Текст книги "Возлюбленная герцога"

Глава 25

Следующим утром, едва солнце окрасило лондонские улицы тусклым светом холодного осеннего дня, братья нашли ее на крыше.

– Между прочим, у нас есть в общей сложности – сколько? пять домов? – произнес Девон, встав рядом с трубой, на которой она сидела, положив руку на колено и глядя поверх крыш в сторону Мейфэра. Он поднял воротник пальто и скрестил на груди руки. – Могли бы найти для встречи местечко и потеплее.

Грейс даже не взглянула на него.

– Мы всегда предпочитали крыши. Как ты говорил? «Мы никогда не сможем оказаться дальше от грязи, чем тут, наверху».

– М-м-м, – протянул в ответ Девон, покачиваясь на пятках. – Но теперь Уиту принадлежит вся южная сторона Беркли-сквер, так что взгляни-ка на нас сейчас.

Никто не засмеялся.

Вместо этого Уит обогнул трубу, оказавшись в поле зрения Грейс, прислонился к невысокой стене, ограждавшей крышу, скрестил лодыжки, глубоко засунул руки в карманы и ссутулился от ветра.

– Клуб превратился в чертово месиво.

Да уж. Разбитое стекло, искромсанные на лоскутки шторы, разломанная мебель, ни единого целого окна. Кто-то опрокинул канделябр, и в ковре прогорела дыра.

Грейс кивнула.

– И это только интерьер! Хорошо, если мы когда-нибудь снова увидим хоть одного члена клуба.

– Да ну, – бросил Девон. – Они обязательно вернутся. Ты же обещала им цирк, и разве не сдержала слово?

– Клуб разрушен, – отозвалась Грейс. – Я отправила персонал по домам.

Она не хотела смотреть братьям в лицо.

– Ну, с дюжину человек уже внутри, им не терпится взяться за уборку, так что я бы сказал, твоя главная проблема – мятеж, – проговорил Девон. – Зева и Вероник выкрикивают приказы, как настоящие лейтенанты. Может, тебе стоит заказать им униформу, после того как обновишь обои?

Вспыхнуло раздражение.

– Я всем велела идти домой.

– Все исправимо, – сказал Уит, не обращая внимания на ее слова. – Ты богата, а у нас есть связи с производителями шелков, мебельщиками, декораторами. Ну, то есть если мы все еще говорим о клубе.

Девон задумчиво постучал тростью по крыше.

– Ну, если честно, то и остальное можно восстановить. Кому как не нам это знать.

Грейс взглянула на него.

– Остальное?

Он поверх ее плеча поймал взгляд Уита.

– Дурочкой прикидывается.

Уит пробурчал:

– Она никогда не любила о нем говорить.

«Эван».

– Мы слышали, он опять разбил тебе сердце, Грейси, – участливо сказал брат.

И от этих слов, мягких и добрых – она в жизни не слышала, чтобы Девон так по-доброму разговаривал с кем-нибудь, кроме Фелисити, – она едва не сломалась. Грейс крепко сжала губы.

– Ну что, теперь-то мы можем от него избавиться? – пробурчал Уит.

– Он любит меня, – сказала она.

– Он всегда тебя любил, – отозвался Девон. – Но мне не кажется, что любовь должна разбивать сердца. Если уж на то пошло, как раз наоборот.

– Он хочет на мне жениться, – проговорила она, обращаясь к крышам. – И я стану герцогиней Марвик.

Братья долго молчали, затем Уит что-то буркнул, давая понять, что они услышали.

– Так. Значит, вот в чем загвоздка, – сказал Девон.

Опять долгое молчание, затем голос Уита:

– И что ты ему ответила?

Она резко вскинула голову и посмотрела на него, чувствуя, как ее охватывает раздражение вперемешку с чем-то, похожим на ощущение предательства. Перевела взгляд на Девона и обратно.

– Как по-твоему, что я ему ответила?

– Ага. Значит, он не разбил тебе сердце, – уточнил Уит. – Это ты разбила ему.

– Кто это сделал тебя таким специалистом в сердечных делах? – рявкнула Грейс. – Секунду назад ты жаждал расправы.

Его брови взлетели вверх.

– Полегче, Грейси.

– Не то чтобы мы приняли его сторону, – сказал Девон. – Просто мы считаем, что лежачего не бьют.

– Честно говоря, я не испытываю сочувствия к ублюдку, – добавил Уит.

– Ну? И что он теперь будет делать? – спросил Девон.

Уит покачал головой.

– Мы никогда не могли предсказать его действия.

Долгое молчание, затем Девон стукнул тростью. Раз. Два. Три.

– Грейс могла.

Ей не понравились его слова. В них была чистая правда, которую чувствовало ее сердце. Острое воспоминание о том, как он уходит – новый для нее человек. Изменившийся, как и она.

Навсегда.

Она знала, что он будет делать. Все кончено.

– Он уедет, – сказала она, и боль в груди сделалась почти непереносимой. – Уедет и никогда не вернется.

Ирония заключалась в том, что он наконец-то сделал именно то, чего, по ее словам, она от него добивалась.

А теперь она хотела только одного – чтобы он вернулся и остался с ней.

– Он уже уехал, – произнес Девон.

Боль была, как от удара.

– Откуда ты знаешь?

– Мы следили за ним с самого его возвращения.

Она бросила на него резкий взгляд.

– Зачем?

– Ну, прежде всего, – он уселся на высокий выступ крыши, – всякий раз, как он появлялся тут в прошлом… как надолго? – Он посмотрел на Уита, чтобы тот уточнил временные рамки.

– Навсегда, – пожал плечами Уит.

– Точно. Всякий раз, как он появлялся тут навсегда, он пытался уничтожить одного из нас. – Девон помолчал, затем добавил: – Должен заметить, что первой, кого он попытался убить, была ты. Но вот мы здесь – жизнь странная, таинственная штука.

– Он не пытался меня убить, – возразила Грейс.

На крыше замерло все – казалось, даже холодный осенний ветер перестал дуть, давая возможность как следует осознать услышанное.

– Откуда ты знаешь? – спросил Девон.

– Он мне все рассказал, – ответила она. – Старый герцог желал моей смерти.

– Потому что ты была доказательством его деяний.

Грейс кивнула.

– И не только, – вставил Уит. – Он хотел избавиться от тебя, потому что знал – ему не получить наследника, если у Эвана останется хоть какая-то надежда на тебя.

Уит всегда видел то, чего не замечали остальные.

– Да, – сказала она. – Но Эван никогда бы не сделал мне больно.

– Однако мы все тому свидетели, – отозвался Уит. – Все видели, как он бросился на тебя.

– Нет. – Это вмешался Девон. – Он кинулся не на нее, а на меня. Я все время гадал, зачем он так дерзко посмотрел мне прямо в глаза. Думал, потому что хотел со мной сцепиться.

– Хотел, – сказала Грейс. – Хотел завязать с тобой драку, чтобы дать нам время убежать.

Наступила тишина. Все они погрузились в воспоминание о той роковой ночи, прокручивая события в обратном порядке.

– Господи. – Уит первым нарушил молчание. – Он полностью покорился Марвику, чтобы спасти нас.

– Старик должен был знать, куда мы убежали, – сказал Девон.

«Он знал, где вы, – сказал ей Эван, – но мне этого так никогда и не открыл».

Грейс кивнула.

– Мы были маленькие, перепуганные и наверняка оставили за собой вереницу следов. Но он за нами не погнался.

Девон мгновенно понял суть задумки.

– Старик использовал нас как дубину над головой Эвана. Он знал: стоит ему ослушаться, и последует расправа над братьями и сестрой.

Как же они не разгадали коварный замысел этого монстра?

– Господь свидетель, он и до этого тысячу раз размахивал перед носом безопасностью каждого из нас, чтобы держать всех на поводке.

– В первую очередь моей безопасностью, – добавила Грейс.

– М-м-м, – согласился Уит. – И никто не боялся за жизнь Грейс больше, чем Эван.

Трость Девона ударяла о крышу в ровном, задумчивом ритме.

– Проклятье, – прошептал он наконец с благоговением в голосе. – Он отказался от тебя. Передал нам, под нашу защиту. Ничего удивительного, что он был готов взорвать половину Лондона, когда решил, что мы тебя не уберегли.

– Он отказался от всего, – сказала Грейс то ли им, то ли себе.

От братьев, которых только что обрел.

От нее.

«Я полюбил тебя в тот момент, когда впервые увидел целую жизнь назад, но те чувства бледнеют по сравнению с тем, как я люблю тебя сейчас».

– Он подарил нам друг друга, – проговорила она, глядя на крыши. Целых двадцать лет она передвигалась по этому городу на высоте, считая, что крыши – единственное место, где можно чувствовать себя неуязвимой.

– Все эти годы мы думали, что он выбрал титул вместо нас, – сказал Уит. – А на самом деле он выбрал титул ради нас. Принес себя в жертву.

– Не ради нас, – поправил его Девон. – Ради Грейс.

Он пришел к ним несколько недель назад, чтобы они подвергли его наказанию. Поклялся, что покроет нанесенный ущерб. А на самом деле Эван нес это наказание двадцать лет.

– Ты сказал, что он уехал. – Грейс полными слез глазами посмотрела на Девона. – Куда?

– На северо-восток.

В сторону Эссекса.

Назад в имение. В место, которое все они ненавидели, потому что оно так многого их лишило. В первую очередь его. Грейс хотелось завизжать, но вместо этого она вскочила на ноги, переводя взгляд с одного брата на другого.

– Он не должен там быть.

– Он герцог Марвик. Где еще он должен быть? – спросил Девон.

«Где угодно, только не там».

– Он ненавидит этот титул. Ненавидит дом, который его погубил, – сказала Грейс. – Это место уничтожило его так же, как уничтожало нас.

«Еще сильнее».

Грейс посмотрела на братьев.

– Ему это не нужно.

– Ты имеешь в виду особняк?

– Вообще все, – уточнила Грейс. – Но у него нет выхода, верно?

«Я хочу тебя, – сказал он. – Я хочу тебя, я люблю тебя».

Только с ней он может быть счастлив.

Они могут быть счастливы вместе.

– Он хочет меня, – негромко произнесла она.

– Тогда почему уехал? – спросил Девон.

– Потому что… – начала Грейс и замолчала, не желая заканчивать фразу. «Потому что я испугалась взять то, чего хочу».

Договорил Уит:

– Потому что ему больше некуда идти.

Потому что она опять его оттолкнула. Опять от него убежала. Но на этот раз он этого не заслуживал.

Ее захлестнуло сожаление – сожаление и еще что-то, куда более мощное.

Потребность.

Она нуждалась в нем. И стыда в этом не было. Только обещание. Только надежда.

Грейс вскочила на ноги.

– Он не должен там быть, – повторила она. – Он должен быть здесь. Со мной.

Она не знала, как это произойдет. Но это произойдет.

Но если выбирать между жизнью с ним и жизнью без него, то у нее нет выбора. Во всяком случае, достойного рассмотрения.

Она королева Ковент-Гардена и всегда превращала невозможное в возможное.

– Я совершила ошибку. И должна ее исправить.

Девон гневно взглянул на нее.

– Только попробуй.

– Я люблю его.

– Пропади он пропадом, – отозвался Девон.

– Я люблю его и должна его спасти.

Уит пробурчал:

– Полагаю, теперь мы не сможем отправить его на тот свет.

– Какая жалость. – Девон драматично вздохнул. – Велю заложить карету.

Несколько часов спустя Эван вошел в Бергси-Хаус, чтобы встретиться со своим прошлым.

Никто не появлялся в особняке вот уже целых десять лет, с тех пор как Эван принял герцогство и уволил из главного дома всю прислугу, точно зная, что даже если у него все получится, если он все же найдет Грейс и убедит ее выйти за него замуж, он все равно не сможет жить в этих стенах, которые не принесли ему ничего, кроме боли.

Свет заходящего солнца струился сквозь западные окна. Эван зажег давно забытую тут свечу и зашагал по коридорам и залам огромного особняка, по пыльным, истертым коврам, огибая мебель, которой десяток лет никто не пользовался, с выцветшей за эти годы обивкой.

Десять лет пыли и запустения, а дом все тот же; огромный холл, красное дерево и каменная кладка, украшенная гобеленами, висевшими тут с самого зарождения герцогства; знакомый запах свечного воска и истории; тяжелая тишина, поселившаяся тут с тех пор, как Девон, Уит и Грейс сбежали, и медленно лишавшая его разума.

Эвана словно отбросило назад с силой удара покрытого шрамами кулака на грязной улице Ковент-Гардена.

Он поднялся вверх по лестнице; карта этого места отчетливо отпечаталась у него в голове. Проходил портрет за портретом – строй герцогов, маркизов, графов и лордов, чьи имена вбили в него еще в детстве. Все почтенные люди, составившие безупречный род Марвиков.

И Эван, следующий в роду.

Едва ли его отец догадывался, что Эван никогда этого не хотел.

Едва ли догадывался, что Эван никогда не подарит ему радость продолжения рода. Что у этого герцогства никогда не будет наследников.

Только не после Эвана.

Эвана, который, для начала, никогда и не был настоящим наследником.

Он поднялся на второй этаж, затем на третий, где солнечный свет уже мерк в темноте сумерек, и пересек особняк от восточного крыла до западного.

Ему не требовалась свеча, план этого дома навеки отпечатался в голове, и он мог бы пройти его весь в непроглядной темноте, если бы потребовалось. Эван шел по коридору и отсчитывал двери. Первые две.

Третья. Четвертая.

«Осторожно, скрипучая половица».

Пятая.

Пересечь коридор.

Шестая. Седьмая.

Восьмая.

Он провел пальцами по двери комнаты, когда-то принадлежавшей ему; по двери, которую Грейс бессчетное количество раз находила в темноте. Эван прижал к ней ладонь, стараясь не поддаться желанию повернуть ручку. Нагнуться и посмотреть в замочную скважину.

Ему это не требовалось. Он помнил каждый дюйм этой комнаты. Каждую половицу. Каждое стекло в окне. Ему не требовалось заходить туда. Он пришел сюда не ради прошлого, а ради будущего.

За девятой по счету дверью скрывалась узкая лестница, ведущая на четвертый этаж, к герцогским апартаментам, размером раза в три больше, чем самая большая комната на третьем этаже.

Хозяйские покои.

Герцогские.

Эван сделал глубокий вдох, повернул ручку и шагнул внутрь, чтобы встретиться с врагом.

Апартаменты отца заперли первыми, сразу же, как только его тело остыло. С тех пор Эван туда не заходил и даже не представлял, что вернется сюда – боялся встречи с тенью своего мучителя.

И может быть, вернись он раньше, то такими бы эти комнаты и нашел – полными воспоминаний о человеке, который интриговал, манипулировал и угрожал ему снова и снова. Человеке, укравшем всякую надежду на счастье и вынудившем его повернуться спиной к тем, кого он любил – ради того, чтобы их защитить.

Но теперь все изменилось.

На улице окончательно стемнело, и Эван поднял свечу, проходя по комнате мимо большой кровати и давно опустевшего камина, перед которым стояли массивные, никому не нужные кресла. Тишина уже не казалась ему такой зловещей, как годы назад.

Напротив, она казалась приветливой, словно вся эта комната, весь дом, само герцогство ждали возвращения Эвана. Ждали вот этого.

Он остановился перед портретом отца, писанным маслом. Картина, казалось, сумела избежать обветшания, от которого пострадал весь особняк, словно его отец продал душу, лишь бы его всегда помнили вот таким – непогрешимо красивым, с янтарными глазами, унаследованными всеми тремя его сыновьями.

Эван никогда не задерживался напротив этого портрета, его коробило сходство, которое он улавливал между собой и отцом. Глаза, волна белокурых волос, угловатый подбородок, длинный прямой нос – у Эвана был бы точно такой же, если бы Девон его не сломал, не преподнес бы ему такой подарок.

Два десятка лет Эван думал, что сломанный нос – единственное, что отличает его от отца. Единственное, что делает его другим, – разве не сделал он сам тот же выбор, что и зачавший его человек?

– Ты, ублюдок. – В этой комнате, где целых десять лет не было слышно ни единого звука, и слова прозвучали как выстрел. – Ты любил бросать в нас это слово. Как оружие. Потому что мы тебе не принадлежали. И ты думал, что мы от этого страдали. Ты так и не понял правду, никчемный ты трус. Ты не понял, что мир свяжет нас воедино, и это сделает нас сильнее тебя.

Он уставился на своего отца сквозь тьму и прошедшие годы.

– Ты не понял, что это станет твоим крахом. Но всегда знал, что причина будет в ней, верно? – прошептал он, наконец позволив себе вспомнить, зачем пришел. – Ты боялся ее из-за того, чем она была для меня, и это еще до того, как я понял, что значит любить ее. До того, как я понял, что значит обладать ею, видеть будущее и знать, что ему не обязательно быть гнетущим и безрадостным. Что оно может стать насыщенным, полным жизни и надежд. Полным любви.

Эван помолчал, шумно дыша в тишине. Зная, что стоит в этой комнате в последний раз. Зная, что в последний раз уделяет крупицу своего времени этому человеку. Этому месту. Имени, которое никогда ему не принадлежало.

Зная, что сегодня же покинет ненавистное имение, вернется в Лондон и приступит к выполнению обещания, данного давным-давно территории, которую всегда любил. Женщине, которую любит.

«Мы изменим все это».

Вместе.

Эван поднял свечу, посмотрел в глаза отцу и произнес:

– Правильно ты ее боялся. Но тебе следовало бояться и меня.

И поджег портрет.

Пламя занялось мгновенно, рама и холст послужили идеальным фитилем. Эван повернулся, чтобы уйти, когда пламя поползло по стене, пожирая комнату, словно было наделено сознанием и знало, что от него требуется.

Эван вышел из комнаты и зашел в следующую, понимая, что у него есть один-единственный шанс оставить все позади и вернуться в Лондон. Вернуться к Грейс и начать новую жизнь. Вместе. Вдалеке от этого пространства и обитающих в нем призраков. Быстро, методично он поджигал другие портреты, огонь распространялся по старой штукатурке и высушенному дереву, вниз по лестнице, разгорался куда быстрее, чем он себе представлял.

Об этом пожаре в Эссексе будут говорить еще много лет. И с каждой секундой, с каждым новым языком пламени Эван чувствовал себя все более свободным.

Свободным, чтобы вернуться домой.

К ней.

Когда пожар запылал, к полному его удовлетворению, стал достаточно жарким, чтобы прикончить это обиталище зла, Эван направился к двери. Языки пламени весело плясали вокруг.

«Отлично. Конец близок».

Он больше не желал тратить ни единой минуты на размышления о прошлом.

Он рвался в будущее.

К Грейс.

Он пересек большой холл, направляясь к выходу, а языки пламени лизали перила второго этажа. Сквозь распахнутую дверь он видел, что они уже прорвались в оранжерею. Быстрые, как ярость. Пылкие, как свобода.

Эван взялся за дверную ручку и рывком распахнул парадную дверь. Холодный воздух казался особенно приятным после пылающего жара внутри. Но прежде, чем он успел шагнуть за порог, сверху послышался зловещий скрежет. Он остановился посмотреть на второй этаж, на балкон над входом, уже поглощенный пламенем.

Эта задержка оказалась ошибкой.

С ужасным грохотом от стены отделился балкон, и среди всего это треска и скрежета он различил ее голос.

Глава 26

Грейс и ее братья долго добирались до Бергси.

Долгие часы в молчании… Атмосфера в карете будто сгущалась от воспоминаний, ведь они возвращались в обитель, которая их сформировала – месть Девона, ярость Уита и могущество Грейс. И пока колеса грохотали, а мили растягивались в часы, все они погружались в прошлое. Через три часа пути, когда начало смеркаться, Девон сказал:

– Господи. Я и забыл, как это далеко.

– Нам потребовалось два дня, чтобы добраться до Лондона, – напомнил Уит, рассеянно потирая бок; ему вспомнились ребра, сломанные как раз перед той бесконечной дорогой.

Спустя еще тридцать минут нервозность Девона сделалась едва выносимой; он почти беспрерывно постукивал тростью по носку сапога.

– Я и забыл, какая здесь унылая пустошь…

– Зато я помню, – негромко отозвалась Грейс, глядя в окно. Вдалеке, пылая желтым и оранжевым, садилось солнце. – Помню, как тут было одиноко до того, как появились вы. – А когда мальчики приехали, ей показалось, будто в имении кто-то зажег фонари. – Хотя, полагаю, мне не следует пускаться в такие воспоминания, учитывая, чем закончилось ваше пребывание тут.

– Наше пребывание тут закончилось тем, что мы нашли друг друга, – произнес Уит голосом низким и скрипучим, всегда звучавшим так, словно перед этим он неделю молчал. – Из нашего пребывания тут родились Бесперчаточники. – И в слабеющем вечернем свете он посмотрел Грейс в глаза. – Грейс, я бы изменил многое в нашей жизни, но только не пребывание здесь. И никто из нас этого не захотел бы.

Трость Девона опять стукнула.

– Хотя вот прямо сейчас я с радостью выбросил бы эту дурацкую трость-шпагу Дьявола.

Стук прекратился.

– Да пошел ты.

Не обращая внимания на их перепалку, Грейс опять уставилась в окно. Свет почти угас, тьма торопливо растекалась вокруг, следуя за их каретой. Как далеко они уже отъехали от дома? Сколько еще времени пройдет, пока она увидит его и скажет ему правду, скажет, что любит его? Что хочет быть с ним.

И что все остальное они непременно уладят.

Прошло двадцать лет без него, и с нее хватит. Она покончила с прошлым.

Грейс смотрела в темноту, погрузившись в свои мысли, пока Уит и Девон цеплялись друг к другу, не прекращая перепалку. Она все отчаяннее хотела увидеть Эвана, проигрывая в голове каждую минуту из тех, которые они провели вместе после его возвращения в Лондон.

Клуб. Его крыша. Переулок с прачками.

Драка в Гардене.

Поцелуи в его саду.

Маски, которые они носили.

– Как он узнал? – негромко произнесла она.

Девон поднял на нее глаза.

– Узнал что?

– Что это я. В темноте в ту ночь, когда очнулся. На ринге, с мешком на голове.

На этот раз ей ответил Уит:

– Он всегда тебя узнает, Грейс.

«Я никогда не перестану тебя искать, Грейс».

А она его оттолкнула…

«Ты мое начало и мой конец. Моя вторая половина. И всегда была».

За двадцать лет она сумела себя убедить, что это неправда. Что, кем бы они друг другу ни были, о чем бы она ни тосковала, все это фантазия. Плод воображения.

И была наполовину права. Это и в самом деле была фантазия.

Но уж кто-кто, а она-то знает лучше всех, что фантазия зачастую бывает куда реальнее и гораздо могущественнее, чем действительность.

И сегодня вечером она хочет превратить фантазию в реальность. Точка.

Если бы только карета ехала чуточку быстрее.

Грейс снова выглянула в окно. Вдалеке багрово пылал закат. И тут до нее дошло, что такого не может быть. Для заката уже слишком поздно.

Она смотрела не на солнце.

«Нет».

– Нет. – Грейс выпрямилась и уперлась ладонями в окно. – Что он наделал?!

Это не закат.

Это пожар.

* * *

Бергси-Хаус был охвачен огнем.

Карета остановилась в сотне ярдов от особняка, настолько близко к огню, насколько решился подъехать кучер. Кабриолет покачнулся под его весом, когда он спрыгнул с облучка. Грейс нашарила ручку, распахнула дверцу и вылетела из экипажа.

«Что он наделал? Где он?»

– Что он натворил?

– Он всегда был ненормальным… но это…

Уит и Девон мчались за ней по пятам. Она проскочила мимо лошадей и стремглав понеслась к особняку, пылающему в ночи.

Он решил сжечь его дотла. Ради нее.

– Грейс! – послышался сзади вопль Девона. – Нет!

Она, не слушая, неслась сквозь тьму к пожару.

Тяжелая стальная рука обхватила ее за талию, и Грейс завизжала, пытаясь вывернуться. Уит.

– Отвали от меня к чертям! – орала она, пока он оттаскивал ее назад.

– Стой, – прорычал он.

Ее захлестнули отчаяние и досада, жаркие и яростные, и она начала вырываться из хватки брата еще сильнее, стремясь высвободиться. Добраться до Эвана.

Затем повернулась, уже сжав кулак, уже замахнувшись, и ударила его прямо в нос с такой силой, что голова Уита откинулась назад.

– Господи! – охнул он… А она ударила во второй раз.

– Грейс! Стоп! – закричал Девон, перехватывая ее.

– Я должна добраться до него! – пронзительно кричала она, вырываясь из его хватки. – Я и тебе врежу!

Но Девон был сильнее, чем казалось.

– Я выдержу, – сказал он ей на ухо. – Ради тебя я и не такое терпел, Грейс. И все мы.

Она повернулась, замахиваясь для очередного удара, но Девон уже был к этому готов. Он перехватил ее кулак своей тяжелой ручищей.

– Грейс, – произнес он спокойным, ровным голосом, словно они находились где угодно, только не здесь, не на фамильных землях его отца, где все они прошли через ад.

– Грейс, – повторил Уит из-за плеча Девона, снова с ними поравнявшись. Из носа у него шла кровь, на лице в красно-золотистых отсветах пламени отражалась тревога.

Тревога на лицах обоих братьев.

Именно эта тревога и участливость братьев ее образумили.

– Он внутри.

– Ты этого не знаешь, – сказал Девон.

Грейс посмотрела на него.

– Знаю, – произнесла она и перевела взгляд на Уита. – Он внутри, и он там один, и я должна до него добраться.

Да будь она проклята, если позволит этой обители зла заполучить его!

Сейчас, когда они проделали такой путь.

– Пожалуйста, – прошептала она.

– Мы дали зарок много лет назад, – мягко произнес Девон. – Пообещали ему, что сбережем тебя. Мы не можем отдать тебя огненной стихии.

– А сколько раз он входил в огонь ради нас? – выкрикнула она. – Сколько раз делал это здесь? Той ночью, целую жизнь назад, он заставил нас покинуть этот дом… и с тех пор жил в огне.

– Грейс…

Мгновение тишины, а затем, как подарок, Уит что-то согласно буркнул.

Грейс уцепилась за этот звук.

– Пожалуйста. Я бы знала, – прошептала она ему. – Я бы поняла, если бы он погиб.

В его глазах вспыхнуло понимание. Знание, которое приходит только к тому, кто и сам переживал муки, которые сейчас испытывала она.

– Я тебе верю.

Хватка Девона чуть ослабла.

«Ошибка».

Грейс мгновенно вывернулась и побежала. Громоподобное ругательство брата раскололо темноту, когда она помчалась к дому, к языкам пламени. К мужчине, которого любила.

И он был там. Дверь особняка распахнулась, и он был там, в рубашке, высокий, великолепный и живой, обрамленный бушующим позади огнем, как ни один герцог, виденный ею раньше.

Он жив.

Грейс резко остановилась, увидев его, вспоминая их последний разговор. Его признание. Нет. Не признание.

Он назвал это битвой.

Его последней битвой за нее.

Предпоследней.

Потому что когда она его оттолкнула, он сделал окончательный выбор. Нанес финальный удар. И сделал это безупречно. Он приехал сюда и предал огню место, которое все они так ненавидели.

– Безумец, мать его, – негромко произнес Девон. – Он это сделал.

Этот безумный, прекрасный человек сжег дотла их прошлое.

Ради их будущего.

Она бежала, стремительно приближаясь к нему, как вдруг ночь распорол страшный треск. Он поднял голову на звук, а Грейс уже поняла, что сейчас произойдет.

«Нет!»

Она выкрикивала его имя, стремглав мчалась к дому, братья едва не наступали ей на пятки, и в этот миг из верхнего окна вылетела рама, и Эвана поглотил огонь.

Нет. Она не отдаст его прошлому.

Он принадлежит ей.

И, словно по ее воле, языки пламени расступились, и Эван снова оказался перед ними, он шел сквозь огонь, высокий и красивый, испачканный сажей и пеплом, а позади него пылал, как в аду, Бергси-Хаус.

И шел он прямиком к ней.

Она кинулась к нему, бросилась ему в объятия, и он подхватил ее и начал целовать, крепко, чувственно, а потом все же отодвинулся и посмотрел ей в глаза.

– Что ты здесь делаешь?

– Я приехала за тобой. Приехала сказать, что люблю тебя. Приехала сказать, что ты мой и я больше никогда тебя не отпущу.

Он снова ее поцеловал, сладко, нежно, и сердца их отчаянно заколотились. Потом уткнулся лбом в ее лоб и сказал:

– А я тебе это позволю.

От этих восхитительных слов, от блаженства, которое они сулили, ее охватило искреннее удовольствие. «Навсегда».

– Но что же ты наделал?

– То, что должен был сделать много лет назад, – ответил он. – Следовало сжечь эту обитель зла еще много лет назад. Она грозила уничтожить нас каждый день, что мы прожили здесь. И грозила уничтожить меня каждый день после того, как вы ушли. – Он снова поцеловал Грейс, и она ощутила на губах его мучительное сожаление.

– Она тебя не поглотила, – сказала Грейс. – Она сделала тебя гораздо сильнее.

– Нет. Это ты сделала меня сильнее. Достаточно сильным, чтобы освободить нас. Достаточно сильным, чтобы оставить прошлое позади и построить новое будущее. С тобой. В Гардене. Если ты согласна.

«Всегда».

– Господи, герцог, – сухо произнес Девон, когда они с Уитом подошли. – Это бы уж точно прикончило старика, оставайся он жив.

Эван не выпустил Грейс из объятий, когда все они повернулись к дому, пылающему в ночи, и увидели, как обрушилась внутренняя стена. Языки пламени вырывались из пустот в каменном фасаде, где раньше находились окна.

Он ответил, не глядя на брата:

– Больше не герцог.

Глазам своим не веря, они поняли, что Эван имел в виду, и посмотрели на него. Грейс покачала головой.

– Не говори так.

Он отказался от всего. Ради нее. Ради них.

– Вы мне не верите? – Он опять поглядел на пылающий особняк. – Никто бы не выжил в этом адском пламени. Даже безумный герцог Марвик.

Все проследили за его взглядом.

И наконец, спустя целую вечность, Уит сказал:

– Герцог определенно погиб. Я видел это собственными глазами.

Белые зубы Девона блеснули в отсветах пламени.

– Ага. Потерян для истории после того, как сгорел Бергси-Хаус. Так трагично.

Эван взглянул на Девона и Уита, внимательно за ним наблюдавших.

– А вместе с ним все призраки, так долго нас преследовавшие.

Вот как умер Роберт Мэтью Каррик, граф Самнер, герцог Марвик – герцог, которого никогда по-настоящему не существовало.

– Тебе повезло, что ты выбрался оттуда, брат, – добавил Уит. – Иначе Грейс ринулась бы за тобой, заставила пламя погаснуть и вытащила тебя из ада.

Эван повернулся к ней и крепче прижал к себе.

– Если у кого-нибудь и могло хватить силы, чтобы победить в этой битве, так это у тебя.

Она потянулась к нему, запустила пальцы в его волосы.

– Видишь ли, у меня на тебя большие планы.

Эта улыбка – та самая, от которой у нее внутри все переворачивалось.

– Как и у меня – на тебя.

– Расскажи-ка мне, – попросила она. «Что будет дальше?»

– Новое начало. Новая жизнь. Все, что потребуется, лишь бы быть с женщиной, которую я люблю.

– И что ты предлагаешь? – спросила она.

– Честный труд днем и твои фантазии по ночам.

От этого греховного обещания ее окатило волной жара.

– Наши фантазии, – прошептала она, приподнимаясь на цыпочки, и снова поцеловала его, погладив по щеке.

– Так что же, мы сделаем тебя герцогом Гардена?

– Я рассчитывал на что-нибудь повыше.

– Ты уже никогда не сможешь вернуться в Мейфэр, – предупредила Грейс. – Ни за что, если убьешь герцога Марвика. В том мире тебя узнает каждый.

– Знаю, любимая. Я не хочу в Мейфэр. Он для меня потерян. Мейфэр не сможет выполнить мое обещание, давно данное Гардену. Не сможет выполнить и того, что я дал тебе. – Он провел большими пальцами по ее щекам. – Я больше не хочу быть герцогом.

«Ты королева. Я твой трон».

Она вспомнила эти слова, и они снова обожгли ее.

Он прижался лбом к ее лбу и прошептал:

– Я больше не хочу быть «вашей светлостью». Хочу только одного – чтобы ты стала моей Грейс. – Он опять ее поцеловал. – Всегда была только ты. Каждый день. Каждую ночь. Каждую минуту. С самого начала. Вся суть моих амбиций – быть достойным тебя. Твоей любви. Твоего мира. Стоять рядом с тобой и изменять его.

«Да».

– Жить рядом с тобой. Любить – и пусть все остальное катится ко всем чертям.

Пламя пылало у него за спиной – конец их прошлого, начало будущего.

«Он поджег гнездо герцогства».

– Вот что я вам скажу, – заговорил Девон. – Это чертовски впечатляющий жест.