Текст книги "Москва-41"

4. О серьёзности положения на фронте Беклеши, Износки можно судить по тому, что медсанбат 113 сд, расположенный в Зубово и донесший, что противник ведёт наступление со стороны Костино, вынужден был занять оборону, а мною, кроме того, туда было выброшено до 65 человек из роты охраны штарма для того, чтобы хоть чем-нибудь прикрыть основной путь армии.

Кроме того, противник начал проявлять особую активность с севера в направлении Каменка, Износки. Учитывая это обстоятельство, в Износках были приняты чрезвычайные меры:

а) комначсостав штарма был собран и из него была сформирована особая рота, которая, поступив в распоряжение начальника обороны Износки, заняла оборону сев. Ефаново;

б) все части и отдельные бойцы, находящиеся в Износки, были подчинены начальнику обороны Износки полковнику Бычкову;

в) выделить в этот момент что-нибудь из района Износки для обороны Захарово или какого-нибудь другого пункта, кроме выделения 65 человек из роты охраны на захват Костиково, не представлялось возможным.

6. На вопрос – почему Захарово, Савино были сданы противнику – ответить не могу. Полагаю, что 3-й батальон 266 сп, имея 60 бойцов, не смог выдержать натиска противника, в 4–5 раз превосходящего силы этого батальона.

7. На вопрос – какие меры были вами предприняты для того, чтобы предотвратить захват противником Захарово – Савино, – мною уже ответ дан: туда был выслан 3/266 сп.

Достаточными силами “группа полковника Бычкова” не располагала, так как эти силы были брошены на оборону Каменка, Костино.

Доказательством этому может служить то, что комначсостав штарма занял оборону сев. Ефаново.

Указанные “силы” отряда полковника Бычкова появились не сразу, а постепенно, путём вытаскивания отдельных бойцов из разных частей, различных дивизий.

Кроме того, из этого отряда велась боевая разведка во всех направлениях и часто из указанных «сил» Бычкова трудно было выделить десяток человек для производства разведки.

И наконец, перехват частями 43-й армии дороги Гжарск – Юхнов в районе Приселье, Строево наступление её частей на запад, давало основание предполагать, что с юга, где противник находился под постоянным воздействием соседа слева (43 армии), больших неприятностей нет оснований.

Значительно большее опасение у меня постоянно вызывала северная группировка противника, где отмечалось наличие частей 292, 267, 183, 255 и 258 пд, 20 тд и 49/63 сап. батальонов, которая буквально нависала над всей группировкой армии, а сосед справа (5 армия) не мог оказать на неё непосредственного влияния.

8. На 4-й вопрос – почему не был выполнен приказ главкома о захвате Савино, после сдачи этого населённого пункта противнику – ответить очень трудно; во-первых, этот приказ нами не был получен, и, во-вторых, не было сил (группа Бычкова имела в своём составе: 65 человек роты охраны и 65 этой же роты находились в районе Костино; 138 чел. школы мл. начсостава 93 сд, из коих вооружённых было только 30 человек; 21 чел. санитаров санбата 113 сд, 30 чел, артиллеристов 403 ап; и роты сапёр в 90 чел. 346 сап. батальона и только значительно позже эта группа Бычкова пополнилась 58 чел. мотоциклетной роты 93 сд, которая и была выброшена в район Пинашино).

9 гв. дивизия, будучи относительно полнокровной и имея в своём составе 6146 чел., не смогла сразу захватить эти пункты и до настоящего времени продолжает бой за Захарово.

Штаб же армии, не имея в своём составе резервов, прибегнул к последнему средству – выделению своего комначсостава на оборону Каменка.

Производство перегруппировки за счёт 110 и 222 сд требовало значительного времени, а кроме того, вытащить из состава этих дивизий даже минимальные средства и силы было совершенно невозможно, так как они выполняли серьёзную задачу обороны коммуникации армии от Шанского Завода до Износки».

Отчёт, сделанный генералом Кондратьевым, производит впечатление достаточно правдивого и честного документа. От письма комбрига Онуприенко, который посыпал голову пеплом и покаялся перед Жуковым, отличается большей содержательностью и, можно сказать, честностью. Начальник штаба дал анализ причин и следствий: основные усилия восточной группировки 33-й армии были направлены на то, чтобы удержаться самим. Кондратьев к тому же хорошо понимал, что, если они войдут в «коридор» с попыткой распереть его с обеих сторон, северная группировка обрушится на них всей своей мощью. Можно предположить, что подобным образом размышляли и соседи справа и слева.

История войн знает несколько классических примеров, когда одна армия, не желая рисковать своими солдатами и тем выгодным положением, которое создалось в ходе предыдущих боёв, хладнокровно наблюдает за тем, как соседи, вырвавшиеся вперёд и отрезанные внезапным контрударом противника, гибнут перед их фронтом. Хотя достаточно было бы двух-трёх переходов, чтобы образовать общий фронт и поражение соседей превратить в общую победу.

Просматривая различные документы того периода, замечаешь, что в какой-то момент (февраль, первая половина марта) всё же была надежда на 43-ю армию. Документы марта 1942 года свидетельствуют о том, что Жукова начали раздражать медлительность и топтание на месте генерала Голубева.

17

К концу марта положение в «котле» стало катастрофическим. Участились случаи самоубийств и перехода на сторону противника. Жуков начал предпринимать некоторые более энергичные меры для оказания помощи окружённым. В ночь на 2 апреля фронтовая авиация доставила на полевой аэродром 33-й армии довольно много грузов, назад транспортные «дугласы» вывозили тяжелораненых. В те же дни Жуков телеграфировал генералу Голубеву: «Приказ тов. Сталина об очистке тылов Ефремова к 27.03.1942 года вами не выполнен в срок, установленный к 30.03.1942 года. Сегодня 02.04, а у вас абсолютно нет никаких успехов. Вы, видимо, вместо энергичного и добросовестного выполнения приказа в армии крепко укоренилась система лживых заверений и невыполнений поставленных задач. Военный совет армии и командиры всех степеней в армии обязаны точно и беспрекословно выполнять поставленные задачи в назначенные сроки. Если это у вас не делается, то это только свидетельствует об отсутствии элементарных основ дисциплины и полной потере чувства ответственности. Более какой-либо другой армии, фронт Вам оказывает помощь пополнением и боеприпасами, но Вы вместо разумного и бережного отношения к людям, боеприпасам подходите к этому исключительно легкомысленно и расточительно: для 5 гв. сд было дано 3500 человек пополнения. Вы умудрились за шесть дней боя потерять 2370 человек, не добившись никакого результата.

За невыполнение поставленной приказом тов. Сталина задачи объявляю Вам выговор и предупреждаю, что, если в течение ближайших трёх дней задача не будет выполнена, я поставлю перед тов. Сталиным вопрос об отстранении Вас от командования армией». Но никакие приказы и угрозы не помогли генералу Голубеву сдвинуть свою армию с места.

И вот наступил апрель. Разрешения на выход из окружения нет. Уже начинает пригревать весеннее солнце, растапливать снега. Овражки наполнились талыми водами. Аэродромы уже не могли принимать самолёты, последний полёт за линию фронта состоялся 7 апреля с аэродрома близ деревни Дмитровка. На этом последнем борту должен был вылететь из окружения командующий. Говорят, был устный приказ Сталина: вылететь на последнем самолёте… Генерал Ефремов приказал погрузить знамёна частей, попрощался с начальником оперативного отдела штаба армии полковником Киносяном[118]118
  Степан Ильич Киносян (1900–1965) – генерал-лейтенант (1945). С июля 1941 года начальник Оперативного отдела штаба 33-й армии. Затем начальник штаба 49-й армии (1944–1945). Награждён 5 орденами Красного Знамени, орденами Ленина, Суворова 2-й степени, Кутузова 1-й и 2-й степени, Богдана Хмельницкого 1-й степени.


[Закрыть], улетавшим на «Большую землю», и сказал лётчику, когда тот ещё раз напомнил командарму о приказе Сталина: «С солдатами сюда пришёл, с солдатами и выходить буду».

С этого дня ни одна машина армейской и фронтовой авиации в зоне окружённой группировки не садилась. Хотя полёты продолжались: с воздуха сбрасывались грузы – не всегда точно, не всегда в расположение западной группировки, но всё же кое-что доставалось и ефремовцам.

К 10 апреля положение западной группировки стало критическим. Ночью командарм отправил в штаб Западного фронта шифрограмму:

«1. Обстановка сильно ухудшилась: противник усиленно стремится сжать наше кольцо.

2. С 13.00 10.04.1942 г. враг бросил на сжатие кольца танки и пехоту, нацелив их на каждый укрепрайон.

3. 4 танка и более сотни пехоты нами уничтожены.

4. Веду напряжённые бои, будучи прижат противником к реке Угра. На левом фланге 338 сд. 113 сд противник отрезает от реки Угры, она ведёт бой на рубеже Тякино, Неонилово и перелесках юго-западнее Дмитровка. 160 сд ведёт бой на прежних рубежах.

5. Стремлюсь организовать оборону на реке Угра.

6. По Вашей шифротелеграмме будет более правильное решение – собрав все силы, пробиваться через Шпырёво, Жолобово, Королёво.

7. Этим самым и будем помогать 43 и 49 соединиться с нами.

8. К Жабо мы не прорвёмся, так как нас разделяют танки врага с пехотой.

9. Прошу вашего скорейшего утверждения плана, пока противник не разгадал наш замысел».

Через несколько часов пришёл ответ командующего фронтом, очень лаконичный:

«1. Главные силы собрать в районе Красное, Жолобово, Шпырёво.

2. Оборону построить на запад на реке Угра, противника попытаться отбросить на север за реку Угра.

3. Ведите разведку и готовьте удар на соединение с Голубевым и Захаркиным».

Войска начали спешно готовиться к маршу на восток.

Потепление превратило дороги в сплошное месиво, началось таяние снегов. Поскольку зима оказалась на редкость снежной, ожидался небывалый паводок. К моменту выхода 33-я армия в результате атак противника оказалась расчленённой на три части. 11 апреля, когда дивизиям нужно было сосредоточиться в указанных районах, почти все они вели тяжёлые бои в полной изоляции:

– 113-я дралась в районе Дмитровки, Медведева и Морозова. Бойцы дивизии подбили два танка, заставили залечь перед своими позициями немецкую пехоту. 1288-й стрелковый полк сражался во внутреннем окружении;

– 338-я удерживала населённые пункты Коростели, Высокое и Красное, которые находились на восточном берегу Угры. Противник пытался обойти с фланга в районе Дрожжино и Александровка. Во второй половине дня немцы форсировали реку по льду и ворвались в Красное и Коростели;

– 160-я ночью наконец-то смогла вырваться из окружения и выйти в район сосредоточения. Но утром её полки снова вступили в бой на рубеже Жолобово, лес северо-западнее Буслава. Противник, как бульдог, вцепился в жертву и уже не хотел её отпускать…

Задача, по замыслу командарма, стояла следующая: собрать оставшиеся войска в одном районе, нанести удар в направлении выхода и, таким образом, прорвать оборону противника и выйти к своим.

Приказы пишутся на бумаге. Чернилами или карандашом. Последние приказы 33-й армии написаны кровью по снегу. Сплошной кровавый след на несколько километров от Шпырёвского леса до Угры.

Ещё раньше, когда подспудно готовились к прорыву, уже чувствуя, что приказ на выход вот-вот поступит из штаба фронта, командарм старался как можно больше раненых переправить через фронт на самолётах. Запрашивал побольше прислать бортов. И вот накануне выхода из штаба фронта пришла шифровка за подписью начальника тыла Западного фронта полковника В. П. Виноградова, в которой тот просил доложить о положении с ранеными. Их набралось больше двух тысяч. С таким обозом какой прорыв? Лошади истощены до крайности. Дороги проваливаются. В раздражении Ефремов в ответ Виноградову продиктовал следующий текст: «Если Вы не сделали ничего в отношении раненых тогда, когда была полная возможность для этого, то есть всех эвакуировать, теперь же этого сделать невозможно. Вы довели до невозможного состояния – всюду здесь танки врага рыскают и погода плохая». Это была телефонограмма не только начальнику тыла, но и командующему Западным фронтом. Последнюю в этот день шифровку в штаб фронта он отправил через несколько часов:

«1. При создавшейся крайней тяжёлой обстановке ждать больше невозможно.

2. Тяжёлый выход ожидается, крайне тяжёлый выход, но это всё же лучше разгрома. За два с половиной месяца боёв в окружении войска сильно обескровели.

3. Спасение было в пополнении, но его получить оказалось невозможно.

4. Единственный выход, считаю, двигаться навстречу 43 и 49 армиям.

5. Жду вашего скорейшего решения».

В этом последнем донесении он сказал Жукову, своему земляку из Угодского Завода, всё: и о тяжёлом выходе, и о двух с половиной месяцах страданий, и о том, что они в окружении так и не дождались пополнения. До своих по прямой было около 10 километров. Но с обозами раненых это расстояние надо было умножать на три. 11 апреля 1942 года Военный совет Западного фронта подписал директиву № 619.

«1. Ввиду невыполнения 43-й и 49-й армиями поставленных задач по очищению от противника тыловых путей 33-й армии и соединению с группой Ефремова, в связи с отходом 113-й и 338-й сд группы Ефремова из района Тякино, Стуколово, Вяловка на восточный берег р. Угра создаётся угроза изолированного поражения группы Ефремова.

2. В целях недопущения разгрома группы Ефремова – приказываю:

а) командарму 43 т. Голубеву в течение 12 и в ночь на 13.04 выйти главными силами на рубеж Мал. Виселёво, Жары и, закрепившись на этом рубеже, в течение 14.04 захватить Бол. Виселёво, Нов. Михайловка;

б) командарму 49 т. Захаркину в течение 12 и в ночь на 13.04 захватить высоту 180.5, Стенанки и, закрепившись на этом рубеже 14.04, захватить Мосеенки, Дегтянка, Тибейково;

в) командарму 33 т. Ефремову в ночь с 12 на 13.04 скрытно прорваться через завесу противника, нанести удар в направлении Родня, Мал. Бославка, Нов. Михайловка, Мосеенки, где и соединиться с частями 43-й и 49-й армий. В авангард и боковые отряды выделить лучшие части, усилив их артиллерией, орудиями ПТО и сапёрными частями. При встрече с противником в затяжные бои не вступать и немедленно обходить противника по закрытой местности. Движение совершать главным образом ночами. Арьергардными частями при отходе местность приводить в непроезжее состояние, минировать и устраивать завалы. Все дороги и подступы к основному маршруту движения главных сил также минировать, для чего заранее выбросить отборные команды. При отходе местный конский состав, обоз и мужчин от 16 до 55 лет забрать с собой;

г) командующему ВВС т. Худякову – всю авиацию фронта и ближайших армий, кроме группы № 4 Верховного Командования, бросить на обеспечение действий группы Ефремова. В течение 12.04 авиацией бомбить и штурмовать противника в Буслава, Беляево, Щёлоки, Родня, Дорки, Шумихина, Грекова. В ночь на 13.04 нанести удар по Борисенки, Грекова, Шумихина;

д) командующему 43-й армией с наступлением темноты в ночь на 13.04 огнём дальнобойной артиллерии дать отсечный огонь по району Греково, Козлы, Нов. Лука. В течение 13–14.04 дать отсечный огонь по ставке Ефремова.

Командарму 49 в то же время дать отсечный огонь по району Слободка, Якимцево. Днём 13 и 14 вести огонь по тем же районам».

Приказ Жукова требовал от 33-й армии маршем пробиться к Угре. А плацдармы на реке для их приёма должны были тем временем отбить 43-я и 49-я армии. Вот оно, спасение. И 33-я армия верила в это спасение. Потому так яростно и ломилась к Угре. Где, как потом выяснилось, её никто не ждал. Кроме немецких пулемётов.

Жуков в директиве поставил генералам К. Д. Голубеву и И. Г. Захаркину боевую задачу: захватить Мосеенки, Дегтянку, Тибейково, Ново-Михайловку, Большое Виселёво, Жары. Если бы войска 43-й и 49-й армий вышли на этот рубеж, судьба армии и генералов Ефремова и Офросимова была бы иной. Ведь на этот рубеж с западной стороны как раз и вышли основные группы прорывающихся, в том числе и штабная группа. Но ни генерал Голубев, ни генерал Захаркин не выполнили боевой приказ командующего Западным фронтом. Возможно, потому, что приказ был невыполнимым.

Ночью с 11 на 12 апреля в штабе генерала Ефремова собрались командиры дивизий и боевых групп. Была зачитана директива штаба Западного фронта на выход. Командарм выслушал доклады: положение становилось всё хуже, немцы сдавливали кольцо, отдельными группами проникали в расположение частей. Утром 12 апреля в дивизии и на боевые участки ушёл приказ командарма № 027 – на выход:

«…Во исполнение приказа главкома № К/217 для одновременного разгрома противника совместно с 43 и 49 армиями <…> наша группа войск наносит удар в ночь с 12 на 13.04.42. с тыла по врагу общим направлением через Мал. Виселёво, Мосеенки, Стененки на Бол. Устье, Косая Гора, Русиново. <…>

Главный удар через Родня, Шумихина, Нов. Михайловка, Мосеенки. <…>

Действовать методами подвижной обороны – уничтожая наседающего врага, разрушать, минировать пути за собою, устраивать завалы. Противник должен всюду встречать непреодолимые и труднопреодолимые препятствия. <…>

В авангарды и боковые отряды выделить лучшие части, снабдив их артиллерией, орудиями ПТО, миномётами и сапёрными частями.

При встрече с противником в затяжные бои не вступать, а немедленно обходить противника по закрытой местности.

Движение совершать главным образом ночами.

Все дороги к основным маршрутам главных сил также минировать, для чего заранее выбросить отборные команды сапёров. <…>

Дивизиям 338 и 160 иметь сильные авангарды, постоянно действовать в полосе своего наступления усиленной разведкой из лучших отборных сил. Организовать сильные боковые отряды. Дивизиям иметь свои арьергарды на случай просачивания врага в тыл действующих дивизий и для охраны раненых. <…>

Требую от командиров и комиссаров всех степеней – решительных, смелых и дерзких действий.

Тщательно продумать и отработать все вопросы взаимодействия, организовать чёткое управление частями и подразделениями. Каждому командиру до командира дивизии включительно иметь двух заместителей. <…>

Мои заместители: первый – генерал Офросимов, второй – полковник Олихвер».

Оперативная группа и командарм в эти дни находились в селе Шпырёво.

Весь день и всю ночь в штабах уничтожали документы. Приказано было привести в негодное состояние технику и вооружение, которую нельзя было взять с собой. Часть орудий и машин закопали.

С собой решили взять только то, что легко можно было переносить на руках: стрелковое оружие и противотанковые ружья.

Командарма волновали раненые. Начальник отдела укомплектования штаба армии полковник И. Г. Самсонов к вечеру доложил:

– Медсанбаты и раненые готовы к выступлению.

– Уточните, со всеми новоприбывшими сколько у нас раненых? – спросил Ефремов.

– Всего 2193 человека. Медперсонал, врачи, ездовые – 371 человек. Охрана – 93 штыка.

– Сколько подвод?

– 199, товарищ генерал. Семь заводных лошадей.

– Хорошо. Проинструктируйте ездовых, весь персонал и охрану, чтобы в пути следования ни в коем случае не создавали заторы и пробки. Пусть гонят лошадей из последних сил. Раненых нужно вывезти всех до одного человека.

Накануне авиация фронта удачно отбомбила немецкие войска на дорогах и в деревнях, оставленных отходящими дивизиями 33-й армии и тут же занятых противником.

Первые километры колонны 33-й армии преодолели благополучно. Движение происходило двумя параллельными маршрутами.

Основная колонна имела следующее построение: впереди 400 человек авангарда – ударная группа, за ними штабная группа и оперативный отдел, затем главные силы 160-й стрелковой дивизии, следом за ними тылы штаба армии, обоз с ранеными и тылами дивизии. Части 338-й стрелковой дивизии, которые в последних боях понесли самые тяжёлые потери, должны были двигаться параллельным маршрутом. 113-я – в арьергарде.

Начало марша казалось успешным. Прошли несколько километров без единого выстрела. Вышли на большак Беляево – Буслава. Эту дорогу нужно было перейти как можно быстрее, потому что разведка доносила: по ней время от времени курсируют одиночные танки и бронетранспортёры с пехотой.

Головная группа миновала большак. И тут каким-то образом впереди неё оказались части 338-й стрелковой дивизии, которые должны были идти параллельным маршрутом, но отклонились от своего маршрута. Войска смешались. Движение замедлилось. В некоторых местах произошли заторы. Тем временем штабная группа, выйдя из Шпырёвского леса, ступила на открытое пространство. И тут с двух сторон ударили пулемёты. В первые же минуты были убиты десятки бойцов и командиров. Произошло мгновенное замешательство, как бывает в ближнем бою. Живые, видя смерть своих товарищей и муки раненых, которые стонали в кровавом снегу, попятились назад. Видя неладное, командарм тут же подал команду ближайшим офицерам поднимать бойцов и идти на прорыв. И сам, выхватив свой ТТ, стрелял в сторону пулемётов, кричал: «Вперёд! Братцы, вперёд! Тут – пропадём! Спасение – там!» И поднимал залёгших, и вместе с этой хлынувшей через дорогу лавиной вскоре достиг леса. Смяли, уничтожили несколько пулемётных гнёзд. Там пули уже реже ранили бежавших. А дорога позади стонала стоном сотен израненных, искромсанных пулями тел. Вскоре поток иссяк. Немцы создали сплошную стену огня, преодолеть которую было уже невозможно. Мины начали рваться на дороге и в лесу.

Часть сил 160-й стрелковой дивизии, штаб дивизии, её обоз, а также подразделения 338-й стрелковой дивизии остались на западной стороне большака. Командир 160-й стрелковой дивизии полковник Н. Н. Якимов[119]119
  Николай Никитович Якимов (1896–?) – полковник. В 1941–1942 годах командовал 49-й отдельной стрелковой бригадой, с 11 марта по 23 апреля 1942 года – 160-й стрелковой дивизией. Награждён орденом Красного Знамени.


[Закрыть] собрал ударную группу и несколько раз пытался атаковать в том же направлении, в котором вышла группа командарма. Но успеха добиться не удалось. Более того, немцы усилили огонь, и колонне пришлось повернуть назад, в Шпырёвский лес. Обстоятельства усугублялись ещё и тем, что командиры 160-й и 338-й стрелковых дивизий были ранены. Полковник Якимов руководил боем в бинтах, превозмогая боль. Ранен он был в конце марта, рана ещё не зажила. А полковник В. Г. Кучинёв[120]120
  Владимир Георгиевич Кучинёв (1895–1956) – полковник (1939). С 1939 года командовал 785-м стрелковым полком 144-й стрелковой дивизии, с сентября 1941-го по 1944 год – 338-й стрелковой дивизией. Награждён 3 орденами Красного Знамени и орденом Ленина.


[Закрыть] и вовсе находился в обозе раненых и дивизией при выходе фактически не управлял. Вот почему 338-я выходила беспорядочно и во многом нарушила общий порядок выходящих колонн.

В лесу остался и санитарный обоз. И в это время на просеке, по которой проходила дорога, появились танки и начали гусеницами кромсать сани, лошадей, людей. Врачи и санитары стаскивали с саней тяжелораненых, несли их в лес, охрана отстреливалась из винтовок от автоматчиков, которые двигались за танками. Из всего санитарного обоза, в котором вместе с обслуживающим персоналом насчитывалось около трёх тысяч человек, осталось несколько десятков. В основном уцелели те, кого санитары успели затащить в лес.

Прорвавшиеся подразделения из состава 160-й, 338-й стрелковых дивизий и штабной оперативной группы общей численностью около двух тысяч человек продолжали движение направлением на Родню, к Угре, где, как говорилось в директиве Западного фронта, должны были ждать их войска 43-й армии. Вскоре добежали до Шумихинского леса. Тащили раненых. Никого не бросали. Командарм уже видел счастливые улыбки своих солдат. Некоторые из них плакали от радости – вышли! Вышли!

А в Шпырёвском лесу тем временем шёл бой. Немцы обстреливали из орудий и миномётов чащу. Автоматчики прочёсывали перелески и лощины. Добивали раненых. Тут и там возникали схватки с группами бойцов, которые не хотели сдаваться в плен. Пока оставались патроны, те отстреливались, отступая в глубину леса. Ревели испуганные коровы, привязанные верёвками к деревьям. Метались женщины и дети. Вместе со своими мужьями и братьями из деревень уходили семьи партизан и мобилизованных в 33-ю армию. Оставаться им здесь было нельзя. Люди знали, что их не пощадят. И командарм, приказавший вначале взять с собою только мужчин от 16 до 55 лет, видя, что к обозам присоединяются почти целиком некоторые деревни, разрешил вместе с бойцами двигаться и гражданским.

Стоявшая в арьергарде 113-я стрелковая дивизия полковника К. И. Миронова ещё не знала о том, что произошло впереди, на большаке Беляево – Буслава. Полки дивизии упорно держались на рубеже Федотково – Семешково. Эту часть приказа командующего она выполнила до конца. Другую же часть – на выход, выполнить в той мере, как это предполагал приказ № 027, она уже не имела возможности. Хотя списки вышедших из окружения свидетельствуют о том, что именно 113-я стрелковая дивизия выходила более организованными и многочисленными группами.

Шпырёвский лес до сих пор в народе называют Чёрным лесом. Сюда не ходят ни за грибами, ни за ягодами. Страшный лес. В нём кости не только солдат 33-й армии, но и жителей окрестных деревень.

Ликвидацией последних групп ефремовцев в Шпырёвском лесу занимались подразделения полка СС и рота из полка особого назначения «Бранденбург-800».

И тем не менее именно те, кто во время выхода был отрезан и остался в Шпырёвском лесу, впоследствии смогли выйти более многочисленными и организованными группами. Здесь, сосредоточившись, дрался 1136-й стрелковый полк. Дрался уже после смерти своего отважного командира майора Андреева. Рядом с ним держал оборону 1297-й стрелковый полк 113-й стрелковой дивизии старшего лейтенанта Степченко. Комиссаром этого полка был Григорий Фёдорович Мусланов, будущий Герой Советского Союза. Когда в Москве будет открыт мемориал Могила Неизвестного Солдата, именно он, бывший комиссар стрелкового полка 33-й погибшей ефремовской армии, зажжёт вечный огонь, доставленный из Ленинграда с Марсова поля. Дралась группа подполковника Миронова из 113-й стрелковой дивизии. Все они вскоре выйдут из окружения: с большими потерями, но выйдут. А пока лежали в рыхлом весеннем снегу и стреляли из-за сосен, отбиваясь от атак, которые следовали одна за другой. Ночами подмораживало, снег становился льдом, и они, последние участники и действующие лица, герои и жертвы Шпырёвского леса, вмерзали в него своими шинелями, ватниками и телами. Некоторые – навсегда. В Шпырёвском лесу, говорят, до сих пор слышны стоны. Поисковик Александр Краснов, который, по существу, и поднял из забвения в 70-е годы трагедию 33-й армии, месяцами вёл здесь раскопки и исследования. Но никогда не ночевал в этом Чёрном лесу.

Много тайн хранит этот мрачный, непроходимый лес. Много легенд и историй рассказывают о нём в народе, о тех днях, когда здесь немцы истребляли ефремовцев и местных жителей. Одна из тайн Шпырёвского леса – сейфы с документами 33-й армии. Сейфы, в которых лежат многие разгадки и ответы на самые тяжёлые вопросы. В том числе и о том, кто же всё-таки выдал штабную группу.

Одна из историй: утром, после того как танки до ночи давили и утюжили остатки обоза, появились снова немцы, но были они какие-то странные, и вскоре эта странность стала понятна – немцы шли в атаку в стельку пьяными. Какая психика могла выдержать эту резню? Вот и накачали себя алкоголем, когда снова командиры их послали убивать безоружных.

А вот другая история. Из воспоминаний бывшего бойца 1136-го стрелкового полка 338-й стрелковой дивизии Павла Герасимовича Хоняка: «Тогда немцы разорвали нашу колонну, и я остался со своим полком. Двое суток мы пробивались через дорогу в разных местах, и к вечеру немцы окончательно загнали нас на высотку. Нас оставалось человек двадцать пять или тридцать. Мы залегли и отстреливались, ждали, когда стемнеет. Я лежал рядом с командиром нашего полка майором Павлом Андреевым. И вдруг под него упала мина. Его – насмерть. Мы прикрыли его шинелью – последняя дань уважения. Стемнело, и мы начали прорываться с этой высотки, а ночью меня ранило, и я остался один. Лежал под густым ельником до 28 апреля. Две недели сосал конское копыто в Шпырёвском лесу. Были у меня при себе две пачки грузинского чая, накурюсь чаю и сутки сплю. Наконец меня нашли наши ребята, однополчане. Накормили меня льняным семенем, это ль не счастье?» П. Г. Хоняк вскоре попал в плен. Прошёл несколько концлагерей, в том числе и Рославльский, один из самых страшных. В Белоруссии бежал, скрывался на хуторе. «В 44-м году местность ту освободили, меня по ранению на передовую не взяли, направили в военкомат и демобилизовали. Орденов и медалей не имел, как не принимавший участия в войне. Даже не имею истории ранения и считаюсь инвалидом с детства (урождённый урод)». Так и не смог П. Г. Хоняк доказать властям, что он воевал и имеет право на военную пенсию и инвалидность по ранению, а не по врождённому уродству.

А передовой отряд тем временем, преодолев ещё несколько пулемётных заслонов, поддерживаемых артиллерийским и миномётным огнём, в изнеможении остановился на отдых в Шумихинском лесу. Утром, ещё когда изготовились к маршу, на Шпырёвский лес, на расположение полков, на колонны, на санитарный обоз, как снег, упали листовки, в которых немцы писали о том, что судьба армии решена, что командующий бросил их и вылетел самолётом через линию фронта, что для оставшихся благоразумнее будет сложить оружие…

Листовка, видимо, была напечатана раньше. Возможно, она была продуктом работы «боевой группы» некоего Радовского, о котором упоминается в трофейных документах 5-й танковой дивизии вермахта. Именно к «боевой группе Радовского» был прикомандирован накануне этих событий фотограф и фронтовой кинооператор. Очевидно, немцам нужно было запечатлеть для демонстрации в Берлине финал Московской операции русских и результат своих усилий по сдерживанию контрнаступления Красной армии. Итак, отпечатанная заранее листовка оказалась фальшивкой ещё в воздухе. Её отпечатали с расчётом на то, что, как не раз случалось это и на других участках Восточного фронта, командующий и его штаб вылетят из окружения на самолётах в самый последний момент. Генерал Ефремов не вылетел.

Утром 14 апреля после прорыва через дорогу Беляево – Буслава ударная группа 160-й стрелковой дивизии, часть сил 338-й стрелковой дивизии и основная часть штаба армии остановились на отдых в Шумихинском лесу. По разным источникам, здесь их собралось около 2000 человек.

Но до привала в Шумихинском лесу было ещё два боя. Первый произошёл возле Родни. Здесь, на подходе к лесной опушке в километре северо-западнее этой деревушки, колонну встретили несколько пулемётов. Одновременно, в полной темноте, немцы обстреливали колонну из орудий и миномётов. Офицеры 33-й армии тут же создали боевые группы и с ходу бросились на пулемёты. Большинство из них были уничтожены, часть немцев успела уйти в лес. Их не преследовали: надо было уходить – дальше, на Пожошку.

Второй бой произошёл в полукилометре восточнее Пожошки. Здесь немцы отрыли окопы, соорудили доты для пулемётов. Их огонь поддерживали артиллерия и миномёты с закрытых позиций из района Шумихина.

Стало совершенно очевидно следующее: на маршруте, который был определён накануне выхода, их ждут на заранее подготовленных и оборудованных позициях. Ввязываться в затяжной бой означало то, что немцы спустя некоторое время, необходимое им для непродолжительного марша, подведут сюда танки и мотопехоту, окружат группу и уничтожат её. Поэтому командарм принял решение: оставить здесь группу прикрытия, а основной колонне свернуть с лес и двигаться параллельным маршрутом. Здесь были брошены сани. Лошадей выпрягали и дальше вели под уздцы.