Текст книги "Игра законом"

Часть вторая «После»

Много людей живёт, не живя, только собираясь жить.

В.Г. Белинский (1811–1848)

– Матушка, хлопчик в августе родился? – держа руки ладонями вверх, не открывая глаз, спросила знахарка.

– Да сестра, шестого дня… Девять лет отмерялось прошлым месяцем…

– Сорок дней прошло, как захворал и разум затмился?

– Да, к сожалению, прошло, Анастасия Святозаровна…

За большим дубовым столом с резными толстыми ножками сидел белокурый мальчишка, потирая вдавленную красноватую кожу на запястьях рук. Вязальные верёвки лежали тут же на углу стола. Освобождённые руки немели от нарушения кровотока и слегка почёсывались в местах, где ещё недавно были оковы. Перед ним стояла большая зажженная медовая свеча, небольшая струганная деревянная баночка с дёгтем и бутыль конопляного масла. Сразу над головой располагалась матица – поперечное бревно, которое служило опорой для потолочных плах. В матице закрепилось железное кольцо, к которому была подвешена детская колыбелька, что говорило о надежности этой детали дома. Под матицей висел зуб от старой бороны для предохранения дома от клопов, блох и тараканов. Здесь же прикрепились пучки коровьей и лошадиной шерсти и лекарственные травы.

Мальчик оглядывался по сторонам, щуря глаза и звучно втягивая влагу носом. После прохладного осеннего воздуха из двух ноздрей сразу потекло, и сопай ярким красным пятном выделялся на миловидном личике почти отрока. Матица служила условной чертой, которая разделяла избу на две части: переднюю и заднюю. Чужак никогда не заходил без приглашения за эту невидимую границу. Знахарка же сразу посадила ребёнка за стол, что говорило о готовности оказать посильную помощь. Плавно пощёлкивали берёзовые дрова, наполняя дом благостным ароматом и теплом. Печь располагалась слева от двери. Устье её было направлено к окнам, к свету. Рядом с долгой лавкой, идущей по боковой стене от печи, стояла прялка, на которую падал оконный свет. В красном углу избы-прялки, где по обыкновению молились, горела небольшая лампадка. С этим углом была связана вся жизнь: рождение, свадьба, похороны. На полу под лампадкой стояли первый и последний сноп недавнего урожая, как залог будущего плодородия. Икон и образов не было. Саженный чур бога Рода, немного рассохшийся от времени, своими морщинами-трещинами излучал древнее могущество. Рядом с кумиром располагался небольшой столик, на котором мальчик разглядел бычий рог, пепельницу для благовоний, небольшой колокол, чёрную восковую свечу, какой-то травяной отвар и заострённый каменный кристалл.

– Возьми, хлопец, табурет и присядь, миленький, под лампадку, – пропела старушка и, повернувшись к матери, добавила, – действия мне надобно направлять в сторону красного угла.

Отрок на удивление спокойно встал, взял табурет и смирно сел рядом со столом-алтарём, начурно выпрямив спину и рассматривая кадушку с землёй.

Только светало. Сурия одарил землю первыми, ещё красноватыми лучами. Почувствовав ветер Радун, знахарка намазала лицо мальчика дёгтем, взяла в одну руку свечу, в другую конопляного масла и, обращаясь на восток, прошептала: «Мать сыра земля! Уйми ты всяку гадину, нечистую от дурмана и лихого дела». Затем Анастасия Святозаровна вылила на землю в кадушке часть масла. Обращаясь на запад, ведующая мать продолжила: «Мать сыра земля! Поглоти ты нечистую силу в бездны кипучие, в смолу горючую». На юг произнесла: «Мать сыра земля! Утоли ты все ветры полуденные, затменье ума несущие, уйми пески сыпучие, что память дурманят». И, наконец, протянула на север: «Мать сыра земля! Уйми ты ветры полуночные со тучами, помоги батюшку родимого вспомнитя отроку». За каждым обращением она проливала масло на землю в бочке.

Пацан задрожал и начал тихонько плакать. Дрожь охватила всё его юное и слабое тело. Ведунья быстро сдёрнула с гвоздя овечью шкуру, вывернутую для чего-то на изнанку, и накрыла парня. Смела веником с пола разбросанную сушёную лесную траву и бросила в печь. Яркая вспышка заставила мать резко вздрогнуть от неожиданности.

– Что-то он трясётся, Настенька, так должно быть? – испуганно пролепетала женщина.

– Нечисть выходит… Даже за такую короткую жизнь человек успевает нахватать косых взглядов завистников, ругань в спину и прочие тёмные «посылки»… Это всё отлетит, а вот с основной проблемой мне справиться вряд ли удастся…

– Ну, уж постарайся матушка, поколдуй, – умоляла мать мальчика.

– Ты, Зинаида, сама не ведаешь, что молвишь. Колдун тот, который может менять своё сознание и целенаправленно влиять, оказывая биоэнергетическое воздействие. Эти способности больше или меньше есть у любого человека. Ясно дело, что природа кому-то больше даёт, но потенциально-то может каждый. Только вот, если Боги дали больше силы тому человеку, который наложил туман в голову твоего сына, я справиться не смогу без помощи мальчонки. А он ещё маленький и вряд ли что-то поймёт.

Зинаида подошла к сыну, нежно сняла с него старую овечью шкуру и обняла. Мальчик перестал дрожать и улыбался во весь рот. Лицо покрыл здоровый румянец и проснулся знакомый блеск глаз, которого мать не видела уже больше двух месяцев.

– Тётушка Настя, не побалуете меня кусочком чёрного хлеба с растительным маслом и солью? – пробубнил отрок.

– Ой, батюшки, и аппетит появился, – радостно замахала руками женщина.

– Погоди, Зинаида, – одёрнула знахарка и взяла с алтаря фотографию отца мальчика, лежащую всё это время лицевой стороной вниз.

– Во имя светлых Богов Наша… зри, – надрывно прокричала знахарка и повернула фотографию к сыну.

Мальчик на радость женщинам взял фотографию и, вглядываясь в неё, тяжело задышал.

– Я узнал, – наконец сказал он и разорвал образ отца на мелкие кусочки, – это бесовское отродие. Убью тварь.

Лицо покривила ехидная улыбка, и желваки нервно заходили. Двое крепких мужчин на крик сразу вошли в избу. Не успев нагнуть голову, оба набили по приличной шишке на лбу. Чтобы сберечь тепло, двери делались низкими, с высоким порогом, который не пускал холодный воздух. Входя в дом, человек невольно кланялся порогу или получал по лбу.

Мать зарыдала, когда один из вбежавших схватил верёвки и принялся вязать руки девятилетнему ребёнку. Мера эта была вынужденной. Как только затуманило голову, и пацан перестал узнавать своего отца, та же нечисть дала огромную силу подрастающей плоти и невероятную упругость мышцам. Несколько раз мальчик чудом не зарубил своего родителя топором и теперь постоянно находился связанным и под стражей, особенно ночью.

Случилось всё в один день. Сын просто перестал узнавать родного тятю. Мало того, родимый образ теперь представал в обличии беса или мерзкого горбуна.

– Я знаю только одного человека, который сможет наверняка вернуть этому человечку разум, – спокойно присвистнула знахарка. – Живёт он недалеко от Малоярославца, я нарисую дорогу. Давно от него весточки не получала, но то, что в мире мёртвых его нет, я знаю точно. Последние километров двадцать ехать надобно на лошади, машина не проедет. Техника дорогу не найдёт, покружит закружит по лесу, что не выберетесь, – закончила старушка и двумя перстами озарила пространство.

Спустя двое суток дорожные приготовления были завершены. Отец вышел провожать процессию и потом очень пожалел об этом. Веревки впивались в юную плоть, и трём взрослым мужикам с трудом удавалось сдержать звериный напор подростка. Рёв мотора заглушал скрежет зубов, который крошил кальций в мелкую пудру. По лицу уже тронутого сединой мужчины покатились крупные как град слёзы. Он долго стоял на холодном осеннем ветру, глядя вдаль. Давно исчезли пыльные облака, поднятые колесами председательского уазика, которому было суждено трижды за 150 километров пути словить на дороге гвозди и болты.

В Малоярославец прибыли около полудня. Председатель хозяйства по телефону вроде бы договорился с местным колхозом на выделение лошади с повозкой. Однако объяснить цель поездки и точное месторасположение было просто невозможно. Оставалось рассчитывать, как всегда, на авось и сердобольность простого русского человека. Мальчишка выпадал из действительности только при виде родного батюшки, поэтому решили разыграть небольшой спектакль о потере двигательной способности нижних конечностей подростка, который всё-таки оставался ребёнком и с удовольствием включился в предложенную игру.

Через три часа одран по имени Татош тащил повозку по просёлочным большакам. Тощий конь только внешне казался жалким и изможденным. Аскетично наклонив голову вниз, он монотонно тянул груз, несмотря на крутые перепады рельефа местности. При резких подъёмах лишь слегка накренённая набок голова выдавала сильное напряжение животного.

Мать постоянно проговаривала себе под нос названия населённых пунктов с нарисованной знахаркой миникарты. Первый раз за день по-настоящему повезло. Извозчик представился как Лобатый. Он оказался местным заядлым грибником, который не единожды проверил каждую рощицу в сутках ходьбы вокруг. Взглянув на карту, он сразу определил место и даже немного её отредактировал.

– Я до самого конца доехать не смогу, – сообщил грибник, – там гиблое болото. Болота уже давно нет, но название осталось, и оно до сих пор себя оправдывает. Я однажды нашёл там старый поржавевший до дыр велосипед, пристёгнутый вокруг дерева цепочкой с замком. Куда делся хозяин? В наши дни такими дорогими подарками хозяина леса не одаривают.

Пытаясь угодить потенциальному поводырю, мать развернула дорожную сумку, с запасом набитую копчёным салом, жареной курицей и утренним душистым хлебом. В обед манящий запах домашней еды не позволил извозчику даже для приличия отказаться от перекуса. Один из сопровождающих мужчин очень кстати прихватил с собой небольшую фляжку с коньяком. Спиртное, как это обычно бывает, снизило контроль языка, и Лобатый совсем озадачил и без того неуверенных путников.

– А я вообще там никогда не видел ни деревни, ни хуторка, ни даже охотничьего домика. Там очень большой овраг, метров двести вниз. На другую сторону никак не перейти. Если на нашей стороне дедушку своего не найдёте, в обход больше двадцати километров придётся топать. – И, подумав немного, спросил:

– А вы, поди, старца какого ищете?

– С чего ты так решил, мил хозяин? – переполошилась матушка. Времена были советские, мало ли, кому извозчик потом сообщит. Подумает Анастасия, что на беду свою навела их сюда.

– Да ты не пужайся, сестра, – разглядев в глазах женщины неуверенность, буркнул мужичок, – благословенная земля у нас тут. Старцев с давних времён живёт много, и люд добрый приезжает к ним за советом и помощью. Преподобный Пафнутий родился недалеко от города Боровска. Родители его, Иоанн и Фотиния, и ныне покоятся в часовенке на холме, в прямой видимости Пафнутиевой обители.

– Слава Богам и Предкам Наша, – взмолилась женщина. Сам ведаешь, всякий люд бывает.

Лобатый, конечно, уловил старославянские призывы женщины к родным Богам, которые составляли единство во множестве. «Муравьев много, а муравейник – он один», – подумалось ему.

– Понял, чего переполошилась так, – взмахнул руками мужичок. – Я вере любой терпим, сестра. Да и Старцы, мне батюшка сказывал, не принимают душой ни одну из религий и в то же время есть олицетворение всех их вместе взятых. Религия – это всего лишь проекция веры. Для каждого народа, времени и места. Вот Христос захотел понести проекцию веры в иудею… И что из этого получилось?.. Старец духовен и умудрен, чистый душою и способный наставлять других. Ради этого к ним и идут за советами не только свои монахи, но и миряне разных вероисповеданий, со скорбями, просьбами и грехами, ищущие утешения и наставления.

– Я тоже Иисуса почитаю, только немного не в том качестве, в каком нам его народные иудейские сказки представляют. Я вообще против слепой веры. Глупо же верить, что человек от куста заповеди получил. Обидно, когда людям голову морочат, используя святыни для собственных низменных целей. А старцам, видимо, дан наивеличайший дар. У них, кроме физических очей, есть ещё око духовное, перед которым раскрывается душа людская. Прежде, чем человек подумает, прежде, чем возникнет у него мысль, они уже видят ее духовным оком, даже видят первопричину зародившейся такой мысли. От них не сокрыто ничего. Но мы имеем право сказать – не знаем, к кому дорога сегодня нас ведёт, может, к старцу, а может, и к колдуну.

– Вот оно как, – насторожился Лобатый и замолчал.

Путников разморило. Мальчик и двое блюстителей кемарили в повозке под мерный стук дорожных канавок.

На подступе к лесу погода начала резко меняться. Подул сильный, пронизывающий ветер, склоняющий кроны могучих обитателей леса. На них надвигалось огромное темно-синее пятно, выталкивающее голубые небесные просветы в стороны, и это не сулило ничего приятного. Через двадцать минут езды по лесной накатанной колее одран встал как вкопанный. Лошадь стала сильно напоминать осла. Сначала добрые привады хозяина, а потом хворостина не заставили животное сдвинуться ни на метр.

– Мы в полукилометре от места, указанного на плане, – оправдывался Лобатый, не хочет скотина дальше двигаться. Не пойму, что с Татошем, первый раз такое за много лет. По моим соображениям, дорожка эта вас выведет туда, только не знаю сам, куда. Я тут подожду, не бросишь же глупое животное.

Внезапно небосклон заполнился пугающей чернотой. Мощнейшие потоки воды бурными ручьями прокатывались по дороге, а одежда на путниках промокла за две минуты. В нескольких метрах впереди, вслед за оглушающим грохотом со свистом треснуло и переломилось гигантское дерево, перегородив дорогу. Всё-таки животные имеют какое-то непознанное человеком чутьё. По лесу гулял шум листвы, по которой лупили миллионы капель. Искать укрытие уже не имело смысла. Тропинка уводила людей вглубь леса. Раскаты грома накатывались сильнее и сильнее. Видимость была как в полуночных сумерках, темень, не более пятнадцати метров.

Мальчик резко рванул вправо и побежал. Не ожидавшие такого развития событий мужики стали быстро терять его из виду, а звуки бегущего человека скрывала свирепствовавшая буря. Бежали практически наугад, в ту сторону, куда мелькнул силуэт подростка.

– Сыночек, – надрывный материнский крик продавил гуляющий лесной шабаш.

Воздух резко посвежел, бледный свет стал проталкиваться сверху сквозь неподвижные силуэты деревьев и одарил колдовским ощущением того, что всё происходящее всего лишь сон. Всё резко стихло. В вяжущей по рукам и ногам тягучей безысходности кое-где стали видны кусочки неба, а мелькнувшее сквозь них Ярило подарило надежду на что-то.

Лесные ряды деревьев вдруг прервались, и бегущие вместе с матерью мужики увидели отрока, стоящего на открытом месте, перед хрупким подвесным мостом через бескрайний овраг. Черные вихри, проливающие небесные воды, выли совсем рядом, но над мостом образовалось белое облако, словно по сварге небесной расстелили небольшую белую простынь.

– Смотрите, кто-то идёт, – заметил один.

– По-моему, мы нашли то, что искали, – от удивления сплюнул себе прямо на ботинок второй.

Посредине натянутой подвесной канатины медленно двигался к ним силуэт человека в белых одеждах. Зрелище завораживало, пугало и восторгало одновременно. Оно не было похоже на сказки или экранные постановки. Пространство пронизывало и втягивало всех внутрь. Стало казаться, что время остановилось, а весь мир ограничился лесной поляной.

– Я уже давно жду тебя, малыш, – очень тихо сказал человек в белом, но каждое его слово, попадая в ушные раковины, гремело четко и убедительно. – Мне нужно семь седмиц, чтобы вернуть вам сына. Ровно столько он спал, а я берёг его сон. Приезжайте сюда ровно через 49 суток с отцом.

Мальчик послушно взял старца за руку, и они медленно шли рядом друг с другом по тонким деревянным дощечкам. Мостик не качался. В немом ступоре прошло несколько минут. Первая осознанная мысль, посетившая всех и сразу, была удивительным венцом событий того дня. Моста через овраг не было!

Дни на удивление шли быстро, и луна 49 раз отмерила обозначенные семь седмиц. Мальчишка по мосту бежал впереди волхва и, не замечая никого вокруг, бросился на шею родному отцу: «Тятенька, любимый мой, где же ты был? Я так соскучился, я так долго тебя не видел!»

По щекам отца снова покатилась солёная вода, а довольный, но серьёзный старец предупредил: «Атака эта была больше на старшего из рода… Мальчика пока трогать не будут… Его время защищаться придёт ещё не скоро… Вы за себя больше радейте, родители славные. Ближайшие четыре года сложными могут статься, пока отроку 13 лет не исполнится. С этого возраста человек уже сам станет отвечать за свои слова и деяния.

Мальчишка продолжал яростно обнимать отцовскую шею, а ручка наткнулась на небольшой каменный кристалл, который украшал грудь родителя. Память выдернула из своих темниц точно такой же амулет. Он видел его на алтаре у знахарки Анастасии Святозаровны. Кулачок крепко сжимал каменный конус, сжимал до страшной боли внутри ладони. Сухожилия натянулись как струны и… Сознание Глеба Корчагина резко вывернуло его в физический мир. Перед глазами покачивались разноцветные бутончики клевера. Рука держала камень, похожий на горный хрусталь. Тот камень, что был на шее у Стояна. Лёжа на прохладной земле, моголинян понимал пока только одно: «Незримые атаки Игреца и его служителей начались с самого детства. Они всё-таки смогли загубить мать и отца».

– Я вам всё верну, упыри, – сухими губами прохрипел Жига и провалился в бессознательное сновидение.

Подсознание человека имеет свойство записывать всю информацию, все картинки и звуки, окружающие человека. Оно беспристрастно, как видеокамера, и не выбирает, когда нажать кнопку включения или выключения. Всю жизнь внутренний регистратор работает добросовестно и круглосуточно. При желании и умении достать архивную информацию может каждый. Корчагин теперь умел это осуществлять легко и быстро. Внутренний помощник не случайно прокрутил кино из детства, которое теперь объясняло многие вещи и раскладывало их по нужным полочкам в голове.

Легкий озноб мелкой дрожью забарабанил по уставшему телу беглеца. Не открывая глаза, Жига носом улавливал пьянящий букет ароматов, сотканный из сладковатого привкуса полевых цветов и сена. Удивительный и неповторимый запах скошенной травы дурманил голову. В нём был дух земли, ветра, проливного дождя и палящего солнца. Так пахла сама мать-природа. Сквозь это полевое благовонье пробивался тяжелый аромат недавнего присутствия скотины. Было непонятно, на каком уровне идёт процесс обоняния. Когда пелена отступила от глаз, взор устремился в никуда. Туда где тонкие зелёные стебельки пробили разбухшую от влаги глинистую корку, и молодые волосы земли ритмично покачивались в такт ветру.

Теплое дыхание слышалось возле самого уха, но Глеб, размышляя, убеждал себя, что всё ещё спит. Сильная дрожь земли мгновенно заставила его тело принять вертикальное положение. До бескрайнего стада здоровенных волосатых племенных быков оставалось каких-то 40–50 метров. Резким рывком беглец попытался начать движение в обратную сторону, но, развернувшись, наткнулся на морду точно такого же дикого животного. Бык сразу шершавым лизуном прогладил щёку испуганного человека и выдал жалобное внутригрудное мычание.

Решение всплыло у него в голове вдруг, сразу и полностью. Глеб обогнул ласковое животное и спрятался от стада. Сработало. Волосатая опасность временно притормозила свой ход.

– Это и есть интуиция, – подумал он. Откуда она взялась, эта интуиция? Жига просто попытался осмыслить своё решение, но ум проиграл соревнование с интуицией, просто отказывался в этом сознаваться. Глеб сейчас как-то ясно почувствовал, что предназначение ума в том, чтобы обосновывать нам правильность наших взглядов, мнений и суждений. Ум постоянно оценивает происходящее: правильно – неправильно, плохо – хорошо. Логика ума завязана на опыт человека, который он получил в процессе жизни, поэтому каждый ум оценивает происходящее со своей колокольни. Опыта бычьей погони не было, тем более в качестве гонимой мишени, поэтому интуиция отработала свой «выход» на отлично.

Добравшись до края необъятного поля, беглец упёрся в ограждение из ключей проволоки. Характерное потрескивание говорило о том, что по ней, без сомнения, прогуливался электрический ток. Надо было чем-то приподнять нижний ряд колючки, который был как раз предназначен для защиты от людей. Огромным животным хватило бы одной полоски вдоль всего поля. До ближайших кустов было метров десять, но росли они возле самой дороги, по другую сторону электрической проволоки. Только сейчас Глеб заметил, что он босой. На припухших ногах вздутой синевой проступали две большие гематомы. Каждый шаг жгучей болью бежал в голову по паутинкам нервов. Во рту пересохло. Организм требовал воды, язык с трудом отлипал от просохшего нёба и не мог даже смочить губы.

Местность он узнал довольно быстро. Материализация выкинула Жигу на бывшее гороховое поле, возле деревушки Горшково, где ребятнёй они беззаботно пропадали весь световой день. Картина этого места несколько раз вчера представлялась во время прокручивания целевого слайда предполагаемого места телепортации. Деревня зимой умирала, но летом многочисленные дачники возрождали забытое Богом место. Вода здесь была всюду. В двух километрах несколько лет назад даже возвели родниковую купель, а местный священник исполнил обряд освящения. Водоносная жила в ближайшей округе была так близко к поверхности, что порой, копая картошку, деревенские мужики лопатой выбивали струйки ледяных ключей.

Жига рвал руками земную плоть, жажда слепила разум, а пальцы с остервенением гребли грунт. Он чувствовал, что стал сильнее. Гораздо сильнее, чем был ещё утром. Проверить свои возможности было трудно, так как на открытом пространстве не сыскать ни камня, ни бревна. Вода приятно охладила пальцы через полметра. Очередной проверкой силы воли стало отстаивание мутной жидкой субстанции в два приёма с последующим вычерпыванием земли ладонями. Через полчаса вода стала вполне пригодна для употребления. Несколько раз, пока пил, сбивалось дыхание, жадные большие глотки сдавливали грудь, и Глеб отваливался набок, буравя глазами облачное осеннее небо, а потом снова продолжал всасывать влагу. Наконец всё мысли бывшего детектива сосредоточились на борьбе с колючей проволокой. Сильные руки сами просились в бой. Моголинян примерился к одному из деревянных столбов, стоящих через каждые пять метров и служивших опорой для железных проводов. Земля крепко держала Дубинину, но рвётся, как известно, там, где тонко. Место, где опора заходила в глубь дёрна, тронулось древесной коррозией, и характерный хруст говорил о правильности принятого решения. Повалив деревяшку, Корчагин удивлённо посмотрел на руки. Внешне они не изменились, но какая неведомая сила наполнила их крепостью и мощью?

Дорога, ведущая от федеральной трассы Киевского шоссе до кладбища родителей, тянулась вдоль всего этого поля. В прошлом году Жига был здесь, но кроме придорожной заразы в виде борщевика на поле ничего не было. Хозяйство было убыточным уже давно. Неработающие комбайны и иная техника, поржавев, пошли на металлолом.

Вспомнились слова Стояна и маленького сына Вовки, которые в один голос утверждали, что пространство и время не могут существовать одно без другого, и собственно эти величины суть одно и то же. Ум отказывался индексировать глубокое знание. Время года определить можно было с точностью до двух недель, но вот какой сейчас год? Сомнений добавила не пойми откуда прилетевшая на соседний куст кукушка. В Сергиевом Посаде был август, а почему тогда кукует кукушка, прекращающая свою песню вместе с соловьём? Глеб помнил, как бабушка часто сказывала: «Соловейка подавился житным колосом, а кукушка мандрикою.

Мандрики – это жареные пончики из пшеничного теста, яиц и сыра, которые пекли к Петрову дню – 29 июня! Могло ли быть искривление временного порога, вследствие чего он попал в данное место, но в другом времени? Если время искривилось, то, однозначно, вперёд. А может быть, это будущее? Может быть, дети стариками уже давно стали?.. Ответы на вопросы получить было не от кого.

Однако очень скоро Жига уже пожалел, что наверняка сможет узнать ответы на свои вопросы. Колючая проволока, помимо электрического тока, была оснащена датчиками контроля. На сработавший сигнал, поднимая облака пыли, на бешенной скорости летела Шевроле-Нива белого цвета. Внешний вид босоногого парня в рубашке и джинсах, без единого предмета в руках, немного унял решимость двух выскочивших из внедорожника мужиков. Плечо каждого из них удерживало одноствольный полуавтомат. Глаз специалиста сразу отличил пятизарядный МР-153 двенадцатого калибра. Они были не местные, скорее всего, служащие охранного предприятия, обслуживающего бычий загон. Взгляд охранников упал на поваленный, но висевший на проволоке столб.

– Ты зачем его завалил, сволочь? – агрессивно начал худой и высокий, который ехал за рулём автомобиля.

Глеб, оценивая ситуацию, молчал. Больше всего ему не следовало сейчас сталкиваться с правоохранительными органами. Отсутствие документов могло сыграть как на руку, так и против него. Наверняка, информационная база федерального розыска уже хранит все ориентировки на беглеца.

– Мужики, это не я, – сообразил бывший детектив, решив играть пострадавшего. – Я автостопом до Брянска добирался. Погода ветреная была, утром промёрз и к кавказцам в машину сел с дури. Правило своё нарушил, бес попутал… Ааа, что говорить, сам виноват… Ограбили, отобрали рюкзак с провизией и документами, хорошо, не грохнули… Завезли от шоссе и выбросили на обочине… Ботинки даже сняли гады.

Мужики переглянулись. Было очень похоже на правду, но сейчас надо было найти виновного, отчитаться перед руководством. Глеб, воспользовавшись небольшой паузой, старался по любым деталям речи и одежды понять, какой сейчас год. Прямиком спросить было бы венцом неразумности. Заподозрив неполадки с головой, охранники без сомнения отвезут его для выяснения личности и цели визита в хозяйство. Понять ничего было нельзя, так как деревенские мужики и через сто лет могли выглядеть именно так. Борода, солдатские ботинки, покупной камуфляж… Ружьё!!! Стволы не ржавые, деревянное цивьё не выцвело, кожаный ремешок не сильно вытерт. Даже учитывая вековые традиции российских оружейников, можно было с уверенностью сказать, что временной интервал разорван не более, чем лет на двадцать.

– А столб? Зачем завалили? – вмешался в допрос пожилой человек с круглым, но не безобразным животиком.

– Один пьяный был. Особенно буйный и здоровенный детина. Руками вырвал, сами посмотрите…

Глебу мельком пришла в голову мысль о том, что черепные коробки обоих стражей в секунду треснут в его ладонях, как грецкие орехи в зубах щелкунчика, но, быстро отогнав чёрный вихрь ума, стал представлять любовь к этим двум незнакомым людям. Вообразил большое мутное пятно по имени Любовь, которое окружало и защищало его. Представил, как дикий лев, вошедший в сферу действия пятна, стал милой ласковой кошкой.

Водитель Нивы не поленился спуститься к полю и прокричал: «Не пилили, Захар, и не топор! Даже от ног следов нет. Вот это номер…»

– А сам-то откуда? – совсем по-свойски, по-деревенски знакомо спросил высокий.

– Я из Москвы, к родственникам ехал, – не соврал, но и не признался Жига.

– Куда ты теперь в таком виде двинешься, что нам с тобой делать-то? – спрашивал сам у себя пожилой толстяк.

– До станции подбросьте добрые люди, а я как-нибудь попробую с проводником договориться…

– Поезда пассажирские до районного центра уже с полгода не ходят…

Фраза заставила опять вспомнить про мучающий вопрос времени.

– Не берите в голову, путник всегда дорогу отыщет, – продолжал настаивать Жига, понимая, что в деревне ботинки, хлеб и денег на дорогу ему найти удастся. А вот четырёхкилометрового марш-броска босиком по осеннему асфальту избежать хотелось.

Следующий час очень полезно было бы понаблюдать человеку, который желал понять для многих загадочное и необъяснимое выражение под названием «русская душа». Не успел стартер прокрутить маховик мотора, как на колени потенциального вредителя из бардачка вывалились два бутерброда с одесской колбасой, солёный огурец и чуть начатая бутыль с мутновато-жёлтой жидкостью. Глеб тщательно пережёвывал пищу, смаковал послевкусие и думал о том, что любовь всегда порождает любовь, а пусть даже скрытая ненависть всегда порождает ненависть. В машине мужики рассказали про то, как распалось опытное хозяйство, а около года назад западный инвестор скупил все местные поля для разведения канадских быков. Быки эти славились быстрым ростом и ценной шерстью, защищавшей их в любые морозы. Более тысячи животных на сегодняшний день выгуливалось на огороженной территории, а количество голов в течении трёх лет должно было увеличиться в четыре раза. Знаменитый в московских ресторанах стейк Рибай из австралийской говядины имел чисто российские корни.

Мутная жидкость оказалась самогоном. Настоящим, «своим», настоянным на кедровых орехах и черносливе. Глеб лишь дегустировал напиток, понимая, что самое главное для него сейчас – светлая голова и незатуманенный разум. У железнодорожного вокзала из багажника в руки беглеца проследовали тёплые шерстяные носки, резиновые галошки с высокими бортами и армейский утеплённый бушлат. Отказываться было просто глупо, кроме того, на румяных от прохлады лицах охранников читалось искреннее желание помочь. Корчагина стала грызть совесть за сломанный столб и дурные мысли. Прищурив глаза почти целиком, так, что сквозь еле заметные точки виднелись облики обоих «пастухов», Жига открыл для себя доступ к работе всех внутренних органов. Цветовой спектр позволял установить самые проблемные для здоровья области. Предстательная железа высокого и опухоль правого надпочечника пожилого в ближайшие пару лет уничтожили бы физические оболочки двух дорожных мужчин. Лишили жизни двух порядочных семьянинов и просто хороших людей. Проблема их состояла в том, что душа обоих не видела больше смысла оставаться в этом временном «костюме», так как ум блокировал любое восходящее движение души. Объяснять что-либо смысла не имело, так же, как не имело смыла заботиться о первом встречном, неизвестно каким образом оказавшемся внутри охраняемой территории. Не выдавая своих намерений, Глеб подошёл к мужикам и по-братски обнял их за плечи, усиливая потоки первичных материй и открывая сердечный силовой центр. Потекла любовь. Кровяные эритроциты, обернувшиеся девять раз по всему телу, вкачивали кислород и многократно увеличивали собственный иммунитет организма. К вечеру, может быть, кто-то заметит повышенную температуру тела, но никогда не поймёт, что это всего лишь победное шествие самой жизни. Каким образом это работало, сам лекарь описать не смог бы, моголинян просто знал и умел!