Текст книги "Пророчество любви"

Мрачно нахмурившись, Меррик зашагал в свои покои. Он принял решение. Ждать нет смысла.

Он овладеет ею… и немедленно.

Алана расхаживала по комнате, от волнения не в силах усидеть на месте. О, как бы ей хотелось запереть дверь и не пустить Меррика в спальню, но она не осмеливалась. Увы, он пришел, и очень скоро. Еще до того, как скрипнула дверь, она почувствовала его приближение, о котором предупредило ее знакомое предчувствие.

– Я рад, что ты еще не спишь, саксонка.

Алана резко повернулась, она стояла у очага.

В присутствии Меррика все в этой комнате становилось вдруг до смешного маленьким. Взгляд рыцаря был твердым и неколебимым, чего, увы, нельзя было сказать о ее самообладании. Никогда не чувствовала она себя такой беспомощной и беззащитной!

– Подойди ко мне, саксонка!

Алана не могла пошевелиться, ноги будто одеревенели. Ее глаза метнулись к кровати и снова остановились на его лице.

Темная бровь приподнялась в молчаливом недоумении, но Алана так и не смогла сдвинуться с места. Она презирала себя за малодушие, из-за которого казалась даже самой себе глупой, слабой и трусливой.

Алана попыталась сглотнуть ком, вставший в горле.

– Я знаю, ты сердишься, – сказала она еле слышным голосом. – Не сомневаюсь, ты накажешь меня, и я готова принять наказание. Прошу только об одном. Мне все равно, что ты со мной сделаешь, но умоляю, не осуждай из-за меня Сибил, – она торопливо продолжала, пока хватало храбрости говорить. – Ведь ты не отправишь ее снова прислуживать твоим воинам только из-за того, что сердишься на меня, правда?

Меррик слегка прищурил глаза:

– В любом случае, мне следует тебе напомнить, что решать буду я, саксонка.

Алана умоляюще смотрела на него.

– Пожалуйста… пожалуйста, не надо…

– Ты просишь о милости, саксонка? Если так, то, может быть, я могу попросить кое-что взамен?

Во рту у нее стало сухо, ладони увлажнились.

– И что же ты попросишь?

Его взгляд упал и надолго задержался на губах девушки, вызвав ее смущение. Он улыбнулся.

– А я думал, ты это знаешь, саксонка!

Да, она знала. Дрожь внезапно пронзила все ее существо. Она оцепенела. Меррик оказался рядом с ней.

– Так скажи, саксонка, обещаешь ли ты мне со своей стороны эту милость?

Алана молчала, сжав руки у груди. Могла ли она согласиться? И как было отказаться?

– Ну так что, саксонка? Получу я тебя… или ничего не получу?

В голосе Аланы звучали нотки горечи:

– Ты мой лорд и завоеватель. Разве есть у меня выбор?

Меррик стиснул было зубы, но затем резко и коротко засмеялся:

– Впрочем, можешь не отвечать. По твоим глазам вижу, ты все еще отказываешь мне. Но ты права в том, что я твой лорд и завоеватель, и ты в моей власти совершенно.

От самонадеянности Меррика девушка вспылила:

– Ты, норманн, варвар…

Если бы я был варваром, то уже давно овладел бы тобой, саксонка. Я бы улегся поудобнее между твоих бедер и утолил бы свое желание…

Горячие слезы закипели в глазах Аланы:

– Что ты и собираешься сделать сейчас! – обвиняюще воскликнула она.

Меррик еле слышно выругался. На этот раз ее слезы его не разжалобят! Однако он был тронут страхом девушки, который она не могла скрыть. Подбородок Алана задирала вверх, но костяшки сжатых пальцев побелели от напряжения.

Она издала возглас то ли ярости, то ли мольбы:

– Я… я хотела бы, чтобы ты остался в Лондоне и там удовлетворил свое желание с какой-нибудь женщиной.

Меррик холодно улыбнулся.

– Ах, – мягко произнес он, – с превеликим бы удовольствием! Но вся беда в том, что ты не выходила у меня из головы, саксонка! На самом деле, я ни с кем не был с того дня, как оказался в Бринвальде, и не хотел никакой другой женщины, кроме тебя, и я возьму тебя, но не силой и не угрозой.

Алана задрожала. Он играл с ней, как охотник с добычей! Она отвернулась.

– Иначе и быть не может! – в отчаянии вы рвалось у нее.

Взгляд Меррика стал жестким.

– О, ты ошибаешься, саксонка! Может. Видит Бог, может.

Он сделал шаг к ней. На лице рыцаря отразилась непреклонная решимость, и панический страх охватил девушку. Колени у нее задрожали. Она понимала, что сопротивляться будет бесполезно.

Но, как это ни было странно, руки Меррика оказались нежными. Его пальцы скользнули по водопаду волос и мягко обвили ее шею. Подведя большой палец под ее подбородок, он заставил Алану поднять голову.

– Тебе нечего бояться, саксонка.

– Я всего должна бояться! – воскликнула она, голос у нее дрожал.

Меррик лишь покачал головой. Рука с буграми выпуклых мышц обвилась вокруг ее спины. Легким нажимом привлек он к себе неподатливую девушку. Алана глубоко вздохнула, и тогда его рот завладел ее губами.

Она дрожала всем телом. Не было возможности избежать поцелуя. Не было возможности ускользнуть, но, как бы ни была она сердита и смущена, прикосновение его губ не показалось неприятным, как ей того ни хотелось бы. Он целовал бесконечно нежно, пока ее губы не разомкнулись, а голова не закружилась. Она уже не понимала, когда кончился один поцелуй и начался другой. Алана лишь смутно догадалась, что он расшнуровал ей платье и спустил его с плеч. Скоро и рубашка соскользнула к ногам. Руки рыцаря теснее сомкнулись вокруг тела девушки. Меррик поднял ее и отнес на постель.

Глаза Аланы широко раскрылись. Меррик освободился от своей рубахи. Натолкнувшись взглядом на широкую грудь, поросшую волосами, она вдруг остро осознала, что Меррик – мужчина, сильный, властный… Алана быстро отвела глаза и повернулась к нему спиной, свернувшись клубком.

Но Меррик не растянулся рядом, как она ожидала. Матрас прогнулся под его тяжестью, когда он рядом сел. В следующее мгновение он слегка тронул шрамы, оставшиеся на ее спине от ударов плети.

– Еще болит, саксонка?

– Нет уже, – она пыталась заставить свои губы перестать дрожать.

– Скоро шрамы заживут, и следов совсем не останется. Я рад.

Алана подавила всхлип.

– А я… я хотела бы, чтобы шрамы остались!

– Почему? – кончиками пальцев он провел по изгибу ее обнаженного плеча, руке и спине.

Всем сердцем Алана желала, чтобы он прекратил ласки. Дрожь пробегала по коже.

– Почему, спрашиваешь… Потому что тогда ты не стал бы… – она замолчала, не в силах закончить фразу.

Его пальцы остановились.

– …желать тебя?

– Да! – слабо выкрикнула она.

– О, но я все равно желал бы тебя, саксонка, и со шрамами на спине! – в его голосе слышалась насмешка, но прежде чем она успела ответить, он повернул ее к себе.

Низко наклонившись, Меррик поцеловал… раз… другой… еще и еще… А потом он приподнялся, чтобы снять с себя оставшуюся одежду и предстать перед девушкой совершенно обнаженным.

Алана беспомощно смотрела, не в состоянии отвести от Меррика глаз. Сердце затрепетало, когда она увидела его набухший и напряженный член, такой же грозный и смертоносный, как и клинок, которым он виртуозно владел на поле брани.

Сдавленный крик вырвался из ее груди:

– Святой Боже… Я видела раньше мужчин… Я и тебя видела, – выдохнула она. – … Только теперь у тебя…

Меррик рассмеялся. Вот негодяй, он еще и смеется!

Алана рванулась в порыве страха… или возмущения, она и сама не знала, что подталкивало ее, и ей не было до этого дела, но, увы, своей широкой грудью рыцарь откинул девушку обратно на подушки. Мысли Аланы заметались, взбудораженные потрясающим ощущением от прикосновения его нагого тела к ее обнаженной коже. Мускулистый живот Меррика прижался к ее мягкому животу. Она даже не осмелилась подумать, что происходит… В самом деле, не было места, где их тела не соприкасались бы.

Алана зажмурилась от ужасного стыда в полном убеждении, что предстоит ей ужасная ночь.

Меррик приподнялся на локтях и посмотрел на нее.

Мягко отвел он золотистый завиток со щеки,

– Ты боишься не меня, – тихо произнес он, – ты боишься неведомого.

Глаза Аланы распахнулись, и она обнаружила, что Меррик смотрит на нее сверху вниз. Жестокая боль терзала ей душу.

Неведомое? Нет, я знаю, что ты собираешься сделать, – она содрогнулась. – Я видела… одного из твоих воинов… и Хавизу. Она кричала и кричала, а он не отпускал ее. Он лежал на ней и… не останавливался. У нее шла кровь…

Алана уперлась руками в его плечи. Меррик не отодвинулся.

С тобой я подобным образом поступать не буду, – спокойно заверил он. – А ты и не так уж сильно настроена против меня, когда я целую тебя, саксонка.

Нет, это не так. Ты, правда, вызываешь во мне какие-то странные чувства…

Пылкость ее протеста чуть не заставила его рассмеяться.

– Но ведь тебе нравится, когда я целую тебя, саксонка!

Алана молчала, и он снова спросил:

– Так ведь?

– Это… это не имеет значения, – Алана покачала головой. – Когда ты будешь делать то, что собираешься… – она почувствовала, как вспыхнуло ее лицо, – ты причинишь мне боль. Я… я знаю, ты ненавидишь меня, норманн. Разумеется, ты… ты хочешь сделать мне больно.

Глаза Меррика потемнели.

– У меня нет к тебе ненависти, саксонка, и я не причиню тебе боли, если только ты не станешь отбиваться, – он пристально посмотрел на нее и медленно улыбнулся. – Конечно, – тихо сказал он, – уж кое-что я точно могу сделать, чтобы облегчить твою участь.

Алана перевела дыхание.

– Ты лжешь. Это всего лишь… обман!

– Никакого обмана, саксонка. И я не лгу.

– Тогда расскажи мне.

Он ничего не ответил, но наклонил голову и поцеловал нежную вершину каждой груди. Сердце Аланы неистово забилось.

– Нет, нет… расскажи мне, норманн! Что… именно?

Он поднял голову и посмотрел на нее таинственно.

Алана совершенно была не готова к последовавшей откровенности:

– Я дотронусь до тебя… вот здесь… – прошептал он, – руками, саксонка… самыми кончиками пальцев. Губами и языком я стану пробовать на вкус твое тело, – его пальцы дотронулись до соска, и по телу Аланы пробежала волна возбуждения, – … и нот здесь, саксонка, – он смело положил руку на золотистые завитки между ног. – Я буду дотрагиваться до тебя и ласкать до тех пор, пока твое лоно не увлажнится и не будет готово меня принять. Я доставлю тебе наслаждение, саксонка, какого ты никогда не знала прежде.

Уши Аланы горели, тело стало горячим. Сознание как бы помутилось. Нет, изумленно подумала она, конечно же, он этого не станет делать! Он просто посмеивается над ней!

Темные гладкие плечи цвета обожженной меди нависали громадой. Меррик прижался губами к тому чувствительному месту, где изгиб шеи плавно переходит в линию плеч.

– Я лучше покажу тебе все это, вместо того, чтобы рассказывать, саксонка.

Если бы Алана могла, то соскочила бы с кровати.

– Нет, – выдохнула она. – Ты не посмеешь!

Но он посмел. В самом деле, он посмел…

Сначала она напряженно лежала в его объятиях – так напряженно, что мускулы затвердевали. Но Меррика нелегко было обескуражить. Он только крепче сжал ее, целуя в губы, и Алана испытала трепет, который так старательно пыталась унять.

Когда наконец Меррик поднял голову, она была скорее удивлена, чем испугана, но, слегка вздохнув, постаралась отвернуться. Он придержал ее за подбородок, и его рот стал приближаться к ее губам.

Нет, – прошептал он, – не отворачивайся. Повернись ко мне, саксонка, повернись…

Алана яростно замотала головой.

Ну что ж, тогда будь завоеванной, – прошептал он и властно припал к ее губам.

Но он не брал силой, нет – он соблазнял.

Его руки были очень нежными. Они скользили по телу девушки, изучая формы, и все-это время губы не отрывались от губ. Поцелуй был глубоким, медлительным и волнующим, Не было ни нажима, ни давления, ни насилия в прикосновениях, хотя Алана понимала: он продолжает достигать своей цели, и очень скоро сражение оказалось проиграно. Не им, ею.

Весь мир бешено завращался, губы Аланы робко разомкнулись, язык Меррика бесцеремонно вторгся в рот. Ладони девушки разжались и легли на его грудь, и поцелуй стал нежно-настойчивым. Одной загорелой рукой Меррик завладел мягкой грудью Аланы. Каким странным кажется тепло его руки, подумала она.

Вскоре ее дыхание участилось. Пальцы мужчины скользили по холмам, увенчанным розовыми бутонами сосков. Девушка поразилась, почувствовав, как они затвердевают и напрягаются. Его пальцы снова и снова касались то одного, то другого соска, и она не могла не признаться самой себе, что находит удовольствие в этих прикосновениях.

Губы Меррика медленно двинулись вниз по стройной шее. Сердце Аланы забилось еще сильнее. Она не могла отвести глаз от его темноволосой головы над ее белоснежными грудями, контраст был резким, волнующим.

Затем он сделал нечто немыслимое; поцелуи переместились ниже. Она с удивлением наблюдала, как он целует грудь, которую только что ласкала рука. Время остановилось, язык вступил в игру, обжигая сосок. Когда рыцарь глубоко втянул в себя нежный бугорок, Алана не удержалась от тихого вскрика. Ее захватило половодье темных и запретных ощущений.

Меррик скрыл испытанное им удовольствие. Он чувствовал, как тает сопротивление саксонки. Когда снова его рот вернулся к упоительным губам, они нежно слились с его губами. Сердце Аланы безудержно билось рядом с сердцем Меррика. Ладонью он провел по ее животу. Боже, кожа – как тонкий шелк! Он стиснул зубы, потому что его тело необычайно напряглось, и член готов был разорваться, стремясь глубоко и стремительно погрузиться в ее плоть.

Он смело запустил пальцы в золотистую поросль между бедер девушки.

Глаза Аланы широко раскрылись. Ноги сжались вокруг его руки. Ногти впились в стальные мускулы. Он знал: она потрясена.

– Позволь мне, милая, – его голос звучал приглушенно, губы касались губ. – Я не собираюсь причинять тебе боль. Клянусь Христом…

Поцелуем он подавил слабое возражение, а руками отвел все сомнения. С нежной настойчивостью Меррик раздвинул мягкую розовую плоть и совершил набег сладостной муки, лаская, возбуждая и гладя лоно Аланы, пока не почувствовал, как она задрожала. Ее дыхание стало лихорадочным, жар страсти увлажнил бисеринками пота кожу. Меррик сходил с ума от желания, кровь кипела у него в жилах. Он приподнялся. Под тяжестью его бедер ноги девушки раздвинулись. На этот раз он не остановится! О небо, юн просто не может остановиться…

Алана уловила взгляд голубых глаз, в которых горел безумный огонь страсти, и почувствовала стальную силу его гордого меча, поднимающегося над ее телом. Конец меча вжимался в нее – в самую глубину плоти. Она задохнулась от ужаса, увидев, как он огромен, и не сомневаясь, что будет сейчас им разорвана на части.

Одним обжигающим толчком он погрузился глубоко – о, как глубоко! – в шелковистые глубины ее плоти.

Сдавленный крик прорезал тишину. Пальцы Аланы впились в крепкие плечи рыцаря, но не от страсти – от боли. Потрясенный взгляд схлестнулся со взглядом Меррика, как клинок с клинком, но остановить рыцаря уже ничто не могло, как ничто не могло остановить вторжение Вильгельма в Англию.

Горячие слезы жгли Алане глаза.

– Я больше не могу вытерпеть, – ее голос сорвался на рыдание. – Боже мой, я не могу…

Теплые пальцы погладили ее щеку невыразимо нежным движением.

– Спокойно, – прошептал он, – спокойно, милая…

Пальцы скользнули по ее лицу, едва касаясь кожи, словно запоминая его очертания, Меррик смахнул слезу, поцеловав в висок. При этом он не двигался, давая Алане возможность привыкнуть к ощущению его огненной плоти, проникшей в ее лоно.

Боль начала стихать, и снова губы сомкнулись в поцелуе, который становился все жарче. И тогда Меррик начал двигаться, сначала медленно, потом все быстрей и быстрей.

Вновь и вновь огромное копье пронизывало ей тело. Уже спустя мгновение ей показалось, что такое совершенно невозможно, но… на самом деле пламя возбуждения охватило Алану, в то время как бедра Меррика поднимались и опускались в бешеном ритме. Она прижалась лицом к его шее, слепо цепляясь за плечи. И вдруг такое же безудержное безумие охватило и Алану. Добела раскаленные искры страсти собрались и взорвались в глубине. Она едва узнала свой голос в пронзительном крике, вырвавшемся из груди.

Меррик сделал последний отчаянный рывок. Горячее семя устремилось в трепещущую плоть.

Еще несколько минут они лежали неподвижно, оглушенные и задыхающиеся, затем он властно обвил рукой ее талию и снова притянул к себе.

Огонь затухал. Была глубокая ночь. Алана смотрела в темноту. Жгучая боль терзала ей сердце.

Зачем она молила о пощаде того, кто покорил ее сегодня – и как сладостно покорил! «К чему были все мольбы?» – горько размышляла Алана. Наглый завоеватель захватил сначала ее народ… а теперь и овладел ее телом! И как это ни грустно, овладеть ею ему не составило особого труда.

Но больше она не будет для него такой легкой добычей!

Глава 12

По своему обыкновению, Меррик на следующее утро проснулся рано. Слабый утренний свет просачивался сквозь ставни, заливая комнату бледным сиянием. Рыцарь не стал подниматься с постели, наслаждаясь нежной теплотой женщины, свернувшейся в клубочек за его спиной. Наконец он отодвинулся, стараясь не будить ту, что делила с ним ложе.

Откинув меховое одеяло, он позволил своему взгляду беспрепятственно скользить по сладостно обнаженному телу, стройному, манящему, с безупречно-белоснежной кожей… Если бы Алана не спала, то наверняка воспротивилась бы столь бесцеремонному разглядыванию. Он осторожно отвел прядь белокурых волос с изящного плеча, удивившись мягкости шелковистого золота. Меррик представил себе, как касались бы эти золотистые пряди его живота, когда она склонялась бы все ниже…

Он стиснул зубы, подавляя мощный прилив страсти. Возникшие в его воображении образы вызвали быстрый и весьма ощутимый эффект. Но даже испытывая непреодолимое желание опрокинуть ее на спину и погрузиться сильно и глубоко в жаркую лощину плоти, он не сделал этого. В самом деле, этой ночью он удовлетворил свое вожделение, как никогда раньше, хотя, отстраненно заметил Меррик, рвался он к наслаждению, словно юноша, заваливший свою первую девку.

Должно быть, Алана в изнеможении. Несмотря на все старания, он не смог сдерживаться, как хотел, на протяжении всей ночи. От нахлынувших воспоминаний кровь еще сильнее прилила к чреслам. Нет, он, лишив ее девственности, не смог позволить Алане заснуть и еще дважды овладевал ею. Даже стараясь умерить страсть и ласкать саксонку с пылкой медлительностью, он сгорал от желания, а она была такой сладостной и так невероятно тесно смыкалась ее плоть вокруг его набухшей плоти, что в последний раз…

Ах, в последний раз!.. Чувство самодовольного удовлетворения охватило Меррика. Он провел пальцем по изящно очерченному подбородку саксонки. Во сне она прижалась к нему. Можно не сомневаться, – упрямая девчонка, бодрствуя, никогда не позволила бы себе прижаться. Но в последний раз он доставил ей такое особенное наслаждение, что она прижалась к нему, забыв обо всем на свете…

Меррик прикоснулся губами к круглому теплому плечу, а когда поднял голову, то увидел, что Алана проснулась и смотрит ему прямо в глаза.

Какой желанной показалась она ему в это утро! Но рыцарь постарался позабыть о желании, заметив враждебный взгляд саксонки. Однако, увидев Алану без всякой одежды, он кое о чем вспомнил…

По правде говоря, Алана удивилась, что Меррик оставил ее в покое. О, как боялась она наступления нового дня, задаваясь вопросом, сможет ли смотреть на Меррика, не вспоминая все, что он проделывал ночью, – псе, что она позволила ему проделывать!

Алана наблюдала за Мерриком. Он встал и потянулся, беззастенчиво явив ее взгляду свое сильное тело с бесстыдно возбужденным членом. Сердце у нее отчаянно забилось, щеки залил румянец.

Алана молча вознесла благодарственную молитву, когда он стал одеваться, но слегка удивилась, увидев, что он направился к сундукам.

– Раз у тебя, к сожалению, нет нарядов, саксонка, то я привез тебе из Лондона… – он начал выгружать на постель один за другим отрезы восхитительных тканей. – И еще вот это, – на гору тканей лег тяжелый шерстяной плащ.

Алана медленно поднялась, прижимая к груди отрезы. В изумлении смотрела она на Меррика. Рука невольно потянулась к плащу. Да плащ же подбит мехом!

– Ну, саксонка! – Меррик пристально посмотрел на нее. – Заслуживают ли мои старания хоть одного слова твоей благодарности? Или вместо благодарности ты посмеешься над моей щедростью?

Алана вспыхнула, потому что такую насмешку нельзя было оставить без ответа. Она прикусила губу, раздумывая, как высказать, что лежит у нее на сердце, и при этом не обидеть рыцаря.

– Я… я благодарна, – сказала она наконец. – Я и мечтать не могла, что когда-нибудь буду обладать таким великолепием, – она погладила мех плаща и заставила себя посмотреть Меррику прямо в лицо, – но я хочу попросить тебя кое о чем, и это я предпочла бы всем самым прекрасным вещам на свете.

Рыцарь настороженно смотрел на нее. Он сложил руки на своей широкой груди, негодуя и удивляясь, ради чего она могла бы отвергнуть его подарки.

– Что же это, саксонка?

Он рассердился. Алана поняла это по тому, как напряженно прозвучал его голос, но слишком поздно было отступать.

Я прошу разрешения навещать Обри.

Последовавшее молчание, казалось, длилось вечно. Алана отважилась взглянуть на Меррика – но только для того, чтобы сразу же пожалеть об этом. Его лицо застыло в гневе, глаза метали молнии.

– Ты с ума сошла, если думаешь, что я соглашусь! – заявил он.

Обри же старик! Я хочу быть уверенной, что с ним все в порядке!..

– Я уже говорил тебе, саксонка, о нем заботятся. Поверь мне на слово!

Алана возмущенно воскликнула:

– А если не поверю?

– Поверишь, – рыцарь принужденно улыбнулся, глаза, холодные, как зимнее море, застыли, остановившись на ней. – А теперь, саксонка, пожелай мне божьего благоволения, чтобы я мог встретить новый день в хорошем расположении духа.

Он подошел к кровати и наклонился, но Алана увернулась от поцелуя, который он намеревался запечатлеть на ее устах.

Меррик выпрямился.

– А! Мне следовало бы догадаться: ты из тех женщин, которые норовят запретить себя касаться, чтобы выторговать желаемое. Но это не охладит мой пыл, саксонка!

Холодный взгляд Аланы встретился с его ледяным взором.

– Конечно, я из таких женщин, – сурово подтвердила она. – Однако, по твоему мнению, мое тело не принадлежит мне!

– Ты способная ученица, – его губы изогнулись в насмешливой улыбке. – Это мне нравится. Очень нравится, – он повернулся и вышел из комнаты.

Алана сжала руки так, что ногти впились в ладони. Лишь огромным усилием воли она удержалась от гнева и горьких слез. О, как она ненавидит этого норманна! Хотя, по правде говоря, неудивительно, что он так доволен ею… и самим собой! Ох, если бы только она не была такой слабой… и такой глупой! Тут он был прав; она боялась неведомого, и из ее слабости извлек он свою победу, получив все, что хотел. И она позволила ему это сделать!

Яростная решимость зарождалась в сердце. Больше этого не повторится, поклялась она. Никогда больше не разделит она с ним блаженство. Один раз она сдалась – всего один раз! – но никогда больше норманн не одержит над ней такой легкой победы! Раздался стук в дверь.

– Господин приказал нам принести вам горячую воду, – послышался голос служанки. – Он велел поторопиться, чтобы вода не остыла.

Алана хотела было отказаться: ей не нравилось подчиняться указаниям повелителя! Но в конце концов она решила не отказываться и несколько минут спустя порадовалась, что согласилась. Горячая ванна доставила ей радость.

Она как раз закончила одеваться, как дверь распахнулась, Алана обернулась с дрогнувшим сердцем, подумав, что, конечно же, это Меррик. Кто еще мог войти без стука? Но это была Сибил. Она влетела в спальню Меррика, как в свою собственную.

– Алана, я пришла за иголками, которые ты брала у Женевьевы, – Сибил резко остановилась, заметив гору тканей, все еще лежавших на постели.

Она поджала губы и сразу же стала похожа на Ровену, свою мать. Без лишних слов Сибил протянула руку к груде отрезов и обернулась к Алане.

– Что это? – поинтересовалась она.

Алана прикусила губу. Как ответить, чтобы Сибил не рассердилась и не позавидовала? Но ничего не оставалось, как только сказать правду.

– Меррик привез отрезы из Лондона, – прошептала она.

– Для тебя, Алана? – сварливо произнесла Сибил.

Алана, помолчав, непринужденно ответила:

– О, я уверена, для нас обеих! На самом деле я просто не знаю, что делать с таким количеством отрезов! – она улыбнулась. – Отец всегда говорил, что, в отличие от меня, ты искусная швея. Так что, пожалуйста, Сибил, возьми, какие захочешь.

Глаза Сибил блеснули.

Благодарю, Алана. Я так и сделаю, – она вытянула из кучи четыре отреза, и среди них один ярко-голубого цвета, который так нравился Алане…

«Зависть – проклятие дьявола, мать всегда так говорила!» – поругала себя Алана.

В следующее мгновение Сибил выскочила из комнаты с полной охапкой выбранных ею тканей. Не успела она уйти, как на пороге появилась Женевьева, на лице ее застыло странное выражение.

– Алана, – сказала она, – мне кажется, Меррик все эти ткани привез для тебя.

Алана удивилась. Она не подумала, что Женевьева может оказаться поблизости, но похоже, сестра Меррика слышала их с Сибил разговор. Алана покачала головой и тихо проговорила:

– Я знаю. Но ведь Сибил нужно новое платье не меньше, чем мне, – она помолчала. – Сибил потеряла гораздо больше, когда пришли норманны: все свое имущество, и мать, и отца. Ей было нелегко в одно мгновение превратиться в служанку, тогда как всю жизнь она была леди. И я не стану лишать сестру каких-то небольших радостей.

Неловкая тишина повисла в воздухе. Алане показалось, что Женевьева недовольна ее ответом, но в конце концов женщина улыбнулась:

– Алана, это большая редкость – встретить такого доброго человека, как ты!

Алана вспыхнула, но ничего не сказала. Женевьева посматривала на нее испытующе. Стыд захлестнул Алану, как только она поняла: Женевьева прекрасно понимает, что произошло ночью между ней и Мерриком.

Но Женевьева не стала говорить об этом, а, склонив голову к плечу, поинтересовалась:

Я зашла спросить, не хочешь ли ты поехать со мной в одну деревню к югу от замка. День выдался теплый и ясный, хотя стоит зима, а одна из служанок сказала, что в Фенгейте хороший рынок. Мне бы хотелось развлечь себя покупками. Что ты скажешь?

Алана была уверена, что Меррик не одобрит затею сестры, и только потому ответила согласием. И в самом деле, стоило им с Женевьевой выйти во двор, как они столкнулись с явным неодобрением лорда Бринвальда. Меррик давал указания норманнским воинам и пленным саксам насчет строительства ограждения. Он сразу же повернулся к появившимся во дворе женщинам. Алана оцепенела, когда он немедля направился к ним. Он обратился к своей сестре: – Тебе нужна моя помощь, Женевьева?

– Нет, – нежно улыбнулась ему сестра. – Но раз уж ты здесь, не мог бы ты приказать заложить для нас повозку? Мы с Аланой решили съездить на деревенский рынок в Фенгейт.

Меррик нахмурился:

– Мне некогда сопровождать вас…

– А мы и не собирались мешать тебе, – быстро ответила Женевьева. – Ты мог бы послать с нами кого-нибудь из саксов: человека, которому можно доверять и кто был бы способен защитить нас в случае необходимости и в то же время знал бы здешние места.

Алана едва сдержала возглас удивления, когда молодая дама указала на Радберна.

– Вот этого человека, – заявила она совершен но невозмутимо. – Он достоин доверия, Алана?

Алана вздернула подбородок. Хоть раз доведется ей испытать чувство упрямого удовлетворения, потому как сейчас Меррик потерпит поражение.

Это очень надежный человек, – выразительно заявила она, хорошо зная, каким дьявольски мрачным станет лицо Меррика, когда он услышит ее ответ.

Меррик сделал Радберну знак приблизиться.

– Я не разделяю уверенности моей сестры, – напряженно произнес он, – но позволю ей поступить, как заблагорассудилось госпоже. Отвезешь дам на рынок в Фенгейт и все время неотлучно будешь при них. Однако хочу предупредить: если хочешь заслужить мое доверие, ты должен доказать свою преданность. Так что на твоем месте я бы не пытался бежать и постарался, чтобы ничего дурного не случилось.

Алана затаила дыхание, так как вдруг необычайное напряжение повисло в воздухе. Лицо Радберна стало таким же разъяренным, как и у Меррика, и на одно леденящее душу мгновение ей показалось, что сакс сейчас обрушится на норманна. Но Радберн всего лишь склонил голову, и его губы слегка искривились, когда он произносил:

– Как вам угодно, милорд.

Меррик, бросив на него долгий взгляд, отошел.

Спустя некоторое время они усаживались в повозку. Радберн взял в руки вожжи. Женевьева расположилась между ним и Аланой. Когда Бринвальд уже оставался позади, Алана почувствовала странное покалывание кожи на затылке. Помимо своей воли повернула она голову, оглянувшись через плечо.

Меррик стоял у въезда в замок и смотрел им вслед. Даже на расстоянии остро ощущалось его раздражение. На кого оно было направлено: на нее ли, Женевьеву или Радберна – она не знала, скорее всего, на них всех вместе.

Повозка катилась по неровной дороге, Женевьева непринужденно болтала, задавая вопросы и Алане, и Радберну и упоминая вскользь свою семью. Сначала Радберн отвечал нехотя и натянуто. Алана понимала, что он не доверяет вдове норманна. Но Женевьева разговаривала с ним вовсе не как с рабом или слугой. По манерам и речи Радберна она поняла, что он не виллан, несмотря на изорванную и грязную одежду. Женевьева беседовала с ним как с равным, и Алана восхищалась этой женщиной еще больше. Обаяние и чистосердечность Женевьевы заставили Радберна смягчиться.

Незаметно исчезли и все тревоги Аланы, по крайней мере на некоторое время. Несмотря на то, что воздух был холодным и влажным, солнце светило ярко, а небо было ясным, как в теплый весенний день.

В Фенгейте они бродили по узким извилистым улочкам, внимательно рассматривая выставленные на продажу товары. Радберн неотступно следовал за ними. Женевьева морщила нос, когда они проходили мимо загона с коровами. Алана же только смеялась.

После полудня они проголодались. По настоянию Женевьевы все трое разделили между собой каравай свежеиспеченного хлеба и кольцо горячей и ароматной колбасы. Некоторое время спустя Алана стояла позади Женевьевы, спорившей с торговцем о цене изящно вышитой, белой с золотом, головной повязки. Наконец Женевьева, улыбаясь, повернулась к Алане, радуясь, что отстояла свою цену.

– О, Алана, не правда ли, очень красивая вещь? Она напоминает мне ту повязку, что была у меня в девические годы…

Закончить фразу Женевьева не успела. Грязная рука схватила ее за руку выше локтя и резко развернула. Алана выпрямилась, но и ее постигла та же участь – твердая мужская рука толкнула так, что она чуть не упала на Женевьеву. Раздался гортанный смех:

– Что одна, что другая, обе аппетитные курочки, а, Этьен?