Текст книги "Наверху рушились города…"

***

Марат почти ни с кем не общался. Частично из-за того, что после пробуждения не мог понять, что с ним происходило, почему он вместо «Р» произносил «Л» и наоборот. Но в основном чурался людей, потому что не хотел с ними общаться. Считал, что не о чем.

Всегда один, всегда молчаливый. За стол его приходилось звать. На работу тоже. В свободное время юрист смотрел в окно, на небо. А по ночам плакал во сне. Несколько раз пытался убежать, но в лагере об этом никто так и не узнал. В первый раз Марат дошёл к Мнёвникам, где на него напали двое диких, охранявших свою территорию. Во второй раз, благодаря найденному велосипеду, добрался к Трёшке. Его не оставляла надежда, что родные живы и здоровы. Однако там он пробил колесо и к рассвету лишь чудом вернулся в лагерь. То, что он видел, убеждало в неотвратимости судьбы. Подливал масла в огонь и ежеутренний вопрос Петра Валерьевича «Ну что там, в эфире?». Анатолий всегда говорил «Тишина». Мир рухнул, и он это видел. Крохи обезумевших людей, носившихся по улицам, людьми можно назвать чисто формально. От обезьян они отличались лишь шкурой. Марат ещё лелеял надежду съездить в Ивановское, зайти в дом. Ему почти каждый день снилось, как он открывал дверь и видел, как бегут к нему дети, как выходит из кухни жена. Они любили его. А он любил их. Именно поэтому он каждую ночь и плакал – даже сквозь сон понимал, что никогда больше их не увидит.

Как-то он сидел на кровати, смотрел в небо, где видел лица родных. Они смеялись, бегали друг за другом, звали его. Именно тогда он впервые подумал о самоубийстве. Прилежным христианином он никогда не был, даже в церкви всего лишь раза два в жизни побывал, но в бога верил. Как говорится: на всякий случай. Он помнил, что самоубийство – вещь плохая и запрещена. Однако тот, кто не терял всю семью разом, не имеет права судить тех, кто после такого удара прервал и собственную жизнь.

Тогда у Марата мысль о самоубийстве лишь мелькнула. У него все мысли лишь мелькали. Он выполнял лишь простые физические действия – сходить в туалет, поесть, уснуть, делать какую-нибудь монотонную и простую работу. Чуть позже его организм стал напитываться жизненными соками, в мышцах начала появляться сила. Но в его душе словно пробили дыру огромным снарядом. Он чувствовал, что кровь стала холодной, ничто не могло согреть сердце. Всё, что у него было ценного в этой жизни, бог забрал.

Однажды вечером Бандит силком отвёл его вниз и усадил играть с собой в карты. Он даже проиграл Марату, хоть и далось это крайне тяжело.

– Загадывай, нахрен, – откинулся на спинку стула бывший спецназовец.

– Что загадывать? – отстранённо посмотрел на него юрист.

– Желание, нахрен, загадывай. Мы играли на желание.

– Оживи моих детей и жену, – сказал Марат.

Бандит глубоко вдохнул.

– Давай, что-нибудь, нахрен, более реальное. Попрыгать там, побегать…

– Оживи моих детей и жену, – монотонно повторил юрист. – Я ничего борьше не хочу.

В ту ночь Марат и понял, что надо заканчивать пытку над собой. Его жизнь была в его семье – если нет семьи, то нет и жизни. Для чего ему это бестолковое существование?! Он не мог ответить на этот вопрос. Но и покончить с собой не решался. Те, кто никогда не пытался совершить суицид, не понимают, насколько самоубийцы мужественные люди.

Марат лежал до самого утра, смотрел на тёмное небо и думал, как лучше оборвать собственную жизнь. С первыми лучами нового дня он уже точно знал, что не останется в этом мире. Если есть бог, то он не допустит, чтобы такая крепкая и дружная семья разлучалась.

«Если всё в руках господа, то не в его ли руках и моё решение о самоубийстве?» – подумал он утром.

На душе сразу стало легче, и Марат уснул.

А потом Бандит выдал ему АКС74У и научил им пользоваться и чистить. Юрист сразу понял, как именно уйдёт из жизни. Всю ночь не спал. Утром позавтракал, но вяло. Скорее делал вид, так как аппетит отсутствовал.

А когда солнце вошло в зенит, он вставил ствол автомата в рот. Холодный и пропахший маслом металл коснулся языка. Марат закрыл глаза и с силой вдавил спусковой крючок…

***

Когда выстрел разорвал тишину, никто особенно и не обратил на это внимания. Каждый решил, что Бандит учит кого-нибудь стрелять. Лишь бывший спецназовец понял, что произошло неладное. Он бросился наверх, на лестнице столкнулся с Ануш, которая несла ребёнка вниз помыться. На третьем этаже Бандит почувствовал запах пороха. Вначале заскочил к Власову, но того в комнате не оказалось. Тогда открыл соседнюю дверь (в этой комнате раньше жил Костя), и увидел труп. От верхней части головы практически ничего не осталось. Кровью и мозгами оказались заляпаны все стены и мебель.

А вместе с растекавшейся кровью по помещению расползался и тяжёлый, отдающий металлом, дух смерти.

На лестнице послышались торопливые шаги, вскоре на площадку взбежал Борис.

– Я так и знал, что он с собой покончит, – старший брат заглянул в комнату и моментально оценил обстановку. – Трусливый тип. Прятался за юбку и спиногрызов.

Бандит ничего не ответил. Он придерживался мнения, что о покойных надо говорить либо хорошо, либо никак. Не стоит забывать, что и ты когда-нибудь будешь безмолвным трупом.

Моменто мори – как говорится.

***

На зачистку всё же отправились. Жорик ушёл на дежурство у моста. Депутат и Фёдорыч остались на охране. Остальные мужчины: Костя, Борис, Саша, Анатолий, Ромул, Адик и Бандит собрались в гостиной для тактико-технического инструктажа. У каждого имелся автомат (кроме повара), и почти каждый держал его с таким важным видом, будто к нему снизошёл бог войны. Пахло мужским потом, а от Фёдорыча, спустившегося поучаствовать в сборах, несло сигарами.

Порывалась идти Игнат, даже обиду закатила, что её не берут. Всё же у неё был пистолет, из которого её научили стрелять (хотя пару дней назад из-за этого тоже вспыхнула обида, почему всем мужикам дали автомат, а ей ПМ – спасло то обстоятельство, что и Ромулу выдали пистолет). Она по-женски надула губки, но по-мужски обозвала Бандита. Даже мать его помянула очень-очень недобрыми словами. Тот вначале побагровел, но быстро остыл. Как говорится: врач на больных не обижается.

– Ладно, нахрен, не ной, – надоело бывшему спецназовцу. – Я тебя к себе возьму, только слушать будешь меня беспрекословно. Понятно, нахрен?

– Да, мой командир! – вытянулась по струнке Игнат.

– А ты случайно в армии не служил? – спросил Борис.

Все домочадцы привыкли к молодой и симпатичной девушке, считавшей себя мужчиной, но подколы со стороны братьев не прекращались. У них словно идея фикс появилась – вывести её на чистую воду.

– Нет, не служил.

– Да он и пистолет-то с трудом разобрал, – сказал Анатолий.

– А почему не служил? – продолжал выпытывать Борис. – Где был?

Обычно такие вопросы ставили Игната в тупик.

– Я… я… – начала она.

– Заканчиваем, нахрен, балаган, – оборвал Бандит. – Я пойду с Игнатом. С Борисом, нахрен, Костик и Ромул. С Анатолием пойдут Адик и Саша. Маршрут, нахрен, такой, – разложил на столе карту Москвы. – Вы сюда, вы сюда, а мы обойдём вот так, нахрен. Заглядывать под каждый пенёк, в каждую ямку, нахрен. Нам никого из диких нельзя оставить за спиной. Понятно, нахрен?

Послышалось разноголосое «Да».

– Фонари, нахрен, взяли?

И снова разноголосое «Да».

– Поднять, нахрен, над головой.

Каждый вытащил фонарь и поднял его. Не подчинилась лишь Игнат, у которой его не оказалось.

Бандит посмотрел на напарницу. Тяжело вздохнул.

– Рации, нахрен, все взяли? Поднять над башкой.

Мужчины закопошились, вытаскивая передающие устройства и убирая фонари. Так как военное обмундирование имелось лишь у Бориса, то остальные всё укладывали в карманы, или как Саша, в поясную сумку.

– Фёдорыч, с рацией запомнил, как обращаться?

Анатолий должен был обучить старика на случай, если понадобится связь с «базой».

– Запомнил, – кивнул бывший сантехник.

Бандит посмотрел на свою напарницу.

– За фонарём и рацией, нахрен! – резко гаркнул он с такой силой, что все вздрогнули. – Живо!

Игнат округлившимися глазами посмотрела на своего начальника. Затем бегом унеслась за инвентарём.

***

Бандит взялся прочесать всё к северу от Таманской улицы. Отряду Анатолия достался кусок Серебряного Бора к западу от озёр, а Борису, Костику и Ромулу к востоку.

Задания уничтожить каждого дикого не стояло. Всё равно грамотно прошерстить непрофессиональными силами такой большой массив из построек и леса вряд ли удастся. В первую очередь опасность представляли группы диких. Особенно большие – вот их и следовало уничтожать. Ночью решили не работать. Хоть Жорик с Борисом и притащили из очередной вылазки приборы ночного видения, но пользоваться ими, кроме них и Бандита, никто не умел. Да и не было особенной надобности по ночам бродить.

Поначалу работа в компании Бориса и Ромула представлялась Костику прогулкой. О том, что их могут поджидать неожиданности, в лице диких людей, напоминал лишь автомат, висевший не шее. Двигались в пределах видимости друг друга. Борис, не слишком уверенный в боевых качествах товарищей, приказал без угрозы жизни огонь не открывать.

– Если что увидите или услышите, лучше мне маякните, – сказал он. – В крайнем случае, крикните. Только если дикий на вас кинется, и начнёт кусать… Только тогда…

Вначале прошлись по строениям вдоль Таманской улицы. Внутрь всегда заходили военный и повар. Костя оставался на улице и заглядывал под каждое корыто. Один раз и вправду нашёл в каком-то полусарае-полугараже лежбище, где остались фекалии, куски еды и разложившийся трупик то ли младенца, то ли выкидыша. Вероятно, он и стал причиной ухода диких из этого места.

Костю чуть не стошнило от вида мёртвого ребёнка и от запахов, витавших в помещении. Он выскочил на улицу и несколько раз глубоко вдохнул. Подуло лёгким ветерком. В доме послышался грохот, потом нецензурная брань Бориса. Вскоре они вышли.

– Что произошло? – спросил редактор.

– Шкаф упал, – ответил повар. – Его словно кто-то специально поставил – как ловушку. Может быть те малолетки, которых ты с Жорой в первый приезд пострелял?

– Вряд ли, – сказал старший брат. – Они встретили нас там, – махнул рукой в сторону моста. – Криво оббили дом какими-то досками, думали их это спасёт. Этот шкаф скорее всего вообще собирался падать… А ты чего такой бледный? – посмотрел на редактора.

– Да нашёл кое-чего, что лучше не находить, – отмахнулся Костя.

Солнце повисло над деревьями, когда они закончили обходить все постройки. Следы стоянок диких людей попадались им несколько раз. Но все они были старыми и давно покинутыми. Вдали иногда раздавались выстрелы, видимо у групп Бандита и Анатолия не всё протекало так гладко. Идти в лесной массив не хотелось. Да и как его толково прочесать?

Для начала прошли цепью вдоль берега, в пределах видимости друг друга. На пляжах валялись брошенные людьми вещи. Но никаких следов диких не обнаружили. Затем пришлось возвращаться, так как столица начала погружаться во тьму. Явились затемно, и, как оказалось, последними. Бандит нашёл группу диких в дальнем из домов. Анатолию тоже попались несколько диких, но они, как увидели людей с оружием, скрылись вплавь.

К вечеру небо затянуло тучами. Срывался дождь. Фёдорыч направился отнести поднос с едой Людмиле, запертой в домике садовника. Обратно вернулся без подноса, взбудораженный.

– Там эта… – тяжело дышал он. – Алкоголичка… – луч его фонарика прыгал по стенам, попадал в глаза людям.

В гостиной собрались: Костя с Тамарой, игравшие в шахматы, Бандит с Сашей, Анатолием и Игнатом, резавшиеся в карты. Тут же сидела Ануш. Малыш на её руках хмуро и совсем не по-детски наблюдал за людьми. В уголку братья чистили оружие. Пахло вэдэшкой и маслом. Жорик отказался оставаться на ночь на посту, аргументируя тем, что затея почти бессмысленная – на улице из наползших туч ничегошеньки не видно, нужен дождевик и мощный прожектор. Ни про первое, ни про второе никто из них раньше не подумал.

В гостиной сидела и Огонёк с найденной в соседнем доме книгой. «Спящие» – значилось на обложке.

Вообще Бандит запретил ей выходить за пределы условно-безопасного периметра, но когда не было его самого, она сходила к соседям, где обнаружилась внушительная библиотека. Костик поглядывал на рыжеволосую с завистью. Ему давно хотелось чего-нибудь почитать, но в те разы, когда ездили в город, не было времени искать книги, да и братья бы точно не поняли такой глупой, по их мнению, затеи. Костя решил, что завтра, после того, как прочешут лес, зайдёт к соседям и позаимствует что-нибудь себе.

На кухне Ромул гремел посудой. За время отсутствия женщины похозяйничали в его вотчине и теперь он возмущённо бубнил себе под нос.

Когда в гостиную заскочил Фёдорыч, все оторвались от дел и посмотрели на старика.

– Что там эта, нахрен, алкоголичка опять учудила? – Бандит швырнул карты на столик.

– Кажется она… – пытался отдышаться старик. – Того, – покрутил пальцем у виска.

Братья переглянулись и продолжили чистить оружие. Бандит несколько мгновений размышлял, затем взял карты.

– Отнеси ей ещё, нахрен, воды, да и всё, – сказал он. – Мы всё равно ей ничем, нахрен, не поможем. Весь мир сошёл с ума, а тут какая-то алкоголичка, нахрен…

– Пойдём, сходим, – попросила Тамара.

– Пойдём, – согласился Костя.

Они взяли у бывшего сантехника фонарь и направились по гравийной дорожке к домику, где не так давно запирали их самих. На улице пахло озоном. Где-то вдали сверкала молния, доносились раскаты грома.

Если заключение Костика и Тамары было полудобровольным, то теперь человеку, упечённому в милый садовый домик, нельзя позавидовать. Окна заколочены так, чтобы их не выбить изнутри, на двери огромный засов. Молодые люди остановились и прислушались.

Где-то на соседнем участке стрекотала цикада.

Костик потянул засов и тот с лёгкостью отъехал в сторону. В нос ударил перегар. Тамара отшатнулась от двери, наступила в клумбу.

Изнутри послышалось бормотание. Костя вошёл первым, направил фонарик на кровать. Людмила лежала лицом ко входу. Глаза распахнуты, язык вывалился изо рта, на запылённое покрывало стекала слюна. Возле входа стоял поднос с едой.

– Они идут, – прошептала Людмила.

Её глаза блестели в свете фонарика. Также Костя подметил, что зрачки не среагировали на свет.

– Они идут, – снова прошептала алкоголичка. – Завтра утром будут у моста. Не пропустите.

Тамара задержала дыхание и вошла в садовый домик. Подошла к кровати и опустилась на колени. Пока она пыталась понять, что с Людмилой, Костик вышел на улицу. Через минуту выскочила и фельдшер.

– Всё с ней нормально, – сказала она, глубоко вдыхая через рот. – Завтра оклемается и всё с ней будет нормально.

На гравийной дорожке послышались шаркающие шаги. Костя уже научился распознавать походку бывшего сантехника. Вскоре тот вынырнул из-за кустов и подошёл с пятилитровой баклагой воды. Поставил её на землю и упёр руки в бока.

– Ну? – уставился на Тамару.

– Енота гну, – ответила она. – Иди и сам посмотри.

– Чего я там не видел?! – вылупился на неё старик. – Бухая образина лепечет какую-то чушь… Что, не сдохнет?

– Люди не сдыхают, а умирают. В крайнем случае, погибают, – Тамара обошла его и направилась к дому.

Костя отправился следом.

– Бежит по полю санитарка, звать её Тамарка, – буркнул Фёдорыч. Занёс баклагу внутрь и поставил в изголовье. – Вода вот, – показал Людмиле. – Если захочешь пить…

– Не пропустите их… – прошептала алкоголичка. – Завтра утром…

Бывший сантехник не стал прислушиваться к её бормотанию. Вышел и закрыл дверь.

***

После секса Тамара, как всегда, быстро уснула. Костик и сам поначалу собирался это сделать. Повернулся на бок и обнял подругу. Глаза слипались. Волосы Томы щекотали ноздри, но при этом приятно пахли, и ему не хотелось отстраняться. Редактор перевернулся на другой бок. Почему-то вспомнились слова Людмилы, о том, что кто-то идёт и должен прибыть утром.

Костя вспомнил, как её зрачки не реагировали на свет. Он несколько минут лежал и размышлял. Затем решил выбросить все мысли из головы и спать.

Но не тут-то было.

Кто-то на утро должен быть у моста. Людмила это откуда-то знала.

Если бы Косте полгода назад сказали, что он будет верить в подобные пророчества, то он бы искренне расхохотался. Сейчас оказалось не до смеха. После всего, что произошло в мире, смеяться как-то не хотелось.

Решил, что утром, с рассветом пойдёт, посмотрит. А вдруг сказанное Людмилой не бред, хотя и очень на него похоже?

В итоге Костик всю ночь проворочался в тревожном ожидании, постоянно открывая глаза и наблюдая, не светлеет ли небо. Всю ночь шёл дождь, капли стучали по карнизу. Снилась при этом какая-то откровенная чушь. То гигантский белоснежный корабль вмёрзший во льды перед мёртвым городом. То как очнулся в какой-то зарешёченной комнате, где вдоль стенок, на нарах, лежали тела. Мимо комнаты, по сумрачному коридору, прошла черноволосая девушка с фонариком и рацией. Она разговаривала с Русланом о том, что воняет животным. Костик во сне подумал, что и вправду воняет. Потом приснилось, что убегал по пещерам и земляным ходам от белоглазых карликов, которые хотели сделать из него художника. Подбежал к пропасти, а оттуда ударил столб огня.

Костя открыл глаза и снова посмотрел в окно. Смелые первые лучи прорывали тьму. Казалось, что почти над головой висели хмурые тучи. Бывший редактор медленно сполз с кровати. Тамара спала практически поперёк. Костя каждый раз умилялся этой её способности – сползти в изножье и развернуться на девяносто градусов. Костя оделся, подхватил автомат, оставленный в углу, между прикроватной тумбочкой и стеной.

– Ты куда? – Тамара задала вопрос, как всегда, не просыпаясь. Она выглядела такой милой и домашней, что Костя всерьёз задумался, а так ли надо ему идти к мосту в такую рань, к тому же при высоком шансе вымокнуть?

– Я в туалет, – сказал он и взялся за холодную металлическую ручку.

– Возвращайся быстрее, – произнесла Тома и в ту же секунду уснула.

Дом спал. Слышался храп Бандита. Дверь к братьям настежь распахнута. Ануш успокаивала тихо хныкавшего ребёнка. На лестнице Костя встретился с заспанным Фёдорычем, возвращавшимся из туалета.

– Ты куда, рэмбо? – посмотрел на него старик.

– Прогуляюсь, – сказал редактор. – Не спится.

Быстро сбежал вниз, чтобы Фёдорыч не начал задавать лишние вопросы. Возле входа Костя подхватил мужской зонт. Открыл дверь. С улицы ударило прохладным ветром. Пахло влагой после дождя. На бетонной дорожке тут и там виднелись лужицы. Под «Уралом» валялся спрятанный Адиком от непогоды инструмент.

Костя прошёл к воротам. Отодвинул засов и вышел на улицу. За прошедшие месяцы перевёрнутый внедорожник стал пыльным и грязным. Костя закинул автомат за спину, зонтик запихнул под мышку и направился в сторону моста. Один раз дорогу перебежал чёрный кот. Где-то далеко-далеко прогремел гром.

Принялся накрапывать мелкий-мелкий дождик. Костя обходил все встречавшиеся лужи. Глубоко вдыхал чистый, наполненный свежестью, воздух. Казалось, что шагал по лесу, а не по одному из самых грязных городов планеты.

Вскоре он подошёл к заставе из машин. Встав на колесо, забрался на БТР. Ствол пулемёта смотрел на потенциального врага на другой стороне Хорошёвского спрямления. Костя осмотрелся. Выгоревшая высотка, вода под мостом, двухэтажный автобус, навсегда остановившийся на Живописном мосту…

В первый момент Костик подумал, что ему показалось. Будто бы в дыре, пробитой автобусом, кто-то мелькнул. Он прищурился, вглядываясь. Снова кто-то мелькнул. Бывший редактор продолжал всматриваться. Наконец, увидел женщину в красной бейсболке.

Костик почувствовал, как на долю секунды замерло его сердце. Он бросил зонтик на броню, поднял руки вверх и закричал во всю силу лёгких:

– Эй! Эге-гей!

Его голос далеко разнёсся по мёртвой Москве. На мосту, поначалу, ничего не произошло. Лишь женщина сделала шаг в сторону, скрылась из поля зрения. Тогда Костя сдёрнул автомат, чтобы дать очередь в воздух. Снял его с предохранителя, когда увидел, что в пробитой автобусом дыре появились три человека. Двое мужчин и женщина с длинными светлыми волосами, развевавшимися на ветру.

– Э-э-эй! – замахал Костик свободной рукой. – Идите сюда!

Мужчины и женщина продолжали на него смотреть, не предпринимая каких-либо действий. Костя неожиданно понял, что держит в правой руке автомат. Щёлкнул предохранителем и закинул оружие за спину.

– Здесь безопасно! – крикнул он. – Идите сюда!

Мужчины переглянулись и о чём-то переговорили между собой. Затем оба отпрянули, скрылись из поля видимости. Женщина ещё какое-то время смотрела на Костика, затем тоже исчезла за ограждением.

– Э-э-э-эй! – крикнул бывший редактор. – Вот дурак! – обругал сам себя. – Автомат блин… – хотел швырнуть оружие на землю, но передумал. Бросить его всегда успеет.

Костик соскочил с броневика и бросился на проспект Маршала Жукова. На развилке свернул вправо. Взбежал по лестнице на эстакаду. На ней, как и везде в городе, стояли брошенные автомобили. Возле пешеходной дорожки лежал перевернувшийся зелёный эвакуатор, в днище которого врезался целый кагал следовавших за ним машин. Все они покрылись пылью и грязью от прошедших дождей. В нескольких местах Костя даже увидел ржавчину – признак современного автомобиля, сгнивающего быстрее, чем банка из-под газировки.

Бывший редактор припустил в сторону области, огибая оставленные автомобили. Через пару минут увидел врезавшийся в ограждение двухэтажный автобус. А рядом с ним – людей. Четверо: две женщины и двое мужчин. Один из них в одежде цвета хаки, высокий и крепко сбитый, второй в джинсах и тёплой серой рубашке. Обе женщины в спортивных костюмах. Одна во всём белом, другая во всём красном. В другой бы ситуации Костя даже хихикнул, подумав про себя, что модниц даже конец света не исправит.

Мужчины заметили Костика. Тот, что в военной форме, достал из поясной кобуры пистолет.

– Стой! – крикнул он.

Редактор послушно остановился. Сердце в груди колотилось, холодный воздух обжигал нос.

– Я пришёл за вами! – крикнул он.

– Автомат на землю! – мужчина не спешил подходить.

Только теперь Костя понял из-за чего. Вроде Бандит упоминал, что у пистолета прицельная дальность стрельбы пятьдесят метров. То есть его фактически брали на понт. Костя несколько мгновений сомневался, стоит ли подчиниться. Затем медленно стянул оружие и положил на мокрый асфальт.

– Я пришёл за вами! – он поднял руки и направился к автобусу. – У нас там, – указал на остров. – Лагерь. Выживших.

Мужчина держал его на мушке. Чем ближе Костя подходил, тем отчётливее мог их разглядеть. Самым старшим, безусловно, был тот, что с пистолетом. Второму лет тридцать. Оружие у него тоже имелось – за спиной висел карабин. Блондинке с длинными волосами при ближайшем рассмотрении оказалось лет под пятьдесят, но выглядела она для своего возраста отменно. Видно, что раньше хорошенько занималась собой. Девушке в красном лет пятнадцать-шестнадцать. Полное личико, стянутые в хвостик волосы. Таких за глаза называют пупсиками.

Странным Костику показалось то, что они путешествовали пешком и без вещей.

– Стой, где стоишь! – приказал мужчина с пистолетом.

Бывший редактор остановился. Руки продолжал держать на уровне головы. Парень подошёл к нему. Неумело обыскал. Если бы у Костика действительно было оружие, то его бы не нашли.

– Кто ты? – продолжал допытывать мужчина в военной форме.

– Я уже сказал, – терпеливо повторил редактор. – Что я один из жителей лагеря выживших. Живём мы там, – кивнул на остров. – На Хорошёвском мосту у нас застава. Я вас увидел…

Он не стал рассказывать о том, что накануне об их приходе сказала алкоголичка. Слишком много такое заявление может вызвать вопросов.

Скупой ветерок донёс откуда-то запах гари. В первый момент Костя подумал, что опять где-то пожар, видимо из-за молний. Но потом различил слабый аромат мяса.

– Сколько вас?

– А можно не направлять на меня оружие? – Костя посмотрел в тёмный ствол.

Сложно разговаривать с человеком, когда ты хочешь ему добра, а он тебя опасается до такой степени, что может убить.

– Сколько вас? – мужчина сделал шаг назад и опустил оружие в асфальт, однако убирать его совсем не спешил.

– Нас… – призадумался Костя, пытаясь сосчитать всех жителе лагеря. – Человек… пятнадцать. В среднем.

– Что значит в среднем? – прищурилась блондинка.

– Чем вы живёте? – спросил мужчина с пистолетом.

Костя порадовался, что не надо отвечать на вопрос женщины. По заведённой исстари традиции, если говорят мужчины, то женщинам стоит вмешиваться лишь в крайних случаях. Не все женщины это понимают. Так и сейчас, вместо ответов на действительно важные вопросы, Костику пришлось бы объяснять, что один из жителей так и не вышел из комы, ещё один прикован к коляске и ни на что не реагирует, а третий и вовсе младенец. Как их считать? Поэтому и в среднем.

– Тем, что в городе найдём, – сказал бывший редактор. – Людей спасаем, тех, что в коме остались лежать и почему-то не умерли. Правда, в последнее время таких уже мало осталось.

– Не многовато вас… – почесал подбородок парень с карабином. – Для такого-то города…

– Сколько есть, – развёл руками Костя. – Меня тоже, кстати, спасли, когда я вышел из комы и не понимал, что вокруг творится.

Мужчина в военной форме убрал пистолет в кобуру.

– Возвращайтесь, – дал указание молодому коллеге. – Если к вечеру меня не будет… вы знаете, что надо делать.

– Не надо, папа, – бросилась к нему девушка в красном.

– Я сказал, возвращайтесь, – со сталью в голосе повторил мужчина.

Дочь отпустила руку отца, но так и не двинулась с места.

– А ты чего встал? – мужчина обошёл Костика. – Веди в свой лагерь. Посмотрим чем вы живёте.

Бывший редактор подобрал с асфальта автомат. Оглянулся посмотреть на трёх оставшихся возле автобуса людей. Те не спешили уходить. Смотрели вслед, будто видели своего старшего товарища в последний раз.

– Откуда такая недоверчивость, – спросил Костик у попутчика, когда спустились по лестнице.

– Поверь, парень, – посмотрел ему в глаза мужчина. – Если бы ты был на моём месте, то стрелял бы в каждого одетого человека. Мы прошли через такое, после чего людям уже не верят.

Отчего-то Костику даже не хотелось спрашивать, через что прошли эти люди. Человек человеку – волк. Чем страшнее окружающие обстоятельства, тем острее зубы волков, тем они агрессивнее, тем быстрее стараются убить.