Текст книги "Наверху рушились города…"

***

Тамара залпом осушила полный стакан водки. Минут через пять её прекратила бить дрожь, она заметно расслабилась.

– Рассказывай, – сказал Пётр Валерьевич.

Из больницы Костик, Тамара, Бандит и братья перешли в дом, где выжившие устроились в первые дни после часа Х. Власов по-прежнему жил здесь. Разбитое дикими панорамное окно, давно заменили – нашёлся стекольщик в одной из прибывших групп. Своего помощника Бандит оставил на страже больницы. Пришлось вызвать в подкрепление несколько надёжных мужчин. Люди, собравшиеся на улице, знали, что в доме произошло что-то выбивающееся из обыденной жизни. А ещё знали, что внутри все члены совета – рации на острове имелись в каждом доме. В толпе начали поговаривать о революции, смене правления, убийстве совета…

Бывший депутат шмыгал носом, комкал в руках платок и постоянно сморкался. Бандит его разбудил и выдернул из кровати, поэтому Власов сидел в пижаме. Жорик устроился на полу возле стены, автомат положил рядом. Борис развалился на белом диване. Закинул грязные ботинки на подлокотник. Бандит стоял возле прохода на кухню. Пётр Валерьевич сидел в кресле напротив Тамары. Костик пристроился рядом с супругой. Водка её хоть и расслабила, но отпускать руку мужа, фельдшер не хотела.

В углу горел торшер в виде дерева, заканчивавшийся светодиодом на каждой из веточек. В комнате стоял полумрак. Пахло пылью.

– Меня вызвала Марина, – Тамара закрыла глаза и подняла лицо к потолку. – Сказала, что с нашим «коматозным» что-то не так…

– Это тот, который уже больше четырёх лет не просыпался? – уточнил Жора.

– Да, он, – Бандит ответил за фельдшера.

– … когда я пришла, он метался по кровати. Вяло как-то метался… Вообще так не бывает, – Тома раскрыла глаза и посмотрела на Костика. Затем обвела взглядом и остальных. – Люди не впадают в запредельную кому через какие-то кочевряженья, они…

– Рассказывай, что было, – перебил Пётр Валерьевич.

– Этот человек впал в запредельную кому. Это когда мозг умирает. Окончательно. Пришли все члены совета. Марина их вызвала. Надо было решать, отключать ли его от аппарата ИВЛ.

– Это что… такое? – зевнул Борис.

– Отключить от аппарата искусственной вентиляции лёгких, – продолжила Тамара. – Марина, как я понимаю, не решилась принять такое решение в одиночку. Вызвала совет…

– Да, я знаю, – перебил Пётр Валерьевич. – Слышал. Но куда мне идти?! Чтоб ещё больше простыть?

Он не ждал ответы на вопросы, поэтому Тома продолжила:

– Если бы мы его отключили, то мы бы его убили. Понимаете, да? Окончательно и бесповоротно.

– И что, нахрен, решил совет? – поторопил Бандит.

– Совет принял решение отключить его. Марина обесточила ивээл… – Тамара тяжело вздохнула и снова обвела всех глазами. – Я не хотела на это смотреть и вышла. Когда уже была на лестнице… Из палаты кто-то закричал. Почему-то я сразу подумала, что это человек в коме. Его крик был… Истошный, протяжный… нечеловеческий, дикий. А потом этот голос… это не мог быть голос живого человека. Он гремел, словно расколотые небеса… – фельдшер покрутила головой, словно старалась вытряхнуть неприятные воспоминания. – Это был громоподобный голос, который эхом разносился по дому, проникал в душу, выворачивал… Поверьте, это тяжело объяснить…

– Что он сказал? – поторопил Власов.

– Я почти ничего не расслышала, – призналась Тома. – Чётко уловила лишь: «Здесь все?». Ему ответили: «Все». Не знаю, что на меня нашло… но я жутко перепугалась. Бросилась вниз. Сбежала по лестнице… – глубоко вдохнула. – Вы не поверите, – усмехнулась она.

– Я уже четыре года не верю в то, что происходит, – хмыкнул Жора.

– В общем, из кухни на коляске выкатился наш пианист, схватил меня, бросил к себе на колени и потащил в каморку, – выпалила она. – Я молотила его руками, пыталась высвободиться, но он оказался сильный. Он открыл люк и бросил меня вниз. Я упала на что-то твёрдое и квадратное. Ушиблась, – потёрла бок. – Затем стукнулась головой о лестницу… это, в общем, ерунда. Вскоре я услышала наверху вопли и крики. Там были дикие. Только я не могла понять, откуда они взялись. А потом сверху донёсся голос пианиста. Он вызывал помощь…

– Я его, нахрен, и услышал, – кивнул Бандит. – Только я не понял, кто это… Он сказал, что в больнице полно диких.

– Да и я это услышала, – сказала Тома. – Они выли, ломились в двери… Я и сама пыталась выбраться, но что-то было сверху крышки. Подозреваю, что там сидел пианист.

– Да, это был он, – подтвердил Костя.

– А потом пришли вы… – закончила Тамара.

Несколько минут просидели в тишине. Пётр Валерьевич натужно высморкался. Вытер ноздри кончиком платка.

– А почему ты сделала вывод, что виноват тот мужик, который в коме лежал? – Бандит почесал затылок.

– А кто ещё?! – приподняла брови Тамара. – Я не знаю как, но именно он забрал разум у всех, кто находился в доме.

– Однако ты-то мозгов не лишилась? – сказал полицейский.

– Меня спас пианист. Я не знаю, откуда он…

– Как может быть… – начал Власов.

– Я знаю, – громко и чётко произнёс Костик.

Все разом умолкли и посмотрели на бывшего редактора.

– Это ноосфера.

– Чего? – приподнялся на локте Борис. – Ноо-кто?

– Эта теория появилась в начале двадцатого века. Выдвинул её Вернадский. В общем и целом, там говорится, что над нашей планетой есть оболочка. Так называемая ноосфера. Именно она причастна к тому, что у нас есть разум. Она словно… словно… – замялся Костик, придумывая сравнение. – Она словно книга, из который каждый из нас черпает свои мысли. Пока книга была открыта, человечество обладало разумом, но по какой-то причине книгу перед нами захлопнули.

– По-моему… – начал Бандит.

– Когда мы ездили в супермаркет… тогда в первый раз, когда на Фёдорыча напал дикий, когда нашли Адика, я забрал оттуда видеорегистратор. Подключал его сюда, – учитель указал на большой «плазму», по-прежнему висевшую в гостиной. – Всё произошло в один миг, – он щёлкнул пальцами. – Будто кто-то нажал кнопку «выкл». Потом вы знаете, что мне возили много книг из города…

Борис усмехнулся. Для него чтение такое же времяпотерячное занятие, как и пускание мыльных пузырей.

– … среди них мне попался труд какого-то учёного о ноосфере. Оттуда я всё сказанное и почерпнул. Поначалу мне это казалось бредом, но чем дольше думал, тем больше понимал…

– А ещё дети, – вклинилась Тамара. – Почему от здоровых родителей рождаются дикие дети?

Вопрос повис в воздухе. Собственно, он уже там висел. За последний год ни одна из женщин не забеременела. Никто не желал, чтобы его ребёнок был диким. А другие теперь не рождались. Примеров тому в Серебряном Бору свыше десяти рождённых после часа Х.

– Исходя из этих фактов, – продолжил Костик. – Можно предположить, что ноосфера отключила нас от себя. Закрыла перед нами книгу. Упустила она лишь тех, кто на тот момент находился в коме. Она словно не увидела наш разум. Потому что мы были… не здесь.

Несколько мгновений все молчали. Затем Бандит ухмыльнулся. Жорик и вовсе заржал в голос. Борис хихикнул, а после зевнул.

– Муть какая-то, – сказал полицейский. – Скажи, нахрен, что пошутил.

Костику и вправду захотелось сказать «шутка». Так бывает, когда мысли или идеи, которые кажутся человеку серьёзными, у окружающих вызывают смех и недоумение – тогда наступает защитная реакция организма.

– Это бред, – Пётр Валерьевич почесал второй подбородок. – Но этот бред похож на правду.

Все резко умолкли и посмотрели на бывшего депутата. Власов высморкался и продолжил:

– Я, если честно, сам думал о ноосфере. Когда-то я увлекался фантастикой… читал… В общем, о чём-то подобном я и думал. Не мог весь мир лишиться разума в один миг. Такого не может быть… не бывает. В общем, я верю.

– Но это же, нахрен, чушь?! – вытаращился на него полицейский. – Какая ещё, нахрен, ноосфера?! Что это вообще такое?! Какая-то субстанция, которую нельзя пощупать, её не видно, не слышно… не верю. Чушь, нахрен!

Костик подскочил с кресла. Тремя шагами преодолел разделявшее их расстояние. Схватил Бандита за шею – так показалось окружающим. На самом деле запустил руку ему за пазуху и вынул крестик.

– Ты его видел? – показал он бывшему спецназовцу серебряного Христа, распятого на серебряном же кресте. – Ты его щупал? Ты его слышал? Однако в него ты веришь!

Он бросил крестик болтаться на шее опешившего от подобной наглости полицейского.

– Это, нахрен, другое, – рыкнул Бандит, убирая религиозную атрибутику под одежду.

– Какое «другое»?! – приподнял Костик бровь. – Не исключено, что это вообще одна и та же сущность, просто в разные исторические эпохи названная по-разному. По сути, мы ничего не знаем об этом мире. Мы лишь думаем, что умны… – он усмехнулся. – Дураки и дети всегда думают, что они умны.

– Хорошо, а причём тут был этот… – Пётр Валерьевич чихнул в платок, вытер нос. – Коматозный?

– Он впал в запредельную кому, – сказала Тамара. Адреналин в её крови рассасывался. От выпитого начинало клонить в сон. – Когда мы попытались его отключить он и стал…

– Что ты говоришь, он кричал? – Костя посмотрел на супругу.

– Я не расслышала эти вопли… – замялась она. – Но среди них я чётко различила «Здесь все?».

– И когда кто-то из совета ответил «Все», их отключили, – Костик завершил мысль. – Мне кажется, что после этого спор бессмыслен, – Костик посмотрел в глаза Бандита. – Человек в запредельной коме каким-то образом связан с ноосферой. Является её проводником. Её глазами и ушами.

Полицейский насупился. Почесал щёку.

– Кажется, мы тут хернёй занимаемся, – сказал он. – У нас больше нет врача. У нас больше нет, нахрен, совета. У нас на носу анархия, а мы гадаем почему…

– Нам надо найти ещё одного человека в запредельной коме, – Костик посмотрел в глаза депутата. Хотел упомянуть, что знает о сестре Лысого, но в последний момент передумал. – Я верю, что мы сможем с ней договориться. Попросить «подключить» всех людей обратно…

– Что?! – вытаращился Пётр Валерьевич. – Ты с ума сошёл?! Предположим, что высказанная тобой теория правдива на сто процентов. Что само по себе уже мало походит на правду. Но предположим. О чём ты сможешь договориться с высшим существом, которое одним движением, – он щёлкнул пальцами. – Отключает всё человечество от мозгов?! О чём ты с ним сможешь договориться?! Это всё равно, что курица попытается договориться с кухаркой, чтобы она не кидала её в суп! Как ты думаешь, сколько у неё шансов?

Жорик хихикнул. С кряхтением сменил позу.

– Мы должны попытаться, – сказал Костя. – У нас всё равно нет будущего! Дети рождаются дикими. Они уже от-клю-че-ны, – по слогам произнёс он. – Мы последние нормальные люди. Умрём и всё… вся наша цивилизация покатится…

– До того как умрём, ещё бы хотелось пожить в своё удовольствие, а не бегать голышом, – сказал Борис.

– Он прав, – Власов потёр вспотевший лоб и тяжело вздохнул. – Кажется, у меня повышается температура. И да… я тоже считаю, что до того как умрём, хочется быть при памяти и рассудке. Если всё обстоит так, как мы тут нафантазировали, то людей впавших в запредельную кому, надо отстреливать, как собак бешеных.

Костя открыл рот, но депутат не дал произнести и звука.

– Надеюсь, я доходчиво объяснил, что не стоит искать людей в запредельной коме, – его взгляд приобрёл свойственную ему жёсткость. – Никаких экспериментов! Не хочешь жить, тебя пристрелят. Не волнуйся. Но дай пожить другим. Мы друг друга поняли?

Костик долго не отвечал. Буравил взглядом бывшего депутата. Бандит напрягся. Борис медленно сел на диване.

– Мы друг друга поняли? – со сталью в голосе повторил Пётр Валерьевич.

– Поняли, – процедил учитель сквозь зубы.

***

Не случилось бунта, которого ожидал главный полицейский Серебряного Бора. Революция должна спонсироваться. Если денег нет, то и на баррикады никто не полезет. Утром около тридцати человек собрались под домом единственного выжившего члена совета. Требований было столько же, сколько и собравшихся людей. Одни хотели создать партию, другие парламент, третьи вовсе предлагали монархию. На этой почве несколько жителей Серебряного Бора даже подрались. В итоге сошлись во мнении, что надо устроить общественные выборы и вместо выбывших членов совета набрать новых. Выборы запланировали на предстоящие выходные. Кандидатом мог стать любой житель поселения достигший сорокалетнего возраста.

Что произошло с одичавшими людьми, Костик не знал, но догадывался. Видел, как проезжал серый «Урал» с синей полосой и надписью «ОМОН». Из кунга слышались вопли. Вероятнее всего новоиспечённых диких попросту вывезли в город, где и отпустили подальше от Серебряного Бора. На обратном пути водитель пробил переднее колесо и на базу спецтранспорт добрался уже на диске. К радости Адика, который остался единственным штатным механиком, и работы у него теперь было мало. В поселении на ходу остались лишь две машины: джип, используемый для медицинских целей, и «Урал», на котором теперь совершались редкие вылазки. Тратить найденные военные запасы топлива на другие автомобили совет строго запретил.

Следующим вечером, после занятий в школе, Костик вернулся домой уставший и замученный, словно в одиночку разгрузил длинномер с кирпичами. На душе было муторно и неспокойно, словно что-то должно произойти. Ближе к вечеру на острове странно залаяли редкие собаки. Их голоса обрывались так резко, будто им перерезали глотки. Костик не придал этому факту значения. Он зажёг на кухне свечу и сходил за Артёмкой. Тома задерживалась в больнице. Теперь она осталась единственным человеком в Серебряном Бору с медицинским образованием и опытом работы. Костик предполагал, что супруга в ближайшее время будет появляться дома только для того, чтобы поспать.

Артёмка, как всегда, брыкался, кусался и сидеть за столом не хотел. Наконец он успокоился. Костик положил перед ним букварь. Открыл произвольную страницу. Ткнул в букву.

– Назови, – потребовал он.

Сын посмотрел на него тяжёлым, совсем недетским взглядом.

– Что это за буква, Артём? – продолжал указывать в страницу школьный учитель. – Назови.

– П, – коротко выдохнул сын.

– А это что за буква? – Костик наугад открыл другую страницу.

Артёмка посмотрел в букварь, затем на отца.

– И-и, – протянул тоненьким голоском.

– А что здесь написано?

– Иг-руш… – замялся Артёмка на несколько секунд. – …ка.

Костик почувствовал, как по его щекам текут слёзы. В коридоре заголосила рация. Из неё раздался мужской крик. Учитель не обратил внимания на новые звуки. Он смотрел на сына и не мог отвести взгляд, или подумать о чём-то другом. Из блаженной прострации его выдернула стрельба, раздавшиеся из динамика.

– Посиди, пожалуйста, – попросил сына. – Я сейчас.

Он побежал в коридор. Услышал, как грохнула о стену табуретка. Когда Артёмка понял, что его больше не контролируют, соскочил с места и бросился в любимое укрытие – под кровать. Из рации, перекрывая грохот выстрелов, неслась отборная матерная ругань. Голос принадлежал Жорику.

– … прорвались… – хрипела рация. – Тревога! Тревога! Все кто меня слышит! На территории чужие!

Костя на несколько мгновений замер. Затем бросился на второй этаж, в спальню, где у него хранился автомат, выданный некогда Бандитом и пистолет, который забрал у охранника супермаркета.

АК стоял в шкафу, накрытый старой курткой. Костик вытащил оружие. Отщёлкнул магазин и проверил патроны. Затем подскочил к прикроватной тумбочке и вытащил пистолет. Сунул за пояс. Заглянул в комнату, где прятался сын. Нагнулся. Дикие глазёнки сверкнули из тьмы. Костя бросился вниз. Нацепил куртку и первые попавшиеся кроссовки. Схватил с комода ключи и выскочил на улицу. Накрапывал мелкий дождь. Тьма не до конца захватила небо, по земле стелились длинные и тёмные сумерки. Холодный ветер забирался под одежду, кожа шла мурашками. Неподалёку разрывались от лая несколько дворовых защитников. Щёлкнула пара выстрелов и один из собачьих голосов сменился на скулёж, который почти сразу стих. Спустя несколько секунд завизжала женщина. Послышался мужской смех.

Костик запер дверь. С Серебряного Бора словно соскользнула пелена затишья. Сразу отовсюду послышались выстрелы. Как в тот день, когда на остров пришла огромная стая собак и волков. Однако в ту ночь Тамара была дома…

Учитель сбежал по крыльцу. Остановился за кустом, чтобы поправить оружие – пистолет чуть не провалился в штанину. Именно это и спасло Костику жизнь. Дверь в заборе от удара ноги распахнулась, во двор вошёл человек с автоматом в руках. Он не видел Костика. Зато Костик его видел прекрасно.

Он не знал этого пришельца.

Учитель вскинул оружие. Упёр приклад в плечо. Отщёлкнул предохранитель и зажал спусковой крючок. Автомат дёрнулся три раза. Человека бросило на улицу, где он завалился навзничь с простреленной грудью. Запахло порохом. Двор прорезала длинная очередь. Костик грохнулся на дорожку. Лицом попал в лужу, забулькали пузыри из носа. Несколько пуль срезали ветки куста, воткнулись в перила крыльца. Вдали загрохотали тяжёлые выстрелы – палили из пулемёта.

– Завалю, гнида, – во двор забежал ещё один мужик. Осмотрелся, но опасности в сумраке не заметил. Костик поднялся и снова зажал спусковой крючок. Первая пуля прошла возле уха пришельца, зато две другие разворотили ему плечевой сустав. Он выронил автомат и заорал.

Костик выскочил из-за куста. Он держал на прицеле непрошеного гостя и раскрытую калитку.

– Слышь, не стреляй! – увидел его пришелец.

Он был одет в потрёпанную военную форму без погон. Длинные немытые волосы плетьми свисали на землю. Кожа на измождённом лице шелушилась, во рту осталось не более десятка зубов. От него сильно воняло потом, словно от лошади, выигравшей скачки.

– Ты кто такой? – Костик ногой отпихнул автомат гостя в кусты.

– Да так… – мужик зажимал рукой рану, из-под пальцев хлестала кровь. – Мы того… заблудились!

В соседнем дворе застрочили выстрелы, потом раздался жизнерадостный смех.

– Какая шлюшка здравая! – послышался довольный возглас.

Соседка – женщина красивая. Почему-то у Костика не возникло сомнений, что её муж уже мёртв. Словно в подтверждение, раздался её вопль: «Отпусти, ублюдок».

– Сколько вас? – Костик держал на мушке раненного пришельца.

– Семь… десять… не знаю, – мужик смотрел поверх автомата в глаза хозяина дома. Его лицо, искажённое болью, побледнело и в сумерках выглядело белее снега. – Слушай, братуха, ну внатуре, заблудились, а тут ваши начали шмалять…

Мимо двора, порыкивая двигателем, пронеслась машина, Костя даже не успел её рассмотреть. Со стороны озёр донёсся гулкий взрыв, за которым последовала серия более мелких. Учитель догадывался, что там могло грохотать – баллоны с газом, хранившиеся на одном из складов.

– …ну, я пойду, – и пришелец действительно начал, превозмогая боль, подниматься.

Костик перехватил автомат и со всей силы врезал прикладом мужику в лоб. Тот беззвучно упал на дорожку. Из разбитой брови заструилась кровь. Учитель забросил автомат пришельца подальше в кусты. Затем осторожно выглянул на улицу. Дорога на первый взгляд казалась пуста, но по всему острову раздавались выстрелы и крики. Костик побежал к больнице. Старался двигаться ближе к забору и часто оглядывался. Однако уйти далеко не успел. Рядом с головой вжикнуло. Сразу же долетел выстрел. Костик моментально припал на колено и нацелил автомат в противоположную сторону дороги, на высокий кирпичный забор. Увидел стрелка. На террасе третьего этажа стоял грузный мужик с винтовкой в руках. Он покачивался, словно вылакал до этого не один литр алкоголя. Что, впрочем, не исключено. Костик рванулся влево. И очень вовремя. Вжикнула ещё одна пуля. Выбила комки земли в том месте, где секунду назад сидел учитель. Бабахнул выстрел.

– Пацаны, – мужик наклонился с балкона и крикнул кому-то во дворе. – Там какой-то шпик шастает по дороге. Пристрелите его.

Костик побежал. Позади слышались весёлые голоса, крики «Стой, падла!». А потом асфальт справа резанула очередь. Донеслись хлопки выстрелов. Свистнуло несколько пуль. Одна из них прямо перед лицом вонзилась в забор больницы. Костя нырнул во двор. Во всех окнах горел электрический свет. Мелькали фигуры.

Учитель рванулся ко входу, когда увидел, что дверь выломана. На лужайке лежало тело незнакомого худощавого подростка в камуфляже. Пахло кровью. В двери возник мужской силуэт с коротким автоматом в руках. Учитель нажал спусковой крючок и АК выплюнул четыре патрона, впившиеся пришельцу в грудь. Его бросило назад. Со стороны Таманской улицы приближался грозный рык двигателя. Сумрак прорезали мощные фары. Послышались длинные автоматные очереди.

Костя заскочил внутрь. Переступил через труп бородатого мужика в чёрных джинсах и косухе. Из его груди лилась кровь, но он ещё боролся со смертью, сучил ногами. Пахло сталью, потом, лекарствами. В зале, неподалёку от пианино, лежало тело колясочника. Ему вышибли мозги. Перевёрнутая коляска валялась рядом. На лестнице мелькнула тень. Учитель упёр автомат в плечо и медленно начал подниматься.

На улице, тем временем, развязалась нешуточная бойня. Порыкивали автоматы, щёлкали пистолетные выстрелы. Рычал двигатель тяжёлой машины. Теперь Костик вспомнил этот забытый голос «Урала» с надписью «ОМОН» на кунге.

В стену над головой ударила пуля. Грохот выстрела в помещении саданул по ушам. Костя непроизвольно присел. Затем резво прыгнул через две ступени и провёл очередью по второму этажу. Сразу присел, уходя с линии огня. Над головой в стену, одна за одной, начали впиваться пули. Сильно воняло порохом и перегретым металлом.

На улице, тем временем, всё смолкло. Доносился лишь наполненный болью крик. Щёлкнул пистолетный выстрел и страдающий затих. По крыльцу забухали тяжёлые ботинки. Костик нацелил автомат на дверь. Чуть не выстрелил, когда увидел силуэт. Затем разглядел, у гостя нет левой руки.

В гостиную ворвался Бандит, вооружённый коротким автоматом. На разгрузке висело три закреплённых за кольца гранаты. В кармашках прятались снаряженные магазины. Бывший спецназовец ловко перемахнул через вытекшую из бородача кровь. За ним, прихрамывая, вошёл Борис. Его левое бедро оказалось перетянуто грязной тряпкой.

Полицейский моментально оценил обстановку, увидел Костика. Показал Борису, чтобы тот проверил первый этаж. Прихрамывая, старший из братьев ушёл в комнату, где лежало тело колясочника.

– Там, – указал Костя в потолок.

– Сколько? – коротко бросил Бандит. Он тремя прыжками забежал наверх лестницы, но высовываться не спешил.

– Не знаю.

Полицейский бросил болтаться автомат на ремне и толкнул учителя в плечо. Костик кубарем скатился по лестнице. АК грохнул о последнюю ступень, вывалился из рук. Бывший редактор увидел, как Бандит вскочил и полоснул короткой очередью по второму этажу. Послышались матерные крики, стену начали решетить ответные выстрелы. Спецназовец лихо и умело разжал усики на двух гранатах. Схватил первую и с силой дёрнул, петля за которую крепилось кольцо, выдержала. Бандит бросил взведённую гранату на второй этаж. Тут же дёрнул вторую. Разгрузка хрустнула, но и повторный рывок выдержала. Со второго этажа донёсся крик:

– Лимонка! Шухер!

Спецназовец швырнул вторую гранату и бросился с лестницы головой вперёд.

Наверху гулко ухнуло. Костику показалось, что ему ударили ладонями по ушам. От приземлившегося рядом Бандита воняло сталью и потом. Кто-то протяжно взвыл, словно раненный пёс. Грохнул второй взрыв. Завоняло гарью. Крик оборвался. Вместо этого завопил другой голос. Но Костик его плохо слышал. Он запоздало сообразил, что там должна быть Тамара. Подскочил и бросился на второй этаж. За перевёрнутым креслом корчился плешивый мужичонка в грязных джинсах и замусоленном военном бушлате. Он зажал обеими ладонями окровавленное лицо и противно верещал. Из другой комнаты торчали подёргивавшиеся ноги. Воняло сталью и смертью. Стены испещрены осколками. Костя, даже не думая, что на этаже могут быть ещё враги, бросился осматривать палаты. В одной увидел полную женщину, работницу фермы. Ей перерезали горло. В другой связанного и выпотрошенного парня, работника столовой. В других палатах тоже лежали трупы. Пришельцы поиздевались и прирезали всех больных.

По лестнице прогрохотали ботинки спецназовца. Коротко щёлкнул выстрел. Плешивый хэкнул и прекратил верещать.

Костя добежал к последней палате. Внутри увидел распростёртое на полу тело Тамары, в углу с пулей во лбу, сидел здоровенный детина в камуфляже. По его лицу текла кровь, попадала в начинавшие затягиваться стеклянной плёнкой глаза. Возле одной из коек валялся «Макаров». Костик не мог себя заставить войти внутрь. Он видел разорванную одежду на Тамаре, её ноги были широко раздвинуты, а правая неестественно вывернута. Из шеи торчала чёрная рукоять ножа, которым фельдшера прибили к полу. Кровь, растёкшаяся из пробитого горла, ещё не успела свернуться. Сзади послышались шаги. Костя повернулся и вскинул автомат, но Бандит оказался быстрее. Он подскочил, схватился за ствол и направил его в сторону.

– Тихо, нахрен! – рыкнул бывший спецназовец. – Своих застрелишь.

Костя расслабился. Опустил оружие. Затем обогнул полицейского и бросился к лестнице. Ноги, торчавшие из палаты, до сих пор подрагивали. За пришельца неистово боролась жизнь со смертью. Его сознание находилось не здесь, тело изрешетили осколки гранаты, правая рука держалась за лоскуты кожи. Воняло свежим мясом. Как на бойне. Костик даже не смотрел, кто был перед ним. Высадил в голову человека оставшиеся в рожке патроны. От лица пришельца нечего не осталось. Тогда учитель достал пистолет и стрелял в его тело, пока оружие не стало на затворную задержку.

Бандит обхватил его за плечо.

– Пошли, нахрен, – полицейский настойчиво потянул учителя вниз.

И Костя дал себя увести. По дороге его рука разжалась, пистолет глухо упал на пол. На первом этаже, прислонившись к стене, ждал Борис.

– Они, нахрен, пробрались с час назад, – сказал полицейский, пока спускались. – Вырезали пост и тихо, нахрен, деловито хозяйничали, пока Жорик не очухался и не сообщил…

– Эти уроды убили моего брата, – прорычал Борис.

Костик обратил внимание, что у бывшего военного заострились скулы, кожа побелела, глаза блестели.

– Я был, нахрен, в участке, – Бандит вытащил из левого бокового кармана заряженный магазин для АК, протянул учителю. – С Кристиной они расправились похожим образом…

Костику было не жаль весёлую и задорную рыжеволосую женщину, которую все называли Огоньком. Своя боль утраты перебивала чужое горе. Бывший редактор догадывался, что это лишь начало. Настоящая, щемящая боль от утраты придёт завтра. Сожмёт горло и сердце тисками, заставит пить водку литрами, чтобы забыться, но бесцветная отрава не будет пьянить. Сегодня в голову бил адреналин, дикая, всёпоглощающая злость и безудержная решимость.

Нет опаснее зверя, нежели мужчина, у которого убили семью.

– Эти уроды действовали тихо. Резали всех, как свиней на бойне. Ни одного выстрела, – сказал Борис. – Если бы братишка не поднял тревогу, они бы вырезали всех под чистую. Основная их масса ушла прихватив баб, стволы и всякой фигни помелочи. Оставшихся выродков мы вроде добили.

– Я выжгу этих уродов, – процедил сквозь зубы Бандит.

– Я с вами, – Костик выщелкнул опустевший магазин, бросил на пол. Вставил протянутый полицейским. Передёрнул затвор. – Кстати, не всех добили. У меня во дворе, ещё один валяется.