Текст книги "Милицейская сага"

Тронувшийся к выходу Андрей задержался, – беспечность в голосе Мороза насторожила его. – Вижу: расслабился! – констатировал он. – Так я тебе скажу: если б этой таинственной любительницы экстремального минета вовсе не было, и черт бы с ней. Но мы зафиксировали, что она была. И теперь без нее нам не обойтись. Умный, умный ты, Виташа, а не всё пока в нашем деле постиг. Сказать, как бы я на его месте из-под тебя ушел?

– Мудрено.

– Проще простого. Буду все до суда подтверждать. А на суде заявлю, что попутчица эта, адрес которой забыть спросил, как раз и вела машину. Пытался сразу сказать, да менты поганые угрозами запугали. И все! Дело в секунду развалится.

Похлопал озадаченного опера по щеке:

– Так-то! Век живи – век учись. Потому повторяю: сосредоточься на поисках подружки. Будь!

Едва он вышел, Мороз отошел в дальний угол, набрал номер телефона криминалистического отдела:

– Здорово, народ. Мороз с Красногвардейского. Там где-то наш Лешка Муравьев болтается…Во-во. Давай сюда…Ты чего пропал?! Докладывайся. Какие на бампере следы? Сличили с ободом велосипеда?

– Да нечего сличать, – сконфуженно ответил заводной обычно Лешка.

– То есть?

– Бампер чист. Без царапинок.

– Обод могла Воронковская охрана подменить после его задержания. А на ободе?

– Нет обода. И велосипеда нет. Одно колесо вывернутое осталось. Мы ж велик этот тогда, как помнишь, к Галкину в сарай сгрузили. Ну, похоже, пацанье подсуетилось, уперли. Галкин и то весь белый звонил. Носится по поселку, ищет. Как бы шкуры со злости не поспускал.

– С вас самих спустить мало! Такую улику про… – Мороз удержался. – Похоже, впору новую должность заводить: по розыску утерянных вещдоков. Я ж сам видел, что на нем чужая краска была!

– Не горячись. Обойдемся без краски. Вскрытие трупика Каткова завтра утром сделает. Но – там и без того все ясно. По механизму, даже по ширине следа, – один к одному этот джип.

– Вот что! Дуй безотлагательно в Знаменское, – приказал Мороз. – И вместе с Галкиным найдите мне этот велик. Кому он только понадобился покорёженный?.. И оттуда еще раз в коттеджный поселок проскочи. Допрашивай в деталях. Особенно по джипу. Где был до и после Воронковского задержания? Кто ездил? Куда перегонял? Кто и когда мыл? И каждую минуту чтоб подтвердить. Водителя и охранника тряси. Будь!

С тяжелым сердцем Мороз вернулся к подозреваемому. Тот постанывал, обхватив крупную голову руками,.

– Что уж теперь скулить? – Виталий вытащил из-под локтей исписанную бумагу. Пробежал глазами. – Вижу, зациклился на своей версии. Ну-ну!

Он вернул записи Воронкову, протянул ручку:

– Еще, как говорят, последнее усилье и – рукопись окончена твоя. Впиши фамилию попутчицы, – взмахом кисти оборвал новый всплеск эмоций. – Без нее нельзя.

– Это тебе нельзя, – буркнул Воронков. – А мне как раз воспитание не позволяет закладывать женщин, с которыми… Тем более – замужем.

– Тогда так и припиши: знать не знаю, ведать не ведаю. А если когда кого вспомню, значит, совру.

Отобрал все назад:

– Тебе не воспитание признать мешает. По тому как ты детеныша равнодушно раздавил и смылся, плевал ты на весь свет. Тебе свидетельница не нужна! Потому что расскажет, как на самом деле было. И сказки твои – после этого в судебный архив. Да еще с грифом – «Особо завравшийся».

– Как было, так и написал.

Мороз потянулся к телефону связи с дежурной частью. – Виталий! Погоди! Хочу слово сказать, – заторопился Воронков. – Вижу, обложили на совесть. Так что теперь и с адвокатом не выпутаться. Сколько?

– Чего?

– «Бабок», говорю, сколько требуется отстегнуть. Только напрямую – по старой дружбе.

– Че-го?! – Мороз почувствовал, что ему сводит скулы: – А потерпевшей? Матери девчонки погибшей ты тоже заплатишь?!

– Само собой, – удивился вопросу Воронков. – Чего остается? Да не забивай голову. С ней-то я сам порешаю. Кто она там? Доярка? Свинарка? Штук пять тысяч баксов отвалю, чтоб без обид. Всмотрелся в Мороза. По-своему определил причину молчания. – Да ты чего? За глаза хватит. Она больше тыщи рублей никогда не видела…Ладно, добавлю. Пусть хавает. Мне главное, с вами разойтись. Давай по двадцать тысяч тебе и Тальвинскому…Даже дело прекращать не надо. Просто отпускаешь под подписку. И я ныряю в Москву. А там сам все порешаю. Важно сейчас из-под топора уйти. А? Так как? По рукам и – разбежались?

Боясь не сдержаться, Виталий схватил трубку:

– Это Мороз. Пришли кого-нибудь наездника в камеру забрать. – Э-э! Ты чего? Так переговоры не ведутся! – заволновался Воронков. – Скажи свои условия! Могу по пятьдесят.

– Что? Страшно стало? Паучило! – припомнил Мороз любимое словцо Рябоконя. – Ничего, привыкай бояться. Борец с прежним режимом. И в чем же после этого разница между тобой и Паниной? По мне так… – В чем? Ты меня с этой лярвой на одну доску?!.. – Воронков задохнулся. – Думаешь, если вы меня по ее указке «накололи», так и ногами топтать можно? Я чистый! Да, с девчонкой грех вышел. Но заказных убийств, в отличие от мэрши вашей, не организовывал!

– Что-то ты заговариваешься со страху.

– А ништяк! Думаешь, не знаю, как семь лет назад «авторитет» нынешний Добрыня, через которого она делишки свои вершит, по ее указке полковника милицейского пришил?

– Что несешь?

– Да ладно – «несешь»! Слухом земля полнится. Убил, а документы, не будь дурак, припрятал. Зато и живут теперь в тесной спайке и любви: он ее бумагами держит, она…

– У тебя есть доказательства?

– Были бы, давно бы ее, стерву, раздавил. Но ничего – скоро наша возьмет. Все вскроем! Пометем коммуняк. И вас, ихних прислужников, заодно!

– Сия будущность покрыта мраком, – отреагировал Мороз. – А ближайшие события я тебе предскажу. Что б ты тут мне ни нес, а ты для меня такой же бандит, как они. И – не уповай на удачу! Не будет ее у тебя. Подружку твою вычислю. Даже если придется все твои фирмы прочесать. Ты ж наверняка баб по месту работы фалуешь. Что ты, говорил, новенького прикупил? Цементный и.. Хлебзавод?!

Последнее название Мороз едва не проглотил. Есть ключевое слово! Но если догадка верна, лучше б оно не возникало!

Он стремительно пригнулся к Воронкову и по наитию выдохнул:

– Что? С Тальвинской ездил?

И по тому, как переменилось лицо подозреваемого, понял, что попал в точку.

12.

В сущности Воронков был прав в одном нехитром своем провидении: вызов в горисполком не мог не быть связан с его делом. Потому Андрей не слишком удивился, когда не застал там Муслина. Пожилая секратарша без промедления проводила его прямо к председателю, то бишь к Маргарите Ильиничне Паниной.

– Ну, здравствуй, Тальвинский. Присаживайся. Она несколько постарела. Впрочем, может быть, впечатление это усиливалось строгим, приличествующим мэру серым костюмом, скрашивавшим прежнюю откровенную сексапильность.

Панина кивнула в сторону стола заседаний, уселась напротив:

– Чай? Кофе?

– Говори уж сразу, зачем вызвала.

– Гляди-ка! Не изменился. Такой же – лобастый, упрямый. Собственную судьбу поломать готов, лишь бы на своем настоять.

– Уже поломал. Так что давай о деле, Маргарита Ильинична.

– А у меня каждая секунда – дело! Зачах, похоже, в райончике своем. Вот-вот надорвешься, – опытным женским глазом она пытливо выискивала следы неухоженности.

– Только не говори, что догадалась прямо сейчас.

– Ну, зачем? Слежу. Не чужие все-таки. Хоть ты, как выяснилось, добра не помнишь.

– Зато ты – сплошной рождественский подарок.

– То, что ты на своем месте до сих пор сидишь, – это и есть мой тебе подарок. Скажешь, нет?

Возразить на это было нечего. После назначения Паниной председателем горисполкома Андрей еще с полгода ждал приказа о своем снятии, а то – и об увольнении. Но – не дождался.

Панина прежним, размашистым шагом обошла стол и, остановившись позади Тальвинского, как когда-то, положила руки ему на плечи, сжала призывно пальцы. Андрей оставался неподвижен.

– Забыл меня, – упрекнула она. – Впрочем, как скажешь: деловые отношения – оно даже крепче. По какому вопросу позвала, знаешь?

– Нехитро догадаться. Донес по утру твой впередсмотрящий.

– Маловато в тебе чинопочитания, Андрей Иванович.

– Зато в Муслине вдвое. Так что свою долю угодливости от милиции ты получаешь.

– Он, между прочим, твой начальник. Не боишься так-то? Хотя ты дерзок. Может, потому и сошлись когда-то. Хочу, Андрей, еще раз попробовать тебя в свою команду завербовать. Пусть ершишься, но вижу: шишек за эти два года набил… Набил, набил! Даже глазищи твои попритухли.

– Ты тоже не помолодела.

– Я – внешне. А ты… душу бы поберечь стоило.

– Вот и берегу. Давай так, Марго! Ты насчет Воронкова хлопочешь. Так не трать время! Мы его полчаса назад раскололи! К вечеру арестуем, – заметил, как радостно блеснули ее глаза. – Так что – ставь на нем крестик. И –смело переизбирайся.

– Вот за это спасибо.

– Не за что. Я преступника взял. Это моя обязанность.

– За то и спасибо, что дело свое знаешь. Мне профессионалы в команде нужны.

– Брось, Маргарита Ильинична! Тебе не профи нужны, а – «чего изволите?». Я на это не гожусь.

– Те тоже не помешают. Лесть женщине приятна, – Панина подмигнула. – Но, главное, – команда. Если согласен, с Кравцом насчет тебя поговорю. Не откажет.

– Так это кто бы сомневался.

– Оставь этот тон, Тальвинский! – Панина пристукнула ладонью по столу так, что от неожиданности Андрей вздрогнул. – Ты два года назад, когда в постель ко мне влез, отлично знал, какие меж мной и Кравцом отношения. И – ничего, проглотил. И теперь проглотишь!…Проглотишь! – повторила она с чувством. – Нет у тебя выбора. Да и – повода не согласиться тоже, если по-взрослому, нет. То, что Лисицкого вашего тогда замочили, так кто этого хотел? Больше скажу. Когда узнала, не дожидаясь ваших милицейских разборок, всех, кто причастен был, из-под себя вымела. Чтоб духу не было. И к смерти Котовцева, на которого вы мне тогда все намекали, тоже отношения не имела.

– Да ты ни к чему не причастна!

– Странный у нас получается разговор. Может, я и впрямь ошиблась, – Панина задумалась. Замолчал выжидательно и Андрей, понимая, что в запале наговорил лишнего. А ведь сколько раз представлял и этот вызов, и разговор, втайне ожидая от него новой перемены в судьбе. Звук перепрыгнувшей на настенных часах стрелки заставил Панину встрепенуться.

– Извини, не хотел обидеть, – выдавил из себя Андрей, и тем перебил в ней какое-то готовое решение.

Она вновь замолчала.

– Ладно, не девочка, стерплю. Альтернатива у тебя, Андрей, простая: или обиду замшелую холить. И на том сгинуть. Потому что занятие это неконструктивное. Или – дело вместе делать. А я, между прочим, как раз и надрываюсь, чтоб город этот из грязи да из голода вытащить. И – мне помошь нужна. А не поучения. Уговаривать тебя мне некогда: через пять минут совещание. Так что?

Поднялся и Тальвинский.

– Назначите, будем работать. В деле можешь положиться. Никогда не подводил. Но и…

– И довольно. А то опять поссоримся, – Панина поспешно двумя пальчиками прикрыла его большие губы. Мгновение выжидательно придержала и, не ощутив ответного движения, с легким разочарованием отодвинулась. Проводила до «предбанника», где сидело в ожидании человек десять. – Где мой секретарь? Запускайте товарищей!

13.

– А может, все-таки кофе, Андрей Иванович? – Альбине не хотелось уходить от веселящегося начальника, на которого она, по правде, давно поглядывала. Вернувшись из горисполкома, обычно сдержанный Тальвинский как-то очень непринужденно разорвал дистанцию, что сам установил и так тщательно сохранял в отношениях с секретаршей. Принялся беспрестанно шутить, сделавшись игривым и даже по-мальчишески проказливым.

– Эх, Альбиночка! Гляжу на вас и – понимаю: не задалась жизнь, – уверял он. – Сбросить бы десяток лет и – просто-таки никто бы вас у меня из рук не вырвал!

– Какие, оказывается, страсти! Жаль, поздно узнала. Опоздали, увы! – Альбина старалась не выказать волнения, которое все сильнее заполняло ее под откровенным оценивающим взглядом. – Через неделю замуж выхожу.

– Как?! А я? – шутливо вскричал Андрей. На самом деле неподдельно огорченный. – Надеюсь, не за кого-то из моих охломонов?

– Бог с вами.

– А дружеские советы перед свадьбой не нужны?

– Уже насоветовали. Я ведь была замужем. Теперь вторую попытку делаю.

– Так, может, не те консультанты были? – в Андрее нарастало сладкое чувство, что испытывает мужчина, добивающийся женщины. Давно не ощущал он себя таким бодрым, желающим и потому, это он видел, – желанным.

– Может быть, – подтвердила она, как-то незаметно принимая вечную эту игру, когда слова перестают быть средством информации. А напротив, за нейтральными, не значащими ничего для постороннего фразами оба угадывают главное: «Я тебя хочу».

Андрей потянул ее, легко упирающуюся, к себе. Резкий телефонный звонок отбросил их друг от друга.

– Так я все-таки кофе подам, – опомнилась Альбина. – А, может, не стоит торопиться замуж? – Андрей придержал ее за руку. – Вы так обаяете, что и сама уж сомневаюсь. Он проводил взглядом раскрасневшуюся секретаршу. Поднимая трубку, отер возбужденное лицо – «мосты прорваны».

– Слушаю! – даже голос Муслина не показался ему сейчас неприятным. С блуждающей улыбкой выслушивал он поток слов на том конце провода, когда в дверях возник Мороз. Было в нем что-то, отчего возбуждение Андрея схлынуло и нехорошо заныло в паху.

– Я скоро перезвоню и – доложу. Все идет по плану, – перебил он собеседника и совсем уж неучтиво первым опустил трубку.

– Ты что с лица спал, добрый молодец? – присмотрелся Тальвинский. – Если насчет пропажи велосипеда, то – знаю. Выпороть бы всех. И тебя первого. Да ваше счастье, что у нас и без того доказательств выше крыши. Сейчас главное – девку, девку искать надо!

– Боюсь, что не надо, – пробурчал Мороз.

– Что?!

– Что слышал.

– Не понял!

– Может, и лучше, если б не понял.

– Ты что мне тут загадками? Нашел, что ли?!

– Смешно бы было.

– Так кто?!.. Да что мнешься-то?

– Я вчера, понимаешь, такая штука: Садовую встретил. Помнишь Марину?

– Ну, и?..

– Сегодня у нее ночевал.

– Провериться по утру не забыл?

– Да пошел ты!.. Она, оказывается, на хлебзаводе теперь работает. Где и твоя супруга. Ну, и – изнамекалась, будто твоя с хозяином завода, как бы это? Отношения у них в общем.

Дверь раскрылась, и в проем с груженым подносом в руках начала осторожно протискиваться улыбающаяся Альбина.

– Помогли бы, рыцари!

– Почему без стука?! – рявкнул Тальвинский. Прежде чем Мороз успел его придержать, Андрей подскочил к порогу и вытолкнул ошеломленную девушку наружу.

Захлопнул дверь.

– Ну, и пошел ты! – грохот металла и звук бьющегося фарфора из «предбанника» траурным залпом разнесся по приемной.

– Может, водички, Андрей Иванович?

– Выкладывай, не тяни! Кто подтвердил?

– Сама.

– Что значит?!…

– Ты не ори на меня, Андрюш. Ладно? Самому тошно. Тальвинский, оказавшийся подле настольной лампы, принялся ощупывать шнур в поисках выключателя. – В кабинете темно, как у негра… Не могут свет толком начальнику отдела провести. Или у нас пятнадцатисуточников не осталось? Похоже, в этой стране вообще работать разучились!… – отшвырнул лампу в сторону. – Ну, положим, положим! Жена загуляла! Майский день – именины сердца. Если совсем честно, то – догадывался. Не бывает такого, чтоб неряха ни с того ни с сего стала аккуратисткой, да еще и модницей. Давно надо было разойтись к чертовой матери! Все из-за Кешки, сына, тянул. Но с чего ты-то решил меня новостью этой сегодня одарить?!

– Я думал, ты понял. Хлебзавод скоро два месяца как под Воронковым. – Ты хочешь сказать?…

– Именно. Спутница, которую надо разыскивать, – твоя жена, – Виталий сострадательно посмотрел на потрясенного шефа.

– То есть вот эта самая… экстремальная минетчица?! – Андрей не мог поверить. – Да она фригидна, как стиральная доска!

– Она, наоборот, на тебя наехала. Что ты ее за женщину не держишь.

– Да хрен бы с ее амбициями! Главное говори! По аварии.

– Даже не отрицала. Действительно, два месяца они встречаются. Подтвердила, что находилась в машине во время наезда. Сбежали вроде как по её настоянию. Хоп! Я всё сказал. – Ты-то сказал, – Андрей впился колючим взглядом в Мороза. – А что мне с этим прикажешь делать? Жена Тальвинского – фактическая соучастница преступления. Как тебе такой сюжетец?

Андрей уставился в пространство, глядя сквозь Виталия.

Проследив направление взгляда, Мороз поднялся, открыл дверцу шкафа – на пустой полке, заменявшей бар, стоял сиротливый стакан. Тоже пустой.

Понимающе усмехнувшись, Мороз вытащил из вечной своей спортивной сумки бутылку «Московской», от души, до краев, наполнил стакан и поставил перед шефом. Рядом положил барбариску.

– И анестезирующее заранее приготовил? – Андрей залпом махнул и – затих в прежней позе созерцательности.

Выдохнул с шумом:

– Ты Воронкова насчет моей официально допросил?

– Окстись.

– Кроме тебя и его, кто знает?

– Теперь ты.

– Налей еще, – Андрей проследил затуманившимися глазами, как льется прозрачная жидкость. – И себе.

– Премного вами благодарны, – Виталий нашел на подоконнике рядом с цветочным горшком еще стакан, вынул из него проросший стебелек, – слабая попытка новой секретарши обиходить запущенный кабинет, – выплеснул воду в горшок. Налил водки. – Так за что?

– А за упокой моей души. Или – чтоб не так мрачно – милицейской службы.

– С чего бы?

– А то сам не понял? Как только завтра станет известно, что жена начальника райотдела…Мне каюк. – Во-первых, спутница Воронкова фигурировать в деле как твоя жена не будет в любом случае, – к удивлению Тальвинского, возразил Мороз. – Просила передать, что подаёт на развод. Он достал из кармана сумки обгрызанный пряник. Надкусив, вернул на место.

– Во-вторых, – продолжил он. – Никто, кроме нас, насчет жены твоей пока не знает… Так вот предложение такое – я попутчицу не найду. Воронков не скажет…

– Скажет!

– Не ска-жет! Ему лишняя свидетельница в деле не с руки. В любом случае, пока следственно-судебная бодяга тянется, успеешь развестись. Да даже если вскроется, что знали насчет нее и укрыли, – признался-то Воронков мне. Не тебе! Улавливаешь нюанс? Ты, случись чего, не при делах.

Тальвинский насупился. – Да за кого ты меня держишь?! – возмутился он.

– Тихо, тихо, – Мороз не на шутку обеспокоился. – Предлагаю обойтись без всплесков. И вот что – дружеский совет – шел бы ты из отдела.

– Очень заметно? – Андрея закружило.

– Лучше уйти, – подтвердил Мороз.

– Тогда ладно, – Тальвинский осел. К беспокойству Виталия, поднял трубку:

– Кто сегодня ответственный по отделу?.. Передайте, что я уезжаю в Управление. И с Препановым соедините, – на удивление трезвым голосом отчеканил он. – Это Тальвинский. Что Воронков?.. Нет, нет, заходить не надо…Схему изучает? Вдумчивый, стало быть. А обвинение предъявил?.. Признал частично? Ничего: от маленького к большому. Как насчет ареста?.. Вот что, не торопись с этим, пожалуй. Тем более день заканчивается. Сутки у нас в запасе еще остались. Так что отправь его переночевать в ИВС и чтоб с утра назад доставили. … Дело это общественно значимое. Суета неуместна. Постановление заготовь, а арестуем завтра. Всего доброго!

Он положил трубку. На рычаг, впрочем, попал со второго раза. – Что надумал? – Мороз насторожился.

– Хочу завтра перед арестом один на один в глаза ему заглянуть, – поделился Тальвинский. – Чтоб до мозжечка осознал, что сидеть ему отныне-не пересидеть… Но кто бы знал, как мне муторно! Опершись на кулаки, начал подниматься. Нетвердая рука соскользнула, и он рухнул лицом на плексиглаз. Отлетел в сторону телефон, посыпались карандаши.

С усилием поднялся. Мороз вышел в приемную, где Альбина вслушивались в звуки из кабинета. – Зайди помоги шефу, – попросил ее Мороз. – И не сердись. У него сегодня всё сикось-накось.

Альбина сухо кивнула. Пдчеркнуто официальная, с отстраненным лицом, вошла она в кабинет и недоуменно остановилась, не обнаружив за столом хозяина. Обернулась.

Подполковник милиции сидел со стаканом водки в руке на стуле, прижавшись к шкафу, и смотрел на нее слезящимися глазами.

– Что-то случилось? – догадалась Альбина.

– Сущие пустяки – развожусь! – поставив недопитый стакан на заветную полку, Андрей поднялся, подошел к ней вплотную. – Плохо мне, Альбина! Ты не бросай меня сегодня, ладно?

– А как же жених? – теряясь, пробормотала девушка. – Именно сегодня я обещала пригласить его к себе домой.

– Так в чем проблема? Я готов, – глаза Андрея потемнели. Он ухватил за округлые плечи, рывком притянул к себе и впился в ярко накрашенные губы.