Текст книги "Игра законом"

– Есть ещё одно. Кто поставил у меня перед квартирой неведомую мне блокировку. Я пытался бестелесно проникнуть в квартиру, и у меня не получилось. А самое интересное, что возникла она, как только я появился на этаже…

– А вот это уже хуже, – вздохнул Воля, – вопросов будет у тебя с каждым днём всё больше и больше, но это как раз нормально. Настоящий просветлённый человек осознаёт, что, чем больше он узнаёт, тем меньше знает и понимает. Вот такой парадокс.

За окном мелькали горящие гирлянды Нового Арбата, а собственная реальность напоминала Корчагину главу из произведения Стругацких или Лукьяненко. Этих фантастов Глеб считал, несомненно, великими людьми, может быть, не менее великими, чем гений самого Льва Николаевича Толстого. Кто-то мог бы удивиться такому сравнению, но именно в этих людях Жига наблюдал особый уровень осознанности. Осознанность и ясность сознания увеличивают свободную энергию, что позволяет в самом прямом смысле слова управлять реальностью. Миллиарды людей просто спят наяву. В бессознательном существовании они бессильны. Жизнь с ними случается и управляет ими, потому что сознание находится в пассивном состоянии и «штурвал собственной жизни брошен». Корчагин уже испытал на себе могущество мысли, поэтому знал, что любой человек способен выбирать сам сценарий дальнейших событий, творить всё, что угодно, если имеет сильное намерение и достаточный уровень энергии.

Дорога не отвлекала Глеба, ничто не мешало ему выстраивать новые версии происходящего с ним, которые вытекали из сегодняшних событий. Версий выстраивалось немало. Но среди шума мыслей громче всех звучал извечный вопрос, которой сейчас принял особый оттенок важности. «Зачем я нужен этому миру?» Энергетик чувствовал это глубоко духовное знание, пронизанное духом «дарения» Миру, а не вытягивания из него. Получение, конечно, будет, но первоначально – дарение всего себя, своей силы и своих умений для делания чего-то очень важного людям. «Мне надо понять конечную цель», – размышлял Жига, вспоминая слова отца о том, что все те нужды, которые удовлетворяет маленький колодец, может сразу удовлетворить большой водоем.

– Точно, зная конечную цель, можно будет легко достичь и всех остальных целей, – сказал бывший детектив вслух.

– А моя мама чувствует свою миссию в создании уюта в доме, – подловил друга Аркадий.

– Счастливая. Без таких женщин мир давно погрузился бы в пекло. Моя матушка была точно такая же.

– Прости, Глеб, я как-то не подумал…

Тихий ночной воздух передавал каждый звук и каждое движение вокруг. Девушка с молодым человеком, радостно припрыгивая и повисая на руке парня, звонко смеялась, наполняя набережную Москвы-реки вкусом счастья. Где-то работала сигнализация, а в одном из подъездов отворилась дверь. В дальнем углу двора виднелся пушистый хвост кавказской овчарки. За спинами доносились звуки одиночно проезжающих машин.

– Будем ждать, – спокойно сказал Аркадий, когда они подошли к одному из подъездов, – звонить нельзя.

– Так тут можно до утра просидеть, – урезонил его Глеб.

– Можно, я один раз три часа прождал.

Минут пять сидели молча. После полуночи, когда больше всего хочется спать, звуки улицы тоже как-то разом затихли. Глаза плавно слипались, а по телу гулял сонный озноб. Сквозь мерную тишину празднично проскрипела дверь, и в светлом прямоугольнике входа возник мужской силуэт. Вольнов отчего-то завис, а Жига рванулся к входу, но мужчина шагнул наружу, и дверь за спиной бухнула.

– Прости дружище, – взбодрился Жига, – мне бы внутрь попасть, ключи забыл, а жена, сам понимаешь… Не открывает, короче. С другом пускать не хочет, погуляли мы немного.

Это было очень умно. Ой, как умно! Можно на двести процентов быть уверенным, что практически любое другое объяснение оставило бы ребят там, где они и сидели. А вот это! Это не могло не сработать. Мужская солидарность включилась мгновенно. Пожилой жилец с видом глубокого понимания сути проблемы, достал ключи и звякнул домофоном.

– Да ты и трезвый вроде, – удивился он, – совсем уже эти… эх…

Исписанный жуткими бесформенными знаками лифт с треском тянул наверх. «Кто это пишет на стенах? Что у людей в голове? – размышлял бывший детектив, и сам очень быстро нашёл единственно правильный ответ. Он его даже развеселил. – В голове, видно, такие же каракули и такой же сумбур, что на стены выплёскивается».

Звонок. Замок щёлкнул моментально. Было такое впечатление, что их ждали. На пороге внимательным взглядом встретил мужчина в очках. Высокий и сухопарый, он напомнил Глебу образ из детской книжки про дядю Стёпу. Виски припорошило сединой, но в глазах было столько огня и блеска, что серебро волос казалось ошибкой природы, не ко времени одарившей человека меткой жизненной мудрости.

– Я ведро тут выносить собирался, никогда на ночь не оставляю в доме, а тут ты, Вольноход, ну проходите, гости дорогие, – протягивая полное ведро Аркадию, поприветствовал его хозяин.

Глеба он как будто и не заметил. С первого взгляда квартира казалась совершенно обычной, разве что высокие потолки постройки сталинских времен добавляли жилищу важности, а воздуху свежести и свободы.

– Рассказывай, сын Воли, – с некоторой высокомерностью произнёс профессор, когда все расположились за кухонным столом.

Аркадий отчего-то встал, кивком приклонил голову и положил правую руку в район сердца.

– Великий Хран, после случайностей, определённых Государыней, плетущей наши судьбы, он оказался у меня, – почтительно помолчав, ответил бывший банкир.

– Кто у тебя оказался?

– Он! – Воля ткнул пальцем в друга.

– Очень хорошо. И как зовут твоего друга?

– Зовут Глеб, а называют…

Тут пожилой мужчина быстро глянул на Вольнова. Так, будто тот по юношеской глупости затронул нечто, едва ли допустимое в этом разговоре… а то и вовсе опасное и не приемлемое. Аркадий смутился и, побагровев, притих, но хозяин примиряюще подмигнул:

– Конечно, вам не о чем беспокоится под сводом моей квартиры, милые друзья. Здесь за последние девять лет лишь один раз возникли некоторые проблемы, но и те решились в считанные минуты… – профессор кинул взгляд к двери, – мы за надёжной защитой. И, будьте уверены, никто не сумеет подслушать наших речей!

На самом деле Жига пока нисколько не проникся доверием или симпатией к хозяину квартиры, и, если Воля хотел, чтобы он тут пересидел какое-то время, то сейчас это было для него попросту неприемлемо.

– Сергей Харитонович, это он, тот самый, – наседал Аркадий.

– Мальчик мой, я не понимаю тебя, о чём ты сейчас? Что вас привело ко мне в столь уважаемый час? – не поворачиваясь, буркнул Хран.

– Ты человек очень гостеприимный, но я к тебе не на посиделки пришёл, как ты понимаешь, – снова заговорил Воля. Ты более осведомлён, чем я. Я исполняю свой шаг. Я должен был проводить его к тебе, и я привёл.

– Позволь тебя спросить, Вольноход, вот о чём. Давно ли ты калику слушал?

– Приходил как раз один позавчера…Ты к чему?

– Я к тому, что ты заблуждаешься, Проводник. Калика должен тебе был передать последнюю новость о том, что я Великого Энергетика сам нашёл. С разрешения Белого, сам знаешь критическую обстановку в мире, я отправил его под опеку Вечных.

– Этого не может быть, – прошипел Воля, – ты ошибся, Хран, опомнись…

– Ты ещё очень молод годами, сынок, – наливая чай, проговорил Сергей Харитонович, однако, я думал, что Боги наградили тебя достаточной мудростью. Я думал, ты знаешь, что твой путь – не выносить суждения и поучать, а, напротив, смиренно собирать крупицы знаний, накопленных нашими предками, и направлять истинно Великих детей природы.

– Ты ошибся, – повторил Воля, – это единственная твоя ошибка, но самая важная. Отчего люди, всю жизнь идущие по канату, падают с широкого моста, почему солдат, прошедший всю войну, погибает на охоте, вот именно по этой же причине ты, Великий Хран, ослеп. Ослеп и не позволил тем самым прозреть другим.

– Твой друг очень сильная личность, – присаживаясь к столу и наблюдая за Глебом, высказался хозяин, – он обладает ясновидением и повышенной чувствительностью, но прости, не более того… Тот, за кого ты принял своего друга, уже в обители Вечных Стражей.

– Ты хочешь сказать, что я двадцать семь лет ошибался!? И серые ошибались? Тот же «спортсмен» ошибался, и дед охранник ошибался и, даже Игрец ошибся?

– Я уж и забыл про таких персонажей. Ты пей чаёк, Старец, остынет…

Корчагин не произнёс ни одного слова не только потому, что ему не хотелось мешать очень познавательной беседе, и не от того, что ему перебивать старших не позволяло воспитание, ему просто стало отчего-то трудно говорить. Грудину сдавило тисками, и лица окружающих теряли отчетливость. И всё-таки он не выдержал:

– Пошли отсюда, Воля, мне как-то трудно тут. Не обижайтесь, Сергей Харитонович, вы, наверное, всё правильно сказали…

– Да ты ни хрена не понимаешь, Жига! Нам идти некуда! Я в этом доме читал несколько книг об иности и славных Богах, о великих ипостасях и об истинном знании. Любая из книг крепко цепляла меня, – почти кричал Воля. – Я долго не мог отделаться от прочитанного и осознавал, что написавший их был далеко не во всём прав… Так же не прав, как сейчас не прав господин Чувилов.

Глеб встал и пошатнулся. От него не утаилось, как внимательно смотрел на него Хран. И ещё он заметил, как хозяин, стоявший точно напротив него, поднялся вместе с ним, всматриваясь в каменный амулет. Ему было понятно, что Вольнов прав и хозяин квартиры ошибается, кем бы он ни был. Самым сильным доказательством своей истинности моголинян считал древний листок, переданный мудрым Старцем, который прятался сейчас во внутреннем кармане куртки. Хотя, почему листок? Доказательств было столько, и каждое из них само по себе исключало возможность ошибки.

– Перечитай эти книги через десять лет, и они откроются тебе другими образами, – еле выдавил из себя Корчагин.

– Ты умничаешь? – почти хрюкнул бывший банкир. Глеб подметил, что совсем не узнаёт величавого и спокойного друга, являющего для него пример осознанности многие годы. – Когда ведёшь солдат в бой, больше всего переживаешь за того, с кем рос с детства, – совсем завял Аркадий.

Великий Энергетик сгребал плечами стенки коридора, раскачиваясь то в одну, то в другую сторону. Корявые тени на стене, и мерцающие боковики светильников дополняли томительную картину тягостного молчания. Что-то сильным магнитом тянуло вправо. Если бы не узкий коридор, то могло показаться, что кто-то сильно толкал с левой стороны в бок.

– Я буду рад вас увидеть снова, Глеб, заходите, – как-то по-простому сказал хозяин. В этот момент он стал совсем другим, простым, близким деревенской душе, своим. Хран говорил так, как Жига сейчас от него ну никак не ожидал.

– Высшие Боги, откуда всё берётся? – подумал Глеб. Что-то и кто-то выталкивал его в закрытую дверь комнаты, уходящую в глубь прихожей.

– Сергей Харитонович, можно я пройду в это место? – не своим голосом хрустнул Глеб, тыкая указательным пальцем в манящую дверь.

– Вам там делать нечего, молодой человек, – сухо отрезал Чувилов.

Корчагин ощутил внутри тревожный трепет, почти такой же, как тот, что наполнил его душу в день, когда он без предупреждения приехал к Варваре и почувствовал там своего сына. Не увидел, не узнал, а именно почувствовал. Он ногой толкнул дверь комнаты, шагнул через порог безо всякого разрешения. Одной сплошной болью резануло глаза. От дубовых книжных полок, сквозь густой слой пыли, попеременно вспыхивали неземные яркие образы, сбивающие с ног. Глеб тушей свалился на диван и закрыл лицо руками.

– Здравствуй, Великий Энергетик! Истинно светел промысел небесный, приведший тебя ко мне, – отозвался Хран, приклоняя кивком голову, как это при входе в квартиру делал Вольнов. Добро пожаловать в Пещеру, моголинян!

– Здравствуй, Хран!

Через минуту вряд ли кто-то мог определить спит человек, умер, а может, просто мертвецки напился. Безвольное тело Великого Энергетика, наконец, нашло то место, где сможет набраться сил, да что там сил, просто выспаться бы.

Вольнов перестал понимать происходящее совсем. Удивленно хлопал ресницами, улыбался и щипал бровь.

– Ты это, Сергей Харитонович, зачем концерт всю дорогу играл? – собрался с мыслями Аркадий, когда они вдвоём вернулись на кухню.

– У тебя, Вольноход, свой шаг, вот ты ему и следуешь, а у меня свой. Я должен был проверить его последний раз, так велено мне. Настоящий Энергетик никогда не сможет выйти из помещения Пещеры, не взглянув на книги, то есть, не отведав пищи РА для просветления. Я ждал, пока он их почувствует.

– Это и есть Пещера? – невероятным усилием воли взял себя в руки Аркадий.

– Да ты не переживай, Старец, – потянулся за чаем профессор, – повредить храну может, наверное, только прямое попадание ядерной бомбы. Тут на тонком плане такая защита, что можно двери квартиры спокойно открытыми держать. Да и потом, показать свет сове или кроту, значит скрыть его от них, так как он ослепит их и станет для них темнее мглы. Только одни просветлённые или лица, достойные стать ими, прочтут всё и, может быть, кое-что поймут, а некоторые прозреют.

– Всё равно, как-то странно…

– Ты знаешь, что Асгард Ирийский, нынешний Омск 106 310 лет простоял?

– Слышал, конечно…

– А как в 1530 году его разрушили, знаешь?

– Слышал, Джунгары из Китайской Аримии пришли и взяли…

– Вот именно, что пришли и взяли. Только перед этим на тонком плане охрану города сняли. А жрецов сильных рядом не оказалось…

– Что-то тут не так, – удивлялся Аркадий, – духовный центр Первичной Веры с Великим Капищем высотой в тысячу аршин остался без волхвов.

– Волхвы были, только увлеклись показухой и настоящую силу утратили. Ночь Сварога, мой хороший… А вообще я считаю, что книги не надо прятать, это всё сказки для непосвящённых. Знание в наши дни никогда не откроется неподготовленному. Посвящённые ни от кого ничего не скрывали. Туман таинственности с выгодой для себя напускают только современные псевдожрецы.

– А что Корчагин там увидел, что тянуло его?

– Магнитом служит свет знания, а вот, что он увидел, лучше его спросить. Нам с тобой это не открывается. Уровень развития сущности не позволяет увидеть тайное.

– Что мне дальше делать, Хран?

– Главный свой шаг ты сделал. Побудь пока дома, обожди Калику, расскажи в точности каждый эпизод и каждое сказанное Энергетиком слово.

Голос Сергея Харитоновича распадался на части и медленно сползал в потемки души. Проводник зашёл в комнату-пещеру, увидел Глеба, лицо которого было накрыто блаженным одеялом морфея. Книги пахли иностью, не гнилостной старостью, а мудростью веков. На прикроватной тумбочке лежали две книги из папируса и пергамента, преимущества использования которого представлялись очевидными. Это был прочный и более долговечный материал, нежели хрупкий папирус. Кроме того, листы пергамента позволяли без труда писать на обеих его сторонах, в то время как вертикальное направление волокон на оборотной стороне папируса существенно снижало его пригодность для письма. Пергамент тоже был не всем хорош, углы его листов от времени начинали морщиться и становились неровными. Более того, пергамен, блестящий от полировки напрягал глаза, а папирус, не отражающий столько света, читать было приятней.

– Неделю можно спокойно не приходить сюда, – Вольнов мысленно пожал другу руку. – У Глеба нет ни единого шанса выбраться из бумажных лабиринтов этой маленькой комнаты.

В это время сам Великий Энергетик был уже далеко отсюда. Присев на диван, он окунулся в удивительный мир «умной» комнаты. Астральные голограммы книг переливались всеми спектрами радуги. Среди многочисленных творений великих предков Жига сразу для себя выделил три тома. Он знал, что утро начнётся именно с них. До утра, пока физическое тело отдыхает, ему надо разобраться с более важными вопросами. Надо попробовать проникнуть в свою квартиру.

Бывший детектив выскользнул через окно в придворный парк рядом с рекой. Волкодлак радостно маячил за спиной. Спустившись к причалу, он подождал там некоторое время, концентрируясь на втекании большого количества энергии. Набравшись сил, он полетел гораздо быстрее, но чувствовал себя немного хуже по мере того, как улетал дальше от дома Храна. Была великолепная ясная ночь, растущей Луне не хватало двух суток для проявления полного диска.

Выбирая точку намного выше горизонта, Глеб захотел ускориться, набрав гиперскорость. Видимо, перестарался. Всё смазалось, он вышел в какой-то кратковременный тоннель размытого звёздного света. В течение некоторого времени окружала темнота, потом появилась ярчайшая область синевы, подобной вечернему небу и, наконец, предметы и цвета вернулись на место. Потом бестелесный путник натолкнулся на огромную структуру, распростёртую в нескольких сотнях метров внизу. Это было дверным проёмом в астральный план, к другим мирам в его пределах. Всё это тянулось во всех направлениях, насколько хватало взгляда, до самого горизонта. Трудно описать это грандиозное зрелище. В физическом мире нет ничего похожего, чтобы провести более-менее подходящее сравнение. Глеб был возбужден и немного охвачен страхом от вида этой захватывающей неизвестности. Без малейших колебаний он решил игнорировать эту структуру и быстрее выталкиваться к своему дому. Покалывающие броски энергии проходили сквозь астральное тело, а полуволк время от времени радостно взмахивал то ли руками, то ли лапами.

Просочиться к квартире оказалось совсем просто. Заслонов не было. Видимо, на дерзкую наглость Энергетика тут не рассчитывали. Обнажённая жена крепко спала, положив голову на мокрое полотенце. Она не слышала смеха с кухни и музыки, раздававшейся в нескольких шагах. Телевизор пел ей колыбельную, а изрядная доза алкоголя глупой тенью легла на покосившееся лицо. Странно, что Глеб не испытывал никаких эмоций. Просто пустота. Может, в этом мире не бывает чувств. Он слышал возню мужчин в соседнем помещении, которая его нисколько не беспокоила. Главное, что нет дома сына. Однако через минуту стало понятно, как сильно можно ошибаться.

В какую игру и когда его втянули, придётся осознать немного позднее, а пока на его собственной кухне, с его любимой кружкой в руке, нахально хозяйничал Василий Зацепин, угощая пивом Евстигнеева Владимира Ивановича. «Кидальщик», якобы пострадавший по уголовному делу, вёл себя вальяжно, развалившись на стуле. Точно так же он сидел в момент очной ставки у следователя, когда Жига видел его в последний раз. Уши были на месте. Не единой царапины. О чём говорили подельники, понять не получалось, хотя и без слов было очевидно, что ребята чувствуют себя по-царски.

«В любом событии надо искать положительное, – вспомнил слова Стояна Глеб, – координировать намерение, считая, что случившееся на пользу». Потом в голове мелькнула фраза о том, что, если жена ушла к другому, то не понятно ещё, кому повезло. И что странно, опять спокойствие и холодный рассудок. Его играли. Хорошо, что хоть сейчас стали становиться понятными правила этой большой игры. Связать Зацепина и Евстигнеева с Игрецом сейчас смог бы первоклассник, один раз смотревший фильм про Шерлока Холмса. Чистый рассудок скомандовал возвращаться. Глеб добавил в свою матрёшку одно недостающее тело, почувствовал единение с самим собой физическим и сразу уснул.

Перед рассветом Глеба разбудила тишина. Он открыл глаза и увидел, что было уже светло, но солнце ещё не показалось из-за горизонта. Из комнаты выходить было неудобно, да правду сказать, и не хотелось. Энергетик ходил по кругу, доставая с полок древние работы и не решаясь подойти к тем, что ещё вечером для себя отметил, как самые важные. Большинство книг состояло из сложенных и сшитых вместе листов и переплета, защищающего от повреждений. Писались они не на бумаге, а на пергаменте – специально выделанной коже. Края кожи были ровно обрезаны, чтобы получился большой кожаный лист. Этот лист был сложен вдвое, а несколько таких листов составляли тетрадь. Глеб где-то слышал, что «тетрадь» значит по-русски «четверка», хотя тут были листы кожи, сложенные и в восемь, и в шестнадцать раз, чтобы получались книги разных размеров. Переплётами некоторых служили доски, обтянутые кожей или красивой материей. Совсем редко встречались оклады из золота и серебра, и украшенные каменьями. Многие книги, чтобы не коробились, стягивали специальными застежками.

– Сколько же это всё стоит? – подумал Глеб, и сам себя поймал на этой глупой мысли. То, что хранилось в этой комнате, невозможно было бы в здравом уме поменять на любое количество напечатанных кем-то недавно бумажек.

– Доброе утро. Как тебе наша библиотека? – Хран так тихо вошёл, что показалось, он просто явился из ниоткуда.

– Мне нравится…

– А видишь ли ты какие-то необычные вещи тут, которые тебе кажутся не просто книгами?..

– И вижу, и чувствую…

– Тогда пойдём завтракать, – улыбнулся Сергей Харитонович, – у тебя время в достатке, я беспокоить не буду.

– Я позрю, а потом отдам себя людям…

– И ты думаешь, что-нибудь за это получишь? – спросил профессор.

– Да…

– Что именно?..

– Всё. А почему это нельзя показать людям?

– А зачем?

– Чтобы жить лучше! – воскликнул Глеб.

– Пошли на кухню, наивный мальчик, – хмыкнул хозяин Пещеры, – там договорим.

При мысли о вчерашнем дне слева в груди заныло глухо и тяжело. Присев за стол, Жига закрыл глаза и, откинув голову, затылком прижался к деревянной спинке стула. Рассказывать про свои ночные бестелесные полёты пока не хотелось.

Глеб думал о том, что дойти до цели будет невозможно, если кардинально не поменять что-то в себе. Цель вынуждает двигаться вперёд, развиваться в самом широком смысле этого слова. Новая цель привнесла перемены в его жизнь, но эти перемены стали тем, что останавливало. Ему нравились перемены, но он боялся их. Нравились, потому что перемены внесли в жизнь новую струю, открыли новые двери и откупорили сундук с чувствами и эмоциями. Боялся перемен, потому что пугала сама неизвестность. Что ждёт за углом? Вполне возможно, что там обрыв, в который он несётся на полной скорости, не зная, где педаль тормоза. А может быть, педали вообще никакой нет. Радость приносил лишь тот факт, что движение вперёд заставляло его прогрессировать. По-другому и быть не могло.

– Вольнову пока не звони, если собирался, – посоветовал Хран, – надо немного потаиться.

– Слушай, а почему ты его вчера Старцем называл? Он мне говорил, что Проводник?

– Это суть одно и то же. Проводников Старцами стали назвать не так давно. Не смотри на его возраст. В этом деле важнейшую роль играет уровень развития сущности, а не количество прожитых лет. Знаешь, почему люди к Старцам тянутся, хотя ничего особенного они никогда не говорят?

– Не знаю…

Профессор поставил на стол два стакана холодной воды, свой выпил и продолжил, нарисовав на белом листе несколько кружков, напоминавших большой светофор. Средний кружок заштриховал.

– Вот так схематично выглядит иерархия существ в мироздании. Закрашенный кружок это изначальная точка. Если душа просветляется знанием, любовью и благодатью, она движется наверх к свету, к северу, наверх. Первая ступень «Жить», потом «Людь», далее «Человек» и, наконец, «АС». По мере развития душа проходит миры Светлой Нави, Слави и Прави. Те души, которые «падают» в сторону юга, в пекельные миры называют соответственно «Нежить», «Нелюдь», «Бес смертный» и генералы у них «Кощеи». Вниз толкают страх, злость, гордыня, вина, обиды и гнев. Только не дели весь мир на добро и зло. Зло также промысел Создателя, оно помогает нам двигаться вперёд, обучает нас, тренирует. На то и щука в озере, чтоб карась не дремал. А то, какие Боги из нас получатся?! Белый иерарх отличается от Кощея тем, что его белый цвет включает в себя весь спектр цветов от красного к фиолетовому.

– Я, что, тридцать лет на месте стоял?

– Стояния на месте нет. Есть движение вверх или вниз. За счёт общения со Старцами души людей сильно ускоряют своё движение наверх, их проводят туда. Люди часто открывают для себя суть Бытия. Многие удивляются, пришли, постояли, послушали, и всё. Ничего особенного им не открыли, а почему же тогда так хорошо на душе? Не зная законов мироздания, часто очень трудно поверить в то, что простое смиренное слушание «чистого» человека открывает быстрый путь к прогрессу. Святые старцы! Они просто есть любовь и свет. Побывать рядом с ними хочется для того, чтобы вспомнить и унести с собой в памяти тела это состояние любви – естественное состояние души! Надеюсь, я тебе ответил на твой вопрос…

– Вполне. Ну, а нам-то кто противостоит? – вздохнул Корчагин и встретился взглядом с хранителем.

– Ты спрашиваешь, кто противостоит нам? Сатана и силы зла? Очень легко всё свалить на Бога или Сатану. Зло это лишь отсутствие добра. Вспомни про равновесные силы. Нам противостоят те, кто также обладает частью сакрального знания. Слава Богам, что только частью!

– А как они его получили? – резко перебил Глеб.

– Как они его получили, это отдельный разговор, важнее то, как это Знание они хотят использовать. В этом основное различие между нами. Наша цель – эволюция людей, духовная эволюция, а для них целью является контроль над массами людей и извлечение прибыли. Свалить вину на какого-то сатану, на внешнюю силу всегда выгодно. Бес попутал, например, или Бог дал. Это было возможно раньше, когда люди мыслили примитивно. А сейчас те, кто говорит про Сатану или Дьявола, просто скрывают истину, для них это один из способов снять с себя ответственность за свои деяния. Всё скрыто внутри самого человека, и божественная частица, и энергия тёмных потоков, вибрирующая на низких частотах в нижних силовых центрах. Самое страшное, что те, кто противостоит нам, не понимают, что они уничтожают сами себя. Они уподобляются раковым клеткам, готовым сожрать весь организм и погибнуть самим. Вот, кто стоит против нас. Мне жаль их, но я надеюсь, что скоро и они осознают и проснутся, сбросив тысячелетние оковы. Мы с тобой должны и им тоже помочь, несмотря на то, что сейчас они по другую сторону Света.

– Но я не собираюсь подставлять вторую щёку, если мне по одной заехали. Так вроде бы учит одна из многоуважаемых религий…

– Этого и не надо как раз. На пути к благой цели, борясь за неё, мы должны быть храбры, но в сердце держать любовь. Одержав победу и достигнув цели, наша душа обязательно должна озариться милосердием. И ещё учти, как только человек определяет для себя, что такое добро и что такое зло, возникает образ хорошо и плохо. Многие стараются сразу отнести себя к светлым и добрым, а других к злым и тёмным, попадая тем самым в одну из ловушек материального мира. Оглянись вокруг и ты сможешь уложить мир в два других истинных понятия – любовь и страх.

Жига посмотрел на профессора и подумал о том, что немногие мужчины, как он, в одиночку стали бы охранять такое богатство просто ради того, чтобы сохранить часть Знания для будущих поколений. Поболтать, объяснить, поучить, тут многие грудь вперёд тянут, вовсе не размышляя о судьбе планеты. И уж подавно не думая о судьбах и душах незнакомых людей.

– Понятно… Одно не укладывается, куда ещё больше прибыли извлекать, в гробу карманов нет…

– Люди просто спят наяву… Маховик уже не остановить… Основная война идёт на тонком плане, война за энергию… Явный мир лишь инструмент…

– А про энергию можно поподробнее? – округлил глаза моголинян.

– Ну что ж, – радостно сказал Хран, – понимаю, понимаю… Мать природа, так сказать, берёт своё. Правильно говорят – готов ученик, готов и учитель. Значит, ты уже готов слушать.

– Готов, Сергей Харитонович…

– Люди слепо верят, что экономическая нынешняя система хороша для всех. Хотя, куда ни посмотри, всё больше людей перестаёт играть по правилам. Развитие технологии обесценивает труд. Есть те, у кого в руках капиталы, приводящие в движение мировую экономику, и те, кто обречён обслуживать их. Прибавь к этому деградацию образования, и ты увидишь всю серьёзность проблемы. Большинство людей вынуждено затрачивать всё больше усилий для того, чтобы просто выжить. Везде сплошные стрессы. Нервы у всех на пределе. Никто не чувствует себя в безопасности, а ведь самое худшее ещё не началось.

– Всё понятно, – вмешался Глеб, – нервы, стресс, слепая вера, всё это дороги на юг, с максимальным расходом энергии…

– Правильно. Плюс происходит демографический взрыв, а развитие технологии даже опережает прирост населения. При таком положении вещей, дистанция между образованными и необразованными будет всё больше увеличиваться, и имущие будут контролировать всё большую часть мировой экономики, в то время как среди неимущих будут расти преступность и наркомания.

– И, что, я как-то могу это изменить?

– Можешь. Самое важное, чтобы люди проснулись. Чтобы вектор их жизненной цели изменился. Надо, чтобы люди сами выбирали для себя такую веру, которая будет помогать им в жизни и будет освобождать их от всего лишнего, что напихано в них трудом целого мира. В глубину веков уходит цепочка сгорбленных людей, шепотом передающих друг другу тайное знание: в мире жить трудно. Жизнь – это борьба. Борись, сынок, и ты, дочка, борись. Ах, если бы люди ведали то, что мир – это их Вселенная, в которой они Господа и могут всё, что угодно? Ты согласен?

Корчагин молчал. Он сейчас вспомнил своего сына, и в нём зародилось жгучее желание, чтобы будущие поколения жили с открытыми глазами. Он раскраснелся, его шевелюра растрепалась, а глаза горели.

– Прикинь, сколько среди твоих знакомых «трудоголиков», – продолжал Хран, – они полностью поглощены своей работой, вечно спешат, страдают от стресса, становятся сердечниками и язвенниками? Они не могут и не хотят остановиться и задуматься о смысле жизни, отгородившись от этих раздумий повседневными практическими заботами. А жрецы-пастухи от религий поддерживают этот сон. Если паства проснётся, она перестанет приносить доход. Ты никогда не думал, зачем людям посредники между ними и Богами?

– Но в религиях много чего правильного всё-таки, – серьёзно констатировал бывший детектив.

– Чтобы объяснить тебе этот вопрос, мне понадобится месяц. Ты прав в чём-то, но ты же знаешь, что любая религия лишь проекция истинной веры. Вера – это ведение РА, света. Человек либо ведает, что такое РА, либо нет и катится туда, вниз к кощеям. Религии «дедушки» спустили на Землю в период «Ночи Сварога», когда пошло отрицательное влияние космоса. Каждая религия содержит часть настоящего Знания, но ВеРа говорит всё и обо всём. Мы стоим на границе эпох. Пришло время вернуться к истокам знания, к истокам ведения света.

– А что зависит от меня?