Текст книги "Миссия: Земля «Во мраке бытия»"

– И называй меня сэром, когда с тобой разговаривают! – предупредил Мак-Гир.

– Сэром? – спросил Хеллер. – А разве вы дворянин или еще что-то вроде этого?

– Для тебя, парень, мы намного важнее всех дворян. Мы – агенты налоговой инспекции. Мы управляемся со всей этой страной, и ты уж постарайся не забывать об этом!

– Сэр? – сказал Хеллер.

– Итак, где книжки, которые вы с Эпштейном сварганили? Где вы их прячете? Признавайся, – потребовал Мак-Гир.

– Сэр? – сказал Хеллер.

– Мы, (...), прекрасно знаем, что у вас хранятся подлинные инструкции по налогообложению. Вы тут умудрились поснимать копии с настоящих законов, служебных инструкций и со всего такого прочего. Где вы их прячете?

– Сэр? – сказал Хеллер.

– Ты и сам прекрасно понимаешь, – сказал Мак-Гир, – что если они станут достоянием гласности, то это просто разорит нас. Ты что, не понимаешь, что это акт государственной измены? А знаешь, что полагается за государственную измену? Смертная казнь! Так и сказано в Конституции.

– Сэр? – сказал Хеллер.

– Я не думаю, что он станет говорить, – вмешался еще один агент.

– Позволь уж мне вести это дело, Мэлон, – отозвался Мак-Гир.

– Да мы уж все здесь перерыли. Нет тут никаких инструкций, – сказал второй агент.

– Заткнись, О'Брайен. Помалкивай, когда тебя не спрашивают. Этим делом занимаюсь я. Парень – подозреваемый, и тут не может быть никаких сомнений. Мне придется зачитать ему его права. Так

вот, слушай внимательно. Ты обязан будешь засвидетельствовать все, что налоговая инспекция потребует от тебя, и подпишешь все, что понадобится агентам налоговой инспекции. Если же ты попытаешься уклониться, то будешь обвинен в заговоре с другим заговорщиками, независимо от расы, цвета кожи и происхождения. Подпишись здесь. И Хеллеру подсунули листок бумаги.

– Что это? – спросил он.

– Согласно закону Миранды, – сказал Мак-Гир, – арестованный должен быть поставлен в известность об имеющихся у него правах. Только что я сообщил тебе, какие у тебя права. Налоговая инспекция всегда действует исключительно в соответствии с законами. Всегда, понял? И в полном соответствии. А это – свидетельство о том, что ты был предупрежден. Вот и подписывайся здесь. Хеллер написал в указанном месте: Дж. Эдгар Гувер.

– Вот и отлично, – произнес Мак-Гир. – А теперь говори, где ваши (...) счетные книги и сфабрикованные счета, а также ваши (...) инструкции и законы?

– Сэр? – сказал Хеллер.

– Не станет он говорить, – вмешался Мэлон.

– Да я лучше, как обычно, подложу коммунистическую литературу и пакеты с героином, и мы сможем спокойно уйти и покончить с этим делом, – добавил О'Брайен.

– Знаешь, парень, что сейчас с тобой будет? – сказал Мак-Гир с явным удовлетворением. – Мы заставим тебя давать показания, и произойдет это в центре города в здании федеральных властей. Мы подвергнем тебя перекрестному допросу. Мы тебя посадим под яркой и горячей лампой, и под ней ты расскажешь нам все. Мы узнаем о тебе все. Буквально все. Когда мы тебя проработаем, не останется ни одной мелочи, которую мы бы о тебе не узнали. А пока что возьми вот это. Мак-Гир вписал его имя и фамилию в какой-то официальный бланк и вручил его Хеллеру. В нем говорилось:

СУДЕБНАЯ ПОВЕСТКА

ПО ДЕЛУ: НАРОД ПРОТИВ ЭПШТЕЙНА

Дж. Эдгар Гувер настоящим обязывается явиться в 9 час. 00 мин.в здание федеральных властей, ком. 22222, на очередное заседаниеФедерального суда присяжных.

Суд налоговой инспекции

– Будет перекрестный допрос? – спросил Хеллер.

– Будет, будет, не сомневайся.

– И вы узнаете обо мне все, что только можно узнать?

– Это уж точно!

– Вообще-то я полагаю, – сказал Хеллер, – что наиболее укромное местечко, в котором можно прятать что-нибудь стоящее, должно находиться вон там, под этой вот доской.

– Вот так-то лучше, – сказал Мак-Гир. – Под какой доской, ты говоришь?

Хеллер поднялся. Подошел. Стал на колени. Во время всех этих действий он тайно от присутствующих,

прикрывая руку корпусом, вытащил из кармана бело-красную полосатую конфету. Я тут же узнал ее. Это была одна из тех конфет, которые он изготовил еще на борту буксира. Она была в обертке, здорово напоминающей обычную конфетную бумажку. Нажимая большим пальцем, он расплющил конфету, вдавив в нее обертку, а потом осторожно сунул ее под доску. После этого он поднялся с колен.

– Знаете, там нет никаких инструкций.

– Ничего. Он уже проявляет желание к сотрудничеству. Ну что ж, сейчас ты можешь идти, но завтра обязательно явись, как велено. В здание федеральных властей, ровно к девяти утра!

Хеллер вышел и спустился по шаткой лестнице. Оказавшись снаружи, он подошел к одной из правительственных машин и наклонился к окну. Оказалось, что у него к ноге под штаниной были прикреплены пластырем четыре бруска динамита. Хеллер размотал липкую ленту. Динамит он положил на заднее сиденье автомобиля. Ни запалов, ни каких-либо иных взрывателей он не вставил. Просто положилдинамитные бруски – и все. Потом он быстрым шагом пошел в западном направлении по сто двадцать пятой улице.

Дома по обе стороны от него качнулись от взрывной волны! Гигантский язык огня взметнулся к небу.

Звуковая и взрывная волны докатились до него и ударили, как паровой молот. Хеллер оглянулся. Среди клубов дыма я увидел, как вся фасадная стена брошенного жильцами дома медленно рушилась на мостовую. В воздухе вертелись куски крыши. Правительственные автомобили, хотя и основательно побитые осколками и присыпанные строительным мусором, так и не взорвались. Значит, не так-то он и хорош в подрывных работах, что, несомненно, относится к сфере его профессиональной компетенции. Обломки взорванного жилого дома продолжали падать на улицу. Столбы пламени вздымались к небу. И весь этот ущерб был причинен конфетой!

Теперь-то я уже понимал, что это было на самом деле. Это была бинарная фугасно-зажигательная граната. Она совершенно безопасна, пока обертку ее – крайне необходимый элемент для взрыва – не вдавят внутрь основной массы взрывчатки. После этого она распадается внутри, как бы растворяясь, и через сорок секунд происходит взрыв. У нас в Аппарате никогда не пользуются таким видом взрывчатки. Эти устройства слишком сложны в обращении, а носить их при себе – это всегда риск для жизни.

– Что там творится, черт побери? – спросил у Хеллера оказавшийся рядом старик.

– В этом доме засели десять террористов, – ответил Хеллер.

– Ох, – сказал старик. – Опять эти вандалы.

Хеллер продолжал двигаться по сто двадцать пятой, сначала шагом, потом перешел на бег и стал быстро удаляться от места происшествия. За его спиной уже слышался вой пожарных машин. Но больше Хеллер не оглядывался. Он, по всей вероятности, направлялся к реке.

ГЛАВА 3

Продвигаясь с большой скоростью, Хеллер временами уже видел впереди блестящую водную гладь. Обзор ему постоянно закрывали то подземные, то надземные проезды основных дорог и развязок. Оглядевшись на бегу, он взял чуть влево. Река находилась сразу же за транспортной развязкой с весьма оживленным движением. Но Хеллер легко преодолевал препятствия. И скоро перед ним возник длинный пирс, далеко вклинивавшийся в воды реки.

Хеллер замедлил бег, внимательно оглядываясь по сторонам. Он даже подпрыгнул на месте, когда какое-то препятствие закрыло ему обзор. А потом снова устремился вперед. Почти у самого конца пирса что-то валялось на камнях. Хеллер направился прямо к этому месту. На бетоне лежал пиджак, а на нем – очки в роговой оправе. Берег со стороны Джерси таял в желтом ядовитом тумане. Но Гудзон, благодаря отражающемуся в нем небу, казался даже голубым, хотя по воде и плыло огромное количество отбросов и мусора. Хеллер внимательно осматривал воды реки вверх и вниз по течению. По-видимому, сказывалось действие прилива со стороны океана, это замедляло течение реки, что было заметно по тому, что мусор покачивался на ее поверхности почти на одном месте. Шляпа! Она совершенно внезапно появилась в поле зрения. Промокшая, темно-синего цвета, с обвисшими полями, она держалась на воде благодаря попавшему внутрь воздуху.

Хеллер принялся торопливо стаскивать с себя пиджак. Снял туфли, скинул брюки. Последнее, что он бросил на бетон пирса, была красная бейсбольная шапочка. Длинным красивым прыжком он бросился в воду, покрытую грязью и нефтяными радужными пятнами. И сразу же нырнул. Энергично работая руками, он быстро погружался. Мутный свет из коричневого постепенно превращался в серый. Ух ты! До чего же глубока эта река! А Хеллер спускался все ниже и ниже, шаря глазами вокруг, пытаясь пронзить взглядом мутную, почти непроницаемую воду. Вокруг поднимались облака ила. Наконец он достиг дна. И сразу же, как пробка, устремился вверх. Вырвавшись на поверхность, Хеллер повыше поднял голову и как бы подпрыгнул в воде, пытаясь оглядеться по сторонам. Потом он развернулся и снова устремился вниз. И снова уходил все глубже и глубже, не забывая зорко глядеть по сторонам. И снова облака черного ила! Он развернулся над самым дном и принялся плавать кругами. На глаза попадались только старые покрышки и жестяные банки. Он пошел вверх и опять вынырнул на поверхность. И снова сложные маневры в воде, снова попытки выпрыгнуть повыше, чтобы лучше осмотреться.

И тут он уловил слабый звук!

Хеллер еще раз выпрыгнул из воды, выбросив вверх почти весь корпус.

– Здесь я, – послышался слабый голос.

Хеллер развернулся и посмотрел в сторону пирса.

Там, прямо в воде, цепляясь за старое железное кольцо, вделанное в бетон, явно кто-то был. Виднелась только рука и часть головы. Делая сильные гребки, Хеллер поплыл в том направлении. Через минуту-другую он уже был рядом с маленьким человечком, покрытым нефтью, на фоне которой блестели только широко распахнутые умоляющие глаза.

– Я самый настоящий неудачник, – простонала эта жалкая фигура. И человечек тут же закашлялся. – У меня и на сей раз не хватило характера. Я не в состоянии продержать голову под водой достаточно долго, чтобы утопиться.

– Вы Израэль Эпштейн? – спросил Хеллер.

– Да, но, к сожалению, я не могу подать вам руки. Потому что тогда мне придется выпустить это кольцо.

С одного взгляда Хеллер понял, что положение бедняги действительно незавидное – стена пирса возвышалась прямо над ним, и ухватиться ему было не за что. Проходящее мимо судно подняло волну. Эпштейн выпустил все же кольцо из рук, и его ударило о бетон. Хеллер поймал его за руку и помог снова ухватиться за кольцо.

– Держитесь!

– Так я все равно не могу взобраться наверх. Я не смог прилично утопиться, а теперь и спастись как следует не могу. Говорю же вам, что я полный неудачник. Честно говоря, вам лучше бросить меня здесь. Спасать меня – только время зря тратить.

Хеллер поплыл вдоль мола и скоро оказался у железной лестницы, которая уходила в воду. Он легко взобрался на пирс. Подбежав к своему пиджаку, он вынул из кармана рыболовную леску и направился к Эпштейну.

– Ничего не делайте, просто держитесь за кольцо! – крикнул он ему.

Волна от проходящего мимо буксира снова накрыла Эпштейна с головой. Пальцы Хеллера мелькали у меня перед глазами. И вдруг я понял, что он сплетает рыболовную леску в шпагат. Сделав из шпагата незатягивающуюся петлю, он спустил ее Эпштейну.

– Просовывайте в нее ноги и постарайтесь усесться в ней.

Но Эпштейн не смог справиться и с этим. Тогда Хеллер привязал верхний конец шпагата к проржавевшему

кольцу на пирсе, а сам прыгнул в грязную воду реки. Он подплыл к Эпштейну, выловил из воды обломок доски, переломил ее и вставил в петлю, образовав таким образом нечто вроде сиденья, а потом помог ему усесться так, чтобы можно было держаться за узел вверху петли.

– Не следовало бы вам тратить на меня столько усилий, – сказал Эпштейн. – Увидите сами – стоит мне выбраться и я обязательно влипну во что-нибудь еще похуже.

– Постарайтесь пока никуда не деться, – сказал Хеллер.

Он поплыл обратно к железной лестнице, выбрался на пирс, и скоро на бетоне у его ног уже лежал спасенный им Эпштейн, совершенно выбившийся из сил, но на этот момент пребывающий в полной безопасности.

ГЛАВА 4

К ним не спеша приблизилась пара полицейских.

– Чем это вы здесь занимаетесь?

– Ловим рыбу, – сказал Хеллер.

– А вы случайно не купаетесь? – спросил один из полицейских.

– Нет, только ловим рыбу, – сказал Хеллер.

– Только смотрите мне, не купайтесь, – предостерег их полицейский, и они с напарником величественно удалились, небрежно помахивая на ходу резиновыми дубинками.

– Вы не выдали меня им, – сказал Эпштейн. – А могли бы и выдать. Все равно они меня в конце концов сцапают.

Хеллер тем временем порылся в куче сваленных на мол вещей и достал из кармана пиджака красную инженерную тряпицу, которой и принялся вытирать лицо Эпштейна. Потом он помог ему снять ботинки и брюки и разложил их на молу сушиться на солнце, а оно, судя по всему, изрядно припекало там у них. Еще раз пройдясь тряпицей по лицу Эпштейна, он нацепил ему на нос очки. Я тем временем раздумывал, не ошибся ли Хеллер. Ведь судя по описанию мистера Туодла, Эпштейн был злобным анархистом, грозным террористом, представляющим собой явную угрозу для всего цивилизованного мира. А тут перед Хеллером сидел крохотный

человечек с узким лицом и длинным, уныло свисающим носом и чрезвычайно слабым зрением и дрожал от холода.

– Вам холодно? – спросил Хеллер.

– Нет, просто это реакция на то, что мне пришлось пережить в последние часы, – ответил Эпштейн.

– А скажите честно, зачем вы им понадобились? – спросил Хеллер.

У Эпштейна был такой вид, будто он вот-вот расплачется.

– Да видите ли, все началось тогда, когда я понял, что агенты налоговой инспекции устанавливают или меняют правила по своему усмотрению. В один трагический для меня день я сидел в библиотеке и вдруг обнаружил подлинный принятый Конгрессом закон, а также изданные на его основании инструкции, регулирующие деятельность налоговой инспекции. Я снял ксерокопии с документов. А потом начал, в полном соответствии с законом и инструкцией, вычислять законные суммы налогообложения для нашего факультета и кое для кого из студентов, учитывая все полагающиеся по закону льготы и снижения налоговой ставки. – На какое-то мгновение он замолчал, а потом с тяжелым вздохом продолжил: – Ох, должен признаться, что путь революционера не усыпан розами. Он слишком тернист! И я оказался неспособным идти по нему до конца.

– Так что же все-таки случилось? – спросил Хеллер.

– Местные власти через свои органы налоговой инспекции потеряли два миллиона долларов, которые та до этого незаконно взимала с населения. И все премиальные, которые выдавали Мак-Гиру, О'Брайену и Мэлону, дошли до нуля. – Он снова тяжело и прерывисто вздохнул. – Они никогда не простят мне этого. И будут преследовать меня до конца моих дней. Вам не следовало меня спасать. И вообще, заниматься мной – дело безнадежное.

Хеллер тем временем понемногу счистил с себя приставшую грязь. Потом направился к своим вещам и достал из них повестку. Вернувшись, он подал ее Эпштейну.

– Что означает эта бумага? – спросил он.

Эпштейн внимательно прочел документ, перевернул и посмотрел на обороте.

– Да это просто повестка. Вам предписывается явиться в суд для дачи показаний.

– А в чем заключается эта процедура? – спросил Хеллер.

– О, это очень просто. Сошлитесь на пятую поправку к Конституции, что по существу означает, что вы отказываетесь давать показания, которые могут быть использованы против вас. Тогда вас отправят в тюрьму и станут приводить в суд каждые несколько недель, где вы снова будете ссылаться на пятую поправку и снова отказываться от дачи показаний.

– Значит, в ходе допросов не применяют каких-либо средств, которые могут заставить вас помимо воли рассказать о себе все, что вы о себе знаете?

– Нет, это просто один из изобретенных ими методов держать в тюрьме ни в чем не повинных людей.

Хеллер устремил печальный взгляд на воду.

– Бедные парни, – сказал он.

– Кто, какие бедные парни? – заинтересовался Эпштейн.

– Мак-Гир, Мэлон, О'Брайен и еще семь агентов. Они все мертвы. Видите ли, я подумал, что тут может произойти нарушение Кодекса.

– Они мертвы?

– Да. Взорвалась ваша квартира. И все они погибли.

– Так ведь если эта троица мертва, то и дело мое закрыто. В суде нет и не может быть никаких доказательств, кроме их устных заявлений. А это означает, что охота на меня должна прекратиться.

Дело закончено и закрыто!

– Вот и прекрасно, – сказал Хеллер. – Значит, вы совершенно свободны!

Эпштейн некоторое время сидел молча, а потом челюсть у него задрожала, а по лицу обильно покатились слезы.

– Но если вы свободны, – сказал Хеллер, – то что же все-таки вас огорчает?

Однако прошло некоторое время, прежде чем Эпштейн снова обрел возможность говорить. А слезы продолжали катиться.

– Теперь я уже и вовсе уверен, что буквально в следующую же минуту произойдет нечто совершенно ужасное!

– Да с чего вы это взяли? – воскликнул пораженный Хеллер.

– О, – простонал сквозь рыдания Эпштейн, – вы не знаете моего счастья, мне не пройдет даром такая уйма хороших новостей!

– Что? – растерянно спросил Хеллер.

– Новости слишком хороши, чтобы все сошло гладко. Я просто не заслуживаю такого. Скорее всего вот-вот разразится какая-нибудь всемирная катастрофа, и все сразу же станет на свои места. И не надо уверять меня в обратном!

– Послушайте, – терпеливо принялся втолковывать Хеллер, – с вашими бедами покончено. А кроме того, у меня для вас припасены и другие хорошие новости. У меня есть для вас прекрасная работа.

– Да? И вы хотите сказать, что у меня есть шанс погасить студенческие долги и снова попытаться защитить докторскую?

– Полагаю, что именно так, – сказал Хеллер.

– А как вас зовут?

– Джет.

О боги! На сей раз он у меня не отвертится. Тут уже налицо явное нарушение Кодекса. Ведь Хеллер собирается назвать ему свое настоящее имя.

– Но это же не полное имя? – сказал Эпштейн.

– Естественно, – ответил Хеллер. – Полное имя, проставленное в моих документах, звучит как Джером Терренс Уистер. Как видите, инициалы имени «Дж» и «Т». Вот поэтому мои друзья зовут меня обычно Джетом.

Скользкий тип. Он снова вывернулся, хотя и здорово поскользнулся.

– О, Дж. Т. Уистер. Джет! Понятно. Дошло. Но ведь на повестке написаны другая фамилия и другие инициалы. Там стоит «Дж. Эдгар Гувер», и я был уверен, что вы хотите, чтобы я кого-нибудь убил для вас. А я, видите ли, совсем не подхожу для такого дела. Я, честно говоря, даже таракана убить не в состоянии.

– Да ничего такого страшного я от вас и не собираюсь требовать, – сказал Хеллер. – Вам ведь больше двадцати одного года, не так ли?

– Да, мне двадцать три, и, несмотря на это, я уже старая развалина.

– Ну вот, единственное, что мне от вас нужно, – это открыть для меня счет в брокерской конторе.

– А у вас уже есть там кредит?

– Кредита у меня нет, – сказал Хеллер. – Но мне всего-то и требуется, что открыть там счет, чтобы я мог покупать акции – это можно сделать в какой-нибудь фирме вроде «Шорт, Скиддер и Лонг».

Эпштейн снова прерывисто вздохнул:

– Все это не так просто. Для того чтобы вы могли открыть счет в банке, во-первых, необходимо иметь почтовый адрес. Кроме того, следует представить документы о том, что вы можете пользоваться кредитом, а потом уже открыть специальный счет для брокерской конторы. А деньги у вас хоть какие-нибудь имеются?

– Да. У меня выделено сто тысяч долларов на эту азартную игру.

– А имеются у вас какие-нибудь долги, просроченные закладные или обязательства, как у меня?

– Нет.

– Я отлично знаю, что у каждого человека обязательно бывают враги. А как у вас насчет каких-либо особых врагов, которым уж очень хотелось бы навредить вам?

Тут Хеллер на мгновение задумался.

– Ну есть один такой – некий мистер Гробе, адвокат, с которым мне однажды пришлось столкнуться.

– Гробе? Вы имеете в виду Гробса из фирмы «Киннул Лизинг»?

– Да-да. Это именно он.

– Да ведь он личный адвокат семьи Делберта Джона Роксентера.

Это один из наиболее могущественных юристов на Уолл-стрит. И он является вашим врагом?

– Можно сказать, что так, – ответил Хеллер. – Во всяком случае он над этим работает.

– Ах так. – Эпштейн умолк.

Некоторое время они молча сидели под жаркими лучами солнца. Наконец Эпштейн заговорил:

– То, о чем вы просите, – серьезное дело. И тут придется чертовски много поработать. Вам, несомненно, понадобится кто-то, кто не просто выполнит какое-то разовое ваше поручение, а согласится работать на вас постоянно.

– Прекрасно. Сколько вы сейчас зарабатываете в неделю?

– О, в настоящее время я вообще ничего не зарабатываю, – сказал Эпштейн. – Видите ли, вообще-то я не являюсь бухгалтером или счетоводом – просто это такая область, в которой специалист по бизнесу и администрированию в любом случае обязан хоть немного разбираться. Знаете, им ужасно не понравился последний тезис в моей диссертации. А тезис был очень хороший. Он был посвящен корпоративному феодализму – ну, вы понимаете, что речь идет о промышленной анархии – о том, каким образом корпорации могли бы и должны были бы вести дела. Тезис сформулирован так: «А нужно ли правительство?» Но я считаю, что новую мою тему они могли бы и утвердить. Звучать она будет так: «Анархия жизненно необходима, если мы собираемся когда-нибудь установить промышленный феодализм».

– Ну и прекрасно, – сказал Хеллер, – уверяю вас, у вас будет достаточно свободного времени, чтобы разрабатывать эту тему.

– Но они, видите ли, утверждают, – продолжал Эпштейн, – что это не укладывается в рамки администрирования в сфере бизнеса. Но это же не так. Нет! Примерно восемьдесят пррцентов ресурсов корпораций уходят на то, чтобы заполнять всякие правительственные бумаги, отвечать на правительственные запросы и сопровождать инспекторов, приезжающих с проверками. Если бы они меня послушались, я мог бы поднять общий выпуск промышленной продукции на восемьдесят процентов, просто так, без всяких дополнительных затрат! – Он мрачно задумался. – А что, если мой тезис сформулировать так: «Корпорации могут счесть, что революция обойдется им дешевле, чем выплата налогов»?

– Я мог бы вам платить пятьсот долларов в неделю, – сказал Хеллер.

– Нет. Если бы я согласился, то только на сумму в один процент от общего дохода при том, чтобы окончательная сумма не превышала двухсот долларов в неделю. Большего я не стою.

Хеллер молча направился к своему пиджаку и, вытащив из внутреннего кармана две стодолларовые купюры, попытался вручить их Эпштейну.

– Нет, не нужно, – запротестовал тот. – Вы ведь недостаточно хорошо меня знаете. Предложение ваше очень заманчиво. Но принять его я не могу.

– Ну а сейчас у вас хоть какие-то деньги есть? Есть у вас крыша над головой? Ведь дома, где была ваша квартира, больше не существует.

– Это именно то, чего я заслуживаю. У меня вообще больше ничего нет, а переночевать я могу и в парке на скамейке. Ночи сейчас стоят теплые.

– Но ведь нужно что-то есть.

– Подумаешь, я привык голодать целыми неделями.

– Послушайте, – сказал Хеллер, – вы обязательно должны согласиться на эту работу.

– Понимаете, в чем дело: предложение ваше слишком хорошо. Вы же совершенно не знаете меня, мистер Гувер, простите, я хотел сказать – мистер Уистер. Скорее всего вы – добрый, терпеливый и честный человек. Но дело в том, что все ваши филантропические потуги направлены на заведомо проигранное дело. Я никак не могу принять ваше предложение. Они посидели еще немного, свесив ноги с мола и просушивая одежду на солнце. Гудзон снова устремил свои воды в океан, как только спала приливная волна. Первым заговорил Хеллер:

– Скажите, а этнология включена в курс наук, читаемый на факультете административного дела? – неожиданно спросил он.

– Нет.

– А как насчет народных обычаев?

– Нет, конечно. Вы, по-видимому, ведете речь о социальной антропологии. Но я никогда не изучал ее.

– Ну ладно, – сказал Хеллер. – Тогда вы скорее всего не знаете, что законы американских индейцев до сих пор обязательны к исполнению в Манхэттене в силу их временного приоритета.

– Да неужто? – удивился Эпштейн.

– И есть один такой закон, по которому, если вы спасли жизнь человеку, он с этого момента будет отвечать за вас.

– Где вы могли такое слышать?

– Мне об этом сообщил специалист по политическим наукам, выпускник вашего же университета.

– Ну, в таком случае так оно, вероятно, и есть, – с неохотой признал Эпштейн.

– Вот и прекрасно, – сказал Хеллер. – А я только что спас вам жизнь, не так ли?

– Да, совершенно верно. По-моему, здесь не может быть никаких сомнений.

– Прекрасно, – сказал Хеллер. – Следовательно, начиная с данного момента вы несете ответственность за все мои действия.

Ответом ему было долгое молчание.

– Следовательно, в силу этого закона вы обязаны принять мое предложение, – сказал Хеллер, – и впредь ведать моими делами. Ведь этот индейский закон был установлен еще до прихода сюда европейцев. Следовательно, это единственный выход для нас обоих. Эпштейн пристально посмотрел Хеллеру в глаза и безнадежно опустил голову. Слезы снова покатились по его лицу. Когда дар речи вернулся наконец к нему, он забормотал:

– Видите, я так и знал, что за добрыми вестями последует катастрофа. И вот, пожалуйста, дождался – она перед нами. И без того было просто ужасно – мириться с враждебной судьбой и пытаться стойко переносить ее удары, будучи ответственным только за себя. А теперь, – бормотание его прерывалось всхлипываниями и новыми потоками слез, – а теперь я еще должен отвечать и за вас.

Хеллер вложил в его покорную руку две стодолларовые бумажки. Эпштейн глянул на них отсутствующим взглядом, потом подошел к сохнущему на бетоне пиджаку и положил их в свой совершенно пустой кошелек.

– Ждите меня на ступеньках библиотеки в студенческом городке завтра ровно в полдень, и я принесу вам проект плана наших дальнейших действий, – проговорил он, печально глядя на Хеллера.

– Очень хорошо, – сказал тот.

Эпштейн натянул на себя одежду и медленно поплелся восвояси. Отойдя немного, он обернулся:

– Я совершенно уверен, что при моем сиротском счастье вы всю жизнь будете сожалеть об этом своем добром поступке. И мне вас очень жаль.

И, низко опустив голову, он зашагал прочь.

ГЛАВА 5

Этим вечером в холле «Ласковых пальм» Хеллер читал «Вечерниe сплетни». На нем по-прежнему был его старый синий костюм, слишком тесный и короткий. «Бросовый», по выражению портного, костюм после купания в отравленной речной воде пришлось выбросить. И, судя по всему, портные все еще не успели

доставить сшитые на заказ вещи. В статье, которую он сейчас читал, говорилось:

В своей обычной манере излагать мысли кратко и в крепких, доходчивых выражениях мэр города Дон Эрнандес О'Тул осудил сегодня нью-йоркское городское управление СВН – службы внутренних налогов. «Эсвээновская практика взрывать дома, находящиеся в отличном состоянии, и тем самым лишать городские власти причитающихся им налогов должна быть прекращена самым решительным образом, – сказал мэр О 'Тул. – Это создает серьезную угрозу всему Нью-Йорку».

Столь суровая критика последовала сразу же после произошедшего сегодня взрыва на 125-й улице, где сотрудники налоговой инспекции наносили визит в налогооблагаемый дом. Согласно заявлению комиссара нью-йоркской противопожарной службы Флейта Джексонса динамит, обнаруженный в служебных машинах, полностью доказывает, что у этих чиновников были намерения взорвать и дом. Причиной пожара явился случайный подрыв заготовленной взрывчатки.

Представитель правительства США заявил: «СВН имеет полное право делать все, что считает нужным и с кем считает нужным, и пусть Нью-Йорк наконец смирится с этим фактом, понятно?». Это было воспринято общественностью города как обычный в наши дни случай явного покрывательства правительством проделок налоговой инспекции.

Во время взрыва не погиб никто из заслуживающих внимания широкой читательской публики лиц.

Хеллер как раз перевернул страницу, и мне стал виден тот кусок, где печатались приключения Хитрого Кролика, и я был страшно раздражен, когда кто-то помешал ему читать дальше. Хеллер оторвал взгляд от газеты. Прямо перед его стулом стоял Вантаджио.

– Ну, ты уже подал заявление? – Голос его звучал весьма напряженно. А может быть, я уловил и нотки явной враждебности. – Если подал, то почему не позвонил мне?

– Видите ли, – сказал Хеллер, – дело о моем приеме, как бы это сказать, вроде бы повисло в воздухе. Там, понимаете, все дело в моих прошлых отметках: в среднем у меня «Д», а я прошу, чтобы меня приняли переводом на выпускной курс. Поэтому очень может быть, что меня и не зачислят.

Никак не пойму, Вантаджио побледнел, или мне это только показалось. Очень трудно было определить, потому что на него падала тень от расставленных в холле пальм.

– А что они сказали?

– Сказали, что дело будет «под контролем». Мне нужно к ним явиться повторно завтра в девять часов утра.

– О, святой крест! И ты дожидался до восьми часов вечера, чтобы сказать мне об этом?

И Вантаджио тут же убежал. Слышно было, как хлопнула дверь его кабинета. Похоже, разозлился он здорово.

Да, я чувствовал, что смогу использовать его явную ревность к Хеллеру. Но еще более полезное наблюдение было сделано мною в тот же день примерно в девять часов вечера по нью-йоркскому времени. Хеллер мягко отвязался от какого-то африканского дипломата, с которым ему пришлось довольно долго разговаривать, после чего он сел в лифт и направился в свои апартаменты. И тут я увидел, что дверь в его номер широко распахнута! А где-то у самого пола, так низко, что можно было подумать, что его гостья лежит на полу, появилось личико очень красивой брюнетки. Затем она вытянула руку и сделала приглашающий жест.

– Да иди же быстрее к нам, красавчик. Мы уже здесь и ждем! – позвала она его необычайно красивым музыкальным голосом.

Из комнаты слышалось оживленное хихиканье. Сразу же начались помехи. Однако нужное мне наблюдение я все же успел сделать. Оказывается, Хеллер никогда не запирает дверь. Все эти особы женского пола имеют возможность заходить к нему, когда только им заблагорассудится. Иными словами, это можно понимать как явное приглашение ограбить номер. Что касается меня, то я с чистой совестью прилег и прилично выспался. Засыпая, я продумывал различные способы воплощения в жизнь своей идеи. Должно быть, я проспал, но на это были вполне основательные причины. Я ведь не решался по-настоящему поспать уже несколько дней подряд. Итак, когда я проснулся, Хеллер как раз выходил из станции метро на сто шестнадцатой улице. Я с некоторым сожаление следил за его действиями. Очень скоро судьба его получит окончательное решение. Он сразу же направился в сторону временного общежития. Там было довольно много студентов, которые носились из аудитории в аудиторию, завершая оформление документов. Мне стало ясно, что неделей приема заявлений этот период называется совершенно зря. По существу это был день подачи заявлений и был он вчера, если судить по числу снующего здесь народа. Я с удовольствием принялся следить за Хеллером, предвкушая предстоящий ему конфуз. Ни при каких обстоятельствах мисс Симмонс не допустит принятия его в это учебное заведение. Не при его отметках! Итак, все планы Хеллера окажутся выброшенными в корзину.