Текст книги "Иллюзия правды"

– На тот момент мне уже удалось немного ослабить бдительность своих тюремщиков, – вступил Никита Андреевич. – Боясь, что за ненужностью меня просто пустят в расход после прекращения пыток и установления того факта, что я не имею никакого отношения ни к Моссаду, ни к гибели Оленевых, я сделал вид, что мне интересны принципы Независимой освободительной армии. С помощью ряда психологических приемов убедил их в том, что разделяю их цели и не против оказать содействие в их борьбе. Надо отдать должное, руководство Независимой освободительной армии с готовностью за это ухватилось. Мой внешний вид европейца давал неплохие шансы на мое использование. Но особенно я пригодился им при контактах с нашей тамбовской группировкой, ведь после гибели Оленева необходимы были новые источники поставки оружия. Под пристальным наблюдением меня начали использовать там. Я в основном использовался при переговорах, поскольку владел английским, русским, немного – немецким, испанским и французским языками. А поскольку попыток бегства у меня не было, за мной практически уже не наблюдали.

– А почему вы не пытались бежать? – спросил Роман.

– Потому что попытка могла быть только одна, – грустно ответил Никита Андреевич. – После неудачной попытки меня либо расстреляли, либо операция по моему освобождению была бы усложнена. А бежать оттуда было практически невозможно. Даже при реализации спланированной операции не все пошло так, как предполагалось. Поэтому Лена и Леонид погибли. А я вот остался жив.

– Папа, – бросилась к нему Маша, слезы катились по ее щекам, – не говори так, папочка. Ты – самый лучший.

– Машенька, – ласково погладил ее по голове Никита Андреевич, – я тоже тебя очень люблю. Но если бы ваша мама не поехала меня спасать, она была бы с вами. Так что Сергей прав: я убил вашу маму. Не в прямом смысле, конечно.

– Пап, – Сергей подошел к отцу, – я был не прав. Мне надо было сначала с тобой поговорить, прежде чем делать какие-то выводы. Я должен был тебе доверять полностью, безоговорочно. Ведь так и должен поступать хороший сын. Даже если бы все от тебя отвернулись, я должен был поддерживать тебя. И верить. Я – плохой сын. Прости меня, пап.

– Ну что ты, сынок! – Никита Андреевич одной рукой обнимал Машу, а другой обнял Сергея. – Вы – мои дети, и других мне не надо.

Несколько слезинок скатилось по щекам Никиты Андреевича. Немного не по себе было видеть слезы этого сильного мужчины, дух которого не сломили ни пытки, ни гибель близких людей, ни горе, ни страдания, количество которых хватило бы на несколько жизней. С какой трогательной любовью он смотрел на детей! Какое самопожертвование ради них читалось в каждом его жесте, в каждом действии!

У меня подкатил ком к горлу, сердце бешено забилось в груди. Тетя Наташа и тетя Оля тоже плакали, вытирая украдкой глаза. Аня и Валя не отставали от них, слезы катились по их щекам ручьями. Эмоционально тяжелая картина…

– Я должен все рассказать до конца, – продолжил Никита Андреевич.

– Не надо, пап, – возразила Маша.

– Машуль, вы должны знать правду, – настаивал Никита Андреевич. – Это будет всегда стоять между нами и когда-нибудь снова возникнет с удвоенной силой. Вы уже взрослые, и я могу рассказать то, что вам можно знать. Никакие секретные данные я не планирую рассказывать. Только то, что произошло со мной, и как погибли ваша мама и твой, Маша, папа. Сергей заблуждается: заведи он со мной разговор раньше один на один, при других обстоятельствах, чем сегодня, вряд ли я ему рассказал бы правду. Да и какие-то вещи может пояснить только Андрей, я сам их не знал. Да я и не хотел их знать. Все, что я хотел, это поскорее забыть все. Но как только я закрывал глаза, все возвращалось вновь и вновь. Я снова переживал те моменты, когда погибает Лена. И я снова не могу ее спасти.

– Пап, не надо, – тихо сказал Сергей.

– Я сам хочу этого, – проговорил Никита Андреевич. – С годами эта ноша становится все тяжелее и тяжелее. Поэтому, раз так сложилось, я хочу, чтобы сегодня это все и закончилось. Жить с осознанием того, что собственные дети меня ненавидят, я не могу.

– Пап, не надо, – снова повторил Сергей. – Мы не ненавидим тебя, мы тебя любим.

– События тех дней прочно врезались в мою память, – будто не слыша, продолжал Никита Андреевич. – Меня привезли в аэропорт, прилетали русские «партнеры», представители той самой тамбовской преступной группировки. В их числе должны были быть Леонид и пара наших людей. Лена должна была прилететь тем же самолетом с парой агентов. В этот раз она должна была обеспечивать наш отход. Английские коллеги тоже не дремали, потому что на них лежала обязанность в случае необходимости обеспечить наших людей оружием. План, который до меня довели, был прост. Но, может, в этой простоте и должен был быть залог успеха. Как только произойдет встреча, английские спецслужбы должны задержать всех под любым предлогом у терминала аэропорта Хитроу, доставить в отделение полиции, а уж там отсортировать, кого куда: меня и российских коллег отпустить, преступников и боевиков – в изолятор. При необходимости возможно было применение силы. Елена с агентами должны были обеспечить скорейший отход, а также обеспечить силовую поддержку в случае надобности. На мой взгляд, план – не гениальный, но вполне рабочий, потому что на выходе из аэропорта еще ни у кого из задерживаемых не будет оружия, оказывать сопротивление будет нецелесообразно, да и нечем. А с кулаками против оружия никто просто не рискнет пойти. Однако что-то в этот день пошло не так. На выходе из терминала нас ожидали не только английские полицейские, но и вооруженная охрана Независимой освободительной армии. Конечно, как только полицейские к нам подошли и окружили полукольцом, боевики окружили своим полукольцом. При этом численное превосходство боевиков было явным. Оставался только один выход – назад, в здание аэропорта, и занять боевое положение. Все развивалось в считанные доли секунды. Наша группа моментально раскололась: я, Леонид и пара его людей, находившихся в делегации, рванули обратно через терминал в здание аэропорта; английские спецслужбы, одетые как полицейские и составлявшие первое полукольцо, так же начали стекаться в терминал. Таким образом, получилось, что за нами еще шла живая прослойка вооруженных спецагентов. Остальная часть нашей делегации, состоящая из членов преступной группировки и встречавших боевиков, рванули к внешнему кольцу из вооруженных боевиков. Таким образом, в течение нескольких минут была полная неразбериха, две группы людей бежали в противоположные стороны. Одно хорошо: в этой неразберихе не сразу заметили, что я и несколько прибывших гостей не с ними бежим. Не знаю, чем руководствовались боевики, – посчитали ли, что нас захватили или что мы – жертвы ситуации или предатели, но почему-то они решили нас вернуть. Зачем, правда, мне до сих пор не понятно. Гораздо проще было бросить нас и убраться восвояси. Тем не менее они заняли боевую позицию. Мы у входа в терминал также заняли боевую позицию. Коллеги из английских спецслужб обеспечили нас оружием. Лена со своей группой отхода присоединилась к нам. У нас не было даже минуты, чтобы поговорить, хотя, когда я смотрел на Лену, мне казалось, что время останавливалось, все вокруг становилось нереальным. Были только мы – я и она.

В этот момент боевики Независимой освободительной армии начали первую атаку. Они выпустили пять минометных снарядов по территории аэропорта Хитроу из припаркованной машины. Два из пяти выпущенных снарядов не взорвались, два взорвались слишком далеко от входа, один – в непосредственной близости от нас. Взрывная волна прокатилась по терминалу, слава богу, что осколки никого не задели. Боевики пошли в атаку. Мы заняли боевые позиции, каждый контролировал свой сектор, поэтому, несмотря на явное численное преимущество, боевикам не удалось подойти близко ко входу, они вынуждены были снова отступить. К нам присоединилась охрана аэропорта, что немного улучшило ситуацию. Леонид занимал позицию рядом со мной. Лена после присоединения охраны аэропорта перебралась поближе к нам. Пока образовалось некое затишье, нам удалось перекинуться парой фраз. «Наконец-то я тебя нашла, – сказала она мне. – Ты, как всегда, появляешься эффектно, с грохотом и в сопровождении». – «Это салют в честь твоего прилета», – пошутил я. Мы расхохотались. Конечно, это было совсем не смешно, скорее, это было нервное возбуждение, которое вызывало такую реакцию.

Английские коллеги связались с руководством, ожидалось скорейшее поступление подкрепления в виде военных. Но это все – впереди, сейчас же мы были все еще в явном меньшинстве. Боевики начали вторую атаку, в ходе которой Независимая освободительная армия выпустила еще четыре минометных выстрела уже из лесистой местности близ аэропорта. В ходе второй атаки боевикам удалось подойти к самому выходу, но благодаря нашим сравнительно метким выстрелам им пришлось снова отступить. У нас тоже появились первые раненые. Елена кинулась оказывать им первую медицинскую помощь. Нам казалось, что все не так уж и плохо, нам необходимо было продержаться еще минут пятнадцать-двадцать. После чего должны были уже прибыть военные.

Боевики тоже отлично понимали, что, скорее всего, военные уже направляются к аэропорту, поэтому действовали молниеносно. В третьей атаке было выпущено всего три снаряда, два из них достигли цели, разворотив вход в терминал таким образом, что контролировать его мы уже не могли. Третий снаряд влетел, но по какой-то причине не разорвался. Боевики проникли в терминал, и тут начался настоящий хаос. Где свои, где чужие – было не разобрать, пули летали хаотично. Резкая боль пронзила мне ногу, и я сразу просел. Тут же почувствовал резкую боль в груди. Шальная пуля ранила меня в ногу, вторая пробила грудь, кровь фонтанировала из раны, перед глазами все поплыло, я чувствовал, что теряю сознание. Я видел, как Лена бросилась ко мне. Она склонилась надо мной, шепча: «Я тебя вытащу. Не для того я столько сил потратила, чтобы сейчас тебя потерять. Не-е-ет, ты так легко от меня не отделаешься, дорогой». В это время Леонид прикрывал нас, пока Лена пыталась оттащить меня в безопасное место. «А я смотрю, тебя неплохо кормили, – приговаривала Лена. – Тяжелый стал на арестантских харчах». И в этот момент, непонятно с чего, сдетонировал неразорвавшийся снаряд.

Дальше для меня все происходило как в замедленном кино, хотя по времени это было пару секунд. Мне же потом казалось, что эти несколько секунд были длиною в целую жизнь. Я помню каждый взгляд, каждое движение. Леонид был первым на пути взрывной волны. Он повернулся и смотрел только на Елену. Он даже не пытался уклониться, найти укрытие, по его взгляду было понятно, что он осознает, что это – конец. Словами нельзя передать все, что я увидел в этом взгляде, – осознание своего конца, обреченность, сожаление, боль, любовь. Десятки осколков изрешетили его тело, и он рухнул на месте, где и стоял.

Словно где-то вдалеке я услышал крик Лены: «Не-е-е-е-ет!» И в ту же секунду она накрыла меня своим телом, закрыв от осколков и прошептав: «Позаботься о моих детях». Ее глаза закрылись, дыхание прекратилось, а я потерял сознание. Лена закрыла меня своим телом.

Очнулся я уже в английской больнице. Жизнь для меня потеряла всякий смысл без нее. Мне уже не нужно было ничего. Столько людей погибло, спасая меня, а в английской прессе между тем сообщили, что никто не пострадал. А ведь если подумать, то погибшие отдали жизнь, спасая меня, но ведь моя жизнь – не важнее их жизней. Страшнее всего то, что погиб единственный важный и нужный мне в этой жизни человек – Лена. Лучше бы меня застрелили боевики сразу, и вся эта спасательная операция была бы не нужна. Тогда все остальные остались бы живы. Я медленно умирал. Врачи разводили руками, не понимая, почему я умираю, ведь раны уже были не опасны для жизни, – тихо рассказывал Никита Андреевич.

Я просто не могла сдерживаться от нахлынувших эмоций, слезы катились по щекам, но я не всхлипывала, боясь прервать Никиту Андреевича. Аня и Валя тоже не могли сдерживать слезы, Маша плакала и прикрывала рот рукой, чтобы не всхлипывать. Тетя Наташа украдкой вытирала слезы. Даже тетя Оля, привыкшая волноваться за мужа, тоже плакала. Дядя Миша, Алексей, Руслан и Роман были в сильно подавленном эмоциональном состоянии. Сергей, казалось, окаменел. Я испугалась за него сильнее всего, я ведь знала, насколько он эмоционален и как сильно он может переживать. И только Андрей Евгеньевич был невозмутим.

– И, наверное, я бы действительно умер, – сказал Никита Андреевич, – если бы не Андрей.

Мы все с удивлением посмотрели на Андрея Евгеньевича, а он даже бровью не повел. Ни один мускул на его лице не дрогнул.

– Он, рискуя жизнью, – продолжил Никита Андреевич, – поскольку сам являлся объектом охоты боевиков, прилетел забирать тела Лены и Леонида. Когда он появился в моей палате, я не хотел никого ни видеть, ни слышать. Мне не нужны были ни слова утешения, ни увещевания. Я просто хотел умереть и оказаться рядом с Леной. Когда я забывался сном, я всегда там был с ней. Я разговаривал с ней в своих снах, гулял, смеялся, там мне было хорошо и спокойно, а пробуждение становилось настоящим кошмаром. И вот в этом состоянии передо мной появился Андрей. Он просто сел рядом и молчал. На меня это подействовало самым неадекватным образом. У меня началась настоящая истерика, из глотки вырывался уже не крик, а скорее рев. Я выл и метался по кровати, хотя ранения были уже не опасны для жизни, они все равно были серьезными и мешали мне даже приподняться. Я вырывал трубки, капельницу, все, что торчало из меня. Прибежал медперсонал, хотели сделать мне успокаивающий укол. Андрей не дал и аккуратно выставил всех из палаты. И снова молча сел рядом. Когда я совсем обессилил и стал понемногу успокаиваться, Андрей сказал: «У Лены остались сын Сергей и дочь Маша, они рассчитывают на тебя. Ты можешь сейчас сдохнуть тут от жалости к себе, а можешь позаботиться о тех, кто для Лены был дороже жизни. И если она отдала свою жизнь, спасая твою, то ты не можешь сейчас так бездумно потерять то, за что одни отдали свои жизни, а другие проливали свою кровь. Без тебя Машу и Сережу ждет детский дом. Такова твоя благодарность Лене?» Это действительно перевернуло тогда мое сознание. Я не мог подвести Лену, я не мог оставить ее детей одних, без внимания, заботы, родительской любви. И я так и жил после возвращения, отдавая себя полностью вам, моим детям. Вы – все, что у меня есть в этой жизни, и все, что мне нужно. И если я еще в этом мире, то только потому, что живу ради вас.

Маша бросилась отцу на шею, Сергей крепко обхватил отца и Машу и продолжал твердить: «Прости, папа».

– Мне не за что тебя прощать, сынок, – сказал Никита Андреевич. – Я давно должен был все рассказать. Тогда бы ничего такого и не было. А я все тянул, боялся, не знал, как все изложить, чтобы не травмировать вас, и не понимал, что, несмотря на все, что я вам давал как отец, мамы я вам заменить все равно не смог бы.

– Ты был, есть и всегда будешь самым лучшим отцом, – сказал Сергей.

Я подумала, что пора выруливать ситуацию в благоприятную сторону, потому что эмоциональных переживаний и страданий на сегодняшний день уже было достаточно.

– Надеюсь, в этом ты посоревнуешься со своим отцом, – произнесла я, обращаясь к Сергею. – Когда сам станешь отцом наших детей.

Сергей сразу оживился, подбежал ко мне, взял за руку и объявил:

– Мы решили пожениться! Поэтому приглашаем вас всех на нашу свадьбу. Подробности сообщим позже, отказы не принимаем!

Что тут началось! Старшее поколение кинулось нас поздравлять, охать и ахать, суетиться, говорить, как они счастливы и какой Сережка молодец, найдя такую девушку.

– Просто я не хотел, чтобы квартира ушла из семьи, – шутил Сергей.

И все дружно смеялись этой шутке.

Несмотря на то, что мы объединили вместе помолвку и день рождения Никиты Андреевича, без внимания не остался никто. Оставшееся время все весело общались, шутили, смеялись, пели песни. Казалось, у всех упал камень с души, все недоразумения разрешились, и это еще больше сблизило всех, и в первую очередь Никиту Андреевича и его детей.

Было немного грустно от того, что расследование теперь закончено, и одновременно радостно от того, что расследование наконец-то закончено. Семья Сергея в результате стала еще более крепкой, безо всяких подозрений и недомолвок, события прошлого восстановлены в деталях, тайн и секретов больше нет. Мы, так сказать, докопались до правды. Хотя, пытаясь найти правду, мы часто ошибались с самого начала, принимая за нее то, что кто-то просто хотел выдать за правду. Наверное, это и есть иллюзия правды.

А моя иллюзия правды – в том, что мне достался главный приз – Сергей. И даже если это не так, я хочу верить в свою правду, ведь я счастлива рядом с ним. Я чувствовала себя принцессой из сказки, которая наконец-то нашла своего сказочного принца. И, как любая сказочная история, наша сказка заканчивается свадьбой. Хотя… Почему заканчивается? Наша с Сергеем сказка только начинается. А счастливой или грустной будет она, зависит только от нас самих. Я знаю: она будет обязательно счастливой, ведь это тоже моя иллюзия правды.

Я посмотрела на Сергея. Он улыбнулся мне и нежно поцеловал. И я поняла: что бы ни происходило в будущем в нашей жизни, наша сказка будет счастливой! И это – совсем не иллюзия правды, это и есть правда…