Текст книги "Неодолимое желание"

Глава 14

На следующий день ранним утром Гейб покинул Марсбери-Хаус. Лайонс приглашал их с Уитоном остаться на завтрак, но, хотя Гейб знал, что это выглядит невежливо, он отказался. Он не вынес бы еще одну шутку герцога.

Потому что случилось непостижимое. Он проиграл. Он не мог вспомнить, когда в последний раз проигрывал гонку.

И во время гонки он хоть и не сильно, но поранился. Он ехал следом за Уитоном под деревом, и ветка, которую оттолкнул Уитон, с силой хлестнула его по голове. Рана оказалась неглубокой, но выглядела жутко. Запекшаяся кровь и спутанные волосы. Бабушка и все домашние будут волноваться, если увидят.

Но он не сильно беспокоился по поводу раны. Больше всего его огорчил проигрыш. Он проиграл сто фунтов. Проклятие. Если бы он выиграл, этих денег легко хватило бы заплатить за участие Летящей Джейн в скачках Сент-Леджер.

В его голове звучал голос Вирджинии: «Если, если, если! Слишком много “если”».

Чертовка. Это из-за нее он проиграл гонку. Обычно перед гонкой он погружался в состояние холодного безразличия, которое позволяло ему сосредоточиться на выигрыше, не думая об опасностях. Но сегодня это безразличие покинуло его; его растревожили мысли, бурлившие у него в голове после вчерашней встречи с этой девчонкой.

Он плохо спал, первую половину ночи размышляя о том, что ему надо было оставить идею ухаживать за ней, а вторую половину ночи ему не давало покоя беспокойство в связи с тем, что он якобы поддерживает свою репутацию за счет Роджера.

Он никогда не думал, что на это вот так можно посмотреть. У него никогда не было такого намерения. Но как только она произнесла эти слова, он почувствовал необходимость опровергнуть ее обвинения, и вскоре она уже докопалась до таких вещей, которые он на многие годы похоронил в могиле.

Гейбриел чертыхнулся. Почему она не может оставить смерть Роджера в прошлом? И как, черт возьми, заставить ее прекратить задавать проклятые вопросы?

Он не мог сказать ей то, что она хотела знать. Если даже он намекнет на правду, она не захочет снова иметь с ним дело. Если она ничего не знает, у него есть хоть какой-то шанс победить ее. И ни одного шанса, если она узнает.

И почему он должен выставлять себя напоказ перед ней, перед ее дедом или перед кем бы то ни было? Пусть прошлое останется в прошлом. Так будет лучше для них для всех.

Но что, если он не сможет убедить Вирджинию? Что, если она откажется выйти за него замуж?

Тогда он найдет кого-нибудь еще.

Он даже застонал от досады, пустив лошадь рысью. Ему не нужен кто-то другой. Ему не нужна притворно застенчивая девочка из светского общества, которая прикрывается веером и говорит одно, а думает совсем другое. Ему нужна жизнерадостная натура, которая заботится обо всех с такой расторопностью, что даже самые мрачные души среди ее работников становятся более приятными людьми. Ему нужна женщина, радостные слова которой успокаивают прислугу, ободряют ее дедушку и заставляют его самого страстно стремиться к ней, чтобы опять касаться ее и целовать, заключив в свои объятия, вдыхая ее наслаждение.

Ему следовало признаться себе, что он никак не мог обрести равновесие, потому что хотел ее. Теперь он точно знал, что чувствуют жеребцы, когда слышат запах кобылы в охоте. На прошедшей неделе ей достаточно было только улыбнуться ему, и кровь закипала в его жилах. Мысль о том, что она может отказаться от него…

Нет, он этого не позволит. Он должен заставить ее понять, что о прошлом надо позабыть. Что они могут все начать сначала. Но он не собирается делать это, участвуя в гонках с каждым дураком, бросившим ему вызов.

Гейб нахмурился, когда в памяти всплыли слова Оливера: «Она потеряла своего брата в гонке. И не захочет рисковать, выходя замуж за человека, которого может потерять в такой же гонке, и не важно, пари это или нет».

Да будь оно все проклято. Она беспокоится за него, и достаточно сильно. Но он не может перестать участвовать в гонках, пока Селия не выйдет замуж. Что, если он и его братья и сестры потеряют наследство? Ему нужны деньги, и он не знает другого способа заработать их, как на гонках.

Если только он не объединит свои усилия с ее дедушкой. Он мог бы стать тем, кем готовился стать Роджер – правой рукой генерала. Во всяком случае, если он собирается жениться на его внучке…

Гейб вздохнул. В данный момент это событие было под большим вопросом. Более того, он должен отказаться тратить свое время и энергию на создание репутации конному заводу, который потом унаследует Девонмонт. Ему нужен собственный доход. А это требует участия в гонках.

Вирджинии просто придется научиться терпеть это, вот и все.

Гейб доехал до поворота на Илинг и натянул поводья, сдерживая лошадь. Он должен ехать домой. Но тогда придется рассказать семье о том, что он проиграл гонку. И терпеть дурацкие шуточки брата по этому поводу. Потом, у него рана на голове. Он мог бы попытаться проскользнуть в дом и не снимать шляпу, пока не промоет рану. Но его семья всегда появляется в самых неподходящих местах, и его отказ снять шляпу посчитают подозрительным. Сейчас ему меньше всего хотелось слушать вопли женщин, распекающих его за пустяковую царапину на голове. И потом, генерал хотел, чтобы он помог ему доставить на ярмарку годовалых лошадей. Может, еще не слишком поздно перехватить их. Лучше он поможет генералу, чем будет отвечать на вопросы своей семьи насчет гонки. Генерал, возможно, даже не заведет разговора об этом, у него слишком много других забот.

У Вирджинии тоже не будет возможности спросить его, потому что он и генерал будут заняты лошадями. На улице у него не будет причины снимать шляпу, а значит, она не узнает, что он поранился.

И он увидит Вирджинию. Но его желание приехать в Уэверли-Фарм никак не связано с Вирджинией. Это не главное.

Гейб хмыкнул и повернул лошадь в сторону Уэверли-Фарм. Правильно, не главное. Лучше он проявит осторожность. Он начинает терять голову от любви, и так дело не пойдет. Если она догадается об этом, то попытается полностью его контролировать, а потом, он это знает, прикажет ему бросить гонки.

И все же, когда спустя полчаса Гейбриел приблизился к Уэверли-Фарм, он никак не мог успокоить сердце, рвавшееся из груди. Вокруг не было ни души. Ни одного человека в конюшне, даже грумов, и генерала нигде не было видно. Черт, он опоздал.

Но может, он успеет перехватить их по дороге. Кто-нибудь из прислуги должен знать, какой дорогой они отправились на ярмарку.

Спешившись, он отпустил лошадь и направился к входной двери. Постучал. Тишина. Он еще раз постучал и уже собрался уходить, когда услышал приглушенный голос в ответ.

Когда дверь распахнулась, на пороге стояла не служанка и не один из лакеев. Там стояла Вирджиния.

У него перехватило дыхание. Ее волосы были распущены и свободно лежали на плечах, на ней не было ничего, кроме тонкой ночной рубашки и наброшенного сверху халата. Он явно разбудил ее.

– Я думала, ты участвуешь в гонке, – потерла она сонные глаза.

– Так и было. Все закончилось.

– Так быстро?

– Быстро? Время – десятый час, а мы состязались на рассвете.

– О, а я легла спать всего несколько часов назад. Молли заболела. Я поэтому и не поехала на ярмарку. Кто-то должен был остаться, чтобы позаботиться о ней. Подожди, уже десятый час? Я должна дать ей еще немного ячменного отвара. У нее жар, ей надо много пить. – С этими словами Вирджиния устремилась на кухню.

Гейбриел вошел в дом, закрыл за собой дверь и пошел за ней на кухню.

– Неужели здесь больше никого нет, чтобы помочь тебе ухаживать за ней?

– Поппи пришлось всех взять с собой на ярмарку. Мы с Молли, обе, должны были ехать, но так как мы остались дома, ему нужен был кто-то, чтобы сопровождать его. Подержи это. – Вирджиния протянула ему стакан.

Гейбриел смотрел, как она налила уксус в кувшин, но когда подошла к нему, чтобы взять стакан, он пробормотал:

– Я отнесу сам.

Вирджиния молча кивнула и поспешила к лестнице для прислуги. Гейбриел двинулся следом за ней.

Комната Молли была наверху. Она была небольшая, но чистая, с уютным ковриком на полу и с приличным комодом. Окна в комнате были раскрыты, поэтому летняя жара здесь казалась терпимой. Молли спала в своей кровати, громко сопя.

Вирджиния поставила стакан на крошечный столик у кровати, потом приложила руку ко лбу Молли.

– Слава Богу, кажется, температура упала. Я не буду ее будить. Просто оставлю здесь для нее ячменную воду.

Она забрала у Гейбриела кувшин и начала разбрызгивать по комнате уксус.

– Что ты делаешь?

– Доктор Бьюкенен говорит, что это освежает больного.

– Ты приглашала для Молли доктора?

– Нет, мне показалось это преждевременным. Я подозреваю, у нее просто лихорадка. Но я всегда читаю «Домашнюю медицину» доктора Бьюкенена, когда кто-то из нас начинает болеть. Он дает очень практичные советы.

Гейб попытался представить себе какую-нибудь жеманную даму из светского общества, которая стала бы внимательно изучать медицинские книги. Единственное, что все они с интересом рассматривали, так это «Ледиз мэгэзин».

Поставив полупустой кувшин на комод, Вирджиния выпроводила его из комнаты.

– Ты не должен быть здесь, – сказала она, когда он стал следом за ней спускаться по лестнице.

– Но я здесь. И возможно, задержусь ненадолго.

До него дошло, что он наконец застал ее одну. Молли явно не поправится в ближайшие несколько часов, и если в доме никого больше нет, то, возможно, это его шанс одержать победу над Вирджинией.

Джайлс победил Минерву, скомпрометировав ее. Почему бы ему не сделать то же самое?

– Я мог бы помочь тебе ухаживать за Молли, – сказал Гейб, когда Вирджиния поспешила по ступенькам вниз к главному входу.

– Мне не нужно помогать в этом. – Вирджиния так быстро шла к двери, что ему пришлось схватить ее за плечо, чтобы остановить.

– Тогда я мог бы помочь тебе в чем-нибудь еще, – продолжал он настаивать.

– Единственное, что мне сейчас нужно, так это упасть в кровать. – Когда эти слова сорвались с ее губ, Вирджиния покраснела. – Я хотела сказать, я… Мне нужно по-спать.

– Я мог бы помочь тебе в этом, – коснулся он рукой ее подбородка.

У Вирджинии потемнели глаза, они стали темно-синего цвета, как волнующееся в штормовую погоду озеро. Она уперлась руками ему в грудь.

– Гейбриел…

Он поцеловал ее. Разве он мог устоять? Свежая после сна, она выглядела сумасбродной и распутной, как танцовщица из французской оперы, но при этом почему-то оставалось и невинной тоже, в этом белом белье и кружевах. Ему хотелось наброситься на нее и овладеть и одновременно заботливо ухаживать за ней и нежно любить.

На мгновение она застыла в его объятиях. Потом ее руки обвились вокруг его талии, и она прильнула к нему, тесно прижавшись грудью. Когда он поцеловал ее, она раскрыла губы, и язык Гейба проскользнул внутрь, страстно желая окунуться во влажное тепло ее рта и сгорая от желания сделать ее своей.

Он не мог справиться с руками, когда в его объятиях находилась такая восхитительная женщина. Но когда он попытался обхватить руками ее грудь, Вирджиния оттолкнула его.

– Тебе надо идти, – сказала она с широко распахнутыми, но не испуганными глазами.

– Но ты не хочешь, чтобы я уходил.

Учащенное дыхание Вирджинии подтверждало правоту его слов.

– Оставаться здесь неблагоразумно.

– С каких это пор ты всегда делаешь только то, что благоразумно?

– Я еще ничего не решила в отношении тебя.

– Тогда позволь мне помочь тебе в этом, – прошептал Гейбриел и снова заключил ее в свои объятия.

На этот раз их поцелуи длились дольше, были полны страсти, и вскоре уже оба задыхались в пламени чувств, поглотивших их обоих. Вирджиния снова прильнула к нему всем телом. Гейбриел умудрился держаться подальше от тех частей ее тела, к которым он жаждал прикоснуться, но когда она обвила руками его шею, сняла с него шляпу и зарылась руками в его волосы…

– Что это? – раздался ее взволнованный голос, и она коснулась пальцами раны у него голове. – Ты ранен!

Черт, он совсем забыл об этом.

– Все в порядке, просто небольшая царапина.

– У тебя течет кровь! – Схватив Гейбриела за руку, Вирджиния потащила его на кухню.

– В самом деле, Вирджиния, все в порядке, это пустяк.

– Сядь, – приказала она. – Это не пустяк. Сядь, – твердым голосом добавила она, видя, что он медлит, – пока я не заставила тебя сесть.

– Я и не знал, что ты так любишь командовать, – ухмыльнулся Гейбриел, видя ее суровый взгляд, и упал на стул.

– Разве у меня есть выбор, когда приходится иметь дело с такими безрассудными людьми, как ты и Поппи? – Вирджиния смочила водой салфетку. – Вот уж действительно – пустяк. Вы, мужчины, всегда так говорите, когда истекаете кровью или ломаете кости. – Продолжая ворчать, она подошла к нему, чтобы осмотреть рану. – Похоже, у тебя там остался осколок дерева. Надо его достать. – Она снова отошла от него, чтобы взять необходимый инструмент. – А что ты делал? Налетел на дерево?

– Можно и так сказать. – Гейбриел испытывал наслаждение, наблюдая, как она суетится вокруг него.

Но так продолжалось только до тех пор, пока она не вернулась и не попыталась с помощью ножа для чистки овощей достать то, что застряло в ране.

– Боже милостивый, – выдохнул Гейбриел, – ты не могла бы делать это менее энергично?

– Я только пытаюсь помочь, – с важным видом ответила Вирджиния.

– Мне кажется, тебе это доставляет излишнее удовольствие.

– Не более чем тебе, когда ты рискуешь жизнью за несколько фунтов.

Что-то упало в жестяной таз, и, заглянув туда, Гейбриел увидел запекшуюся в крови щепку.

– А ты утверждал, что эта гонка не опасная, – пробормотала Вирджиния, легкими движениями промакивая рану. – Любая гонка, в который ты участвуешь, опасная, других гонок ты попросту не знаешь. Должна сказать, что в детстве ты наверняка доставлял матери много хлопот, натыкаясь на предметы и играя с острыми палками. – Она немного отодвинулась, чтобы оценить рану. – Боже мой, ты понимаешь, как это близко к глазу?

– Не так уж и близко, – запротестовал Гейбриел.

– Ты мог выбить глаз! Кровь не останавливается, поэтому мне придется обработать ее чем-нибудь. Раздевайся до пояса.

– Что, прости?

– Мне не хочется портить твою одежду. – Вирджиния уже спешила к шкафчику в углу. По ее серьезному поведению было понятно, что она имела в виду только это.

Гейбриел со вздохом развязал шейный платок, потом встал, чтобы снять сюртук, жилет и рубашку. Вирджиния тем временем тщательно исследовала содержимое шкафчика.

– Удивительно, как ты не разорвал себе ухо. Может, в следующий раз ты дважды подумаешь, прежде чем решиться убить себя ради дурацкого пари. Неужели сто фунтов стоят того, чтобы едва не лишить себя жизни? – замерев, посмотрела она на него.

– На самом деле я проиграл, – хмуро ответил Гейбриел, бросив одежду на стол.

– Но ты никогда не проигрывал, – удивленно распахнула глаза Вирджиния.

– Не напоминай мне, – проворчал Гейбриел, усаживаясь на стул.

– Что случилось?

– В каком смысле? Он опередил меня. – «Будь я проклят, если расскажу ей, что проиграл только потому, что думал о ней», – решил Гейбриел.

Но если он думал, что его проигрыш вызовет у нее сочувствие, то он глубоко ошибался.

– Тем хуже, – сказала Вирджиния. Схватив из шкафчика закупоренную бутылку и прихватив салфетку, она подошла к нему. – Ты проиграл сто фунтов, рискуя собственной жизнью, а теперь у тебя еще и рана на голове, которая может привести к смертельному исходу.

– Не будь смешной. От маленькой царапины я не умру.

– Какая к черту маленькая царапина! – Она стала поливать рану жидкостью из бутылки.

– О Господи! – возмутился Гейбриел, когда жидкость попала ему на плечо и Вирджиния вытерла ее салфеткой. – Что это такое?

– Винный спирт, чтобы остановить кровотечение. Держи вот так. – Прижав к его голове салфетку, она положила туда его руку. – Пойду принесу чистую повязку.

– Не надо, – схватил ее за руку Гейбриел. – Я буду посмешищем всего Лондона.

– Ты считаешь, что повязка будет выглядеть непривлекательно? – гневным блеском вспыхнули глаза Вирджинии. – Значит, теперь я должна разыскать кусок черной ткани, чтобы перевязать твою дурную голову, и чтобы она подходила к твоей черной… – Вирджиния вдруг умолкла. – Подожди минутку. – Она внимательно осмотрела его фигуру, потом – стопку одежды на столе. Когда она встретилась с его взглядом, гнев уступил место потрясению. – Ты больше не в черном.

Глава 15

Вирджиния никак не могла поверить, что не заметила этого раньше. Но теперь она точно это видела. На Гейбриеле были бриджи из желтовато-коричневой кожи, а на столе лежали шоколадно-коричневый сюртук, темно-желтый жилет, белая рубашка и белоснежный шейный платок.

– Что случилось с твоей черной рубашкой? – спросила она.

– Она надоела мне, – ответил Гейбриел, испытав вдруг неловкость.

– А остальная черная одежда? – В горле у Вирджинии встал ком. – Тоже надоела?

– Я подумал, что пришло время сделать паузу, вот и все.

Но за всем этим скрывалось нечто большее, и они оба это понимали. Он перестал носить черное из-за тех слов, которые она сказала ему вчера.

Вирджиния не могла в это поверить. Он совершил такую огромную перемену ради нее. Если он смог сделать это после стольких лет, может быть, в конце концов он пойдет еще дальше? Возможно, однажды он даже пустит ее в свое закрытое для всех сердце?

– Тебе очень идет коричневый цвет, – пробормотала она, пытаясь сдерживать свои чувства.

Ему было достаточно только взглянуть на нее потемневшими глазами, чтобы в глубине ее тела предательски завибрировали, задрожали запретные струны. Даже его рука, прижатая к голове и напоминавшая о ране, не могла сдержать ее реакцию на близость Гейбриела. Прошло два дня с момента их встречи в конюшне, всего два дня с тех пор, как он околдовал ее. А казалось, прошла целая вечность.

Или всего одно мгновение.

– Ты прекрасно выглядишь в белом, – прошептал Гейбриел.

Боже мой, она совершенно забыла, что практически раздета. Он протянул к ней свободную руку, чтобы развязать тесемки халата, распахнул его и снял с ее плеч. Халат соскользнул и упал к ее ногам, оставив ее только в ночной рубашке. В тонкой полупрозрачной ночной рубашке.

Она не позволит ему это. Она поклялась не уступать, пока он не захочет поделиться своими секретами. И вот она стоит перед ним в полуобнаженном виде, чувствуя, как бурлит в жилах кровь, безумно бьется пульс и горит от желания тело…

Нет! Она должна ускользнуть от него, установить дистанцию между ними.

– Я пойду принесу повязку тебе на голову. Я… Я думаю, у меня есть кое-что, что подойдет. – Подхватив халат, она заторопилась к двери. Если бы у нее была хотя бы минутка, чтобы подумать, чтобы одеться и не чувствовать себя такой беззащитной…

– Вирджиния, подожди! – крикнул Гейбриел, но она не послушала его, выбежала из кухни и устремилась по лестнице вниз.

В спальне она остановилась, тупо глядя перед собой, пытаясь справиться со своими чувствами и все еще сжимая в руках халат. Если бы она не проявила осмотрительность, она просто могла бы…

– Ты от меня убегаешь, дорогая? – раздался у нее за спиной голос Гейбриела.

Она обернулась и увидела его на пороге своей спальни.

– Что ты здесь делаешь? – Она не ожидала, что он последует за ней.

Когда он перешагнул через порог и закрыл за собой дверь, она почувствовала, как ее тело пронзила дрожь, от тревоги и от восхищения в равной степени. Обнаженный до пояса, он казался грешным и опасным. Восхитительно опасным.

– Тебе не следует находиться в моей спальне, – сказала Вирджиния, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал твердо.

– Это не то, что я ожидал увидеть, – сказал Гейбриел, окинув внимательным взглядом ее комнату, – кровать с постельным бельем из алого шелка, она сшила его из ткани, доставшейся ей от матери, обои с золотистым тиснением, их она выбирала сама.

Ей очень нравилась своя спальня.

– Почему нет? – обиженно спросила она.

– Целую неделю наблюдая за тобой на ферме, я думал, что твоя спальня – более скромная и практичная. – Гейбриел грустно улыбнулся. – Мне следовало знать тебя лучше. В тебе есть романтическая жилка, такая же причудливая, как этот широкий ковер, на котором ты стоишь.

– Тебе не нравится моя комната?

– Нравится. Она тебе подходит. Святая святых мисс Вирджинии Уэверли. Если наблюдать тебя со стороны, ты энергичная хозяйка имения, успешно управляющая домом. Но в душе ты романтичная особа, которая смело бросает вызов мужчинам участвовать в гонках и шпионит за ними в конюшне. – Гейбриел понизил голос. – И при этом всегда – обворожительная женщина, которая соблазняет мужчин бунтовать. – Его глаза загорелись желанием, и он оттолкнулся от двери. – Кто знал, что под строгим платьем и накрахмаленным фартуком окажется так много шелка и кружева?

Вирджиния с трудом сглотнула. Ну почему именно этот мужчина заметил все это? Почему именно он по-настоящему понимает ее?

– Я думаю, ты в душе поэт.

– Подозреваю, что это ты открыла во мне этот талант. – Его глаза медленно скользили по просвечивающему сквозь рубашку телу Вирджинии, не оставляя ей сил освободиться из плена его глаз, разгоняя кровь в жилах и пробуждая желание. – Точно так же, как я открыл в тебе безрассудство.

– О, безрассудство не моя стихия, – тщетно пыталась протестовать Вирджиния.

– Сомневаюсь. В любом случае я просто пришел сказать, что повязка мне не нужна. – Опустившись на ближайший стул, Гейбриел наклонил голову. – Сама посмотри.

Вирджиния осторожно подошла к нему, стараясь держаться сбоку, и стала рассматривать рану, предварительно убрав прядь волос. Гейбриел оказался прав. Рана перестала кровоточить и затягивалась коркой.

Он поймал ее руку и поднес к губам. Не спуская с нее глаз, он поцеловал ей руку. Поцелуй был таким нежным, что у Вирджинии перехватило дыхание. Потом, перевернув руку, он поцеловал ладонь, затем запястье.

Она почувствовала, как безумно бьется у нее пульс, как сладко ноет тело.

– Не надо, – с трудом прошептала она, освобождая руку и пытаясь уйти.

Удержав ее за талию, Гейбриел посадил ее к себе на колени.

– Как ты думаешь, что ты делаешь? – хрипло спросила она, пытаясь освободиться из его объятий. – Ты не должен…

– Хочешь узнать истинную причину моего проигрыша сегодня? – пробормотал ей на ухо Гейбриел.

Она замерла, чувствуя, как в горле колотится сердце. Она сидела к нему спиной и не видела его лица, но ощущала его напряженную плоть. И это подогревало ее собственное желание.

Гейбриел протянул руку, чтобы расстегнуть ей ночную рубашку, и Вирджиния позволила ему сделать это, не сопротивляясь, даже когда он обнажил ее грудь.

– Я проиграл, потому что не смог сосредоточиться. Моя голова была в другом месте. – Он прикрыл рукой ее обнаженную грудь. – Я думал о тебе. О том, как сильно я тебя хочу. О том, как сильно я хочу быть здесь, с тобой.

Вирджиния задохнулась от пронзившего ее сладострастного чувства, которое больше не могла отрицать. Она тоже хотела, чтобы он был здесь, с ней.

Он нежно поглаживал ее грудь, и с ее губ сорвался сладостный вздох.

– Значит, – выдохнула она, – ты обвиняешь… меня… в своем… проигрыше?

– Ну что-то в этом роде. Хотя, если бы в конце дорожки ты стояла в таком виде, как сейчас, обещаю, я бы выиграл.

Вирджинию охватила чисто женская радость. Она пыталась твердить себе, что это были привычные слова опытного соблазнителя, но она в это больше не верила. Особенно после их вчерашней встречи в конюшне. Гейбриел мог быть кем угодно, но только не самодовольным льстецом.

Его руки, уверенные и ласковые, обхватили нежную округлость ее груди, лаская соски, пока волна чувственных ощущений не накрыла Вирджинию с головой. Ее тело таяло и стонало от дикого желания. Ничего более прекрасного она никогда не испытывала, и хотя не должна была уступать ни ему, ни себе, ей очень этого хотелось.

Гейбриел медленно поднял вверх ночную рубашку, чтобы она не мешала его руке проникнуть в самое сокровенное ее местечко. Вирджиния слышала, как он горячо дышит ей прямо в ухо.

– Ты не носишь панталон.

– Когда сплю – никогда, – покраснела Вирджиния.

– Надо мне почаще заставать тебя в ночной рубашке. – Его рука нащупала влажное, изнемогавшее от желания, жаркое лоно, и он стал умело и уверенно ласкать ее. Когда его пальцы проникли внутрь, Вирджиния охнула. Эти ласки доставляли ей такое же удовольствие, как и тогда на конюшне.

– Вы пытаетесь соблазнить меня, сэр? – прошептала она.

– Совершенно верно. Получается?

Конечно, получается. В этом деле он был дьявольски хорош.

– Нет, конечно.

– Придется мне приложить дополнительные усилия. – Его смех с хрипотцой заставил сердце Вирджинии сильно заколотиться.

О Господи, это погубит ее. Но какие же сладостные ощущения дарят ей его прикосновения, когда одной рукой он ласкает грудь, а другой касается того места, где пульсирует ее желание. У этого мужчины прямо-таки дьявольский талант соблазнителя.

– Ты не должен… Мы не можем…

– Мы можем и будем. – Гейбриел запечатлел у нее на шее горячий поцелуй. – В конце концов, ты собираешься за меня замуж. Кого волнует, если в брачные отношения мы вступим раньше?

– Я не давала согласия выходить за тебя замуж, – смутилась Вирджиния.

– Да, тут ты проявляешь упрямство. – Гейбриел продолжал ласкать ее плоть, проникая внутрь и заставляя ее вскрикивать и желать большего. – Вот почему я должен прибегнуть к такой тактике.

– Ты просто хочешь получить свое наследство, – обвинила его Вирджиния, хотя сама в это больше не верила.

– Если это – единственная причина, которая удерживает тебя от согласия на брак со мной, я могу прямо сейчас решить эту проблему. Я откажусь от своего наследства. Как только я женюсь, бабушка будет довольна и никого не лишит наследства. Я просто скажу ей, чтобы мою часть она разделила среди остальных.

Вирджиния в состоянии шока развернулась к нему лицом. Неужели он действительно откажется от своего состояния ради нее?

– Ты шутишь?

Искреннее выражение его лица потрясло Вирджинию.

– Деньги мало значат для меня.

– Даже если они могут помочь тебе осуществить свою мечту?

– Я и без них могу это сделать.

– Ты хочешь сказать, с помощью пари, участвуя в гонках? – сжалось сердце Вирджинии.

– Без наследства мне придется участвовать в гонках, чтобы обеспечить нас, – блеснул глазами Гейбриел.

– В таком случае будет лучше, если ты получишь наследство.

– Осторожно, моя дорогая, – пробормотал Гейбриел, – или я подумаю, что ты выходишь за меня из-за денег.

– А ради чего еще мне выходить за тебя замуж, за такого бесшабашного человека? – рассердившись, толкнула его в грудь Вирджиния.

– Ради этого, – мрачно улыбнулся Гейбриел.

Он целовал ее медленно, страстно. И все это время не переставал ласкать, доводя до изнеможения. Вирджиния вскрикнула, оторвавшись от его губ, чтобы перевести и восстановить дыхание. Но ей это не удалось. Гейбриел опрокинул ее себе на руки и коснулся губами груди, продолжая умело ласкать между бедер. Казалось, он знал то, что ей нужно, гораздо раньше, чем она сама поняла это.

– Я хочу тебя, любовь моя, – простонал он, не отрываясь от ее груди. – Я хочу любить тебя. Позволь мне это сделать.

Здравомыслящая женщина сказала бы «нет». Как только она отдаст себя ему, пути назад не будет. Им придется пожениться. А он по-прежнему продолжает хранить от нее секреты, как будто прячется за запертой дверью, у которой даже ручки нет.

Но ведь он перестал носить ради нее черную одежду. Еще и от наследства хочет отказаться. Это было гораздо больше того, на что она надеялась. Но другой единственный вариант – прямо сейчас отправить Гейбриела прочь и растянуть его ухаживания на более длительный период, пока она не будет в нем уверена, – ее тоже не привлекал.

Она устала стараться для всех и никогда ничего не брать для себя. Она устала от бесконечного желания иметь собственный дом, семью и мужа. То, что предлагал Гейбриел, не является идеальным. Но разве есть в этом мире что-то идеальное?

Где-то глубоко в душе у нее жила уверенность, что однажды он посвятит ее в свои тайны. Он уже позволил ей проникнуть в них глубже, чем она надеялась.

– Хорошо, я согласна, – заглянула она в его бездонные глаза.

Застонав удовольствия, Гейбриел поставил ее на пол, чтобы иметь возможность снять сапоги и отбросить их в сторону. Потом он поднялся и потянул с плеч Вирджинии ночную рубашку. Она легко соскользнула с тела, оставив ее обнаженной, как березку зимой.

Гейбриел не сводил с нее потемневших от желания глаз. Его взгляд был обжигающим и обожающим одновременно.

– Ты самая прекрасная женщина, какую я когда-либо видел.

– Мне известно, что в твоем окружении довольно много красивых женщин, – прошептала Вирджиния, разрываясь между желанием поверить ему и страхом, что лишится невинности только ради того, чтобы удержать такого шалопая, как он.

– Несмотря на общественное мнение, – засмеялся Гейбриел, – в моем окружении все больше лошади да мужчины, которые участвуют в гонках. От респектабельного общества я держусь как можно дальше, и те женщины, которых я там знаю, либо скучны, либо глупы. Либо и то, и другое сразу. Ты не принадлежишь ни к тем, ни к другим.

– А женщины, которые не относятся к респектабельному обществу? Ты, должно быть, привык спать с женщинами, у которых… – Вирджиния опустила глаза на свою грудь и сглотнула. – У которых… э-э… формы крупнее.

– Не смей клеветать на свои формы! – Хмурясь, Гейбриел притянул ее к себе. – Они безупречны. Ты вся безупречна. – Он наклонил голову и поцеловал поочередно каждую грудь. – Ночью я лежу без сна и думаю об этих прелестях. Осмелюсь сказать, что как только мы поженимся и ты будешь представлена обществу, от бессонницы станут страдать многие мужчины. Одна половина будет завидовать, что у меня такая жена, а вторая половина станет пытаться соблазнить тебя.

– Не говори глупостей!

Гейбриел возмущался, и ей это нравилось.

– Я серьезно. – Гейбриел погладил ее по волосам, рассыпавшимся по плечам. – Слава Богу, что ты никогда не появлялась на лондонских сезонах, иначе кто-нибудь другой подхватил бы тебя раньше, чем я.

– Возможно, у кого-то из них все еще есть такая возможность, – не удержалась, чтобы не подразнить его, Вирджиния.

– Ну уж нет, тут ты свой шанс потеряла, дорогая моя. – Гейбриел окинул ее взглядом собственника. – Теперь ты будешь принадлежать мне. И только мне.

В голове у Вирджинии всплыло обвинение Пирса, которое он бросил тогда, в лабиринте: «Как только в твои руки попадут деньги бабушки, ты каждую ночь станешь проводить в притонах». И Гейбриел ничего не ответил на это тогда.

– А ты? – тихо спросила она. – Ты будешь принадлежать мне, и только мне?

– Измены отца сломали мою мать, – с болью в голосе сказал Гейбриел. – И, вполне возможно, стали причиной смерти их обоих. Я обещаю, что никогда не буду изменять. Я никогда не заставлю тебя страдать из-за этого.