Текст книги "Общественная миссия социологии"

6) законодательное регулирование трудовых отношений отсутствует или находится в руках работодателей.

Термин «обнищание» означает, что заработная плата наемного рабочего ниже стоимости средств воспроизводства рабочей силы, включая затраты на образование детей и культурные потребности.

При таких условиях работодатель, независимо от его морального уровня, будет стремиться к повышению прибыли за счет интенсификации труда, что означает относительное понижение заработной платы, или к ее абсолютному снижению за счет налогов, штрафов, даже инфляции и девальвации валюты, когда государство само является работодателем. На замечание, что это очень сильные допущения, что такого нет, а может быть, и не было никогда, приведем слова М. Вебера: «Для того, чтобы понять природу реальных причинных связей, мы конструируем связи нереальные»[249]249
  Вебер М. Избр. произв. С. 483.


[Закрыть].

Характерно, что еще раньше Р. Оуэн в знаменитом «Адресе управляющим мануфактурами» призывал: «Если Вы будете оказывать своим «одушевленным машинам» хотя бы такое внимание, как и «неодушевленным», то сможете извлекать прибыль просто из их удовлетворенности»[250]250
  Оуэн Р. Адрес управляющим мануфактурами // Классическая литература по управлению. М., 1975. С. 23.


[Закрыть]. Но те, к кому обращался Оуэн, объявили его сумасшедшим и еще более ста лет игнорировали проблему. Закон же действовал, принося все более деструктивные последствия. Можно сказать, жизнь заставила отнестись к нему серьезно. Как это происходило в США, в какой борьбе – это описано гораздо тщательнее, чем жизнь президентов. Г. Форд, привлекавшийся в 1910 г. к суду за повышение зарплаты до 150 долл., тем не менее доказывал: «Высокая зарплата, к счастью, помогает уменьшить расходы, так как люди, не имея никаких денежных забот, становятся все исправнее в своей работе»[251]251
  Форд Г. Моя жизнь и мои достижения. Л., 1924. С. 203.


[Закрыть]. (Так что еще надо подумать, чем именно Форд поставил Америку «на колеса» – своими автомобилями или своим правильным пониманием социологических законов.)

Закон обнищания наемных работников не исчез, просто одни страны научились использовать его положительные стороны, элиминируя негативные последствия, другие же – или не знают о нем, или пытаются преодолеть «волевым усилием», подавляя неудовлетворенность рабочих, забастовки, тем самым сооружая непреодолимые препятствия экономическому росту и социальному развитию своих стран.

На этом примере видно, что любой социологический закон является деонтическим: он не «фотография» действительности, а своего рода оценка, насколько действительность отклоняется в ту или иную сторону от того, что должно было бы быть при определенных условиях.

Природа номологического волюнтаризма. С чем же связано столь решительное отрицание некоторыми учеными социологических законов, номологического знания как такового. Не претендуя на полноту анализа этого достаточно сложного феномена, но также вынося за скобки идеологическую мотивацию, столь явно проступающую в большинстве работ периода «холодной войны», обратим внимание на некоторые ошибочные интерпретации категории закона самими сторонниками номологического подхода.

Номологическое знание эвентуально отягощено психологической компонентой волюнтаризма – преувеличением, абсолютизацией открытий, своеобразным научным «мессианизмом». По этой причине в естествознании имели место такие мировоззренческие доктрины, как механицизм, физикализм, ламаркизм, технократизм, сциентизм и др., в обществоведении – социологизм, психологизм, экономический детерминизм. К сожалению, явление волюнтаризма слабо представлено в социологической литературе. К этой теме социологи обращаются в основном при анализе харизматического типа власти, рассматривая ситуацию, когда не только окружающие, но и сам лидер искренне верит в обладание некой сверхъестественной силой, даром предвидения и пр.

Волюнтаризм многолик, его неправильно сводить только к социальным условиям. Скорее всего, он коренится и в психологии. Чаще всего встречается волюнтаризм по невежеству, когда предпринимаются определенные действия, решения не на основе знания, а по смутным впечатлениям, аналогиям, представлениям и т. п. Типичный пример – «кукурузная кампания» Хрущева, в осуществлении которой не учитывались, прежде всего, природно-географические условия страны. Неслучайно этот чисто «маниловский» проект закончился тем, что в 1963 г. пришлось впервые закупать зерно за границей.

Второй вариант волюнтаризма – игнорирование знания, стремление опровергнуть установленные закономерности, доказать или утвердить нечто «новое» вопреки научной логике или опыту. Он существует в самых разных формах: абсолютизма или авторитаризма – в политике, механицизма или редукционизма – в науке, технократических подходов – в социальной жизни и т. д., вплоть до комплекса «идея фикс» в повседневном поведении. Именно такого рода волюнтаризм является доминирующим в лапласовском детерминизме, в поисках «философского камня» или «вечного двигателя» и др.

Третий вариант волюнтаризма, который нас больше всего интересует в данном случае, связан с гипостазированием законов науки, придания им универсального, строго линейного характера. Впервые мистическую процедуру гипостазирования чисел и численных регулярностей осуществили пифагорейцы, наделив их особой сущностью, самостоятельным бытием и, главное, модальностью: «хорошие» и/или «плохие». Эта же линия присутствует и в гегелевском панлогизме – мир логичен, потому что абсолютный дух содержит в себе («знает») его законы. Не избежал гипостазирования и марксизм, более того, придавая общественным законам, с одной стороны, антропоморфный, демиургический характер (законы требуют, творят и т. п.), а с другой – безусловно динамический характер («с железной необходимостью»), Маркс выводил их за пределы логического понимания, на уровень если не религиозной, то метафизической трансцендентальности. В «Капитале» Маркс отмечал, что хотя фигуры капиталиста и земельного собственника он рисует далеко не в розовом свете, однако не считает, что они ответственны за те условия, продуктом которых в социальном смысле остаются[252]252
  См.: Маркс К. Капитал. Т. 1. С. 8.


[Закрыть]. Но в «Манифесте» и ряде революционных прокламаций проводится другая мысль: чтобы ни делали те же капиталисты, какие бы реформы ни проводили, как бы ни меняли условия и оплату труда, избежать социалистической революции им не удастся, ибо капитализм, согласно материалистическому пониманию истории, обречен. Выходит, что люди изучают законы общества не для того, чтобы корректировать свое поведение и деятельность, а лишь для того, чтобы узнать «окончательный диагноз».

Подобная интерпретация, как ни странно, обессмысливает роль науки. Допускаем, что такой прием в XIX в. был оправдан как средство психологического давления на «толстокожих буржуинов» или мобилизации плохо осознающих свои интересы пролетариев, но методологически он неправомерен. Отражением такого рода ошибочных представлений в биологической науке явилась формула Лысенко – «наука – враг случайности»[253]253
  Лысенко Т. Д. Агробиология. М., 1962. С. 579.


[Закрыть], а в обществоведении – вульгарный социологизм, использовавшийся главным образом для индокринации классового подхода, партийности науки, «двух культур» и др. Так возникла антитеза эволюционному развитию общества с постепенным преобразованием, реформированием тех структур и видов деятельности, которые не соответствуют новым требованиям, в форме теории социальной революции. Причем законы социальной революции формулируются в терминах предопределенности, фатализма, исторической необходимости как рока, освобождаясь не только от случайностей, но фактически и от субъективного фактора.

Мы не можем согласиться с теми авторами, которые отрицают законы социальной революции. Они существуют и действуют, но не в динамической, а в той же вероятностной форме, как и закон обнищания. Фактически революция – это всегда плод невежества и цинизма «верхов», самоуверенно полагающихся на силу и манипулятивные средства, т. е. волюнтаристски игнорирующих общественную закономерность. Классическую формулу о «беременности» революцией можно приложить к любой стране, в том смысле, что везде есть противоречия и проблемы, которые при определенных условиях могут привести к революционной ситуации[254]254
  «Закон революции Платона гласит: революция не будет успешной, если правящий класс не ослаблен внутренними разногласиями или поражением в войне» (см.: Платон. Государство; VIII).


[Закрыть]. Но эти условия создаются или корректируются людьми, в этом и состоит суть утверждения, что социологические законы – это законы деятельности людей. Нет сомнения, что правящий класс России мог «отменить» Октябрьскую революцию, для этого достаточно было последовательно и настойчиво осуществлять столыпинские реформы. Однако то, что Столыпин был убит агентом охранки, говорит о стремлении этого класса сохранить свое положение, ничего не меняя. Научно обоснованная деятельность тем и отличается от волюнтаристской, что не пытается отменять или игнорировать законы, а стремится учесть их возможные последствия при принятии решений, планов и т. д.

Некорректная интерпретация социологических законов проявляется также в форме предетерминизма. И. Кант, анализируя условия свободы выбора, выделял детерминизм как «положение об определении произвола внутренними достаточными основаниями»[255]255
  Кант И. Соч.: В 6 т. Т. 4, ч. 2. С. 54.


[Закрыть] и «предетерминизм, согласно которому произвольные поступки как события имеют свои определяющие основания в предшествующее время, которое вместе с тем, что в нем содержится, уже не в нашей власти»[256]256
  Там же.


[Закрыть]. Детерминизм не препятствует свободе выбора, «которая подвергается опасности только при предетерминизме, согласно которому определяющие основания поступка находятся в прошлом времени, стало быть, так, что теперь поступок уже не в моей власти, а в руках природы и неодолимо меня определяет»[257]257
  Там же.


[Закрыть].

Характерно также у Вебера различение терминов «предетерминизм» и «предестинационизм»: первый ведет к фатализму, второй – к методической регламентации жизни. Вебер приводит тезис, якобы сформулированный Августином Блаженным: «Если ты не предопределен к спасению, сделай так, чтобы ты стал предопределен к нему»[258]258
  Вебер М. Избр. произв. С. 223.


[Закрыть]. В протестантизме предопределение понимается в предестинационном смысле, благодаря этому оно и стало идейным центром образа жизни, важным стимулом деловой активности.

Возможность предетерминистского уклона содержится в известной формуле Маркса о том, что «люди вступают в объективные, от их воли не зависящие отношения»[259]259
  Маркс К. К критике политической экономии. М., 1953. С. 7.


[Закрыть]. Однако объективным является только сам факт «вступления», ибо люди (имеется в виду новое поколение) избежать его не могут. Но то, какими будут эти отношения, в решающей степени определяется субъективным фактором, включающим («синтезирующим») компетентность управленцев и энергетику масс. Современные исследования в области социальной синергетики показывают, что проблема исторической необходимости не сводится к дилемме: волюнтаризм или фатализм. «Вопреки ожиданию синергетическая теория отбора показывает, что существует третий ответ, исключающий эту дилемму»[260]260
  Бранский В. П. Теоретические основания социальной синергетики // Обществ. науки и современность. 2000. № 4. С. 121.


[Закрыть]. Ввиду социальных бифуркаций однозначное предсказание будущего невозможно. Однако правомерен и допустим вероятностный прогноз в форме обоснованных сценариев развития и вероятности их осуществления при определенных условиях. При этом «существует возможность превратить прогноз в предсказание и подтвердить это предсказание, говоря физическим языком, экспериментально. Для этого надо так повлиять на соотношение сил борющихся идеалов и на принцип их борьбы, чтобы сложилось соотношение сил и был принят принцип взаимодействия, которые бы обеспечили выбор желательной исследователю (точнее, социальному субъекту. – С. Ш.) бифуркационной структуры (предпочтительного для него сценария развития). Если теория и практика совпадут, то можно будет сказать, что предсказание подтвердилось»[261]261
  Там же. С. 122.


[Закрыть]. Этот момент не учел К. Поппер в своей критике «нищеты историцизма».

Сформулируем некоторые выводы, полученные в результате проведенного исследования.

1. Проблема законов стала камнем преткновения на пути развития социального познания в целом и теоретической социологии в частности. Она до предела обострила метавопросы, связанные со смыслом и назначением социологической науки, ее институционализации и др., тем самым превратившись в основание разделения стилей мышления.

2. Критика «номологического подхода» на всех рассмотренных нами исторических этапах направляется не против ошибочных интерпретаций категории «закона», а на его ниспровержение, полное исключение из социального познания. Однако с самого начала (у Риккерта) произошла подмена тезиса: на место адекватных терминов номологического знания поставлены некоторые упрощенные схемы, собранные с неточных формулировок, иногда вырванные не только из литературного, но и из исторического контекста. Так появились следующие высказывания, приписываемые сторонникам номологического знания: «предсказание есть пророчество», «необходимость – это рок», «детерминизм есть предопределение», «законы общества тождественны законам природы». Подобная подмена привела к тому, что критика «нищеты историцизма» превратилась в отрицание культурной традиции в гуманитаристике, борьбе против «социологических законов», в отказ от предсказательной и прикладной функций социологии и др.

3. Вместе с тем нельзя не видеть, что сами сторонники номологического подхода допускали некорректные интерпретации категории закона. К такого рода некорректностям можно отнести представления о том, что законы общества – это простая аппроксимация законов физики, механики, биологии к социальной реальности (натурализм). Ошибочными следует признать и имевшие место толкования законов в духе «номологического волюнтаризма» – гипостазирование, антропоморфизм, предетерминистский уклон, фатализм и т. д. Вообще нерасчлененность понятий, отнесение к законам тенденций, регулярностей, законосообразностей часто давало повод усомниться в методологической стройности номологического знания.

4. Однако одно дело устранять подобные неточности, преувеличения, другое – отрицать саму возможность существования социологических законов и основанных на них прогнозов и предсказаний. Важно учитывать, что социологические законы – это только форма знания, не больше, но и не меньше этого. Как и любое знание, они ничего не «творят», никак не «действуют» (знание таблицы умножения не само перемножает цифры), но способны существенно повышать праксиологическую вооруженность, квалификацию субъекта социального действия. Номологическое знание ограничивает свободу выбора, если иметь в виду метод проб и ошибок, но расширяет свободу «для», т. е. возможность конструктивной деятельности.

5. Как подтверждает социальная синергетика, социологические законы, влияя на идеалы и механизмы их осуществления, способствуют правильному выбору из многих альтернатив, а значит, и предсказанию будущего.

6. Социологический оптимизм покоится на знании. Однако фактуальное знание чаще всего способно лишь «рождать скорбь» (Екклезиаст), ибо человек чувствует свое бессилие перед громадой фактов – разрозненных, текущих, противоречивых сведений. К счастью, как в повседневной, так и в общественной жизни есть определенная повторяемость (устойчивость, инвариантность) структур и форм деятельности, которая и отражается социологической наукой в номологических терминах – от простых регулярностей (сцепление фактов) до строго логических закономерностей. Познавая их, субъект проникает в смысловую составляющую социального пространства, обретая возможность выбора в соответствии со своими интересами и ожиданиями. Так формируется концепция деятельного оптимизма.

Формула социального оптимизма – «заставить будущее свершиться» означает: а) то будущее, которое теоретически возможно (предсказуемо); б) теми способами, которые доступны праксеологически и оправданы нравственно.

2.5. Консенсус: образ устойчивого социума и метод его конструирования

Как известно, О. Конт был первым, кто обычному житейскому термину «консенсус» (лат. consensum – cоглашаться, согласовываться) придал категориальный статус и сделал его центральным понятием своей социологии. Консенсус, по Конту, – это механизм поддержания целостности любых организмов, в том числе и общества как социального организма, путем передачи энергетических, информационных и других импульсов от одной части к другим и координации их усилий, соучастия в обеспечении сохранности и развития целого. Таков объективный смысл данной категории. Субъективный смысл консенсуса возникает на рефлексивном уровне как понимание необходимости и готовности к поиску согласия преодоления конфронтации, конфликтности в малой группе, трудовом коллективе, обществе в целом.

Такое согласие, если оно есть, проявляется феноменологически в следующих формах: толерантность – терпимость к иным взглядам, верованиям, традициям, вкусам, обычаям и т. д.;

лояльность – соблюдение общих правил и норм совместной деятельности, стремление не вредить, не ухудшать положение других ради собственной выгоды;

солидарность – доверие, эмпатия, поддержка, взаимовыручка; гармония – полная согласованность взаимных ожиданий (двух индивидов, личности и коллектива, личности и социального института, общества в целом) на основе принципа дополнительности, единства ценностей и экспрессивных символов.

Нетрудно заметить, что все эти идеи Конта через некоторое время подтолкнули научные разработки в области теории систем, текстологии, социальной синергетики и др., и со временем ассимилированы ими. Возможно поэтому объективный смысл понятия «консенсус» к настоящему времени потерян, точнее, заменен другими терминами (например, «гомеостазис», «синергетический эффект» и др.). Что касается субъективного консенсуса, то его значение все еще недооценивается. Позитивизм относит его к метафизике по причинам затрудненности операционализации и измерения, скажем, той же гармонии; некоторые психологи усматривают в этом проявления конформизма, группового давления и т. д. Известный немецкий социолог К. Оффе в интервью В. Л. Иноземцеву отметил: «В качестве примера консенсуса можно привести положение из Целей тысячелетия ООН (так назывался один из фундаментальных документов ООН. – С. Ш.), согласно которому каждая развитая страна должна выделять 0,7 процента своего ВВП на нужды развития Третьего мира. Это некое общечеловеческое единение, распространяющееся по миру. У нас нет однозначного понимания, на чем основано это чувство долга, но оно существует»[262]262
  См.: Свободная мысль // 2009. № 4. С. 11.


[Закрыть]. Автор подчеркивает, что консенсус – это не закон, и в данном случае он выполняется не всеми, активнее других в этот процесс включились скандинавские страны, хотя у них нет колониального прошлого или использования труда африканских рабов, т. е. чувства вины перед третьим миром. Действительно, международное сообщество демонстрирует эффективное сотрудничество по отдельным вопросам: помощь при землетрясениях и других природных катаклизмах, борьба с терроризмом и др. Вместе с тем по таким жизненно важным проблемам, как экологическая безопасность, устойчивость климата, преодоление финансово-экономического кризиса, разоружение, договориться не удается. Здесь, как и на локальных уровнях в регионах, достижение консенсуса часто тормозится подозрением в ущемлении интересов, низким уровнем доверия, неоднозначностью или непрописанностью процедур согласования. Думается, что затронутые в статье методологические аспекты в основном сохраняют свою актуальность и в настоящее время.

Сегодня, когда делегации властей и оппозиционных партий Беларуси при поддержке Консультативно-наблюдательной группы ОБСЕ приступили к поиску путей преодоления разногласий, вновь актуализируется популярный в конце 1980-х годов тезис о консенсусе. Тогда, к сожалению, согласия найти не удалось. Этому помешало не только различие интересов, но и недостаточно четкие представления об эвристических возможностях самого понятия «консенсус». Так, на первый в Советском Союзе референдум (1991 г.) был вынесен вопрос об «обновленном Союзе», реальный смысл которого был далеко не ясен населению. А ведь методически правильным мог быть только вопрос с естественными альтернативами: унитарное государство, федерация и конфедерация. В октябре 1990 г. Институт социологии НАН Беларуси провел опрос населения республики. Вопрос формулировался так: «За какое будущее Союза ССР Вы выступаете?» Ответы распределились следующим образом: 15,1 % – за сохранение существующего государства без изменений, т. е. как единого; 36,9 % – за реальную федерацию союзных республик; 48 % – за конфедерацию на основе нового договора[263]263
  См.: Человек и рынок. Минск, 1991. С. 173.


[Закрыть]. Варианты 2 и 3 могли бы осуществляться постепенно и последовательно, что на то время устроило бы всех (ведь конфедерация была самой дерзкой мечтой).

Но история не знает сослагательного наклонения, она может дать лишь опыт. В настоящее время, характеризуя состояние массового сознания, по данным социологических исследований, можно констатировать ряд существенных моментов. Во-первых, население активно поддерживает идею общественного согласия. Мониторинг общественного мнения показывает, что начиная с 1992 г. эта идея наряду с укреплением общественного порядка, обузданием инфляции называется в числе приоритетных. На первый взгляд может показаться парадоксом то, что идейные противники (например, сторонники КПБ и БНФ) по данному вопросу едины: более 70 % в каждой из этих групп высказываются за поиск согласия ради успешного решения социально-экономических проблем. Думается, что такая позиция объясняется прежде всего исторически приобретенным иммунитетом ко всякого рода «революционализму», любому насилию в борьбе за власть, а также народным здравым смыслом, который учит, что «худой мир лучше доброй ссоры».

Во-вторых, на вопрос «Как Вы оцениваете сам факт наличия оппозиции в нашем обществе?» около 60 % опрошенных (цифра колеблется в зависимости от времени опроса и категории респондентов) отвечает положительно. Многие считают полезным перенять опыт России по отношению к оппозиции. С этими фактами массового сознания современного белорусского общества нельзя не считаться.

В-третьих, на первых встречах делегаций, как сообщается в прессе, обсуждался только один вопрос – о допуске оппозиции к электронным СМИ. Видимо, было бы более рационально сформулировать все альтернативы и оценивать их на основе метода преференции (предпочтений).

С научной социологической точки зрения консенсус является центральной категорией социального взаимодействия. По определению М. Вебера, «социальным действием следует называть такое, которое по своему смыслу, подразумеваемому действующим лицом (или действующими лицами), отнесено к поведению других и этим ориентировано в своем протекании»[264]264
  Вебер М. Избр. произв. С. 13.


[Закрыть]. Следовательно, социальным называется действие, которое ориентировано на другого. Вместе с тем для каждого из двух субъектов, вступающих во взаимодействие, их партнер является «Другим». Поэтому взаимодействие есть непрерывный процесс согласования ожиданий. Но ожидание не есть некая необоснованная и неоправданная претензия (хотя в жизни бывает и такое, почему и разрушаются семьи, коллективы, партии и т. д.)[265]265
  См.: Человек и рынок. С. 173.


[Закрыть], а предполагаемая реакция партнера в ответ на собственные действия. Иначе говоря, индивид полагает, что если он совершает определенное действие, то вправе ждать соответствующего ответа от своего партнера по взаимодействию. «Социальное взаимодействие, – по словам французского социолога Ж. Падьоло, – это гармонизация субъективных определений и коллективных элементов (норм, ролей и т. п.). Стратегические способности субъектов проявляются в зонах неопределенности, там где «Я» и «Другой» не уверены, что могут предвидеть все разнообразие возможных или вероятных состояний деятелей или объектов системы действия»[266]266
  См.: Падьоло Ж. Социальный порядок: принципы социологического анализа // Современная западная социология: классические традиции и поиски новой парадигмы. М., 1990. С. 98.


[Закрыть]. Социальное взаимодействие, согласуя взаимные ожидания, уменьшает неопределенность и генерирует стабильность конкретной социальной системы. Отсюда понятна особая (субстанциальная) роль консенсуса в создании и поддержании социального порядка в жизнеобеспечении любой социальной системы – от семьи до общества в целом.

В социологической науке существует несколько типологий видов консенсусов. Так, Ж. Падьоло выделяет четыре типа: а) монолитный консенсус; б) плюралистическое неведение; в) раздор; г) ложный консенсус. С точки зрения статистики примерами данных типов можно назвать монолитный консенсус – итоги голосования, когда за одного из кандидатов подано подавляющее число голосов; плюралистическое неведение – распределение голосов при альтернативных выборах, близкое к статистически нормальному (например, все пять кандидатов получают по 20 % голосов); раздор – каждый из двух вариантов (или кандидатов) получает по 50 % голосов; ложный консенсус – когда предпочтение одного из вариантов (кандидатов) не добровольное и свободное, а под влиянием внешних факторов.

Подлинный консенсус – это прежде всего стремление к согласованию позиций и действий, что в психологическом отношении означает понимание, способность стать на место «Другого» и готовность пойти на уступки. Общественный консенсус может возникать спонтанно, что обычно бывает в двух типичных случаях:

а) когда проблема не носит принципиального характера, т. е. людям все равно, в силу чего и возникает ложный консенсус; б) в чрезвычайных ситуациях, угрожающих существованию социума. Примером последнего варианта может служить единодушное осуждение фактов терроризма на территории России. Типичной формой консенсуса является организованный консенсус, т. е. сознательно и целенаправленно создающийся теми субъектами, которые видят в нем великий смысл.

Социология (как бы ее ни определяли) является наукой о жизни – стойкости социальных систем разного уровня, и ее методы направлены на повышение стабильности, укрепление социального порядка, консолидацию общества.

Альтернативные вопросы в социологии. Альтернативные (многовариантные) вопросы являются важной и практически неизбежной составляющей социологического инструментария. Их необходимость можно объяснить, во-первых, многозначностью и своеобразным сочетанием индивидуальных диспозиций – мотивов, установок, ожиданий и др. Так, реальные побуждения человека практически никогда не сводятся к одному единственному мотиву, а представляют их сложное и подвижное сочетание с наличием центральных и периферийных мотивов, которые могут меняться под воздействием обстоятельств. Для того чтобы зафиксировать мотивационную сферу в ее коллективной представленности, социолог формулирует вопрос: «Что побуждает Вас участвовать в таких-то мероприятиях или заниматься тем или иным видом деятельности?» (с формулировкой многих вариантов ответов). Во-вторых, любое социальное явление многозначно по составу факторов, условий, причин, тенденций и т. п. Поскольку требуется сравнительная оценка этих причин, факторов, условий, то возникает дилемма: либо ставить закрытый вопрос, либо предложить варианты ответов, которые предварительно определились экспертным путем. Чаще всего используется второй вариант.

Таким образом, альтернативные вопросы в социологическом исследовании оправданы и целесообразны. Однако при их обработке и интерпретации возникают определенные трудности, на что обращают внимание специалисты[267]267
  См.: Моин В. Б. Альтернативная интерпретация данных: атрибутивный подход // Социол. исслед. 1990. № 1; Бутенко И. А. Равноценны ли альтернативы? // Там же. 1989. № 3.


[Закрыть].

Чтобы снизить разброс ответов, социологи пытаются облегчить респондентам выбор ограничением числа вариантов («Просим отметить не более трех вариантов» и др.). В математико-статистическом смысле каждая альтернатива – это самостоятельный вопрос: подсчитывается общее число положительных ответов, их процентное отношение к общему числу опрошенных и другие характеристики. Даже если респондент отмечает 3 из 10 вариантов, они интерпретируются как равнозначные, т. е. каждая альтернатива оценивается по схеме «за» или «против». При этом нарушается естественная логика индивидуального выбора и теряется часть информации.

При работе с альтернативными вопросами преимущественным является метод проставления преференций (предпочтений). Поскольку этот метод применяется в одном из типов голосования, рассмотрим вначале, как используются в этом случае преференции.

Особенности консенсуального голосования. Процедура голосования известна с древних времен. Основатель афинской демократии Солон придал голосованию легитимный характер, предусмотрев в своих законах равное право голоса для всех граждан, выборность должностных лиц, прямое участие населения в государственных делах. Древняя Греция не знала идеи представительства, поэтому «гражданин мог действительно пользоваться своими правами, оказывать влияние на управление и политику государства, только являясь лично во время обсуждения общественных дел и выбора сановников и лично подавая свой голос»[268]268
  Грант А. Д. Греция в век Перикла. М., 1905. С. 4.


[Закрыть].

Постепенно выяснилось, что голосование далеко не безукоризненный метод. Само по себе оно не исключает вероятности ошибочных решений из-за соблазна большинства на какие-то обещания, игнорирования мнения меньшинства, манипулирования голосами и др. Однако такие преимущества голосования, как личная причастность граждан к общественным делам, стимулирование активности людей, преодоление отчуждения от власти, воспитание ответственности и патриотизма, нельзя восполнить никакими методами. Поэтому демократические общества, понимая и достоинства, и недостатки голосования, постоянно ищут пути его усовершенствования. В настоящее время известны три вида голосования: традиционное – по принципу дихотомии («за – против»), рейтинговое и консенсуальное.

Наиболее распространено традиционное голосование. Для принятия решения обычно требуется механическое большинство – 50 % плюс 1 голос. В ряде случаев вводится требование 2/3 голосов. Подсчет голосов ведется как от числа присутствующих, так и от списочного состава участников голосования. Во втором случае неявка на голосование (какими бы причинами она не вызывалась) фактически означает голос против. Но главное, что снижает эффективность такого голосования, – это подчинение меньшинства большинству. После принятия решений интересы меньшинства для органов управления перестают существовать, хотя в жизни они не могут исчезнуть, что существенно тормозит реализацию намеченного.

Рейтинговое голосование применяется для определения индекса популярности политических лидеров и партий, выбора приоритетных направлений развития и др. Этот вид голосования не имеет позиций «за» и «против», их заменяет свободный выбор кандидатов или вариантов решений. Подсчет осуществляется простым суммированием голосов и определением удельного веса в процентах от общего числа голосующих. Отсутствие выбора в одном или части бюллетеней на общие результаты не влияет, т. е. не является голосом против.

Консенсуальное голосование – сравнительно новый метод. Впервые оно стало осуществляться в Организации Объединенных Наций. Причем самая строгая форма консенсуса – правило единогласия. Она предусмотрена Уставом ООН при решении важных вопросов в Совете Безопасности.