Текст книги "Испытания сионского мудреца"

«Примите участие в форуме завтра? – спросил доктор Бомбах. – Может, расскажете врачам об акупунктуре, гипнозе?». «Хорошо», – согласился я. «Но модерировать буду я!» – предупредила его Клизман, как и тогда, когда профессор Эркенс был ещё жив. В отличие от длинного и худого Дегенрата, Бомбах был ниже ростом, но зато толще. Он своим поведением напоминал ассистента кафедры терапии советской клиники 70-х годов. И, действительно, до того, как заняться психотерапией, он был ассистентом-интернистом в университетской клинике. И сейчас был связан с этой же клиникой, откуда ему периодически присылали студентов на цикл по психосоматической медицине.

«Он земной, в отличие от Дегенрата», – осторожно хвалила его Клизман. «Он правильный, у него жена есть и двое детей», – брезгливо скривившись, добавляла Кокиш. «И нудный», – хотелось добавить мне. Ещё у Бомбаха были оттопыренные уши, наклонённая вперёд под углом голова! В физиономии было что-то поросячье, но вместо хрюканья: негромкий, затихающий к концу предложения голос и сонные глаза. От этого он и казался Клизман более приземлённым. Она его подкусывала, а он мало реагировал, но чувствовалось – порулить будет не против, постепенно только будет это делать, не как Дегенрат, не как: «с раной Мамай ворвался в сарай», что я часто слышал от брата в раннем детстве! Больные на Бомбаха не жаловались, как на Дегенрата. Он для них ничего хорошего не делал, но и не будоражил. Дегенрат тем более ничего хорошего не делал для больных, но ко всему ещё и стегал их. На фоне менее агрессивного Бомбаха, Бабой-Ягой для больных стала Клизман – она их кусала, подкусывала! А злой настоящей мачехой стала (кто бы мог подумать) трусливая фрау Пусбас! И из-за этого я жалел, что помог нарушить равновесие в доме, убрав Дегенрата. В каждом таком доме нужен свой Дегенрат!

Мина крепко присосалась к вымени Кокиш! Но была не против пососать у кого угодно, кто начальник! Вот только у Шнауцера она не решалась это делать, хотя и пыталась. «Боюсь я его как-то! Он какой-то не такой!» – жаловалась Мина. И поэтому Мина Барсук следила за каждым шагом и передвижением Шнауцера! И даже, когда он предложил сегодня на очередной встрече с бывшими пациентами нам с женой с ним запечатлеться на фото, Мина тут же подскочила, откуда ни возьмись, и свои 20х15 вклинила в кадр, чем испортила наши с женой выражения лиц. Мало кто из «прежних» добрался до этого праздника – для нас с женой уже третьего! Но вот, Ковачич – убиенный хаузмайстер, пришёл! Его, как всегда, пригласили мясо погрилить! Он это хорошо делал в своё время!

«Я тоже буду приходить мясо грилить, когда уйду из клиники!» – объявил я Шнауцеру. «Как вы думаете, докторэ? – как бы ответив на моё предложение, спросил, а вернее сказал, Шнауцер. – Только не пугайтесь! Я решил поехать в Китай и привезти оттуда китайцев! Они ведь оригиналы по акупунктуре и к тому же дёшево стоят! На вашу зарплату я могу минимум пять, а то и десять китайцев купить! И больных будет много! Все хотят китайцев! Наши немцы же дураки! Конечно, вы не бойтесь, докторэ, вас я оставлю! Но я открою, может, еще одну клинику или пару амбулаторий! Я ведь «оконом»! А, докторэ, как идея?». «Как хотите! Только не знаю, понимаете ли вы, что больные ко мне ходят не только и не столько из-за акупунктуры! Вон, видите, больной Фридрих, например, уже больше двух лет ходит ко мне амбулаторно! А последнее время и со своей женой вместе ходят!». «А зачем он ходит? Что он у вас делает?» – недовольно проворчал Шнауцер. – «Лечится». «Так долго лечится?!» – недоверчиво спросил Шнауцер. – «Да, но не только акупунктурой, наши пациенты с психологическими проблемами и меньше всего нуждаются в акупунктуре! С ними нужно уметь и психологические беседы проводить, и гипноз помогает! К каждому больному нужно подходить индивидуально! И не смотреть на часы». «Это я знаю! – раздражённо буркнул Шнауцер. – Кстати, докторэ, одна очень симпатичная молодая швейцарка, такая красавица прямо, психолог, хочет пройти у вас стажировку! Она училась в Китае акупунктуре! Что, если и у вас ещё подучится? Посмотрит, как вы всё это делаете – гипноз! И как с больными беседуете! Могла бы и вам иногда еще помочь! Она живёт в Германии! Вы, конечно, не бойтесь! Я вас никем не заменю, но жалко, если вы свой ценный опыт никому не передадите, докторэ! Она готова хоть год у вас учиться! Она хочет совмещать акупунктуру с психологией, как вы!».

«У меня уже есть помощница!». – «Кто, докторэ?!». – «Как, кто! Жена! Она и работает не хуже меня и половину денег, что я вам приношу, зарабатывает! Только вы ей не платите их!».

«Ах, докторэ! Вы всё о своём! Ваша жена вам помогает, а мне нужно, чтобы вас кто-то смог заменить!». – «Вы имеете в виду, как Люлинг?». – «Ах, вы, докторэ, очень недоверчивый, как все евреи!».

«Алле, Мина! – заскочила Мина. – Я слышала, что Шнауцер хочет китайцев привезти на ваше место! Это правда?». – «Да, полтора миллиарда».

«Нет, я слышала, что примерно 10 или 12 китайцев! Знаете, его можно тоже как-то понять, китайцы же дешёвые!».

«Да, он любит дешёвок!» – согласился я.

«И ещё, знаете, я думаю: Шнауцер хочет вас на место поставить!» – проговорилась Мина, что она хотела бы сделать со мной – «спасибо за поддержку», называется это у «Мин».

Возьмём две недели отпуска, пока китайцы не хлынули, решили мы с женой. «Это я, – Мина! Мина, я! – орала в трубку Мина, за два дня до конца отпуска. – Боже, какое горе! Ах, какое горе!» – стонала Мина. «А что случилось?» – спросил я. – «Вы что, не слышали?!». – «Нет, ничего ни по телевидению, ни по радио вроде не сообщали! А что? Ленин умер или Кеннеди убили?». – «Да нет же! Удивляюсь, что вы ничего никогда не знаете! Все знают, а вы не знаете! Шнауцер уволил Силку Кокиш! Он её уволил, какое горе! Что теперь делать, не знаю?!». – «А за что?». – «Придёте, расскажу! Какое горе, какое горе! Что теперь делать?» – причитала Мина, как будто ей руку или ногу оторвали.

Грустного Шнауцера увидел в вестибюле, когда возвратились из отпуска. «Как дела, доктор? Зайдите ко мне», – попросил Шнауцер. «А у вас как дела?» – спросил я у него. Посмотрев на меня внимательно, Шнауцер передумал со мной делиться своим горем, понял я. И стал нести какую-то чушь, пустяки! Не для этого же он меня сюда позвал!

«Где Кокиш?» – спросил я у весёлой секретарши Пир-воз. – «Нет, и никогда её уже здесь не будет! – ещё более повеселев, ответила Пирвоз. – Она уволена!». – «За что?». – «За то, что злоупотребила доверием Шнауцера». «И вы уверены, что она не вернётся?» – спросил я у Пирвоз. «Уверена! Никогда больше! Никогда! И я плакать не стану!» – рассмеялась Пирвоз. – «Это я понимаю, но я не исключаю, что Кокиш вернётся». «Да вы что! – возмутилась Пирвоз. – Этого не будет никогда! Шнауцер на неё очень зол». «Злой, но грустный, – подумал я, и сказал: – Всё сейчас зависит только от Кокиш!» – не порадовал я Пирвоз.

«Что Кокиш такое сотворила?» – спросили мы с женой у заскочившей к нам перепуганной и растерянной Мины. «Ой, не спрашивайте! – заламывая пухлые руки, простонала Мина. – «Такое горе! Такое горе! Такое несчастье!». – «У вас такой вид, как будто вы осиротели». – «Ой, точно! Именное такое у меня чувство!». – «Так, что же случилось?!». – «Только вы никому не говорите! Шнауцер застукал Силку с другим! Это надо же было такому горю случиться! И что вдруг его принесло именно в это время к ней домой поехать! На пять минут приехал бы позже, и бедная Силке успела бы! Так, нет! Его именно принесло тогда…! Ах, какое горе, какое горе! Что теперь с нами всеми будет?! Страшно аж подумать! К кому теперь приткнуться? Ума не приложу!».

«К Шнауцеру приткнитесь! Он с этого времени единственная сила в клинике!». – «Это, конечно, так, но я его как-то, знаете, боюсь!». – «А вы не бойтесь, «ловите момент»! Он сейчас уже не тот и нуждается в утешении! Утешьте его!». – «Да, вы думаете?». – «Уверен!». – «Ну, спасибо за поддержку, сейчас побегу попробую! Потом заскочу».

«Ой, как жалко мужика!» – заскочила Мина, как и обещала, через 15 минут. «Почему?» – поинтересовалась жена. – «Ну, как же, его же тоже можно понять! Он ей верил, любил!». «А сейчас?» – спросила жена. «Ой, даже не знаю, – засомневалась Мина, – я попыталась его успокоить. Попросила рассказать мне подробно, как и что произошло». – «Ну и что?». – «А он мне: “А зачем это? Что это мне даст? Чем сможете – вы, мне помочь?!”. Я ему сказала: “Если не помогу, то хоть рассмешу, возможно?” Обняла его и, даже пару танцевальных “па” с ним проделала! Но чувствуется, ему что-то большее нужно! Какое горе, какое горе!».

«Вы тогда не Шнауцером займитесь», – «переформатировал» я Мину. «А кем?!» – оживилась Мина. – «Ясно кем – Бомбахом!». – «Почему?». – «Потому что сейчас он будет начальник! Его главным сделает Шнауцер!». – «Вы так думаете?». – «Уверен!».

«Ой, спасибо за поддержку, побегу! Потом заскочу». – «Ну, и что?» – спросила жена у заскочившей через час Мины. – «Спасибо, вы оказались правы. Он, действительно, сейчас главный! Шнауцер сказал ему, что он будет директором клиники! Я его поздравила и сказала, что мы теперь с вами ему будем все бумаги на подпись относить, в том числе, и отпуск с ним согласовывать!». «Причём здесь – вы и мы! – не выдержал я. – Вы договаривайтесь с Бомбахом за себя». – «Бомбах сказал, чтобы мы с вами согласовывали отпуск, чтобы одновременно не уходить, не оголять клинику! И знаете, я его могу как-то понять! Он хороший мужик». «Но вы напрасно забыли ещё о Клизман! Теперь она будет ревновать, что вы так много внимания уделяете Бомбаху! Всё-таки она тоже, по-своему, начальник!» – решил я Мину во все начальственные места приткнуть. – «Ой, не знаю уже кто начальник! У меня уже от этого вся голова ходором ходит! Ну, спасибо, побегу, потом заскочу».

«Вот, что значит вымя потерять! Сейчас ей нужно, срочно искать другое! – пояснил я жене. – Надо несчастной помочь: где, что, и у кого пососать! Конечно, дружба Шнауцера и Кокиш вдохновляла их на каннибализм! Они пьянели от крови «убиенных», это их возбуждало, как сатанистов! И половую активность усиливало! Она ему указывала кого «прирезать»! И он ей доказывал свою силу, «прирезав» то одного, то другого! Сейчас эта эра закончилась, Силке, к счастью, дурой оказалась и не прислушалась к моему предостережению, когда в самом начале я ей сказал: «Со Шнауцером можно всё потерять в один момент!» – И я был уверен, что она в один момент это и потеряет! Он уже никогда, ей не простит и не забудет! Он, конечно, её вернёт в клинику, в этом я уверен! Его ревность заставит это сделать – забрать своё у конкурента. Он её не оставит другому. Другое дело, сам будет долбать и до-долбает! Он сейчас с ней будет рассчитываться, отрывая от нее «по куску мяса»! Он сейчас имеет, кого жрать и будет её жрать! Она обречена, она подставилась! Она, как Александр Матросов, своим телом прикрыла «амбразуру»! Не желая, совершила «подвиг»! Опасность сейчас в другом – в усилении Бомбаха! Он может развернуться! А это ещё хуже, чем Кокиш! Он неэмоционален, он «правильный немец»! Из двух зол выбирай меньшее! Он большее зло! – объяснил я жене психологическую обстановку – психодинамику в клинике. – Надо Силке возвращать! Сегодня позвоним ей домой! Узнаем, насколько она серьёзно подставилась!».

«Кокиш, – донеслось вечером тихо и робко в трубке. – Я всё потеряла, сама виновата! – как святая Мария фон Магдала каялась Кокиш. – Он самое дорогое у меня забрал – клинику!». – «Ага, вот что для тебя самое дорогое – власть! – подтвердила она мою правоту. – Не волнуйтесь, это он вам вернёт!» – уверенно сказал я Кокиш. – «Нет, никогда он не вернёт! Я сама виновата!». – «А я говорю, вернёт! Ему ещё хуже, чем вам! Уже через несколько дней будет вас просить вернуться в клинику!». «Не думаю», – безнадёжно вздохнула Кокиш.

Ведение конференции Бомбах взял в свои руки, Клизман сидела пришибленная, почти как Мина. Как я и предсказывал, именно Бомбаха объявил Шнауцер директором клиники! Во-первых, Клизман он не любил с самого начала, а во-вторых, она считалась подружкой Кокиш. «И Мина в опасности, но выкрутится, – сказал я жене, – а вот секретарша Пирвоз и другие подчинённые Кокиш временно оживут».

Грустнее и мрачнее всех был Шнауцер, как и положено рогоносцу! «Но на что он – дурак рассчитывал?! Помнишь шофёра, 28-ми лет, в питерской поликлинике? – напомнил я жене. – Он мне похвастал, что нашёл, наконец, свою любовь – тридцатипятилетнюю замужнюю мамочку, которая только его любит, причем, больше всех на свете! И ему поэтому никогда в жизни не изменит!». «Ну и что?» – заинтересовалась жена концовкой этой истории, которую тогда в Питере я ей не рассказал. – «Я этому дураку, когда он хвастал, сказал, почему он уверен, что эта мамочка ему не изменит, если она мужу изменяет!» «Это совсем разные вещи!» – уверял меня знаток женских душ. «И что же?» – уже безразличным тоном спросила жена, занося в компьютер данные пациентов. «Концовка не лирическая, а венерическая! Этот дурак через неделю прибежал ко мне в кабинет, но уже не один, а с гонореей на пару: – Помогите, доктор, вы оказались правы! – Вот и Шнауцер, примерно такой же дурак! Но он «поймал Кокиш», а не гонорею! Гонорея, по-видимому, редка в Германии?».

«Доктор, я назначил вам и жене в этом месяце премию в одну тысячу «ойро (евро)». Вы хорошо с женой поработали», – сообщил грустно Шнауцер в вестибюле. В этот раз обошлось без бодрого «докторэ», без кофе, без сахара, без сливок, без минеральной воды, но зато 1000 ойро (евро)! Как сказал однокурсник-кореец на курсах по иглотерапии в Казани: «Когда буду работать, у больных буду брать только деньги! А если нахалы принесут коньяк, скажу им: “Коньяк я могу себе и сам купить!”».

«Как только он вернёт Силке в клинику, перестанет выдавать премии. Он сейчас одинокий и нуждается в поддержке и неуверенно себя чувствует, – понимал я. – Страдания делают человека…!».

«Ой, какая радость! – заскочила Мина через три дня. – Силка, кажется, возвращается! Он её вернёт! Он просит её вернуться, но она ему поставила условие, что вернётся только его женой в клинику!». «Наглая она, – сказал я своей жене, – но дура! Он, может, ей и пообещает, но уже никогда этого не сделает! А за свою наглость Силке рассчитается! Она, дура, рискует! Вначале обделалась, а теперь хочет на белом коне въехать: «Если мёд, то ложкой»!

«Все её осуждают! – заскочила Мина, ещё раз через полчаса. – А я говорю: – А если это любовь? Просто, люди любят друг друга!».

«Кокиш возвращается! – обрадовала нас и уборщица Штибле, любительница посещать похороны. – Вы слышали, Кокиш возвращается! И я вам расскажу по секрету! Я вчера их обоих застукала в машине Шнауцера, когда ехала в своей. Я решила, что обозналась и поехала за ними, чтобы удостовериться! И увидела их в зеркале! Они сделали вид, что меня не видят, а я их увидела! Хорошо, что Кокиш возвращается! Она добрая ко мне! – Ну, что я вам говорила?! – встретила нас Штибле утром, через три дня, после того, как уличила парочку. – Кокиш уже здесь! Она у себя в кабинете! Она вернулась!».

«Силка здесь! Какая радость! – заскочила Мина. – Только похудела бедная, но здесь! Теперь мы все должны молиться, чтобы у них всё было хорошо! Чтобы они любили друг друга! И нам тогда тоже будет хорошо!».

«Только что я встретила плачущую уборщицу Штибле! Она выбежала от Кокиш и орала: – Она меня уволила! За что она меня уволила?!» – сообщила мне жена.

«За то, что вернулась в клинику и хочет вновь почувствовать себя человеком, восстановиться! Но больше, чем уволить уборщицу, она уже не в состоянии! Шнауцер ей большего уже не позволит, например, Бомбаха, и даже секретаршу Пирвоз она уже не в состоянии будет уничтожить!» – сказал я жене.

«Алле, Мина! Заскочу! Какие люди отвратительные! Не успела Кокиш прийти, говорят: – Она уже и уборщицу уволила! Как так можно говорить?! Силка добрейший человек! И долго мучилась с этой уборщицей! Эта Штибле ленивая – что-то с чем-то! Конечно, будут ещё увольнения! И секретарша Пирвоз уйдёт! Я бы, например, всех уволила, будь моя воля! И этот, Шнауцер, ещё ей нервы, бедной Силке, треплет! Только что приехал, обругал её самыми последними словами, назвал проституткой и уехал! Конечно, его бедного тоже можно понять! И он страдает, они любят друг друга! И, как мне сказала Силке, поняли, наконец, что не могут друг без друга! Пусть только, у них всё будет хорошо! Я больше ничего не хочу в жизни! Спасибо за поддержку, потом прибегу!».

«Пока Силка и Петя ссорятся, давай на неделю в отпуск сходим», – предложила жена.

«Аллё, это я – Мина! Мина я! Как отдыхается? Что новенького? Извините, что беспокою, не даю ещё и дома вам отдохнуть! Новости есть, это что-то с чем-то! Этот красавец, Шнауцер, сволочь поганая, чтобы он сдох! Хотя я никому зла не желаю, берёт на работу какого-то маленького, совсем чёрного еврея, такого противного-противного, типичного…! Я его ещё сама не видела, я, вообще, маленьких не люблю! Все недовольны, в особенности Пусбас и Бюльбеккер, и Клизман, и все остальные! Все говорят: – Что это такое! Мы что, теперь должны по-русски говорить, а не по-немецки?! И я, знаете, могу их понять! Но это бы ещё ничего! Самое главное, этот еврей, ко всему еще «альгемайном медицинщиком (врач общего профиля)» считается, и ясно, Шнауцер хочет мне конкуренцию создать! Посоветуйте, что делать? Как еврея выжить?! Этого нельзя допустить, чтобы он у нас работал! Он очень противный, что-то с чем-то – все говорят! Посоветуйте!».

«Нужно подумать, – сказал я, – ещё один, и еврей, ко всему прочему!». «Так в том-то и дело! Зачем нам это надо?! Нас двое и тоже ведь много! И, знаете, я могу немцев как-то понять! Я бы на их месте тоже этого не хотела! Побегу, попробую документы на этого чёрненького подсмотреть! Потом позвоню, спасибо за поддержку! Такая сволочь – этот Шнауцер! Я всегда это чувствовала! Не знаю, как уж и чем ему угодить?! Я и так и сяк пробовала! Если ему уж Люлинг не понравилась, такая вся из себя, и её он выгнал! То уж не знаю, кто ему нравится?! Паразит несчастный! Ну, всего доброго, отдыхайте, потом позвоню!».

Глава 10
По‐немецки он hahnrei (кастрат), а по‐русски рогоносец

«Ты оказался прав, Мину ждут страдания», – задумчиво произнесла жена. «Не только её, – добавил я, – если Мина не врёт, не выдаёт желаемое за действительное, что его все не любят, то Шнауцер и взял его всем назло! Он со всеми за свой позор, за свои рога рассчитается! Этот еврей – ложка дёгтя, хотя и не в бочку мёда! Ну, а Мину, конечно, он не любит, она же протеже Силке Кокиш, и ей придётся искать другое вымя! И за что её, вообще, любить? Но, в первую очередь, он ударит сейчас по Бомбаху», – рассуждал я. «Почему?» – удивилась жена. – «А ты не понимаешь? Не расстраивайся, не только ты не понимаешь, это способен понять только умный психолог-мужчина, как я, например, – скромно успокоил я жену. – Психологи не знают причин и различий в поведении мужчин и женщин, во всяком случае, не уделяют этому внимания, как будто большинство людей – гермафродиты! В этом еще один недостаток психотерапии, медицинской психологии! Кроме глупости и некомпетентности многих психологов, психотерапевтов это служит ещё дополнительным, вредным фактором психотерапии». «Я вообще не понимаю, – подхватила жена, – как могут психотерапевты, неудачники в семейной и общественной жизни, проводить терапию с другими? Чему может, например, Клизман научить женщину или мужчину с семейными проблемами, если сама не замужем и живёт одна». «Так и получается, что женщинам-пациенткам она будет внушать желание наплевать на мужчин и жить, как она – одна! Так же хорошо, как она выглядеть, как из дымоходной трубы! Пациентов – мужчин, она будет стараться соблазнить и убедить, что их жёны сволочи. Лучший вариант – это два терапевта для пациента: мужчина и женщина, которые компетентны в психологии, имеют сексуальных партнёров, удовлетворены и не нуждаются в сексуальных отношениях с пациентами. Но на практике, такое редко бывает!» – выразил я своё видение проблемы. «Какое это имеет отношение к “нашим баранам”?» – рассмеялась жена. – «А то, что и тебе как женщине непонятно поведение Шнауцера». – «Но ты ведь, к счастью, не похож на Шнауцера». «Точно, нет! – охотно согласился я. – Но в каждом из мужчин сидит маленький или большой Шнауцер! Как и в женщинах – маленькая или большая Кокиш!». «Выкладывай свою теорию, не тяни!» – нетерпеливо потребовала жена, желая, очевидно, понять во мне маленького Шнауцера. «Ладно, слушай, – согласился я, – но это ко мне не имеет никакого отношения». «Как и в первобытном стаде, мужчина стремится создать и сохранить гарем! Для этого ему надо доказать свою силу и оставаться сильным. В современном человеческом “стаде” деньги и положение играют главную роль! На втором месте потенция – сексуальная сила! На третьем – ум». «Тогда тебе ничего не грозит, – успокоила жена, – два последних у тебя есть». – «Но у меня нет первого! И этого уже достаточно, чтобы не быть уверенным в себе!». – «Перестань копаться в Шнауцере, создавать теории! – посоветовала жена. – Нам ещё не хватает из-за Шнауцера поссориться!». «Не бойся, – успокоил я её, – я что-нибудь придумаю! Такое, что тебе скучно не станет, со мной не соскучишься, – почти, как угрозу произнес я. – И, кроме того, в отличие от Шнауцера, я всё замечаю и тут же подправляю! Болезнь легче предупредить, чем лечить! Это Шнауцеру надо было Силку в постели с огромным плотником застать, чтобы убедиться…!». «Но ведь не у всех женщин одинаковые ценности и понятия сильного мужчины», – перевела жена разговор с полусерьёзной на серьёзную тему. «Да, ты права, вернее, ценности могут местами меняться. Здесь может быть много разных нюансов. Ясно, что если женщина дура, то причём здесь умный мужчина?! Хотя ум понятие относительное, смотря, кто оценщик! Да и богатство, тоже. Если в Германии это машина, дом, то в России может быть и бутерброд! Но, так или иначе, женщина выбирает сильного!». «Это всё же лучше, чем стараться создать гарем! – упрекнула жена мужчин. – Выбрала сильного, и с ним!». «К сожалению, не так! – ударил я вновь по женщинам. – Я ведь перечислил несколько признаков мужской силы, а их значительно больше! И эти ценности могут у женщины меняться. Сегодня ценит деньги, завтра сексуальность, послезавтра ум, а затем даже глупость, но с большой «глупостью»! Как наш сын говорит: – Не за кудри Васю любят, не за белое лицо, а за…!». «О, ты уже совсем плохой!» – испугалась жена, почувствовав, что я начинаю уже раздражаться из-за женской ненадёжности. «Короче, – подытожил я, – и та, и другая сторона – обе хороши! Или, как сказал Сталин: – Оба хуже!». «Ну, а причём здесь маленький, чёрный еврей, которого взял Шнауцер на работу?» – перевела жена опять разговор в более спокойное русло. – «С его помощью Шнауцер будет Силке доказывать свою силу! – пришлось объяснить, уже ничего непонимающей, жене. – Он взял такого еврея, которого все не любят, всё же мы в Германии! Даже еврейку – “мешок” Мину, Силке взяла для Шнауцера, взамен красавицы Люлинг! А он для неё – маленького, чёрного, старого еврея! Он для него всё равно, что евнух для гарема! Но здесь, он может просчитаться – евреи, обычно, не евнухи, даже старые!». «Ну и что будет дальше?» – заинтересовалась жена. «Хочешь заранее узнать конец детектива? Лучше, дочитай его до конца! – посоветовал я. – Будет неинтересно, если заранее узнаешь конец! Завтра кончается у тебя отпуск, узнаешь и увидишь продолжение! Чем дольше будешь смотреть – тем больше заработаешь!».

Уже в коридоре клиники натолкнулись на толстую, в халате на распашку, Мину, которая, как банщица, ловила больных и загоняла их в номера, т.е. в свой кабинет на осмотр. Она была явно встревожена, маленький, чёрный еврей сделал своё дело! Мина таким образом защищала от него своё стадо больных. А вот и он сам! Действительно, маленький, лысый, а всё остальное чёрненькое! И он меня опознал, и бросился ко мне, ища защиты от остального стада! «Это вы доктор…?» – назвал он меня по фамилии. – «Да, а что тоже похож?» – поинтересовался я. Но он был слишком встревожен, чтобы еще иронию понять! Даже пушок на лысине торчал дыбом, как у тех евреев в лагере Нюрнберга, по прибытии в Германию. «Можно к вам? – попросился он сразу в мой кабинет. – Ничего не пойму?! – начал он. – Все на меня в коллективе косятся, как на чёрта!». «Вы же в Германии!» – успокоил я его. – «Так и эта – еврейка Барсук тоже недовольна!». «Она из-за другого! Из-за боязни конкуренции!» – пояснил я «ошпаренному кипятком» еврею. «Да я не собираюсь её больных забирать! Я же здесь психиатр! Хотя на дверной табличке и дописали Allgemeinmediziner, но это не я, это Шнауцер дал указание!». Пришлось мне победоносно посмотреть на жену. «А вы откуда приехали?» – посмотрел внимательно чёрненький на меня и жену. – «Из Питера, а вы?». – «Я из Дербента, Дагестана». «Ага, поэтому чёрненький, другое “колено”, – понял я, – горский еврей! Не то, что мы – гордые ашкенази (евреи выходцы из Европы)». «Да, будем знакомы! – только сейчас протянул он руку. – Дадаш Абаев!». «Ой, горенько, угораздило тебя! – про себя, вспомнил я хохляцкое сочувствие – «горенько». – Очень приятно!» – протянул и я ему руку.

«Давай, проверим у тебя кровь! – предложила жена, когда Дадаш ушёл. – Уже пять месяцев прошло!». «Да, видать, надо», – согласился я без энтузиазма. Из-за этого плохого анализа полтора года назад вынужден был остаться работать у Шнауцера, когда он изменил мой трудовой договор – уменьшил зарплату! Тогда решил послать его, и послал в беседе с ним! Но Шнауцер пошёл на попятную, предоставив мне дополнительный выходной день, уменьшив часы! И я согласился. До этого проверил у себя в крови один показатель, который оказался слегка повышенным, и решил, что свой праксис нет смысла открывать – лучше синица в руках! Конечно, анализы мы проверяли тайно, жена взяла кровь у меня из вены и положила вместе с кровью больных! А результат перехватывали до того, как он попадал в руки других в клинике! Конечно же, узнай Шнауцер о моей проблеме, тут же уволил бы! Удалось найти врача, который терпеливо ждал моего согласия на операцию, а я решил наблюдать, пока показатель в крови не начнёт расти. Как обычно, закрыли дверь на ключ изнутри, в первую очередь от Мины! Жена набрала в шприц кровь, я написал себе направление на исследование и расписался. А она привычно отнесла в лабораторию. Время потянулось мучительно долго, только в четыре часа, не раньше, смогу позвонить в лабораторию и узнать результат. От которого будет зависеть: спешить ли с операцией или можно не спешить, а возможно и ничего не делать!» – мои мысли прервали первые больные, которые хлынули к нам на лечение в понедельник! За выходные много проблем накопилось!

«Жена настаивает, чтобы я с ней сейчас на курорт поехал в Испанию, а мне и здесь хорошо! И что делать?» – спросил первый – 1,90 м роста пациент, кровь с молоком, служащий, цепляющийся за клинику. «Мне бы твои проблемы!» – промелькнуло у меня в голове. Пришёл на акупунктуру и гипноз! Но только неопытный и чёрствый врач, будет тут же иглы втыкать такому пациенту! Нужно вначале побеседовать, для этого у меня есть не более пяти минут, т.к. через сорок минут у больного уже следующая терапия, а у меня следующий пациент. За 5 минут надо разобраться в его нежелании ехать с женой и подсказать ему выход из ситуации! Это у меня получается только из-за того, что я сразу, интуитивно, понимаю проблему пациента, до того как он рот раскрыл! Без предварительной беседы гипноз неэффективен, а иглы он вообще как наказание воспримет! Надо успокоить больного, когда у самого «кошки на душе скребут»! А идиот Шнауцер не понимает, отчего больные ко мне уже три года после выписки амбулаторно ходят на иглоукалывание! Хочет китайцев взять, чтобы больше денег ему приносили, как куры яйца несли. Амбулаторным больным страховка только за акупунктуру платит, гипноз и беседу они получают у меня бесплатно – в счёт не ставлю! Шнауцер этого не знает! Другое дело Мина, чистит больных как парикмахерша, но приспособилась амбулаторных больных, которые ко мне ходят, ловить в коридоре и загонять к себе в кабинет. И они как бараны идут, думают, что если ей откажут, то я обижусь и не буду их принимать. Она, Мина, ведь тоже «русская», как и я! Другое дело, что от Мины они получают счета, от которых не только они, но и страховка начинает чесаться! Но как-то у Мины все проходит. Хотя всё же половины больных лишилась! Они, выходя от нас, стараются проскочить у Мины, кто между рук, кто между ног, но убегают! Сказать Мине: «Не хватай больных!» – не поможет. Шнауцер её поддержит, ведь деньги – 90 % ему идут!

«Алле, я – Мина, заскочу! – прервала мои мысли о ней Мина. – Ну, как вам нравится этот новый красавец?! Шнауцер думает, что если мы с вами хорошо работаем, то все русские хорошо работают! Таких, как мы, он больше никогда не найдёт!». – «Скажите ему это». – «Я не ему, я Кокиш и Клизман сказала!». – «Ну и какой результат?». – «Клизман пообещала, что этот чёрненький до пенсии не доработает!». – «А, что вы о нём думаете?» – с надеждой спросила Мина. – «Я думаю, что не надо сражаться евреям с евреями и помогать их вытеснять!». – «Да я не против, пусть работает! Только не пойму, зачем его надо было, в его возрасте – 58 лет, брать?! Что, молодых нет?! Но знаете, мне как-то всё равно! Я никому плохого не желаю, всех жалею, пусть работает! Только, кто будет отвечать, если он что-то натворит с больными?!». «Что натворит?!» – изумилась жена. – «Ну, у него же нет опыта работы, как у меня!». «Он опытный врач, – “успокоила” Мину жена, – он и в Германии пять лет работал». – «Да я не против! Конечно, пусть работает! Спасибо за поддержку, потом заскочу». «Внутри животных одного вида борьба наиболее острая!» – сказал Дарвин, а теперь и жена задумчиво произнесла Мине вслед.

«Зайдите! – пригласила Кокиш, завидев меня в вестибюле. – Как вам доктор Абаев? Вот его документы!». – «Самое лучшее мнение: опытный врач-психиатр и врач общего профиля! Кроме того, достоин уважения – указал свою еврейскую веру в резюме на работу, что не прибавляет шансов найти работу в Германии!». «Да, – рассмеялась Кокиш, – я так и думала, что вы с ним сойдётесь. Он какой-то настоящий еврей! Меня удивила д-р Мина! Узнав, что придёт работать “контингент флюхтлинг” (обозначение еврейских эмигрантов в Германии), она расстроилась, а затем зашла вся красная и призналась, что она еврейка!».