Текст книги "Империя тюрков. Великая цивилизация"

Во все области Ирана были посланы извещения о блистательной победе шаха Исмаила над Шейбани-ханом. Эти послания читались в городах, в мечетях, при большом стечении народа в торжественной обстановке.

Итак, феодальный распад государства темуридов в начале XVI в. привел к гибели империи Амира Темура и к господству кочевников-узбеков, пришедших в среднеазиатские оазисы из степей Дешт-и-Кыпчака и создавших Узбекское государство.

Узбеки-кочевники нашли в Мавераннахре тюрко-монгольские племена сродни им самим, посему процесс слияния пришельцев с некоторыми племенами происходил естественным образом. Кроме того, пришельцы были не «неверные» язычники, борьба с которыми могла вызвать общенародное восстание на почве «священной войны», «войны за веру», – враги-кочевники были те же мусульмане, что и местное население. Поэтому официальные представители просвещения теократического государства темуридов, коими являлось духовенство, быстро нашли общий язык с победителями и сохранили при них то же главенствующее положение, какое занимали и при свергнутой династии.

Великий Мухаммед Шейбани-хан сделал Узбекское государство, включающее Западный Туркестан, Мавераннахр, Хорасан, главной державой Центральной Азии. Это была замечательная личность, человек высокой культуры, осознающий величие своей расы и важность чингисидской реставрации, которая осуществилась в его лице и под сенью которой расцвел блестящий тюрко-персидский Ренессанс, начавшийся в Самарканде и Герате при темуридах. С приходом узбеков навсегда прекратились этнические перевороты в Центральной Азии, а сами узбеки были последним кочевым племенем, покорившим среднеазиатские оазисы.

Создавая свое государство, Шейбани-хан в основу государственности положил степные традиции: государство считалось собственностью всего ханского рода, члены которого назывались султанами, а избиравшийся ими глава или старейшина рода – ханом. Хотя преимущественное право на ханский престол имел старший в роде, но это правило потом нередко нарушалось, как мы увидим ниже, и в правление того или иного хана нередко ханский титул присваивали и наиболее могущественные султаны, державшие себя независимо по отношению к своему сюзерену и враждовавшие с ним. Бывало и так, что титул хана давался тому из наиболее энергичных и талантливых узбекских принцев (султанов), который, действуя от имени своего сюзерена, одерживал победы над внешними врагами и способствовал блеску и мощи государства, которое было разделено на несколько крупных княжеств, нередко дробившихся на более мелкие уделы. Их султаны иногда по смерти своих старших родственников занимали места последних в крупных княжествах. При султанах сюзерен назначал своего рода дядек, с правами отца, на обязанности которых, по свидетельству историков, лежало «отеческое» наблюдение за удельным князем, помощь ему советами в деле наилучшего управления своим уделом.

Сохранив в общем ту же структуру административного аппарата, которая существовала и в государстве темуридов, Шейбани-хан и его преемники ввели кое-что и специфически узбекское в «табель о рангах» своего государства. Как и при темуридах наиболее влиятельные представители узбекских племен получали титулы эмиров и возводились в тот или иной чин, причем слово «эмир» оставалось перед собственным именем, после него следовал чин, а затем непременно обозначалось племя, из которого происходил этот эмир. Позже, узбекские эмиры нередко играли большую роль в государстве, чем тот или иной султан. Многие из них, опираясь на свои крепкие родовые и племенные связи, становились весьма опасными для ханской власти, а удаляясь в юрт своего племени, делались почти недосягаемыми для наказания или расправы, потому что идти войной против целого племени решался не каждый хан. Нередко эмиры становились временщиками при наиболее слабых султанах, даже при ханах, и забирали власть в свои руки. Узбекские султаны заискивали с наиболее влиятельными эмирами и в своих сепаратистских стремлениях, в активных выступлениях против ханской власти обычно опирались на них. Таким образом, хану Узбекского государства, пожалуй, приходилось в большей степени считаться со своими беспокойными эмирами, чем тому или иному темуридскому властителю.

С созданием государства огромных территорий Шейбани-хан стремился к установлению как внутри своей империи, так и за ее пределами тесных международных контактов. С усилением влияния государства Шейбанидов в Центральной Азии и на западных ее границах связи между странами начали расширяться. Развитие торгово-посольских связей было основной частью политики Шейбани-хана в международных отношениях.

В придворный обиход узбекские ханы внесли много своего, что не было свойственно темуридам: таков, например, был обычай «табуг», строго соблюдавшийся на приемах послов зарубежных государств. Он состоял в том, что представлявшийся становился перед ханом на колени, сняв головной убор и согнув спину, как это делают молящиеся, одной рукой смиренно брался за ухо, подражая жесту раба. Придворные церемониалы были не менее сложны, к примеру церемония пития кумыса у хана эмирами, представителями родовой знати. Узбеки, пришедшие в Мавераннахр, привнесли немало своих традиций и обычаев, отдельные из которых сохранены и по сей день. Итак, падение государства темуридов и переход его во власть узбеков совпали с провозглашением в Иране шиизма господствующей религией, тогда как узбеки были поборниками суннизма, и это обстоятельство порвало узы, тесно связывавшие родственные по языку, религии и общей культуре народы по ту сторону Амударьи с их братьями на юге и юго-западе Азии. Хорасан отныне становился ареной трехсотлетней, почти непрерывной борьбы с узбеками и туркменами, диких опустошительных набегов и грабежей, массовых истреблений населения и превращения обширных культурных площадей в пустынные пространства.

Победа шаха Исмаила над Шейбани-ханом и гибель последнего потрясли восточный мир. Тот факт, что реставратор персидской независимости уничтожил реставратора тюрко-монгольской державы, что наследник великих саманидских царей разгромил и убил потомка Чингисхана, свидетельствовал о том, что время повернулось вспять, что после многовековых побед кочевников «оседлый мир» начинал торжествовать над кочевым, а культура – над Степью.

Борьба за Мавераннахр

Когда известие о гибели Шейбани-хана под Мервом дошло до Самарканда и Бухары, это было как гром среди ясного неба для членов ханского дома и породило среди них растерянность и тревогу, в центрах же бывших темуридских владений – Герате, Мешхеде и др. – та же весть, разумеется, была встречена с нескрываемой радостью и с надеждами на скорое освобождение от ига кочевников.

В то время, когда узбекские султаны решали вопрос, кому быть главой государства и что делать дальше, шах Исмаил совершал триумфальное шествие по Хорасану, продвигаясь на восток почти без сопротивления. Высланный им авангард без боя занял Герат, в который вскоре торжественно въехал шах, восторженно встреченный как знатными, так и всеми прочими жителями столицы, а равно и окрестным сельским населением, потому что все видели в новом завоевателе избавителя от произвола, грабежей и насилия узбеков, на которых теперь обрушилась народная ярость.

Однако при вступлении в Герат шах Исмаил выказал свой религиозный фанатизм в полной мере. Когда шах въехал в столицу Хорасана и приказал прочитать в соборной мечети хутбу с упоминанием двенадцати шиитских имамов и шиитской формулой, то престарелый хатиб отказался это сделать, за что и был изрублен во дворе мечети. Восьмидесятилетний шейх-уль-ислам Герата, приведенный к шаху и отказавшийся исповедовать шиизм, был собственноручно убит шахом из лука, его тело было приказано вздернуть на высокое дерево, а потом это дерево выдернуть с корнями и сжечь вместе с казненным. Даже имя знаменитого персидского поэта Джами было приказано переправлять на Хами (выскоблить точку под буквой джим и поставить ее наверху), вследствие этого имя поэта приобретало значение «недопеченность», «незрелость». Памятник поэту на могиле, богато отделанный, с пышной декорацией из деревьев, зелени посреди большого двора, который был оформлен Алишером Навои, шах Исмаил приказал разрушить до основания. В тот же день в соборной мечети Герата на торжественной общественной молитве была прочитана хутба на имя шаха Исмаила с шиитской религиозной формулой и с упоминанием двенадцати шиитских имамов.

Шах провел зиму в Герате, назначив на высшие посты правителя города, судьи и т. д. своих ставленников, за это время им были приняты выражения покорности от многих соседних правителей. Среди последних были и темуридские принцы: Увейс-мирза и Мухаммед-Яр-мирза, внуки Абу-Саид-мирзы. Первый, известный под именем Хан-мирзы, был правителем Бадахшана. Они были особенно ласково приняты шахом, причем, Ханмирза получил от шаха грамоту на управление не только Бадахшаном, но и Гисаром.

Торжественно отпраздновав в столице Хорасана Навруз, шах Исмаил весной 1511 г. выступил с войсками из Герата, предполагая начать поход в Заамударьинские области. Когда шахские войска дошли до Меймене и Фарьяба, то, узнав об этом, наиболее энергичные и волевые представители ханского дома – сын Шейбани-хана, Мухаммед-Тимур-султан, племянник Шейбани, Убайдулла-султан, и примкнувшие к ним некоторые другие узбекские султаны – решили выразить шаху покорность, послать ему подарки, ибо они полагали, что как только шах перейдет Амударью, то узбекам уже никогда не придется больше жить в Мавераннахре. По-видимому, чтобы письмо и подарки были шахом благосклонно восприняты, действовали через Махмуда Согарджи, бывшего визиря Шейбани-хана, ставшего сановником шаха. В целях сохранения выгодных пунктов заключаемого с узбеками договора Махмуд Согарджи, испросив разрешения шаха, отправился с узбекскими послами в Мавераннахр. Там Махмуду был оказан торжественный прием, во время которого Мухаммед-Тимур-султан и Убайдулла-султан торжественно поклялись во всем повиноваться шаху, если шах предоставит им области по правую сторону Амударьи. Бывший визирь обнадежил узбекских султанов в милостивом к ним отношении шаха Исмаила. Последний согласился на просьбу узбеков, и мир был заключен при условии, что все районы по левому берегу Амударьи отходят Ирану.

Здесь следует обратиться к событиям, происшедшим после поражения и гибели Шейбани-хана. Когда Шейбани-хан, направляясь форсированным маршем в Мерв, послал гонцов в Мавераннахр, требуя от своих феодалов, узбекских султанов, спешно направить ему подкрепление, то, естественно, при столь огромных расстояниях и единственно быстрой передаче вестей верховыми нарочными, не все султаны получили одновременно приказ своего сюзерена – хана. Те, которые правили далеко на севере, в Туркестане, получили его позже всех. К числу таких принадлежал дядя Шейбани-хана, Суюнчи-Ходжа-хан, имевший своим уделом Ташкент. Со значительным войском он переправился через Сырдарью, намереваясь идти на помощь Шейбани-хану к Мерву. Брат Суюнчи-Ходжи Кучкунджи-хан (иначе Кучум-хан) задержался в своем уделе, в Туркестане, опасаясь нападения энергичного казахского Касым-хана. На подступах к Самарканду Суюнчи-Ходжа получил потрясшее его известие, что Шейбани-хан, не дожидаясь подхода узбекских султанов, с войсками вышел из Мерва против шаха, потерпел поражение и погиб в бою. Самаркандская знать, по-видимому несколько ранее узнавшая о катастрофе под Мервом, услышав о приближении Суюнчи-Ходжи, поспешила выехать к нему навстречу и ввести его в город. В соборной мечети Амира Темура была прочитана хутба и выбита монета с именем Суюнчи-Ходжи-хана. Последний расположился в цитадели города, во дворце Ак-Сарае, где ему принесли свои поздравления узбекские султаны, беки, знатные самаркандцы. По погибшему Шейбани-хану был объявлен траур.

Столь спешное провозглашение ханом Суюнчи-Ходжи было вызвано чрезвычайными обстоятельствами. Когда узбекские султаны узнали о прибытии Суюнчи-Ходжи в Самарканд, они поспешили выразить ему свое почтение. Тем временем стало известно, что покинувшие войско Шейбани-хана моголы овладели некоторыми районами Бадахшана и, опираясь на них, против узбеков выступил наместник Бадахшана – темурид Хан-мирза, который призывал примкнуть к нему и другого темурида, Бабура, дабы тот избавил Мавераннахр от господства узбеков. «И мысли узбекских султанов в силу древней Ясы склонялись к тому, чтобы предоставить ханский престол Кучум-хану как старейшему из ханского дома, но поскольку он был занят отражением нападения войск Касым-хана, отсрочка же избрания хана явилась бы причиной дальнейших несчастий, то в соборной сахибкыранской мечети (т. е. мечети Биби-Ханум), перед совершением пятничной молитвы, узбекские султаны и правители сошлись на том, чтобы быть в ханском достоинстве Суюнчи-Ходжи-хану. И в месяцы 917 г. хиджры (март 1511 г. – март 1512 г.) украсили хутбу и чекан монеты его августейшим именем и титулом. После пятничной молитвы его величество, прибыв в Ак-Сарай, осчастливил царский трон своим благополучным восшествием на него» – так описывает эти события современник.

Утвердившись на престоле, Суюнчи-Ходжа-хан раздал области государства отдельным принцам своего рода. Так, Гисар он отдал в совместное владение своим сыновьям Хамзе-султану и Мехди-султану, Фергану – Джаныбек-султану, Бухара была по-прежнему сохранена за Убайдулла-султаном, как и Туркестан за Кучум-ханом и его сыновьями, Кеш (Шахрисабс), Нахшеб (Карши), Хузар и Дербенд с их районами до берегов Амударьи были отданы во владение сына Шейбани-хана Тимур-султана.

В это время над Мавераннахром нависла реальная угроза вторжения войск шаха Исмаила. Разумеется, первой жертвой стали бы владения Тимур-султана. Здраво оценив ситуацию, последний вступил с шахом в мирные переговоры. С этой целью правитель Ирана направил к Тимур-султану своих представителей, и тот «воспользовался удобным случаем и, неосторожно преклонив ухо к басням и лести персов, растворил ворота общения с ними». Очевидно, у Тимура-султана была надежда, что за ним последуют все узбекские султаны и ханы. Для правомерности заключения мирного договора необходима была санкция верховного главы узбеков. Но когда к Суюнчи-Ходже-хану прибыли персидские послы с богатыми подарками и с мирным договором, заключенным с Тимуром-султаном, хан вознегодовал: «Приличествует ли нам мириться с таким человеком, на котором лежит наша месть за кровь убитого им нашего вождя – родича и который к тому же враг веры?!» Униженные послы были выдворены за пределы Самарканда, а Тимуру-султану был послан ультиматум, дабы «он без битвы и без острой сабли не стремился прекращать сношений с персами». Возникла явная неприязнь между Суюнчи-Ходжи-ханом и Тимуром-султаном. Внутренние враги шейбанидов, но до этого времени старательно служившие узбекским ханам, ведя междоусобную распрю, переметнулись на сторону Бабура.

Неудачный исход мирных переговоров с Тимуром-султаном весьма расстроил шаха Исмаила, посему последний стал действовать иначе. Он вступал в контакт с правителем Бадахшана Увейс-мирзой, призывая его к выступлению против узбеков, разумеется, свою помощь шах гарантировал. Этот призыв был в унисон с устремлениями Увейс-мирзы, который немедля мобилизовал все свои силы и выступил в Кундуз. Правитель Кундуза бежал в Гисар. Обстановка благоприятствовала, и тогда Увейс-мирза послал Бабуру письмо с предложением присоединиться к его армии, потому как настал момент отвоевать наследственные земли Бабура. В свою очередь Бабур, несмотря на зимнюю пору, как можно скорее выступил в поход на Мавераннахр. Его войска достигли Кундуза в январе 1512 г., где Бабура с большим почетом встретил Увейсмирза.

Вскоре в крепость от шаха Исмаила прибыла миссия в сопровождении сестры Бабура, Ханзадэ-бегим. Кстати, ранее, когда Шейбани-хан предпринял осаду Бабура в Самарканде, Бабур за «выкуп своей жизни» отдал хану свою сестру, принцессу. Ханзадэ-бегим попала в гарем Шейбани-хана и родила ему сына Хуррам-шах-султана, которому отец пожаловал Балхскую область. При этом Шейбани-хан всегда был преисполнен недоверия к своей жене и спустя некоторое время предоставил ей развод. Впоследствии она попала ко двору шаха Исмаила, где пользовалась неизменным почтением. Что касается сына, то он умер через год или два после гибели Шейбани-хана.

Так вот, через Ханзадэ-бегим шах предлагал Бабуру начать военные действия против узбеков, обещая при этом свою помощь. Безусловно, это предприятие было в интересах Бабура. В благодарность за такое отношение Бабур отправил шаху ценные сувениры, изготовленные в Индии и Мавераннахре, а также послание с выражением искренней готовности стать шиитом и провозгласить шиизм государственной религией в своих владениях. Шах не преминул оперативно направить Бабуру персидские военные силы.

Любопытно, что источники предлагают две версии контакта Бабура и шаха Исмаила, т. е. двояко трактуют поведение Бабура в сложившейся ситуации.

Согласно первой версии, неверный политический шаг, погубивший все начинания Бабура в деле освобождения Мавераннахра от узбеков – признание себя перед шахом шиитом и обещание ввести шиизм как господствующую религию в Мавераннахре, а через это, естественно, стать вассалом шаха Исмаила, – был вызван тем, что он имел малочисленные войска. Бабур располагал лишь ничтожным отрядом своих чагатайцев и войсками вероломных моголов, которые, в частности, под Самаркандом были его союзниками, но, видя, что перевес в битве Бабура с Шейбани-ханом произошел в сторону последнего, бросились грабить и убивать воинов Бабура. Кавалерийские же отряды моголов, имевшиеся в армии Шейбани-хана, после его гибели бросили узбеков и, уйдя на восток, подошли к Кундузу, где вступили в армию темурида Увейс-мирзы. Насколько ненадежны были моголы, демонстрирует и тот факт, что когда Бабур был еще в Кундузе, то некоторые из наиболее влиятельных могольских вождей предложили его лучшему другу, двоюродному брату Султан-Саид-хану, устранить Бабура, поскольку в лагере находилось около 20 тыс. монголов, а чагатайцев менее 5 тыс., поэтому заменить Бабура на Султан-Саид-хана не представляло особых проблем. Последний отверг это вероломное предложение и, видя, что надежда на верность моголов ничтожна, что они не преминут при случае перейти во враждебный лагерь и что сам он, как могол, может оказаться в очень неприятном положении, попросил одного из наиболее приближенных к Бабуру эмиров дипломатично доложить последнему, что «поскольку со дня на день увеличивается счастье и благополучие государя и все народы обращают свои взоры на черты убежища мира, особенно моголы, выделяющиеся из большинства народов своим могуществом, численностью и силою, а их эмир из числа прочих особенно возвеличен и всегда энергично выступает, то теперь он, Султан-Саид-хан, просит Бабура старое с ним единение превратить в новосозданную разлуку.

И если бы его отправили куда-либо с тем, чтобы узы любви между ними оставались все такими же крепкими, то это будет более подходящим для благополучия обеих сторон». Бабур отложил разрешение этой просьбы до другого времени.

По другой версии дело обстояло так: блестящие успехи первого представителя династии Сефевидов в его борьбе с узбеками окрылили всех, кто не мог примириться с завоеванием кочевниками культурного государства темуридов. Первым поднялся против узбеков Бабур, после потери Самарканда упрочившийся в области Кабула. После занятия шахом Исмаилом Герата он обратился с просьбой к шаху сообщить ему, не будет ли шах противодействовать его попытке отвоевать у узбеков свои наследственные владения. Шах ответил, что на все, отвоеванное им, Бабуром, он будет иметь неоспоримое право. В 1511–1512 гг. Бабур выступил в поход в направлении Бадах-шана, где к нему присоединился Увейс-мирза.

Как бы то ни было, Бабур желал еще раз попытаться освободить Мавераннахр от власти узбеков.

Итак, шах Исмаил направил Бабуру персидские боевые отряды. Располагая теперь достаточно сильной армией, Бабур решил вести войска на Гисар. Тогда же он получил из Андижана письмо от своего дяди Саид-Мухаммед-мирзы, в котором тот писал: «При счастливом посредничестве Вашего Величества Фергана освобождена от узбеков и опять введена в Ваши владения, посему – какие последуют Ваши указания, чтобы я их мог выполнить?» Безусловно, для Бабура весть об освобождении от узбеков Ферганы была радостной.

В конце зимы войска Бабура с воинами шаха Исмаила переправились через Амударью и двинулись в направлении Гисара. Местное население, узнав о выступлении Бабура, с восторгом встретило это известие, «так как жители Мавераннахра, конечно, питали к темуридам искреннюю любовь. Чагатаи, моголы, жившие в узбекских улусах, подняли всеобщее восстание, простолюдины присоединились к Бабуру».

Узбекские ханы, ввиду создавшейся крайне неблагоприятной обстановки, собрались в Самарканде для принятия решения. Свои действия они скоординировали следующим образом: правители Гисара, Хамза и Мехди-султаны, сыновья Суюнчи-Ходжи-хана, Тимур-султан, сын Шейбани-хана и другие пограничные правители-султаны, должны были выступить со своими объединенными силами и дать отпор чагатаям; Убайдулла-хан, «по своему авторитету полномочный устранять и назначать султанов», укрывшись в крепости Карши, должен был воспрепятствовать продвижению шахских вспомогательных войск; Джаныбек-султан и Кучкунджи-хан (Кучум-хан) – выступить походом на Андижан, дабы не допустить потери всей Ферганы. Суюнчи-Ходжа-хан должен был оставаться в Самарканде, чтобы в случае необходимости посылать оттуда требуемую военную подмогу. Словом, все у узбеков пришло в движение, все объединились перед лицом грозной опасности, все стремились проявить энергию для защиты и спасения доставшихся им областей Мавераннахра.

Армия Бабура тем временем дошла до Каменного моста на реке Вахш. Соединенные силы узбекских ханов, узнав об этом, вышли из Гисара, переправились через реку ниже Каменного моста, чтобы отрезать дальнейшее продвижение противника на Гисар. Но Бабур опередил их. Когда утром караульные дозоры донесли Бабуру о подходе узбекских сил, он сел на коня и вместе со своими эмирами и войском занял возвышенность у входа в ущелье. Отсюда в направлении неприятеля кроме узкой тропинки никакой другой дороги не было. Справа от этой возвышенности находилась другая, похожая на первую, на которую тоже вела единственная дорога – их разделял глубокий обрыв. Узбекские военачальники, решив взять вторую высоту, занялись построением воинских рядов в боевой порядок, Тимур-султан с отрядом в 10 тыс. человек двинулся на взятие высоты. Бабур, разгадав его маневр, направил против него Мирзу-хана с отрядом наиболее испытанных бойцов, к которому потом были присоединены воины бывшего с ним двенадцатилетнего Мирзы-Хайдара, его двоюродного брата. Начало битвы было нерешительным, с переломным успехом обеих сторон.

Вот как описывал в своих мемуарах Мирза-Хайдар эту битву: «В этой схватке, в отступлениях и нападениях, мои воины захватили одного узбека и привели его к государю. Тот счел это за хорошее предзнаменование и сказал: „Пусть запишут этого первого пленного за Мирзой-Хайдаром“. На левом фланге протекал бой в наступлениях и отступлениях до следующего дня. На стороне же, где был государь, никакого боя не было, потому что дорога там была узкая и с обеих сторон не легко было подойти. Около полудня отряд, бывший перед государем, спешился и сошел вниз. Когда настал вечер, то оказалось, что неприятелю сойти с коней и расположиться на отдых было невозможно из-за отсутствия воды, так как ближайшая вода была в расстоянии одного фарсанга. С намерением провести ночь подле воды, узбеки повернули лошадей вспять. Тогда сошедший вниз отряд Бабура вскочил на лошадей и, понукая их, бросился вслед за узбеками, уходившими вместе с Хамзой-султаном. Тогда и те узбекские силы, которые противостояли Мирзе-хану, увидав, что Хамза-султан, бывший их злым демоном, повернул назад, тоже бросились назад.

Да и когда они стояли лицом к лицу с Мирза-ханом, ни у кого из них не было стремления сражаться. Когда неприятели повернули коней обратно, противостоявшие им части Мирзы-хана бросились на узбеков в атаку и те сразу обратились в бегство. Когда же они увидели демона того войска, обращенного отрядом султана Бабура в бегство, то они тоже выпустили из рук поводья самообладания. И когда произошло это поражение узбекского войска, было время вечерней молитвы. Хамза-султан, Муталиб-султан и Мамак-султан были взяты в плен и доставлены к счастливому стремени падишаха. И государь им сделал то, что сделал Шейбак (т. е. Шейбани-хан) монгольским ханам и чагатайским султанам. Всю ночь до утра продолжалось преследование неприятелей, как и следующий день до ночи. Гнали их до границ Железных ворот».

Результаты этой победы были самые благоприятные для Бабура. Народ в своем стремлении изгнать узбеков с территории Мавераннахра был един с Бабуром.

Тимур-султан с остатками войска бежал в Самарканд, где соединился с армией Суюнчи-Ходжи-хана. Дорога на Гисар была открыта.

Что касается шаха Исмаила, то он не заставил себя ждать и вновь прислал помощь «в виде полков из представителей всех племен мира». Общая численность армии Бабура достигла 60 тыс. человек.

Итак, Бабур прошел через Гисар и достиг Карши, где со своим войском находился Убайдулла-султан. Крепость была отлично укреплена и, естественно, осада ее могла продлиться довольно долго. Посему Бабур решил идти прямо на Бухару, которую, по данным разведки, не охраняли войска узбеков.

Как только армия Бабура покинула окрестности Карши, Убайдулла-султан оставил Карши и направил свои войска в Бухару. Информация об этом скоро стала известна Бабуру, и он немедленно послал преследовать Убайдуллу десятитысячный отряд под командованием Мирзы-хана. Убайдулла-султан, видя крайне враждебное отношение мавераннахрцев к узбекам и осознавая возможность нежелательных боев с преследовавшими отрядами Бабура, счел рискованным направлять войска в Бухару и свернул степной дорогой на Туркестан.

На тот момент фактическим правителем Узбекского государства был Убайдулла-султан, поэтому бывшие в Самарканде Суюнчи-Ходжи-хан и Тимур-султан покинули город и последовали за Убайдуллой.

Осуществляя часть плана отражения натиска войск Бабура, Кучкунджи-хан и Джаныбек-султан со своими войсками вступили в Фергану. Ставленник Бабура в Фергане Султан-Саид-хан не успел что-либо предпринять для укрепления своего региона, и известие о приближении узбекских войск к Андижану застало его врасплох. Собрав на совет эмиров, Саид-хан решил незамедлительно дать отпор противнику. Для этого он избрал самую мощную из ферганских крепостей, Касан, куда направил двух эмиров для подготовки оборонительных сооружений. Едва эти мероприятия были закончены, узбекские войска подошли к стенам Касана и взяли крепость в тесное кольцо осады. Саид-хан, получив об этом известие, направил войска на подмогу своим эмирам.

Незадолго до этих событий кашгарский хан Аба-Бекр-мирза успел захватить районы, лежавшие восточнее Андижана, – Ош, Узген и др. Поэтому, когда Бекр-мирза узнал об осаде Касана, он, прихватив катапульты и другие осадные машины, двинулся на Андижан. Как свидетельствуют исторические хроники, Саид-мирза, услышав о подходе кашгарцев, был крайне этим обстоятельством обеспокоен.

Тем временем узбекские войска, осаждавшие Касан, пробили бреши в его стенах и, подставив к стенам лестницы, бросились штурмовать город с такой яростью, что его защитники были не в состоянии отразить этот штурм. Ночью часть гарнизона тайно покинула крепость. Штурмовавшие город узбеки, не предполагавшие такого шага со стороны противника, бросились преследовать уходивших моголов. Но так как те ушли уже далеко, то узбеки вернулись и перебили всех оставшихся в Касане. Бежавший из крепости гарнизон присоединился к войскам, посланным Саид-ханом на выручку Касана и находившимся в прилегающих к Касану горах. Это воинское соединение направилось в Андижан. Недалеко от города они натолкнулись на расположившееся здесь войско Аба-Бекр-мирзы, которое готовилось к общему штурму города, намечавшемуся на следующий день. Подошедшие со стороны Касана отряды не знали о нахождении здесь кашгарцев. Султан-Саид-хан тем временем рискнул дать бой кашгарцам у стен Андижана и, выйдя из города с гарнизоном, вступил с ними в бой и выиграл его. Однако андижанское население упросило Султан-Саид-хана пощадить кашгарцев во избежание их последующей мести. Он пощадил около трех тысяч человек.

Узбекские вожди, ведущие кампанию в Фергане, Кучкунджи-хан и Джаныбек-султан получили неожиданное известие о поражении и гибели Хамзы-султана, Мехди-султана и других узбекских султанов и о победоносном движении Бабура с его союзниками в глубь Мавераннахра. По-видимому, опасения быть отрезанными от прочих узбекских сил и факт прочного утверждения Султан-Саид-хана в Андижане побудили их немедленно оставить Фергану и спешно удалиться в Туркестан.

Что касается Бабура, то он, беспрепятственно преодолев путь до Бухары, вступил во вторую столицу Мавераннахра. В благодарность шаху Исмаилу Бабур устроил пиры в честь персидского воинского корпуса. Очевидно, поражение узбеков, общее народное восстание населения против них и бегство кочевников в Туркестан вскружило голову молодому победителю, и он предался увеселениям. Хроники того времени отмечают, что «Бабур-мирза хотя и занял значительную часть Мавераннахра, но по беспечности и легкомыслию он сам и его войско только и делали, что занимались веселым времяпровождением и всякими излишествами чувственного порядка. Не считая для себя греховным делом питье вина, Бабур-мирза, повторяя: „Я завоевал эти области!“ – занялся пьянством и не только он со своими беками и свитскими, но и все его рядовые военные, предаваясь удовольствиям и безделью, избрали своим девизом бесстыдные повадки Лотова народа». Тем не менее, Бабур решил выступить походом на Самарканд, имея при себе армию свыше 70 тыс. кавалерии состоявшую из чагатайцев, моголов, туркменов, бадахшанцев и др. Очевидец, сопровождавший Бабура в этой кампании, так описывает шествие армии по городам Мавераннахра: «Население городов Мавераннахра из числа, как великих людей, так и простонародья, – все они стали радостными и счастливыми от прибытия в страну государя. Когда же Бабур достиг окрестностей Самарканда, то все население, великие люди, ученые, ремесленники и весь простой народ с наивозможной быстротой выступили ему навстречу и с восторгом приветствовали его прибытие. В городе с не меньшим подъемом готовились к торжественной встрече победителя над жестокими кочевниками: все ряды огромных базаров древнего города, все лавки и улицы на его пути украсили дорогими шелковыми тканями и парчой, развесили портреты Бабура». В начале октября 1511 г. Бабур «въехал в город с таким величием и пышностью, какие человеческий глаз никогда не видел, и в таком убранстве, о котором ничье ухо не слышало. Ангелы и херувимы встречали его восклицаниями: „Войдите с миром и безопасностью!“ А народ приветствовал его славословием: „Хвала Аллаху, господу миров!“» Однако блюстителям строго суннитского правоверия, духовенству и шейхам, несомненно, претила мысль, что Бабур может связать себя союзом с шиитами. Безусловно, это настроение передавалось народу и те, в свою очередь, надеялись, что такой противоестественный союз – явление временное, вызванное чрезвычайными обстоятельствами борьбы с поработителями-узбеками, что как только цель будет достигнута и иго кочевников будет сброшено, то всякая связь с «нечистыми шиитами» прервется.