Текст книги "Призвание – писатель. Том 1"

– Чёт мне страшно!

– И это мне говоришь ты, которая так рвалась в тайгу? Не бойся, у нас есть карабин! Давай устраиваться на ночлег.

Виктор устроил уютное непродуваемое гнёздышко под небольшим разлапистым деревом, недалеко от которого горел костёр, и тепло от него ощущалось в их спальном месте. Пошёл снег, сначала он медленно кружился между деревьями, а потом стал падать всё гуще и гуще. Ветви кедров уже почти не задерживали полёта снежинок. Проверив ещё раз снаряжение, карабин и патроны, стали укладываться спать. Виктор положил карабин рядом с собой. Рита долго ворочалась, вздыхала, прислушивалась к ночным таёжным звукам, потом, обхватив Виктора рукой, прошептала:

– Я что-то не могу заснуть.

– Это нормально, зло всегда не дремлет! – хмыкнув, сказал Виктор.

– Гад ты, Стародубцев! Чтоб ты жил на одну зарплату! – Рита прижалась к Виктору и уткнулась носом ему в куртку.

– Так я уже! Только и её не всегда вовремя платят!

Он лежал, вспоминал, как однажды они с Гошей приезжали сюда на охоту. Шёл Виктор, задумавшись, и вдруг, как будто кто-то его толкнул в бок, он остановился, осмотрелся, поднял глаза вверх, а там, на толстой ветке, под которой Виктор должен был пройти, лежит рысь. А рысь нападает всегда сверху, но тут произошло замешательство, рысь спрыгнула с дерева и большими прыжками унеслась в чащу. «Надо за Ритой присматривать, – думал он, – чтобы такая зеленоглазая киса не свалилась ей на голову».

А снег всё шёл и шёл, падая хлопьями, шипел в костре. Сон всё-таки сморил Риту, Виктор придвинулся ближе к мирно сопящей девушке и тоже уснул.

Встали с рассветом. Было тихо, ничто не нарушало безмолвия: кругом голубоватый снег, ещё не освещённый солнцем, на деревьях снежные шапки. Тайга без конца и края. После прошедшего ночью снега звериных следов не было видно. На многие километры раскинулась величавая, бесконечная чёрно-синяя тайга, прикрытая за ночь снегом.

В следующие два дня они видели много заячьих следов, но ни одного зайца не подстрелили. Рита возмущалась:

– Стародубцев! Что это за охота? Где зайцы? Где обещанное «пострелять»?

– Радость моя! Ты почему такая кровожадная? Ходи, наслаждайся природой, дыши свежим воздухом, он полезен для твоего цвета лица! – успокаивал её Виктор.

– И что? Для этого я должна была тащиться в такую даль?

– Не переживай! Будут тебе зайцы!

Третий день они шли по тайге не спеша, особых планов у них на эту поездку не было. Шли по навигатору, цель была дойти до избушки лесника. Там Виктор планировал переночевать, а на следующий день возвращаться назад к зимовью. День клонился к вечеру, надо было искать место для ночёвки. Виктор увидел речку и решил остановиться недалеко от неё на полянке в окружении низкого кустарника. Только свернули к полянке, как Рита, шедшая позади Виктора, дурным голосом закричала:

– Волки! Витя-я-я-я, волки!

Виктор обернулся. Два матёрых волка неслись прямо на них. Он удивился, потому что волки почти никогда не охотятся на людей. Рита быстро пробежала вперёд и остановилась перед Виктором. Виктор развернулся, сорвал с плеча карабин, вскинул и прицелился. Передний волк остановился в тридцати метрах от них, почти боком к Виктору. Мужчина мгновенно выстрелил, волк, взвизгнув, подпрыгнул и скачками понёсся прочь, другой пустился за ним. Животные исчезли в небольшом овражке, заросшем мелким кустарником. Виктор, повернувшись к Рите, сказал:

– Стой здесь, я сейчас! – и кинулся к оврагу вслед за волками.

– Я не останусь здесь одна! – закричала Рита и побежала следом за Виктором, но, увидев волка, остановилась за кустами.

В глубине оврага один хищник лежал на боку, по-видимому, уже мёртвый, а другой – рядом с ним, положив морду на лапы. Увидев Виктора, волк нехотя поднялся и потрусил прочь. Отбежав метров на пятьдесят, он сел на склоне у раскидистого куста. Виктор подошёл к волку, лежавшему на склоне оврага. Убедившись, что тот точно издох, он, устроившись за кустами недалеко от убитого животного, стал ждать, когда отбежавший матёрый подойдёт к своей подруге. Но волк выл низким и протяжным басом, перебегал с места на место, но не приближался. Виктору ждать надоело, он выстрелил, хищник сделал прыжок в сторону и скрылся. Тут из-за кустов высунулась испуганная мордашка Риты, она осмотрелась и, оценив обстановку как безопасную, выдвинулась из-за укрытия, подошла и присела рядом с Виктором около убитого волка.

Всё это время Виктор был как в забытьи, но вдруг опомнился и пришёл в восторг от своей неожиданной добычи. Только настоящие охотники способны оценить радость Виктора. И какой волк, вернее волчица! Матёрая, огромная, правда, старая! Виктор сказал, показывая на волчицу:

– Они на нас хотели напасть, потому что старые, им уже не под силу нападать на крупных животных, да и за зайцами уже не угнаться. Видишь, какая у волчицы шкура облезлая? Кстати, шкуру надо с неё снять, нам на ночёвках пригодится.

Рита помогла Виктору подвесить волчицу к ветке дерева, и мужчина, достав из-за голенища берцев охотничий нож, стал снимать с животного шкуру. Он долго провозился, потому что первый раз этим занимался, опыта не было, но всё-таки справился. Он видел, как это делают опытные охотники. Когда наконец Виктор закончил с этим нелёгким делом, очистил шкуру, как смог поскоблил ножом мездру, свернул и привязал к Ритиному рюкзаку.

Рита возмутилась:

– Стародубцев! С ума сошёл? Как я понесу такую тяжесть?

– Рита! У меня её положить некуда, а бросать такой трофей грех! Я потом что-нибудь придумаю!

– Тогда этот трофей будет мой!

– Ритка! Ты чудовище!

– Ничуть! Я, конечно, не красотка и строптива, как коза, но местами интересна… плюс красивые глаза! – Рита захохотала.

– Да пошутил я, девочка моя! Мне для тебя ничего не жалко! С тебя поцелуй… нет, два!

– Одного хватит за глаза, – возразила Рита.

– Ну, не жмотничай! – попросил Виктор, схватил Риту в охапку и стал целовать.

Вокруг шумит бескрайняя тайга, кругом снег, холод, а Виктор счастлив, что здесь, в тайге, Рита уж точно не убежит от него на какую-нибудь тусовку.

Ночевать они расположились на полянке недалеко от речки. Поставили палатку под небольшой развесистой елью, где было сухо и комфортно. Медведи в это время уже залегли в берлоги, но стопроцентной уверенности у Виктора не было, что не бродит где-нибудь по тайге шатун, который за лето не набрал достаточно жира и не до сна ему теперь, но озвучивать свою мысль не стал, чтобы не напугать Риту. Медведи огня не боятся, но ночевать с костром перед палаткой как-то спокойнее. Виктор развёл огонь, положив в него сухие брёвна, чтобы хватило на всю ночь. Всё-таки это тайга и он решил судьбу не искушать. Рядом с собой положил заряженный на крупного зверя карабин. Ночь прошла спокойно. Большая круглая луна странно выделялась на тёмном ночном небе. Тайга затихла, как будто заснула, не слышно было ни шороха, ни звука. Виктор часто просыпался, проверял костёр, подправлял брёвна, внимательно вглядывался в темноту, освещая пространство фонариком, и снова осторожно ложился, чтобы не разбудить Риту.

Утром, на рассвете, встал, набрал воды в котелок и поставил его на костёр. Пока вода закипала, Виктор пошёл по кустам, чтобы наломать веток смородины на чай. Когда чай заварился, он разбудил Риту. Она выползла из палатки сонная, посидела около неё с закрытыми глазами, как бы досыпая, пока Виктор не подошёл к ней и не приложился поцелуем к её губам. Рита открыла глаза, улыбнулась, оттолкнула его, встала и пошла к речке умываться. Вернулась окончательно проснувшаяся, посвежевшая, с блестящими глазами. У Виктора уже был готов завтрак. Они не спеша поели, попили смородинового чаю с конфетами, выкурили по сигаретке и стали собираться в путь. Виктор собрал палатку, свернул спальные мешки, привязал их к рюкзакам, и они потихоньку пошли, посматривая по сторонам в поисках зайцев. Следов зверушек было много, но никого нигде не видно было.

К Ритиному рюкзаку кроме спального мешка была привязана шкура убитой волчицы, а у Виктора, как и положено охотнику, – полный набор нужных вещей в тайге. Идти по завалам было тяжело. Только они отошли от своей стоянки, как три крупных глухаря недалеко от них поднялись и расселись на ветках невысокого дерева. Рита повернулась к Виктору, показала рукой в сторону глухарей:

– Стародубцев! Ты обещал дать мне пострелять! Вон птички какие крупные, дай стрельнуть!

– На, стрельни! Только не торопись, поймай птичку в прицел, задержи дыхание и между ударами сердца нажимай на курок.

Рита взяла карабин, прицелилась и выстрелила. Глухари взлетели с ветки и скрылись за кустами. Виктор, борясь с искушением тоже пострелять, забрал у Риты карабин.

– Тоже мне, стрелок! Вернёмся из тайги, я тебя поведу в тир, чтобы ты научилась стрелять!

– Да чему там можно научиться в твоём тире?

– Для начала пойдём в тир, а потом я тебя свожу на настоящее стрельбище, где будешь стрелять по банкам из настоящего оружия!

– Стародубцев! Ловлю на слове! Ты правда научишь меня стрелять?

– Гадом буду!

– Стародубцев! Ты уже гад, потому что потащил девушку в тайгу, а стрелять не научил!

Виктор закинул карабин на плечо и пошёл дальше, оставляя следы, через заснеженный лес. После Ритиного выстрела ему уже не было смысла охотиться на глухарей, пришлось бы далеко бежать за ними, да ещё с полной выкладкой. Рита, слегка наклонившись вперёд под тяжестью рюкзака, шагала следом за Виктором. Зима по-настоящему ещё не вступила в свои права. Тонкий слой снега переливался и искрился под лучами солнца, а из-под него выглядывала замёрзшая трава, которая под ногами хрустела и ломалась. Они шли, ориентируясь по навигатору, их цель была дойти до избушки лесника, там переночевать, вернуться в свою избушку, куда их привёз Никитич, а оттуда вернуться в деревню. По навигатору до избушки лесника было небольшое расстояние, но в тайге нет асфальтированных дорожек. Приходится идти через кусты и завалы, и уж точно не по прямой.

Кусты затрещали, и Виктор с Ритой увидели, как на поляну, метрах в пятидесяти от них, выскочил марал, подняв свою величавую голову, вытянул шею и неожиданно затрубил, буквально через минуту издалека отозвались подобной песней. Внезапно раздался резкий рёв, Виктор вздрогнул, а Рита отбежала и спряталась за его спину, глядя испуганными глазами на марала. Рядом с ним с шумом ломающихся веток, как ураган, из кустов вылетел огромный медведь, который, видимо, за лето не набрал достаточно жира и не залёг в берлогу на зиму и набросился на марала. В прыжке медведь свирепо вцепился в бедро маралу. Марал резко прыгнул в сторону, медведь отлетел, но снова кинулся на животное, схватив его за холку. Марал взметнулся вверх и ударил хищника копытами с такой силой, что медведя отбросило в сторону. Не желая терять добычу, хищник снова набросился на марала и сбил его с ног, схватив зубами за горло, он передними лапами сдирал шкуру с животного. Через некоторое время хозяин тайги, фыркая и упираясь в тушу марала, с аппетитом отрывал куски, вылизывая выступающую кровь.

Виктор с Ритой, как зачарованные, смотрели на этот поединок. Но вдруг Виктор, спохватившись, схватив Риту за руку, быстро потащил её подальше от этого места. Они бежали быстро, как только могли, нагруженные рюкзаками. Виктор бежал чуть впереди Риты и тащил её за собой за руку. Вдруг зверь, услышав шум, резко поднял голову и посмотрел на убегающих людей. Он встал на задние лапы и заревел что было мочи, бросив свою добычу, бросился сквозь кустарник, ломая ветки вслед за ними. Огромная туша прытко неслась за людьми, защищая свою добычу.

Виктор тащил за собой Риту и кричал:

– Рита! Быстрее! Господи! Помоги! Курить брошу! Клянусь! Только помоги, Господи! Рита! Как ты?

– Я сейчас помру! У меня уже сил нет бежать!

– Держись, Рита, девочка моя!

Виктор понимал, что убежать от медведя у них не получится. Рита зацепилась за сучок, упала, Виктор не удержал её. Он сорвал с плеча карабин, прицелился в медведя. Рита уже почти поднялась, когда оказалась с медведем на одной линии огня, Виктор резко крикнул:

– Лежать!

Рита рухнула на землю. Медведь встал на задние лапы и с рёвом пошёл на них. Рита визжала, Виктор выстрелил медведю в грудь, ближе к левой подмышке, в сердце, медведь взревел, но продолжал идти, тогда Виктор выстрелил ещё, потом ещё. Зверь в ярости бросился на грохотавшие выстрелы. Из раскрытой пасти раздавался дикий рёв, летели брызги кровавой пены. В своей ненависти к людям и смерть не могла его остановить. Виктор прицельно послал пулю. Зверь покачнулся. Заплетающиеся лапы затоптались на месте, вот-вот завалится, но через секунду он выправился и вздыбился. Виктор вскинул карабин в намерении последним выстрелом уложить шатуна. В упор грохнул выстрел, однако пуля не остановила медведя. Он словно и не почувствовал удара в своём стремлении подмять человека, но следующий выстрел остановил его. Медведь рухнул на Риту и одной лапой рвал одежду на боку девушки. Она закричала, срываясь на хрип.

– А-а-а-а-а-а-а!! – кричала Рита, вздрагивая в предсмертных судорогах.

Под тяжестью зверя хрустнули её косточки. Медведь никак не издыхал, вздрагивал всей тушей, чем причинял ещё большее страдание умирающей. Виктор подлетел к зверю, подставил ствол к башке ещё вздрагивающему в последнем издыхании медведю и выстрелил. От выстрела туша перевернулась, освобождая бездыханную Риту. Виктор осторожно снял с Риты рюкзак, поднял её на руки и отнёс в сторону от околевающего зверя. Взял её за руку – она повисла как плеть, неживая. Расстегнул Ритину куртку, приложил ухо к груди: ничего не прослушивалось, сердце молчало. С минуту стоял на коленях над ней, и внезапно таёжная тишина разорвалась криком:

– Ри-и-и-и-та-а-а-а-а-а!!

Затухающий взгляд глаз цвета спелых маслин смотрел на кроны кедров. Она не слышала голос Виктора. Сознание покинуло её, голова безжизненно склонилась набок. Кровь струйкой вытекала у неё из уголка рта. Виктор склонился к Рите:

– Рита… девочка моя… прости… не уберёг… Ри-и-и-та-а-а!! – кричал охваченный горем мужчина. Закрыв лицо руками, он рухнул головой в снег и завыл, не хуже того волка, который потерял свою волчицу. Долго он лежал, уткнувшись головой в снег, руки, закрывающие лицо, замёрзли, и он их уже не чувствовал. С трудом поднявшись, он посмотрел на Риту. Бессильно заскрипев зубами, тихо застонал и снова заплакал. Рыдания сотрясали его, руки рвали вокруг него застывшую траву вместе со снегом, в глазах у него потемнело, ему хотелось умереть рядом с Ритой, чтобы не чувствовать этой боли, этого горя.

– Рита-а-а-а-а!! Ри-то-чка-а-а-а!! Девочка моя-я-я-я! Как же я, сволочь такая, буду теперь жить! Не хочу-у-у!! – срываясь на хрип, раздавался по тайге крик безысходности, отчаяния и горя.

Он замолчал, повернул голову в сторону огромного, килограммов на триста, медведя, который вытянулся метра на два с лишним, перевёл взгляд на Риту. Виктор долго сидел, понурив голову, всхлипывал, вытирал слёзы рукавом и смотрел на её лицо, на котором застыла боль.

– Рита… – прошептал Виктор, провёл рукой по её глазам с остановившимся взглядом, сел рядом ней и, раскачиваясь из стороны в сторону, снова заплакал. Горючие слёзы бежали по щекам, оставляя дорожки и скрываясь в отросшей щетине. Виктор их не чувствовал, он сидел с закрытыми глазами, перед ним опять возникла картина падающего медведя и крик Риты.

У него не было сил двигаться. Он сидел, тупо смотрел на Риту и думал, что, наверное, зря крикнул ей, чтобы лежала, может, она успела бы отскочить в сторону прежде, чем он начал стрелять в медведя, но теперь уже ничего изменить нельзя. Он встал, отвязал от её рюкзака спальный мешок, уложил туда Риту, взял верёвку, обмотал спальник с телом верёвкой, закрыв капюшоном лицо и затолкав его внутрь спальника. Повесил Ритин рюкзак на ветку дерева и пошёл к маралу, которого завалил медведь. Отрезал несколько кусков мяса, уложил в пакеты и, вернувшись, положил их к себе в рюкзак. Виктор понимал, что ему теперь особенно понадобятся силы, чтобы вынести из тайги Риту. Он вытащил из рюкзака ракетницу и выстрелил пару раз на всякий случай: вдруг кто увидит и придёт на помощь. На берёзе он сделал отметку ножом, в какую сторону пошёл. Надев рюкзак и закинув карабин на плечо, Виктор поднял Риту, положил на плечо и тяжёлой походкой пошёл вперёд. Он шёл к зимовью. Виктор вспоминал, какой Рита была весёлой, озорной и как он её любил, не требуя ничего взамен. Вспоминал, как вечером они сидели у костра, а потом лежали в палатке и долго целовались.

…Теперь он нёс её тело, и с каждым шагом ему становилось труднее идти. Он как будто умер вместе с Ритой и теперь двигался на автопилоте.

Вдруг совсем рядом, буквально в нескольких шагах, огромный волк, весь в клочках шерсти, задрав голову, низким голосом протяжно завыл. Массивная голова и уши двумя треугольниками торчали между ветками без движения, только жёлтые глаза внимательно следили за добычей. Нервы Виктора не выдержали, он положил спальник с телом Риты на землю, сорвал с плеча карабин и выстрелил. Расстояние было небольшое, но он промахнулся, потому что руки дрожали от усталости и нервного напряжения. Волк быстро скрылся за деревьями. Он никогда не думал, что в тайге так страшно, когда один. Ладно, когда ещё светло, а когда наступала ночь… Вот тут и начинали его одолевать страхи, да ещё мёртвая Рита в спальнике рядом.

Волк, отскочив в заросли, смотрел сквозь ветки на человека, ожидая, когда тот снова пойдёт, чтобы последовать за ним. Это был тот самый волк, чью волчицу они застрелили. Пара горящих глаз неподвижно смотрели на Виктора из-за кустарника…

Валентин Роков

Валентин Петрович Роков – номинант национальной премии России «Писатель года – 2014» и «Поэт года – 2014», «Поэт года -2016», а также финалист литературного конкурса «Мой костёр в тумане светит» («КЛИО и Ко», Пермь, 2019 г.). Победитель литературного конкурса России «Горю поэзии огнём» (Санкт-Петербург, 2020 г.). В 2021 г. стал финалистом международного литературного конкурса «Четыре сезона жизни» (Москва), финалистом конкурса «Натура» (Волгоград) и призёром литературного конкурса «Герои Великой Победы – 2021» (Краснодар).

В 2000 г. издал книгу стихов «Я совсем не чужой». В 2016-м выпустил вторую книгу стихов «Стихоген» уже совместно с подросшей дочерью Оксаной.

Автор книг «Персы», «Дневник взрослеющей девочки», сборников «Такие мы все разные» и «Мозаика наших дней».

Хочу скакать я до солнца ажно!

 
Я поздравляю твои глаза,
Весны узревшие возрождение,
Каких лет двадцать тому назад
С горшка подстрибывающие в нетерпении:
 
 
Когда же папа в горсад пойдёт,
Возьмёт с собою и маму с дочкой?..
Ну кто же женщин моих поймёт —
Дождь шпарит. Лёд. Им надо. Срочно.
 
 
Вам карусели бы и качели,
И с горки круто, чтоб дух аж в пятки!
А капли, брызги? Они не смеют,
Чтоб так вот в марте распоясаться.
 
 
Скорей же, папа, скорми мне кашу.
Не то умажу, чтоб не смеялись!
Хочу скакать я до солнца ажно!
И вы чтоб рядышком, не мешались…
 
 
Смотри ж, однако, всего лет двадцать,
Как были вместе мы так счастливы,
Имели право тогда смеяться
Пренебрежённо над негативом.
 
 
Имели право сорваться с места —
За неизбыточным вдогонку!
Сейчас, будто сляпан с другого теста,
Сижу и молюсь на в углу иконку.
 
 
На ней наша мама – и для неё мы
Вновь режем болью души частичку.
Она присутствует в нашем доме,
Пришла на весеннюю перекличку.
 

Неужто непонятно вам?

 
Все звуки заглушите вдруг, остановите музыку!
И сдуйте запах, как пыльцу, со всех земных цветов!
Вы не найдёте радости в пространстве серой просеки,
Не будет мир таким, какой сейчас он есть для всех!
Лишите меня зрения, клетчатку глаза вырвите
С корнями и бельмом пустым, заставьте засверкать —
Мир темнотой отторгнется, из него что-то выпадет
Наверняка бесценное не только для меня.
Заставьте не любить меня – ведь есть же злыдни вечные,
Заставьте не страдать меня – дурак доволен всем,
Но как я сквозь жестокости, сознанье сумере́чное
Проникну и найду в себе всё то, владею чем?
Неужто непонятно вам, что стану я совсем другим?
Вы уничтожите во мне не что-то, а меня!
Зачем вы мне запретами скрутили руки за спину,
Неужто я не нужен вам и миру, какой есть?
Но я же есть, мне жизнь дана! И, хотя неудобен чем,
Живу, ограничения – такое не по мне!
Собью лоб стенкой глупостей, изранюсь о терзания,
Но я добьюсь того, зачем на свет родился я.
В алмаза твёрдость выкуюсь, наполнюсь децибелами,
Взорву до основания раздолбанный уют!
Чем больше терний и преград, многокилометровости,
Тем буду я настырнее и – должен, – доползу!
Ведь есть предназначение у каждого, влекущее
Незнамо за какую грань его лишь одного.
Моё предназначение не бряцает оружием,
Но есть оно и для меня: я чувствую его!