Текст книги "Наверху рушились города…"

***

На одном из перекрёстков лежал перевёрнутый междугородний автобус. Он упал настолько неудачно, что перегородил двухполосную проезжую часть и оба тротуара. А в палисадниках по обеим сторонам дороги росли внушительные деревья – такие «Уралом» не сбить. Их и танк вряд ли одолеет.

Костик услышал забористый мат Фёдорыча. С хрустом включилась задняя передача. Борис, ориентируясь по зеркалам начал движение назад.

Бывший редактор наблюдал в заднее окно за английским внедорожником, спрятавшимся между молодых берёзок. Всего несколько минут назад тяжёлый грузовик попросту отодвинул его в палисадник. Борис медленно подвёл «Урал» и легонько оттолкнул некогда дорогой автомобиль с проезжей части. Результат: вогнутая радиаторная решётка, смятый капот, расколотый бампер, треснувшие фары и куча скрытых повреждений. Эта машина не смогла защитить саму себя, как она могла защищать людей? Производители показывали заранее идеализированные аварии с нужной им стороны, убеждая людей, что их машины безопасны. Но ещё ни один директор не занял место манекена, чтобы на себе показать, насколько его машина безопасна.

– Стой! – неожиданно громко закричала Тамара.

Костик вздрогнул. Пистолет чуть не выскользнул из рук. Фельдшер вскочила и бросилась к окошечку между кунгом и кабиной.

– Стой! – застучала ладонью по металлической переборке.

Машина остановилась. В окошке появилась недовольная физиономия Фёдорыча.

– Тебе чего, Айболит?

– Там ребёнок! – указала Тома в сторону ближайшего здания. Не дожидаясь ответа, или хоть какой-нибудь реакции, она дёрнула ручку двери и сбежала по маленьким и неудобным ступеням. Жорик рванул за ней. Последним выскочил Костик.

На улице дул лёгкий ветерок. На небо набежали маленькие и пушистые облачка. Пахло хвоей – в ближайшем палисаднике росли три ёлки. Воняло застарелой соляркой. Возле автобуса, на асфальте, расползлось большое чёрное пятно.

Хлопнула водительская дверь. Фёдорыч опять решил остаться в машине.

Тома подбежала к краю кунга и смотрела во двор дома, где, прижавшись один к одному, стояли навсегда покинутые хозяевами автомобили. Жорик остановился рядом и проследил за взглядом Тамары. Костик закрыл дверь и подошёл к фельдшеру одновременно с Борисом.

– Что за ребёнок? – спросил бывший военный. – И почему мы…

– Я видела там ребёнка! – перебила Тамара. – Совсем малыша. Надо сходить посмотреть.

Братья переглянулись и Костик сразу догадался, что они решат. Он снял пистолет с предохранителя и вышел вперёд.

– Пойдём, посмотрим, – сказал фельдшеру.

Братья одновременно фыркнули.

– С твоей пукалкой, только кроликов пугать, – буркнул Жорик. – Пошли, – он обогнул редактора и фельдшера. Тихо щёлкнул предохранитель на автомате.

Заднее колесо ближайшего серебристого автомобиля давно спустило. На левом переднем крыле виднелась небольшая вмятина. Жора обошёл машину и замер. Подошли Костик с Тамарой. Борис остался возле грузовика и наблюдал за окрестностями.

– Мда… – задумчиво протянул Жора.

Возле машины лежало тучное тело женщины средних лет. Её кожа ещё не приобрела бледность, присущую трупам, но остекленевшие глаза, устремлённые в небо, говорили сами за себя. Длинные чёрные волосы между ног колыхались от лёгкого дуновения ветерка. Тяжёлые, напитанные молоком, груди обвисли по разным сторонам тела. На ногах засохла грязь. Давно немытые волосы сосульками разлетелись по асфальту. На чумазом лице виднелся свежий шрам. Обеими руками женщина схватилась за левую сторону груди. Видимо где сердце прихватило, там смерть и настигла. Рядом, прямо на асфальте, лежал ребёнок, не более пары месяцев от роду. Мальчик свернулся в позу эмбриона и сладко спал в лучах заходившего солнца.

Но скоро светило уйдёт, асфальт станет холодным. Из подвалов выберутся те, кто совсем не против полакомиться нежным мясом младенцев.

– Надо его забрать, – глухо произнесла Тамара, но не сделала и шага.

Отчего-то у неё создалось чувство, что стоит подойти к ребёнку, как эта тучная женщина вскочит и со звериным рычанием примется защищать свою кровиночку. Костик с Жориком промолчали. Как и многие бездетные мужчины, они испытывали панический страх перед маленькими людьми, способными лишь кричать и какаться. Но оба понимали, что оставлять его в одиночестве, на асфальте – это обречь на гибель. Даже если его обойдут стороной все собаки, кошки и крысы, то убьёт холод и голод.

Фельдшер тяжело выдохнула. Осторожно ступая, прошла мимо тела женщины, опустилась перед ребёнком на корточки. Мальчик не проснулся. Часть его милого личика заслонила тень, падавшая от Томы. Фельдшер медленно и аккуратно подсунула левую руку под маленькое и хрупкое тельце. Подняла и прижала к груди. Ребёнок заворочался, почмокал губами, но не проснулся.

– Что ты будешь делать, если Валерьевич не разрешит его иметь в лагере? – хмуро поинтересовался Жорик.

– Пошлю Валерьевича к чертям собачьим, – Тамара смотрела на ребёнка с такой любовью, словно сама родила.

На серебристый автомобиль опустился голубь. Клацнул когтями по крыше. Глупыми коричневыми глазами посмотрел сначала на ребёнка, затем на его умершую мать. Следом за ним опустился ещё один и тоже клацнул когтями по крыше.

– Пойдём отсюда, – сказала Тома.

Костик махнул рукой, прогоняя птиц. Те вспорхнули и отлетели на безопасное расстояние.

Борис посмотрел на ребёнка равнодушно, словно догадывался, что именно так дело и закончится. Фёдорыч выглянул из окна.

– Ёклмн… – поползли вверх его брови. – Бежит по полю санитарка – звать её Тамарка… Ты чего, Айболит, совсем рехнулась?!

– Пошёл в жопу, хрыч старый, – зло бросила Тома.

Забираться по высоким и узким ступеням кунга с такой ношей ей было неудобно. Костик придержал её под руку и вскарабкался сам. Хлопнула водительская дверь.

– Ты хоть подумала, где молоко брать-то будешь? – появилась недовольная физиономия старика в окошке. – Магазинное давно скисло, а ближайшая корова в миллионе километров от МКАДа! Остальные уже подохли или съедены. Эй, Айболит? Ты меня слышишь? Чем кормить дитятко будешь, подумала?

– Да отстань ты, – шикнул на него Костик. – Ты чего прицепился? Всё равно ведь в супермаркет будем заезжать, там детских смесей полно!

– Тьфу ты… Молодёжь… – Фёдорыч произнёс это слово с той интонацией, когда умудрённые опытом пожилые люди хотят обвинить юное поколение в глупости.

Жорик забрался в кунг, хлопнул дверью. Ребёнок заворочался на руках. Тома, придерживая младенца одной рукой, вытащила из коробка белоснежную простынь. Кое-как завернула в неё спасённого малыша.

– Бежит по полю санитарка, звать её Тамарка, – бухтел старик. – Ты бы ещё котёнка завела! Или черепашку! Вот же баба-дура! Ну и ну! Ребёнка…

Двигатель зарычал, и Борис продолжил сдавать задним ходом.

***

Костик давно не понимал, где находится. Иногда пересекали знакомые проспекты, по которым некогда ездил, но зачастую «Урал» двигался по маленьким улочкам. Там машин меньше. Можно либо отодвинуть их бампером, либо проехаться сверху, слушая такой приятный скрип и треск.

– Грейдером бы пройтись по всем улицам, – ни к кому конкретно не обращаясь сказал Жорик.

– Для этого несколько лет ежедневного труда нужно, – ответил Костик. – А смысла в этом всё равно нет. Сейчас такие машины, что они и сами за это время преспокойно сгниют.

– Это точно, – хохотнул Жора. – Они словно из бумаги.

«Урал» замедлился. В следующую секунду во что-то легонько стукнулся. Послышался грубый скрип. Ещё одна машина оказалась помятой у обочины.

Мальчик на руках Томы заворочался. Вывернулся из простыни. В ту же секунду вверх ударила струйка мочи, фельдшер еле успела отстраниться, чтобы та не попала в лицо.

Жорик хохотнул. «Урал» повернул, миновал лежачего полицейского. Проехал через небольшой, высаженный клёнами дворик. Костик посмотрел в окно. Они находились на территории больницы – подъезжали к шестиэтажному зданию, судя по всему, главному корпусу. Ворота оказались раскрыты, шлагбаума вовсе нет. Пластиковая дверь на домике охраны выломана вместе с куском стены. Перед центральным входом стояла скорая с распахнутой боковой дверцей. Тяжёлая машина с надписью «ОМОН», скрипнув тормозами, остановилась рядом. Борис заглушил двигатель, но ещё несколько секунд в механическом нутре поскрипывало.

Жора нажал ручку и долбанул ногой по двери. Та распахнулась и грохнула о кузов. Мальчик вздрогнул и, как это умеют только дети, сразу заревел в голос.

– Мог бы и из автомата ещё пострелять! – крикнула вдогонку военному Тома. – Или гранату бросить, чтобы ещё громче выйти!

Она принялась качать ребёнка, напевая незатейливую мелодию. Грохнула водительская дверь. В окошке появилось лицо Фёдорыча.

– Эй, санитарка-звать-её-Тамарка, не передумала ещё дитятко таскать? Может того… Избавимся? Если, что я могу и помочь…

– Пошёл в жопу, – зло бросила Тома.

Костик нащупал пистолет на соседнем сиденье и выбрался из кунга. Ветерок доносил едва уловимый запах гари. На кусте чирикали воробьи. Из окошка подвала рядом с центральным входом выглянул рыжий кот. Несколько секунд наблюдал за людьми. Затем выпрыгнул и трусцой побежал к углу здания. Костику вспомнился первый день в этом мире. Но тогда вдоль здания пробежал голый мужик…

Окружающую тишину нарушал лишь крик младенца. Жорик подошёл к раскрытой скорой. Заглянув, несколько мгновений рассматривал внутренности. Потянулся и чем-то пошурудил. Фёдорыч открыл дверь и спустил ноги, словно решался, прыгнуть ли в бездну этого неизвестного мира или остаться в кабине «Урала».

В здании раздался истошный женский визг «Помогите», словно там не больница, а мясорубка. Хотя, в свете последних событий, это не исключено. Братья схватились за автоматы. Костик снял травматику с предохранителя. Фёдорыч закрыл кабину. Бывший редактор заглянул в кунг.

– Закройся, – сказал Тамаре.

Когда удостоверился, что щёлкнул замок, то подошёл к братьям.

– Ты бы остался, – сказал Борис. – С твоей пукалкой…

– Пойдём, – перебил Костя.

И двинулся ко входу первым. Он достаточно изучил братьев, чтобы понимать – сейчас один из них его обгонит, а второй будет прикрывать спину.

Из кунга приглушённо кричал мальчик. У Тамары не получалось его успокоить – то ли опыта не хватало, то ли молока в груди. На ступенях, выложенных керамической плиткой с резиновыми вставками, лежал толстый слой пыли, который особенно хорошо различался в лучах заходящего солнца, падавших через правое плечо.

– Стой, – обогнал Борис.

Он склонился над ступенями и внимательно их изучил по всей длине. Жорик в это время смотрел в темноту холла.

– Здесь никто давно уже не ходил.

– Не удивительно, – сказал Костик. – Новые люди как звери. Им твои ступени не нужны.

Братья его проигнорировали. Первым в здание вошёл Борис. Жора с редактором остались на улице.

– Сюда! – долетел громкий шёпот.

Жора сразу рванулся, словно брат крикнул «Помогите». Костик выждал с минуту, затем медленно вошёл. Если бы этих двоих убили, он бы ни капельки не расстроился.

Внутри пахло пылью и застарелой смертью. По холлу разбросаны использованные бинты. Валялось много раскрытых упаковок от лекарств. Стояло несколько кресел. На ободранном диванчике пылилась красно-синяя женская сумочка. Братья смотрели за стойку регистратуры. Костя подошёл и заглянул. Там лежала женщина. Молодая и когда-то довольно симпатичная. Через лицо пролегал свежий шрам – виднелись нитки, стягивавшие края. Светлые волосы разбросаны по ярко розовой плитке. Из раскрытого рта выбралась муха, сделала круг и села на лоб. Глаза трупа закрыты, словно она умерла во сне. Самой главной отличительной особенностью этого тела стало то, что на женщине светлые спортивные штаны, жёлтые носки, один резиновый сланец и растянутый коричневый свитер. Возле неё, на полу, лежали четыре мобильника и болталась на шнуре трубка стационарного телефона.

– …пожалуйста… – услышали все трое тихий и слабый голос откуда-то из глубины здания.

– Пошли, – сказал Костик.

Из холла уводили два коридора – влево и вправо. Бывший редактор направился влево. Из раскрытой двери падал свет. Ещё одним источником было окно в конце коридора. Вдоль стен вытянулись несколько больничных кушеток со спинками. Под одной из них, во мраке, Костя различил дохлую крысу.

Лифт оказался раскрыт. На его дальней стене висело зеркало. В конце коридора нашлась лестница. Возле ступеней лежал порванный халат.

– Я первый, – Борис обогнал бывшего редактора. – Куда вообще лезешь со своей пукалкой?!

На втором этаже планировка та же, только в холле, вместо стойки регистрации, располагался серебристый пост медсестры, да несколько длинных диванов. Окна занавешены вертикальными жалюзи салатового цвета. Свет в длинный и мрачный коридор попадал лишь через окна на его торцах. Братья и Костик шли через этаж, заглядывая во все палаты. Пахло пылью, витал слабый дух медикаментов. Везде одно и то же – скомканные простыни, пыль и запустение. За стойкой медсестры нашлась книга. Костик и забыл, что просил недавно Марину привезти что-нибудь, почитать. Поднял находку и прочёл название. Женский роман, не напрягающий и одной извилины. Жвачка для ума.

Дверь в одну из последних палат оказалась стеклянной. В маленькой комнатке без окон находилось всего две койки. Левая застелена и приготовлена к приёму пациента, а на правой лежало самомумифицировавшееся тело коротко стриженого мужчины. В его ногах покоился пёс. Судя по всему, тоже мёртвый.

Когда поднимались на третий этаж, услышали шорох. Борис обернулся и приложил палец к губам, словно Костя с Жориком топали как пьяные слоны. Пластиковая дверь была закрыта. Борис нажал ручку и потянул её на себя.

Дверь распахнулась от толчка изнутри. Братья вскинули автоматы. Костик видел, как напряглись их пальцы на спусковых скобах.

В коридоре третьего этажа стояла женщина в серой ночной рубашке до самого пола. Она опёрлась правым плечом на стену, левая рука свисала плетью, пальцы на ней нервно подрагивали. На худом и осунувшемся лице ярко блестели глаза. Кожа имела характерный жёлтый оттенок. Пушистые рыжие волосы сохранили блеск и красоту, несмотря на то, что женщина несколько месяцев пролежала в коме.

– Помогите, – прошептала она. – Там человеку плохо, – попыталась поднять руку, чтобы указать направление, но ей не хватило сил.

Братья глупо таращились на женщину, словно и не понимали, что она говорит. Первым опомнился Костик. Он запихнул пистолет за резинку штанов (рискуя потерять либо штаны, либо пистолет), подскочил к женщине.

– Присядьте, – взял её за талию и попытался усадить на пол. У самого ещё из памяти не выветрилось воспоминание, как бродил по больнице, пытаясь понять, что вообще произошло. Ноги тогда носили только на количестве адреналина в крови.

От женщины резко воняло потом, немытым телом и мочой. От этого запаха даже глаза слезились. Она послушно опустилась на холодную кафельную плитку и опёрлась спиной на стену.

– Это вы кричали? – Костик удостоверился, что рыжеволосая не завалится на бок и потом отстранился. Сделал шаг назад и вдохнул полной грудью.

– Да, я… Человеку… – произнесла она затухающим голосом. – Мужчине… Плохо… – её глаза слипались. – Там… – кивнула она на тёмный коридор, в центре которого также находился серебристый пост медсестры и диванчики.

Одна из ближайших палат раскрыта, вечерний свет, выливавшийся оттуда, падал на инвалидное кресло.

Борис вошёл в коридор, косо глянул на очнувшегося человека. Автомат держал стволом в пол. Осторожно ступая, направился к раскрытой двери. Жорик остался на лестничной клетке, контролировал пролёт вверх и вниз. Костик подошёл к окну, посмотрел во двор. Увидел тощую женщину, спрятавшуюся за кустом. Она выглядывала на «Урал». Видать решила, что грузовик опасности не представляет, опустилась на корточки и приступила к испражнению кишечника. Над крышей ближайшей девятиэтажки кружила стая белых голубей.

Борис заглянул в палату. Махнул Костику, чтобы подошёл. Бывший редактор быстрым шагом направился к нему. В коридор заглянул Жорик. Посмотрел на женщину, сидевшую у двери, на брата.

– А где врачи? – тихо произнесла очнувшаяся.

Жора посмотрел на неё, словно на инопланетянку.

– Кончились врачи, – буркнул он.

Чем ближе Костик подходил к открытой двери, тем ощутимее становился запах человеческой жизнедеятельности. Внутрь он вошёл вслед за Борисом. Одна из секций большого пластикового окна открыта форточкой. Миллиард лет нестиранная занавеска сдвинута вбок. На пяти койках лежали тела. Пожелтевшие простыни шестой валялись на полу. На тумбочках стояли соки, упаковки с печеньями, давно увядшие цветы в банках. Двое точно мертвы. Не надо быть доктором, чтобы констатировать смерть, когда кожа перестала быть упругой и растеклась по простыням.

А вот трое других оказались живы. Двое дышали, их исхудавшие груди равномерно поднимались и опускались. Третья, девушка лет тринадцати-четырнадцати, смотрела на вошедших блеклыми, будто выцветшими на солнце, глазами. Оперевшись на левый локоть она поднялась на кровати.

– Долго шляетесь, – нагловато произнесла она. – А это что ты за фентифлюшку притащил? – кивнула на автомат. – Что за розыгрыш? Что за маски-шоу? – не дожидаясь ответа, снова легла. – Воды мне. Литр. Нет, лучше два. Пить хочу дико. И телефон. Мой.

Борис отпустил автомат и задумчиво почесал затылок. Костя поправил пистолет, грозивший провалиться в штанину.

– Чего встали, валенки тупорылые?! – рыкнула девица. – Глухие или дибилы совсем?! Быстро метнулись за водой и смартом! Живо, я сказала! – прикрикнула она и её голос далеко разнёсся по опустевшему зданию.

– Пошёл я за Тамарой, – сказал Костик.

Пока Борис не успел возразить, выскочил из палаты.

– А ты чего стоишь?! – услышал голос девицы. – Я не по-русски выражаюсь? Или ты дегенерат?

– Слышь, овца… – донёсся рык Бориса.

Продолжения Костик не уловил. Он прошёл мимо рыжеволосой женщины. Жорик опёрся на стену и заряжал запасной магазин.

– Чего там? – спросил он.

– Выжившие.

***

После пыльного и душного здания на улице дышалось легко. Ветерок доносил лёгкий запах гари. На дороге в лучах заходящего солнца грелся рыжий кот, недавно выбравшийся из подвала.

Костя заглянул вначале за куст, где видел дикую. Естественно, что уже никого там не обнаружил. Затем подошёл к «Уралу», встал на подножку и дёрнул дверь. Та с лёгким скрипом открылась. Фёдорыч развалился на сиденьях и крепко спал, не забывая умиротворённо похрюкивать. И это несмотря на то, что окошко осталось открытым, а ребёнок по-прежнему кричал – пусть и не так громко, как поначалу.

– Эй, – Костик хлопнул его по ноге. – Подъём.

Фёдорыч поднял голову, посмотрел на него мутными глазами.

– Всё? Уезжаем?

– Уезжаем, уезжаем, сейчас перетаскаем, всё в кузов и уезжаем, – Костик соскочил на асфальт. Подошёл к кунгу и стукнул по двери кулаком. Плач ребёнка приблизился, щёлкнула задвижка. Бывший редактор дёрнул за ручку. На покрасневшем лице Тамары увидел усталость. Фельдшер присела на передний ряд сидений. Продолжала качать ребёнка, а тот продолжал кричать. В его голосе появилась хрипотца. Видимо от этого и начал голосить тише.

– Фёдорыч, возьми ребёнка, нам нужна Тома.

Ничего не могло пробудить старика настолько быстро. Он даже из кабины выпрыгнул с такой резвостью, будто помолодел на пятьдесят лет. Посмотрел на Костика красными, то ли ото сна, то ли от злости, глазами. Затем оглянулся, словно искал чью-нибудь поддержку.

– Да ты чё, говна обожрался что ли?! Няньку, мать его, нашёл?! – подскочил к бывшему редактору. В его глазах сверкали молнии, был бы помоложе, непременно бы применил кулаки. – Ты чего вообще несёшь, книгочей?! Взяли этого спиногрыза, сами с ним и нянчитесь! Тебе понятно?!

Костик улыбнулся глядя в раскрасневшееся лицо.

– Фёдорыч, нам наверху нужна Тамара. Возьми ребёнка. Он не кусается.

Старик около минуты буравил взглядом бывшего редактора. Затем смачно сплюнул на асфальт, забухтел что-то под нос и полез в кунг. Костик закрыл пассажирскую дверь «Урала». Посмотрел на гревшегося на солнце кота. По дороге, прямо по проезжей части, пробежала маленькая собачка, следом за ней пронёсся обнажённый мужчина. Костик даже не успел его толком рассмотреть. Голое тело ещё несколько раз мелькнуло между прутьев забора и скрылось в погоне за ужином.

Тамара спустилась по ступенькам.

– Быстрее! – приказал Фёдорыч генеральским тоном. – А то выброшу его нафиг!

Ребёнок заплакал. Фельдшер осторожно закрыла дверь.

– Пошли, – сказала она.

По ступеням поднимались молча. На площадке третьего этажа по-прежнему дежурил Жорик.

– Иди, угомони эту овцу, – рыкнул он на Тамару. – Иначе я сейчас ей все зубы пересчитаю!

Фельдшер остановилась и округлившимися глазами посмотрела на военного.

– Сейчас всё увидишь, – Костик приобнял её за талию и легонько подтолкнул к двери.

Рыжеволосая сидела на том же месте. Только торцевое окно теперь было раскрыто. Видимо Жорик устал нюхать вонь её тела. Тамара увидела очнувшуюся и присел рядом. Пощупала лоб, отодвинула поочерёдно нижние веки, посмотрела в глаза.

– Как общее самочувствие? – спросила она.

– Сил нет… – полушёпотом произнесла женщина.

Борис как раз возвращался с противоположного конца коридора.

– Только в этой люди, – крикнул он.

– Эй, козёл рогатый! – донеслось из открытой палаты. – Ты воды мне принёс, гнида подколодная?

Фельдшер посмотрела на Костика. Бывший редактор улыбнулся.

– Да… Интересный фрукт мы нашли…

Тома аккуратными, крадущимися, шагами направилась к палате. Борис с Костей наблюдали за ней с интересом. Даже Жорик заглянул в коридор. Рыжеволосая закрыла глаза, глубоко и тяжело дышала.

– Эй, козёл! Не слышу ответа?! – в этом подростковом голосе слышалось столько презрения, что будь это чувство материальным, могло бы и убить. – Я сказала принести мне воды! Тебе, суке бессердечной, жалко для человека воды?

Тамара краешком глаза заглянула в палату.

– О! Привет! Ты кто? Заходи, не стесняйся.

Фельдшер вошла в палату. Последовали за ней и Костик с Борисом.

– Где вода? Где звонилка? – девочка снова поднялась на левом локте, пожелтевшую простынь натянула до подбородка. – И что это тут со мною рядом лежит?! – кивнула на трупы.

– Сейчас мы тебя спустим вниз… – начала Тома.

– Заткнись, шлюха драная! – перебила очнувшаяся. – Ты хоть знаешь, с кем ты говоришь, мандавошка недоношенная?! Быстро принесла мне воду и мобильник! Живо-о-о! – закричала она, но в этот раз в её голосе послышались истерические нотки.

– Знаете, у меня такое чувство, что до машины она пойдёт сама, – Тома посмотрела на спутников. – Слишком выделистая, чтобы ей помогать.

Костик понимал, что в фельдшере попросту говорила обида. Обычная, человеческая. Когда кто-то считает тебя дерьмом, то принимать участие в его судьбе нет никакого желания. Чуть позже в Томе проснётся врач, который поклялся спасать таких недостойных жизни созданий, как люди.

Под матерную ругань подростка Тома осмотрела двух других людей. Один молодой человек с черепно-мозговой травмой, второй мужчина лет сорока без видимых повреждений. Вообще на его умиротворённом лице было столько спокойствия и безмятежности, словно он прилёг отдохнуть между двумя суматошными днями, да никак не может проснуться. Оба сильно исхудали. Их больничные пижамы посерели.

Братья поначалу возмущались, не хотели нести людей вниз. Но, в конце концов, Борису пришлось это сделать. Вначале взялись за мужчину. Костик за ноги, Борис перекинул автомат за спину и поднял человека под мышки.

– Как-то даже не верится, что мы таким образом перемещаем людей в коме, – пробормотала фельдшер, наблюдая, как мужчины выносят из палаты тело.

– Куда вы его потащили, паскуды? – девочка-подросток смотрела на людей блеклыми глазами и продолжала изрыгать угрозы. Её даже не смущало, что некоторые из них в пижамах, а другие с оружием. – Вы меня слышите, гомики?

Жорик крепился из последних сил. Он так крепко сжимал автомат, что костяшки на пальцах побелели, словно у трупа.

Тамара помогла рыжеволосой женщине подняться и все вместе направились вниз. Подросток продолжала осыпать людей проклятиями, требованиями и угрозами. Когда, наконец, спустились на первый этаж, её голос еле различался – слов стало не разобрать.

Ребёнок на руках Фёдорыча вопил на всю округу. Старик держал его по-мужски, неуклюже, словно кутёнка, который может цапнуть.

Чистый воздух немного опьянил. Где-то далеко-далеко тявкала собака.

Фёдорыч увидел, как из здания вышли его попутчики. Он сразу подскочил к двери, дёрнул ручку и с несвойственной возрасту резвостью, выпрыгнул из кунга. Тамара как раз спустилась по лестнице, когда к ней подскочил старик и сунул мальчика. И это несмотря на то, что фельдшер поддерживала рыжеволосую. Ребёнок заливался слезами, простыня, в которую его завёрнули, тащилась по асфальту. Пупок мальчика от беспрестанного плача начал выпирать. Тома и сама схватила ребёнка неуклюже. Фёдорыч с чувством выполненного долга направился к кустикам.

– Хрыч старый! – буркнула Тома.

– Бежит по полю санитарка, звать её Тамарка, – не остался в долгу бывший сантехник.

Жорик бросил автомат болтаться на груди и подставил рыжеволосой женщине плечо. Скорчив брезгливую физиономию отвернулся, но к «Уралу» довёл. Тамара дала очнувшейся бутылку воды и та мигом её осушила.

Пока военные и Костик с Тамарой укладывали в кунге людей, Фёдорыч переступил через бордюр в сочную траву. Расстегнул ширинку и принялся орошать покрытый белыми цветками куст спиреи. Потянул наполненный её благоуханием воздух. Справа зашуршало. Старик вгляделся в заросли, но ничего там не различил. Почувствовал на себе пристальный взгляд, хотя понимал, что могло и показаться. Поднатужился, чтобы быстрее закончить дело. Непроизвольно всматривался в сторону, откуда раздался шорох.

В следующую секунду звук повторился, но теперь перед бывшим сантехником зашевелились несколько веток спиреи. Фёдорыч сделал шаг назад, продолжая орошать пространство перед собой. Поток из детородного органа, как назло, не уменьшался. Старик ещё шагнул назад, зацепился пяткой за бордюр. Нелепо взмахнув руками с протяжным «О-о-ох» завалился на спину. Больно приложившись затылком об асфальт, он на несколько секунд погрузился в прострацию. Сознание не потерял, но окружающую действительность начал воспринимать через призму абсолютного пофигизма. Чувствовал, что тёплая струя льётся ему на живот, стекает по бокам. Помнил, что в кустах что-то зашуршало. Почувствовал влажное прикосновение к щеке. Раскрыл веки. Ему в лицо смотрел волк. Большой зверь, бело-серого окраса с пронзительными и хищными, карими глазами. Фёдорыч чувствовал зловонное дыхание на лице. На короткий миг даже позабыл, что мочится сам на себя.

– Твою мать! – старик попытался резво вскочить, но возраст не позволил этого сделать. Бывший сантехник лишь приподнялся на руках, его лицо оказалось чуть ниже звериной морды.

Волк тихо и утробно зарычал. Если бы Фёдорыч не опорожнил мочевой пузырь, то теперь бы точно это сделал. Бывший сантехник зашкрябал ногами по асфальту, пытаясь отодвинуться. Сквозь плач ребёнка послышался тяжёлый удар толстой подошвы армейских ботинок об асфальт. Зверь поднял взгляд на нового противника.

Жорик сделал пару шагов к крыльцу, когда периферийным зрением увидел движение. Повернул голову и сразу схватился за автомат. Упёр приклад в плечо, но стрелять не спешил, мог задеть старика.

Волк присел на все четыре лапы и зарычал. Не отрывая взгляда от нового противника, зверь попятился к кустам. Шаг, другой, а затем резко повернулся и скрылся за живой изгородью. Зашуршали листья, послышался треск сломавшихся веток.

Жорик опустил автомат. Улыбка грозила разорвать его лицо. Фёдорыч достаточно быстро отошёл от шока. Застегнул молнию и с кряхтением поднялся на ноги. Мокрая рубашка липла к телу, на передней стороне брюк расползлось огромное пятно.

– Чего лыбишься? – буркнул он.

– Ага, пожалуйста-пожалуйста, – ещё сильнее заулыбался Жора. – Можешь не благодарить.

По ступеням кунга спустился Костик, подал руку Тамаре. Следом прогрохотал тяжёлыми ботинками Борис. Ребёнка вызвалась подержать рыжеволосая.

– О, а где ты уже успел обделаться?! – второй брат осмотрел старика с ног до головы.

– Это он собаки испугался, – хохотнул Жорик. – Выхожу, а он тут лежит, ссытся от страха.

– Ну, чего вылупились?! – рыкнул Фёдорыч на попутчиков. – Это, во-первых, была не собака, а матёрый волк! А, во-вторых, я бы посмотрел на вас!

– Ага… матёрый волк… – Жорик из последних сил сдерживал смех. – Сантиметров сорок в холке, тонкие лапы…

– Ты даже собаку от волка не можешь отличить, оболтус! Говорю, тебе – это был волк… Да чего вылупились, пройдохи! – Фёдорыч сам зарычал не хуже волка. – Идите лучше делом займитесь.

Братья и Костик с Тамарой непроизвольно улыбались. Старик выглядел жалко, но при этом хотел казаться грозным – это всегда смешно.

– Пошли, – сказал Борис.

Фёдорыч забрался на пассажирское сиденье и с такой силой хлопнул дверью, словно та виновата в свалившихся на него бедах.

Первым, как всегда, шагал Борис. Затем Костик, Тамара и замыкал процессию Жорик. В полной тишине поднялись на третий этаж. Солнце уже скрылось за кронами деревьев и грозило вот-вот спрятаться за горизонтом. В углах стали появляться тени, а коридоры, и без того тёмные, сделались мрачными.

Когда девочка-подросток услышала, что люди возвращаются, то снова приподнялась на левом локте. Стоило Борису появиться в дверях, она разразилась длинной матерной тирадой. Среди всех слов, вылетевших из неё, культурными были лишь предлоги.

На этот раз Жора закинул автомат на плечо. Приготовился взять человека в коме, но Костик, не в силах удержаться на ногах, упал на пыльный стул возле пустующей койки.

– Давай чуть отдохнём, – сказал бывший редактор. – Вымотали меня эти пробежки туда и обратно.

Тамара подошла к девочке.

– Вставай, – сказала строго, словно учительница. – Пошли.

– Что значит «пошли»?! – вылупилась подросток. – Ты чего, транда неотёсанная, проблем захотела? Ты даже не представляешь, какую жизнь я тебе устрою, псина вонючая! Что значит «вставай, пошли»?! Ты кем себя возомнила, шлюха?

Тамара закрыла глаза и несколько раз глубоко вдохнула, успокаивая чувства. Борис хохотнул и вышел в коридор, повертел головой.

– Ты вообще понимаешь, что происходит? – спросила фельдшер.

– А чего тут понимать, сучка крашеная? Ты просто оборзела в край! Я ещё час назад приказала принести мне воду и телефон! Где они? Я спрашиваю тебя, деревенщина неотёсанная, где мобильник и вода?

– Может ей по морде врезать, чтобы вежливая стала? – заглянул Борис в палату.

– Может ей морду… – начал Жора.

Тамара подняла сжатую в кулак руку, и они мигом замолкли.