Текст книги "Возлюбленная герцога"

Она стояла всего в нескольких дюймах, такая высокая, что ему не пришлось бы наклоняться для поцелуя… и на какой-то безумный миг он чуть не сделал это, отчаянно желая вновь попробовать ее на вкус. Ощутить ее дыхание на своем лице. Мягкость ее кожи.

Он хотел прикоснуться к ней здесь, в ее владениях, в Гардене, где без маски она была гораздо красивее, чем когда-либо раньше, потому что здесь она принимала каждое решение, угадывала каждое движение, прежде чем кто-нибудь успевал шевельнуться. Она была всевластна, останавливала жестокую драку усилием воли, и это могущество заставляло его желать ее еще сильнее.

Она видела в нем это желание – он позволил ей увидеть, наслаждаясь пониманием в этих прекрасных карих глазах, в точности таких, как ему помнилось, – единственным, что осталось от девочки, которую он любил. Она прищурилась, но он не отступил, не отвел от нее взгляд. Только не после долгих лет поисков.

Он застыл, не обращая внимания на боль в плече, в ребрах, в носу, не желая показывать эту боль. Сердце его бешено колотилось, пока он готовился к тому, что произойдет дальше, понимая – какую бы игру они сейчас не затеяли, результат изменит все.

Кем она будет, когда заговорит? Женщиной в маске из его сада? Или Грейс, наконец-то открывшей правду?

Нет. Новой личностью. Надевшей другую маску.

Она заговорила, и слова ее предназначались только ему:

– Ведь я не велела тебе возвращаться.

Год назад, когда оставила его на ринге и отправилась жить своей жизнью без него.

– Меня пригласили.

Она склонила голову набок.

– Ты мог отказаться.

«Никогда».

– Такого варианта не предусматривалось.

Она довольно долго смотрела ему в глаза.

– Мои братья привели тебя сюда для развлечения.

– И я его им предоставил, хотя предпочел бы, чтобы они спустились со своих насестов.

У нее на щеке дернулась крошечная жилка. Он сумел ее развеселить? Господи, как ему хочется увидеть эту улыбку, ту, что расцветала навстречу ему, когда они были юными.

– Они предпочитают зрелище.

– А ты? – негромко спросил он. У него просто пальцы ныли, так хотелось к ней прикоснуться. Она была так близко. Он мог обвить рукой ее талию и стремительно притянуть к себе. Мог подарить ей наслаждение, о котором она молила в его саду. – Что предпочитаешь ты?

– Я предпочитаю мир, – заявила она. – Однако ты всегда приносишь нам только войну.

Он не пропустил мимо ушей ее намек на хаос, который разразился в Трущобах, когда он обезумел от потери и страданий. На боль, которую он принес в это место, которое когда-то поклялся беречь.

Но сегодня это место сберегла она. А еще она защитила его.

И во всем этом крылось невыразимое наслаждение. Ведь то, что она его защитила, означало, что она ничего не забыла. В том, что она его защитила, таилась надежда.

Она остановила их, не дав его убить.

– Тебе не следовало приходить, – сказала она.

– Я бы ни за что не упустил такого случая, – ответил он.

– Почему?

«Из-за тебя».

– Ты поверишь, что я пришел за искуплением?

– Искупление в Трущобах – это спорт, – сказала она. – Но ты знаешь это лучше, чем любой из нас, верно? Ты собаку на этом съел. – Она вскинула подбородок. Вызывающе. Гневно. – А еще ты знаешь, что и близко не подошел к тому, чтобы получить то, на что надеешься. Не знаешь, какова цена вопроса.

– А ты? Какова эта цена для тебя? – Вопрос должен был прозвучать надменно, но не вышло. Он прозвучал искренне.

Грейс ответила ему тем же:

– Все то, что ты получишь от них, и еще больше.

Он продолжал смотреть ей прямо в глаза.

– И все-таки ты остановила драку.

Она прищурилась. Эван молчал. Слов не требовалось.

– Ты придерживал свои удары, – сказала она.

Чистая правда, но она единственная, кто мог это заметить.

– Позволь я им продолжить, они бы тебя убили. – Грейс демонстративно осмотрела его лицо – нос и челюсть, где пульсировала боль от ударов. – Одной ногой ты уже стоял там.

Он вскинул бровь.

Она продолжила:

– Мертвые герцоги имеют обыкновение привлекать внимание, а я не люблю, когда корона сует нос в мои дела.

– Ей тут нет места, – ответил он. – В Гардене уже есть королева.

И в собственных словах он услышал эхо той ночи, когда она пришла к нему в маске, свободная от прошлого.

«Ты королева. Сегодня ночью я буду твоим троном».

Она это тоже услышала. Он увидел, как у нее на миг перехватило дыхание. Заметил, что ее зрачки слегка расширились – как раз достаточно, чтобы выдать правду. Она услышала, и она все помнила. И хотела повторения.

Она пришла к нему.

И словно уловив его тщеславное удовольствие, она сжала губы в тонкую линию.

– Я ведь не велела тебе возвращаться.

Она гневалась, но гнев не равнодушие.

Гнев – это страсть.

Она выпрямилась и отошла от него, нарушив интимность и вернувшись к делу. Повысила голос так, чтобы собравшиеся ее услышали.

– Я думаю, сегодня мы уже раздали достаточно пилюль, парни. – Она посмотрела на громилу, начавшего драку. – Такие, как ты, не для герцогов, Патрик О’Мэлли. В следующий раз будь осторожней – меня может не оказаться рядом, чтобы спасти тебя от виселицы.

– Ага, Далия.

Ирландец одарил ее глуповатой улыбкой. Получилось довольно фамильярно, и Эвану сразу захотелось повалить нахала на землю.

До этого мгновения ему даже в голову не приходило, что у нее может быть любовник. Что один из этих мужчин, родившихся в Гардене и воспитанных им, может принадлежать ей.

Он резко втянул в себя воздух. Это невозможно. Всего неделю назад она распадалась на части в его объятиях. Под его губами, запутавшись пальцами в его волосах… Она выбрала той ночью его.

«Только на сегодняшнюю ночь», – прошептала она.

Одна ночь. Это все, что она ему обещала. Фантазию на одну ночь.

«Нет». Он отверг эту мысль. Одной ночи недостаточно.

И никогда не будет достаточно.

«Моя».

И пока он воображал себе кончину громилы, она повернулась и пошла прочь, оставив его. Ее обтянутые кожей ноги словно поглощали пространство двора. При мысли, что это может быть все, ему отпущенное, вспыхнули гнев и досада.

– А ты, Далия? – закричал он, назвав ее именем, которое присвоил ей Гарден. – Как насчет тебя? Такие, как ты, для герцогов?

По толпе пробежал ропот – слишком дерзко звучал вопрос. Она застыла. Обернулась. Он ее поймал.

– Если ты не хочешь, я его приберу! – выкрикнула какая-то женщина.

На мгновение она застыла, как камень. Но Эван увидел, как в ее глазах сверкнула ярость. А когда заговорила, ее слова рикошетом отлетали от стен зданий, так что все собравшиеся хорошо слышали ее превосходство.

– Этот франт хочет доказать, что он крутой, и бог свидетель, у нас у всех руки чешутся устроить ему драку, на которую он напрашивается. Но он не для вас.

Вспыхнул гнев, и Эван сделал шаг в ее сторону, но плечо сразу пронзило острой болью, словно лизнуло огнем.

Она посмотрела на крышу, откуда наблюдали за происходящим его братья, и повторила:

– Он не для вас.

Что она делает?

Тут Грейс взглянула на него, и в ее глазах он увидел то, чего не ожидал. Она долго удерживала его взгляд, и он бы отдал все на свете – заплатил любую цену, сделал все, что угодно, – лишь бы понять, о чем она думает.

– Он получит бой, которого так жаждет, – произнесла она, и слова ее прозвучали боевым кличем. – Но послушайте меня: это моя битва. – Его охватил трепет, а она уже повернулась к Гардену. – Понятно, парни?

И по двору прокатилось согласное гудение.

Она посмотрела ему в глаза.

– Это будет мой бой.

Его тело напряглось, когда он услышал прозвучавшее в ее словах обещание. Они еще не закончили поединок.

Она пришла за ним.

Затем Грейс отвернулась и исчезла, пройдя сквозь толпу, а его охватил трепет предвкушения.

Она пришла за ним, и теперь настал его час. Идти к ней.

Глава 15

Грейс удалилась, точно рассчитав стратегию.

Когда шла через двор, через заполнившую его толпу, ускоряя шаг, желая от него избавиться и одновременно надеясь, что он пойдет следом, она знала: он не оставит мысли о ней. Грейс пошла еще быстрее, стремясь войти в лабиринт улиц, подальше от него и от тех чувств, которые он ей внушал. Подальше от того факта, что он возродил ее чувства.

Она свернула в ближайший переулок, затем еще в один, ступила на длинную, извилистую улицу Гардена, прошла мимо полудюжины ребятишек, игравших в камешки, мимо стайки женщин у железной лохани – они заканчивали стирку, вовсю сплетничая и греясь на послеполуденном солнышке.

Две знакомые женщины улыбнулись ей, подняли руки в знак приветствия, но ни одна не помахала ей, приглашая присоединиться к разговору.

– Я никогда не видела, чтобы герцог так выглядел, – сказала Дженни Ричли.

Одобрительные нотки в ее голосе вызвали у Грейс вспышку воспоминаний, и это ей совсем не понравилось.

– Да ты в жизни ни одного герцога не видела, и все тут, Дженни, – фыркнула Элис Нейборз.

Дженни засмеялась.

– Как вы думаете, они все такие красавчики?

«Нет, – подумала Грейс. – Не все».

Все они должны быть старыми, с лошадиными лицами. Дряблыми, с начинающейся подагрой. А он не такой.

Потому что он никогда не должен был стать герцогом.

Она цепляется именно за это: сын герцога, укравший у нее герцогство. И сделал он это, бросив ее на съедение волкам. И позаботился о том, чтобы волки не прекращали охоту.

Разве не так?

Сомнения, только что возникшие и тревожащие.

В дальнем конце улицы есть место, откуда можно подняться на крышу – в стену дома встроены опоры для ног. Туда Грейс и направилась, зная, что это самый надежный способ сбить его со следа.

Она хотела, чтобы он потерялся.

Ведь хотела?

– А вот я не отказалась бы глянуть на него еще разочек, просто увериться, правда ль он такой смазливенький, как кажется.

Грейс взялась за кирпич, выдающийся из стены, и уже начала подниматься, как вдруг услышала ответ, причем вовсе не от женщин:

– Я буду просто счастлив дать вам возможность посмотреть еще раз, леди.

– Боже праведный! – взвизгнула одна из женщин. Грейс ее не знала. – Это ж он!

Грейс застыла, прильнув к стене, полы ее пальто развевались на ветру. Она не могла сдержать охватившего ее восхищения. Он нашел ее быстрее, чем она ожидала!

Она слегка повернула голову и увидела его в начале улицы. Кровь на щеке уже засохла, когда-то белая рубашка испачкана так, что ее уже не спасти, порвана на плече и прилипла к упругим мускулам на груди.

Он поднял бровь, заметив, как она старательно не замечает его.

Грейс спустилась обратно на землю и медленно повернулась.

– Если спросить меня, так ты выглядишь довольно потрепанным, герцог.

Женщины захихикали.

– Это правда. Мужчины у вас в Трущобах умеют драться.

Он поднял руку и потрогал синяк, наливавшийся под левым глазом.

– Женщины тоже, – сказала одна из прачек, тихо, гортанно рассмеявшись.

Эван ухмыльнулся, но не отвел глаз от Грейс.

– Ага, с этим я тоже сталкивался.

Она вскинула голову.

– Если спросишь меня, так ты разозлил не ту компанию.

– Нужно время, чтобы выучить свой урок.

Женщины засмеялись.

– Ну, меня он ничем не злил, – сказала Элис, сунув руку в корзинку, стоявшую рядом. – Вы голодны, милорд? Может, хотите лепешку?

– Он не хочет лепешку, – отрезала Грейс.

– Чушь. Конечно, я хочу лепешку, – заявил он, приблизившись к женщинам.

Едва он успел договорить, как из корзинки вытащили тряпицу, развязали и протянули ему угощение.

Поблагодарив, он повернулся, взял валявшийся неподалеку ящик и перевернул его. Грейс заметила, как он поморщился, поднимая ящик одной рукой. Едва заметно.

Ему больно.

Она подавила сочувствие и стиснула зубы, глядя, как он присоединился к кружку женщин у лохани с таким видом, будто проводит в Ковент-Гардене каждый божий день и пирует с прачками.

Грейс скрестила на груди руки и прислонилась к стене, наблюдая, как он взял лепешку и откусил громадный кусок, демонстрируя отнюдь не аристократические манеры.

– Вот это мужик, – с уважением произнесла Элис.

– Ага, – отозвалась Дженни. – А я-то думала, герцоги только и волнуются, чтоб не накрошить.

Он улыбнулся, не прекращая жевать, его челюсти двигались, как у быка на пастбище. Грейс старалась не обращать внимания на то, как эти преувеличенные движения подчеркивают посадку его подбородка. Его красоту. Тот факт, что им можно провести прямую линию.

А ей плевать. У нее в конторе есть отличная рабочая линейка.

Он проглотил очередной кусок.

– Не понимаю, как можно волноваться из-за крошек, если у тебя есть такая вкусная лепешка.

Он чуть наклонил голову и одарил Элис своей самой сияющей улыбкой. Та густо покраснела. Грейс не могла ее за это винить. Она и сама бесчисленное количество раз краснела под влиянием этой улыбки.

Долгие годы она вспоминала точный изгиб этих губ. Как теплели при этом его глаза. Что она чувствовала, когда эти губы прижимались к ее коже.

Грейс вздохнула. Он повернулся и посмотрел на нее. Элис же, не отрывая от него взгляда, сказала:

– Да это ниче, право слово. Просто сконы моей маменьки. Еще хотите?

Он потер руки, как мальчишка.

– А вы знаете, думаю, не откажусь, спасибо.

Элис повернулась к Грейс:

– А ты, Далия? Съешь лепешку?

Она оглянулась на стену, на которую собиралась взобраться. На крыши, которые привели бы ее в дом номер 72 по Шелтон-стрит, далеко от этого места и новой ловушки, которую он наверняка уже расставил.

Но прежде, чем Грейс успела вежливо отказаться, прежде, чем снова начала подниматься на стену, она посмотрела на него. И увидела вызов в его глазах, ясных, как день.

А почему бы ей и не принять угощение? Это место принадлежит ей так же, как ему. Больше, чем ему. А значит, и сконы скорее полагаются ей, чем ему.

Она подошла, и Дженни, сидевшая на низком чурбаке, подвинулась, освобождая место для Грейс. Та выбрала скон и, убедившись, что их разделяет лохань, – как будто железная емкость, полная тепловатой, грязной воды, сумеет ее защитить, – села напротив Эвана.

Не то чтобы ей требовалась защита.

Не требовалась. Даже несмотря на то, что мужчина, сидевший напротив, был совсем не тем, чего она ожидала – не мальчиком, которого она так долго любила, ни безумцем, которого она еще дольше боялась, не любовником, которому она отдалась всего несколько вечеров назад… совсем ненадолго.

Но то, что она его не узнавала, не имело никакого значения. Грейс обладала огромным опытом маскировки и знала без тени сомнения, что мужчина напротив – однодневка. Он оставался герцогом Марвиком, и разве Грейс не зарабатывала себе на жизнь, давая аристократам возможность притворяться кем-нибудь другим?

Значит, этот герцог выбрал себе роль бойца из Ковент-Гардена. У него есть кулаки, чтобы подтвердить это, и героическая улыбка, чтобы завоевывать дам.

Но это не делало его реальным. Всего лишь фантазия. И даже взгляд его сияющих, как янтарь, глаз ничего не изменит.

– Твоя рубашка вся в крови, – сказала она.

Он слизнул крошки с уголка рта. Она изо всех сил старалась не смотреть.

– Почетный знак.

– Рана на щеке не будет почетным знаком, если воспалится. Пора тебе вернуться на Гросвенор-сквер и послать за вашим хирургом для франтов, чтобы он тебя починил.

– Если нужно полечить, так у меня есть для вас мазь, милорд, – вмешалась Элис.

– Ого! – воскликнула одна из женщин. – Осторожней! Обычно Элис не так щедра!

Элис расхохоталась.

– Любой предлог, чтоб поглядеть на красавчика поближе.

Грейс ожидала, что Эван с отвращением отшатнется от непристойных шуток. Гарден мог быть слишком суровым к чужакам, а мог раскрыть свои радушные объятия. Эван лишь ухмыльнулся, как застенчивый юноша. Ее желудок совершил кувырок, когда она на мгновение увидела в нем того мальчика.

Она не хотела узнавать этого мальчика.

Не хотела вспоминать, что когда-то любила его.

Когда он любил ее, и обнимал, и шептал про Лондон – то место, где они когда-нибудь будут царствовать вдвоем… до тех пор, пока не передумал и не повернулся ко всему этому спиной.

– Спасибо за предложение, мисс Элис, – Грейс с трудом удержалась и не возвела глаза к небу, увидев, как женщины растаяли, услышав такое вежливое обращение, – но прямо сейчас у меня немного другие планы, лечиться некогда. В конце концов… – он медленно, лениво повращал плечами, – Далия обещала мне бой.

Женщины одновременно повернулись к ней. Четыре пары глаз широко распахнулись. Грейс проглотила ругательство – не было ни малейшей надежды на то, что эта сценка не дойдет до ушей ее братьев.

– Ты уже поел лепешек, – бросила она.

Он широко раскрыл глаза.

– Разве?

– Да, – сказала она. – И помешал работе этих женщин. А у них есть дела поважнее, чем точить тут с тобой лясы.

– Нет, мисс, – возразила Элис. – Давненько нас никто так не развлекал, как вы двое.

– Точно. Девчонки ни за что не поверят, что герцог вот так просто пришел и сел возле моего корыта, – согласилась Дженни, покачав головой, и наклонилась, чтобы вытащить еще одну вещь из корзинки у себя под ногами. Бросив в лохань серый льняной жилет, она нагнулась, выудила со дна камень и начала тереть им жилет, смывая грязь.

– Может, они поверят скорее, если вы скажете им, что я помогал?

Эван посмотрел вниз, на корзинку, стоявшую между ними, вытащил из нее еще один грязный комок и встряхнул его. Это оказалась большая рубашка. Он сунул руки в лохань и тоже выудил камень.

Глаза Грейс широко распахнулись.

Женщины вокруг лохани застыли, и честное слово, казалось, что застыл весь Гарден – ребятишки на улице, часы на рыночном павильоне.

– Ваша светлость. – Дженни наконец-то обрела дар речи, и в голосе ее звучало потрясение. – Вы не можете…

Он взглянул на нее.

– Вообще-то могу. Я не всегда был герцогом.

«Он сошел с ума». Глаза Грейс расширились – это прозвучало откровением, признанием и угрозой всему, что было ему дорого. Она не сдержалась:

– Прежде ты был графом.

Он посмотрел ей в глаза, и она услышала его слова так, словно он произнес их вслух. «Я не это имел в виду».

Она возмутилась.

– Графы тоже не занимаются стиркой, ваша светлость.

– Я занимаюсь, – просто ответил он, возвращаясь к своему занятию и оттирая грязные пятна с рубашки, пока весь мир смотрел на него широко распахнутыми глазами.

Наконец Дженни снова заговорила:

– Прошу вас, ваша светлость. Не надо. Не пристало вам… – Она замолчала и посмотрела на Грейс, словно умоляя: «Помоги, пожалуйста!»

Грейс собралась встать. Отозвать его в сторону. Но тут он спросил:

– Ты всегда передвигаешься по крышам?

Грейс мгновенно замерла, услышав этот вопрос, и не ответила.

– С тех пор, как еще девчонкой была, – ответила за нее Элис и засмеялась. Голос ее был сочный и низкий. – Мой мальчишка учил ее залазить наверх.

– Ей требовались уроки, вот как?

«Мне не требовались уроки».

Эван повернул голову и уставился на Грейс, продолжая тереть камнем рубашку быстрыми, умелыми движениями, словно делал это всю жизнь.

Делал. Он занимался этим тут. В переулке вроде этого. В конце концов, он был мальчишкой из Ковент-Гардена задолго до того, как стал выпускником Итона.

Хотя мускулы на руках не казались Грейс приобретенными в Итоне.

К счастью, он прервал ее мысли прежде, чем она успела в них увязнуть.

– Расскажи мне про мальчика, который учил тебя лазать.

«Ты учил меня лазать». Она не могла бы сосчитать, сколько раз они вместе сидели на верхушках деревьев.

Но Грейс просто сказала:

– Азриель.

Она вытащила из корзинки Элис пару штанов и окунула их в лохань. Улыбнулась пожилой женщине, выхватила из воды щетку и начала тереть.

– Он показал нам все опоры для ног в Гардене.

Элис рассмеялась.

– Из-за этого ребенка у меня каждую неделю сердце останавливалось, удержу он никакого не знал.

– Как кот, – отозвалась Грейс. – Как у него дела, Элис?

Женщина улыбнулась, и Грейс сразу увидела материнскую гордость.

– О, у него все хорошо. Все еще работает в том казино на Сент-Джеймс, но время от времени заглядывает домой поужинать.

Азриель был одним из немногих, кто покинул Гарден в поисках работы и нашел ее, став охранником в «Падшем ангеле», одном из самых востребованных мужских клубов Лондона.

– Передай ему, что Далия благодарит его за все те давние уроки.

Элис кивнула.

– Передам.

Грейс взглянула на Эвана, и ей не понравилось, как он на нее смотрит. А может, слишком понравилось.

– Не надо. Не надо так на меня пялиться.

– Как?

– Как будто я тебе нравлюсь, – ответила Грейс, снова занявшись стиркой.

– Ты мне всегда нравилась, – просто ответил он, и она не удержалась, украдкой бросив на него взгляд.

Они не должны друг другу нравиться.

Она окинула взглядом круг женщин и снова задержалась на Эване.

– А вы, милорд, – кто научил этому вас?

Уголок его рта приподнялся.

– Не думаю, что вы имеете в виду стирку.

Женщины рассмеялись, и Дженни прохрипела:

– А я бы не отказалась услышать и эту историю.

– Моя мать, – просто ответил он.

Грейс невольно посмотрела на него, зная, что ничего простого в этом нет. Его мать, в далеком прошлом любовница одного из самых почитаемых герцогов в Британии, была вместе с ребенком вышвырнута сюда.

– Ваша мама! – воскликнула Элис, широко распахнув глаза. – Герцогиня, и занималась стиркой?

– Не только стиркой, – ответил он. – Что скажете, если узнаете, что она меня и драться учила?

– Батюшки! – охнула третья женщина. – Я бы сказала, это прям настоящая герцогиня из Ковент-Гардена!

– Так и есть, – улыбнулся он, и все опять рассмеялись. Все, кроме Грейс, которая не могла отвести от него глаз. И когда он тоже посмотрел на нее, она увидела все, о чем он умолчал, и возненавидела это. А затем он закончил фразу: – Может быть, я должен подыскать себе другую герцогиню Гардена.

Смех мгновенно оборвался, и в кружке прачек повисла тишина, похожая на тайну. Грейс была близка к панике.

Но всего лишь минуту.

Она положила постиранные штаны в кучку чистого белья, кашлянула и сказала:

– Довольно.

Он поднял глаза.

– Правда? А почему?

Она долгую минуту пристально рассматривала его. Неужели и вправду не понимает?

Может быть, он все тот же безумец, каким был когда-то?

Причем безумец опасный.

– Потому что тебе здесь не место, Марвик.

Он вздрогнул, услышав это имя, и поднялся, двигаясь с некоторой скованностью, которую пытался скрыть, но она все равно заметила. Когда их взгляды встретились, в его глазах мелькнуло что-то, и она вспомнила, что видела это в их юности. Вызов.

Он знал главное – знал, что если проявит слабость, Гарден сожрет его на ужин. Он всосал это с молоком матери, именно тут. Его место здесь, и он может доказать это, если ему дадут такую возможность. Разве не в этих кварталах он родился? Разве не научился ориентироваться в лабиринте улиц к востоку от Друри-лейн до того, как остальные вообще узнали о существовании Друри-лейн?

Но он оставил все это. А она пришла и забрала.

И теперь Гарден принадлежит ей, и она понимает это лучше, чем он может себе вообразить.

А он заставил их всех чувствовать себя дураками, когда заявился сюда в своей красивой одежде, с безупречной речью и ухоженными ногтями.

Грейс вскипала от негодования.

– Ты слишком углубился в Гарден, чтобы попасть прямо в Мейфэр, герцог, – сказала она, указав подбородком на запад. – Следуй за солнцем и постарайся найти себе ночлег раньше, чем встретишь на улицах решительных парней.

Она заставила себя отвернуться и подойти обратно к стене, чтобы забраться на крышу и вернуться к работе. Будь она проклята, если станет провожать тоскливым взором его удаляющуюся спину.

– Пока на этих улицах мне ничто не угрожает, верно, Далия? – крикнул он ей вслед, и она не сдержалась. Повернулась обратно.

Он не уходил. Он направлялся к ней, медленно и непринужденно, словно бедро у него не саднило и плечо не горело огнем, а на самодовольном лице не расцветали синяки. Ну как это возможно, чтобы он по-прежнему оставался таким красивым?

– Разве ты не заявила, что защищать меня – твой долг?

Она выпрямилась в полный рост, когда он приблизился.

– Я не говорила про защиту, нет.

– Нет? Я слышал это очень отчетливо, – произнес он, понижая голос так, чтобы тот сделался певучим и таинственным, но достаточно громким, чтобы прачки их слышали. – Ты отчетливо сказала, что я твой.

Грейс, стараясь не обращать внимания на обволакивающую магию его слов, прищурилась и поглядела на женщин, дрожавших от возбуждения. Он устраивал представление, и от этого ей стало не по себе.

– Значит, удары по голове повредили тебе мозг, потому что я ничего подобного не заявляла.

– Нет?

– Нет. Я сказала, что твоя битва – это моя битва.

– А если я скажу, что я и есть битва?

Раздался чей-то негромкий вздох, но Грейс пропустила его мимо ушей. Проигнорировала и то, что он явно ждал ее вздоха.

– Ты слишком долго был франтом, чтобы это было правдой.

Он долгую минуту смотрел на нее.

– А что, если именно среда аристократов сделала меня бойцом? Что, если с годами я переполнился гневом и ядом, превратившись как раз в такого громилу, от какого ты не откажешься?

Она замерла.

– Что, если я и есть битва? – повторил он уже шепотом. – Если это все, на что я сейчас способен?

Солнце опустилось низко, едва не касаясь крыш, отбрасывая последний свет в переулок, добавляя золота в цвет ее волос, в цвет его глаз – и глаза эти сейчас пылали, глядя на нее.

Глаза, что преследовали ее во снах – единственном убежище, где она могла позволить себе вспоминать их.

Он понизил голос:

– Что, если ты не сможешь потребовать боя, не потребовав сначала меня?

Она просто вдохнуть не могла – такие образы вызвали эти слова.

И воспоминания, нахлынувшие с ними.

Она их не хотела. Не хотела шепота о прошлом. Не хотела смятения настоящего. Не хотела ощущать на своих губах его вкус, не хотела вспоминать, как она рассыпалась на части от его прикосновений.

Он стоял так близко, что она могла к нему прикоснуться.

– Ты собираешься это есть?

«Что?»

Он указал кивком. Она проследила за его взглядом и увидела, что все еще держит в руке наполовину съеденный скон.

– Лепешку, – сказал он. – Собираешься доедать?

Грейс прижала ее к груди.

– Ты просишь, чтобы я ее тебе отдала?

– Будет жаль, если она пропадет.

Она прищурилась.

– Тебе не хватает лакомств, герцог?

Вопрос вызвал в нем мгновенную перемену.

– Да. – Голос опять сделался низким и таинственным. – Господи, да. Целая жизнь, лишенная лакомств.

Она опешила.

Снова эта полуулыбка. Такая знакомая еще с детства.

– Но я хочу не скон.

Он поднял руку к ее лицу, заправил за ухо выбившуюся прядку волос, и Грейс бросило в жар. Она резко втянула в себя воздух.

– Тогда чего?

– Только того, чего хочешь и ты.

Он повернул к себе ее лицо. А затем впился губами в ее губы, скон, из-за которого возник жаркий спор, упал на землю, и Грейс пропала.

Это отличалось от поцелуев той ночью, когда она была в маске, и в парике, и с глазами, подведенными так, что никто бы ее не узнал. Когда он дарил ей тайное наслаждение просто ради наслаждения. Ни прошлого, ни будущего, только настоящее.

Конечно, все было другим. Потому что этот поцелуй длился всегда. Этот поцелуй был обещанием и угрозой, историей и предположением. Он был итогом тех двадцати лет, когда она хотела его, хотя знала, что никогда не получит.

Он был мучительным и сладким, восхитительным и опасным, он обнажал ее здесь, в золотистом свете заходящего солнца Ковент-Гардена, где она еще никогда не оголялась. Где никогда не чувствовала себя настолько в безопасности, чтобы раскрыться.

Но сейчас, когда он обнимал ее, прижимал к себе, она была дома. И ей ничто не угрожало. По крайней мере пока они целовались.

«Не останавливайся».

Эта мысль пронзила Грейс, когда она обвила руками его шею, чтобы удержать его здесь, рядом, как чистое наслаждение.

«Пожалуйста, никогда не останавливайся».

Похоже, он и не собирался останавливаться. Напротив, когда она приподнялась на цыпочки, чтобы сравняться с ним ростом, его руки крепко обняли ее за талию, плотно прижали к телу, состоявшему из мускулов и силы.

Он хотел ее. Так же сильно, как она хотела его.

Грейс вздохнула, поняв это, но звук этот потерялся в поцелуе, когда он зарычал и еще крепче прижал ее к себе. Его большая, теплая рука скользнула по ее спине, поползла вверх, зарылась в непослушных кудрях. В этой ласке не было нежности, пальцы его напряглись, он набрал полный кулак ее волос, удерживая на месте.

Хорошо. Она и не хотела нежности.

Он целовал все сильнее, и она приоткрыла рот, его язык скользнул внутрь. Грейс повторила его движение, стиснув шелковистые пряди его волос. Он не мог насытиться ею. А она не могла насытиться им. Затем он повернул ее, поднял, затолкал за высокий штабель ящиков и бочек.

Притиснул к стене, едва скрывшись от взглядов прачек, прижал ладони по обе стороны от ее головы, удерживая так для поцелуев – все более и более опьяняющих, более и более отчаянных, угрожавших затянуть ее все глубже и глубже.

Грозивших, что она начнет умолять…

«Только не останавливайся».

И тут он своим сильным бедром раздвинул ее ноги, его плоть прижалась к ее ноющему лону, и из горла Грейс вырвался негромкий вскрик – такой тихий, что его услышал только он, но казалось, от этого вскрика он запылал. Она провела руками по его широкой груди – вовсе не такой худощавой, как в прошлом году. Теперь это были сплошные мускулы – новая топография, достойная создания новой карты.

Ее пальцы скользнули по ребру, и Эван резко втянул в себя воздух. Боль. Железный кулак Трущоб. Сломанное ребро. И все же он нашел время, чтобы пофлиртовать и подразнить. Нашел силы, чтобы последовать за ней.

«Я всегда буду следовать за тобой, Грейси. Всегда».

Клятва, эхом донесшаяся через годы.

Одна из его ладоней скользнула ей под пальто, сжала бедро, чтобы удерживать на месте. Когда Грейс качнулась ему навстречу, он разжал руку, скользнул вверх, обхватил грудь.

Они стояли в самом центре Трущоб. В нескольких ярдах от любопытных зрителей. Его нужно остановить.

Но она не хотела.

Когда его большой палец нырнул под корсет и грубо обвел напрягшийся сосок, Грей опустила руку и положила на его грешную плоть. Та была твердой, горячей и просто совершенной, и когда она услышала низкий, хриплый стон, то отозвалась на него гортанным смехом – его наслаждение пронизывало ее с такой же остротой, как ее собственное. Она запустила пальцы свободной руки ему в волосы и пососала его нижнюю губу – головокружительно долго, наслаждаясь вкусом Эвана и роскошной полнотой этой губы.

Его стон сменился чем-то другим. Чем-то хищным.

Но она больше не была добычей.

Сегодня они на равных.

Охотятся друг на друга.

Разве сможет она когда-нибудь остановиться?

– У вас там все в порядке?

Этот возбужденный вопрос послышался откуда-то издалека. Казалось, за много миль, но все равно прозвучал, как пушечный выстрел, а следом раздалась какофония лукавого, восторженного хохота.

Она резко отпрянула, хватая ртом воздух, возвращаясь в Гарден. Эван окинул взглядом улицу, камни, которые с каждой секундой становились все темнее – солнце превращало небо на западе в преисподнюю.