Текст книги "Одна-одинешенька"

Глава 11
В поисках прислуги

Нет ничего удивительного в том, что Шарлотта не имела никакого представления о практической стороне жизни. Ее мать, женщина крайне беспечная и не любившая заниматься хозяйством, не только ни к чему не приучала дочь, но даже запрещала ей появляться в кухне. Шарлотте никогда не приходилось ничего покупать, и она совсем не знала, что сколько сто́ит. Несмотря на природную сметливость и здравый смысл, различные мелочи зачастую ставили девушку в тупик. Так, например, она даже предположить не могла, где и как искать прислугу. Но тут Шарлотту выручила привратница, посоветовав ей обратиться в контору для найма прислуги.

– В конторе вы найдете всяких! – сказала ей привратница.

Под словом «всяких» она разумела прислуг всякого рода, то есть и дешевых, и дорогих, и нянек, и кухарок и так далее… Но на самом деле оказалось, что там действительно были «всякие», только в другом смысле, а именно всякий сброд.

Чтобы не откладывать своего намерения в долгий ящик, Шарлотта отправилась в контору в тот же день. Не без трепета переступила молодая девушка порог этого учреждения, скорее походившего на какой-нибудь департамент. За столом с важным видом восседала солидная дама в очках и так усердно что-то писала, не поднимая головы, что Шарлотта даже не решалась заявить о себе. Но надменная особа все же удостоила ее своим благосклонным вниманием.

– Что вам угодно, мадемуазель? – снисходительно спросила она молодую девушку с высоты своего величия.

– Мне нужна прислуга, – ответила Шарлотта.

И правда – для чего же иначе могла она прийти сюда, как не за прислугой?

– Сколько господ? – последовал лаконичный вопрос.

– Двое: я и мой брат, – ответила Шарлотта.

Дама неторопливо поднялась со своего места и, приотворив немного дверь в соседнюю комнату, крикнула:

– Софья Панье, подойдите сюда!

Со стороны это выглядело так, будто хозяйка заранее знала, кто должен поступить в услужение к этой молодой девушке в трауре. Шарлотта хотела было пояснить, что ей нужна простая деревенская девушка без претензий. Но важная дама так погрузилась в свои бумаги, что не обращала на посетительницу никакого внимания, а Шарлотта побоялась ее беспокоить.

Но вот в комнату вошла сама Софья Панье, высокая, краснощекая, здоровенная женщина, которая смело и решительно приблизилась к Шарлотте и, прежде чем та успела открыть рот, развязно спросила:

– Вам, мадемуазель, нужна женщина, которая могла бы выполнять функции одной прислуги?

Шарлотта утвердительно кивнула головой.

– До сих пор я жила в кухарках, – продолжала Софья Панье почти таким же снисходительным тоном, как и хозяйка конторы, – но, к сожалению, я не могу долго стоять у плиты, так как у меня случаются головные боли. Поэтому я могу работать только в качестве одной прислуги.

Но едва Шарлотта раскрыла рот, чтобы заявить, что ей нужна прислуга попроще, как Софья Панье перебила ее:

– Вы, мадемуазель, живете, разумеется, в Париже? Я могу жить только в Париже, в провинции же…

И женщина сделала такую пренебрежительную гримасу, которая красноречивее слов показывала, какого она мнения о жизни в провинции. Узнав, что Шарлотта действительно живет в Париже, «бывшая кухарка» сочла возможным продолжать дальнейшие расспросы:

– А кто же у вас, мадемуазель, чистит серебро? Или это тоже входит в обязанности прислуги?

При этих словах Шарлотта чуть не расхохоталась, вспомнив о своих нескольких, да к тому же не серебряных, ложках. Но признаться в этом она не решилась и, чтобы не уронить свое достоинство, серьезно ответила:

– Да… только у нас мало серебра, так что чистка не будет отнимать у вас много времени.

– Да это все равно, много или мало – тут вопрос в принципе! – с достоинством возразила прислуга. – Дело в том, что, где бы я ни жила, нигде не чистила серебра, но для вас, мадемуазель, могу сделать исключение – вы мне так понравились!.. Само собой разумеется, у вас прислуга ходит на рынок? Я, конечно, не думаю, чтобы мне решились предложить такое место, где хозяева сами покупают провизию! – прибавила Софья Панье, презрительно улыбаясь.

– Да, конечно, вы сами будете ходить на рынок! – поспешила успокоить ее Шарлотта, которой от этого развязного тона делалось все более и более неловко.

Софья Панье одобрительно кивнула головой.

– А как относительно лета, мадемуазель: вы, наверное, не очень долго остаетесь на даче?

Тут прислуга окинула Шарлотту таким пронизывающим, испытующим взглядом, каким смотрит экзаменатор на своего ученика, взглядом, который как бы говорит: «Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать, – от этого ответа зависит все!»

– Да… нет, мы совсем не ездим на дачу… Впрочем, может быть, и поедем, но, во всяком случае, ненадолго, – окончательно смутилась Шарлотта.

– Ах, ненадолго!.. Ну, что ж, это прекрасно! – снисходительно сказала прислуга. – Разумеется, за дровами и углем не надо самой ходить вниз – их приносят наверх?

– Да мы живем на первом этаже, – сказала Шарлотта.

– Вы живете на первом этаже, мадемуазель? – с удивлением воскликнула Софья Панье. – Да ведь на первом этаже всегда сыро и вообще некомфортно жить!.. Ну, да, впрочем, с этим еще можно смириться!.. Стирать белье и мыть пол мне, конечно, не придется!.. Со двора же вы меня будете отпускать каждое воскресенье после двенадцати часов и два раза в месяц по вечерам – это уж так везде принято! Ну, теперь я, кажется, обо всем спросила!

И Софья Панье стала припоминать, не забыла ли она еще чего-нибудь.

– Ах, да! – воскликнула она вдруг. – У вас, конечно, нет ни собак, ни кошек, ни птиц, ни детей?

– Нет, у нас есть дети, даже целых трое! – поспешно сказала Шарлотта, начиная понемногу приходить в себя.

На лице прислуги появилось выражение крайнего недовольства и досады. Почему же ее не предупредили об этом раньше? Надо заранее предупреждать обо всем человека – это, кажется, так нетрудно сделать! Раз есть дети, это совершенно меняет дело. Шарлотта уж было обрадовалась этому неожиданному препятствию и хотела сказать, что в таком случае прислуга ей не подходит, но Софья Панье опередила ее:

– Ну, что ж – это не может служить для меня препятствием! Нынче нам, прислугам, так трудно приходится! Но только в таком случае вам придется и жалованья положить мне побольше: я рассчитывала получить сорок пять франков в месяц, но теперь меньше чем за пятьдесят пять не пойду.

– Пятьдесят пять франков в месяц? – с ужасом воскликнула Шарлотта. – Нет, я не могу платить столько!

– Вы шутите, мадемуазель? Да кто же пойдет дешевле пятидесяти пяти франков, когда у вас трое детей? Подумайте-ка хорошенько! – с достоинством возразила прислуга.

– Я не только пятидесяти пяти, но даже сорока франков дать не в состоянии, – решительно заявила молодая девушка. – Мне нужна простая прислуга… какая-нибудь деревенская женщина, так франков за двадцать пять в месяц… не больше…

Бедная Шарлотта! Каким презрительным взглядом окинула ее Софья Панье и как саркастически улыбнулась она при этом!

– Почему же вы не сказали мне этого сразу? – грубо заметила она. – Я бы тогда не стала тратить времени понапрасну! Пока я тут разговариваю с вами, я, может быть, упустила настоящее место… Честь имею кланяться!

И прислуга, отвесив Шарлотте глубокий поклон, с важным видом прошла мимо хозяйки конторы, просматривавшей в это время свои толстые книги с записями.

– Ну, что ж, Софья Панье, вы не договорились с этой мадемуазель? – спросила она.

– Конечно, нет, только время потеряла! – ответила прислуга с чувством оскорбленного достоинства. – Этой мадемуазель нужна простая прислуга… Так франков за двадцать пять. Поэтому, вы понимаете…

И, не окончив фразы, Софья Панье стала потихоньку смеяться, а ей, словно эхо, начали вторить другие служанки, сидевшие в соседней комнате, откуда вскоре раздался уже громкий хохот. Бедная Шарлотта совсем потеряла голову. Конечно, будь она посмелее и поопытнее, то не растерялась бы, но ведь ей было всего двадцать лет и до сих пор никогда не приходилось нанимать прислугу.

Так прошло полчаса, затем еще столько же. Важная особа тем временем, не обращая на посетительницу никакого внимания, то подписывала какие-то засаленные бумаги, то рылась в своей книге, наводя справки, то громко отдавала различные приказания и, поминутно соскакивая со своего места, открывала дверь в соседнюю комнату и выкрикивала разные имена. А через приотворенную дверь были видны женщины: старые и молодые, просто одетые и одетые с претензиями – в модных платьях и шляпках. Действительно, прислуги в конторе было много, что и говорить!

Наконец Шарлотте наскучило ждать. Она встала и направилась к выходу. Содержательница конторы заметила это.

– Вы уходите, мадемуазель? – обратилась она к просительнице.

– Да я, право, и так очень долго ждала… – робко заметила Шарлотта.

– Ах, Боже мой, мадемуазель! Вы думаете, так легко найти то, что вам нужно?! Кроме того, у меня есть дела поважнее, – возразила содержательница конторы.

Очевидно, потому, что молодая девушка не могла платить прислуге пятидесяти пяти франков, эта дама считала ее дело совсем не важным.

– Присядьте, пожалуйста, мадемуазель!.. Дело в том, что сегодня найти скромную деревенскую девушку, которая ничего не умеет делать и довольствовалась бы маленьким жалованьем, почти невозможно. Но, кажется, у меня такая найдется.

И с этими словами хозяйка конторы торжественно отворила дверь в соседнюю комнату и крикнула:

– Анжель Клери, пожалуйте-ка сюда!

Глава 12
Анжель Клери

Ну, слава Богу! У этой деревенской девушки совсем не было того дерзкого величавого вида, от которого могла бы прийти в смущение неопытная хозяйка. Шарлотта хотела иметь простую молоденькую девушку без претензий – и вот перед ней стояла именно такая.

Ростом она была немногим выше Виолетты, да, вероятно, ненамного и старше ее. Добродушное лицо девочки с пухлыми, красными, словно яблоки, щеками, вздернутым носом и веселой улыбкой, открывающей два ряда прекрасных белых зубов, невольно располагало к себе. Волосы ее были гладко причесаны и на макушке собраны в большой пучок, к которому был пришпилен белый чепчик.

Увидев эту девочку, Шарлотта вздохнула с облегчением: эта уж наверняка не будет предъявлять больших требований и не запросит пятидесяти пяти франков в месяц! И, собравшись с духом, Шарлотта приступила к допросу. Теперь роли переменились: расспрашивала не прислуга хозяйку, а хозяйка – прислугу.

– Вы, вероятно, только недавно приехали в Париж?.. А где вы жили раньше?

– Где? Да дома! – Анжель Клери громко засмеялась. – А откуда вы родом? – продолжала Шарлотта.

– Ах, Боже мой, да я из Аниша – это в Северном департаменте! – пояснила Анжель, по-видимому очень удивленная вопросом нанимательницы.

– Что же вы делали там, у себя дома?

– Подавала вино! – ответила девочка.

– Как так – подавала вино? Кому же? – удивилась Шарлотта.

– Да всем, кто спрашивал! Ведь мой отец держит кабачок возле самой железнодорожной станции… Ну, а с тех пор как напротив открылся другой, с бильярдом, дела у нас пошли плохо. Все парни идут туда, чтобы поиграть на бильярде, а у нас – ни души! Тогда отец и решил отправить меня в Париж. «Там, матушка, прислуги получают хорошее жалованье, – сказал отец. – Вот ты и будешь высылать нам денег каждый месяц. На эти деньги мы купим бильярд. А как только к нам опять будет ходить много народу, так ты и вернешься. Не волнуйся, тебе ведь недолго придется пожить там! Посмотришь, по крайней мере, Париж, увидишь Эйфелеву башню!..»

Перспектива обучать эту девочку работе по дому, зная наперед, что она накопит денег и уедет домой, вовсе не прельщала Шарлотту. Но она поспешила утешить себя мыслью, что, может быть, эта симпатичная девочка так привяжется к ним, что, собрав нужную сумму, сама потом не захочет их покинуть. Кроме того, зачем загадывать так далеко вперед и беспокоиться о будущем – мало ли что за это время может случиться?

– Умеете ли вы хоть немножко готовить? – продолжала расспрашивать Шарлотта.

– Готовить? – с удивлением переспросила Анжель. – А что готовить-то?

– Готовить кушанья к обеду, к завтраку, – пояснила Шарлотта. – Разве вы дома никогда не стряпали?

– Да у нас ничего и не стряпают: утром пьют только черный кофе, в полдень – кофе с молоком, потом опять черный кофе и, наконец, на ужин – тоже кофе с молоком!

– Неужели у вас, кроме кофе, ничего больше и не едят? – удивилась Шарлотта.

– Ну, нет, по большим праздникам у нас бывает мясо! – с гордостью ответила Анжель. – Кроме того, в праздники мать жарит яичницу с салом и запекает зайца. Она говорит, что эти кушанья в Париже едят только самые важные господа.

Услышав это, Шарлотта не могла удержаться от смеха.

– Ну вот что, моя милая: если вы хотите научиться готовить и будете стараться, то я помогу вам! – сказала молодая девушка таким решительным и уверенным тоном, точно настоящая хозяйка, которой не впервые приходится обучать прислугу кулинарному искусству.

Бедная Шарлотта! Ведь она сама не имела ни малейшего представления о кулинарных премудростях! Но она рассчитывала, что при большом желании с помощью поваренной книги ей удастся скоро постичь это искусство настолько, чтобы преподавать его другим. Молодая девушка вообще никогда не останавливалась ни перед какими препятствиями.

– Да, я очень хочу научиться! – чистосердечно заявила Анжель.

– В таком случае приходите ко мне завтра! Что же касается жалованья… – тут Шарлотта запнулась и покраснела, но, оправившись немного, продолжила: – Я вам дам для начала двадцать пять франков, а потом, когда вы немножко подучитесь готовить, немного прибавлю.

Слава Богу, девочке, по-видимому, это не показалось мало, потому что на ее лице по-прежнему играла добродушная улыбка. Шарлотта вздохнула с облегчением, у нее точно камень свалился с души!

– Так я напишу вам свой адрес? – спросила она, поднявшись со стула.

– Хорошо, хорошо! Благодарю вас, мадемуазель! – воскликнула Анжель Клери. – До свидания, до завтра!

* * *

И действительно, она пришла на другой день утром. В руках у девочки был большой холщовый зонтик от дождя и маленький узелок. Две рубашки и пара сапог, завернутых в ситцевый клетчатый платок, составляли все ее имущество.

Однако вскоре Шарлотта увидела, что обучать прислугу не так легко и просто, как она себе представляла. Научить деревенскую девочку правильно обращаться со щеткой и застилать кровати было почти так же трудно, как учить воспитанниц миссис Ватсон играть на фортепьяно. И на самом деле выходило, что не Анжель была прислугой Шарлотты, а наоборот. Прежде всего каждое утро нужно было будить ее, что было нелегко, так как Анжель спала как убитая.

– Как приятно утром поспать! – говорила девочка. – Дома меня мама рано будила: как начнет, бывало, толкать меня своими деревянными башмаками в бок – живо вскочишь!

И вот теперь, вырвавшись из-под опеки родителей, Анжель Клери считала, что вправе делать то, что ей дома запрещалось. Такая наивность обескураживала Шарлотту, и у нее не хватало даже духу сердиться на девочку. Делать Анжель ничего не умела. Об уборке комнат, например, она не имела ни малейшего представления. Полы она мела крайне осторожно, едва-едва прикасаясь к ним щеткой, и если ей все-таки удавалось захватить сор, то она старательно сметала его в кучку где-нибудь в углу в коридоре и крайне удивлялась, когда Шарлотта, заметив это, приказывала ей выкинуть сор в помойное ведро.

– Да ведь он никому не мешает – я его смела в сторону, так и пусть лежит себе! Зачем же его выбрасывать? – удивлялась Анжель.

В особенности глупым казалось ей при уборке комнат отодвигать мебель, чтобы потом тотчас же снова поставить ее на то же самое место. Не проще ли было совсем ее не трогать?!

Но одно дело пришлось девочке по вкусу: это трясти за окном ковры и чистить их. За это дело она всегда принималась с особенным удовольствием, так как оно давало ей возможность стоять у окна и смотреть во двор. При этом она, как в деревне, вступала в разговор с прохожими, делилась с ними своими впечатлениями, обменивалась замечаниями о погоде или расспрашивала, кто куда идет и зачем. Чаще всего ей приходилось беседовать с почтальонами и с булочниками. Так что скоро она в точности знала, кто в их околотке ест больше всего хлеба, кто какие любит булки и так далее. Дело дошло до того, что у их окон, находившихся, как мы уже говорили, на первом этаже, ежедневно стала собираться целая толпа.

В конце концов Шарлотте пришлось вмешаться и запретить Анжель вести всякие разговоры с кем бы то ни было.

Сервировка стола доставляла девочке особые трудности. Она не понимала, к чему ставить столько тарелок, класть ложки, ножи и вилки да еще, кроме того, половник и большой нож! Весь этот этикет, по ее мнению, очевидно, выдумали только для того, чтобы ставить в затруднительное положение бедных деревенских людей. Стаканы Анжель всегда приносила не иначе, как запустив в каждый из них по пальцу; очевидно, она привыкла так делать у себя в кабачке. И Шарлотте не удалось научить ее подавать стаканы иначе.

Но познания Анжель в кулинарном искусстве превзошли все ожидания. Когда Шарлотта однажды спросила служанку, умеет ли она жарить цыплят, полагая, что это кушанье уж наверняка готовили в деревне к празднику, девочка расхохоталась.

– Да какая же мудрость – изжарить цыпленка! – с удивлением воскликнула она. – Зарезал его, ощипал да и жарь!

– Как? Так прямо, не почистив? – спросила Шарлотта.

– А как же его чистить-то? Зачем? – удивилась Анжель.

Видя, что девочка совершенно ничего не понимает, молодая хозяйка отказалась от мысли приготовить цыплят и велела пожарить яичницу.

– Это-то вы уж, конечно, сумеете сделать без моей помощи! – прибавила Шарлотта.

– Еще бы не суметь приготовить яичницы! – воскликнула Анжель, по обыкновению покатываясь со смеху.

И вот, когда все уже сидели за столом, Анжель торжественно внесла яичницу. Но, Боже, что это такое? Бедная девочка просто разбила яйца и вылила их на холодную сковороду, так и оставив сырыми.

– Что вы сделали? – воскликнула Шарлотта.

– Как что? Ведь вы же мне велели приготовить яичницу, – вот я и приготовила! – в свою очередь удивилась Анжель.

– Так ведь это просто сырые яйца!

– Да коли вы сказали приготовить из них яичницу, так зачем же их варить? – возразила Анжель, искренне не понимая, чем недовольна хозяйка.

Глава 13
Дальнейшие подвиги Анжель Клери

После нескольких подобных комических происшествий Шарлотта убедилась, что ее прислуга действительно ничего не смыслит в кулинарном искусстве, и поэтому решила готовить сама, а Анжель поручить смотреть за детьми и чинить белье. Но скоро пришлось отказаться и от этой мысли.

Белье Анжель чинила так, что Шарлотте вечером приходилось распарывать все, что сделала девочка за день, и штопать самой. Белье Анжель зашивала толстыми черными вощеными нитками, которыми пришивались пуговицы к башмакам. Вместо того чтобы штопать чулки и носки, девочка просто зашивала дыру через край, вследствие чего они делались такими узкими, что не лезли на ногу. Кроме того, она ломала несметное количество иголок, поминутно теряла нитки и наперсток и так неосторожно, но храбро управлялась с ножницами, что надо было каждую минуту опасаться, как бы она не выколола глаза детям. Белые нитки и вообще все белое, что хоть минуту побывало у нее в руках, тотчас же становилось серым. Нет, очевидно, и к шитью у Анжель тоже не было никаких способностей.

Оставалось только поручить ей присматривать за детьми. Но и эту обязанность девочка исполняла так же своеобразно, как и все остальное. Так, играя с детьми в прятки или в пятнашки, Анжель роняла и опрокидывала все, что попадалось ей на пути. К вечеру комнаты принимали такой вид, точно по ним пронесся ураган. «Волк! Волк!» – во все горло кричала, бывало, Анжель, гоняясь за маленьким Фреди между поваленными стульями. Судя по тому шуму, топоту и беготне, которые поднимали дети вместе с нянькой, можно было подумать, что по квартире носится целый эскадрон солдат. Розе и Виолетте это чрезвычайно нравилось, и они от души веселились. Но на болезненного мальчика шум и возня действовали очень скверно, и после буйных игр с нянькой малыш делался крайне нервным, плакал и плохо спал по ночам, часто просыпаясь от страшных снов.

В довершение ко всему Анжель была крайне неряшлива и неаккуратна. Платье у нее было вечно повернуто на сторону, на лифе всегда не хватало пуговиц, которые она обычно заменяла булавками, а то и шпильками; на ногах у нее вместо башмаков всегда красовались старые, рваные, стоптанные туфли. Что же касается передника, то Анжель так небрежно завязывала его, что он поминутно развязывался, и она даже несколько передников потеряла таким образом на улице.

Кроме того, девочка не имела обыкновения убирать свои вещи, а разбрасывала их, нисколько не стесняясь, где попало. Молодой хозяйке так и не удалось отучить ее обращаться ко всем на «ты». Не удалось ей также отучить девочку от других дурных привычек, а именно: сморкаться в передник, причесываться где попало и использовать хозяйскую гребенку.

– Ах ты Господи! – возражала обычно на последнее Анжель. – Да если у меня нет своей? В конторе я всегда у кого-нибудь брала гребенку.

С большим трудом удалось отучить ее усаживаться в гостиной рядом с хозяевами и вмешиваться в их разговор. Словом, нельзя себе представить, до какой степени эта деревенская девочка не умела держать себя и как трудно было отучить ее от дурных привычек!

Гаспар иногда принимал посетителей. Это были по большей части маменьки его учеников, приходившие заплатить за уроки или справиться об успехах своих сыновей. Открыв дверь, Анжель в таких случаях оставляла незнакомую посетительницу на лестнице и кричала на всю квартиру:

– Там какая-то женщина спрашивает Гаспара!

Некоторые дамы снисходительно улыбались, других же такое обращение прислуги крайне шокировало. Шарлотта много раз объясняла девочке, что надо пригласить посетительницу в переднюю, а затем самой пойти в комнаты и тихо доложить хозяину, что его спрашивает какая-то дама. Каким-то чудом Анжель усвоила, наконец, эту науку. И вот однажды, когда Гаспар принимал одну даму, пришедшую с двумя сыновьями первый раз, чтобы пригласить молодого человека давать им уроки, девочка вошла в кабинет и, явно гордясь своими познаниями, торжественно доложила хозяину:

– Пришел мальчик из лавки!

И вслед за тем через комнату, где сидел Гаспар со своими посетителями, действительно проследовал мальчик, неся на голове большую корзину с провизией. Будущие ученики Гаспара так и прыснули со смеху. Сам же учитель, вместо того чтобы тоже последовать их примеру и обратить это в шутку, будучи человеком крайне самолюбивым и застенчивым, от стыда и досады готов был просто провалиться сквозь землю. Свое негодование и злость он, конечно, потом выместил на Шарлотте.

– Ну, возможно ли при таких условиях заниматься уроками?! – с негодованием воскликнул он. – Могу ли я принимать посторонних людей в таком помещении, как у нас, и в особенности имея подобную прислугу?! А лучше уж совсем отказаться от уроков!

Зная характер брата и его болезненное самолюбие, Шарлотта была уверена, что он и вправду способен исполнить свое обещание, и потому решила отказать прислуге, тем более что наконец убедилась: перевоспитать Анжель просто невозможно. Таким образом, это само по себе незначительное происшествие оказалось каплей, переполнившей чашу терпения. Но насколько трудно нанять прислугу, настолько же для неопытного, деликатного человека трудно и отказать ей. Шарлотта даже не представляла себе, сколько она переживет волнений, сколько проведет бессонных ночей, прежде чем решится сказать девочке, чтобы та подыскивала себе другое место. Она до того волновалась, что уже хотела было прибегнуть к помощи Гаспара, но потом решила, что не стоит беспокоить брата по таким пустякам. К тому же он наверняка отказался бы исполнить ее просьбу.

К счастью, одно обстоятельство помогло молодой хозяйке исполнить свое намерение.

Однажды утром, войдя в кухню, Шарлотта увидела следующую сцену: Анжель, нечесаная, неумытая, в юбке, надетой задом наперед, и в переднике, съехавшем на сторону, металась по кухне, точно белка в клетке, опрокидывая посуду и хватая то одну кастрюлю, то другую, между тем как под плитой ярко горела целая куча дров. Оказывается, ей надо было всего-навсего вскипятить немного молока!

Тут Шарлотта собралась с духом и объявила Анжель, что не намерена более держать ее. Та сначала не хотела даже этому верить, совершенно не понимая, из-за чего же собственно ей отказывают. Когда же Шарлотта подтвердила свое решение, девочка залилась слезами:

– Господи, что же скажут теперь отец с матерью? Ну, отец-то еще ничего – я его не боюсь, но мать спуску не даст: исколотит до синяков!..

Скоро, впрочем, Анжель перестала плакать и успокоилась.

– Экое важное дело, что мать поколотит! Побьет да и перестанет!.. А я все-таки рада уехать отсюда! Больше не пойду никуда, буду себе жить дома… Скучно у вас, в Париже! А в деревню я теперь попаду как раз к большому празднику. Вот у нас веселье-то будет!

Шарлотта сама проводила девочку на вокзал. После покупки билета у Анжель осталось всего два франка семьдесят пять сантимов[6]6
  Санти́м – разменная денежная единица.


[Закрыть]. Этого было, конечно, далеко не достаточно для покупки бильярда, который должен был улучшить материальное положение семьи. Но девочка должна была быть довольна и этой суммой. Если бы Шарлотта высчитала с нее за всю разбитую посуду, то у последней не только не осталось бы ни гроша, но еще пришлось бы месяца три прослужить даром.