Текст книги "Наверху рушились города…"

***

В лагере начали появляться другие беременные женщины, тоже ходившие на осмотр к Марине. Бывший проктолог тратила время на два занятия: лечила людей или изучала медицинские книги. Других работ в её жизни не осталось.

Живот Тамары округлился, стал похож на спелую дыньку. При этом фельдшер стала злой и раздражительной. Сама это понимала, но ничего не могла поделать. Частенько происходило так, что после вспышки гнева тут же просила прощения. А через минуту опять ругалась, на это раз на себя, за то, что такая эмоционально неуравновешенная. Пол беды если отрывалась на Костике. Он к этому привык и фактически не обращал внимания. Хуже если на редких пациентах. Некоторые мужчины даже не хотели идти в поликлинику.

– Там эта, львица бешеная, сожрать может, – оправдывались они.

Почти каждой группе уезжавшей в город, Костик давал задание привезти книги. Ему их возили. Большинство он использовал для розжига камина, но и оставленных, вскоре стало так много, что специально выделенной под библиотеку комнаты перестало хватать. Однажды утром Тома начала из-за этого ворчать. Быстро сама себя накрутила и вскоре принялась ругаться. Видя, что Костик и полусловом не среагировал, стала швырять в него этими книгами. Одна из них попала в зажжённый камин. Бывший редактор полез вынимать опаленное издание, так как ещё не успел с ним ознакомиться. Тут же получил в бок другой книгой. Тяжело задышав, некоторое время боролся с приступом ярости. И победил. Достал книгу из огня. Потряс опаленной рукой. Завоняло поджаренной курицей. Костя положил издание на каминную полку. Края книги дымились. «Что мы знаем о ноосфере» прочитал крупные буквы на обложке.

– Прости меня, – неожиданно произнесла Тамара. – Я не пойму, что со мной происходит. Я сама себя дико раздражаю.

Костя тяжело вздохнул. Подошёл, поцеловал её в губы и ушёл в школу.

Следующим вечером Тамара задержалась. Когда вернулась, то рассказала, что заходила к Ануш. Ребёнок, найденный у мёртвой матери, так и остался на её попечении. Фельдшер рассказала, что мальчик за прошедшую зиму сильно подрос. Один раз простыл, несколько раз из-за недосмотра падал, но никаких видимых отклонений в физическом развитии она не заметила. А вот умственное оставляло желать лучшего.

– Знаешь… – Тома сидела в кресле поглаживала живот. – Он какой-то… – снова замялась. – Какой-то волчонок.

– В смысле? – Костик посмотрел на подругу.

– Он на всех смотрит маленьким волчонком. Совсем не игривый. Не смеётся. Не радуется маме. Хотя он должен воспринимать Ануш как мать… – она ненадолго замолчала, а потом сказала то, чего редактор и ожидал. – А на меня так и вовсе рычал. По-моему он не вырастет нормальным человеком. Он такой же, как и те… – кивнула в сторону Москвы.

– Вероятно, Ануш с ним мало занимается, – сказал Костя. – Если хочешь, я схожу на совет…

– Дело не в Ануш, – покачала головой фельдшер. – Я видела как она на него смотрит, как обращается. Как пытается играть… Она в нём души не чает. Ануш тут не при чём. Он просто дикий.

Всю ночь Костя не спал, размышляя над этими словами. За прошедшие осень и зиму, редактор подзабыл о своём стремлении разгадать тайну произошедшего на планете Земля. Отвлекли от этого и новые заботы: быт, школа, беременность подруги. Половину ночи Костик проворочался, стараясь уснуть, и не мог этого сделать из-за штурмовавших голову мыслей. Вскочив с постели, нацепил махровый халат и спустился вниз. Зажёг свет и уселся в кресло. Закинул ногу на ногу и несколько минут глупо таращился на журнальный столик, где стояла ваза с искусственными цветами. В камине теплились угольки. Пахло горелым. Костик потряс головой, стараясь снять дурное наваждение. На глаза попалась книга, несколько дней назад спасённая из огня.

Бывший редактор поднялся, взял книгу с опаленным краями. Испачкал правую руку и по мужской традиции вытер грязь о край халата. От издания воняло горелой краской. Костик сел обратно в кресло и открыл книгу. Имя автора ему ничего не сказало. Фронтиспис давал кое-какое представление – мужчина лет пятидесяти, с ямочками на щеках. В его биографии были скромно указаны какие-то места учёбы, работы… Костик не стал это читать. Открыл выходные данные. Об этом маленьком научном издательстве он что-то и когда-то слышал. В последнее время таких расплодилось, что блох на собаке – плати и печатай. Это отличалось тем, что и за собственные деньги иногда выпускало. Тираж, как и полагается такому изданию, всего лишь несколько сотен.

Костя открыл первую страницу и принялся читать. Началось с каких-то пространственных суждений о биосфере. Научный стиль, сухой и витиеватый язык, сложный синтаксис и, как следствие, неуловимое содержание быстро утомили. Бывший редактор закрыл книгу и широко зевнул. Положил издание на кресло и отправился спать.

Утром разбудил настырный стук в дверь. Костя поначалу думал, что ему это снится.

– Может, откроешь? – сквозь сон буркнула Тома.

Учитель поднялся. Накинул махровый халат и направился вниз. Дверь снова затряслась от настойчивых ударов. Скрипнула повернувшаяся ручка, но щеколда не дала неожиданным гостям войти. Костя прошаркал к двери. Широко зевнул и открыл. На пороге стоял Бандит. Позади него, с грозным выражением на лице, застыл Виталик – помощник.

– Ты где, нахрен, ночью был? – спецназовец навис над учителем.

Отчего-то Костику захотелось пошутить. Но, посмотрев в глаза начальнику полиции, передумал это делать.

– Здесь. Спал, – коротко и лаконично ответил он.

– Ничего, нахрен, ночью не слышал? – Бандит пристально смотрел ему в глаза.

– Ничего. А должен был?

– Пойдём, нахрен, посмотришь, – спецназовец взял хозяина дома под руку.

– Дай я хоть оденусь, – Костик попытался вывернуться, но не тут-то было.

– Нехрен, – потащил его Бандит. – Здесь, недалеко.

Они спустились с крыльца. Холодный воздух забирался под махровый халат. Пахло ранней весной. Они вышли за ворота, и Костик сразу увидел то, что должен был услышать ночью. На уличном фонаре раскачивалась женщина в длинном вязанном платье. Костик несколько секунд вспоминал её имя, но так и не смог. При жизни она была достаточно миловидной, но связываться с мужчинами по каким-то причинам не желала – жила одна. Костик знал, что несколько девочек из класса к ней заходили и отзывались, как о доброй и интересной женщине. Её шея удлинилась, голова склонилась вправо. Лицо посинело, глаза на выкате. Распухший язык вывалился изо рта, несмотря на кляп. Руки ей связали за спиной. На одной ноге остался красный кроссовок, пальцы второй торчали из порванного носка, на который налипли комья грязи.

– Точно ничего, нахрен, не слышал? – Бандит заглянул в лицо бывшего редактора.

Костик напряжённо сглотнул. Почему-то захотелось перекреститься.

– Это ж… – промямлил он. – Надо было машину подогнать… Да не легковую…

– А я тебе, нахрен, о чём говорю?! Ты живёшь ближе всего. Собственно у тебя, нахрен, её из окна видно.

Костя провёл воображаемую линию от своей спальни к столбу и убедился в правдивости слов бывшего спецназовца. На душе даже как-то нехорошо стало оттого, что он спал, а рядом, всего лишь в десяти метрах, убивали человека.

– Я ничего не слышал, – сказал Костик и отвернулся.

***

Паника на острове разгорелась нешуточная. Дом Петра Валерьевича, в гостиной которого проходил совет, ломился от людей. Мнение толпы было едино – поймать ублюдка и самого повесить на столбе.

Бандит и его помощник начали опрос свидетелей, поиски улик. Профессиональных полицейских среди жителей Серебряного Бора не оказалось, поэтому больше всего этот цирк напоминал голливудские постановки, где бравые ребята бегают с пушками и жрут пончики.

Однако кое-что им удалось найти. Например, отыскали машину – ей оказалась белая «Газель», ранее стоявшая во дворе одного из незанятых домов. На крыше осталось множество следов. Определить по ним хоть что-то возможности не представлялось. В кузове лежал второй кроссовок.

Из опросов населения острова выяснить ничего не получилось. Последний раз покойницу видели, когда ещё не село солнце, она шла от продуктового склада к дому. Улыбалась, здоровалась и выглядела довольной и счастливой.

Полицейские несколько дней пытались найти хоть какую-нибудь зацепку, но все их попытки разбивались о стену непрофессионализма и отсутствие экспертной базы. Общественность постепенно стала говорить об убийстве всё меньше и меньше.

На очередном совете приняли решение существенно расширить животноводство. Несколько групп отправили в поисках живности далеко за пределы МКАДа, а на территории тем временем начали строить дополнительные загоны. Скорее всего, убийство так бы и сошло преступнику с рук. Но как-то вечером ребятня нашла труп ещё одной девушки, прикопанный неподалёку от бывшего нудистского пляжа. Вот после этого и началась настоящая облава на черта. Марину вытащили из кровати и заставили сделать осмотр тела. Девушка перед смертью была изнасилована, а в её анальном отверстии нашли карандаш. Под ногтями осталась краска, но её природу так и не выяснили. На Бандита теперь стала давить не только общественность, но и совет – все требовали найти маньяка. А в том, что это маньяк уже никто не сомневался.

***

К концу марта живот Тамары округлился до такой степени, будто она спрятала там большой арбуз. Женщины единодушно сходились во мнении, что будет мальчик. На работу фельдшер практически не ходила. Ей и по дому стало тяжело передвигаться.

Книгу о ноосфере Костик дочитал. Много там нашлось таких заумных словесных конструкций, что автора, по-хорошему, следовало нагнуть и отлупить ремнём. Где-то треть из прочитанного бывший редактор вовсе не понял. Однако несколько мыслей из этой книги Костика кольнули в область сердца. В общем и целом книга утверждала, что вокруг Земли есть некая оболочка, наподобие стратосферы, только невидимая, не осязаемая и не измеряемая. Её задача обеспечивать один из животных видов высшей мыслительной деятельностью. Всё, что делается человеком, по мнению автора книги, происходит по воле ноосферы. Именно она посылает в мозг сигналы: идеи, решения, желания. Именно она делает так, что люди, живущие на разных континентах, совершают одинаковые изобретения, пишут похожие книги, снимают сходные фильмы, записывают идентичные треки. По предположению автора книги, ноосфера посылает одинаковые идеи сразу нескольким людям, чтобы те не пропали.

Дальше следовали полунаучные рассуждения о том, что ноосфера растворена над планетой, но при этом имеет доступ ко всем мозгам одновременно. Иногда она по необъяснимой причине даёт некоторым индивидуумам сверхспособности: телекинез, телепатию и прочие полумистические умения.

Автор книги достаточно аргументировано уверял своего читателя, что ноосфера такое же обыденное явление, как и восход солнца. Люди придумали этому явлению несколько понятий: бог, судьба, ноосфера. Но по факту человечество не может понять сущность, властвующую над ним. Это равносильно тому, что курица попытается разобраться в деятельности человека.

Бывший редактор захлопнул самиздатовскую книгу с обожжёнными углами. Он понятия не имел, насколько изложенный в ней материал соответствует истине и насколько научен. С другой стороны, одной смерти Бруно достаточно, чтобы понять, насколько люди костны.

На лестнице послышались шаркающие шаги. Вскоре спустилась Тома.

– Постой, – сказал Костя. – Я тут кое-чего прочёл… – показал книгу.

После вкратце пересказал идею о ноосфере.

– Бред редкостный, – фыркнула Тома. Затем тяжело вздохнула и шаркающей походкой направилась в туалет.

– Может и бред, – задумчиво произнёс Костя. – Но бегающие по улицам одичавшие люди тоже бред.

– А вот это, к сожалению, реальность, – ответила Тамара.

Первого апреля Анатолий поймал неожиданное сообщение: «Держись Москва! Мы едем!». В этот день поисковые группы в город не выезжали, поэтому радист в первую очередь сообщил об инциденте Бандиту.

Спецназовец с огромными, набухшими от недосыпа, мешками под глазами, приковылял в дом к Анатолию.

– Включай, нахрен, – буркнул он.

За последнюю неделю полицейский поспал, в лучшем случае, четырнадцать часов. Из его злости стало возможно сделать динамит, а попадись маньяк ему в руку, без сомнения переломал бы тому все кости. Спецназовец неуклюже нацепил наушники. Опустил микрофон ко рту.

Анатолий повернул ручку. Клацнул тумблером.

– Эй, нахрен. Есть там кто? – рыкнул Бандит.

Минуту подождал, затем снова спросил:

– Меня, нахрен, кто-нибудь слышит?

Подождал ещё минуту и уже хотел стягивать наушники, когда в них раздался хриплый мужской голос:

– Вовчан, ты что ли?

– Тимурыч?! – глаза Бандита округлились, лицо вытянулось. – Да ну нахрен! Тимурыч, это ты?!

– Я! Мы тут с группой подъезжаем с юго-востока. Ты где базируешься?

– Серебряный Бор. Это, нахрен, остров такой в Москве. В общем… – задумался он. – Чётко на запад, по Звенигородскому шоссе, нахрен.

– У меня тут есть карты, найду, – ответила рация. – Жди. И пузырь готовь. Литров на дохренадцать!

– Жду! – коротко ответил Бандит и стянул наушники. Бросил их на стол и посмотрел на Анатолия ошалевшими глазами. – Мы вместе в армейке были. Дружили, – сказал он, словно оправдываясь.

***

Ближе к обеду послышался стройный рык моторов. Бандит к тому времени уже несколько часов ошивался на посту Хорошёвского моста. И не он один. Новость о том, что едут люди, со скоростью молнии распространилась через посёлок. Многие бросили работу, пришли смотреть на новеньких. Костик не желал идти, но Тамара, ведомая извечным женским любопытством, вытащила и его.

По Маршала Жукова ехали два огромных белых двухэтажных автобуса. Только грамотно переделанные. С автобусов сняли подвеску и поставили на самодельные четырёхосные рамы с громадными, около полутора метров в диаметре, толстыми колёсами. Заменили двигатели на более мощные. Эти машины имели как ряд преимуществ, так и множество недостатков. Такие монстры, в первую очередь, могли проехать где угодно, неся на своей спине уйму народа и вещей. А вот минусов насчитывалось намного больше: двигатели наверняка жрали бензин не литрами, а вёдрами, да и пройти такие махины могли не под каждым мостом и не с каждыми проводами разделить дорогу. Наверняка их водителям пришлось объезжать много-много препятствий. Когда автобусы приблизились, БТР на их фоне показался крошечной машинкой. А легковушки, так и вовсе игрушками.

Следовавший впереди автобус плавно остановился. Дверь открылась и оттуда вывалилась раздвижная металлическая лестница, по которой браво сбежал поджарый мужчина с длинной клочковатой бородой и редкими волосами. Военная форма на нём несуразно висела, словно пижама на президенте.

– Тимурыч, нахрен! – Бандит спрыгнул с БТРа и устремился к однополчанину.

– Вовчан! Как тесен мир! – Тимур заключил в объятия старого знакомого, тактично сделав вид, будто и не заметил у того отсутствия руки.

В автобусе к окнам второго этажа прилипли лица людей. Среди них Костя увидел множество женских и детских. На душе от этого даже как-то тоскливо стало – никто не любит, когда у него прибавляется работы.

Из первого автобуса больше никто не выходил. Второй монстр на колёсах лишь чуть-чуть въехал на Хорошёвский мост и остановился. Сразу бросилось в глаза – люди вышколены, по пути прошли через многие испытания. Готовы в случае опасности слаженно отступить.

– Ну, что? Как ты тут? – Тимур взял сослуживца за плечи и отстранил. Он улыбался, но Бандит видел, что его глаза не улыбаются. Они изучают: укрепления, людей, общее настроение к гостям. Одно неверное слово и автобусы дадут задний ход.

– Это мой дом, – медленно, подбирая слова, произнёс бывший спецназовец. – И мне здесь нравится. Очень надеюсь, что понравится и тебе, – несколько мгновений боролся с многолетней привычкой, но в итоге сдался и добавил. – Нахрен.

***

Лагерь выживших в Серебряном Бору пополнился на сто одиннадцать человек. Из них семнадцать детей, пятьдесят женщин, тридцать мужчин и четырнадцать стариков обоих полов.

Тимур с Бандитом три дня пили так, что от них старался спрятаться любой прохожий. Никаких буйств не чинили, никого не задевали и ни в чём противоправном замечены не были. Просто так громко отмечали встречу, что люди предпочитали держаться подальше от пьяной и шумной компании. На третий день напились настолько, что отправились искать маньяка. Искать – в прямом смысле слова. Вооружились фонариками, водкой, закуской, пистолетами и начали лазить по паркам и пляжам. Застукали парочку занимавшуюся петтингом, отыскали труп дикого, замёрзшего ещё зимой, разворошили лисью нору, подстрелили здоровенного чёрно-белого кота, в одном из незаселённых домов разыскали винный погреб, распугали всех рыб, плескаясь в холодной воде. В общем, через сутки они угомонились и весь Серебряный Бор вздохнул с облегчением.

Остальные приехавшие, тем временем, знакомились с местными жителями. Костик внимательно слушал истории о мире за пределами Москвы. А точнее об отсутствии всякого мира. Изначально поездку начали люди, которых в конечном отряде практически не осталось. Ехали они от самого Владивостока, откуда выдвинулись в конце июля. Все, кто в первый раз слышал начальный пункт отправления, попросту не верили, искали карту, мерили её линейкой, пересчитывали в километры и обязательно переспрашивали: «А точно из Владивостока? Это же невозможно! Ничего не перепутали?». В то, что всё человечество в одночасье рухнуло, они верили, а в то, что человек способен преодолеть любые трудности и расстояния, почему-то, сомневались. Видимо по себе судили.

Изначально выехало четыре полупустых автобуса. Рассчитывалось, что заезжая во все крупные города наберут ещё людей. Так-то оно и вышло, вот только не во всех населённых местах им были рады. Несколько раз пытались ограбить, один раз съесть, пару раз оставить на постоянное место жительства. Сохранивших разум людей оказалось не так мало, как попервой казалось. Просто в других местах группы оказались порасторопней. Они вывезли из больниц всех находившихся в коме и уже в безопасных местах их выхаживали. Но остальные города и размерами значительно меньше, соответственно и больниц там не так много. А ещё дороги не забиты автомобилями, как банка шпротами. Первый автобус потеряли в Якутске. Причём люди к этому не имели никакого отношения. Его рама просто не выдержала взваленного на неё веса. Оказалось, что это первый построенный автобус, когда их проектировщик и конструктор ещё примерялся. Была паника, что и остальные транспортные средства развалятся в дороге, но этого не произошло. Ехали долго и тяжело. Особенно по тем местам, где нет дорог. Много раз пересекали вброд реки. Возле Байкала нашли поселение сохранивших разум, но его жители наотрез отказались покидать обжитое место. Там вообще образовалось некое подобие секты. Они верили, что на земле наступил судный день и бог лишил всех грешников разума – истово молились и призывали Спасителя. Молиться и призывать у них считалось основным занятием, а поглощение пищи греховным насыщением плоти.

В Иркутске тоже была небольшая община выживших. Вот оттуда все снялись и уехали.

Второй автобус потеряли за Уралом. А вместе с ним сгинули и множество тех, кто начинал весь нелёгкий путь, прошёл через бездорожье и необитаемые земли. Люди, чей ум и смелость спасли множество жизней, сгинули в обыкновенной перестрелке. В Ульяновске группу ждал внушительный лагерь выживших. Только мужчины им были нужны лишь в качестве рабов, а женщины в качестве наложниц и домработниц.

Последнее запомнившееся большинству приключение произошло в Рязани, где на два оставшихся автобуса напала группа диких. По словам вновь прибывших, группа состояла не менее чем из тысячи особей. У всех создалось такое чувство, что они сбились в огромную стаю. Оставалось непонятно, чем они питались. Такие группы в нынешних условиях должны пожирать сами себя.

Огонёк пообещала по мотивам этих событий написать пьесу. Адик несколько дней ходил крайне раздражённый и недовольный. У прибывших было целых два автомеханика. В доме Семёна, бывшего военного, который привёл группу выживших с юга, разгорелся скандал, мгновенно выплеснувшийся наружу. Его дочь, Ирина, связалась с одним из парней из вновь прибывших. Всё бы ничего – внуков всем понянчить хочется. Только этот парень не производил впечатление хорошего зятя. Даже не скрывал, что из своих двадцати семи, двенадцать лет провёл в местах не столь отдалённых. Но даже это ещё было половиной беды, ведь сиделый человек не синоним конченного человека. Этот парень, назвавшийся Андреем, был узнан одной из женщин, прибывших в конце лета с группой с Урала. Как выяснилось, он изнасиловал и убил её дочь, пять лет назад. Каким образом Андрей смог завладеть сердцем Ирины осталось загадкой даже для него. Вероятно, виновата извечная женская слабость – выбирать того, кто круче. В лагере выживших Андрей и вправду выделялся, как белая ворона в стае, особенно козыряя зоновскими понятиями и словечками, в общем, всем тем, за что бывалые кличут таких чертями. Но хуже было то, что он на пятый день своего пребывания попытался изнасиловать одну из женщин. Однако Ирина ему это моментально простила, а когда совет постановил Андрею убираться, куда глаза глядят, то заявила, что уйдёт вместе с ним.

– Зачем вы его, нахрен, вообще привезли?! – как-то спросил Бандит у своего однополчанина. – У нас тут и своих выродков хватает. Маньяк, хрен ему в рот, до сих пор на свободе, а тут ещё эта беда…

– Спасти пытались, – опустил глаза Тимур. – Человек ведь…

– Нет, нахрен, – покачал спецназовец головой. – Люди уважают других людей. Это же хрен без палки.

Андрей уходить, естественно, отказался. Огромное подспорье в этом ему оказывала Ирина. Семён никак не мог переубедить свою дочь. В ответ слышал единственное:

– Я его люблю! Слышишь меня?! Люблю!

Несколько дней Семён ходил сам не свой, зато Андрей, наоборот, гоголем. Даже не постеснялся прилюдно пристыдить своего «родственничка», что тот член совета и пытался его выгнать.

Наутро Ирина не смогла найти Андрея. Его вообще никто и никогда больше не видел. Сам Семён весь вечер и ночь находился дома – дочь была в этом уверенна. Только Костик приметил синяк под глазом Бандита, который, впрочем, быстро сошёл. Спецназовец пропустил слабый удар только из-за отсутствия одной руки. Никаких особенных рвений к поиску уголовника полиция не проявляла. Если же сказать больше, то искала его лишь Ирина. И то недолго.

Потому что потом началась эпидемия.