. Сделано.

– Выводите старика, ребята, – просипел стоявший в медном обережном круге Корчагин, обращаясь к конвоирам.

Полуволк мордой тыкался в тонкие потоки маячковой энергии. Было несколько секунд драгоценного времени, и Глеб усилил намерение. Одного желания было достаточно, чтобы спалить почти все нити, направленные на его поле. Стихия огня не оставляла и следа от встроенных «определителей». Оставались последние волоски, но тут резкий рывок за руку вернул зрение в физический мир.

– Давай, сынок. Начинаем…

Когда долго к чему-то готовишься, и это что-то наступает, люди от неожиданности, волнения и перегрузки часто впадают в состояние ступора. Про спортсменов говорят – перегорели. Жига также перегорел. Легко сказать, сконцентрируйся, ни о чём не думай, направляй намерение… Всё понятно, но отключить ум не получалось.

Было очень жарко. Следователь Чувилов присел на корточки, облокотившись на портфель. Перед глазами поплыл туман, в котором стали вырисовываться стан и лицо седобородого мужика, несколько недель назад встреченного у дома. Туман рассеялся, а образ старца стоял перед глазами так чётко, что Денис готов был закричать от страха, предполагая, что действительно потерял рассудок.

Ещё миг и… Образ Стояна пропал. Вместе с ним из круга пропал и образ Глеба Корчагина. Со стороны пустого пространства, обложенного медной проволокой, веял резкий ветер с острым запахом озона, пахло гарью, морским прибоем и чернозёмом одновременно.

Кто-то потом расскажет, что видел странный летательный аппарат небольшого размера, кто-то придумает, что всех загнали в глубокий гипноз и убежали.

На самом деле не было ни того, ни другого. Два человека, держащие друг друга за руки, просто исчезли. План «Перехват» был запущен только после вызова скорой помощи. Следователь Денис Чувилов потерял сознание.