Текст книги "Игра законом"

– Прошу тебя, не сердись на мое любопытство, – сказал сын участкового. Видишь ли, я слышу что-то внутри себя, по хребту огонь будто бы обжигает и ветер обдувает…

– Вот и слушай себя, ничего лучше тебе никто не посоветует, – отрезал Жига, всматриваясь в пыльный столб, вырастающий на горизонте. Мотоциклист заглушил движок задолго до них и плавно скользил между дырками асфальта.

– Привет, Вован, – деловито выкрикнул рыжий пацан лет пятнадцати.

– Здорово, шпана.

– Сигаретку дай.

– Сопли с носа убери.

– Какие мы сегодня важные.

– Рыжий, дай мотоцикл, до трассы человека довезу. С меня бензин и, фиг с тобой, пачка Кента.

– Неее… братан увидит, побреет налысо.

– Да у тебя и волос-то, как у меня зубов, – ёрничал бугай, – выручай, должен буду.

– Ну ладно, – согласился пацан, – полпачки вперёд.

Володя понял, что сегодня он ещё не курил, и это опять заставило его взглянуть на Глеба. Тот понуро смотрел себе вдаль пустым взглядом. Целая пачка сигарет оказалась в руках рыжего.

– Смотри, так и останешься мужичок с ноготок. Травишь себя с малолетства, думаешь, взрослее выглядишь, круче? Ты спроси у любого курящего, хочет ли он бросить курить… Вот и подумай, пока не поздно, обалдуй…

– Ты что, Вован, головой стукнулся? – не узнавая соседа, удивился мотоциклист.

– Может, и стукнулся или стукнули, – буркнул бугай и махнул Глебу рукой, садись мол.

На полпути к трассе, в низине, возле самого леса радовала глаз деревянная купель святого источника, с часовенкой и крытой беседкой, спрятанной молодой порослью. Жига почувствовал её заранее, прислушиваясь к себе и пытаясь понять источник силы. Сомнений не было.

– Давай-ка, друг, умоемся и водицы глотнём.

– Меня вообще сушит, сплюнуть не могу, – отозвался бугай.

Оба, встав на колени, ладонями черпали ледяной сок земли. Жадные глотки наполняли тело свежестью самой природы. Жига окунул голову в огромный деревянный колодец и, подпрыгнув, встал на ноги. Следующим движением чуть было не шагнув назад в купель. Некто, напоминавший сказочного человечка, стоял в двух саженях, скрестив руки на груди. Он был мал ростом и на первый раз показался уродливым. Длинные руки, короткая шея, узкие глаза, выдававшиеся скулы были далеки от идеала красоты. На всем выражении лица лежала какая-то странная тупость, которая еще усиливалась подстриженными волосами так, что при зачёсе на лоб они оканчивались над самыми бровями. Человечек лукаво косил глазками и что-то бурчал, проглатывая окончания:

– Доб де дру мо Олодя.

– Леший! – вскрикнул бугай, – ты чего из лесу выбрался, ты же воду в другом месте берёшь.

– Мирячинья, – направляя руки к Глебу, завопил мужичок. Потом он поклонился, одним коленом достав земли, и побежал в лес, маня за собой.

– Я его Лешим зову, – стал объяснять Корчагину сын участкового, – никто толком не поймёт, как он в этом лесу появился. То ли финн, то ли норвежец, то ли карел. Я дружу с ним. Пойдём, он тут недалеко живёт в своём шалаше.

– Странный он какой-то…

– Зато гостеприимный. Никогда не откажет случайному путнику ни в приюте, ни в куске мяса варёной лосятины, ни в рыбе. И о вознаграждении, разумеется, не может быть и речи. Говорит, что не так просвещён, чтобы и из гостеприимства делать выгодную статью дохода.

Глеб не заметил за разговором как они уткнулись в конический шалаш из тонкого леса, покрытый хворостом и сверху дерном. Вид такого зеленого, поросшего травою жилища на берегу маленькой лесной речки производил очень приятное впечатление.

– Мирячинья, – снова зашёлся в крике человечек, ритуально дёргая длинными руками.

– Что он орёт? – едва шевеля губами, тихо спросил Жига, – на шамана чукотского похож.

– Вспомнил. Он мне рассказывал, что жил он на полуострове каком-то. Там периодически всех охватывал некий психоз… Ну, эта… Мирачана, гори она синим пламенем. Я его таким один раз уже видел. Якобы просыпаются у него экстраординарные способности, которые являются эффектом каких-то излучений. То ли от горы, то ли от пирамиды. Люди, говорит, начинают видеть будущее, просветляться, развивать способности, видеть сквозь препятствия. Там якобы есть источник энергии, который даже открывает временные коридоры. Колонны, загадочные плиты со знаками мне рисовал. Утверждает, что некая сила не пускает туда учёных внутрь.

Человечек подошёл почти в упор, взглядом обмерил обоих мужчин и совершенно чётко произнёс: «Полуостров Кольский, а я не фин и не карел, я лопарь».

Глеб краем глаза уловил, как бугай оторопел от речи Лешего и с трудом вытащил из глубины гортани:

– Ты что же, старый, голову мне морочил, бурчал, как немтырь всю дорогу, а сам говоришь свободно по нашему…

– Способность эта скоро уйдёт вместе с твоим братом. Мирячинья, мирячинья…

Леший взял Жигу за обе руки и до белков закатил глаза. Мутная пелена, осевшая на всё его лицо, не помешала продолжить монолог:

– На Родине моей матери, в поросших травой и карликовыми берёзами холмах, вам трудно будет разглядеть что-то. Но оно там есть. Есть две рукотворные пирамиды, гордо поднятые на многие метры от опавшей листвы. Это священные места. Это культ. Они излучают точно такой же свет, который идёт от твоего брата, Олодя друг. Твой брат подарил мне мирячинью. Я чувствовал его многие часы до вашего появления.

Становилось немного неуютно, хотя подсознание точно определило отсутствие всякой опасности и злых помыслов. Стол новоявленного шамана был накрыт солёными мясом, рыбой и грибами. В деревянном лотке красными бусинами переливалась клюква.

– Я вижу твой путь, – надрывался лопарь, – идти тебе в светлый город, где сатана создал логово зверя, где под красными звёздами мумия стережёт вавилонский зиккурат. Потом ты вернёшься на благословенную Калужскую землю.

Движения его становились всё быстрее и быстрее. Было видно, что гостеприимный выходец с Кольского полуострова теряет действительность.

– Двигаем, Володя, – приказал Глеб и пошёл к мотоциклу. Бугай зашаркал позади, а шаман в дикой нирване продолжал свой ритуальный танец.

Странности для бугая продолжались. Подсознательно он чувствовал, что Глеб ему никогда не расскажет правды, но всё-таки аккуратно пытался выцедить хоть маленькую толику. У него ничего не вышло.

Чувствительность на опасного человека, да и вообще на любую опасность, и без того отличавшая Жигу с пелёнок, от вброшенного в вены адреналина усилилась многократно. Было довольно любопытно разглядывать в себе новые грани своих способностей. Сейчас бывший детектив чувствовал на расстоянии скрытое от зрения присутствие живых людей, настроенных на его волну. Они отражались на его радарной карте разными символами. Окраску имели они тоже разную, видимо, в зависимости от душевного состояния и выплеска вовне эмоций. Глеб даже начал по-детски развлекаться, привыкая к этим символам. На поле зрения его карты попадали и окружающие этих людей предметы и животные. Вот он заметил припрятанных под кустом молодых воробьёв, и засек наблюдавшую за ними мрачным взглядом кошку, уверенную в собственной невидимости за кучей мусора. Здание вблизи искавших его экстрасенсов и лысых мордоворотов светилось всеми солнечными спектрами от множества людей внутри. Жига догадался – вокзал. Захотелось снова остановиться и передохнуть, – но было ясно, что только дай слабину, и более менее дееспособное состояние рухнет и растворится.

«…Стоп, – собравшись, прямо в ухо сыну участкового выпалил Великий Энергетик. И ещё подумал: «Из меня воин нынче никудышный?! А не хватит ли на сегодня?! Я ж под собой ног не чую, мне б отлежаться, да вытянуться… В город, к вокзалу нельзя. Как бы нам машину до Москвы придумать?» – просительным тоном вслух сказал он, когда стих мотор мотоцикла. Ответа не было, зато из-за поворота показался примыкающий к заправке и мотелю пост ДПС. Двухколесный конь тихо подъехал к насторожившемуся инспектору.

– Ты что, заблудился, Вовчик? – весело поприветствовал его сотрудник ГАИ.

– Колян, мне человека надо срочно в Москву доставить, – чётко следуя своей цели, начал бугай, – у него документов нет и денег. Отец просил устроить всё, – уже соврал Володя, – только сейчас, не утром.

– Нет проблем, братан, – оживился весельчак, – вон идите туда, к фурам. Я сейчас.

Вдоль дороги, у постов ДПС, ближе к ночи всегда собиралось несколько машин, за отдельную плату желающих провести ночь под самой надёжной охраной на дороге.

– Приезжай, Глеб, – жалобно вылетели слова с губ большого человека с лицом подростка. – А то как-то в этот раз не по-людски, на бегу, да впопыхах. Ты решай свои дела и приезжай…

Тут Жигу едва ли не впервые посетила крамольная мысль – а может, стоило все-таки остаться у лопыря?.. Поподробнее у него всё расспросить? «Ну уж нет, – оборвал он себя самого. – Это ум опять начинает свои бестолковые шараханья. Нутро почти успокоилось». Энергетик поразмыслил еще немного и даже пожалел, что так и не удосужился поговорить обо всём с бугаём Володей.

– Может быть, и приеду, – запрыгивая в кабину Рено Магнум, обернулся Жига.

К его огромной радости дальнобойщики спать не собирались и любезно предоставили шикарное спальное место.

Оказавшись в тесном, закрытом пространстве, Энергетик думал о том, как его тело по-разному реагировало на всевозможные ситуации, в которых он непрерывно пребывал. Любые события и переживания отзывались эхом в различных областях организма. В нижней или верхней частях живота, в половых органах, в груди или в сердце, в горле, в различных частях головы и т. д. Силовые центры в этих местах поглощали космическую эфирную энергию. Благодаря активизировавшимся чакрам Глеб мог при помощи тела не только извлекать специфическую информацию об общающихся с ним людях, о ситуациях, создающихся вокруг него, но и даже определенным образом сам воздействовать на все это.

Люди взаимодействуют друг с другом не посредством речи, которая является лишь одной из множества форм активности горловой чакры, а именно целостно, всеми своими центрами, – подумал Жига, откуда-то зная, что у одного из дальнобойщиков вчера был день рождения, а у второго десяток дней назад умерла родная сестра.

Глеб задал свой вопрос, отправив его в никуда. Пустота ответила очень просто, в форме визуального проявления. В какой-то момент Жига осознал, что уже знает ответ на вопрос. Этот миг показался ему невероятно прекрасным, – только что не было ничего, пустота, и вдруг в пустоте материализовался ответ. В процессе этой интересной игры он выяснил для себя, что первым делом поедет навещать старых знакомых – мастера Таро, Игоря Весёлко и бывшего лучшего друга, Аркадия Вольнова, который каким-то образом должен был объяснить, для чего он попросил тогда пятьсот рублей. Ну и, конечно, Жига вернёт себе должок, как советовал Стоян.

При этом воспоминании Корчагина скрутила мерзкая дурнота, и он перевернулся на другой бок, пряча лицо под одеяло. Так бывает, когда отравишься. Но он сегодня толком ничего не съел. Сделалось невозможным думать ни о чем, и Глеб тревожно уснул.

Во сне ему привиделись дети. Не обычные, радостные и живые, а ужасные младенцы, несущие в мир всё зло. Они были ненасытны в еде, готовые спать сутками, а в перерывах между этими сладкими занятиями, хотящие поиметь женщину, и побольше поиметь. Младенцы развязывали войны и формировали общество всей планеты. Интересно то, что человек-младенец не мог понять, что он младенец. Идеи со стороны на этот счет они не воспринимали, а потому всё, что расходилось с их точкой зрения, для них было просто «неверно». Один из них младенец-президент, достал чёрный чемодан и нажал огромную красную кнопку… Глеб подпрыгнул, макушкой попробовав на прочность потолок французского тягача.

* * *

«Я хочу построить себе трон

На огромной холодной горе,

Окруженной человеческим страхом,

где царит мрачная боль».

К. Маркс

– Мужики, мы где? – поинтересовался Корчагин у водителей.

– Будить тебя хотели. Через пару километров МКАД. Тебе куда в Москве надобно? Мы по МКАДУ до Алтуфьевского шоссе пойдём.

– Я там у Алтушки и выпрыгну, – быстро сориентировался бывший детектив, живо представив, что от МКАДА до метро в этом месте пять минут пешком.

Вереница машин, просевших под дачными баулами, тянулась по всему МКАДУ. Сначала в два ряда, затем вся трасса превращалась в хаотичное скопище железных повозок. В самом начале очереди никто не выходил, а вот чем дальше – тем больше народу, отсидев пятую точку, выходило и сланялось между рядами. Многим приперли двери соседние машины, и люди начинали ссориться. Глебу не понравилось, как ругаются, – в некоторых интонациях отчетливо слышалась угрозы и уверенная нахрапистость. Ещё полицаев тут не хватало. Хотя тут в Москве они совсем не пугали. Всё успокоилось.

Жига шёл к метро, накинув капюшон китайского пуховика. Выгодней всего было безмолвно скользить в толпе, вытолкнув из головы мысли и превратившись в каплю в огромном океане. Такой каплей он, сильно рискуя, перепрыгнул турникеты, успешно добрался до метро Китай-город, где бурлило настоящее море с островами магазинов и ресторанов. Над толкучкой парило видимое облако нетерпения, страсти, шума сотен голосов. Порой улавливался запах алкогольного и сигаретного смрада. Ах, как давно он не был на Красной площади. Его туда никогда не тянуло. Да и вообще, он сейчас не мог вспомнить, был ли он там хоть раз или всё это видел на картинках и по телевизору.

Через десять минут справа осталась Государственная Дума, и открылся вид манежной площади. Стало отчего-то сдавливать грудину, и появилась сильная резь в глазах. До входа на брусчатку главной площади страны оставались считанные шаги.

– Ты думаешь – самый умный? Растёшь в тепличных условиях и ещё приказы мои обсуждать с кем-то вздумал? – донеслось совсем рядом.

Двое мужчин громко спорили, целиком погрузившись в свой, только им принадлежащий мир.

– Виноват, товарищ генерал.

– Виноватых к стенке раньше ставили! – мужик сердито потер крупные ладони, будто замерз. – Уволю к чертовой матери, без выходного пособия. Вот только закончится все…

– Что закончится?

– Не твоего ума дело!

– Нет, моего. Солдат должен осознавать свои маневры, – упорствовал молодой мужчина. – Да не выпучивайте так глаза, выпадут. Что вы мне сейчас сделаете? Да ничего. Я хочу знать: что с теми двумя, пропавшими в Сергиевом Посаде?

Генерал не то, чтобы опешил, но немного растерялся. И пока он не пришел в себя, младший по званию решил его дожать:

– Или мы решим эту проблему сейчас, или мы не договоримся никогда. Мои люди в таком случае откажутся с вами сотрудничать.

– Ты мне угрожаешь? – лысый большой мужик взял себя в руки. – Да я тебя сейчас прямо тут голыми руками раздавлю.

Тот, называющий себя солдатом, понял, что надерзил сверх всякой меры. И поэтому продолжил дерзить:

– Слабо вам всем, старикашкам. Пока слабо. По нашим сведениям, вы сами не знаете, в какую колоду вашего джокера ветер унёс. Думаете, что если ночь Сварога заканчивается, то совы мышей днём не пожрут. Ошибаешься.

С этого момента Глеба стало два. Между ними можно было довольно легко перемещаться, – правда, кто перемещался, было ему трудно понять. Жига несколько раз перетёк туда и обратно. Глядеть наружу из явного Глеба было привычней, но из второго, более чувствительного, всё выглядело куда осмысленней.

Глеб немедленно рассмотрел, что поля этих двух мужиков усилились и завибрировали, а во время спора стали смешиваться, проникая одно в другое. Когда один из противников подавал реплику, его поле втягивало в себя, словно засасывая, поле противника, а когда тот возражал, процесс шел в другую сторону. Целью спора в том числе являлся захват чужого поля. Захват энергии. Было непонятно, контролировал ли кто-то из них этот процесс или это происходит со всеми спорящими людьми.

– У нас уже Корчагин, передай своему шефу. Два часа назад я с ним разговаривал, – буркнул старший и побрёл к машине.

– Блефуете, товарищ генерал. До завтра…

Корчагиных в Москве много, а в России и подавно. Но тот, второй, более чувствительный, Глеб говорил, что речь шла именно о нём. И надо же было оказаться тут именно в данный момент. Случайность? Может быть. Однако Глеб в случайности больше не верил. Владычица судьбы для чего-то подарила ему эту случайность.

Страха быть пойманным не было, многодневная щетина и китайский пуховик делали его не похожим на самого себя до неузнаваемости. Преодолевая неприятную тяжесть в груди, Корчагин вышёл на Красную площадь, следуя за тем, помоложе, которому, возможно, был очень сильно интересен. Как сказочно красива Красная площадь в ночном свете, так же страшно уродлива она на тонком плане. Буро-кровавые всплески по незримым каналам стягивались в одну точку, где пропадали в районе мавзолея, оставляя за собой огненные хвосты. Своим рождением Красная площадь обязана огню, ставшему на века её верным спутником. Вонь стояла ужасная. Запах протухшей плоти смешивался с кисло-сладким привкусом пороха и парфюма. Эпицентр гнилостного смерда, видимо, находился там же, около кремлёвской стены.

– Светлые Боги! – воскликнул Глеб, может, первый Глеб, а скорее всего, тот, второй, кому была подвластна истинная картина происходящего.

Энергию и силу рядом идущих людей выкачивало, как насосом. Глеб сразу закрылся, представив могучий фонтан, брызги которого окружали и защищали его. Насосом работало странное сооружение в центре площади, и энергия сильными потоками стекалась в один из его углов. Это сооружение существовало у всех народов, на всём протяжении существования человечества. Оно значительно древнее пирамид. В голове возникло чужеземное слово – зиккурат. Зиккурат представлял собой башню из поставленных друг на друга параллелепипедов или усечённых пирамид. Террасы зиккурата, окрашенные в разные цвета, соединялись лестницами или пандусами, стены членились прямоугольными нишами.

– Зиккурат символизирует лестницу в небо, – объяснял второй Глеб первому. – Плоская площадка наверху предназначена для ритуальных действий и для обращения правителей к народу. Внутри должна быть погребальная камера, в которой расположено мёртвое тело терафима. В отсечённую голову идола вкладывается золотая пластинка.

– Ёлки-палки, – стёр пот с лица Глеб, – проверить бы ещё. – Хотя я уверен – пластина, когда надо, там появляется.

Давно, в один из вечеров, когда Глеб попросил отца рассказать страшную историю, ох, как дети это любят, тятя поведал старинный ритуал, относящийся к Магии Смертной Силы, который состоял в том, что для укрепления замка или крепости в стену вмуровывались люди. Часто живые. Такая крепость не разрушалась, и противник не мог её взять. Души покойников ревностно стерегли крепость.

– Вот она – эта такая крепость, – дёрнулось в голове, воздух рассёк тонкий свист, а мысли закружились с новой силой: «Зачем люди в мавзолей этот рвались, чтобы на Ульянова этого посмотреть? Медом там что ли намазано? Нее-е-т, ёкарный шабаш, это они Силу почуять приходили! Великая Сила там есть… Мертвое всегда величественно. Мавзолей – огромный, техногенный вампир. Суть ритуальное, сатанинское строение с прогнившей, сифилитической мумией с дыркой в голове, которая по магическим законам должна быть внизу.

Жига и раньше слышал споры о мавзолее. И вправду, может, такая русская традиция, хоронить покойников на площади и в стенах, или мы всегда украшаем площадь покойниками. А нет, наверное, наше капиталистическое правительство любит Ленина, который призывал вешать капиталистов на купленную у них же верёвку. Или, может, в стране нет денег. На дачи, которые значительно крупнее Мавзолея, – есть, на перенос некрополя – нет! Когда правитель обращается с вершины зиккурата к народу, это даёт силу правителю и власть над народом. Этот ритуал прижился и сейчас, называется он «парад на Красной площади». Может, в этом дело?

Корчагин остановился на противоположной стороне площади, у жертвенника Василия Блаженного, где ни разу не служились молитвы, и поднял голову к небесам. Над центром страны возвышались звёзды-пентаграммы, суть сильнейшие магические знаки. Он хорошо помнил себя октябрёнком, когда миллионы детей носили пилотки, а в районе самого сильного силового центра прикрепляли себе отрезанную голову терафима в кровавой пентаграмме с пылающими языками адского пламени.

Подтверждения всех мыслей Глеба хранились на тонком плане. Астралу время не подвластно. Там он увидел, как это логово зверя стало местом проведения казней – вырывания ноздрей, стеганий кнутами, четвертований и варения заживо. Трупы сбрасывали в крепостной ров – туда, где сейчас вмурованы тела некоторых военных деятелей. Во рву Жига разглядел зверей, которых этими трупами кормили. Во время захвата Москвы, видимо, Наполеоном, умерло около ста тысяч москвичей, и трупы тоже стаскивали в крепостные рвы – зимой их никто не хоронил. Идеальное место для тёмного алтаря!

Для Жиги секреты мавзолея и её угловой ниши никаких загадок больше не представляли, но природная любознательность подталкивала его провести, так сказать, натурный эксперимент. Он подошёл к двум постоянно дежурящим перед нишей Мавзолея молодым милиционерам.

– Мужики, здравия желаю, не знаете, что это за ниша?

– Какая ниша?! – последовал изумлённый встречный вопрос.

– Да вот она, – Жига тыкнул перстом на более чем двухметровую по высоте и почти метровую по ширине нишу.

Интереснее всего было наблюдать за глазами милиционера, смотревшего во время беседы в упор на «угол» Мавзолея. Сначала они ничего не выражали, – как будто человек смотрит на чистый белый лист бумаги – вдруг, зрачки стали расширяться, а глаза вылезать из орбит:

– О, точно…

– Увидел! Заклятье пало! – засмеялся моголинян Глеб и потянулся к выходу.

Невозможно было объяснить это диво плохим зрением или умственной неполноценностью людей в погонах, ведь медкомиссию они успешно прошли. Остаётся одно. Психотронное зомбирующие воздействие Мавзолея на окружающих Жига увидел собственными глазами. Алтарь, жертвоприношения, магия – это всё удел людей, мистически настроенных, верующих, а Мавзолей построили большевики – решительные борцы с религией, культовыми сооружениями и всякой мистикой, – какая уж тут магия!

Были ли большевики неверующими? – сам себя спросил Глеб. – Они называли себя «атеистами», то есть «безбожниками», и активно боролись с религией. Если во что-то не веришь, то зачем с этим бороться? Никто же не боролся со Змеем Горынычем и не выискивал Леших в лесу, а Водяных в пруду.

Ясно как дважды два, почему очередь к терафиму Ленину разворачивали так, чтобы они максимально долгое время находились перед нишей-вампиром. В наши дни качественной энергетической подпиткой стали концерты, парады и ледовые катки на Красной площади.

Находиться на Красной площади не было больше никакой возможности. Несмотря на все меры предосторожности, энергия таяла как апрельский снег. Было два выхода. Мавзолей был сильнейшим усилителем тёмных динамических энергий космоса. Глеб мог без труда подзарядиться этими силами или немедленно уходить.

Слившись с Волкодлаком, Жига побежал, быстро побежал, напевая на ходу «Вставай проклятьем заклеймённый…» Случайные прохожие долго провожали бегущего человека взглядом.

Возле турникетов метро Третьяковская Великий Энергетик на всякий случай, ещё проблем с полицией ему не хватало, повысил колебательный уровень своего тела, и спокойно прошёл мимо мечтательной бабушки. Откуда ему было знать, что случайный знакомый, который так ловко переиграл в споре генерала, уже организовал мощнейшее усиление службы по всем силовым структурам. Каждый сотрудник, заступая на дежурство, в обязательном порядке знакомился с фотографией Глеба Корчагина. Но ушлый молодец, в свою очередь, вряд ли догадывался, что девять из десяти человек видели на этой фотографии молодого Юрия Гагарина. Первый космонавт внешне никак не походил на небритого, измученного обстоятельствами беглеца.

Очень долго Жига в полном оцепенении сидел на скамейке возле дома Аркадия Вольнова. Сентябрьское солнце пробивалось сквозь желтые листья великана-клёна, бросая пятнистые тени на дорожку. Не было никакой надобности подниматься наверх, Глеб точно знал, что квартира пуста. Однако он так же с лёгкостью поспорил, что бывший банкир сегодня утром выходил именно из этого подъезда. На тонком плане запахи хранятся очень долго, если не вечность. За час трижды удалось прокрутить в голове тот вечер, когда Жига попросил Вольнова помочь вернуть украденные деньги, и как тот ловко соскочил. А интересно, – размышлял бывший детектив, если бы я его в тот день не позвал, как бы он у меня деньгу выманил. Вот сволочь. Столько лет вместе. Обида внутри его потихоньку перерастала в гнев, и от этого повышенная кислотность в желудке потихоньку напоминала о себе жгучей изжогой.

Стало холодать, и пришлось перебраться в подъезд. Брошенная комнатка вахтёра показалась очень удобной. Удобной излишне, так как тело опоясывала вязкая дремота. Вдруг внутри что-то щёлкнуло, и через миг в проёме входной двери мелькнула фигура ненавистного Аркаши. Ни один рассудок не сумел бы в эти мгновения наполниться осознанной мыслью. Жига и был слишком далёк от того, чтобы о чём-нибудь думать. Он просто вскочил и рванулся вперёд, ибо его обуяла ярость, присущая матёрым волкам.

Не так сказано – обуяла! Не обуяла, не нахлынула, не сковала! Она дала Великому Энергетику сущего пинка, кинув тело в мгновенный, по-настоящему звериный рывок. Тот, кто умеет ясно зреть, несомненно, разглядел бы в его глазах смерть.

За то время, пока длился прыжок, открылись двери лифта, и в подъезде стало светлее. Однако, схватив горло бывшего друга обеими руками, Корчагин увидел двоих мужчин, выглядевших вблизи жалкими поддатыми существами.

– Брысь отсюда, слюнтяи, – точно при вспышке молнии, мелькнули глаза в вырванной из времени неподвижности. Вольнов почему-то не издавал ни звука. А ведь смерть, и впрямь, была рядом. Одно неловкое движение очень сильных пальцев.

– Мне нужны мои пятьсот рублей, товарищ тёмный колдун, – сквозь зубы прошипел Глеб, усиливая давление на кадык. При этом в глубине души чуял, что прегрешение бывшего друга всё же не таково, чтобы карать его такими методами. Однако ярость и гнев, ох уж эти братец с сестрой… Нет, они должны излиться до дна, всосав в себя или выплеснув дюжую половину океана жизненных сил.

– Вот… – захрипел Воля, и каким-то образом у него в правой руке возникла пятисотрублёвая бумажка. От неожиданности бывший детектив отпустил шею бывшего друга, рванул купюру на себя и замер, словно ледяная статуя. Лопнувшие от борьбы верхние пуговицы обнажили амулет. Жига был готов поклясться, что камень в точности повторял его собственный, тот самый, который достался ему от Стояна. Мало ли всяких висюлек продаётся сейчас в палатках и магазинчиках. Нет… Кулоны были огранены очень давно, на тонком плане излучали совершенно одинаковый спектр и, небесный судья свидетель, вышли из-под руки одного мастера и из одной и той же самоцветной горы. Хитрости и уловкам тёмных сил не существует преград, и, кто его знает…

– Ты мне, вонючка, сейчас всё расскажешь, – попытался вновь буянить Жига.

– Откуда ты пришел? – негромко и очень спокойно, отдышавшись, спросил Воля.

– Тебе-то, что? Сдать своим упырям хочешь? Подожди, пока не выдумал…

– Ты по всему городу развешан. Плакаты, фотографии, менты в штатском, «контора», ГРУ, все на ушах…

– Это мы выясним, – нервно отозвался Корчагин.

– Ты очень им всем нужен.

– А мне нужен ты!

– Ты очень непочтительный мальчик. Разве так разговаривают с лучшим другом? – попытался шутить Аркадий.

– Да, у нас так принято разговаривать с такими, как ты! – глядя исподлобья, ответил Жига. У него сейчас было желание спорить и грубить.

– Плохо, очень плохо! Ну, это твоё дело. Я тебя прощаю… Скажи, ты хочешь обратно вернуться в СИЗО?

– А ты не пугай меня, самец…

– Пошли быстрее, в квартире обсудим… Если кулаки не дочесал, то там, милости прошу, – ёрничал Вольнов, прекрасно понимая, что самое сложное уже позади, силу больше применять никто не станет. Слепые, непоседливые эмоции уже скрылись вдали, и теперь на шахматную доску надо выставлять здравомыслие.

– Ну, здравствуй, моголинян. Помнишь, тебе один мудрый человек про осознанность молвил в изоляторе… Просыпайся.

Глеб даже почему-то не удивился. То есть, совсем. Удивлялся он потом, вспоминая этот момент, спустя несколько месяцев.

– Да пошёл ты…

– Я могу пойди, а вот тебе лучше сквозь землю провалиться.

– Это с какой такой радости?

– Ты, что же, до сих пор ничего понял? Тебе, что, Стоян не разжевал по кусочкам? Или ты даже пюре не в состоянии проглотить? – фыркнул Вольнов, поворачивая дверной замок.

Оп. Картинка встала на место. Наваждение отступило, и Корчагин, восторженно разглядывая квартиру Аркадия, точно знал, что попал к «своему». Последний короткий визит к бывшему банкиру был два високосных года назад. Сколько раз они вместе творили дела, о которых не стыдно будет когда-нибудь поведать правнукам! Сколько раз крепко держались друг за друга, захватывая удачу! А вот теперь всего лишь настала пора проверить эту дружбу и чистоту отношений.

– Я же тебя столько раз приглашал, а ты всё поважнее дела находил.

Стены представляли собой одну сплошную картину, сюжет которой плавно растекался из коридора по кухне и комнатам. Встроенный стенной шкаф с прозрачными дверцами хранил сотни древних книг. Глебу стало стыдно за своё недавнее поведение, когда из самой большой комнаты на него взглянули четыре двухметровых деревянных кумира, будто стражи неведомой святыни, молчаливо замершие по обеим сторонам красного угла.

– Ты извини меня, Воля, столько вопросов в голове, – мрачно произнёс Жига, ворочая головой и глазами пожирая пространство над дверьми.

– Вот и ещё один добавился, – улыбнулся тот в ответ.

– Ну да…

– Свастичная символика с древнейших времен была основной и главенствующей почти у всех народов на территории Евразии. Их было 144. Наша галактика имеет форму свастики. Это самый сильный и самый древний символ.

– А как же, ну этот… шизофреник с усиками?

– С подачи антирусских средств массовой и информации, неизвестно на кого работающих, у многих людей в настоящее время свастика ассоциируется с фашизмом и Адольфом Гитлером. Это мнение вбивалось в головы людей последние 70 лет. Мало кто сейчас помнит, что на советских деньгах в период с 1917 по 1923 годы изображена была свастика, как узаконенная государственная символика; что на нарукавных нашивках солдат и офицеров Красной Армии в этот же период тоже была свастика в лавровом венке, а внутри свастики были буквы Р.С.Ф.С.Р. А знаешь, кто подарил Золотую Свастику-Коловрат Гитлеру как партийный символ?