Текст книги "Милицейская сага"

– И твоя.

– Что?!

– Знаешь, почему я выживу? Очень к тебе вернуться хочется. И к хозяевам твоим. До зуда хочу. Веришь?

– Верю. Потому и не выживешь.

16.

В августе того же, 1996 года поздним вечером в уютном холле губернского банка расположились трое. Один с потемневшим лицом нервно перелистывал разложенные перед ним материалы. Двое других, мужчина и женщина, были, казалось, всецело увлечены изучением рекламных проспектов. Однако быстрые взгляды, которыми они изредка, скорее даже против воли, обменивались, выдавали крайнее напряжение.

Наконец начальник УВД Андрей Иванович Тальвинский оттолкнул от себя газетные вырезки. С ненавистью скосился на тома уголовного дела с отметками судебного архива.

– Кто все это организовал? Ты? – неприязненно обратился он к отмалчивающемуся в угловом кресле Муслину.

– Он только выполнил свою работу, – сочла своевременным вмешаться Панина. – Пойми, Андрей Иванович, как бы плохо ты о нас ни думал, но есть факт. Мороз за нашей…за твоей спиной поддерживал негласные контакты со своим родственником. И взят он был при попытке организовать бегство Добрякова. Хорошо еще, что удалось предотвратить.

– Откуда это известно? Мороз и – организация бегства преступника! И кто это там собирался арестовывать Добрыню? Будяковское бычье? Кому вы тут мозги вправляете?

Тальвинский обвел обоих тяжелым недобрым взглядом.

– Да, вижу: Мороз оказался вместе с Добряковым. Но где хоть одно доказательство, что он и прежде был с ним связан, а не вышел на него, чтобы задержать? Я знаю Виталика Мороза! Предать он не способен органически.

– Должно быть, потому там и оказался, – не отрываясь от чтения, предположил Муслин. – На каком-то этапе просто определился, что богатый родственник Добрыня ему ближе, чем разваливающаяся система. Как волка ни корми…

– Полагаю, Муслин, что нам отныне не сработаться, – процедил Тальвинский.

– Как скажете, Андрей Иванович, – замнач УВД поднялся, вытащил из папочки приготовленный рапорт об увольнении, положил перед шефом и вышел, коротко кивнув ему и разрешающе прикрывшей глаза Паниной.

– Я его к себе забираю – вицепрезидентом, – пояснила Панина.

– Так заслужил!

– И даже больше, чем ты думаешь. В какой степени Мороз на самом деле виноват, то не мое дело. Для этого есть суд. Он все вердикты и раздал. А вот то, что Добрыня перед смертью передал твоему любимцу материалы, компрометирующие Кравца, – об этом мы получили информацию достоверную. И если б Мороз не оказался так удачно изолирован, сейчас бы и тесть твой не стал губернатором. Да и нам бы с тобой схудилось. Так-то. Хочу, кстати, напомнить, Андрей Иванович, что губернатор поручил мне срочно привести тебя к нему в администрацию. Нехорошо так к родственникам относиться. Второй день как вернулся, и до сих пор с тестем повидаться не удосужился. А нам одно общее дело делать. Область-то, Андрюшенька, теперь под нами. Большие многобюджетные дела начинаем… Да, кстати, держи.

Панина с небрежностью кинула перед колеблющимся Тальвинским несколько заполненных бланков.

– Что это? – брезгливо оттолкнул он их от себя.

– Копия твоего банковского договора и выписка со счета.

– Какого еще?!.. Семьдесят тысяч долларов?!

– Это в связи с твоим Костиком.

– Ты ж говорила, что все технические вопросы решишь сама.

– Я и решила. Видишь ли, по правилам консервативных британцев, чтобы ребенок учился у них, нужно подтверждение благосостояния родителей – не меньше двадцати тысяч фунтов стерлингов на счете. Пришлось открыть. Ну, не на твою же бывшую было такие деньги оформлять. А потом – провели несколько удачных операций. Вот и – пополнилось.

– Как это называется, погоди? – Андрей припоминающе прикрыл глаза. – Подцепить на крючок? Так, кажется?

– Брось, Андрюша, мне голову морочить. Во-первых, ты с этого счета ничего не брал. Так что хочешь – порви и забудь.

– Ну да. И мой сын не учится в Англии.

– Во-вторых, счет этот, чтоб ты не дергался, из числа наисекретнейших. Доступ к нему имеют один-двое из самых надежных. А, в-третьих, – Панина вздохнула, – надоел ты мне, Тальвинский, если по правде, хуже любого Мороза и Добрыни, вместе взятых. Ну, чего ты выеживаешься? Ты вот со своими коллегами – начальниками УВД регионов общаешься? Говорили они тебе, какие «бабки» имеют?

– Такие разговоры не приняты.

– Это точно. И без того все ясно. Ну, а о домах, квартирах, машинах, о бабах, наконец! Об этом вы говорили?.. Небось, у всех джипы да коттеджи. А тебе, наивняку, и невдомек, откуда все. Так, что ли?

– Ну, положим.

– А не хрен тут класть! Все имеет рыночную цену. И цены эти известны. Твоя, например, должностенка идет на уровне с начальником таможенного управления и стоит где-то в районе двухсот пятидесяти тысяч баксов.

– Положим, от трехсот.

– То есть приценивался?

– Ориентировался.

– И правильно. Так вот тогда я тебя, счетовод, спрашиваю: если столько платят, чтоб должность занять, то сколько с нее имеют?

Она покачала удрученно головой, нетерпеливо глянула на старинные часы:

– Ну, все. Довольно рефлексий, генерал. Поднимайся живо. И без того с полчаса заставляем губернатора ждать. А ему еще в Москву сегодня лететь. Да хватит же, говорю! Мужик ты или нет? Сейчас не девяносто первый, Андрюша. А девяносто шестой! Можно, конечно, до конца жизни целочкой прикидываться. А можно – и нужно – жить так, как живут все нормальные люди вокруг тебя. Иначе, извини, – не поймут!

( конец третьей части).

ГОД 2001, февраль(окончание). Зачеркнутому – верить.

– И все-таки ты везунчик: такую жену отхватил, – Тальвинский приподнял стаканчик, салютуя Виталию, и с удовольствием сделал крупный глоток.

Неожиданный маневр подействовал безотказно: жесткие черты Мороза сами собой разгладились.

– Это и впрямь нечто, – охотно подтвердил он. – Представляешь, она ведь, оказывается, последние шмотки продала, чтоб адвоката нанять. А после приговора прорвалась – буду, мол, ждать. Ну, насчет ждать, тут я, как понимаешь, иллюзий не испытывал, – чего не ляпнешь в запале. И вдруг в конце девяносто шестого заявляется на зону и требует срочно нас расписать, поскольку-де от меня беременна. По-моему, все так опешили, что никто не удосужился элементарно подсчитать. Маленькая авантюристка. В лице Мороза проступило растроганное выражение.

– Все знаю. Девочке поначалу действительно здорово досталось. И из квартиры твоей выгнать хотели. Да и на саму крепко насели. Думали, знает что-то. Хорошо – я вовремя вернулся. Хоть здесь вовремя.

– Хоть здесь, – эхом повторил Мороз. – Ты не думай: за Марюську, что под опеку взял, я тебе благодарен. Может, потому и пришел.

– Да и ты, Виташа, можешь верить или нет. Но ждал я тебя. Потому что сохранить хочу. И для начала – помочь адаптироваться. Хочешь по старой линии вернуться?

– В ментовку?! Упаси Господь.

– Ну, это после пяти лет заключения и мне не пробить. А частное сыскное бюро – это бы твое. Дел поначалу подброшу. Кражи, угоны – обычная уголовка, без всякой политики. А там – развернешься. Клиентура пойдет. Заодно и моих поучишь. Совсем никакие стали, – он заново огорчился. – Так как?

Вопрос был вымученным, можно сказать, лишним. Просто все это время генерал ждал реакции собеседника. Но – не дождался.

– М-да. Отвык я что-то на зоне от многословия, – мотнул головой Мороз. – За предложение, как говорится… И прочая. Я и сам о том подумывал. Другого не умею. Только сначала от занозы избавлюсь.

– Тогда начинай, – генерал отер рот салфеткой, твердо посмотрел на собеседника. – Ведь не о прежних проказах повспоминать ты в это купе заскочил.

Мороз словно колебался.

– Не мнись, гусар. Выкладывай, что накипело. А то что-то не узнаю брата Колю. – Брат Коля, увы, в земле сырой. А вот у меня до тебя вопросы имеются, – Мороз всмотрелся в хмурое лицо. Определил в нем достаточную степень понимания. – Сам знаешь, какие.

– Как не знать? И сразу отвечаю: как начальник управления внутренних дел я тесно работаю с областной администрацией, в том числе непосредственно с моим тестем – губернатором Кравцом, выполняя все те указания, которые получаю, – в пределах его полномочий. А иногда – и за пределами.

– А также…

– А также оказываю содействие в работе всем областным и городским учреждениям. Включая губернский банк.

– И его президенту…

– Паниной Маргарите Ильиничне. Моей бывшей любовнице, а ныне человеку, в руках у которого весь городской бюджет, а значит, и финансовая стабильность области. И, как бы ты к ней ни относился, буду делать это и дальше, поскольку…

– Котька как?

– Что?!

– Котька, сын твой. До сих пор в Англии?

– Да, закончил колледж. Сейчас там же трудится в банковском представительстве.

Тальвинский только теперь понял подоплеку вопроса и раздраженно сощурился.

– Во-во, – подтвердил его догадку Мороз. – А на зарплату, даже генеральскую, дальше Улан-Уде сына не отправишь. Крепко повязали, Андрюш? Ладно, проехали. Не о том я сейчас. На носу новые выборы. Так вот хочу знать, теперь ты за кого.

Тальвинский, прикрыв глаза, покачал головой, поводил вопросительно пальцем меж двуми стаканчиками и, после отрицательного кивка, долил себе коньяку.

– Сколько раз представлял этот наш с тобой разговор, Виташа. И – ни разу не угадал. Получается, летим рядом, но – на разных эшелонах. Того не учел, что эти пять лет ты будто замороженный пробыл. И чтоб понял меня, тебе для начала оттаять бы хорошо. Определиться, где нынче страна. Не только в оправдание говорю. За это время не просто пять лет оттикало, – эпоха сменилась. Утвердилась своя вертикаль власти, свои правила игры.

– То есть жируют те, кого ты сам еще в восемьдесят девятом сажал?

– Да, именно. Это теперь и есть власть. Единая и неделимая. Плоха ли, хороша. Плоха, конечно! Но то, что у тебя в голове, это, поверь, бессмыслица.

– Ну, отчего же? Если я выну бумаги, подтверждающие, что и Кравец, и Панина твоя разлюбезная – не только ворье с многолетним стажем и взяточники, но и убийцы…

– Стало быть, Панина права, и документы сохранились. От Добрыни получил?

– В настоящее время это не имеет никакого полового значения.

– Пожалуй. Только – чего добиваешься? От меня, в частности?

– Чтоб определился.

– То есть намекаешь, что я с ними завязан?

– Ваши формулировки по-прежнему безупречны, – Виталий слегка поклонился.

– В принципе – правильно намекаешь. Да, завязан. Так же, впрочем, как все нынешние со всеми нынешними. И не потому даже, что жаден. А потому, что иначе в кресле бы своем давно не сидел. Поскольку переплетение интересов, о которых сказал, это и есть признак становления новой власти.

– Бандюки в законе?

– Именно. Но – обрати внимание на вторую часть насмешливой своей фразы – в законе. Страна поделена. И те, кто ее поделил, в том числе вчерашние бандиты, теперь хотят жить по правилам.

– По своим правилам.

– Они для всех установлены. Для правых и для виноватых. Собственник хочет быть уверен, что то, что он нахапал, у него не отнимут. Так было в Штатах в период первоначального накопления. Так теперь и у нас.

– Плевать мне на Штаты. По мне наисущественнейшая разница в том, что не там, а здесь живут и жируют госпожа Панина и твой тестюшка – господин Кравец.

– Гляжу, эдаким Монте-Кристо себя ощущаешь. Так я тебя, братец, расстрою. Все, кто составляет основу нынешнего общества, сплетены меж собой в огромную паутину. И у каждого из них похожее прошлое. Ты что, всерьез полагаешь, что, выбросив свой компромат, вызовешь бурю страстей? Вопли негодования?!.. Только в том случае, если кто-то зацепится за него, чтоб скинуть Кравца и отобрать пару лакомых кусков у Паниной. Кстати, наверняка зацепятся. Но что далее? На месте обоих окажутся точно такие же ухари со своим темным прошлым. И – все! Круги на воде.

– Тебя послушать, так на Руси и честных людей не осталось.

– Отчего же? Есть, и немало. Только – они не становятся губернаторами и президентами банков. Хотя, знаешь, Виташа, о чем я сейчас подумал: пожалуй, что и нет. Проблема-то еще глубже. Те честные, на которых ты тут уповаешь, они ведь теперь тоже по-другому честные. Не потому, что принципами замучены, а просто – не свезло, понимаешь, губернаторами стать или, скажем, банчок отхватить. А дай возможность украсть, так и не упустят. А это уже иная категория. Резерв завистников. Так-то вот.

Виталий слушал, опершись локтями о хрупкий столик и опустив подбородок на побелевшие от напряжения кулаки.

– Вот ты как заговорил. Стало быть, Котовцев тот же, Коля Лисицкий, Марешко сломанный… – Марешко два года назад повесился втихую.

– Не знал. Что ж, плюсую. Чекин спившийся, Рябоконь, где-то сейчас догнивающий. Все это теперь не в счет? Все это было между прочим? Шлак?! Так что ли, гражданин начальник?

– Так! – жестко отрубил генерал, стремясь жесткостью тона сбить нарастающую в собеседнике неуправляемую волну. – Такое на изломах истории встречается сплошь и рядом. Шанс был – в девяносто первом. Но не мы с тобой сделали со страной то, чем она стала. Не мы! И мстить сейчас за тех, кого просто перемололо в этих жерновах! С таким же успехом ты можешь мстить, я не знаю, потомкам опричников, уничтоживших старые боярские роды.

– Эк как приспособился!

– Я вжился в это. И пытаюсь сейчас достучаться до прежнего, верившего мне Виталия. Обстоятельства нынче другие. Жизнь, пока ты сидел, стала много сложней. Не такой, как хотелось. Но у нас-то с тобой другой жизни тоже не будет. Либо вживляемся в эту, либо…

– В никакую. С опричниками мне дружиться не довелось. А Кравца и Панину премного не уважаю. И твердо знаю: каждому должно воздасться. И что могу, то воздам! Может, только для этого судьбина меня и протащила через эти пять лет. Замороженный, говоришь? Морозили и впрямь крепко. Меня, между прочим, по всем земным законам быть здесь не должно. Потому что выжить я не должен был. Дубили, дубили, да не доубили.

Мороз закашлялся. – Получается, вернулся мстителем, – подвел нехитрый итог генерал. – И в руках – перст судьбы. Бывает. Тогда зачем все-таки ко мне пришел? Документы у тебя в загашнике. От моих ты лихо отрываешься. Где чьи избирательные штабы расположены, известно. Так что флаг в руки.

– Эк, сколько теперь в тебе намешано. Похлеще моего. И что повязали тебя накрепко, тоже понимаю. Поэтому, если выстрелю компрой, по касательной обязательно в тебя попаду. Так? – всмотрелся. – Та-ак. Но ведь разве мало между нами доброго было? Потому и предлагаю – вместе.

– То есть?

– Вместе топим. Ты! С моей помощью. Но – ты!

– Зачем тебе это?

– Считай, трезвый расчет. Целесообразней, если компра через тебя пойдет. Сам же говоришь, другой полетный эшелон. Иные слои атмосферы. Соответственно – лучше слышно. А тебе шанс. Ну, ты меня понял.

– Чего не понять? – генерал с сожалением покрутил опустошенную бутылку. – Приходишь из ниоткуда и так, между прочим, предлагаешь пустить всю сложившуюся жизнь под откос. Просто – как друг! А чего в самом деле не подухарить?

– Не настаиваю.

– Думаешь, самому не хочется? Еще как. Особенно ночью бывает. Встанешь отлить. И если хоть одной мыслью шалой струю спугнешь, все – дальше без стакана не уснуть. И вот примешь, бывает, стакан этот и так сладко возмечтается! У!… Куда там твои нехитрые планы. Только в отличие от тебя к утру понимаю, что, как бы ты ни перевернулся, кроме шума и вони, ничего другого не будет…

– В разные мы с тобой сортиры ходили.

Андрей прервался, с некоторым удивлением усваивая услышанную фразу, и – захохотал.

Улыбнулся невольно и Мороз. Это был прежний завораживающий хохот молодого Тальвинского, не откликнуться на который было невозможно.

– А что? Положим, и соглашусь, – Тальвинский оборвал смех – будто на кнопку нажал. – Тестюшка мой, конечно, зажрался. И второй его срок – этого область и впрямь не перенесет. Тут можно подумать.

Он предугадал движение Мороза.

– Но только его! Панину не трогаем. Она, если в чем и была виновна, давно свое существование оправдала. Банкует, впрыскивает деньги в промышленность. Между прочим, к сведению отсутствовавших: область – одна из немногих, где пенсии в срок выплачиваются. Короче, искусство компромисса есть движение навстречу. Я берусь свалить основного фигуранта. Ты – забываешь о Паниной. Тем паче, если помнишь: мстить женщинам – это как-то не по-офицерски. Так что? Договорились?

Андрей с залихватской решимостью протянул руку, стараясь не встретиться глазами, чтобы не выказать тревогу.

И – не напрасно. Пожать его руку Мороз не спешил.

– Обоих! – коротко произнес он.

– И на меньшее ты не согласен! – в этом, увы, Андрей не сомневался с той минуты, как распахнул дверь купе. Так что в этом смысле вся их встреча оказалась сплошным бегом на месте. Взглянув в окно, Тальвинский обнаружил, что поезд пожирает уже московское предместье.

– Пожалуй, пора, – Мороз, сообразительный никак не меньше бывшего шефа, поднялся. – Выходит, не сговорились.

– Куда ты? До вокзала еще с полчаса.

– Мы стандартными путями не ходим. Не люблю конечные остановки, – Виталий продемонстрировал отмычку от поездных дверей, потянулся к засову.

– Подожди, – Андрей положил ладонь на его плечо, не удержавшись, чтоб не сжать пальцами, – мышцы оставались такими же каменными, как и прежде.

– С кайлом тренировался, – усмехнулся Мороз. – Прощай, Тальвинский. Совсем прощай.

– Дай еще подумать.

– Сколько?

– День не много?

– Хорошо. До завтра.

– Копии можешь передать?

– Желаешь убедиться? – Мороз вытащил из-за пазухи пачку ксерокопий, бросил на столик. В дверях задержался:

– Я тебя сам найду. Или – если экстренно, вот номер пейджера. В кошачьей своей манере выскользнул в коридор.

« Все предусмотрел, – со смесью досады и восхищения подумал Андрей. – И все так же любит эффекты». Он поймал себя на том, что ему хочется догнать Мороза, остановить его. Но давно не был генерал господином своих желаний.

Андрей приподнял перевернутый стаканчик, задумчиво провел пальцем по запыленному, не тронутому коньяком ободу. Спохватившись, нащупал брошенный мобильник, не глядя, набрал номер.

– Мороз только что сошел с поезда под Москвой. Полагаю, не сегодня-завтра появится в городе. Организуйте наблюдение. Если сами работать разучились, упадите в ноги фээсбэшной «семерке». И я вам очень желаю – чтоб на этот раз без проколов!

«Жизнь, жизнь, жизнь, – в такт колесам пробормотал Андрей. – Кто бы мне объяснил, почему тянешься к одним, а оказываешься непременно среди других».

И, не теряя больше времени, нетерпеливо схватился за оставленные документы.

– Какие люди! – непривычный на Старой площади, Тальвинский, которого только что запустили в кабинет с табличкой «Заместитель Главы Администрации Президента РФ», смущенно приблизился к вышедшему из-за стола изрядно отяжелевшему, но не утратившему живости Воронкову.

– А ну-ка, повернись, сынку! – обхватив массивного Тальвинского с привычной покровительностью за плечо, Воронков покрутил его. Оценил увиденное. – Поплохел! Сколь не виделись? Года три?

– Пожалуй, и побольше.

– Меняемся, меняемся, увы. А внутри?.. Ладно, не мнись.

– Так это кабинет что – ваш? То есть..

– Ну-ну, не дури. На ты. Как были. А кабинет не мой. Приятеля. Я его пока к президенту на доклад выгнал, чтоб не мешался, – Воронков шлепнул Тальвинского по ляжке и, довольный шуткой, первым зашелся в смехе. – Ну, и – впечатление опять же производит. Я через этот кабинетик много, сказать по правде, контрактов подписал. Обстановка, знаешь, к спорам не располагает! – А твой, то есть кабинет?..

– Моего теперь нет. Чисто – в бизнесе. Да и хватит с меня административщины. Главное, вешки надежные рассставил, – Воронков значительно пошлепал по чужому столу. – Каждый на своем месте дело делать должен.

– Это точно. Было бы дело.

– Будет. Я ведь с прежним-то почему разбежался? Окружил себя ворьем. Растащили полдержавы. Добро бы еще с пользой. А то все по карманам. Но теперь, дай Бог, поднимать начнем.

Бесцеремонно залез в чужой бар, выудил бутылку коньяка, разлил по стопке:

– Ну, за встречу…! – выпил, не закончив фразу и тем оставив Тальвинского в сладком предчувствии. – Ты сколько лет на одном месте-то ишачишь? Дай Бог памяти…

– Девять.

– И не обрыдло?

– Не мне решать. Где Родина прикажет, там мы – все как один.

– Родина! Дождешься от нее, как же. Родине тоже подсказать иногда не мешает. Большие дела задумываются. Надежные люди нужны. Пора тебе расти над собой. Как полагаешь?

Андрей поднялся. – Всюду, где я тебе буду полезен, – буду полезен.

– Хорошо сказано, – расшифровал заковыристую фразу Воронков. – Есть мыслишка на большую воду тебя вывести. Как специалист, сомнений не вызываешь. Ну, и – здесь предварительно проговорил. Думаем попробовать тебя для начала на замминистра. Чтоб немножко обуркался, себя перед нужными людьми проявил. Заодно и вашего министра подстимулируем. Спорен стал. Не за ту команду играет. Понял, нет?

Андрей поспешно отвел глаза, боясь выдать вспыхнувшую в них безудержную радость.

– Понимаю, – по-своему оценил его волнение Воронков. – Решение масштабное. Так что раскинь мозгами. Время есть. Для начала закончим несколько делишек по нынешней твоей функциональности. Как полагаешь, тесть твой себя самого еще не пересидел? Хотим другого человечка на губернаторство поставить. Хватит коммунякам в средней полосе жировать. Что скажешь?

– Так… как и ты. Он хоть мне и тесть, но если по совести…

– Вот по совести и решим. Значит, здесь у нас противопоказаний не имеется?

– Да без вопросов. Дело есть дело.

– Это хорошо, – несколько озадаченно протянул Воронков.

«Поторопился согласиться», – понял свою оплошность Андрей.

– Но Кравец – это как раз вопрос решенный. Он теперь так и так непроходной. Есть более важная проблема. С тем и пригласил.

Предчувствуя недоброе, Тальвинский насторожился.

– Ты знаешь, я всегда был за то, чтоб вкладываться в собственное производство. Из-за этого кредо и с прежней президентской командой рассорился. Но – нынешний как будто адекватен. Да и времени оттягивать решение нам не отпущено. Свое производство налаживать надо. Как полагаешь?

– Мысль бесспорная. У нас по области половина предприятий в простое, чуть не треть населения фактически безработные.

– И мне область не чужая. Потому – решил химкомбинат поднимать. Очень он в мой холдинг впишется.

– Но контрольный пакет комбината, насколько я знаю…

– Именно что. Я ведь недавно у САМОГО на аудиенции был. Вот и взял, понимаешь, встречное обязательство поднять нашу область и тем доказать, что может Россия своими силами выжить. Без внешних инъекций. Ну, и чтоб от мафии очистить. У нынешнего это, слышал, наверное, – пунктик. – Большому кораблю большое плаванье.

– Подстава большая. Получил карт-бланш. А, взявши, как говорят, за гуж, – средств выбирать не станем. Потому как или мы через пару лет отрапортуем, или нас, как водится. Ставка, сам понимаешь, такая, что жалеть тех, кто под ногами, не приходится, – Воронков сделал паузу и, не отводя от Тальвинского пристального взгляда, размеренно произнес. – Будем отбирать комбинат у Паниной.

Как ни готовился Андрей к подвоху, но удержать себя в руках не сумел.

– С Паниной можно договориться и сделать из нее союзника. Я берусь…

– Не надо. Слишком много помельтешила баба. Засветилась еще когда коммунистов поддерживала. А это помнится.

– Но у нее сильный банк. – На силу всегда сила найдется, – Воронков посмотрел значительно, напоминая, откуда запомнилась ему эта фраза. – Через пару дней начнет проверку налоговая полиция. Уголовное дело под это уже приготовили. Поизымаем в центральном офисе все компьютеры и – через недельку, глядишь, сама в ноги бухнется. Дело апробированное. Но потребуется силовая поддержка на месте. Так – ты готов? Только сразу!

– Мы с Паниной тесно работали.

– То есть, нет?

– Сам посуди! Большая бы мне цена была, если б вот так резво умел от тех, кто рядом, отступаться?

– Да или нет?!

– Ты сам, я знаю, человек слова. Должен понять.

– Жаль, не узнаю прежней реакции. И впрямь постарел, что ли? Андрей Иванович! У тебя деньги есть?

– Так… Сколько нужно? – Андрей сунулся в бумажник, но по хохотку Воронкова сообразил, что в очередной раз «сморозил» глупость. – Да есть кое-что.

– В Панинском банке?

– Он у нас самый надежный.

– И – сколько?

– Я не пом… Тысяч шестьдесят.

– В долларах? Неплохо. Это как же надо было экономить, во всем отказывать, чтоб с зарплаты начальника УВД накопить. Жена-то, помнится, не работает.

Пунцовый Андрей обреченно мотнул головой.

– А еще?

– Что?!

– Еще, спрашиваю, где есть накопления?

– Нет. На меня больше ничего нет.

– А не на тебя, но для тебя?

Андрей вскинулся было возмущенно. Но Воронков сидел на столе, с любопытством разглядывая какого-то сувенирного чертика. Что-то в этой «расслабухе» было неестественное. Какое-то особое ожидание.

– Да! – решился Андрей. – В офшоре.

– И – сколько?

– Где-то семьсот тысяч, – выдохнул он и с содроганием заметил удивленные глаза. «Значит, все-таки не знал. Просто взял на понт. И я – как пацан «раскололся»!».

– Не густо. А еще?

– Всё.

– И на чем она тебя повязала? На криминале?

– Нет! Что..вы? – Тальвинский и впрямь возмутился. – Этого я себе не позволял. Я офицер!..Так, отдельные преференции. Но – все в рамках!

Поняв неуместность своего возмущения и ту безудержную власть, в которую сам только что отдал себя этому человеку, Андрей замолчал угрюмо и, не спрашивая разрешения, потянулся к коньяку.

Воронков, по-прежнему сидя на столе, меж тем разглядывал его с холодным интересом, не переставая болтать ножками.

– М-да, жизнь нас забрасывает. Это хорошо, – неожиданно произнес он.

– Что хорошо?

– Все. Что разговор у нас честный получился. Не во всем, конечно. Слышал, что еще порядка четырехсот тысяч у тебя на Багамах «зарыто».

– Но!..

– Но – в целом признался. Стало быть, основа для доверия налицо. Так я понимаю?

– Да вообще-то…

– А главное, хорошо, что деньги эти у тебя есть.

– Я, пожалуй, сяду. Что-то меня от всего этого повело.

– Нет, это и впрямь замечательно, – Воронков развеселился. – Ну, сам подумай, как ненадежно иметь в союзниках безупречного человека. За которым ничего нет. Это ведь как голый на борцовском ковре – ухватиться не за что. Как такому довериться? А когда компромат на соратника имеешь, и – работается легче. И – что важно – по человечески понятней. Понял? Нет?

– Как скажешь.

– Вот так и скажу. Так что – берем панинский комбинат? Только живо…

– Да.

– Хорошо. Ты пока на втором плане будешь. Основная нагрузка на первом этапе ляжет на налоговиков.

– Но Панина! Она-то всей информацией владеет. И не только на меня.

– Это само собой. Не дура! А потому – очень бы кстати получилось, если б и у тебя на нее серьезная встречная компра нашлась. И для тебя важно. И для меня. Мне ведь с ней так и так насчет комбината торговаться придется. А с «увесистой» компрой всегда легче договариваться – глядишь, дешевле сольет. Но если нет…

– Есть! – вскричал Андрей. – И еще как есть!

– Да? Вот и хорошо. Вот и удачно.

– Конечно же! Виталий!

– Ви?.. Мороз? Так он, слышал, в заключении.

– Освободился. Ты историю с убийством Котовцева помнишь?!

– Еще бы.

– Так вот Мороз нашел и сберег документы, подтверждающие, во-первых, факты преступной деятельности и Паниной, и Кравца, и, во-вторых, что именно Панина организовала убийство Котовцева! Как тебе?

– Да это!.. Выше крыши. Только не блеф ли? – А сам оцени, – Тальвинский извлек из кейса полученные перед тем материалы, с показной небрежностью протянул Воронкову. Тот с недоверчивым видом поднес к глазам. Но очень скоро принялся нетерпеливо перебирать, то и дело присвистывая.

– Да. Спасибо за гостинчик. На такой компре я у нее не только комбинат задаром, но – еще и банк впридачу подгребу, – азартно объявил он. И тут же забеспокоился. – А Мороз – отдаст подлинники?

– Мне-то?!.. Разреши воспользоваться? – Тальвинский выудил из кармана оставленную Морозом записку, набрал телефон. – Пожалуйста, информация для абонента шестнадцать восемьсот пядьдесят два – «Ты прав, Виташа! Дружба превыше всего. Но пассаран! Немедленно жду твоего звонка на телефоне..» – он обнаружил надписанный на аппарате номер, продиктовал диспетчеру пейджинговой связи.

Повесил трубку:

– Ждем-с!

Патетическое послание заставило Воронкова поморщиться. – Сколько он запросит?

– Запросит? – вопрос оказался для Тальвинского неожиданен. – Понятия не имею. Думаю, ничего.

– За ничего и результат – ничего. Ста тысяч ему хватит?

– Долларов?!

– Не тугриков же. – Он, насколько знаю, планировал передать это в прессу или – в один из предвыборных штабов.

– А вот этого категорически нельзя, – быстро отреагировал Воронков. – Категорически! Компромат имеет переговорную силу, пока он в наших руках. Если «выстрелит» где-то, то – убрать Панину, может, и уберем. А «уронить» ее в цене уже не получится. Так что, если Мороз твой заартачится, предложишь вдвое.

– Да не заартачится он. У него идея фикс – Панину и Кравца свалить. А как мы это сделаем, его не волнует. И потом – мне он верит.

Раздался зуммер связи с приемной.

– Слушаю, – склонился Воронков.

– Там какой-то Мороз. Говорит, что…

– Соедините. Держи!

Андрей схватил трубку, предвкушающе улыбнулся:

– Виташка! Все образовалось. Я рассказал о…нашей проблеме. Короче, ты сейчас звонишь не куда нибудь, – он сделал вопросительное движение бровями, и Воронков подтверждающе кивнул, – а в администрацию Президента. И – чтоб долго по телефону не распыляться – здесь к твоей информации проявлен большой интерес. Ты меня слышишь?

– Да. А как ее планируется…реализовать?

– Будет предъявлена…фигурантам. После чего под угрозой огласки им придется лишиться и постов, и бизнеса. Ты понял? Это то, Виташа, чего ты так уперто добивался. И – вопреки всему, добился. Больше того, намекну, что страдания твои окупятся. Сто, – разглядел поспешный жест раздвинувшего пятерню Воронкова, – сто пятьдесят тысяч долларов – как тебе это? Что молчишь? Язык разом отсох от счастья?

– То есть – материалы покупают?

– Само собой. А как ты думал? Сейчас все цену имеет. Задаром, что ли, ты свои круги ада выписывал?.. Короче, дружище, я сейчас возвращаюсь к себе. И жду тебя с бумагами. Виташка, ты даже не представляешь, как я рад, что все так здорово разрешилось, и мы опять вместе, – Андрей сочно хохотнул. – Всё! Обрадуй жену. Исстрадалась, бедняжка. .. Что? Кончай свои шуточки и живо выдвигайся ко мне. Жду!

Тальвинский положил трубку, хохотнул:

– Вот натура. Я, говорит, подумаю. Даже здесь не может не повыдрючиваться.

– Так он согласился? – Воронков ткнул пальцем в телефон.

– Ты ж слышал!

– Не очень, – Воронков что-то прикинул. – Вот что, наше дело стремное – лишнего риска не любит. Мало ли как там карта ляжет! Ты решай со своим Морозом. А я с этими копиями прямо сейчас к Кравцу нагряну. Он сегодня как раз в Совете Федерации тусуется. Возьму на арапа, чтоб кандидатуру снял. Ему ж неизвестно, что оригиналов у меня пока нет. Сейчас главное, чтоб не просочилось. А ты возвращайся к себе и – будь на стреме.