Текст книги "Испытания сионского мудреца"

«Зачем она это сделала?» – спросила у меня жена. – «Нас она не боялась, я ведь, при её устройстве не выдал, что Мина еврейка, когда Кокиш указала на неё, как на “контингент флюхтлинг” и спросила Мину: “Что это означает?”. Я тогда за Мину ответил, что есть такой контингент, и что это очень “хороший контингент”, хорошо будет работать! Тогда Мина изобразила мне благодарную рожу! А сейчас испугалась, что Абаев её продаст, как она его продаёт! И решила: лучше самой сдаться – сделать “явку с повинной”, покаяться пока не поздно!».

«Докторэ, зайдите!» – позвонил через полчаса Шнауцер, как раз, когда я закончил проводить гипноз у поступившего два дня назад больного со СПИДом и вторичной депрессией, желающего похудеть! У некоторых депрессия сопровождается приступами обжорства. «Как дела, докторэ, как здоровье?» – начал Шнауцер. Посмотрев на него, понял, что о здоровье он спросил просто так – мои анализы пока никому в руки не попали! «Всё прекрасно!» – заверил я «друга». «Как вам новый врач, докторэ?». – «Вот такой! – поднял я вверх большой палец. – И как врач очень опытный, и как человек прекрасный!». – «Почему, как человек?!». – «Не скрыть свою еврейскую веру, надо иметь мужество – быть честным и не приспособленцем!». «Удивительно», – разочарованно произнёс Шнауцер. «Что удивительно?» – поинтересовался я у Петера Шнауцера. – «Я ожидал, что вы будете недовольны его приходом на работу». «Так вы для меня его приняли?!» – уточнил я у «друга рогоносца», который, как оказалось: «для совершения самой низкой подлости, готов на самое высокое благородство!». «Нет! – злорадно рассмеялся Шнауцер. – Для вас я принял на работу психотерапевта, доктора Шибли! Он владеет акупунктурой! Мне его Клизман для вас нашла! Как конкурента вам! Он тоже честный – сразу сказал, что гомосексуалист!». «Поэтому вам не конкурент!» – вырвалось у меня.

Шнауцер действовал по сценарию, который я предсказал, обрадовался я правоте своей теории! Моя радость отразилась, очевидно, на лице. «А чему вы рады?» – разочарованно поинтересовался Шнауцер. «Тому, что и для меня гомосексуалист не конкурент! Я только хочу вас попросить – оградить доктора Абаева от гнева коллектива! – обратился я к Шнауцеру. – Все очень недовольны вашим выбором». «Нет, он должен сам выкарабкиваться! – холодно ответил Шнауцер. – Он должен вас благодарить за своё устройство! Как вы сами заметили: все против него! Тогда я их спросил, считают ли они, что вы плохо работаете, и они заткнулись! Передайте ему, что вы, как я понял, его авансом похвалили! Я обо всём знаю, и пусть смело работает! А кто не хочет, чтобы он работал – Мина, например, пусть придут ко мне! Я её давно у себя жду! Она только у Кокиш имеет хорошие карты, но не у меня! Кстати, этот новый врач, который придёт – доктор Шибли, ещё и сексопатолог!» – добавил Шнауцер. «Будет учить пациентов, что задница это половой орган!» – вновь вырвалось у меня. «Мы на Западе – толерантны», – возразил Шнауцер.

«Алле, это я Мина, заскочу! Что вам Шнауцер сказал? Я знаю, вы у него только что были! А Клизман мне сказала по секрету, что доктора, владеющего акупунктурой, взяли для того, чтобы он составил вам конкуренцию! К тому же он гомосексуалист! Что будете делать?!» – злорадно поинтересовалась Мина. «То, что делают с педерастами!» – уклончиво ответил я. – «А, что?». «Удовлетворю его!» – вновь вырвалось у меня. «Ну ладно, потом заскочу», – разочаровал я Мину своей заинтересованностью в педерасте.

«Ты прав! Шнауцер действует по твоему сценарию! Как будто он его прочитал! А Шибли только что я увидела, вот такая жопа, развела жена руки до отказа!» – изобразив гомика, глядя на меня, как на сценариста. – «Отвечу тебе изречением Абу Али ибн Сины! Помнишь, у нас в мединституте висел транспарант?». «Тот, который ты уже не один раз высмеял! – напомнила жена: “От преисподней до колец Сатурна все тайны мира ты познал недурно…”». «Да, да, точно! – обрадовался я. – Молодец, хорошая память, только это не я сказал, а Авиценна и полностью оно звучит: “От преисподней до колец Сатурна, все тайны мира я постиг недурно, лишь одного узла не смог развязать я – это узел смерти!” А я это только перефразировал, как ты тоже, наверное, помнишь: “От места срама до черепной коробки люда! Недурно разобрался я в причинах блуда!”».

«Давай, звони в лабораторию», – вернула меня жена к реальности. Набираю номер, сердце стучит чаще обычного, томительное ожидание пока ищут результат: «Так… ваш показатель… прежний у вас был…, а сейчас…» – ударило в правое ухо… записал я на листке. – «Спасибо». – «Пожалуйста, прислать факс?». – «Нет, спасибо. Подожду, пока по почте придёт, не срочно», – отказался я от факса, который легче, чем письмо, другим прочесть. «Ладно, – успокоил я помрачневшую жену, – повторим ещё один-два раза, затем решим, что делать. Если сохранится тенденция роста, то посмотрим».

«Можно к вам? – позвонил Дадаш Абаев. – Не пойму, почему на меня все волком смотрят? И эта – Мина Барсук? Она что, русская?». – «Нет, к сожалению, еврейка». – «Она меня сегодня два раза к себе в кабинет вызывала и потребовала общей медициной не заниматься! Я не собираюсь ещё и общей медициной заниматься. Мне дали уже двух психотерапевтических больных! Но если скажут, что я могу сделать? Придётся посмотреть и таких больных. А почему она против того, чтобы я “общей” занимался?» – не понимал наивный горский еврей. «Боится за свою шкуру», – пояснил я «горному колену». – «Вот, дура! И в синагоге я тоже натерпелся от ашкеназийских евреев!». «Ну, ваши тоже не все – мёд!» – поставил я горца на место. «Да, конечно, – согласился он, – но нас тут в Германии всего 200 человек. Мне дали больного, и Бомбах велел завтра доложить ему структурный анализ. Что это такое? Мы ведь это не учили в Союзе!». – «Бомбах вам устраивает экзамен! Хочет проверить уровень ваших знаний, он такие задания никому из немцев не даёт. Просто докладывают жалобы больных и вкратце историю болезни». «А откуда я это могу знать?» – наивно настаивало «горное колено». – «Вы читали книги по психотерапии, психоанализу, медицинской психологии? Психологии развития личности, например?».

«Вы плов кушаете?» – поинтересовался, в свою очередь, Абаев. – «Ещё как!». «Я как-нибудь приглашу вас в гости! Приезжайте к нам оба на выходные! Мы с женой приготовим плов», – предложил он мне и мрачной жене, ещё не отошедшей от результатов моего анализа.

«Откопируй ему этот раздел», – указал я на пять листов в книге по психосоматике, когда Дадаш Абаев вышел. «Зайдите, – позвонил я Дадашу через 15 минут, – вот это дома почитаете. Это раздел по психологии развития личности! А вот сводная таблица! А пока запишите, что я вам продиктую: “У данного пациента можно предположить нарушения в симбиотической фазе развития на первом году жизни! Что, возможно, и послужило причиной развития психоза”. Это произнесёте завтра на конференции, после доклада жалоб и анамнеза больного».

«Спасибо, придёте к нам? Я вас познакомлю с одной профессоршей в синагоге». – «Как, в синагоге: с профессоршей?!». – «Ну, она в Союзе была профессором, а здесь председатель правления синагоги! А я – её заместитель! Очень умная! Мы с ней на следующей неделе в синагоге симпозиум организуем, под названием “Толерантность и эмпатия”! Все недовольны и говорят: “Нельзя ли попроще?!” Приезжайте!».

«От чего лечится у вас этот мой больной со СПИДом?» – поинтересовалась у меня на конференции Клизман. – «Хочет похудеть». – «Так он скоро и так похудеет от СПИДа! Ему не долго уже осталось!» – захихикала Клизман, а за ней и все остальные врачи, терапевты, включая и Бомбаха. Все, как гуси загоготали, со смеху покатились.

«Можно мне доложить больного?» – в конце, когда Бомбах объявил, что можно расходиться, произнёс Абаев. «Ну, давайте», – согласился Бомбах. После объявления жалоб больного и истории болезни, Абаев, наконец, зачитал надиктованный мной ему текст. Клизман, глядевшая на него до этого скептически, так и окосела от неожиданности. «Ну хорошо, это можно принять за рабочую гипотезу», – согласился высокомерно и высокопарно Бомбах.

«Я не понял, как они отреагировали, когда я доложил?» – зашёл ко мне после конференции Абаев. «Окосели от удивления, – хотел я его обрадовать, – хорошо доложили». «А вы умеете делать “эриксоновские гипнозы”?» – спросил Абаев. – «Умею, но делаю классический, он мне больше подходит». «А я умею эриксоновский делать, – задумчиво произнёс Абаев, – но я пока не буду вылазить», – успокоил он меня. «Ты, по-моему, напрасно вокруг него суетишься», – сделала вывод жена, когда Абаев вышел. «Может быть, он мне чем-то Хейфеца, полуеврея-полудагестанца из бердичевского техникума напоминает, из-за которого мне часто приходилось драться! – предположил я. – Но дело, ведь, не в нём, а в окружающих. Я и тогда, в 17 лет, не столько за Хейфеца, сколько против окружающих был!».

«Шнауцер, только что собрал Кокиш, Бомбаха и Клизман на совещание», – ответила жена, которая больше меня общалась с внешним миром, планируя нашу работу. А я больше находился с больными в нашем бюро, состоящем из двух смежных комнат, на дверях которого висела спасительная табличка: «Не мешать, и не шуметь – гипноз!», что останавливало всех кроме Мины, и в последнее время и Абаева не отпугивала. Они без лишнего шума открывали дверь и вламывались, когда жены не было со мной! Только ей иногда удавалось остановить налёт, когда я наговаривал формулы гипноза.

«Шнауцер так орёт на них, – сообщила жена через полчаса, – как будто у него истерика! Всё идёт по твоему сценарию!». «Ну, да! – согласился я. – Он сейчас демонстрирует перед Кокиш свою мужскую силу! Он вожак стада, гарема, а сейчас ещё и евнуха взял – гомосексуалиста, который как бы будет охранять его гарем! Всё, как в первобытном стаде! По идее он сейчас орёт и избивает именно Бомбаха! Он ведь его сделал как бы вожаком стада, а сейчас должен перед Силке продемонстрировать свой бой с претендентом на место вожака – Бомбахом! Он ему сейчас рога пообломает – сохатому, покажет Силке, кто в стаде хозяин и кто достоин с ней спариваться!». «По-моему, Бомбах на это не претендует», – возразила жена. «Конечно нет, но это Шнауцеру нужно! Для этого он сам Бомбаха вожаком назначил, чтобы затем его постоянно свергать! Тем более что у него сейчас есть рога! И он будет их с разбега вонзать в Бомбаха! А эти две самки должны будут наблюдать за боем претендентов за право спариваться с самками! Только Клизман это не грозит! За право с ней спариваться никто никогда не будет сражаться! И я уверен, что никто никогда и не сражался, поэтому она даже на больных СПИДом злая, желает им скорой смерти! Но то, что совершает Шнауцер, он делает чисто на инстинктивном, подсознательном уровне! У него работает уязвленное самолюбие! На психологическом языке – это нарциссическая обида!».

«Зайдите ко мне, если можете», – попросила тихо, на следующий день утром, Кокиш, как только мы с женой вышли из машины, а она подкатила к клинике. У Силке были распухшие, заплаканные глаза: «Он меня увольняет со следующей недели! Кроме того, он так орал на Бомбаха вчера, что и тот сказал, что уйдёт. Он озверел окончательно, не пойму, чего он хочет! Я ему сказала, что личные дела, наверное, нельзя смешивать с деловыми, и он согласился. Что мне делать, посоветуйте? Он мне противен, я бы с удовольствием ушла, но я потеряю много денег! Всё моё материальное существование будет ужасным! У нас с ним ещё есть общие финансовые дела! Мне пришёл конец, он меня гонит! Я ему сказала, что сегодня дам ему ответ, что я выбираю: деловые отношения с ним или личные! Так как “и то и другое” не получается. И он даже с какой-то радостью согласился! Он ждёт от меня ответа, что мне делать?». – «Как долго ждёт?». – «Ну, со вчерашнего дня». – «Почему сразу не дали ему ответ?!». – «Но мне ведь нужно подумать! Я хочу уйти, он мне надоел, единственное, что меня сдерживает – это общие наши дела! Я ему скажу, что никаких личных отношений, пусть только деловые останутся! А что вы посоветуете?». – «Где он?».– «Ну, сейчас восемь часов утра – думаю дома». – «Сейчас же ему звоните!». – «Куда?». – «Ну, туда, где он находится!». – «Так он дома, спит!». – «Поднимайте с постели! Так делают все влюблённые!». – «Какие влюблённые! Он мне надоел, я его терпеть не могу!». – «Так вы хотите деньги и работу или нет?». – «Да, конечно, в том-то и дело, что хочу! Я лишусь средств к существованию! Он меня полностью уничтожит финансово, если я откажусь от деловых отношений с ним!». – «И что вы собираетесь делать?». – «Скажу, что мне всё надоело, согласна только на деловые отношения! Он тоже согласен, что те и другие у нас не получаются». – «Слушайте, что я вам скажу! Сейчас же звоните! Чем больше пройдёт времени, тем больше будет не в вашу пользу! Он ждёт с нетерпением вашего ответа! Лучше было бы, если бы вы ему вчера сразу ответили, без раздумья! Сказали бы ему, что для вас нет никакого вопроса, и вам нечего обдумывать! Вы его любите и выбираете любовь – личные отношения! А деловые вас не интересуют. Будьте, как русские женщины-декабристки! Идите за ним в Сибирь, если он туда, конечно, попадёт!». – «Так я же его не люблю, он мне надоел!». – «Вы что, не понимаете, что он вас испытывает?! Это тест, экзамен на то, что вам важнее! Если выберите деловые отношения, то, вообще, никаких не будет! Вернее, будут – будет преследовать и добивать вас на всех уровнях! Звоните прямо сейчас и скажите: “Петер, как тебе не стыдно?! Как ты мог мне такой вопрос задать: любовь или деньги?! – Любовь, только любовь, Петер! Всё отдам за любовь!”». – «А как от него уйти?». – «Только постепенно! Освобождайтесь от деловой, финансовой, экономической зависимости от него!». – «А что подумает его сестра, если я позвоню?». – «Ну и что? Тем лучше! Пусть сам, дурак, оправдывается перед сестрой, сам захотел ответа! Надо было ночью ему позвонить! Это ещё лучше было бы, влюблённые так и делают! Вы и так потеряли много времени. Звоните, а я выйду! Потом сообщите мне результат и его реакцию! Без меня, дальнейших моих советов, сами ничего не совершайте, никаких шагов!». «Доктор, зайдите», – раздался через пять минут звонок от Кокиш. – «Ну что?». – «Позвонила!». – «Ну и что?». – «Трубку взяла его сестра». – «Дальше, это неважно!». – «Сказала ему, как вы советовали». – «Дальше!». – «Не знаю, я сразу положила трубку». – «Молодец, правильно сделали!». – «А теперь что?». – «Теперь он пусть думает! Вы “забросили мяч на его половину поля”! Уверен, что сегодня же даст о себе знать! Судя по его характеру, будет здесь через полтора-два часа, ровно столько, сколько ему ехать из дому!». Кокиш вздрогнула, её перекосило, но тут же опомнилась: «Знаете, как я его люблю! Еr ist mir ьber alles (он мне превыше всего!)». – «Ну вот! Пошли старые напевки: “Deutschland uber alles!” Только сейчас уже Петя превыше всего! А раньше Германия была превыше всего! – понял я и извинился перед Кокиш: – Ладно, я побегу, меня больные ждут». «Спасибо, доктор, за поддержку!» – почти, как Мина, но с благодарным видом боязливо произнесла Кокиш.

«Думаешь, ты правильно сделал?» – спросила жена. – «Понимаешь, в тот момент она была для меня пациентка, автоматизм сработал! Ведь не мог я ей подсказать, как неправильно действовать!».

«Алле, Мина, заскочу, что вы делали у Кокиш?». – «О работе беседовали». – «Скажу вам по секрету, я была при её разговоре с Клизман. Кокиш сказала, как и Клизман тоже, что будет хорошо, когда придёт этот, ну, как его вы обозвали – педераст. Они его берут для конкуренции с вами». – «Так вы мне об этом уже говорили». – «Да, но это было раньше! А вчера я услышала от них ещё раз после их конференции со Шнауцером! Кокиш плакала, он её и Бомбаха обругал последними словами! Она после этого советовалась со мной и Клизман: “Что делать?”». – «Ну и что вы посоветовали?». – «И я, и Клизман в один голос сказали: “Плюнь ты на него, этого облезлого красавца! И не имей с ним никакой любви! Что за любовь-морковь такая?!” Надо только работать! Скажи ему: “Никакой больше любви, только работа!”». – «Ну, а она?». – «Ей сразу стало как-то легче, перестала плакать, и тогда и состоялся разговор о вас, о конкуренции вам со стороны доктора! Как его… забыла…. Ах да, правильно, доктора Шибли! Ладно, побегу, потом заскочу! Узнбю, где этот чёрненький! Поговорю о нём с Кокиш! Пока, спасибо за поддержку».

«Ну что?» – посмотрела на меня скептически жена. «Не переживай! – успокоил я её. – Во-первых, это не последнее “землетрясение” для Кокиш! Во-вторых, сваливая эти две кучи в одну, я делаю хорошее дело для других! Лучше одна большая куча, чем много везде поменьше! Пусть нюхают друг друга! – произнёс я со злостью и, успокоившись, добавил: – Ведь и больные наши не ангелы, а многие с нацистским прошлым! Но мы ведь не советуем им намеренно плохо, когда обращаются за помощью! У нас реакция врачей – помочь! Иначе невозможно было бы работать! А она, как я уже сказал, была в тот момент для меня пациенткой».

«Шнауцер здесь», – объявила через два часа жена, выйдя за кофе и наткнувшись на Шнауцера. – «Ну и что?». – «Они оба счастливые, он и Кокиш, вышли из столовой. Кокиш бросилась мне дверь открывать, а Шнауцер театрально поклонился в пояс и подержал дверь, пока я пройду». – «Знай наших!» – сказала бы Мина. «Кокиш и Шнауцер оба пьяные! Шатаются по клинике, как угорелые, все больные от них шарахаются», – сообщила жена, выйдя в очередной раз в сестринскую за историей болезни. «Ну ясно, празднуют слияние душ», – пояснил я.

«Абаев ломится в дверь, несмотря на табличку “не мешать”», – объявила жена. – «Впусти, что он хочет?». – «Не знаю». – «Что мне делать, уже всё надоело. Мина Барсук меня опять вызвала и потребовала убрать с двери табличку, что я врач общего профиля». – «А кто её повесил?». – «Ну, конечно, не я – регистратура, Шнауцер дал им указание». – «Ну и пошлите её к Шнауцеру!».

«Доктор, огромное спасибо! – ввалилась в кабинет Кокиш, не обращая внимания на Абаева. И, обняв меня, прошептала на ухо: – Такой совет вы мне дали, который мне так сразу помог, мне ещё никто не давал! Спасибо, доктор! Я остаюсь, и буду маркетингом заниматься, ну и его заместителем остаюсь! Будем теперь отделение для русских пациентов создавать! Мы приняли ещё одного русского психолога на работу! Он из Казахстана – Aussiedler (переселенец), его фамилия Балдус, не слышали?». – «Нет, я ведь из Питера». «А вы знаете ещё других русских врачей? Мы их всех возьмём!» – только сейчас, Кокиш заметила Абаева. «Да! Да! Знаем! И очень выдающуюся личность – профессора, доктора медицины! – обрадовался Абаев. – Он тоже из Казахстана, только настоящий русский, его фамилия Сукау! Слышали?» – спросил у меня Абаев. – «Нет, я ведь из Питера». – «Он может даже возглавить русское отделение!» – отдал ему тут же пост Дадаш Абаев. «Отлично!» – обрадовалась Кокиш. «Я вас могу с ним познакомить!» – предложил ей Абаев. «Отлично!» – ещё больше обрадовалась Кокиш. «Поговорю с ним, думаю, через пару дней согласится!» – заверил Абаев. «Он что, не работает?» – спросила жена. «Где-то работает, по-моему, – промямлил Дадаш, – в каком-то центре. Но он хочет врачом-профессором работать! Он же врач! Профессор!».

«Это имеет большое значение! Будет русский начальник у вас! – пообещала мне Кокиш на следующий день, протянув документы профессора Сукау: – Доктор, посмотрите! Вот Абаев принёс его документы!».

На меня смотрел с фотографии очень важный с бородкой лопаточной формы, в очках – пятидесятивосьмилетний «инспектор отдела кадров ГУЗЛа», который категорически отказался взять меня в Ленинграде на работу, в качестве участкого врача, в 1985 году! Не он, конечно, но или его двойник, или из того же яичка – однояйцовый брат-близнец! Под фамилией Сукау стояло: урожденный Тарабаров.

«Вы уверены, что хорошо сделали? – спросил я у Дадаша Абаева. – Зачем вы тащите сюда говно и ещё при этом – антисемита?!». «Почему вы так думаете? Вы ведь его не видели и не знаете!» – изумился Дадаш. – «Мне достаточно то, что я его фотографию видел на его документах, которые вы подбросили Кокиш!». – «Ну и что вы можете о нём сказать?». «То, что уже сказал: – В первую очередь, – говно! А во вторую, – антисемит, ещё и фашиствующий! Не только вас продаст, но свою Родину – русский род свой продал – сам Тарабаров, а фамилию взял, наверное, жены – русской немки, и стал сукой – Сукау! Вернее, была сука – Тарабаров, а стала сука – Сукау! Вы что думаете, укроетесь под его крылом?! Он вас и продаст в первую очередь! Вы же религиозный еврей! А поступаете, как Рабин и Перес – привели в дом, где жили, Ясира Арафата и вооружили его! Создали ему сразу рекламу! У вас теперь будут не только немцы начальники, но ещё и русский антисемит начальник! И он как раз в первую очередь и будет вас бить – “своего”, чтобы чужие боялись!».

«Ладно, я побегу, у меня сейчас больная!» – выскочил из кабинета, как ошпаренный – «Рабин-Перес» – Абаев Дадаш – «дашь на дашь».

«Да, – произнесла жена, – ну и события, какой-то дурдом! Всё в один момент закрутилось!».

«Алло, это я – Абаев! Можете ко мне зайти на пять минут! Знаете, вы опасный человек! – рассмеялся Абаев. – Как вы сразу так распознали Сукау? Он мне сам рассказал, что в России его говном на работе называли. И ещё мне сказал, что евреев не любит, но я какой-то не такой еврей, из-за которых он так настрадался в Союзе. Но в тоже время, я думаю, что он русским гадости не сделает. И он как врач – хороший. Он мне сказал, что когда в России одна врач отказала какому-то больному в помощи, он ей сказал: “Как вам не стыдно! Даже немецкие – нацистские – врачи лечили в концлагерях больных и никому в помощи не отказывали!”».

«Ну ясно», – посмотрел я на безнадёжного узколобика с большим носом, маленькой головкой, похожего на птичку – Дадаша. Только сейчас я это заметил. «У меня после ваших слов голова разболелась, – указал на свою маленькую головку Дадаш, – что сейчас делать, не знаю. Он всё равно уже придёт, я ему телефон клиники дал». «Ну и хорошо, пусть приходит ваш Сукау! – успокоил я Абаева. – За меня не волнуйтесь! Я знаю, как на х^*й гавнюков посылать! Если ко мне сунется! О себе подумайте и делайте, как вам лучше». «А Силке, опять подставилась! – понял я. – Теперь получит от Шнауцера еще и за этого русского профессора – приревнует!».

«Чего он хотел?» – спросила жена. «Его поведение, и всех остальных, понятно! Другое дело, что это не по мне. Я никогда не был, вернее, не родился и не буду педерастом!» «А зачем всё же ты помог Силке?». – «Я жрал мышей, но никогда – дохлых!». «Ты же сам всегда говорил: “Хочется другим что-то хорошее сделать – перетерпи и не делай!”». – «Я не столько хочу сейчас другим помочь, сколько нам самим! Сейчас надо “есть”, но не мышей, а настоящий – крупный и мелкий рогатый скот и падальщиков – шакалов и гиен! Сейчас, как ты видишь, нарушилось равновесие в фауне, причём нарушилось против нас! Две гиены: Клизман и Бомбах; два бегемота: Мина и Шибли; цепной пёс – Шнауцер; драная коза – Кокиш; горный козёл – Дадаш Абаев; горный баран – Балдус. Получается один бегемот и одна гиена лишние! Клизман и Мину вытеснить нереально, остаётся бегемот Шибли и гиена Бомбах. Бегемота Шибли любит гиена Бомбах, если его убрать, то и Шибли, возможно, уйдёт!». – «Ты что, замахнулся на директора клиники?!». – «Не только я, но и Кокиш! Он её не устраивает». – «Думаешь, драная коза сожрёт гиену?». – «Ей надо использовать для этого цепного пса Шнауцера – он сделал из мелкого шакала гиену». – «А с чего ты взял, что Дадаш горный козёл?». – «Он козлик, согласен, извини – козлик! Евреи обычно не дотягивают до «гаевских», они «полугаевские», главное, что он мелкий рогатый и Балдус из этой же группы – баран! Вот они и будут выяснять отношения между собой! Разбегаться и делать: «баран, баран – буц»! Пока это будут делать, нам не мешают, но если рога на нас направят – обломаю! Видишь, козлик уже заказал для себя русского хамелеона Сукау».