Текст книги "Испытания сионского мудреца"

«Мальчик» по фамилии Бомбелка пришёл как раз сменить меня с дежурства: хрупкий, с длинными ресницами, что говорило в пользу того, что в детстве много плакал – серб, рождённый в Германии. Несмотря на его хрупкость, на любое высказывание отвечал раскатом гогочущего смеха, закатив при этом ещё и голову назад. «Я знаю немного русский», – порадовал меня Бомбелка. «А, ну!» – предложил я ему. «Об, об, обана матер!» – наконец, выдавил из себя Бомбелка. Пришлось его поправить, как правильно. «А-а-а-а, – загоготал Бомбелка, – спасибо, мои родители лучше меня знают, они в Сербии». «Сволочи американцы!» – посочувствовал я ему. «Да, а почему?» – не понял нежный серб. – «Ну, как же! Сербию бомбили! А теперь и албанцы сербов убивают!». «А, да, точно!» – согласился Бомбелка. И я понял, что судьба сербского народа его беспокоит меньше меня. «Ну ладно, буду дежурить!» – сказал он, глянув в сторону столовой, и проглотив слюну. «Дежурство начинайте всегда со столовой!» – посоветовал я и отвёл Бом-белку в столовую, представил его повару Антонеску и попросил хорошо накормить мальчика Бомбелку.

«Ну, хорошо! – согласилась Кокиш на следующей конференции “высшего состава кадров”. – Возьмём Бомбелку, а Пусбас я уже перевела работать на 20 часов!». «Вот и чудесно!» – обрадовались и Дегенрат, и Клизман. «Правда, чудесный мальчик?» – спросил Дегенрат у нас, желая очевидно и наши вкусы проверить. Мальчик появился на утренней конференции, стоя, представился и загоготал: «Га-га-га!» – да так, что стены затряслись. «Вот, можете здесь присесть», – предложила ему игриво Клизман свои синюшные, как у индюшки, острые колени. Все засмеялись, кроме мальчика Бомбелки, который в спешке нашёл стул. «О, это предложение о многом говорит!» – заметила Люлинг, впервые придя на конференцию, и сразу ей повезло мальчика увидеть.

«Я сегодня продолжу свои доклады по правильности оформления документации, – вновь всех обрадовал Дегенрат. – А вы, фрау Пусбас, зайдёте потом ко мне! Я проверил ваши выписные эпикризы!». Глянув печально на меня, Пусбас после конференции поплелась к Дегенрату. «Зайдите ко мне, – сказал я ей, встретив в вестибюле после её общения с Дегенратом. – Плюньте на него и не переживайте!» – посоветовал я ей. «Так выгонят же», – слезливо произнесла Пусбас. «Не выгонят, не переживайте! Пусть сам пишет, переписывает эпикризы, если хочет! Скажите ему: – Лучше писать не могу! – Пусть покажет, как надо! А насчёт того, кто раньше уйдёт из клиники, обещаю вам, что он!». «Спасибо за поддержку, – промямлила Пусбас, – я вас давно хочу с женой пригласить в ресторан». «Вот, когда Дегенрат уйдёт, тогда и отметим», – предложил я.

«Здрасте, можно к вам? – появилась на пороге Мина. – А, чего это у вас была Пусбас? О чём вы говорили?». «Как у вас дела?» – ответил я вопросом на вопрос. «Ой, не знаю – всё надоело! Как-то всё равно, и ужасно не хочется работать! Будь что будет! Вот Дегенрат толковый и деловой – такие доклады хорошие делает!». – «А зачем они вам? Вы ведь не пишите!». – «Всё равно интересно. Как вам понравилась моя Люляшка, сегодня заявилась на конференцию? Она, сволочь, новый договор гонорарный не подписывает, сказала мне Кокиш! Представляете, как с ней бедная Силка намучилась! Бедная баба!». – «А вы бы подписали такой договор?!». – «Конечно, нет! Мне ведь деньги нужны! Кокиш сказала, что Люляшке деньги не нужны!». «Значит, подпишет», – предположил я. – «Ой, пусть подписывает! Мне всё равно, лишь бы мне характеристику подписала! А у меня к вам просьба: принесите пару самых лучших ваших характеристик! Я хочу себе такую же характеристику подготовить, перепишу!». – «Я себе сам не писал! Думаете, Люлинг подпишет, если сами напишите?». «А мне Кокиш так сказала: написать и дать ей! Пусть попробует не подписать, так получит – мало не покажется! Сгною со света, будет знать наших! Вот, Кокиш молодец, такая честная и справедливая баба!». «Хорошо, принесу, – согласился я, – только не переписывайте всё автоматически, ведь я Oberarzt(ом) работал». «Да вы что! Почему, почему это вас Oberarzt(ом) поставили?!». – «В России работал». – «Ну, в России я тоже была – там все были». – «Вы были в России?». – «Какая разница, я ошанка! Я этим горжусь! Ну спасибо за поддержку, потом забегу, после обеда».

Но с «Ошанкой» встретился в обед и не у меня, а в столовой. Решил отобедать из-за предстоящего сегодня дежурства. «Ой, я к вам! – появилась, откуда не возьмись, Мина с подносом. – Что-то аппетита нет, – объявила Барсук, уплетая итальянские макароны от повара Антонеску. – Ой, пойду ещё супа возьму», – решила Мина после макарон. Напротив сидел Хагелюкен, уплетающий суп. «Как у тебя дела?» – спросила Мина у «циви», проходящего альтернативную службу в клинике. «Мог бы в Петербург поехать и там пройти службу, как сын бывшего главного врача Зауэра», – сказал я «циви». «Разве можно?» – удивился он. – «Конечно, сейчас можно, ведь сын Зауэра там проходит, и тебе было бы интереснее, чем здесь. И язык бы выучил». «Да, я бы с удовольствием!» – загорелся «циви». «Ой, зачем это тебе?! Ты себе не представляешь, что в России творится! Там ничего нет в больницах: ни оборудования, ни лекарств, только грязь и нищета! Медицина на самом низком уровне! У врачей никаких знаний, не то, что здесь врачи – все грамотные! Вот как, например, доктор Дегенрат, какой грамотный!» – затараторила Мина. «Вы о какой России говорите? – не удержался я. – Об ошанской? Вы были хоть раз в Питере?». – «А как же, два раза в отпуске!». «Она рассказывает, – объяснил я “циви”, – о Центральной Азии, Киргизии. Это на границе с Афганистаном, “всего” пять тысяч км от Петербурга, и к России никакого отношения не имеет». – «А-а-а-а», – понял «циви»? «Пойду ещё кофе возьму, вам принести?» – спросила примирительно Мина. «Да, спасибо, – согласился я, – только со сливками и сахаром». «Это so wieso (само собой)! Я себе всегда тоже так беру», – поняла меня ошанка.

«Доктор, подвезти вас?» – предложил, догнав нас с женой на своей старенькой ободранной маленькой машинке, хаузмайстер Ковачич. Мы шли к автобусной остановке. – «Да, спасибо». – «Что сегодня без машины?». – «Отдали на проверку». – «Я учил когда-то русский, но забыл: яблока, вышна и ещё песна: расветал яблока и вышна – Катушка называется!». «Да, молодец», – похвалил я Ковачича. – «Я вот, самый старший работник в клинике! Самый старый!». «Вы не самый старый, есть ещё Шнауцер!» – успокоил я Ковачича. – «Я уже доктор 9 лет работаю, трёх главных врачей пережил и двух владельцев!». «Ну и дурак! – подумал я. – Чего каркаешь, надоело работать, что ли?». «Что-то Ковачич стал часто болеть! – сказала Кокиш на следующий день на конференции “высшего руководящего состава клиники”. – Его, конечно, жалко, но в его 62 года, ему завтра как раз исполняется, конечно, тяжело работать и тяжести носить!». «А сколько Шнауцеру?» – съехидничала Клизман. – Разве меньше?!». «Но он не должен тяжести носить!» – разозлилась на эту бестактность Кокиш.

«Дорогие друзья! – собрал всех на следующий день в конференц-зале Шнауцер. – Мы собрались здесь поздравить с днём рождения нашего самого старого ветерана Ковачича! И одновременно проводить его, нашего уважаемого, незаменимого, лучшего хаузмайстера Германии! Очень жаль расставаться, но он у нас и так немало поработал! А, Ковачич, сколько вам удалось продержаться у нас? А-а-а-а – 9 лет! Кто из вас, друзья мои, отработает у меня 9 лет! Я сам не отработаю столько! Молодец, Ковачич, поздравляю, дорогой, с днём рождения тебя! А вот от имени администрации тебе Ковачич путёвка на неделю в Румынию, на твою Родину – отдохни!». «Спасибо! – сказал Ковачич, обрадовавшись, как пионер путёвке в Артек. – Никогда не отдыхал, только работал без отпуска и выходных! Только я не румын, но всё равно спасибо!». «А кто же ты?» – поинтересовался Шнауцер. «Я хорват, а вообще, у меня смесь, так что не поймёшь!». «Так, в том-то и дело! – поддержал его Шнауцер. – Поэтому и решили послать тебя в Румынию! Поезжай пока в Румынию – там дёшево!». «А кто будет работать вместо Ковачича?» – спросила Клизман на конференции «высшего руководящего состава кадров» клиники. «Пока племянник Шнауцера», – поморщилась Кокиш. «Значит, не она убрала Ковачича, а Шнауцер, – понял я, – племянника поставил, чтобы шпионил».

«Аллё, это я Мина! Можно к вам на пять минут забегу? Ну, как дела? Что новенького? Что сказали на конференции “высшего совета руководящих кадров” клиники? Как жалко, что меня не пускают туда! Я бы много дельных советов дала!». «Ничего, и так всё хорошо, вот вам мои характеристики», – протянул я их Мине Барсук. – «А ну-ка! Вот, вот, правильно! Это я и хотела посмотреть! Так должно быть и у меня! Я вот, уже сама себе кое-что набросала! Вот и это, непременно, должно у меня быть – «stets zu unseren vollsten Zufriedenheit (работала постоянно к нашему высшему наслаждению!)». И вот это, тоже мне пойдёт! Смотри! Как будто, с меня списано: «organisatorische Talent (организаторский талант)», и это есть у меня! Вот тоже, ничего написано: «в тяжёлых условиях и с ограниченным количеством персонала благодаря ему (будет ей), клиника смогла просуществовать и развиться!». Точно, как у нас сейчас, правда?!». – «Да, почти». – «А что? Если б не я, Люляшка бы не справилась одна! Вот этого у вас нет, а у меня будет такая фраза! Говорят это очень важно! Немцы на все мелочи обращают внимание». – «Чего нет?». – «А вот этого, смотрите, что у меня будет: “работать с ней доставило нам огромное удовольствие!”. «Да, действительно, – согласился я, – Люлинг получит огромное удовольствие и конечно подпишет!». – «Кокиш обещает! Нет, так нет! Будь, что будет, так всё надоело и всё равно! Так у меня получит, мало не покажется! Спасибо за поддержку! Потом как-нибудь забегу!».

«Докторэ, зайдите ко мне! – встретил Шнауцер, как всегда в вестибюле. – Докторэ! Силке, принеси кофе или пейте лучше вот минеральную воду! Значит, так! Профессор Эркенс мне сказал, что если вы не хотите, то вас не надо заставлять вести психотерапевтических больных! Толку от этого всё равно не будет, если не хотите! Ну и он тоже согласен с вами, что и то и другое делать невозможно! Нам только нужно будет изменить трудовой договор! Если хотите, будете меньше часов работать и, конечно, меньше получать! Нет?! Почему?!» – удивился «око-ном» Шнауцер. – «Потому что у меня больных больше сорока! Мы и этих с трудом справляемся лечить! Мне нужно ещё одно помещение, вот что нужно!». – «Нет, этого у меня нет, или… а, Силке, может, дадим ему? Хотите кабинет Люлинг?». – «Так она же ещё работает!». «Скоро не будет! – хитро улыбнулся Шнауцер. – Вы мне вот что скажите! Как вам Дегенрат?». – «Я вам своё мнение сказал в самом начале! Зачем брать врача, от которого пациенты плачут?!». – «У него много знакомств, его знают и он может много больных привести!». – «То, что его знают – верю! Его уже и здесь узнали! И много он вам уже больных привёл!». – «А Силке, он, вообще-то, прав! Знаете, докторэ, нам нужно с вами встречаться каждую неделю – вот как сейчас! Я очень ценю ваши наблюдения и советы, а Силке? Надо на стеклянных дверях к их фамилиям: его, Клизман и Дегенрата, добавить ещё фамилию профессора Эркенса! А?». «Пока нет», – сказала Силке. – «Думаешь?». – «Пусть проведёт раньше форум для врачей», – посоветовала Силке. – «А вы, докторэ, как считаете?». – «А я, вот что советую!». – «Что, докторэ? Говорите!». – «Пусть конференции по повышению квалификации врачей ведёт профессор Эркенс, а не Дегенрат! Я уверен, ему есть, что сказать!». – «Ну, это правильно! – согласился Шнауцер Петер. – А, Силке?». «Да», – согласилась и Силке Кокиш.

«Что такое, что вдруг! – возмутился Дегенрат на утренней конференции. – Я сегодня, подготовил серьёзный доклад по ведению документации, а Кокиш мне сказала, что профессор Эркенс будет проводить конференции! Ничего не пойму! Она ведь сказала, что профессор просто так, – для виду! Это безобразие! Что теперь у него власть, да?!». «Это отступление от договорённости! – согласилась и Клизман. – Нужно будет на конференции поднять этот вопрос, внести ясность!» «И почему, вдруг, фамилию профессора на стеклянных дверях дописали?! Им что, нас не хватает?!» – спросил Дегенрат у Клизман. «Конечно, – согласилась и Клизман, – действительно, беззаконие!».

«Что за безобразие?! – ворвалась ко мне после конференции Мина. – Я поговорю с Кокиш, он хороший мужик – Дегенрат! Очень толковый доклад сделал! Что вдруг его этого лишать?! Его мы уже знали, а профессора Эркенса ещё нет!».

Профессор Эркенс начал свой доклад, как со студентами, ставил вопросы в зал, освещая тему о личностных нарушениях. Самым начитанным оказался Бомбелка. Он чаще попадал в цель. Психоаналитик Дегенрат и Клизман оказались самыми плохими студентами! Они пытались вначале отвечать на вопросы профессора, конкурируя с Бомбелкой, а затем, потеряв надежду, что правильно ответят – замолчали, и обиженно насупившись, «взяли листки перед ртами»! Зато в конце профессорского доклада, а Эркенс ещё и на доске рисунки, схемки, как для слабых студентов, чертил, первой зааплодировала Люлинг, вторая – Пусбас, благодарно на меня посмотрев.

«Ну что, съездим на выходные в ресторан?» – спросила меня Пусбас после конференции, поняв, что и моя заслуга есть в том, что не Дегенрат доклады делает. «Пока нет, – сказал я, – Дегенрат ещё на месте». На следующее утро у моей двери стояла коробка с тремя бутылками вина. Это был честно заработанный аванс от Пусбас. Я спас её от расправы Дегенрата.

«Ого! Это вам?!» – услышал я голос Мины сзади, когда зашёл с коробкой в кабинет, и хотел закрыть за собой дверь. «Я видела, как Пусбас вам это поставила! А за что? А я считаю, что Дегенрат лучше докладывал, чем профессор это делает! Правда? Вы видели, как эта Люляшка хлопала? Тьфу, терпеть её не могу, подхалимка! Хочу, чтобы сдохла! Но я как-то всех жалею, никому зла не желаю. Я вот себе характеристику уже набросала, посмотрите! Может, что добавите, если я что-нибудь упустила? А то Кокиш меня уже торопит! У меня ведь через три недели срок трудового договора кончается! Ой, даже не знаю, оставят или нет вместо Люляшки! Ах, будь, что будет! Мне как-то всё, честно скажу, всё равно, всё надоело! Пойду к своей Люляшке!».

Глава 8
Докторэ прав, профессор умер, а Люляшка в отпуске!

«Хотите принять участие в форуме?» – спросил меня профессор Эркенс после конференции. – «Могу». – «Можете или хотите?». – «Хочу». – «Хотите о гипнозе рассказать?». «Да, я думаю, это будет более интересно, чем об акупунктуре, да и нагляднее. Многие больные рисуют, что они видели в гипнозе. Могу показать вам рисунки, – предложил я. – Например, эта больная была с расстройством питания – анорексией, когда пришла в клинику весила 40 кг. На первом же сеансе гипноза видит себя со стороны. Вот рисунок: она на корабле! Рисует корабль, а ее нет! Я понял, что она стесняется своего тела, не в состоянии его даже нарисовать! И я пошёл по пути: не просто её в гипнозе усыплять, а ободрял, предлагал цели в жизни ставить! Вот, видите, последующие рисунки: появились её ноги, затем она поставила цель на вершину горы подняться, и уже полностью себя нарисовала! А здесь, следующая цель – гора выше! Я в гипнозе ставил ей реальные цели, она должна была постоянно двигаться дальше, почувствовать уверенность в себе, в своих силах! Внушал, что она привлекательная и хорошо выглядит! Вот рисунок, где она совершает привал и ест, чтобы набраться сил и подняться на следующую гору! И самое главное, что она одновременно стала есть и набирать вес – прибавила за два месяца 10 кг! Она выписалась в хорошем состоянии, забрала рисунки с собой, чтобы в трудных ситуациях на них смотреть и видеть, что она смогла преодолеть болезнь! Эти рисунки – копии, с её разрешения». «Да, это очень интересно, – согласился Эркенс, – а где вы занимались гипнозом?». – «В Петербурге». «Когда-то я сотрудничал с советскими врачами и часто там бывал, в том числе и у Рожнова в Москве. Это было давно, в советские времена и ГДР, – грустно улыбнулся Эркенс. – Я жил и работал в прежней ГДР. Эти рисунки я возьму c собой, если не возражаете. Через сканнер мы их пустим в увеличенном виде на экран, а вы сделаете доклад! Договорились?».

«Алле, это я Мина, заскочу на 5 минут! А что у вас делал, только что этот старичок-профессор?!». – «Да так, поболтали немного». – «О чём? Он с какими-то рисунками от вас вышел! А со мной – не знаю, что будет, наверное, уволят. Но Кокиш обещала, как только Люляшку сгноит – меня возьмёт! Но мне придётся обязательно Facharzt(а) сделать – специалистом стать! Главное – это хорошая характеристика, остальное, говорят, формальности, но не знаю, что будет. Будь что будет, мне как-то всё равно и всё надоело! Надо теперь уломать эту сволочь Люляшку, чтоб ей тошно было! Ладно, побегу! Спасибо за поддержку!».

«Докторэ, я решил завтра вас всех, т.е. самых главных: профессора Эркенса, Дегенрата, Клизман, и Люлинг пусть придёт, и вы… – собрать в ресторане и обсудить, как быть! Как развить клинику! В 12 часов поедем, это 30 км отсюда, там обсудим, это лучше, чем в клинике проводить совещание!».

«Алле, это я – Мина, сейчас заскочу! Как дела, что новенького? Что? Шнауцер вас позвал?». – «Завтра вашу Люлинг будут кормить в ресторане». – «Да вы что! Что вдруг?! Тьфу, чтоб ей подавиться!».

В машину Кокиш затолкались Клизман, Эркенс и я. Клизман, как и положено ей, оттеснила профессора на заднее сидение. По пути в ресторан переговорил с Эркенсом о предстоящей встрече со Шнауцером. Сидящим впереди нас не было слышно. «Чем Шнауцер нас накормит, – спросил я у Эркенса, – и как заставит вырвать всё?». «Аппетит пропадёт», – согласился Эркенс. «Уже после первого блюда вставит два пальца в рот!» – прогнозировал я.

«Друзья, ешьте, приятного аппетита, – начал Шнауцер, отставив в сторону еду, – но послушайте меня! Мы собрались здесь не только поесть, но и принять важные для нас решения! Так дальше продолжаться не может, у нас нет больных! Я всегда мечтал, чтобы стационарных больных становилось всё больше, чтобы нашу клинику уважали, ценили, чтобы больные продолжали и после выписки у нас лечиться амбулаторно! Надо и после выписки не терять больных! И один из вас, – без особого энтузиазма указал в мою сторону Шнауцер, – это начал осуществлять, но нужно всем! К нему ходят бывшие стационарные больные на амбулаторное лечение». «Это не проблема! – воскликнул Дегенрат, отправив в рот свиную котлету. – Давайте, организуем дневной стационар, нужны помещения, и вся проблема будет решена! Я могу возглавить эту работу, тогда и пойдут, повалят бывшие стационарные больные на амбулаторное лечение после выписки! Мы их выпишем, а они к нам будут амбулаторно ходить! Нужен статус, понимаете, условия!». «Хорошо, давайте создадим», – согласился Шнауцер. «Я буду начальником дневного стационара! – объявил о своём новом назначении Дегенрат. – Только тогда, пожалуйста, никаких стационарных больных вести не буду!». «Я тоже хочу вести только амбулаторных!» – воскликнула Клизман. «Все будут это делать! – обрадовал всех Шнауцер. – Только вот он не будет вести психотерапевтических больных! – указал Шнауцер в мою сторону. – Он будет только китайской медициной и гипнозом заниматься! Профессор Эркенс так считает! – отрезал Шнауцер и, посмотрев на Клизман, добавил: – И больше прошу передо мной этот вопрос не поднимать, что он должен вести ещё и психотерапевтических больных! Ясно?!». Клизман, обиженно совершила несколько оборотов бровками и скривила входное отверстие пищеварительной трубки, только что освободившееся от большого куска свинины. Шнауцер ласково посмотрел на меня. Я ему слегка кивнул головой в знак согласия. «А сейчас, давайте сначала закусим, выпьем! Только не напивайтесь, и пойдём дальше», – предложил Шнауцер. «Ах, вау! Как всё lecker (вкусно)! Что ещё взять? Вот возьму-ка себе Wildschwein (дикую свинью) с шампиньонами», – размякнув после выпитого и съеденного, объявляла вслух Клизман. «Но не берите же самое дорогое!» – призвал её к совести Дегенрат. – «А я возьму себе, например, Kalbssteak!» – ответил Дегенрат дорогой телятиной на вызов Клизман. «Ах, ах! Wie lecker, wie schmeckt (как вкусно-то)!» – повторяла Клизман, отправляя куски свинины в рот, вернее, рот натягивая на них. «А сейчас пойдём дальше! – прервал её оргию Шнауцер. – Я очень прошу, – сказал он тихо, по-доброму, Люлинг, – да подпишите вы, наконец, характеристику этой бедной Мине Барсук! А? Ну что вам стоит! Я понимаю, что она не может работать и не знает, как работать! Но прошу, подпишите, и пускай она идёт от нас спокойно! Без скандала уйдёт! Хорошо? Да? Ради меня, прошу, подпишите!». «Посмотрим», – улыбнулась игриво Люлинг, перекосив тем самым Кокиш. «Ну вот, и спасибо вам! – сказал ласково Шнауцер, когда Люлинг, как бы кивнула в знак согласия. – Я вас очень ценю и уважаю! – заверил он Люлинг. – Вы самая лучшая Allgemeinmedizinerin (врачиха общего профиля) в Германии!». Люлинг расплылась в широкой улыбке, но окосевшая Кокиш, защёлкав челюстями по спарже в соусе, отвернулась. «Пойдёмте дальше, друзья! Хватит, наконец, есть! – вставил каждому по первому пальцу в рот Шнауцер. – Как клинику развить? Зачем, думаете, я вас сюда привёл, накормил и напоил?! Чтобы у вас языки развязались!» – захохотал Шнауцер и, хитро прищурившись, вставил второй палец каждому в рот! И все стали по очереди отрыгивать. «Я считаю, что больные бегут, потому что ими мало занимаются, а занимаются перетягиванием каната! Главного врача нет, но кто-то должен на себя взять роль арбитра при перетягивании каната! – первым «отрыгнул» я. От этого Клизман втянула входное отверстие и выпучила, чувствовалось, выходное, Дегенрат засопел, а я продолжил: – Профессор Эркенс должен взять на себя эту роль! Вы меня извините, – обратился я к нему, – если это для вас будет дополнительной нагрузкой, но только вы можете спасти клинику! – понесло меня. – Все эпикризы, документы должны подписываться профессором! Это и для страховок будет весомее при продлении лечения! Надо совершать один раз в неделю профессорские визиты, исправлять или дополнять лечение, диагнозы – если надо! Профессор, и только он, должен определять качество и тактику лечения!». «Правильно, так и сделаем!» – с энтузиазмом согласился Шнауцер. И Люлинг благодарно посмотрела на меня, профессор – менее благодарно, а Дегенрат и Клизман потеряли, наконец, аппетит и перестали дальше заказывать «лекераи»!

«Докторэ, зайдите ко мне! – предложил Шнауцер после возвращения из ресторана в клинику. – Спасибо, докторэ, вы правы! Я всё заметил и понял! Я вас поэтому и пригласил в ресторан и ценю! А Силке поняла?! Дегенрат должен уйти!». «Нет, он может остаться», – попытался я остановить Шнауцера, чтобы он имел кого-то грызть, и Клизман не стала совсем живой. «Не волнуйтесь, докторэ, Клизман не будет главным врачом! – оскалился Шнауцер. – Она для этого очень непривлекательно выглядит!». «С сегодняшнего дня все медицинские документы в клинике подписывает исключительно профессор Эркенс!» – оповестил на следующий день приказ на доске объявлений.

«Это я – Мина, заскочу на пять минут! Ну, что слышно, что новенького! Что было в ресторане?». «У всех по-разному, – объяснил я, – Клизман отбила от Wildschwein (дикой свиньи) пару отбивных! Дегенрат оторвал кусок телятины от телёнка!». – «Да нет, я не об этом! Что там Люляшка делала? О чём говорили?». – «Что-то с аппетитом ела, пока Шнауцер не попросил её подписать вам характеристику». – «Да, вот молодец! Хороший мужик – херр Петер!». «Да и Силке хорошая баба», – добавил я.

До 50-ти, или более, врачей собралось на форуме. Зал не вмещал всех желающих, стояли вдоль стен и у дверей. Имя профессора Эркенса в приглашении сделало своё дело! «Принципы и сложности проведения групповой психотерапии», – была тема его доклада. Какую-то бесцветную тему выбрал себе Дегенрат. «А я буду вести форум – модерировать!» – объявила Клизман, отобрав эту функцию у профессора, сделав его, таким образом, простым докладчиком. Прошло уже полчаса, а профессора всё не было, он опаздывал. «Что я сказал! – радовался Дегенрат. – На этого человека нельзя надеяться! Если через 15 минут не приедет, начнём сами!». Профессор не приехал и через 15 минут к радости Дегенрата. Дегенрат нудно зачитывал свою писанину. Затем была моя очередь! Рисунки больной были у профессора, я думал, как без них обойтись, чем заменить? «Продемонстрирую на ком-то гипноз!» – решил. Но Эркенс появился раньше, чем Дегенрат закончил читать свою галиматью, усыпив всех участников. Со своей женой, тоже врачом, профессор появился в зале тихо, незаметно, в чёрном пиджаке, белой рубашке и с чёрным галстуком. Профессор выглядел торжественно-траурно. Его жена – полная, лет 55-ти, в чёрной юбке. Они как-то гармонично дополняли друг друга. Эркенс прошёл за трибуну и сел в углу на стул, уставившись в пол впереди себя. После Дегенрата он поднялся на трибуну и в течение часа без бумажки рассказал своими словами об особенностях групповой психотерапии. Его слушали внимательно, у него чувствовался опыт. Он мне ностальгически напомнил лучших советских профессоров, соответствующих этому званию. Эркенс с мягкой улыбкой, предоставил затем мне слово. Я рассказывал про особенности гипноза в психосоматике: о том гипнозе, который я разработал и применяю; об отказе от простого усыпления; гипнозе, подсказывающем больному пути выхода из ситуации, ободряющем его; о сочетании гипноза с акупунктурой при болях! Затем жена Эркенса стала демонстрировать на большой экран рисунки больной с анорексией (отказ от еды с целью потери веса), что та видела в гипнозе, а я их комментировал. Мой доклад оживил всех в зале, даже пришедшую бывшую зам. главврача фрау Пиппер, которая подпрыгивала на стуле, чтобы лучше рассмотреть рисунки. Зал проснулся! После форума подходили врачи и спрашивали о возможности приходить в клинику учиться гипнозу, и спрашивали, готов ли я организовать курсы. Профессор явно устал, на его лбу выступил обильный пот. Клизман выглядела раздражённой и озлобленной. Дегенрат был на кого-то обижен! Я остался доволен и пошёл в комнату дежурного врача. Предстояло ещё и от ночного дежурства удовольствие получить! Со мной в этот раз была жена, и нам было о чём поговорить и кого изобразить! Это была пятница.

«Ну, как форум? Я слышала, вы доклад какой-то делали? – утром сообщила мне “новость” Мина. – А мне зато Люляшка характеристику подписала! Мне её Кокиш только что дала! Вот она! Но я пока уйду из клиники, – сказала Силке, – но пообещала, что, возможно, приду! Мне как-то всё равно! Будь, что будет! Вот только Люляшку теперь осталось выпихнуть отсюда! Тогда и я приду!».

«Можно вас на минуту? – появился вслед за Барсук серб Бомбелка. Вид у него был слегка озабоченный, как будто двух копеек не хватает на компот, что он и озвучил: – Вы пока никому не говорите, никто пока не знает! Вчера умер профессор Эркенс».

«Алле, это я Мина, срочно бегу к вам! Как вам нравится? Старичок-то наш умер! Жалко, конечно, но ничего, наши Клизман и Дегенрат сделают всё ещё лучше, чем он».

«Да, конечно, – согласился я с Миной, – если они сделают то же самое, что и он». Кокиш плакала в своём кабинете: «Он очень был похож на моего дядю, такой же хороший был! Что мы теперь будем делать? Почему лучшие уходят, сейчас приедет Шнауцер». С заплаканными глазами пришёл Шнауцер: «Нет, нет! Он останется навсегда на наших дверях! Его имя останется навсегда на дверях! Пока я здесь хозяин, никто не посмеет это имя вычеркнуть! Он показал мне образец врача, каким должен быть врач! Эти все ScheiЯe (говно)! Эти все говно! Они говно! Но никто меня не заставит его забыть! Я их научу работать, как он, или выкину! Я не умру от инфаркта, как этот Эркенс! Я не умру от инфаркта, не дождутся!». Стены кабинета содрогались от его криков, воплей, ударов кулаком по столу. «Что будем делать, доктор?» – обратился ко мне Шнауцер. «Плохо», – сказал я. «Пойдёмте в конференц-зал, объявим этим Scheiße (говну)! Они этому обрадуются! Силке, собери всех!».

«Я вас всех собрал, чтобы сообщить: вчера умер профессор Эркенс», – выдавил Шнауцер. «Nein, nein», – затараторил Дегенрат. «Этого не может быть! – произнесла и Клизман, патетически заломила ручки и взвизгнула: – Ведь в пятницу он ещё жил! Но, знаете, я это как-то предчувствовала. Он был каким-то не таким, как всегда». Всплакнула и психолог фрау Мисс, тоже очевидно, своего дядю вспомнив. «А что вы скажете?» – обратился ко мне Шнауцер. «Это большая потеря для клиники, прежде всего, хорошего человека, хорошего специалиста. Он мне напомнил лучших советских профессоров», – почему-то сказал я то, что думал. «А когда похороны?» – осведомилась Клизман. «Да, когда?! – очень заинтересовано спросил и Дегенрат. – Отдадим долг!». Шнауцер как пришёл, так и вышел с Кокиш, сделав мне знак зайти к нему. Перед его кабинетом Клизман меня опередила и, проскочив впереди меня, закрыла перед моим носом дверь! Пришлось дверь открыть, вытянув Клизман в вестибюль, она дверную ручку так и не выпустила из рук. «Ой, ой, ой, какая беда! – притворно закатывала Клизман глазки. – Бедная жена, такого мужа потерять! Я знаю, что значит – жить без мужа! Ой, ой, ой, такой человек! Но ничего, не переживайте! – успокаивала Клизман и Шнауцера, и Кокиш. – Справимся! А когда похороны?».

«Доктор, – позвонил мне вечером домой Шнауцер, – мы тут с сестрой сидим и думаем, что делать?! Вы должны, доктор, теперь спасти клинику, только вы это сможете сделать!». – «Я не отказываюсь, буду каждый день делать обходы и лучше, если с Кокиш. Буду вносить необходимую корректировку в лечении больных и постараюсь, чтобы отток больных прекратился. Я так всегда делал – меньше теоретически обсуждать больных, а больше с ними практически работать! Беседовать с ними и меньше между собой!». «Это хорошая идея, доктор, спасибо. А что, доктор, если убрать Дегенрата? Я уже это решил!». – «Если только вы его уберете, это не решит проблему! Я бы не советовал его убирать, это нарушит равновесие системы». – «Хорошо, спасибо, доктор».

«Сегодня я продолжаю серию моих докладов по ведению документации! Конечно, профессора жалко, но жизнь идёт своим чередом», – «обрадовал» всех на конференции Дегенрат.

Шнауцер и Кокиш не объявили мне день похорон, это держалось в тайне. И только по чёрному, мятому платью Клизман, делающему её ещё больше похожей на Бабу-Ягу, и красивой, как смерть, и по чёрному пиджаку с зелёным галстуком в крапинку Дегенрата, я понял, что они со Шнауцером и Кокиш отправляются на похороны. Именно врагов профессора Эркенса повёл Шнауцер закопать, как он говорил – своего друга. «Я бы тоже пошла с удовольствием! – сказала уборщица-словенка Штильбе. – Я очень люблю ходить на похороны, в особенности, таких хороших и известных людей! Это ведь очень интересно! Только здесь в Германии не принято приходить на похороны без приглашения, а меня не пригласили! А в Словении, кто хотел, тот и приходил».