Текст книги "Наверху рушились города…"

***

Когда он открыл глаза, первые утренние лучи уже пробрались в спальню. Костик подскочил с кровати. В глазах от резкого движения потемнело. Никакой другой одежды кроме пижамы ему так и не выдали, но Костика это особо и не смущало. Если в городе дела обстоят так, как говорил Пётр Валерьевич, то без разницы во что он одет. Если с человечеством всё нормально и нет никаких диких людей, то беспокойство об одежде станет наименьшей проблемой.

Костик скользнул в коридор, тихо ступая босыми ногами, спустился на первый этаж, где раздавался булькающий храп Бандита – он так и уснул в гостиной. Дверь на улицу открыта. Костя нацепил шлепанцы, в которых обычно ходил на прогулку, и вышел. Пахло лавандой. Возле входа, в большом вазоне, рос крупный куст. На данном этапе никто не мог заподозрить их в побеге. Мало ли… не спится людям, решили прогуляться.

На листьях висели капельки росы. Где-то в глубине сада невидимая птичка мелодично напевала о своём, птичьем, счастье. Утренняя прохлада забиралась под пижаму, спину и руки Костика покрыли мурашки.

Тамара, как и было уговорено, ждала на резной деревянной лавке, также одетая в пижаму и шлёпанцы.

– Я подумала, ты уже не придёшь, – сказала она вместо «привет».

На её лице остались помятости от подушки. Светлые волосы кое-как завязаны в хвостик, но несколько прядей торчали. Она широко зевнула, и у Костика появилось сильное желание сграбастать её и отнести в кровать. Она смотрелась домашней-домашней и совсем не походила на человека, решившегося покинуть лагерь. Так могла выглядеть любимая супруга, которой приснился нехороший сон и, чтобы успокоить нервы, она отправилась спозаранку побродить в утренней прохладе по саду.

Единственное, что выдавало её настрой – блестевшие, как две звёздочки, глаза.

– Плохо ты обо мне думаешь, – Костик даже немного обиделся. – Пойдём, – протянул руку.

Тома несколько мгновений смотрела на ладонь, словно пыталась удостовериться, что та не кусается. Наконец вложила в неё свою тёплую и мягкую ладошку.

– У тебя есть какой-то план? – посмотрела ему в глаза.

Костик усмехнулся.

– А какой тут может быть план? Выбираемся в город и смотрим, как там обстоят дела.

– А ты уверен, что мы в Москве?

– Вот сейчас и узнаем.

Выход находился с противоположной стороны дома. От большой деревянной двери широкая бетонная дорога уводила к толстым металлическим воротам. Возле них, на вместительной площадке с неработающим фонтаном, стоял серый «Урал» с синей полосой вдоль борта и белой надписью «ОМОН». Когда-то ворота запирались на электрический замок, но теперь закрыты на обыкновенный засов. Костику пришлось навалиться на них всем телом, чтобы вытащить массивную пластину из внушительных пазов. Такое чувство, что проектировщик этих ворот раньше строил феодальные замки.

Легонько скрипнули петли. Без сомнения, раньше они открывались бесшумно, но за последние месяцы дожди сделали своё мокрое дело. Через год они наверняка будут распахиваться с таким скрипом, что уйти незаметно станет невозможно. Всё созданное человеком настолько хрупкое, что природа рушит это за считанное время. Впрочем, ничего удивительного – люди всё созидают по своему образу и подобию.

За высоким забором проходила двухполосная дорога с яркой и новенькой разделительной линией. Неподалёку, передним колесом на обочине, лежал перевернувшийся внедорожник, рядом с ним валялась порванная одежда. Вдали дорогу перебежала чёрная кошка.

– Идём? – Костик посмотрел на Тамару. По его мнению, можно закрывать ворота и отправляться в постель, досыпать. Валявшийся посреди дороги автомобиль стоил дороже однокомнатной квартиры в каком-нибудь Чертаново.

– Идём, – уверенно произнесла фельдшер.

Внедорожник её не убедил. В некоторых районах Москвы можно встретить брошенные автомобили таких марок, что любой провинциал скажет: «Да ну… не бреши».

Костик прикрыл за собой ворота. Петли снова тихо скрипнули. Когда проходили мимо перевернувшейся машины, почувствовали едва уловимый запах бензина. Лобовое стекло оказалось в трещинах, водительское и вовсе выбито. Вскоре вышли к широкой четырёхполосной дороге. Над ней даже проходили троллейбусные провода.

– Точно Серебряный Бор, – полушёпотом произнесла Тома.

На дороге застыло несколько автомобилей. Небольшой грузовичок корейской марки врезался в столб. В раскрывшемся от удара кузове виднелся штабель с досками. Возле искорёженной и раззявленной водительской двери валялись подмоченные дождями купюры. Даже на вид там приличная сумма. У Костика с трудом получилось себя удержать от того, чтобы не броситься их собирать.

Вот теперь он точно поверил во всё, что говорил Пётр Валерьевич. Не могло столько ценных бумаг так беспардонно валяться на дороге. Хотя… настолько ли они теперь ценные?

Вдали показался шлагбаум. Возле него застыл троллейбус, токоприёмники так и остались на проводах. Два окна разбиты, а двери закрыты, словно люди, и водитель в том числе, резко забыли, как выходить из транспорта. Вход в белую будку охранника преградила маршрутка. Чуть поодаль, рядом с остановкой, на тротуаре стояла коричневая детская коляска. Тамара заглянула внутрь, но там, естественно, никого не оказалось. На перекрёстке осталось неожиданно много автомобилей. Большинство из них столкнулись, словно все водители разом выпрыгнули. Вдоль тротуара стояло семь нетронутых машин.

В коричневой высотке за Хорошёвским мостом последние этажей двадцать выгорели. Причём давно – запах гари отсутствовал. Возле моста валялся розовый велосипед, а рядом с ним подмоченный дождями рюкзак. В кронах деревьев зашелестел ветерок, донёс умиротворяющий речной запах. На Живописном мосту виднелся большой двухэтажный автобус, он пробил ограждение и свесился над водой передними колёсами.

Костику хотелось сказать «Пойдём обратно», но, с другой стороны, и самому интересно посмотреть, что теперь в столице. Он поискал глазами какую-нибудь палку, способную стать оружием, но ничего подходящего не нашлось, да и не было откровенной опасности. Бывший редактор переглянулся с Томой. Ни слова не говоря, они направились в город.

На спуске к Набережной Новикова-Прибоя автокран перегородил обе полосы.

– Может, лучше поедем? – Тамара посмотрела на застывшую перед ними иномарку.

Костик подошёл к раскрытой водительской двери. Ключи торчали в замке зажигания, но после их поворота ничего не произошло. В салоне пахло застарелой мочой. На подлокотнике лежал мобильник. Естественно, разряженный. На кожаном пассажирском сиденье покоилась барсетка из поддельной крокодиловой кожи.

Похожим образом выглядели все встречные автомобили. Большинство из них во что-то врезались, зачастую друг в друга. На проспекте Маршала Жукова попалось и несколько серьёзных аварий, с трупами, зажатыми в дорогих стальных гробах. Костик посмотрел на очередную женщину: её впалые глаза раскрыты, по синим губам проползла муха. В последние мгновения она пыталась посмотреть в небо. Стёкла, на удивление, не разбились, хотя рулевое колесо раздавило ей грудную клетку. Приторного запаха смерти не чувствовалось, но он всё равно померещился Костику и Тамаре.

– Я много раз видела таких людей, – Тома равнодушно смотрела на труп женщины. – Которые даже не догадываются, что чем ближе стрелка спидометра к последнему делению, тем больше вероятность, что ты уже в гробу. Который, к тому же, ещё и куплен в кредит.

– Может быть, – Костик отвернулся. Ему стало неприятно смотреть на труп. Ведь совсем недавно это был живой человек с мыслями и желаниями. – Только здесь, как мне кажется, виновата не скорость… – кивнул на множество врезавшихся друг в дружку автомобилей.

По обочинам и на парковках стояли оставленные владельцами транспортные средства. Некоторые Костик попытался открыть. Одна из стареньких иномарок разразилась пронзительным воем. Тамара вздрогнула, Костик непроизвольно отпрыгнул.

– Где бы теперь от неё ещё ключи найти?

В американских фильмах всё просто и легко – опустил козырёк от солнца и поймал ключи. В кино жизнь вообще намного проще, краше и легче. Именно поэтому эта сказка для взрослых имеет столько поклонников.

Стёкла во всех домах были целыми. Много попадалось разорванной одежды. Особенно возле брошенных на проезжей части машин. Встречались платья, шорты, очки, детские комбинезоны, трусы, джинсы, ремни, кепки, часы, носки, лифчики, различная обувь, строгие костюмы. Много попадалось автомобилей с разбитыми боковыми или лобовыми стёклами. Создавалось такое чувство, что ехали-ехали люди по делам, и тут вдруг резко и нестерпимо всем захотелось раздеться. На заднем сиденье одного из автомобилей Костик с Тамарой увидели пластиковую клетку, откуда торчала высохшая кошачья лапа. У разделительного заграждения стоял оранжевый мусоровоз. Возле его задней части накидано много хлама, будто кто-то забрался внутрь и копошился там, вышвыривая на дорогу всё ненужное.

Среди всей этой оставленности и разрухи щит с надписью «Водитель, уступи дорогу спецтранспорту» смотрелся как-то неестественно и дико. Словно белый кролик с розовым бантиком на могиле ребёнка.

– Чувствуешь, какой чистый воздух? – Тома глубоко вдохнула через нос. – Даже не верится, что он бывает таким…

– Как в Ботсаду, – Костик тоже глубоко вдохнул.

Раньше он, как и любой столичный житель, годами не придавал значения тому, что загоняет в лёгкие. После пробуждения не единожды обращал внимание на то, как легко и свободно стало дышаться. Словно, пока он находился без сознания, ему подсадили третье лёгкое.

Первого дикого Костик с Тамарой увидели на углу с улицей Генерала Глаголева. Заросший чёрной клочковатой бородой на них смотрел обнажённый мужчина с небольшим пивным брюшком. Он сидел на корточках возле первого дома. Опираясь на руки, внимательно рассматривал странных гостей.

– Смотри, – показала на него Тамара. – Эй! – крикнула и помахала рукой.

Для дикого её голос прозвучал словно команда. Не поднимаясь с четверенек, он попятился к кустам. А потом вдруг замер. Его глаза заблестели. Слишком поздно Костик распознал этот взгляд.

Дикий почесал левой рукой промежность. Как-то неестественно долго почесал, словно многократно проверял все ли причендалы на месте. Глаза при этом не отрывал от Томы.

– Как-то странно он на меня смотрит, – полушёпотом поделилась фельдшер.

Мужчина поднялся, и молодые люди увидели, что тот дёргал себя за мягкий член. Дикий прекратил манипуляции с собственным телом и, сгорбившись, побежал к Костику и Тамаре. Теперь-то стало понятно, что за блеск поселился в его глазах.

Дикий с лёгкостью перемахнул невысокую разделительную оградку между дублёром и основной дорогой. В этот момент Костик его и ударил. Целил в висок, но попал в ухо. Мужчина громко крякнул и припал на левое колено. Костя и раньше не мог похвастаться сокрушающим ударом, а после комы и профессиональный боец будет не в лучшей форме. Глаза дикого налились кровью. Он ещё раз посмотрел на Тамару, словно убеждал себя, что самка стоит того, чтобы ради неё драться. Фельдшер отшатнулась. Раньше ей, как и любой женщине, было приятно, когда за неё дерутся. Вероятно, это чувство и осталось в подсознании из тех, первобытных времён, когда телом привлекательной женщины наслаждался самый сильный. Но теперь, в двадцать первом веке, Тамара понимала, что стоит Костику проиграть и она станет всего лишь призом для этого заросшего клочковатой чёрной бородой человека. Её подхватят и унесут в тёмную пещеру, где этот пропахший потом и мочой победитель будет наслаждаться её телом, как хочет и сколько хочет.

Дикий вскочил и с утробным рыком бросился на соперника. Костик попытался врезать ему ногой в живот, но не успел. Дикий ударил его головой в лицо, сразу обхватил за грудную клетку и повалил на асфальт. В нос ударила вонь давно немытого тела. Костя стукнулся затылком, в глазах на мгновение потемнело. Когда зрение вернулось, он обнаружил мужчину сидевшим на своей груди. Прикрыл голову от ударов, которые должны вот-вот последовать, но дикий, вместо того, чтобы избивать противника, вцепился ему в шею. Пальцы придавили кадык, воздух прекратил поступать в лёгкие. Горло обожгло, словно туда налили огня. Костя попытался оторвать руки противника, но не тут-то было. Попытался дотянуться к лицу, но тоже не смог. Лягнул коленом ему по спине, но ситуацию это не спасло, лишь с левой ноги слетел тапок. В голове начал образовываться тяжёлый сгусток, угол зрения резко сузился до лица противника. Налитые кровью глаза дикого человека сияли такой злобой, словно Костик собственноручно передушил всех его одиннадцать детей. Он рычал, будто загнанный зверь, и сдавливал жертве горло, уже предчувствуя победу и самку, полученную по праву сильного.

Подбежала Тамара. Несколько мгновений примерялась, затем неуклюже, по-женски, ударила напавшего человека рукой в основание черепа. Когда это не возымело какого-либо эффекта, она всадила дикому стопу в правое ухо. Мужчина с клочковатой бородой качнулся в противоположную от удара сторону и посмотрел на ударившую самку с немым удивлением, словно спрашивал: «Э, ты нормальная?!». Его хватка чуть ослабла. Костик из последних сил дёрнулся, извернулся и скинул дикого с себя. Обнажённый мужик грузно упал на асфальт. Перекатившись через спину, несильно ударился головой о колпак на автомобильном колесе. Зарычал, попытался вскочить, но успевший подняться на колени Костя ударил его кулаком в лицо – коротко без размаху. На удачу попал в свалявшуюся бороду. Рука скользнула сквозь волосы и врезалась в кадык. Дикий захрипел, схватился за шею. В выпученных глазах не осталось и частички злости. Он хватал воздух, как рыба. Костик увидел, что два его верхних зуба почернели.

– Пошли, – Костя поднялся на ноги, нацепил тапок, схватил Тамару за руку и потянул за собой.

Заканчивать бой ему не хотелось. В глубине души жил страх убийства, навязанный нам обществом и мастерски используемый уголовниками против обыкновенных граждан. А ещё Костик боялся, что ему может попросту не хватить сил.

Тамара побежала первой. За ней припустил и Костя. Несколько раз оглядывался. Мужик с чёрной клочковатой бородой сидел на асфальте, держался за шею. Боль отпускала и пропорционально этому вновь глаза наливались злостью. Теперь из-за того, что желанная самка скрылась. Он поднялся, сделал несколько неуверенных шагов, чтобы догнать беглецов, затем остановился. Потрогал причинное место, потеребил мягкий член. После медленно перебрался через невысокое и пыльное ограждение на дублёр. Неторопливой походкой, сгорбив спину, направился в сторону дома номер один.

Тамара остановилась. Упёрла ладони в колени, стараясь унять дрожь то ли в коленях, то ли в руках, но ничего из этого не вышло. Костик видел, как она дрожала всем телом. Из её лёгких вырывались тяжёлые хрипы. Фельдшер явно не утруждала себя физическими нагрузками ранее. А теперь, после комы, пробежка всего в сотню метров измотала её, словно солдата кросс по пересечёнке.

Костик остановился рядом. Чувствовал, как сердце пытается проломить грудную клетку редкими, но тяжёлыми ударами. В горле першило. Пламя чуть поутихло, но огненные языки ещё лизали передавленные мышцы и каналы, через которые в организм поступают все необходимые питательные вещества. Костик упёр руки в бока, так ему показалось проще сохранять вертикальное положение. Наблюдал, как дикий скрылся за углом первого дома, откуда всего несколько минут назад и выбежал.

– Возвра… щаемся, – не могла отдышаться Тома.

Они минут десять простояли, приводя все системы организма в норму.

– Смотри, – указала Тамара направо.

Костик поначалу не понял, на что она показывала. У обочины стояла красная машина немецкой сборки, возле её переднего колеса лежала большая кукла в белом кружевном платьице, посеревшем после дождей. В салоне, на зеркале заднего вида болталась жёлтая мягкая игрушка.

«Пикачу» – отстранённо подумал Костик.

В этот момент он их заметил. Под кустом, чуть левее от машины, сидели двое. Мужчина и женщина. Точнее девочка-подросток. Длинные и светлые волосы дикого клоками выдраны, на колене запеклась кровь, редкая бородёнка торчала сосульками в разные стороны. Дикий поднял руку к ветке куста. Сжал её в кулак и потянул. Все листья остались в ладони. Он засунул их в рот, не отрывая глаз от Костика с Тамарой, и принялся медленно пережёвывать.

Девочка недавно вошла в пору гормонального перестроения. Груди только-только начали обозначаться. Её чёрные, средней длины, волосы на одной стороне заметно короче, видно в прошлом она увлекалась модой. Из-под этих лохм сверкали ненавистью два глаза, тогда как мужчина смотрел отстранённо, словно на пробегающую вдалеке собаку.

Позади них что-то шевельнулось и Костик с Тамарой увидели ещё одну женщину, постарше. Она стояла за кустом и выглядывала.

Не сговариваясь, Костя и Тома направились в сторону Серебряного Бора. Бывший редактор искал взглядом хоть какое-нибудь оружие, но ничего подходящего, как назло, не валялось. Обшаривать машины не хотелось – хотелось скорее убраться из города. Фельдшер часто оглядывалась, но их никто даже не собирался преследовать.

Когда проходили мимо оранжевого мусоровоза, оттуда донёсся подозрительный шорох. Костик схватил Тамару за руку и оттащил подальше от брошенной машины. Вскоре на дорогу выбралась большая собака – лабрадор. К её боку прилипли ошмётки колбасной обёртки и прозрачный целлофановый пакет. Пёс равнодушно посмотрел вслед людям, мол, ходют тут всякие.

Одна из оставленных на парковке машин завизжала. Костя с Томой увидели бросившегося от неё ребёнка. Непонятно, девочку или мальчика. На вид не больше семи-восьми лет, короткие растрёпанные волосы, худощавое тельце. Ребёнок скрылся во дворе ближайшего дома, между деревьев и, вероятно, продолжал поглядывать оттуда за странными сородичами, нацепившими зачем-то тряпки.

Фельдшер переступила через брошенный посреди дороги пиджак. От прошедших дождей он покрылся грязью и потерял цвет. Из внутреннего кармана торчал краешек паспорта. Она наклонилась и вытащила документ.

– Скворецкий Вадим Георгиевич, – прочла с такой интонацией, словно знала этого человека. – Место рождения Казахская ССР. Прописан в Марьино.

Костик остановился и удивлённо посмотрел на подругу. Тома бросила документ и направилась дальше. У обоих уже заплетались ноги.

– Просто хотела удостовериться, что он настоящий, – наконец произнесла фельдшер. – Как-то всё…

– Странно? – попытался угадать Костик.

– Как-то всё жутко.

Хорошёвский мост показался неестественно длинным, словно за время отсутствия молодых людей некто могущественный незримо увеличил его в несколько раз. Из-за домов выглянул край солнца. Его лучи приятно грели кожу. Тамара смотрела под ноги, по её опущенным уголкам губ и блеклым глазам не трудно догадаться, что она в полнейшем смятении. Весело смотреть апокалипсис на киноэкране, а участвовать в нём неинтересно и до жути страшно. Особенно когда не понимаешь, что именно произошло.

Костик шаркал резиновыми сланцами по асфальту. Чувствовал такую усталость, будто в одиночку разгрузил фуру с кирпичами. На дереве закаркала ворона. Тома вздрогнула. Костик поднял взгляд на птицу. Затем подхватил валявшийся чуть в сторонке мобильник с разбитым экраном и запустил им в ворону. Телефон пролетел в нескольких метрах от цели. Ворона каркнула, но так и осталась сидеть.

– Ты чего? – посмотрела на него Тамара.

– Зло берёт, – честно признался Костик.

Фельдшер вздохнула. Некоторое время шли в тишине. Когда миновали пост охраны на въезде, она спросила:

– У тебя кто-нибудь остался… там, – кивнула в сторону города.

– Нет. Я гол как сокол.

– Тебе проще, – Тамара подняла листок, упавший с дерева и одиноко валявшийся на проезжей части. – А у меня там папа, мама и сестра. Младшая.

– Мы обязательно их заберём, – сказал Костик.

– Сомневаюсь, – фельдшер покрутила листок перед глазами, словно в первый раз видела подобную штуковину. – Я не понимаю, что произошло, но это точно никакой не вирус. В этом Власов нам врёт.

– А может он и сам не знает, – предложил Костик.

Они свернули на свою улицу. Увидели завалившийся на бок дорогой внедорожник.

– Может он и сам не знает, – легко согласилась Тома. – Только у меня смутные подозрения, что он-то как раз если точно и не знает, то хотя бы догадывается. Во-первых, как я поняла, он первый, кто вышел из комы. Во-вторых, он почему-то выбрал именно эту дачу в Серебряном Бору для лагеря выживших. В-третьих, почему собственно он назначил себя главным? Потому, что он депутат?! Заметь, бывший. Почему, например, не ты главный?

Костик внимательно посмотрел на Тому.

– Я думаю, мы вскоре узнаем ответы на эти вопросы. А не скажет сам, так мы спросим, – ответил он. – Начинать сейчас ссориться из-за этой псевдовласти не разумно. Хочет быть главным, пускай.

Тамара с кислинкой посмотрела на попутчика. Протяжно вздохнула.

Возле перевёрнутого внедорожника по-прежнему несильно воняло бензином. Костя вдохнул этот запах, и сразу вспомнилось детство, как бегал по лужам с масляными пятнами, как сосед катал по двору на синем мотоцикле и даже разрешал посидеть за рулём своего стального коня, пока тот был заглушен. Если кто-нибудь из ребятни откручивал пробку бензобака, то оттуда пахло так же…

Где-то далеко загавкала собака. Этот звук показался странным, словно инопланетным. Чем ближе подходили к забору из белого кирпича, за которым находился лагерь, тем сильнее чувствовался запах жареной картошки. Костик почувствовал, как в животе заурчало. Тома шумно втянула носом воздух.

Костя толкнул створку ворот, та с лёгким скрипом открылась. Первой запустил фельдшера, затем вошёл сам. На первый взгляд во дворе ничего не изменилось. Неработающий фонтан, «Урал» с надписью «ОМОН», бетонная дорога, уводившая ко входу в дом. Костик закрыл створку ворот. С лязгом задвинул засов. Когда повернулся, то увидел, как из-за грузовика вышел Бандит. В руке он держал пистолет, нацеленный в Тому. Фельдшер сразу подняла руки, хотя бывший спецназовец этого и не требовал.

– На землю, нахрен! – скомандовал он, направляя оружие на Костика.

– Эй-эй-эй, полегче! – Костя поднял руки на уровень лица. – Ты чего дружище, не узнал?

– На землю, нахрен, я сказал! – рыкнул Бандит. – Мордой, нахрен, вниз! Или я, нахрен, неясно выражаюсь?!

Он так и остался стоять возле грузовика, словно боялся подойти.

– Хорошо, хорошо, – задрожал голос Тамары. – Мы ложимся, – и она первая выполнила приказ. Вначале опустилась на колени, затем легла на бетонную дорогу.

Костик тоже выполнил приказ. Бетон оказался холодный и почему-то пах известью.

– Кто вам, нахрен, разрешал покидать лагерь? – тон Бандита немного смягчился, он словно просил прощения за предыдущую грубость. Естественно тем способом, которым умел.

– А кто нам запрещал? – вопросом на вопрос ответила фельдшер.

– А вот это, нахрен, вы уже с Петром Валерьевичем решите, кто вам запрещал, – сказал Бандит.

Тома скосила глаза на Костика. В её взгляде так и читалось: «Ну, что? Убедился?».