Текст книги "Москва-41"

4. Одновременно с представителем дивизии направить в штарм делегатов связи, обеспечив их подвижными средствами.

5. Начальнику связи к 18.00 18. 10. 41 установить связь со штабами соединений.

6. Боевой приказ штарму последует дополнительно».

В день прибытия генерала Ефремова в район Наро-Фоминска и вступления его в должность командующего 33-й армией, подразделения, вошедшие в состав новой армии, вели тяжелейшие оборонительные бои с частями противника, которые атаковали практически беспрерывно.

151-я мотострелковая бригада на рубеже Годуново – Купелицы – опушка леса восточнее Загряжское (восточнее Вереи) отбивали атаки частей 258-й пехотной дивизии вермахта. Бригада в буквальном смысле истекала кровью. Потери были огромными. Восполнялись они крайне слабо и нерегулярно. Снабжение подразделений, которые вот уже несколько суток не выходили из боя, было плохим. Вот что в этот день писал в своём донесении командир 455-го батальона: «Указанный участок обороны – Ковригино – Загряжское удерживаю прочно. Произвёл разведку сёл Самород, Волчанка, противник в этих сёлах не обнаружен. Северо-западнее нашей обороны противник находится около 200 метров. Наша разведка была обстреляна пулемётами и автоматами. Убитых нет. Раненых один человек.

Питанием и боеприпасами не снабжают. За всё время с 16. 10. 41 получили только один хлеб. Истребительная рота, взвод связи хлеб ещё не получили.

Всю ночь противник подбрасывает на автомашинах подкрепление».

Занимавшая в это время оборону по рубежу высоты 224,0 – Потаращенков – Смоленское – Берёзовка, 222-я стрелковая дивизия отбивала атаки противника в направлении Назарьево.

Только что прибывший на Наро-Фоминский участок 175-й полк 1-й гвардейской мотострелковой дивизии занял оборону на окраинах Наро-Фоминска, закрыв его с юго-запада.

На рубеже Татарка – Инютино – Ермолино вела бой 110-я стрелковая дивизия.

На участке Ермолино – восточный берег реки Протва – Маланьино – Скуратово оборонялась 113-я стрелковая дивизия. Связь со штабом дивизии была неустойчивой. 19 октября никаких сведений от полковника К. И. Миронова[88]88
  Константин Иванович Миронов (1897–1942) – полковник (1938). В 1941 году до августа командовал 140-й, с октября – 113-й стрелковыми дивизиями. Погиб в боях под Вязьмой 15.4.1942. Награждён орденом Красного Знамени.


[Закрыть] с самого утра не поступало. Посланные к нему офицеры связи в штарм не возвратились.

Все дивизии действовали изолированно друг от друга, не имея ни непосредственного контакта, ни возможности взаимодействия в случае критических ситуаций. Точно в таких же обстоятельствах зачастую действовали полки. И бои тех дней имели характер перманентной критической ситуации, которую переломить, выправить не хватало ни сил, ни средств и которая в связи с этим только усугублялась с каждым часом. В таких обстоятельствах и вступил генерал Ефремов в должность командующего 33-й армией. Коротко изучив ситуацию, он тут же немедля предпринял несколько шагов по предотвращению неминуемой катастрофы полного развала участка фронта, удерживаемого его армией.

8

Москву в эти дни охватила паника. В истории Великой Отечественной войны 16 октября 1941 года называют днём беспорядков в Москве. В своём исследовании журналист-международник Л. А. Безыменский[89]89
  Безыменский Л. А. Укрощение «Тайфуна». Смоленск, 2004.


[Закрыть] пишет: «Об этом дне не хочется вспоминать, но историк обязан это сделать». Далее автор приводит странички из дневника москвича Н. Вержбицкого: «16 октября. У магазинов огромные очереди, в магазинах спёрто и сплошной бабий крик. Объявление: выдают все товары по талонам за весь месяц. <…> Метро не работает с утра. <…> Многие заводы закрылись, с рабочими произведён расчёт, выдана зарплата за месяц вперёд. <…> Много грузовиков с эвакуированными: мешки, чемоданы, ящики, подушки, люди с поднятыми воротниками. <…> У баб в очереди установился такой неписаный закон: если кто во время стрельбы бежал из очереди – обратно его не пускать. Дескать, пострадать, так всем вместе. А трус и индивидуалист (шкурник) пусть остаётся без картошки.

17 октября. Сняли и уничтожили у всех парадных список жильцов. Уничтожили все домовые книги. <…> Пенсионерам выдали на руки все документы. <…> Постепенно вырисовывается картина того, что произошло вчера. <…> Большое количество предприятий было экстренно приостановлено, рабочим выдали зарплату и на 1 месяц вперёд. Рабочие, получив деньги, бросились покупать продукты и тикать.

Сейчас, после постановления Моссовета, эти закрытые предприятия с рассчитанными рабочими вновь начали работать. <…> У рабочих злоба против головки, которая бежала в первую очередь. Достаётся партийцам. Кто-то меня спросил:

– Не лучше ли служить немцам, чем англичанам, если вообще придётся служить?

<…> С 7-ми часов вечера налёты один за другим. <…> В церкви Преображения аккуратно – и всенощные, и литургии. <…> По улице двигаются грузовики с бойцами. Из рупора, зычно:

“Ребята, не Москва ль за нами?

Умрём же за Москву!”»

Далее Л. А. Безыменский приводит отрывок из дневника другого москвича, Г. В. Решетина: «16 октября 1941 г. Шоссе Энтузиастов заполнилось бегущими людьми. Шум, крик, гам. Люди двинулись на восток, в сторону города Горького.

Прибегает Иван Зудин. Он был одно время вместе с нашим отцом в народном ополчении. Его вскорости отозвали обратно на учёбу в юридический институт. Институт эвакуирован в Саратов. Иван тоже должен был на днях уехать туда. Но сейчас всё перепуталось. На шее у Ивана связка колбасы. Кладёт на стол. Говорит, подобрал у магазина. Побежали вместе к магазину. Там уже ничего не осталось.

…Застава Ильича. Отсюда начинается шоссе Энтузиастов. По площади летают листы и обрывки бумаги, мусор, пахнет гарью. Какие-то люди то там, то здесь останавливают направляющиеся к шоссе автомашины. Стаскивают ехавших, бьют их, сбрасывают вещи, расшвыривая их по земле.

Раздаются возгласы: бей евреев!

Вот появилась очередная автомашина. В кузове, на пачках документов, сидит сухощавый старик, рядом красивая девушка.

Старика вытаскивают из кузова, бьют по лицу, оно в крови. Девушка заслоняет старика. Кричит, что он не еврей, что они везут документы.

Толпа непреклонна.

Никогда бы не поверил такому рассказу, если бы не видел этого сам.

…Вечером 16 октября в коридоре соседка тётя Дуняша затопила печь. Яркий огонь пожирает… книги, журналы. Помешивая кочергой, она одновременно без конца повторяет так, чтобы все слышали:

– А мой Миша давно уже беспартийный, да и вообще он и на собрания-то не ходил.

Бедная тётя Дуняша так перепугалась прихода немцев, забыла даже, что её муж, очень неплохой мужик, тихий дядя Миша, Михаил Иванович Паршин, умер года за два до начала войны».

Историк, профессор И. С. Миллер записал в своём дневнике 16 октября 1941 года: «Всё резко сразу изменилось. (“Известия” не вышли: говорят, эвакуировались.) Информбюро, первый раз приближаясь к истине, говорит о том, что на западном направлении положение резко ухудшилось. Прорыв центра. Сегодня поэтому Москва – муравейник. Но “муравьи” какие-то чужие. По всем направлениям идут загруженные кладью люди – явно огромное большинство рассчитывает на пешее передвижение. На него обречены даже эвакуирующиеся заводы и учреждения. Большинству же прямо даётся расчёт, иногда с уплатой, иногда с обещанием уплаты чего-то в жалованье. На улицах беспорядок; дворники не убирают подмёрзлых тротуаров. Транспорт в полном расстройстве. Метро закрыто, и слухи о нём плывут зловещие: в толпе говорят, что метро взорвут или затопят. На “взрывание”» будто бы обречено Садовое кольцо как основная артерия (её так и создавали, по-видимому), а разные неувезённые или недоразорённые заводы. Настроение толпы – угрюмое, молчаливое, у иных легкомысленное: ходят как на ярмарке.

Колоссальные хвосты, ибо под предлогом эвакуации многим выдают продукты намного вперёд, а кроме того, кажется решили разбазарить последние склады продовольствия (продают муку, сахар по рыночным ценам; по рабочим карточкам дают пуд муки).

Трамваи переполнены и ходят реже. Автобусы тоже. Огромное количество их, по-видимому, угнано. На троллейбусах сидят даже на крыше.

В толпе говорят о приходе немцев в нынешнюю ночь, о том, что Москву хотят считать (как Париж) открытым городом, о том, что будто бы оборона от налётов снята (однако с 6 часов вечера уже слышны зенитки, видны на фоне тёмного неба рвущиеся снаряды)».

Очевидцы рассказывают, что в толпе кричали: «Должно быть, всё очень плохо, раз нам начали выдавать муку!» «К чёрту муку! Лучше умереть от голода, чем допустить немцев…» И – снова о евреях, о том, что Москву нечем защищать, что евреи растащили весь хлеб и все винтовки…

Паника. И всё-таки она не перехлестнула через край, после чего начинается дикий хаос.

Из «Решения Исполнительного Комитета Московского городского совета депутатов трудящихся» от 17 октября 1941 года: «В этих условиях особо преступным, противогосударственным поведением является факт дезертирства из Москвы председателя Мосгорпромсовета т. Пасечникова и начальника Управления по делам искусств т. Фрумкина, которые бросили свои предприятия на произвол судьбы.

Исполнительный Комитет Московского Городского Совета Депутатов трудящихся постановляет:

1. Поручить московскому Управлению НКВД вернуть немедленно т. т. Фрумкина и Пасечникова в Москву.

2. Просить ЦК РКП(б) обсудить о партийности т. т. Фрумкина и Пасечникова, как дезертиров.

3. За дезертирство т. т. Фрумкина и Пасечникова предать суду Военного Трибунала, как дезертиров».

Из отчёта московской городской подпольной организации ВЛКСМ, созданной на случай сдачи Москвы для налаживания диверсионной и разведывательной работы, о ситуации в Москве в октябре 1941 года: «13 октября наши войска оставили Вязьму.

…Аппарат райкома вооружили пистолетами. Ящики гранат и бутылки с горючим заносятся в подвалы по указанию. Комсомол напихал гранатами сейф.

…16 октября. В райкоме сногсшибательные факты – как прямое следствие паники. У хлебного киоска на Трубной площади давка, хулиганство – ломают киоск. Рабочие Молокозавода задержали директора с молочными продуктами. Продукты и машину отняли, директора окунули головой в бочку со сметаной. Водитель машины райНКВД привёз к зданию райкома гражданина и докладывает начальнику:

– Товарищ начальник, примите. – Обращаясь к сидящему в машине: – Гражданин, выходите, приехали! Возьмите ваши три тысячи.

Водитель машины возвращался с рейса по заданию, его остановил этот неизвестный гражданин и “нанял” подбросить за три тысячи рублей до Горького…

…Вот Крестьянская застава. Десятки тысяч народу. Машины стоят и движутся. Давка. Сотни милиционеров не в состоянии навести порядок, с ними расправляются, как с мальчишками. В одно мгновение и милиционера стащили с лошади. Вот мчится машина, сигналит. Публика преграждает путь, останавливает машину, вытаскивает шофёра и выбрасывает вещи. Это не первая и не последняя. Пешеходы, запрудившие движение как на спортивном празднике, выбрасывают трюк за трюком. Зрелище здесь необычайное и страшно непонятное.

Опять в райкоме комсомола. Комитет ВЛКСМ милиции пришёл почти в полном составе и принёс решение на исключение из комсомола двух милиционеров за паникёрство. (Сорвали петлицы, выпороли канты.) Вот они, жалкие трусы! Бюро РК подтвердило решение комитета. Тут же, не отпуская домой, райвоенкомат призвал их и зачислил в команду для отправки на фронт».

Можно предположить, что эти двое в запасной полк не попадут. Их отправят прямо в окопы. Что ж, «эти жалкие трусы» тоже были пополнением. И, надо заметить, война – органика сложная. Зачастую и судьбы людей она направляла по своим, особым, иногда причудливым путям. Кто знает, кем в этой гигантской плавильне человеческого характера стали те милиционеры, споровшие петлицы перед предполагаемым вступлением в город немцев, а затем призванные и зачисленные в команду для отправки на фронт. Может, убиты в первом же бою где-нибудь под Тишинкой или Ермолином на Наро-Фоминском направлении. Может, перешли к немцам и воевали потом в составе Русской освободительной армии против своих же соотечественников, так и оставшись жалкими трусами. А может, стали хорошими солдатами и честно служили Родине, приближая Победу. Как говорят в народе, один со страху помер, а другой – ожил. Но в первом бою позади окопов с такими хлопцами, конечно же, надо было ставить заградительные отряды с пулемётами. Таковы законы войны.

Что же касается стихии беспорядков и жестокости расправы на московских заставах, где избивали бегущих и швыряли в пыль их добро… Москвичи, которым некуда и не на чем было бежать, останавливали малодушных, трусов и паникёров. В народе их называли просто – шкурники. Поэтому так легко, уже на следующий день, в городе был наведён порядок. 16 октября люди пытались навести его сами. Получилось очень неуклюже, жестоко, как в стихотворении Александра Блока: «Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет/В тяжёлых, нежных наших лапах?» Бежавшие от народной судьбы, не желающие разделить с простыми бабами из очереди за картошкой страх быть убитыми осколками бомбы, в основном были людьми интеллигентными, образованными и, конечно же, читавшими стихи русского поэта. Говорят, на востоке, в Горьком, в Куйбышеве, других городах, удалённых от театра военных действий, ловкие и влиятельные люди этой породы к тому времени уже смогли создать для себя и своих семей «запасные аэродромы»: сняли квартиры, заполнили подвалы продуктами длительного хранения, предусмотрели даже возможность продолжения обучения своих детей в школах, открыв для них специальные классы со своими учителями и своим бюджетом.

Вот уж воистину: кому война, а кому…

Сталин, узнав о происходящем на улицах и на предприятиях Москвы, лично распорядился навести немедленный порядок. И он, как известно, был наведён. Говорят, когда ему доложили обстановку, в том числе и о происходящем на городских улицах, Крестьянской Заставе и Заставе Ильича, он сказал спокойным голосом:

– Ну, это не так плохо. Я думал, будет хуже.

Потом, обращаясь к А. С. Щербакову[90]90
  Александр Сергеевич Щербаков (1901–1945) – генерал-полковник (1943). В 1938–1945 годах 1-й секретарь Московских обкома и горкома ВКП(б). Также занимал посты кандидата в члены Политбюро и секретаря ЦК (с 1941), начальника Совинформбюро (с 1941) и Главного политического управления РККА (с 1942), заместителя наркома обороны СССР и председателя Совета военно-политической пропаганды (1942–1943), заведующего Отделом международной информации ЦК (1943–1945).


[Закрыть], добавил:

– Нужно немедленно наладить работу трамвая и метро. Открыть булочные, магазины, столовые, а также лечебные учреждения с тем составом врачей, которые остались в городе. Вам и Пронину надо сегодня выступить по радио, призвать к спокойствию, стойкости, сказать, что нормальная работа транспорта, столовых и других учреждений обслуживания будет обеспечена.

Семнадцатого октября по московскому радио выступил А. С. Щербаков: «Провокаторы будут пытаться сеять панику. Не верьте слухам!» Два дня спустя было введено осадное положение.

Удивительно другое: о панике в Москве 16 октября ровным счётом ничего не узнали немцы и, следовательно, не смогли этим никак воспользоваться. Это – к вопросу о том, как работала их агентурная разведка и как работали наши органы госбезопасности…Кстати, о «работе» последних: в день московской паники в Москве на территории совхоза «Коммунар» по приказу Берии были расстреляны жёны бывших высокопоставленных военных Нина Уборевич и Нина Тухачевская.

Возможно, именно потому, что обстановка и на фронте, и в тылу резко ухудшилась, Г. К. Жуков назначил на Наро-Фоминское направление не В. Ф. Герасименко, а более надёжного Ефремова.

9

Армия упорно сражалась. У 33-й была особая миссия: её дивизии и батальоны оказались на направлении главного удара, и острие бронированного потока, который получил в Ставке Гитлера кодовое название «Тайфун» и в последних числах сентября рванулся из-под Рославля на Москву было направлено именно сюда, проносясь километр за километром по оси Варшавского и Минского шоссе, сметая на своём пути армию за армией.

Просматривая боевые донесения из дивизий и отдельных подразделений, командарм невольно обратил внимание на одну цифру, которая почти во всех сводках была неизменно высокой – пропавшие без вести. Выяснилось, что большой процент среди «безвестных» составляют москвичи. Например, в кадровой 222-й стрелковой дивизии пропавших без вести согласно поступившим сводкам было значительно меньше, чем в бывших ополченческих, получивших общевойсковые номера[91]91
  26 сентября 1941 года дивизии народного ополчения, так называемые ДНО, получили общевойсковые номера. Так 4-я ДНО стала 110-й стрелковой дивизией, 5-я – 113-й, 6-я – 160-й.


[Закрыть]. Вскоре предположения подтвердились: заградзаставы и военкоматы начали возвращать дезертиров назад, на фронт. Так, 27 октября шифром из штаба Западного фронта поступила телеграмма следующего содержания: «Задержано более двух тысяч человек, ушедших с фронта. Срочно донести, почему Вами не приняты меры по наведению порядка и дисциплины в частях, вследствие чего люди 33 армии тысячами уходят с фронта в тыл».

В одном из первых приказов генерал Ефремов обращался к своим командирам и бойцам: «Пусть поймёт каждый командир, начальник, боец, что в нынешней обстановке в борьбе за родину, за Москву лучше смерть храбреца, чем презренная трусость и паникёрство». Что греха таить, часть из числа пропавших без вести перешла к немцам, часть сдалась в плен. Другая же часть попала в плен в бою: закончились боеприпасы, попали в окружение, кто-то оказался в беспомощном состоянии вследствие ранения или контузии.

В войсках не хватало вооружения. Архивы открывают любопытные данные, которые теперь, по прошествии многих десятилетий, проливают свет на многое. Например, «Сведения о боевом и численном составе соединений 33-й армии по состоянию на 25. 10. 41 г.» Из этого документа мы, например, узнаём, сколько действующих штыков имела каждая дивизия и сколько, соответственно, вся армия, сколько пополнения получено и сколько и какое имела вооружение.

– 1-я гвардейская мотострелковая дивизия: при численном составе 8569 человек, включая и командный состав, имела 6732 винтовки, в том числе автоматические, 92 станковых и 181 ручной пулемёт, 57 миномётов;

– 151-я мотострелковая бригада: при численном составе 1115 человек имела 942 винтовки, 3 станковых и 13 ручных пулемётов, миномётов не имела;

– 113-я стрелковая дивизия: при численном составе 1157 человек имела 1003 винтовки, 2 станковых и 6 ручных пулемётов, миномётов не имела;

– 222-я стрелковая дивизия (кадровая, как её называли в штабе 33-й армии): при численном составе 3392 человека имела 1934 винтовки, 17 станковых и 25 ручных пулемётов, 6 миномётов.

Нетрудно подсчитать общее количество стрелкового вооружения во всей армии…

Наблюдая с передового НП за контратаками своих частей, Ефремов видел, что стрелки порой шли в бой «парами» – одна винтовка на двоих. И поэтому им был издан приказ по армии, согласно которому бойцы и командиры должны нести строжайшую ответственность за личное оружие. Результат не замедлил сказаться. Вот сведения о численном и боевом составе 1-й гвардейской мотострелковой дивизии по состоянию на 3 ноября 1941 года. 6-й мотострелковый полк при численном составе 1740 человек, включая начсостав и младший начсостав, имел 23 пулемёта, 13 огнемётов, 9 пушек, 77 автоматов и 2455 винтовок. Если применить тот же метод расчётов, то в полку имелся в наличии избыточный арсенал оружия, а именно 965 винтовок. Такой полк мог принимать и невооружённое пополнение. Надо заметить, что в октябрьских документах в дивизиях 33-й армии не числилось ни одного автомата. Их у бойцов просто-напросто не было, воевали одними винтовками.

В 11.00 КП штарма в Ново-Фёдоровке подвергся налёту немецких пикирующих бомбардировщиков. Переждав авианалёт, Ефремов приказал перенести штаб армии глубже в тыл: сперва в Кузнецово, а затем в Яковлевское. Двадцатые числа октября были для обороны 33-й армии самыми тяжёлыми. В один из дней снова пропала связь со 110-й и 113-й дивизиями. Офицеры связи вскоре прибыли с донесениями, в которых сообщалось о том, что полки дерутся изолированно, некоторые окружены. В полках осталось от 90 до 175 человек активных штыков. Левый фланг был восстановлен. Хуже положение складывалось на правом фланге армии, где дралась 151-я мотострелковая бригада. Связной, прибывший из ее штаба, доставил донесение от комбрига майора Ефимова: «В настоящее время части бригады в следующем положении: 200 чел. Обороняют Симбухово (453 мсб и 1 рота 455 мсб), остальными частями обороняется рубеж Грибцово – Никольское. В состав частей, обороняющих этот рубеж, входят: рем рота, 455 мсб – всего в количестве до 100 чел. 185 сп, действующий с 151 мсбр, имея 22. 10. 41 г. 32 чел., к утру 23. 10. 41 г. потерял последних.

Тылы и матчасть из окружения выведены и собираются на Минском шоссе.

Прошу Ваших указаний о пополнении бригады личным составом, на базе имеющейся матчасти и постановке ей новой задачи, т. к. сейчас я выполнил задачу на участке 5 армии. Личный состав, обороняющий р-н Симбухово, прошу передать Командиру 222 сд.

В результате налёта на штаб 151 мсбр ранены, нач. связи и ком. роты управления, пропали без вести – нач. артиллерии, нач. особого отдела.

Разбита рация, разбита легковая машина».

Положение 151-й мотострелковой бригады было незавидным. Она находилась на правом фланге армии на стыке с соседней 5-й. Правое её крыло прикрывала 32-я стрелковая дивизия полковника В. И. Полосухина[92]92
  Виктор Иванович Полосухин (1904–1942) – полковник (1940). С марта 1941 года командир 32-й стрелковой дивизии. Погиб 18.2.1942 у деревни Иваники. Награждён орденом Красного Знамени.


[Закрыть], а левое – 222-я стрелковая дивизия полковника Т. Я. Новикова[93]93
  Тимофей Яковлевич Новиков (1900–1944) – генерал-майор (1942). С 1938 года командовал 406-м стрелковым полком, с октября 1941 года – 222-й стрелковой, с ноября – 1-й гвардейской мотострелковой, с января 1942 года – 181-й стрелковой дивизиями. В августе 1942 года под Сталинградом взят в плен; умер в концлагере Флоссенбург.


[Закрыть]. Но, как показывают боевые донесения тех дней, фланги бригады и соседних дивизий были оголены. И наши, и немцы дрались практически в полуокружении, смутно понимая своё положение. Все части перемешались. Действия артиллерии и авиации затруднялись тем, что можно было в любой миг и на любом участке ударить по своим. 151-я, находясь на стыке, была атакована превосходящими силами противника, но пока ещё держалась. Когда бой немного утих, немцы отошли и занялись очередной перегруппировкой сил, разведчики и связисты 33-й армии установили, что между левым крылом 151-й бригады и правым крылом 222-й стрелковой дивизии существует не занятый войсками участок шириной в четыре километра. А между последним занятым окопом левого крыла 222-й стрелковой дивизии и первым «живым» окопом соседней 1-й гвардейской мотострелковой дивизии разрыв составил целых 14 километров. В эту, даже в масштабах фронта, огромную брешь впору было ставить ещё одну полнокровную дивизию.

В штарме понимали, что только слабость противника, который атакует тоже из последних сил, и нерасторопность его разведки мешают немцам воспользоваться благоприятными для них обстоятельствами. 23 октября командарм принял решение: отвести дивизии на новый рубеж за Нару и закрепиться по обрезу восточного берега, плотно сомкнув фланги. Но дивизия Лизюкова оставалась на месте – отходить ей было некуда. Противник уже оттеснил её в занарье и даже захватил на восточном берегу несколько плацдармов. Пока ещё спасала река Нара. Она стала естественным щитом для обескровленных дивизий 33-й армии, которые, расположившись на её восточном берегу, тут же принялись зарываться в землю, чтобы, пока противник не завершил перегруппировку сил, создать новую надёжную линию обороны.

В эти дни очередным ударом противника была смята 151-я бригада. Штаб её находился на значительном удалении от подчинённых ему батальонов и практически утратил управление. И всё же бригада продолжала удерживать участок фронта протяжённостью почти 14 километров. При том, что в батальонах едва насчитывалось до роты активных штыков. По представлению военного прокурора и начальника Особого отдела Западного фронта и по приговору военного трибунала перед строем был расстрелян комиссар 455-го мотострелкового батальона бригады Ершов. Он стал первым командиром 151-й, погибшим не от рук противника. Неудачи предыдущих дней, когда бригада в беспорядке отступала, будут расценены как позорное оставление позиций, и через несколько дней будут расстреляны командир бригады майор Ефимов и комиссар Пегов. В это время и в других армиях Западного фронта шли показательные расстрелы «дезертиров», «трусов» и «паникёров» перед строем. Жестокая правда войны свидетельствует о том, что победа добывалась и так.

Новый комбриг 151-й майор Кузьмин бросил батальоны вперёд. Но немцы отбили все атаки и в этот день, и в последующие. 10 ноября 151-я бригада, окончательно истощённая бессмысленными атаками с целью отбить у противника оставленные населённые пункты, была расформирована. Выдохся и противник. Обе стороны, израсходовав последние ресурсы, словно замерли. И та и другая стороны вели перегруппировку.

В эти дни Ефремов подписал следующий приказ войскам:

«На долю нашей армии выпала почётная и ответственная задача защиты нашей любимой столицы – Москвы от немецко-фашистских орд.

Враг упорно стремился прорваться к Москве, но, понеся большие потери, вынужден был перейти к обороне, используя это время для перегруппировки и подтягивания резервов, с тем, чтобы начать новое кровавое наступление.

Об этом Военный совет армии неоднократно предупреждал командиров и комиссаров частей и соединений, требуя использовать временное “затишье” для возведения инженерных сооружений, укрепления занимаемого рубежа, на котором мы должны разгромить врага.

Однако произведённой в последние дни проверкой установлено:

1. В 108 сд в 1 гв. мсд вместо окопов во многих случаях вырыты “ямки” неопределённой формы без брустверов и берм, перекрытые хвоей и соломой, вместо ходов сообщения вырыты канавки, по которым невозможно передвигаться вследствие недостаточной ширины.

2. Воронки на дорогах сделаны недостаточной глубины.

3. Обзор и обстрел из окопов местами чрезвычайно ограничен.

4. Элементарные правила маскировки во многих частях не соблюдаются.

5. Темпы работ исключительно медленные.

6. Холода уже наступили, а многие землянки и блиндажи не отапливаются.

7. Командный состав, как правило, работами плохо руководит, переложив работы на младший комсостав.

8. Так же плохо руководят работой по возведению оборонительных сооружений начальники инженерной службы полков.

9. Партийно-политический аппарат оборонительными сооружениями не занимается.

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Считать работы по возведению оборонительных сооружений задачей такой же важности, как и ведение боя, во время которого начальствующий состав находится в своих частях и подразделениях и руководит бойцами.

2. При производстве работ весь командный состав до командира и политрука роты включительно не имеет права оставлять свой оборонительный район, руководя работами и показывая личный пример.

3. За оборонительные работы и их тактико-техническое соответствие отвечает командир батальона и командир роты. Командир и военком полка ежедневно проверяют ход работы на всём полковом участке.

4. Окопы и их оборудование делать в соответствии с наставлением НИЖ-П-39, не делая лишь приячеечных щелей, примыкая стрелковые ячейки непосредственно к соединительному ходу.

5. При производстве работ каждый красноармеец должен получать дневное задание, обязанностью командного состава является требовать его выполнение, широко развернуть социалистическое соревнование за досрочное выполнение заданий.

6. Комиссарам и начальникам политотделов дивизий в двухдневный срок лично ознакомиться с ходом оборонительных сооружений и принять все меры к мобилизации всего личного состава, прежде всего добиться, чтобы все коммунисты и комсомольцы, командиры и политработники показывали пример в производстве оборонительных работ и считали своим долгом повседневно руководить и возглавлять эти важнейшие мероприятия.

Ещё раз напоминаю командирам и комиссарам всех степеней, что возведение оборонительных сооружений является важнейшим мероприятием – мы должны так укрепить занимаемый рубеж, чтобы фашисты не только не прошли через него, но нашли бы перед ним себе могилу». Приказ датирован 19 ноября 1941 года.

В этот же день произошло следующее. Противник подверг сильному артобстрелу позиции 222-й стрелковой дивизии. Сразу после полудня силы до батальона немецкой пехоты при поддержке танков атаковали правый фланг 774-го полка и левый фланг соседнего 113-го полка 32-й стрелковой дивизии соседней 5-й армии. Стрелки и артиллеристы 774-го стрелкового полка открыли огонь и заставили противника залечь. Но сосед справа, не выдержав напора, попятился и вынужден был отойти в восточном направлении. В результате немцы заняли село Болдино. Последующие контратаки с целью возвращения утраченных позиций приносили только огромные потери с обеих сторон. Но были и частные победы. К примеру, одна из контратак 457-го стрелкового полка, который всё это время находился в полуокружении, увенчалась успехом: пехота противника была значительно потеснена, оставив на поле боя около 200 трупов.

Генерал Ефремов относился к тем полководцам, которые в период боёв всегда старались быть ближе к передовой. В своих воспоминаниях генерал-полковник Л. М. Сандалов, который в августе 1941 года был начальником штаба Центрального фронта в период, когда им командовал Ефремов, писал: «Михаил Григорьевич всегда предпочитал руководить войсками непосредственно на поле боя».

10

Контрнаступление началось в декабре.

Крупномасштабная разведка боем на центральном участке фронта 33-й армии была проведена в ночь на 13 декабря. Она показала: противник усилился, оборона его основательно укреплена и насыщена огневыми средствами. 18 декабря вперёд пошли части дивизии полковника С. И. Иовлева[94]94
  Сергей Иванович Иовлев (1899–1979) – генерал-майор (1943). С 1940 года командир 64-й стрелковой дивизии, с которой попал в окружение под Смоленском. В 1941 году командовал 50-й и 133-й стрелковыми дивизиями (октябрь), отрядом Особого назначения Западного фронта (с октября), 1-й гвардейской мотострелковой дивизией (с декабря), затем 194-й (1942), 215-й (1943–1944) стрелковыми дивизиями и 59-й стрелковой дивизией внутренних войск НКВД (1945). Награждён 2 орденами Ленина, 4 орденами Красного Знамени, орденами Суворова 2-й степени, Отечественной войны 1-й (дважды) и 2-й степени.


[Закрыть], усиленные лыжными батальонами. Сводным отрядом руководил командир 6-го мотострелкового полка полковник А. И. Гребнев[95]95
  Андрей Иванович Гребнев (1898–?) – полковник. В 1941 году командовал 374-м стрелковым, в ноябре – декабре – 6-м мотострелковым полками. Затем командир 598-го стрелкового полка (1943–1944), заместитель командира 207-й стрелковой дивизии (1944–1945). Награждён 2 орденами Красного Знамени, орденами Суворова 3-й степени, Александра Невского, Отечественной войны 1-й степени.


[Закрыть]. Командарм во время проведения операции находился на передовом НП. Для организации взаимодействия в дивизии выслал начальника оперативного отдела, начальника разведотдела и других своих заместителей и помощников. После артподготовки батальоны 1-й гвардейской поднялись из своих окопов, перебежали по льду Нару и ворвались в кварталы, занимаемые подразделениями 183-й пехотной дивизии вермахта.

С других участков наступления армии приходили следующие сообщения: 113-я стрелковая дивизия сломила сопротивление частей 15-й пехотной дивизии противника и продолжает продвижение в глубину немецкой обороны, 338-я сражается в районе Слизнёво, ворвалась в деревню. На остальных участках оборону противника прорвать пока не удавалось.

Ожесточённые бои шли по всему фронту 33-й армии. Стоит отметить, что подобный стиль был характерен для наступления советских войск под Москвой. Войска Западного фронта наносили удар по всей ширине занимаемых ими участков. Конечно, для столь массированного наступления сил не хватало, а вступившие в бой дивизии очень быстро изматывались и теряли боеспособность. Немцев теснили прочь от Москвы, почти не используя тактику глубоких прорывов и фланговых охватов с последующим окружением. Впрочем, исследуя ход дальнейших событий, мы увидим, что штаб 33-й армии всё же разработал и провёл несколько операций по охвату и окружению противника. Но пока бои кипели по всему фронту 33-й и не только: в наступление перешли также левофланговая 43-я армия и правофланговая 5-я.

Вот фрагмент радиоперехвата переговоров немецких командиров в полосе атаки 1-й гвардейской мотострелковой дивизии, который наиболее точно может характеризовать степень ожесточённости боёв 18 декабря, в день перехода центра Западного фронта в наступление: «В 9. 26. – Свёртывайте рацию, приближается опасность.