Текст книги "Неодолимое желание"

Глава 21

Утром во вторник Селия осторожно проскользнула через двор, направляясь к дальнему полю в северо-западном уголке имения. Вдали она слышала голоса охотников. В субботу начался сезон охоты на куропаток. Теперь она могла потренироваться в стрельбе в цель, но не хотела, чтобы об этом узнали. И, слава Богу, пока здесь семейство Уэверли, о ней все забыли. В доме грядет вечеринка, где обязательно будут соревнования по стрельбе, поэтому Селия хотела подготовиться.

Бедная мисс Уэверли, вздохнула она. Точно так же, как Селия не хотела, чтобы Гейб женился и тем самым заставил и ее выйти замуж, ей не хотелось видеть страдания мисс Уэверли. Она производила впечатление хорошего человека, и все, что случилось с ее братом, очень печально.

Селия завернула за конюшню и едва не столкнулась с Гейбом, который вместе с Уилли, молодым конюхом, выводил из конюшни запряженный фаэтон.

– Гейб! Что ты делаешь? – крикнула Селия, пряча ружье за спину. – Все вне себя от волнения, бабушка устроила Джаррету настоящую головомойку, когда он вернулся из Лондона один. – В голове пронеслась мысль: говорить ли ему, что Уэверли все еще здесь? Наверное, не надо. Это может напугать его. У него и без того странный вид. – Тебе надо пойти в дом и поговорить с бабушкой.

– Позже. Я хочу попросить тебя: не говори, что видела меня. Всего несколько часов, и все.

Селия посмотрела на фаэтон, потом перевела взгляд на брата и мгновенно все поняла.

– Ты собираешься соревноваться с кем-то в гонке, да?

Гейб еле слышно ругнулся. Потом его взгляд переместился за ее плечо.

– А ты собираешься немного пострелять, да? – прищурился он.

– Почему ты так решил?

– Я вижу ружье, которое ты безуспешно прячешь у себя за спиной, – медленно сказал Гейб. – Я думал, бабушка запретила тебе тренироваться в стрельбе.

– Она не узнает и не будет волноваться, – тревожно посмотрела на него Селия. – Ты ведь не расскажешь?

– Ты сохранишь мой секрет, я сохраню твой. – Гейб замолчал, словно обдумывая что-то. – На самом деле… – Он повернулся к Уилли и указал на карман его камзола.

Грум достал из кармана конверт и передал ему. Гейб долго смотрел на него, потом поднял глаза на Селию.

– Если вдруг со мной что-то случится, я хочу, чтобы ты передала это мисс Уэверли. Сделаешь?

– Где будет проходить гонка, Гейб? – спросила Селия, чувствуя дрожь в теле.

– А ты где решила пострелять? – вопросительно выгнул он бровь.

Селия закусила губу. Хранить секреты других вдруг показалось ей неразумным.

Он протянул ей конверт, но когда она хотела его взять, не отдал сразу.

– Обещай, что не станешь туда заглядывать. И не передашь раньше, чем со мной что-нибудь случится.

Селия медлила. Но если она хочет узнать, что происходит, лучше сделать так, как он просит.

– Обещаю. – Она скрестила пальцы за спиной, так, на всякий случай.

Он отдал ей конверт, и она сунула его в карман своего фартука. Потом дождалась, пока он сел в фаэтон и пустил лошадей рысью.

– Ты знаешь, куда он поехал? – спросила она Уилли, как только фаэтон скрылся из виду.

– Нет, мисс, он не говорил.

Селия достала из кармана фартука конверт и внимательно посмотрела на него. На Гейбриела это не похоже, чтобы он перед гонкой оставлял кому-то записки. Он всегда считает, что выиграет, причем без травм.

Но в последнее время он стал другим, более угрюмым, более раздражительным. Он даже в черное больше не наряжается. Вдобавок то, что она услышала в его вчерашних откровениях, подсказывает, что у ее брата – серьезные проблемы. Кажется, Джаррет считает, что Гейб на перепутье, и связано это с мисс Уэверли. Он даже предположил, что тот влюбился, и это мнение Джаррета, похоже, разделяет его жена.

В противовес тому, что думает о ней ее семья, Селия верит в любовь. Именно поэтому она и не хочет выходить замуж по бабушкиной прихоти.

Вдруг из ниоткуда всплыли слова мистера Пинтера, которые он сказал больше недели назад. «Я всего лишь подчеркиваю, что бабушка заботится о ваших насущных интересах, а вы, похоже, не способны это признать».

Что ему известно об этом? В этом проклятом сыщике с Боу-стрит нет ни грамма страсти. Он всегда в работе. Ему не понять, что значит хотеть того, в чем женщинам постоянно отказывают. Например, позволить себе переживать восхитительный трепет от точного попадания пули в цель; получить невероятное удовольствие от победы над кучкой глупых, напыщенных мужчин, которые считают, что они лучше тебя. Наверное, она смогла бы терпеть мистера Пинтера с его острым умом, если бы у этого человека была способность чувствовать…

Селия чертыхнулась. Какое это имеет значение, способен он или нет? Он работает на бабушку, и этим все сказано. Ее это не касается.

Селия вновь обратила свое внимание на конверт. Ей стало обидно, когда Гейб уступил требованиям бабушки и стал ухаживать за мисс Уэверли. Но если он действительно влюбился в эту женщину… Тогда ладно. «Если со мной что-то случится…»

Селия вздохнула. Пострелять уже не получится.

Она развернулась и направилась обратно в дом.

* * *

Айзек мерил шагами гостиную, размышляя, надо ли ему будить Вирджинию. Около четырех часов утра ему все-таки удалось уговорить Вирджинию лечь спать, и сейчас, слава Богу, она все еще спала. Но ему хотелось вернуться в Уэверли-Фарм. Этот большой особняк слишком напоминал ему детство в имении в Хартфордшире, которым теперь, как наследник титула, владел Пирс.

Раздался тихий стук в дверь гостиной. Решив, что это прислуга, Айзек открыл дверь и обнаружил там Хетти, державшую в руках вазу со свежими цветами. У нее был усталый и бледный вид, но она все равно выглядела прелестной.

– Можно войти?

– Конечно.

– Как она? – поинтересовалась Хетти, когда генерал отошел в сторону, пропуская ее в комнату.

– Спит. Я как раз думал над тем, когда ее будить. Мне надо домой. О лорде Гейбриеле что-нибудь слышно?

– Боюсь, что нет. – Хетти прошла в комнату и поставила вазу на стол. – Я принесла ей лаванду из нашего сада. Гейб говорил, что это ее любимые цветы, и я подумала, что они поднимут ей настроение. Мне пришлось постараться, чтобы найти хоть несколько цветков, потому что какой-то сумасшедший все оборвал.

«Он видит во мне женщину, которую считает красивой, ему нравится дарить мне цветы», – вспомнились ему слова Вирджинии.

– Какой же я старый дурак, – простонал Айзек.

– Что такое? – заморгала ресницами Хетти.

– Я думал, что она наполняла вазы из нашего сада. – Генерал покачал головой. – У меня сложилось какое-то дурацкое представление, что если я загружу вашего внука работой на конюшне, у него не останется шанса ухаживать за ней. А он между тем все это время отлично справлялся с этим у меня под носом. Просто я видел то, что хотел видеть.

– Мы часто так поступаем, – поправляя цветы в вазе, откликнулась Хетти.

– Вы так не поступаете, – удрученно взглянул на нее генерал. – Вы мне говорили, что Вирджиния – страстная натура, но я этого не замечал. Она всегда такая ответственная, что я забывал, что у нее есть другие потребности, женские желания. – У генерала задрожал голос. – Что-то такое, что ваш внук рассмотрел лучше меня.

Слишком поздно, но он вспомнил, как Шарп, находясь у них в столовой, обратил внимание на то, как одета Вирджиния, потом поблагодарил ее за сандвичи… Он вел себя как джентльмен.

Если бы генерал справедливо оценивал его поведение за последнюю неделю, то должен был признать, что Шарп всегда держался как джентльмен. Более того, он стал лучше вести себя. Он ни разу не пожаловался, что чистит конюшни, и старательно выполнял свою работу. Он проявил искренний интерес к тому, как Айзек тренирует лошадей. И дал несколько личных советов насчет корма для породистых лошадей.

Этот человек – либо превосходный актер, либо джентльмен. Айзек так долго был убежден в первом, что во второе ему было очень трудно поверить. Но прошедшая ночь в корне изменила его отношение к лорду.

– Я знаю, вы не хотите это слышать, Айзек, – тихо сказала миссис Пламтри, – но мне кажется, они подходят друг другу. В Вирджинии как раз достаточно огня, чтобы удержать его интерес, а в нем как раз достаточно здравого смысла, чтобы послушать ее, когда она его поправляет. Это будет удачный брак, если вы найдете возможным одобрить его. Удачнее, чем с лордом Девонмонтом, должна сказать.

«Я не могу выйти замуж за Пирса, я люблю Гейбриела!»

– Прошлой ночью Вирджиния ясно дала понять, что никогда не выйдет замуж за Пирса. И это стало для меня еще одним открытием.

Неужели он действительно думал, что Вирджиния с Пирсом могут пожениться? Он надеялся на это, но где-то в глубине души понимал, что они вели себя скорее как брат и сестра, чем как любовники. Просто он так хотел этой свадьбы, что не обращал внимания на то, что подсказывала ему интуиция.

Похоже, он всегда вел себя так со своим ягненочком.

– Я привык отдавать приказы, даже своей внучке, а она терпит это. Но вы были правы. В любви даже генерал не может диктовать условия.

– Она любит Гейбриела? – дрожащим голосом спросила Хетти.

– Говорит, что любит. Но думает, что чувство вины не позволит ему полюбить ее в ответ.

– Возможно, – вздохнула миссис Пламтри. – Мне очень жаль, что прошлой ночью я сказала про то, что Роджер мог лгать. Я не хотела этого говорить.

– Нет, вы правильно сделали. С тех пор у меня было много времени подумать – целая ночь, – тяжело вздохнул Айзек. – Вирджиния всегда превозносила Роджера, а я сам окружил ореолом святости память о нем. Роджер любил выпить и поиграть в карты. И время от времени лгал мне и о том, и о другом. Он был в беде, и я это знал. Но ничего не мог поделать с этим, поэтому после его смерти просто было легче…

– Обвинить Гейба, – пробормотала миссис Пламтри.

Генерал тяжело сглотнул. Это трудно было сказать, особенно ей. Он вкратце поведал миссис Пламтри, что говорил Вирджинии о своем разговоре с Роджером в ту ночь.

– Роджер ни слова не сказал о том, что его запугали или заставили силой. Это только мои домыслы. Но вы были правы, черт возьми. Тот факт, что именно Роджер вытащил из постели вашего внука на ту гонку, ясно говорит о том, кто виноват. Я пытался твердить самому себе, что Шарп солгал об этом. Но если он лгал, почему тогда просто не заявить, что это Роджер бросил вызов? Зачем признаваться в сильном опьянении?

– Зачем говорить Вирджинии, что он ее не достоин? – добавила мисс Пламтри.

– По моему мнению, никто не может быть достоин моей Вирджинии, – отрезал Айзек, заметив сердитый взгляд Хетти.

– Возможно, вы правы, – улыбнулась миссис Пламтри. – Но я все равно утверждаю, что Гейб станет для нее хорошим мужем.

Шарп женится на его внучке. Мысль об этом вызывала раздражение, но если Вирджиния так сильно хочет его…

– Генерал должен уметь признать поражение и то, что его перехитрили. Между вами и Вирджинией… – Он с серьезным видом посмотрел на Хетти. – Я желаю ей только счастья, вы это знаете.

– Знаю. И тоже этого хочу. Для них обоих. – Хетти подошла к нему ближе. – Спасибо вам, Айзек, что проявляете объективность в этом деле.

Миссис Пламтри поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать генерала в щеку, но он взял ее рукой за подбородок и поцеловал прямо в губы. Когда он поднял голову, она смотрела на него, широко раскрыв глаза, а на щеках ее вспыхнул розовый девичий румянец.

В ее взгляде можно было заметить удивление и спокойное понимание происходящего.

Генерал обхватил ее за талию, прижал к себе и теперь поцеловал уже более основательно. Хетти таяла в его объятиях, и он это знал, потому что миссис Пламтри была достаточно взрослой, чтобы понимать, как ведут сражение. Уж точно не словами.

Капитуляция еще никогда не была такой сладкой.

Стук в дверь заставил генерала с сожалением отпустить Хетти. Особенно когда она, взглянув на него с мягкой улыбкой на губах, пошла открывать дверь.

– Бабушка, – влетела в комнату Селия, – я повсюду тебя ищу! Я только что видела Гейба…

– Он вернулся? – спросила, выходя из спальни с сонным видом, Вирджиния. Она все еще была во вчерашней одежде, только теперь все было мятое, как будто она в ней спала. – Он здесь?

– Уже нет. Я не смогла заставить его остаться. Он отправился куда-то участвовать в гонке, но оставил мне вот это, чтобы я передала тебе. – Селия протянула запечатанное письмо, но когда Вирджиния заторопилась взять его, добавила: – Он взял с меня обещание не отдавать его тебе, пока с ним что-нибудь не случится.

Хетти тихо чертыхнулась, и краска отлила от лица Вирджинии.

– Прежде он никогда никому не оставлял писем, – продолжала Селия. – Поэтому, понимая, что это может означать, я подумала, тебе лучше на него взглянуть. Может, там сказано, где проходит гонка.

Когда Вирджиния вскрыла конверт и начала читать письмо, генерал тихо выругался. Шарп поступает так, что простить ему что-то прямо сейчас будет чрезвычайно трудно.

Вирджиния подняла глаза на присутствующих. Вид у нее был такой, словно сейчас она упадет в обморок. Хетти забрала у нее письмо и прочла его вслух для генерала и Селии.

Дорогая Вирджиния!

Если ты сейчас читаешь это, значит, случилось невероятное. Я проиграл гонку и свою жизнь. Я не смогу вынести, если оставлю тебя гадать о том, как это произошло, как это случилось с той гонкой, в которой участвовал твой брат Роджер. Поэтому пишу это письмо, чтобы все объяснить.

Четуин заявил, что знает человека, который может рассказать, что произошло в ту ночь семь лет назад. Он не захотел назвать имя, пока я не посоревнуюсь с ним в гонке на дорожке в Тернем-Грин, поэтому я согласился.

Не вини себя в этом. Я сделал это, чтобы ты точно знала, за кого ты собираешься замуж. Просто проследи, чтобы Четуин выполнил условия нашего пари, а именно: он должен был сказать мне (или моему представителю в случае моей смерти) имя человека, независимо от того, кто выиграет гонку. Если ты наконец узнаешь правду, моя жизнь будет не напрасной.

Мне очень бы хотелось самому сказать тебе правду, но я сделал все, чтобы ты ее узнала.

– Все, что угодно, только не гонка в Тернем-Грин, – горько сказала Вирджиния и быстро взглянула на Поппи. – Мы должны его остановить. Если с ним что-то случится…

– Конечно. – Генерал повернулся к леди Селии. – Давно он уехал?

– Минут пятнадцать назад.

– Нам надо взять мою двуколку, – обратился он к Хетти. – Я уже послал сказать, чтобы ее приготовили. Но туда втиснутся только три человека.

– Я останусь здесь, – сказала леди Селия.

– Если мы едем прямо сейчас, – кивнул генерал, – то должны успеть в Тернем-Грин до начала гонки. Не начнут же они сразу, как только там появится лорд Гейбриел. Я так думаю. Но если мы не успеем, дорогая моя, – повернулся он к Вирджинии, – поскольку он участвовал в такой гонке уже три раза, я уверен, он сможет пройти ее, оставшись целым и невредимым.

– Нет, не сможет. – Вирджиния прищурилась. – Потому что после гонки ему придется встретиться со мной. Уверяю тебя, от меня целым и невредимым ему не уйти.

* * *

Гейб высматривал Четуина, слыша, как пульсирует кровь в жилах, и чувствуя испарину на лбу.

– Одиннадцатый час, – хмуро сообщил Лайонс, глядя на часы.

– Он играет со мной! – отрезал Гейб. – Пытается привести в замешательство, вот и все. – Хуже всего, что это действует, подумал он про себя.

Никогда еще гонка не значила для него столь многое. И его это тревожило. Это значит, что он не сможет обрести то состояние равновесия, необходимое ему, чтобы выиграть.

Гейб пристально смотрел на дорожку, туда, где вдали лежали угрожающего вида валуны. Последние два раза, когда он был здесь, там было так много людей, что перед ревом толпы воспоминания о гонке с Роджером отступили на задний план. И время дня было другое, и время года – тоже. И Лайонса не было.

Но сегодня все было так, как в тот день семь лет назад. Лето. Полдень. Никого вокруг, только он и Лайонс. И даже от выпитого ночью эля Гейб страдал точно так же, как тогда, семь лет назад. Все было точно так, как в тот день, и это вызывало необъяснимый страх.

Гейбриел вздрогнул. Его не должно беспокоить это, но почему-то беспокоило.

– Ты уверен, что хочешь это сделать? – спросил Лайонс.

Еще одно отличие от той гонки. Лайонс не задавал такого вопроса перед гонкой с Роджером. Тогда они все были гораздо глупее.

– У меня нет выбора. Это – единственный способ узнать, что случилось.

– Я всегда считал, что ты знал, но хранил молчание, потому что не хотел порочить память о Роджере.

Гейб не понимал, плакать ему или смеяться. Все эти люди приписывали ему такие благородные мотивы…

– Я очень сожалею, что сам ни разу не спросил вас обоих, – сказал Лайонс. – Когда мы приехали сюда, я был в полусонном состоянии. Для меня это была просто еще одна гонка; меня не волновало, кто бросил вызов. – В голосе Лайонса теперь звучали резкие нотки. – Много лет я изводил себя мыслью о том, что если бы я задал этот вопрос, если бы просто что-то сказал… Но конечно, я ничего не сказал, и ты не сказал, и вот видишь, что получилось.

Дрожь пробежала по позвоночнику Гейба. Ему никогда не приходило в голову, что Лайонс тоже может испытывать чувство вины по поводу случившегося в тот день. И если это так, тогда удивительно, что он пришел сегодня.

– Поэтому на этот раз я успокою свою совесть и спрошу еще раз, – продолжал Лайонс. – Ты уверен, что хочешь это сделать?

Гейб еще не успел ответить, как они услышали приближавшийся стук копыт. Он повернулся и увидел Четуина, который направил свой экипаж прямо к ним, а рядом с ним в экипаже сидел солдат. На короткое мгновение у Гейба мелькнула мысль, не тот ли это человек, которого упоминал Четуин. Но тот таинственный свидетель не был Четуину другом. Во всяком случае, так говорил сам Четуин.

– Ты опоздал, – сказал Гейб, когда друг Четуина вышел из экипажа и встал рядом с Лайонсом.

– Испугался, что я не появлюсь? – Самодовольная улыбка, которой одарил его Четуин, усилила подозрения Гейба.

– А ты упустишь шанс повалять дурака? – Гейб подобрал поводья. – Маловероятно.

Улыбка сползла с лица Четуина.

– Увидим, кто из нас дурак, когда все закончится и я выиграю.

– Только не забудь про наш уговор, – медленно сказал Гейб. – Ты в последний раз вынудил меня соревноваться с тобой здесь, не важно, споткнется ли о камень твоя лошадь, или лопнет ось у экипажа, или череда каких-то других невероятных случайностей не позволит тебе выиграть.

Его слова рассердили Четуина.

– Осторожней, Шарп, а то я передумаю соревноваться с тобой, и ты никогда не узнаешь нужное тебе имя.

Гейб стиснул зубы. Дразнить Четуина не следовало, потому что этот человек знает кое-что, нужное ему.

– Мне повторить вслух правила, чтобы мы могли приступить к делу? – спросил Лайонс.

– Мы знаем правила, – ответил Гейб.

Лайонс, кивнув, взял флажок и пошел занять позицию между ними.

И тут у себя за спиной Гейб опять услышал стук копыт. Хмурясь, он перевел взгляд на Четуина.

– Проклятие, ты говорил, что никому не скажешь!

– Клянусь, это не мои друзья, – возразил Четуин.

Гейб, повернувшись на своем сиденье, оглянулся и выругался. Бабушка. Проклятие, Селия наверняка нарушила свое обещание.

Вдруг сердце его замерло. Не только бабушка. Еще и Вирджиния.

Теперь сердце гулко заколотилось в груди. Она приехала, чтобы остановить его. Она волновалась и хотела остановить его, даже после того, что он ей сказал.

Теперь он точно должен соревноваться в этой гонке. Как бы сильно она за него ни переживала, она заслуживает знать правду. И теперь он был уверен, что сможет выиграть гонку.

Ради нее. Только ради нее.

– Давай старт, Лайонс!

Глава 22

Когда двуколка остановилась, Вирджиния услышала команду Гейба. Она спрыгнула на землю и побежала.

– Если вы опустите этот флажок, ваша светлость, – кричала она на бегу, – я запихну его вам в глотку!

Лайонс заморгал глазами. Он явно не привык слышать подобные угрозы со стороны женщины. Потом на его лице заиграла самодовольная улыбка, и он поднял флажок повыше.

Через несколько мгновений Вирджиния оказалась рядом с Гейбриелом.

– Ты не должен участвовать в этой гонке, Гейбриел Шарп, или, клянусь, я не выйду за тебя замуж!

– Лайонс, проклятый болван, – крикнул Четуин, – если ты не дашь старт, я поеду без лорда Гейбриела и объявлю, что он проиграл.

– Поппи! – крикнула Вирджиния.

Она удерживала взгляд Гейбриела, пока генерал не подбежал к упряжке Четуина и не схватил уздечку голов-ной лошади.

– Проклятие! Прочь с дороги! – закричал Четуин.

– Нет. Не раньше, чем моя внучка все решит, – ответил генерал, легко удерживая контроль над упряжкой Четуина.

– Дай мне несколько минут, ладно? – хмуро сказал Четуину Гейб. – Гонка будет. Просто дай мне поговорить с ней.

Он спрыгнул со своего места, взял Вирджинию за руку и повел ее подальше от остальных.

– Вирджиния, любимая моя… – начал он.

– Не подлизывайся! – крикнула Вирджиния. – Ты не должен участвовать в этой гонке! Я скорее брошусь под экипаж, чем позволю тебе сделать это.

Ее слова поразили Гейбриела.

– Ты не понимаешь…

– Я понимаю. Я прочитала письмо, которое ты мне оставил.

Хетти тоже вышла из экипажа, но пока держалась на расстоянии.

– Если ты прочла письмо, – терпеливо, как говорят с детьми или больными, продолжал Гейбриел, – значит, знаешь, что это – единственный способ узнать правду.

– Меня не волнует правда! Меня не волнует, что произошло в ту ночь или на следующий день, или за все эти годы. Я знаю, что ты – достойный человек, Гейбриел, и замечательный мужчина! И я влюбилась в тебя, – упавшим голосом закончила она.

Заметив радость, промелькнувшую на его лице, Вирджиния подумала, что все, что ему было нужно, – это услышать от нее эти слова. Но эту радость сменила печальная улыбка на губах.

– Тогда тебе должно быть еще понятнее, почему я должен состязаться в гонке с Четуином.

– Почему? – разочарованно спросила Вирджиния.

– Потому, что я не могу жениться на тебе, не зная, имею ли я право на эту любовь. Я знаю, ты считаешь, что прошлое сейчас не имеет значения, но со временем это будет отравлять твое чувство ко мне. Я делаю это ради нас.

– Нет! – схватила его за плечи Вирджиния. – Ты делаешь это ради себя.

Гейб пристально смотрел на нее, и Вирджиния чувствовала, как он буквально пожирает ее глазами… И одновременно – как бы отстраняется от нее, уходит в себя.

Только не сейчас, черт возьми.

– Послушай меня, – быстро заговорила Вирджиния. – Ты говорил мне, что продолжаешь играть Ангела Смерти потому, что понял, что можешь заработать на этом деньги. Твоя бабушка сказала, что игра в Ангела Смерти – это твой способ победить свои страхи. Но мы с тобой оба знаем, что за всем этим кроется нечто большее.

Гейбриел напрягся, еще глубже погружаясь в отчужденность. И это пугало Вирджинию больше, чем какая-нибудь гонка, в которой он мог участвовать. Хорошо хоть он не отвернулся.

– Я не знаю, о чем ты говоришь.

– Ты сам это сказал: «Я обманываю Смерть. Вот что я делаю». – Вирджиния вцепилась пальцами в его плечи, полная решимости заставить его понять то, о чем она говорит. – Ты почему-то думаешь, что в тот день с Роджером ты обманул Смерть. Ты считаешь, что Смерть должна была забрать тебя вместо него.

Она увидела, как дернулась мышца у него на щеке, поняла, что попала в точку, и решила закрепить свое преимущество.

– И вот с тех пор ты снова и снова бросаешь вызов Смерти, уверенный, что однажды она придет за тобой. Ты думаешь, что это может произойти в день и час по твоему выбору, не так ли? Единственное, чего ты никак не можешь принять, это то, что люди иногда просто умирают. Они стреляют в пылу страсти, как твои родители, или оказываются не в том месте не в то время, как твой друг Бэнни. Или принимают участие в дурацких гонках, как Роджер.

Теперь глаза Гейбриела горели гневным огнем, и это было лучше, чем отчужденность.

– Ты не понимаешь, Вирджиния. Если я просто…

– К тебе это не имело никакого отношения! – крикнула она. – Не важно, что ты не отменил гонку. Он бы тоже не сделал этого. И Лайонс. И ни ты, ни Лайонс не заставляли Роджера участвовать в гонке. Никто из вас не вынуждал его рисковать.

Вирджиния сделала паузу, тяжело сглотнув. Она поняла, что ради победы в этих обстоятельствах ей придется быть еще более откровенной.

– Я не должна была винить тебя за это; у меня не было на это права. Мне было больно, я сердилась и скучала по брату. Но теперь-то я понимаю, что во время той гонки он поступил так, как считал нужным. Он всегда делал свой собственный выбор. – Вирджиния взяла в ладони его лицо. – Ты хочешь верить, что обладаешь какой-то властью над смертью, что всякий раз, когда ты участвуешь в гонке и остаешься в живых, ты обманным путем лишаешь ее законного приза. А на самом деле смерть семь лет держала тебя в своих объятиях, ожидая своего часа.

Гейбу хотелось не замечать правды в ее словах, но они слишком много значили для него. Его словно пригвоздили к месту, он не мог оторвать глаз от ее отчаянного взгляда. Если бы только он мог найти спасение в благословенном оцепенении, которое последние семь лет позволяло ему оставаться в здравом уме…

Но с тех пор как он встретил Вирджинию, это стало практически невозможно. Всякий раз, когда он был рядом с ней, она наполняла его теплом и любовью, независимо от того, насколько сильно он сопротивлялся.

И она все еще продолжает это делать, пылкая и обворожительная, она все еще борется.

– Черная одежда, фаэтон и бесконечные гонки – все это атрибуты твоей пляски со Смертью. Если ты и дальше будешь продолжать эту игру со Смертью, она дождется своего часа. И ты ничего не выиграешь, только то, что, как ты сам считаешь, заслужил в качестве выигрыша семь лет назад – свое место в могиле. Место, которое ты хотел занять вместо Роджера.

Эти слова эхом прозвучали в ушах Гейбриела. Господи, это была правда. Сколько раз он жалел, что выжил в тот день.

Боль, которой всегда удавалось избежать, пронзила его, ошеломив своей остротой, пока он наконец не признал правду, которая семь лет терзала его душу.

– Это должен был быть я. – Слезы сжали горло. – Тогда ты не осталась бы одна, о тебе было бы кому позаботиться. Это неправильно, что он умер. Он не заслужил…

– И ты этого не заслужил. – Вирджиния крепко сжала его плечи. Очень крепко. – Господи, как бы мне хотелось, чтобы вы оба вернулись домой здоровыми и веселыми. Но поскольку этого не случилось, нет ничего предосудительного в том, чтобы радоваться, что ты все еще здесь, со мной, живой. Одному Богу известно, как я счастлива, что это так.

– Как ты можешь говорить такое? – хрипло спросил Гейбриел. – Роджер лежит в могиле, а я должен жить.

– Он бы не обиделся на тебя. И я – тоже.

Целебные слова попали прямо в сердце Гейбриела, зародив надежду.

– Все, что ты делаешь, не изменит того, что случилось, Гейбриел. – Вирджиния убрала у него со лба упавшую прядь волос. – Ни правда от Четуина, ни бесконечные гонки по этой дорожке. И даже брак со мной, как своего рода раскаяние. Никакого стыда в том, чтобы избежать сражения со Смертью, нет. Это не та битва, которую можно выиграть. И настало время тебе признать это.

Росток надежды укоренился и расцвел. С того самого дня смерти Роджера он бился головой о прошлое, и что? Ничего, кроме больной головы. Может, настало время принять любовь, которую она предлагает, без лишних вопросов, без угрызений совести.

– Ладно.

– Что – ладно? – замерла Вирджиния.

– Ладно, я не буду состязаться с Четуином. – Когда Вирджиния упала ему на грудь, он взял ее руки и поднес к губам. – В конце концов, я не могу допустить, чтобы женщина, которую я люблю, отказалась выходить за меня замуж из-за какой-то глупой гонки.

– Ты… – В глазах Вирджинии задрожали слезы. – Ты любишь меня?

Сердце Гейбриела от волнения, казалось, все время стучит где-то в горле.

– Больше жизни. Я не знаю, это только Богу известно, почему ты любишь меня, но я знаю, почему я люблю тебя. Ты – моя путеводная звезда в темноте и мой компас в ночном море. Когда я с тобой, мне не хочется плясать со смертью. Я хочу плясать с жизнью. Я хочу плясать с тобой. И чего бы это ни стоило, всю свою оставшуюся жизнь я буду стараться заслужить тебя.

Вирджиния разрыдалась, всхлипывая и прижимаясь к нему. Гейбриел не знал, что делать, поэтому, подчиняясь инстинкту, поднял за подбородок ее мокрое от слез лицо и прильнул к ней долгим нежным поцелуем. Он надеялся, что этот поцелуй покажет ей, как сильно он ее любит. Оторвавшись от ее губ, он улыбнулся, надеясь, что это остановит ее слезы.

– Если ты не хочешь, чтобы я участвовал в гонке с Четуином, я не стану этого делать. Я же не хочу, чтобы ты бросилась под копыта моих лошадей.

– Я была готова сделать это, – сдавленным голосом подтвердила Вирджиния.

– Я не сомневаюсь. Я даже вижу, как ты стоишь в просвете между валунами, пренебрегая опасностью быть сбитой с ног.

– Об этом я не думала, – проговорила со слезами на глазах Вирджиния, – но картина живописная.

Гейбриел рассмеялся и снова поцеловал ее. Потом он взял ее за руку и повел назад, туда, где беспокойно вышагивал Лайонс и с хмурым видом стоял Поппи.

– Ну? Ты готов? – спросил Четуин, когда он подо-шли к экипажам.

– Прости, приятель, гонка отменяется.

– Слава Богу, – пробормотал Лайонс и неторопливым шагом направился к семье Гейба.

– Ты не можешь так поступить, – заявил Четуин.

– Могу. Я передумал.

– Тогда, клянусь, ты никогда не услышишь правду, – нахмурился Четуин.

Гейб оглянулся на Вирджинию, которая смотрела на него глазами, полными любви.

– Это не важно. У меня уже есть все, что я хотел.

– И три тысячи фунтов? – усмехнулся Четуин. – Это тоже не важно?

– Любимая! – Посмотрев на Вирджинию, Гейбриел удивленно приподнял бровь. – Мне состязаться с Четуином ради трех тысяч фунтов?

– Конечно, нет, – послышался ее решительный ответ. – Мы прекрасно обойдемся без этого.

– Гонки не будет, Четуин. Ни сегодня, ни в будущем, – сказал Гейб. – Ангел Смерти выбывает из игры.

За эти слова Гейбриел получил от Вирджинии поцелуй в щеку.

– Вздор, – произнес, словно выплюнул, Четуин. – Ты вернешься, как только опустеют твои карманы и тебе потребуются деньги для этой твоей новой породистой лошадки.

– Не вижу смысла, – вступила в перепалку бабушка Гейбриела. – Я собираюсь вложить деньги в породистых лошадей моего внука.

Гейб с изумлением посмотрел на нее, и у нее порозовели щеки.

– По дороге сюда мы с генералом разговаривали. Он говорит, что у тебя есть способности к тренировке лошадей, и он считает, что с его помощью ты мог бы добиться в этом деле успеха. Я хочу вложить немного денег, чтобы посмотреть, так ли это. – Миссис Пламтри вздернула подбородок. – Совсем немного, имей в виду, но этого должно хватить, чтобы оплатить выступление лошади на скачках.

– Спасибо, бабушка, – пряча улыбку, сказал Гейб. Изредка миссис Пламтри удавалось быть вполне мягким человеком. Особенно когда это касалось ее внуков.