Текст книги "Испытания сионского мудреца"

«А вы как думаете?» – спросила у меня Клизман на следующий день на конференции, когда главный врач не согласился с её диагнозом у больного. Вопреки обещанию, она «держала листок перед ртом». «Я плохо знаю больного, – «взял и я листок перед ртом» – Больной только что поступил, и ко мне ещё не попал». К тому же не хотелось ей помогать бороться с «уже убитым» главврачом Зауэром. – Кокиш и Шнауцер приняли Клизман на его место!» – уже не сомневался я.

«Зайдите ко мне, – позвонила мне в кабинет Кокиш. – Вас ждёт сюрприз!». Сюрпризом оказалась круглая желеобразная, как медуза, с двойным или даже тройным подбородком – сорокадвухлетняя, мешковидная в полтора-два центнера тётя. Круглые брови, маленькие, моляще-жалостливо глядящие на меня глазки, как бы говорили: «На тебя, родной, вся надежда! Помоги, брат, не забуду никогда в жизни!». У неё было всё жирное, не только физиономия, но и пальцы, кисти, ладони! Голова составляла с туловищем единое овальное целое, затылок переходил в жировой горб на плечах – «холодец в оболочке»! Массивные золотые кольца из красного золота и серьги из такого же металла, окончательно прояснили проблему происхождения и раньше, чем Кокиш открыла рот, понял – землячка!

«Ваша землячка, хотя и не еврейка, а русская немка», – радостно подтвердила Кокиш, как бы сделав мне громадный подарок. «Да, да, вижу», – улыбнулся я, поняв, что землячка себя не за ту продала. «Ой, да! – ещё больше просияла землячка. – Мина Барсук!» – подала она мне скромно пухлую лапу. «Действительно, Барсук!» – подумал я. «Was (что)?!» – вздрогнула Кокиш, услышав: «Мина». «Это после войны такие имена появились!» – успокоил я, как мог, Кокиш. «Прекрасно, взорвём Люлинг! – обрадовалась Кокиш. – Вот и вам будет легче! – добавила она – Будет с кем общаться по-русски! И ей будет легче, вы ей поможете! Если мы её возьмём, – разъяснила Кокиш, – она будет работать ассистенткой у Люлинг. Она тоже врач общего профиля». «Да, я была почти главным врачом!» – застенчиво, но громко сказала Мина Барсук. «Нет, у нас есть главный врач», – засмеялась Кокиш. «Что вы, что вы, где мне! – вновь застеснялась Мина Барсук. – Я не смею даже мечтать!».

«Ну что, возьмём? – спросила меня Кокиш, выставив временно, Мину Барсук за дверь, и добавила: – Скажу вам честно! Я давно, как только вы пришли, мечтала взять ещё хотя бы одного, а лучше двух русских врачей! Русские врачи – самые лучшие, вы меня убедили!». «Как и в Питере, – вспомнил я, – главный врач готова была через пару месяцев всех душанбинских врачей перетянуть в поликлинику!». «Нормальная, – поддержал я её рвение, – можете брать, она производит впечатление работящей и непритязательной, будет работать». «Я вам очень благодарна! – произнесла Мина, зайдя затем ко мне в кабинет. – Ой, какой кабинет у вас красивый! Я так вам завидую, не представляете!». – «Почему же, не только представляю, но и вижу!». – «Как вам повезло так устроиться?! И меня берут! Спасибо, что подсобили, не забуду! Буду очень рада, если ещё и работать поможете! Я, вообще, без опыта работы. В Германии полгода только, немного в праксисе попрактиковалась. А там у нас в Союзе, больше занималась административной работой, хотя пришлось «посидеть» и на глистах, и на дизентерии, и даже немножечко на бациллах Коха!». «А здесь «посидите» на поносе, на запоре и немножечко на вздутии, это немецкие народные проблемы!» – в тон ей пояснил я. «Да, спасибо, думаю справлюсь! Конечно, там, в Киргизии, я очень хорошо зарабатывала и в диспансере, и в поликлинике. Киргизы разводили стрептомицин водой, и эффекта не было у больных с туберкулезом из-за низкой концентрации стрептомицина. И я, конечно, тоже немножечко разводила, но не так сильно! И ко мне шли! Так что на хлеб, и даже масло, хватало! Как это, как её там – «люляшка» моя!». «Вы имеет в виду фрау Люлинг?» – не понял сразу я. – «Ну да, да, точно – Люлинг!». «Вам нужно будет проявить характер, – сказал я, – с ней не ужились ваши предшественники». «Ничего, справлюсь! – застенчиво заверила Мина, сломав шариковую ручку, как спичку, которую вертела в руках. – Ну вот, и сломала!» – виновато произнесла Мина. «Неужели и Люлинг так сломается?!» – промелькнуло у меня. «Вам придётся заниматься ещё, как и предшественнице, психотерапией. Советую вам пойти в библиотеку и взять пару книг по психотерапии, как я это, в свое время, сделал и прочитать, чтобы на конференциях, хотя бы о чём речь идёт понимать», – посоветовал я. – «Хорошо спасибо, но уже поздно, я ведь уже через неделю выхожу на работу». «Ничего, я за два выходных дня успел прочесть две книги», – посоветовал я Мине. «Хорошо, я подумаю, схожу куда-нибудь, – заверила Барсук, – спасибо, если поможете работать», – на прощание произнесла Мина. «Вы далеко живёте?» – спросил я у неё. – «Да, больше 40 км». – «И много у вас там евреев?». «Да есть, но все из Крыжополя!». – «Это откуда?». – «Да это я так тех, кто из Белоруссии или Украины!». – «А вы откуда?» – спросил я Мину. – «Я?! Я из Оша – ошанка я! А вы ведь еврей, правда». «Чистейшая правда, куда уж больше! Как и вы, я вижу», – подтвердил я. «Ну, я немножко, я немножечко и христианка», – стыдливо призналась Мина. «Вот не подумал бы! Вы и по Галахе (по еврейскому закону), и тем более, извините, по «мордахе» типичная не христианка!».

Как и положено, в понедельник через неделю, Мина приступила к деятельности, и тогда и состоялось её первое знакомство с Люлинг. После обеда слышу, кто-то выламывает мои двери! Пришлось прервать гипноз! «Кто бы это мог быть?! На немцев не похоже, на дверях табличка: «Не мешать, гипноз!». С трудом затормозил Мину у порога. «Ой, здравствуйте! – прогремела Мина. – Можно к вам!». Больной был уже в гипнозе, а значит, реагировал на мой голос! Пришлось Мине молча указать на табличку на дверях! «Ах, простите! – ещё громче прогремела Мина. – А когда можно?». Пришлось пантомимой изобразить, что я позвоню ей позже. «А да, вы позвоните!» – перевела это вслух Мина. В знак согласия кивнул головой. – «Извините, я не знала, что вы заняты!». Молча указал на табличку. «А я думала, что это так просто – для чужих! Ещё раз извините, но мне хочется с вами поделиться первыми впечатлениями! Я только что была у Люлинг!» – уже почти полу-громко произнесла Мина. Воспользовавшись этим, слегка, но настойчиво, оттесняя Мину от двери, прикрыл дверь. «Я жду звонка!» – донеслось уже снаружи.

«Ой, спасибо, что позвонили, я вас буду стараться не беспокоить, но мне просто не с кем посоветоваться!». «Ну и что, Люлинг?» – прервал я её поток. – «Ну, как вам сказать, такая тоненькая, вся такая напомаженная – настоящая «люляшка»». – «Да, это я знаю, но как она к вам?». – «Чувствуется, очень такая с самомнением! Много говорила, что я должна всё читать, учить, а она будет меня спрашивать! В общем, настоящая «профессорша»! С другой стороны, конечно, кто мы такие?! Мы ведь ничего не знаем! Но ничего, посмотрим! Мне, знаете, всё как-то безразлично и надоело, будь что будет!». «Да, она непростая, – согласился я, – и с ней нужно быть неслабой, иначе заклюёт! То, что она уже со многими сделала!». – «Да я не боюсь! Кто она такая! Подумаешь, профессорша нашлась! Так получит у меня, что мало не покажется! Это я на вид такая добрая! Я очень добрая, но если меня разозлить, то мало не покажется никому! Ну, большое спасибо вам за поддержку!».

Мой кабинет располагался по соседству со смотровой – перевязочной, которая была первой комнатой в этом «коммунальном» отсеке. Проводил беседу с больными в смотровой и не заметил, как вломилась Мина. «Это мой кабинет, и он мне сейчас нужен!» – как на общей кухне в Питере: «плита нужна», услышал я. Перешёл с больным в другую комнату. «Ничего не знаю, как пробы разные делать! А она – «люляшка» моя, – Люлинг понял я, – не объяснила!». «А вы попросите медсестру», – посоветовал я. «Да, большое спасибо, сейчас!» – энергично припустилась Мина за медсестрой. «Комната превратилась в склад и даже ширму не убрала! Закрыла нам вход! Как когда-то в питерской коммуналке!» – произнесла жена. Ширму обходили сбоку. «Во даёт! – продолжала удивляться жена. – Давно такого не видела!». – «А где ты это раньше могла видеть?» – мы же не с Оша. – «Где-то видела, но уже точно не помню!». – «Как же, не помнишь! А лагерь в Бюргерхайме?!». «Да, да – точно! – вспомнила жена. – Ну, это вообще…! Я ей скажу, чтобы хотя бы ширму убрала!». «Скажи, но осторожно! – посоветовал я. – Ведь ещё Дарвин сказал: «Внутривидовая борьба – наиболее острая!». «Но пусть не наглеет!» – справедливо отметила жена. «Она ворвалась в поезд Ош – Москва, – объяснил я жене, – и решила, что надо сразу «забить» как можно больше пространства: пару полок, если в общем вагоне! Если это коммуналка, то тоже побольше полок и шкафчиков, поэтому я думаю, сейчас она тебя не услышит! Она сейчас находится в процессе захватывания жизненного пространства! К тому же мы для неё привычная среда обитания, и она знает как со «своими» себя вести! Другое дело чужие – немцы! С ними надо поосторожнее!». «Всё равно скажу, – настаивала жена, – ведь больным пройти нельзя!».

«Вам ещё нужна ширма?» – спросила жена, как можно ласковее, у Мины, когда та опять ворвалась в комнату. «Нет», – буркнула Мина. «Не могли бы вы её убрать», – как можно нежнее поинтересовалась жена. «А зачем? – искренне удивилась Мина. – Это ведь мой кабинет – fьr Allgemeinmedizin!». «Да нет, это не совсем так, – сказала жена, – это общий как бы кабинет». Мина жене, к счастью, ничего не ответила и вышла. Ширма просто так сама и не убралась. «Моя Люляшка становится невозможной! – поведала Мина на следующий день. – Дала задание прочитать какой-то Verdauungsstцrung (нарушение пищеварения)! Конечно, я не читала, что я школьница какая-то! Сегодня мне какие-то вопросы назадавала по больным и сказала: – Надо вам больше читать! Да тут, представляете, мне одна из наших землячек позвонила, хочет к нам устроиться! А я сказала: – Нет, конечно, все места заняты! Как вам это нравится! Все сюда прут – мёдом им тут мазано!». «Да, она бы и мне точно так же ответила, если б раньше меня сюда пришла!» – понял я.

Глава 3
Русские для души

Больных было много для акупунктуры и гипноза, но только немцы и меня, по-видимому, из-за Мины, потянуло кроме русских сотрудников иметь ещё и русских пациентов! Русских не только как коллег иметь, но ещё и как больных иметь! И тут очень кстати в почтовом ящике оказалась русская газета! «Позвоню в редакцию, не откладывая, – решил я. – Здравствуйте!». – «Да, слушаю!» – откликнулись на другом конце провода. Объяснил кто я, что я, а главное – очень хотел бы сотрудничать! «Ну хорошо, напишите статью и пришлите! – посоветовал женский голос. – У нас нет, кстати, сейчас сотрудника в редакции здоровья, может, вы им и станете, если ваши статьи нам понравятся!». За пару дней написал статью на выстраданную тему: «адаптация эмигрантов». Подошёл к проблеме с неизвестной стороны для немецких врачей, из-за чего они не имеют успеха у русских пациентов. Основные проблемы русских эмигрантов, по моим наблюдениям, происходят на семейном уровне – перераспределение ролей. Жена, например, мало зарабатывала в Союзе, а её муж больше зарабатывал, в особенности, если, к примеру, в ГАИ служил. И приехав в Германию, она нашла себе работу, а он нет или стал рабочим, а она врачом. В России у него был свой круг знакомых! Здесь никого, только жена, которая работает и тем самым усиливает у него комплекс неполноценности! К тому же, дети отделяются от родителей и это ещё больше усиливают чувство одиночества, ощущение: «отработанной ступени ракеты». Основные проблемы у русских происходят на внутрисемейном уровне! И на плаву остаются семьи, где прочные товарищеские отношения между мужем и женой, а не основанные на конкуренции и перетягивании каната. В статье представил возможности выхода из кризисных ситуаций. «Ваша статья очень понравилась, и через неделю опубликуем! – сообщила довольная главный редактор. – Пишите дальше, если так же будет хорошо, то считайте – мы сотрудничаем! Если согласны присылать бесплатные статьи, то можем ваш телефон указать!». Следующая статья появилась о сексуальных нарушениях у эмигрантов. Затем, проблемы детей – детская агрессивность. Акупунктура и гипноз в лечении болевых синдромов. Стал постоянным корреспондентом газеты, как когда-то в Союзе.

«Можно прийти с шестнадцатилетним сыном? – позвонила его мать, после статей в газете. – Курит анашу, не слушается, грубит, ничего не могу сделать! Он хорошо говорит по-немецки, а по-русски плохо!» – с гордостью сообщила она. Отец оказался русским немцем, мать русской. «Sie ist hysterisch (она истеричка)!» – объявил гортанно, противнее чем настоящие немцы, парень с явно славянской внешностью и с «гермафродитным именем» Ойген (Eugen) – Евгений. «А вы умеете говорить по-немецки?» – спросила у меня его мама, придя с сыном в немецкую клинику с немецкой табличкой у меня на дверях. «А как вы думаете? Вы где находитесь?» – не выдержал я, почувствовав, что она стесняется за русских перед сыном. – Вы где? В русской клинике? Ваш сын, кстати, первый русский пациент в этой клинике!». «Очень хорошо, а то я плохо разговариваю по-немецки, а он не хочет по-русски!» – «поняла» она меня. «Потому что ему так выгоднее! – объяснил я ей. – Так же студентам, узбекам в России, на занятиях было выгодно говорить: «моя по-русски не понимай», если они не были готовы к занятиям! – А почему ваш сын не говорит по-русски, если в 13 лет сюда приехал?!». – «Так мы же сами не хотели! Я требовала, чтобы он только по-немецки говорил, тогда ему легче будет здесь!». «Зато труднее вам и ему с вами! Вы его уже тем самым отдалили от себя – русской! А как отец?» – спросил я. – «Он, вообще, не умеет по-немецки!». «Интересно! – сказал я. – Русская мама, не владеющая немецким, требует, чтобы сын говорил только по-немецки, а немец – папа говорит по-русски! Теперь заставьте ещё и мужа заговорить по-немецки, а сами возвращайтесь в Россию за новой партией людей для Германии! – сказал я раздражённо дуре. – Хорошо, подождите в коридоре!» – предложил я немецкой патриотке. «Sie ist hysterisch», – повторил русский сын «немецкой патриотки». – «А как ты объясняешься со своими товарищами?». «По-немецки!» – удивился вопросу гадкий утёнок, превратившийся, как он считал, в лебедя. – «Они что, все говорят по-немецки?». Ойген ещё более удивлённо на меня посмотрел! «А на каком же ещё?!» – спросил он меня уже как дурака. «На русском же проще!» – для него ещё глупее, объяснил я. «Так они же немцы!» – удивился он моей наивности. – «Так ты, с какими немцами водишься?!». «С нормальными!» – ответил Ойген. «А русские немцы кто?» – поинтересовался я. «Они русские!» – пренебрежительно ответил немец – Ойген. «А мама твоя, тогда ещё хуже!» – предположил я. На его лице прочел, что так оно и есть для него!

Через неделю позвонила мать другого парня – 28-ми лет. Родители врачами в России были. «Помогите, ничего не получается с сыном! Всё шло хорошо, 14 лет ему было, когда приехали в Германию! Учился в гимназии, затем не стал ладить с соучениками! Стал бояться посещать гимназию, и вот уже 5 лет сидит дома никуда не выходит. Лечился в нескольких психотерапевтических клиниках и в закрытой психиатрии был, но ещё хуже стало». «Хорошо, приводите», – предложил я. – «Так в том то и дело, что он не хочет никуда идти – врачам не верит! Мы его водили к психиатру, после этого сказал, что больше не пойдёт!». «А что он дома делает?» – спросил я. «Немного брату помогает, у которого своя фирма – компьютерные работы на дому выполняет, как бы работает у брата! В остальное время у компьютера сидит! Днём спит, а ночью сидит у компьютера и телевизора». – «А что он смотрит в интернете?». – «Этого мы не знаем, он не рассказывает». – «А подруга у него есть?». – «Нет, и не было». – «Может у него гомосексуальные наклонности?». – «Всё может быть, но мы не знаем». – «Так вы ведь сами врачи!». – «Ну, какие мы врачи! Я гинекологом была, а сейчас работаю кассиршей!». «Я как бы немец, был хирургом 25 лет, а сейчас вот рабочий на металлическом заводе», – сказал отец парня, сухой, жилистый, высокого роста, с большими руками, которые резали, а сейчас штампуют! Немногословный, но твёрдый, смотрящий прямым немигающим взглядом, как будто он гипнотизёр, а не я. Сразу понял, что сыну не должно быть легко с таким обиженным и твёрдым папочкой. «Вы с ним разговариваете?» – спросил я отца. «С кем?» – не понял вопроса отец. – «Ну, с сыном!». Жена при этом печально отвернула голову. «Ну, а как же!» – ответил хирург. «А как?» – спросил я. – «Ну, как положено!». – «А как положено?». – «Ну, чтобы перестал валять дурака и взялся за ум! Я ведь работаю, хотя и мне нелегко, и он должен что-то делать!». – «Всё дело в том, что если будете на него давить, то не исключена возможность попытки самоубийства!». – «Он уже предпринимал их», – печально подтвердила мать. Отец продолжал немигающим взглядом на меня смотреть. «Если вы так и на сына смотрите, – рассмеялся я, желая его немного размягчить, расслабить, – то я ему не завидую!» – сказал я. Ни один мускул, не дрогнул у отца! Крепкий оказался сибиряк – сибирский немец! Конечно, в таких условиях только крепкие могли выжить! Это тебе не западные здешние немцы, это даже не русские – это «русаки», как они себя называют! «Ну хорошо, уговорите сына прийти!» – заключил я, поняв, что с отцом и матерью ничего не решишь. – Скажите, например, что русский врач его приглашает на приём, пусть ещё русского врача проверит!». «Доктор, когда наш сын может прийти?» – позвонила мать через неделю. Привёз его отец, но не зашёл ко мне, а остался в машине. «А отец где?» – спросил я у парня высокого роста с приятным детским лицом, говорящим торопливо, слегка заикаясь, словно боясь, что его перебьют, и поэтому хочет успеть сказать, пока его не перебили. «Папа не даёт слова сказать?» – с улыбкой предположил я. «Да, нет», – уклонился он от ответа. – «И ты с отцом можешь свободно обо всём говорить?». – «Могу, но нет особого желания». – «Почему?». – «Потому что он всегда старается победить, оказаться правым, но отец не причём, он не виноват». – «А кто виноват?». – «Просто у меня нет никаких желаний». «Нет желаний или страх – неуверенность в себе?» – уточнил я. – «И то, и другое, в гимназии чувствовал себя отвергнутым». – «Со стороны кого, соучеников?». – «Да, в общем да». – «Что, все были против тебя? Были и те, кто тебя понимал?». – «Да». – «Так почему же, тебе этого мало было? Так не бывает, чтобы все были за нас, чтобы все нас любили! Надо и с наличием противников считаться, они всегда есть и будут! Кто, – местные немцы были твоими противниками?». – «Нет, у нас в классе было большинство русских». – «Да, но тебе тогда было 14 лет, а сейчас 28 лет! С возрастом люди перестают быть такими открыто агрессивными, вернее, агрессивность не выражается в физической форме!». – «Так я не боюсь никого физически!». – «А чего боишься, плохо выглядеть, не так как все! Или думаешь, что ты странный, и все это видят?». – «Ну, да». «Но это не так, я психолог и замечаю больше, чем многие другие, но никаких странностей у тебя не вижу». – «Но вы же заметили, что я торопливо разговариваю». – «Да, но я психолог, все мы разговариваем по-разному, но это не означает, что мы странные». – «Подростки во дворе тоже отпускают шутки в мой адрес». – «Знаешь почему?». – «Почему?». – «Потому что ты этого боишься и внимательно на них смотришь! В России тебе бы сказали: «Че надо, че вылупился?!». – «Нет, я не смотрю на них». – «Если бы ты не смотрел, то не замечал бы, что они на тебя смотрят! Ты смотришь, и очень внимательно смотришь на всех! Это твоя основная сейчас деятельность, потому что ты стараешься заметить, как тебя воспринимают окружающие, как реагируют на тебя! Не тебя изучают, а ты всех изучаешь! Твоя проблема в том, что ты очень строг к себе и самолюбив! Ты не можешь себе позволить иногда не так выглядеть! А агрессивным подросткам тоже, если это тебя волнует, можешь ответить!». – «Как?». – «Они русские?». – «Нет, турки». «Тогда пошли их по-русски на три буквы!». – «Так они же не поймут!». «Тем лучше, зато ты поймешь! Ты ведь тоже по-турецки не понимаешь! Пусть учат русский, тогда поймут, что сказал!». Впервые за всю беседу он улыбнулся, в отличие от отца. – «Придёшь в следующий вторник на очередную беседу?». – «Если надо, то приду». – «Кому надо?». – «Ну, родителям». – «А тебе?». – «Когда шёл к вам, то не хотел, а так приду. Хотя, всё равно всё напрасно. Мне уже пытались помочь». – «Кто?». – «В клинике». – «Кто?». – «Врачи». – «Какие врачи, местные?». – «Да». – «Похож я на местного?». – «Нет». – «А почему ты не знакомишься с девушками?» – поняв, что наклонностей к гомосексуализму у него нет, спросил я. – «Так я ведь не выхожу из дому». – «А через Интернет?». – «Так это же неполноценное знакомство!». – «Почему?». – «Потому что там такие же, как и я». – «Значит, ты себе таким не нравишься, который сидит дома?». – Молчание… «У меня неуверенное чувство среди людей, страх». – «Страх «упасть», чтобы все видели?» – «Ну, да». – «Но, чтобы меньше падать, надо больше ходить! Тебе надо, как ребёнку заново учиться ходить! Упадёшь, встанешь и опять пойдёшь! А как ты пытался покончить с собой?». – «Из охотничьего ружья пытался застрелиться, но не хватило сил». – «Смотри, как интересно получается, смерти не боишься, а насмешек подростков-турков боишься». – «Так я их не боюсь физически». – «Тем более, кто они такие! Убогие, безмозглые жертвы аборта! А для тебя важны их реплики!». – «Но я всё равно не буду из дому выходить». – «Хорошо, делай для себя что-нибудь дома! Подготовься к учёбе в Fachschule (институт, обучающий профессии)». – «Нет, я хочу в университет». – «Тогда сделай Abitur (аттестат зрелости), подготовься дома!». – Молчание… «А что оно мне даст?» – «А что ты потеряешь? Ты откроешь для себя путь, если захочешь учиться! А главное, ты поймёшь, что можешь ходить и не всегда падать!». «Брат меня вынужден уволить, – сказал на следующем сеансе парень, – у него дела в фирме плохие». – «Возьми больничный лист у врача в праксисе. Запишись на приём к психиатру». – «А он даст?» – «Вначале может и не дать, в особенности, если скажешь, что у русского врача лечишься, а к нему пришёл лишь за больничным листом. В жизни надо иногда, вернее часто, быть не таким простым и наивным! Я бы тебе дал, но не имею права, т.к. работаю в клинике, а клиника не выдаёт больничные листы, выдаёт только тем, кто на стационарном лечении. Первый раз придёшь к врачу и расскажешь, что с тобой! Скорее всего, он выпишет тебе лекарство! Если захочешь принимать его, попробуй, может и неплохо будет! А через два – три посещения попросишь больничный лист, если добрый, незлой, то выдаст, но ты сразу поймёшь это уже с первого раза! Если злой – иди к другому, понял?». – «Понял». «Я и в юности учил товарищей по техникуму брать справки от учёбы у врачей! И это хорошо у них получалось!» – вспомнил я. «Взял на месяц больничный у психиатра! – с гордостью объявил парень через три недели. – Всё произошло, как вы и предсказывали. Он меня почти ничего не спросил, не более пяти минут всё длилось! Выписал первый раз лекарство, после которого я два дня подряд спал и больше не хочу принимать». «Не надо, – согласился я, – или попробуй половину дозы. Но главное, ты добился первого успеха!». «Какого?» – недоумённо спросил он. – «Взял больничный лист и хорошо сыграл свою роль, проявил артистические способности!». – «Какой это успех! – вздохнул он. – Успех инвалида». – «Но ты не инвалид! Ты себя им хотел сделать, а теперь не будешь им!». – «Почему?». – «Ты принижаешь свои успехи, хочешь доказать, что инвалид! Ты пошёл один к врачу, без родителей, сам всё очень хорошо организовал и роль сыграл!». – «Так я ведь не играл, я ведь такой и есть». – «Как не играл? Ты артист!». – «Почему?». – «Почему ты при первом посещении психиатра не попросил больничный лист?». – «Так вы же так сказали». – «Да, правильно, сценарий мой, но игра твоя! Ты сказал врачу, что ко мне ходишь?». – «Нет». – «Вот, ещё одна удачная сценка! Т.е. ты не такой простой!». Парень, наконец, рассмеялся. – «Иди, и готовься к абитуру (экзамены не аттестат зрелости)! – посоветовал я. – Теперь у тебя благодаря больничному листу будут ещё деньги какое-то время!». – «Так у меня есть деньги, они мне пока не нужны». – «Выбросишь, если не нужны!». «Спасибо, сын стал готовиться к экзаменам на абитур. Просил записать его к вам на приём», – позвонил отец через месяц. «Большое спасибо, учусь в университете, извините, что не пришел к вам на прием. Времени не было», – через полгода позвонил сам бывший пациент. «А ты послал турок все же на три буквы?» – не удержался я. – «Нет, я их больше не видел».

«Здравствуйте, доктор, – очередной звонок из Кёльна, – читал вашу статью про гипноз, очень понравилась, а вы можете помочь моей жене?» – звонил пятидесятилетний русский. – «Что с ней?». – «Да год назад, один, какой-то гипнотизёр, по ней полазил и с тех пор она всё дуреет!». «Нет!» – сразу сориентировался я. – «Почему, доктор?!». «Этот случай, скорее всего, требует лечения лекарствами. Обратитесь к психиатру!» – посоветовал я. – «Жаль, спасибо, доктор». Очень не хотелось, чтобы он позвонил после меня третьему гипнотизёру и сказал: «Помогите, два гипнотизера до вас уже по ней полазили!».

«Доктор, здравствуйте! – звонила очередная русская из бывшей ГДР, голос скрипучий, прокуренный, женщины лет 50-ти, наверное. – Мне посоветовала моя хорошая знакомая к вам обратиться». – «Но вы ведь далеко живёте, за 500 км от меня». – «Я, доктор, готова хоть на край света, лишь бы кто-нибудь помог! Я так уже намучилась с дочкой! Ей никто не может помочь! Доктор, я приеду только, если вы будете её лечить и стационарно!». – «Этого я не могу вам обещать! Я не единственный врач в клинике! Другое дело, если амбулаторно, тогда я могу взяться лечить! Но вы же замучаетесь за 500 км много раз приезжать!». – «А сколько раз нужно, доктор?». – «Не знаю! Я даже не знаю, что с вашей дочерью, наверное, не насморк!». – «Нет, к сожалению, не насморк! Она здорова, как бык!». «Уж скорее, как корова…», – промолчал я. «Ничего не делает, – продолжила мать, – не хочет учиться, в общем, паразитка! Я от неё устала!» «Снова закон парных случаев! – подумал я и спросил: – А вы не врач?». – «Нет, доктор! Я милиционер! В Белоруссии служила в детской комнате милиции инспектором!». «Случай тяжёлый!» – понял я.

«Доктор, прошу помочь! – очередной звонок. – Очень, очень для меня важно!» – умолял женский голос из Эрфурта, что тоже составляло 400 км. «А что с вами случилось?». – «Да не со мной, доктор, а с мужем!». «И что же?». – «Он, доктор, извините за выражение – неспособный! Я вашу статью читала про сексуальные нарушения у эмигрантов. Помогите, доктор, на вас только надежда!». «Приезжайте», – сдался я. «Доктор, что только не делали, ничего не помогает!» – возбуждённо объясняла, приехавшая на приём, сорокапятилетняя бабушка, выглядящая на 55, квадратного телосложения, в сером бесформенном костюме с кошёлкой, неопрятная, потная – пахучая жирнюга! Она указала на «станок», который сломался, вернее, когда «купила», уже оказался неисправным! Но деньги, как говорится, заплачены! Вот вышла замуж, на вид как будто работоспособная «машина», но буксует. А «машиной» оказался лет сорока азербайджанец – зубной врач, хорошо одет, выбрит, парфюм, на импотента мало похож. Скорее похож на «гулёну», по классификации русских женщин, презрительно, равнодушно слушающий жену. «Подождите пару минут там», – попросил я жаждущую секса мамочку, указав на дверь. «Да, да, пожалуйста, доктор, я выйду. А ты не стесняйся, всё расскажи доктору!» – по-матерински, строго, велела она своему вожделенному. Он ничего не ответил, брезгливо на неё посмотрел, как гурман на прокисший позавчерашний борщ, отведавший до этого икорки с блинами. «Скажите мне, – прямо обратился я к нему, чтобы не тянуть напрасно время, хотя и так всё понял, – мне нужно знать, что скрыть от вашей жены! Вам от неё только покой нужен, чтобы не приставала?». «Да, да, точно», – улыбнулся «азер». «Вы женились на русской мамочке, чтобы остаться в Германии?». «Ну, да», – слегка испуганно, признался «азер». – «Если её привести в порядок, например, причесать, приодеть и т.д. – будете «кушать»?». – «Нет, ничего не надо». – «Есть у вас другое, что “кушать”?». – «Ну, как вам сказать, доктор». – «Можете не говорить, всё ясно. Теперь последний вопрос: что ей сказать?». – «Скажите, что если будет приставать, то уйду!». – «А если не будет…?». «Она хороший человек и я готов с ней жить, она меня устраивает». – «Хорошо, подождите за дверью, пусть жена войдёт». – «Спасибо, доктор, до свидания». – «Значит так, ваш муж не импотент». – «Нет? Ой, спасибо большое, доктор! А я, так волновалась!». – «Об этом можете не беспокоиться, у него всё в порядке! Он для вас важен?». «Да, конечно, люблю больше жизни!» – возбужденно заявила любительница секса. – «А, если он не сможет этим заниматься, что будете делать?». – «Всё равно люблю и не брошу! Буду лечить!». «Ну, тогда, – сказал я, – наберитесь терпения, у мужчин такое бывает от переезда, например, пропадает аппетит! – объяснил я ей. – И ждите, пока этот «аппетит» не появится, сами не проявляйте никакой активности, ждите, пока сам не захочет!». «Хорошо доктор, буду ждать, огромное вам спасибо, а я так волновалась, думала болен! Я готова ждать сколько угодно, лишь бы здоров был! До свидания, большое спасибо, доктор!».

Следующая пара приехала тоже издалека, и тоже по настоянию жены, которая обошла все клиники, в том числе и университетские в округе, и даже дальше. Приехали вдвоём, оба приехали в Германию из Питера, обоим по 45 лет. Она инженер была, а он там рабочим. Она имела большой круг знакомых и любовников на работе, чувствовала себя в своей тарелке и родственники там! А здесь впала в депрессию, после того как единственная дочь познакомилась с парнем и стала реже бывать дома. Муж там был алкашом, а здесь нашёл работу хаузмайстером, зарабатывает «валюту»! Горд за себя, играет в тенис, перестал пить, приходит поздно домой, а когда приходит, то больше с компьютером возится или телевизор смотрит, с ней мало разговаривает. «Она не умеет спокойно разговаривать», – заявил он. «А ты умеешь! – возмутилась она. – С чего всё началось! Забыл, как ты меня тогда, в машине, обругал?». – «Тогда сама была виновата! Я тебя несколько раз спросил, взяла ли ты с собой адрес знакомых, а когда отъехали за 200 км, то оказалось – не взяла! Кроме того, она живёт только для дочери! Я для неё пустое место, так было всегда и в Питере!». – «Там, ты пил!». – «Да пил, но здесь не пью!». «Когда он пил, он вас больше устраивал?» – спросил я у жены, когда её мужа отправил подождать за дверью. – «Нет, почему!». – «Ну, вы имели больше времени для себя! Он был не на высоте, а вам было хорошо! Он вам просто не очень был нужен, а здесь никого нет, и дочь уйдёт, почти ушла, и вы одна остались». – «А что делать?». «Искать здесь свой путь», – посоветовал я. «Вы что, жене мстите?» – спросил я у мужа, когда его жену отправил за дверь. «Да, – подумав, согласился он, – там она была королева, пусть здесь побудет в моей шкуре! Она постоянно была со своей мамочкой и дочерью, и здесь не даёт дочке покоя!». – «Как у вас с сексуальными отношениями?». – «Да, никак!». – «Почему? Есть любовница?». – «Нет, и не нужны они мне!». – «А с женой?». – «Она последнее время так растолстела, что совсем не хочется». – «А если похудела бы?». – «Тоже не хочется». Я ему поверил – для алкоголиков, даже бывших, это действительно так. Бывшие алкоголики ещё более нудные, чем настоящие! Но и его жена не подарок. Русские пациенты были как бы для души, хотя с ними не проще!