Текст книги "Не боюсь Синей Бороды"

Конечно, как человек компанейский и кандидат в парторги, отец ходил на праздники в баню, где весь коллектив пил горячительные напитки и расслаблялся, оголив тела. Но в отличие от плешивого, бесцветного Сан Саныча, каждый раз влипавшего в историю с очередной русалкой, которая оказывалась совершенно неотразимой в купальнике, отец обходился без авантюр.

Он оторвался от мангала и выразительно посмотрел на сына.

– Кто не работает, тот не ест. Шашлык кушать любишь? Любишь. Вот и давай, сгоняй в лес за хворостом, да посуше бери, скоро костер будем делать.

Андрей вошел в лес, и, пройдя немного, оглянулся, чтобы запомнить тропинку, по которой нужно будет возвращаться. Он было уже пошел дальше, как вдруг в просвете между еловыми ветками увидел мать. Нагнувшись, она возилась на стволе у пепелища. Хотя он не видел ее лица, он знал, что она чуть улыбается, как всегда, когда она обустраивала жизненное пространство, как бы лепя его по своему образу и подобию. Он еще раз подумал, что не видел раньше светлых брюк, которые она сейчас закатала до колен. Андрей повернулся и зашагал дальше, хотя хвороста вокруг было предостаточно. Но ему почему-то казалось, что хворост здесь не такой, какой нужен для их костра, который сегодня ночью заменит солнце. Он уже больше не смотрел по сторонам и вниз, а все шел вперед по устланной хвоей, бугристой, упругой земле. Дойдя до черничника, тропинка сузилась, но отчетливо прорезая еще пустые кустики, все дальше уводила его от луга, от матери с отцом и от всей их теплой компании. Погружаясь в толщу леса, Андрей вдруг подумал, что ведь и у леса, как и у людей, должно быть сердце, где он хранит свою тайну. Сегодня он уже почувствовал это могучее сердцебиение, словно огромный маятник раскачивался по всей Руха. Сначала утром в постели, купаясь в солнце и ветре, потом у большого камня и на светлом лугу, который зачаровав его, на миг заставил усомниться в реальности происходящего. Вот и сейчас, вместо того чтобы остановиться, собрать сколько нужно веток и пойти обратно, он продирался сквозь ельник, обцарапывая руки и ноги и совершенно позабыв, что его ждет отец. Ельник стал редеть, вот уже показались осины и березы, расстояние между ветками все расширялось. Впереди засветлело открытое пространство и, пройдя еще каких-то полсотни метров, Андрей понял, что вышел к Далекому хутору. Это мог быть только он, поскольку других хуторов здесь поблизости не было. Отогнав от себя мысль, что тогда он все это время удалялся от светлого луга, Андрей подошел поближе и огляделся. Он уже несколько раз бывал здесь, поскольку сюда каждый год в июле и августе приезжали знакомые москвичи с дочкой его возраста. Сейчас их еще не было, и небольшая пристройка, которую они снимали у хозяев, пустовала. Не решаясь пока зайти в сад, он обошел его и, остановившись перед домиком, убедился, что там никого нет. Дверь была закрыта на засов, и все занавески задернуты. Он еще постоял какое-то время, прислушиваясь, но ни из глубины двора, ни из большого дома не раздавалось ни звука. Даже собака куда-то запропастилась. Тогда Андрей углубился в сад и опять осмотрелся. На веревке висело пестрое лоскутное одеяло, там же под старыми яблонями раскачивался гамак. У сарая лежали дрова, рядом чурбан с воткнутым топором. Посередине двора был колодец, от которого к крыльцу большого дома вела дорожка из плитняка. Хутор как хутор, ничего особенного, кроме того, что здесь не было забора, видимо потому, что стоял он в лесу, а лес для эстонца был естественным продолжением его дома, и поэтому всегда защищал его. А еще на Далеком хуторе жила Инес, королева Руха. Инес появилась в Руха в прошлом году. Вообще-то она всегда жила здесь, просто никто не замечал ее, пока ей не стукнуло пятнадцать. Тогда вдруг все увидели ее, и местные и дачники, и поразились ее красоте. Народ стал говорить, что скоро слух о ней дойдет до знаменитого московского режиссера и он пригласит ее играть в своем фильме, как ту другую, знаменитую эстонскую красавицу, которая, с отрешенным видом бродя по апокалиптическим грязновато-коричневым ландшафтам и так и не проронив ни слова, прославилась на всю страну.

Кроме Инес на Далеком хуторе обитало много народу. Андрей точно не знал, как они все были связаны между собой. Инес, во всяком случае, жила здесь с бабушкой. Отца у нее не было, а мать уехала устраивать свою судьбу в город, когда Инес было два года. Осмелев, Андрей подошел к большому дому и поднялся на крыльцо. Веранда оказалась открытой, и он осторожно заглянул внутрь. На столе стояли чайник и чашки, сахарница, банка с вареньем, над которой жужжали мухи. Дальше он не пошел, и, спустившись с крыльца, стал обходить дом, заглядывая во все окна. Интересно, где была комната Инес? Наверное, наверху, где она могла вволю оставаться наедине со своей красотой. Вдруг он отпрянул назад и пригнулся. В комнате в торце доме кто-то лежал на кровати. Держась за подоконник, Андрей стал тихонько подниматься, пока его глаза не уперлись в лежащее на боку тело с платком на голове. Спящая старуха. На коврике перед кроватью расположилась собака, как будто ее главным делом теперь было сторожить не дом, а старухин сон. Обойдя весь дом, Андрей вышел к веранде. Кажется, все ушли куда-то, оставив здесь одну старуху. Тут он опять вспомнил про отца и что его ждали на светлой поляне, но не было сил уйти, бросить все это, как будто и Далекий хутор, и сад, и Инес, которая, даже невидимая, наполняла его своей красотой, держали его здесь, обещая чудо, но только сегодня, в эту летнюю ночь.

В глубине двора стояли разноцветные деревянные стулья. Андрей помнил их еще с того раза, как они приходили сюда в гости к москвичам. Тогда на них расположилась крутая компания чуть постарше его, а в центре ее Инес. Хотя выборы еще не прошли, она уже знала, что будет королевой, и поэтому сидела на облупленном красном стуле, как на троне. По неписаному закону москвичи и их гости не заходили так далеко на хозяйскую территорию, и Андрей стоял у кустов смородины, где проходила воображаемая граница, которую строго блюли обе стороны. Потом, чтобы не мозолить компании глаза, он зашел в домик и стал смотреть на них через окно, уже не боясь, что засветится. Инес все больше молчала – ведь такая красота заменяла ей все, что обычные девочки пускали в ход, чтобы привлечь к себе внимание. Все и даже больше. Иногда она проводила рукой по волосам, которые недавно подстригла «под сэссон», и уже одного этого тихого жеста было достаточно, чтобы пижонистые эстонские парни в джинсах и в импортных майках замолкали и начинали ерзать на своих стульях. А то она поворачивала свою высокую, гордую шею, просто так, и парни, как по сигналу, сразу начинали суетиться, стараясь угодить ей, кто чем может. Если бы его не позвали пить чай, он так бы и просидел весь день, глядя на нее.

Андрей прошел мимо сарая и сел на красный стул. На веревке, уже в самом лесу сушилось белье. Брюки, халаты, голубой сарафан в горошек. Сарафан покачивался на ветру, и это равномерное движение убаюкивало его, навевая легкий сон. Кажется, он задремал, а очнувшись, чуть не подскочил со стула. Вот дурак. Куда они могли все пойти, кроме бабки? Конечно, справлять свой любимый праздник, день летнего солнцестояния. Значит, и ему было пора. Он вдруг почувствовал, что ужасно устал и голоден, и заторопился, вспомнив отцовский шашлык, который скоро с дивным ароматом зашипит на мангале и про который он успел начисто забыть, бродя вокруг Далекого хутора. Перед тем, как нырнуть в лес, Андрей окинул хутор прощальным взглядом, еще раз удивившись, что собака так ни разу и не залаяла, как будто знала его, и зашагал обратно.

Уже скоро осины и березы остались позади, и лес начал густеть, обступая его со всех сторон. Он опять пробирался через черничник по еле заметной тропке, над головой поскрипывали сосны и время от времени ему приходилось перелезать через поваленные ели – от усталости и голода они казались ему теперь куда массивнее, чем на пути сюда. Андрей решил набрать хвороста уже поближе к лугу, чтобы не тащиться с ним всю дорогу. Он пересек несколько просек, которых не заметил, когда шел сюда, и подумал, что тогда попросту не обратил на них внимания. Это немного сбило его с толку, и он решил, что следующий раз надо быть повнимательнее, как учил отец, всегда повторявший, что одна дорога туда и обратно в лесу означает две совершенно разные дороги. Ельник все не кончался, и он уже начал чуть беспокоиться, что незаметно пошел в другом направлении, как впереди посветлело. Значит, сейчас будет поляна.

В предвкушении веселой компании и шашлыка Андрей взбодрился. Он снова вышел на ровную тропинку и прибавил шагу. Воздух, льющийся между деревьями, поголубел, и, приглядевшись, Андрей увидел, что там, где должен был кончаться лес, колышутся освещенные солнцем заросли камыша. Навстречу ему уже хлынул изумрудный камышовый свет, а ветер наполнил уши легким шелестом. Он еще даже и сообразить не успел, что у их луга и в помине не могло быть никакого камыша, как вдруг увидел озеро.

Оно блестело перед его завороженным взглядом, пока он пытался уразуметь, где он и как попал сюда. Он точно знал, что в лесу за большим камнем никогда не было озера, а уж тем более такого безбрежного, как море. В Руха было только одно озеро, то самое, знаменитое, в приморском лесу, до которого нужно было топать семь километров. Другое же находилось к западу от Руха около Валмсе. Они когда-то ездили туда с отцом, но до него было уж точно километров тридцать. И тем не менее сейчас он стоял на берегу самого настоящего озера, и всего в получасе ходьбы от Далекого хутора. Сегодня лес во второй раз устроил ему такую шутку. Но тогда на луг вышла их компания во главе с отцом, быстро расставив все по своим местам и положив конец нелепому розыгрышу, а сейчас он был совершенно один у озера, к которому никто не мог выйти просто потому, что его здесь никогда не было. И пока Андрей смотрел на водную гладь, он опять подумал, что, может быть, и он – это не он. Теперь эта мысль уже не так поразила его, как тогда на лугу, как будто он уже успел немного привыкнуть к ней. Ему даже стало весело, когда он представил себе, как ровно в эту же минуту он выходит на светлый луг с охапкой хвороста в руках и идет к отцу, а тот встречает его, как ни в чем не бывало и, сотрясая воздух своим зычным голосом, объявляет, что наконец-то он явился и что мать уже начала волноваться, и вообще давно пора разжигать костер, все проголодались как волки.

Из камышей с криком вылетела птица, и тут же за спиной у него раздались шум и топот.

– Эй ты, Таймо не видел? – по-эстонски закричал женский голос.

Андрей обернулся. К нему бежали две девушки с венками на голове.

– Чего рот разинул? Мы его уже битый час здесь ищем.

Теперь, когда они, запыхавшись, остановились перед ним, он узнал их. Ту, что спрашивала, звали Ану. Она была внучкой старой хозяйки со Спокойной улицы, где снимали знакомые москвичи и куда они с матерью накануне вечером ходили в гости. Другая была подружка Ану из города, которая жила у них летом. Он не знал, как ее звали, да и с Ану не всегда здоровался, поэтому очень удивился, что они обращаются к нему, как к старому приятелю. Он покачал головой, понятия не имея, кто такой этот Таймо.

– Ну вот, я же говорила, что он козел, – сказала городская и, посмотрев на Андрея, повторила. – Если увидишь, так ему и передай, что козел.

– А ты что здесь делаешь? – спросила Ану. – Ждешь, когда они в воду пойдут? Еще рано, придется потерпеть.

Андрей не успел еще и подумать, кто такие «они», как она громко захохотала и ударила городскую локтем в бок.

– Помнишь, как в прошлом году?

Та тоже захихикала, обнажив мелкие белые зубы.

– Они чуть не потонули и одежду им уже только потом отдали. Так им и надо, нечего было соваться раньше времени.

Тут Ану перестала смеяться и, посмотрев на солнце, сказала:

– Остался час, скоро надо идти, кстати, а ты уже знаешь, где будешь искать?

Это она спросила у Андрея, а когда тот только пожал плечами, то со вздохом закатила глаза.

– Ты чего сегодня такой тупой? Имей в виду, мы с Линдой у старого колодца, так что просим туда не лезть, а то хуже будет.

Линда, значит так звали городскую. Теперь она, прищурившись, чересчур пристально смотрела на него. Повернув голову к Ану, она сказала:

– Я его, между прочим, у костра не видела, а ты?

Та же, в упор глядя на Андрея дерзкими синими глазами, со значением покачала головой.

– Отлынивает.

– Отлынивает, козел, – подтвердила Линда и сощурила глаза. – А что за это бывает?

Переглянувшись еще раз, они, как сговорившись, мигом набросились на него и стали валить на землю. Скоро одна уже сидела у него на груди, трепля за уши и вороша ему волосы, а другая, ползая вокруг на карачках, тискала и щекотала его по всему телу, повизгивая, как поросенок. Он хотел было возмутиться и уже открыл рот, чтобы послать их на три буквы, как сам неожиданно расхохотался, то ли от щекотки, то ли от мысли, что настоящий он теперь разжигает на лугу костер вместе с отцом, слушая его наставления насчет мангала и идеального шашлыка, а этот, тоже настоящий, но новый для него Андрей, катается по траве с двумя шальными, разгоряченными, пахнущими лесом и земляникой девицами, понимая к тому же до единого слова все, что они вопили, хотя до этого плохо знал эстонский. Ану и Линда так же внезапно отстали от него, и теперь они все трое, тяжело дыша и раскинув руки, лежали на спине и смотрели в бледнеющее небо. Первой вскочила Линда. Надев на растрепанные волосы венок, она пихнула ногой Ану. Та поднялась, и сразу за ней, потирая бока, встал Андрей.

– Пора! – выкрикнула Ану, тоже нахлобучив венок, и, схватившись за руки, девицы, не оглядываясь, побежали прочь. Теперь он увидел, что вокруг их ног вихрем развевались длинные цветастые юбки. Андрею вдруг стало страшно, что он опять останется один, у озера, которого здесь никогда не было и не могло быть.

– Эй, куда вы! А как же я? – закричал он им вслед, но они и не думали оборачиваться. Испугавшись, что они вот-вот исчезнут, Андрей сорвался с места и ринулся за ними. Яркие юбки мелькали между деревьями, пропадали и опять выныривали откуда-то уже совсем с другого бока, а он, спотыкаясь о кочки и обдирая руки и ноги, несся за ними, сломя голову, больше всего на свете боясь потерять их из виду. Наконец лес начал редеть, и бежать стало легче. Впереди опять посветлело, деревья стали расступаться, а цветастые юбки, последний раз взметнувшись перед его глазами, нырнули в сторону и окончательно исчезли. Перед ним расстилалась большая поляна, и, приостановив свой бешеный бег, он вступил на нее. Пошатываясь от напряжения, он прошел несколько шагов и только тут увидел, что поляна полна народу. Люди бродили, стояли небольшими группами или кучками сидели на траве, причем парни и девушки отдельно. Рука в руку, склонив голову, прохаживались парочки и, обнявшись, медленно водили хоровод подруги в таких же ярких юбках, как у Ану и Линды, и с венками на голове. Здесь же с гомоном бегали дети, в белых рубашках, и никто не одергивал их и не призывал к порядку. Но больше всего Андрея поразила пегая кудлатая дворняжка, которую он часто видел в Руха. Он не знал, чья она, да это и не имело значения. Собака, с вечно свалявшейся, пыльной шерстью на боках, была такой же частью рухаского ландшафта, как и заколоченная будка, где иногда продавали мороженое, или обшарпанный кинотеатр «Заря». Сейчас же она сновала от одной компании к другой, вовсю виляя хвостом, и, судя по всему, пребывала в прекрасном расположении духа. Народ в основном толпился вокруг холма посреди поляны. На самом верху холма росло дерево, а рядом уже был разложен высокий костер. Люди облепили холм со всех сторон, кто-то взбирался на него с сучьями и подкладывал их в костер или, медленно обходя его, подправлял ветки. Воздух над поляной застыл в ожидании, даже собака время от времени поднимала морду к небу, тихо подвывая.

Потоптавшись на месте, Андрей, видя, что никто не обращает на него внимания, пошел дальше. Он стал искать Ану и Линду, но они как в воду канули, к тому же от всех этих цветастых юбок у него зарябило в глазах, и он бросил поиски. Он уже успел добраться до холма, как кто-то тронул его за плечо.

– Уже знаешь, где будешь искать?

Андрей обернулся и увидел парня, чье лицо показалось ему знакомым. Приглядевшись, он узнал эстонца, который продавал билеты в «Заре».

– Я забил место у мшистого мостика, так что смотри, туда не суйся, а то пожалеешь.

Андрей хотел спросить у него, где мшистый мостик, но тот уже отошел в сторону, и тогда Андрей, набравшись смелости, подошел к мужчине с палкой в руке и спросил у него, где он собирается искать. Мужик помолчал, буравя Андрея глубоко посаженными глазами, а потом буркнул: «У запруды», и тут же повернулся к нему спиной.

– Эй, привет, – вдруг окликнули его. – Как жизнь?

От компании у валуна отделился Пааво, который работал в книжном магазине на Советской улице. Они иногда заходили туда с матерью, в букинистический уголок, где были и русские книги. Обычно Пааво, лет тридцати пяти, в круглых металлических очках и с длинными волосами, говорил с ними по-русски, но сейчас он обратился к Андрею на эстонском.

– Нормально, – ответил Андрей, тоже по-эстонски, озираясь и узнавая все больше лиц вокруг. Здесь были кассирши из продуктового магазина и продавщицы из универмага, и работники столовой, и директор школы Кульюс со своей крашеной рыжей женой, и местная молодежь, и городские девицы и парни, которые торчали в пляжном кафе «Анкур», а вот мимо прошли и жители Далекого хутора, правда, без Инес.

Пааво усмехнулся:

– Ты на них внимания не обращай. Они сегодня совсем с ума посходили.

– А вы где будете искать? – выпалил Андрей, все еще понятия не имея, о чем речь.

Теперь Пааво засмеялся, с интересом разглядывая его, как будто впервые видел.

– А я не буду искать. Я в эти сказки не верю, ну, и им меньше конкуренции. А то сейчас такое начнется. Кто же не хочет стать королем мира, а потом еще и на Инес жениться? Все конечно, ну, правда, кроме меня. Я для этих дел не гожусь, душою стар. А вот ты другое дело, кровь молодая, кипит. Ну тогда не отставай, ищи давай, но осторожно, в их места не суйся, а то так морду набьют, что потом мама родная не узнает. А она у тебя, между прочим, замечательная женщина и очень цивилизованная, не то что ваши соотечественники, и все понимает к тому же, так что, смотри, парень, не разбей ее сердце.

Видя, что Пааво повернулся и удаляется к своей компании, Андрей схватил его за руку.

– А не подскажете тогда, где мне лучше искать?

Он хотел спросить что, но так и не решился. Вдруг Пааво выдаст его, объявив всему народу, что к ним затесался чужой, и его погонят отсюда в три шеи и тогда он опять окажется один в лесу, из которого не найдет дороги обратно. Но Пааво, высвободив руку, только покачал головой.

– У кладбища лучше не надо, хотя земля там отменная, но говорят, и нечистая сила водится, а сегодня они, то есть черти, конечно, будут особенно стараться.

На губах его играла улыбка, но глаза за очками смотрели остро, и было совершенно непонятно, шутит он или говорит серьезно. Ну хоть и на том спасибо, подумал Андрей и, поблагодарив Пааво, отошел в сторону. Тем временем в воздухе что-то изменилось. В нем по-прежнему было разлито ожидание, но он стал накаляться, как перед грозой. Хотя пока еще ничего не было видно, народ заволновался, группки распались, парочки отпрянули друг от друга, а те, что сначала бродили в одиночку, наоборот, стали сбиваться в кучки. Сидящие на траве поднимались на ноги, подруги расцепили руки, а дети перестали бегать и молча столпились у валуна. Сюда же притулилась и собака. Все головы повернулись в одну сторону и Андрей, на всякий случай отступив на пару шагов назад, последовал их примеру.

По поляне шла Инес. Она казалась еще выше, чем обычно, хотя была босиком. На ее коротко подстриженной, гордой голове был надет венок, тонкие ноздри чуть подрагивали, под длинной белой рубашкой круглилась грудь, а узкие босые ноги так легко ступали по траве, еле прикасаясь к ней, как будто Инес была готова в любой момент оторваться от земли и взлететь. Как будто к земле ее притягивал лишь венок, который, казалось, был сплетен не из полевых цветов, а сделан из золота и драгоценных камней, чтобы своей тяжестью задержать ее на этой поляне, не позволив воспарить и дать людям восхититься ею, а счастливчику, нашедшему то, о чем здесь знали все, кроме Андрея, жениться на ней.

Прошлым летом Инес стала королевой Руха. Эстонцы устроили выборы прямо на пляже, рядом с кафе «Анкур». Проходящие мимо отдыхающие, навьюченные пляжными сумками, надувными матрасами и детьми, сначала не могли взять в толк, что здесь происходит. По кругу, ни на кого не глядя, ходили девушки в открытых купальниках. Иногда они по невидимой команде останавливались, поворачивались вокруг своей оси и, постояв некоторое время, легко упершись пальцами в бедра и чуть выставив вперед колено, шли дальше. Какие-то отдыхающие, в основном мужчины, останавливались поглазеть, другие же, в основном женщины, демонстративно не оглядываясь, волокли за собой упирающихся детей. Впрочем, некоторые гневно оборачивались.

– Они бы еще жопу голую выставили напоказ.

– А что? Я был бы не против, отдыхать – так отдыхать.

– Это у них по финскому образцу отдых, королеву пляжа выбирают.

– Да-да, ребят, правильно, не забывайте, что мы в Европе.

– Но где же духовное начало, классовое сознание, ну хотя бы элементарная мораль, я уже не говорю о коммунистической, в конце концов?

– Вы еще скажите, куда смотрит партия и правительство.

– И это наши будущие строители коммунизма, позор.

– Зато какие формы, дорогая, какая грация, пластика, слаженность движений, чем вам не Большой театр?

– Вот они формы, капиталистические по содержанию, – почти взвыл от восторга плюгавенький мужчина в панаме.

Андрей быстро прошел мимо отдыхающих, половину из которых знал, и только тогда обернулся. Он во второй раз за это лето видел Инес. Впервые он встретил ее тоже на пляже, в окружении трех парней баскетбольного телосложения, когда они заходили в море. На ней был красный ситцевый купальник в горошек, и она шла по волнам, склонив голову и скользя ногами по дну, раздвигая море. Тогда он смог увидеть только горбинку ее носа, перламутровую, чуть оттопыренную нижнюю губу и до болезненности в желудке нежную линию шеи. Сейчас же на Инес был голубой купальник, а в короткие, золотистые волосы был воткнут розовый цветок. Она была на голову выше всех девиц. Ноздри ее подрагивали, и все ее тонкое тело от макушки до кончиков утопающих в песке пальцев как бы пробирала внутренняя вибрация, которая каким-то таинственным образом передавалась окружающим, в том числе и ему. Он поклясться был готов, что при виде Инес у всех мужчин начинали дрожать поджилки. При этом ее взгляд явно выражал гнев. Оттого ли, что ей приходилось ходить по кругу с низкорослыми соперницами, хотя и так было ясно, что она уже давно королева, а, может, просто потому, что вокруг не было ничего, достойного ее красоты, и поэтому никому не приходилось рассчитывать на ее милость.

Здесь, на этой большой поляне, которая так же внезапно появилась в лесу, как и неведомое доселе озеро, за Инес шли Ану и Линда и еще несколько девушек в таких же цветастых юбках. Проходя мимо, Ану стрельнула в него глазами, подмигнула и, потупив взор, прошествовала дальше. Вся процессия направлялась к холму, где уже никого не было. Дойдя до него, она стала подниматься наверх, к костру. На вершине вся группа остановилась и повернулась лицом к людям. На потемневшем небе четко вырисовались их силуэты. В середине стояла Инес, выше всех, в простой длинной белой рубашке, которая колыхалась от ветра вокруг ее бесподобного тела. А по бокам девушки в одинаковых юбках и с распущенными волосами. Постояв так неподвижно несколько мгновений, Инес взмахнула руками, как будто выпуская в небо птицу, и сразу же с другой стороны холма выскочили парни с факелами и зажгли костер. Весь народ у подножия заволновался и зашумел. На секунду Андрею показалось, что он стоит на берегу моря. Инес опять взмахнула руками, но на этот раз – разведя их в стороны осеняющим жестом, и все люди, как будто ждавшие этого знака, с ревом тоже подняли в воздух руки, приветствуя Инес и огонь, после чего, как по команде, стали расходиться в разные стороны. Уже через несколько минут никто не обращал друг на друга никакого внимания, поглощенный своей целью. Андрей в растерянности огляделся, он все еще стоял на месте, не зная, куда податься. Его пару раз пихнули и довольно сильно. Вдруг кто-то шепнул ему в ухо:

– Попробуй у водяной мельницы за старой мызой.

Он оглянулся, никого. Вокруг только спины убегающих в лес людей.

Андрей никогда не слыхал от отца ни о старой мызе, ни о водяной мельнице, а ведь тот не раз прочесывал здешние леса с местными. Ближайшая от Руха заброшенная мыза со знаменитым портиком, все три стороны которого украшали высокие арки, находилась в двадцати километрах к западу от Руха. Так что ничего подобного поблизости не было и быть не могло. Но он уже понял, что этой ночью все было возможно, и поэтому не удивился. Да ему и некогда было удивляться, надо было поскорее решать, в какую сторону бежать в поисках старой мызы, а то, глядишь, скоро останешься на поляне совсем один. Набравшись духу, Андрей побежал за высоким парнем в майке с короткими рукавами и, поравнявшись с ним, но не поворачивая лица, спросил, где старая мыза. Тот, не замедляя шага и тоже не глядя на него, буркнул что-то невнятное, помахал рукой в сторону холма, но перед тем, как исчезнуть в лесу, вдруг обернулся и угрожающе проговорил:

– К Тихой речке и за километр не подходи, усек?

Андрей рванулся к холму, где костер, разгораясь, трещал и рвался в небо, напрягая все свои силы в попытках заменить собой солнце. Рядом, в отблесках огня в окружении девушек, положив руки на колени, неподвижно сидела Инес в ожидании короля мира. Андрею ужасно захотелось прервать свой бег и, взобравшись на вершину, посмотреть на ее прекрасное лицо. Только ее красота могла подтвердить, что все в эту ночь в зачарованном лесу происходило на самом деле, даже если он и был не он. Но вот Андрей пролетел мимо холма, уносимый вглубь леса внезапно взыгравшим в нем азартом. Вокруг шуршала листва, никого не было видно, но весь лес дышал, наполнялся шагами и шорохами и неутомимо бился сотнями одиноких сердец, жаждущих того же, что и его так внезапно проснувшееся сердце. Перепрыгивая через канавы, раздвигая руками ветки, он несся в неизвестном направлении с переполненной от возбуждения грудью, сам не зная, за чем. Выскочив на лужайку, он споткнулся о пень и чуть не свалился, как вдруг из длинной душистой травы перед ним выросла девочка с белыми, как лен, волосами. Ей было лет семь, не больше. Она недовольно посмотрела на него, как будто он отвлек ее от важного занятия и тут же опять села в траву. Теперь он увидел, что она собирает землянику.

– А ты почему не ищешь? – спросил Андрей, присев рядом с ней на корточки.

– Я еще маленькая, – спокойно ответила она. – Мне мама разрешила землянику собирать. Смотри, сколько ее здесь. – Девочка поднесла к его лицу душистую ладошку с ягодами. – Хочешь попробовать?

Андрей взял одну ягоду и отправив ее в рот, спросил у нее, где старая мыза.

– Иди прямо до поваленной сосны, за ней будут две тропинки, пойди направо через березовую рощу и выйдешь к воротам, а за ними старая мыза, – говорила девочка, не переставая щипать ягоды. – Ты тоже на Инес хочешь жениться?

– Хочу, только плохо знаю, что ей нужно.

– А как всегда, – беспечно ответила девочка. – Вот принесешь ей цветок папоротника и станешь королем мира.

– Ну, прямо так и королем мира, – сказал Андрей. – Не верю я этим сказкам.

– Не хочешь, не верь.

Девочка насыпала землянику в корзинку, поставила ее обратно на пенек и опять села на корточки.

– И кто же у вас теперь этот король?

– А пока никто, время еще не пришло. А Инес скоро в кино будет сниматься. Она красивая, правда?

– Да, очень, – ответил Андрей, – а ты в Руха живешь или сюда на лето приехала?

Ему было странно, что он так запросто треплется с этой соплюшкой, но во-первых, сегодня он был не он, во-вторых, по поведению девочка казалась намного старше своих лет, и в-третьих, она была здесь чуть ли не единственным созданием, кроме Пааво, который исчез сразу после того, как зажгли костер, серьезно говорившим с ним. Он повторил вопрос, но девочка, низко склонив белую головку к земле и все дальше передвигаясь на карачках, уже не слышала его.

– Ну, тогда я пошел, – сказал он, чтобы не показаться невежливым, и уже почти зашел в лес, как услышал ее голос.

– Беги давай, а то не успеешь.

И он опять побежал, волнуясь и прокручивая в уме ее слова: «Иди прямо до поваленной сосны, за ней будут две тропинки, а ты пойди направо через березовую рощу и выйдешь к воротам… беги скорее, а то не успеешь…»

Как она и сказала, за березовой рощей он сразу увидел ворота, вернее то, что от них осталось. Два полуразвалившихся каменных столба, завершающих плитняковую ограду, с обломками ваз наверху. Пройдя через ворота, Андрей вступил на дорожку, в конце которой маячил светлый фасад с балконом. Старая мыза. У него заколотилось сердце, значит, где-то здесь должна быть и водяная мельница. Осторожно ступая по гравию, который легко похрустывал под ногами, он озирался по сторонам. В глубине буйно разросшегося парка вдоль всей дорожки тянулись низкие белые здания. Наверное, здесь когда-то жила прислуга и управляющий со своим семейством, держали лошадей и собак, экипажи и сани. Почему-то он был уверен, что мельница где-то за мызой и ему надо поскорее дойти до нее. Он опять побежал, не сводя глаз с фасада, где насчитал шесть окон, три наверху и три внизу. Чем ближе он подходил к дому, тем белее становился фасад, как будто его обливало светом невидимое солнце, а может, на него отбрасывал свое сияние костер на холме, где Инес, тихими глазами созерцая огонь, ждала короля мира. Вдруг вдоль фасада метнулась тень, кто-то сиганул через дорожку мимо крыльца и канул в сень деревьев. На секунду Андрею стало не по себе, но он подумал, что это ему наверняка почудилось, а если нет, то кто-то незаконно охотился на чужой территории и поэтому так быстро смылся. Как бы то ни было, надо торопиться, пока бесценным сокровищем, дающим во владение мир и красавицу, не завладел другой. Он свернул с дорожки и побежал по траве, решив справа обогнуть мызу. Низкий флигель с пустыми окнами оказался длиннее, чем он ожидал, и он уже почти выбился из сил, как вдруг очутился в полной темноте. Казалось, в эту часть парка за мызой никогда не проникал свет, воздух здесь был сырой и застойный, как в давно не проветриваемом помещении. Андрей остановился, чтобы отдышаться и привыкнуть к темноте, и тут услышал шорох. Где-то вблизи гнулись и хрустели ветки, шуршала трава, но когда он спросил, кто здесь, все сразу затихло. Однако теперь совсем рядом билось чье-то сердце, так же лихорадочно, как и у него. Он еще постоял так, с вмиг пересохшим ртом, а потом с шумом и треском рванул в темноту, уже не прислушиваясь, один ли он несется или их двое.