Текст книги "Одна-одинешенька"

Глава 16
Визит жены нотариуса

Шарлотта вела очень замкнутый образ жизни: у нее совсем не было знакомых. Как бы она была рада познакомиться с близкими по духу людьми! В двадцать лет, когда человек бывает так впечатлителен и имеет большую потребность в разговоре по душам, одиночество особенно тяжело. А Шарлотте, жившей среди постоянных забот, не с кем было даже поделиться своими мыслями и чувствами!

Единственный человек, с которым она могла бы поговорить, был Гаспар. Он много мог бы рассказать ей и о своих занятиях, и об учениках, и о тех людях, с которыми ему приходилось встречаться. Но брат не имел привычки делиться с сестрой своими впечатлениями и никогда не рассказывал ей о том, что видел. На вопросы же, с которыми сестра, бывало, часто обращалась к нему, он отвечал всегда одно и то же:

– Да ничего особенного не случилось!

– Я тебя совсем не об этом спрашиваю, – возражала ему на это Шарлотта, – я и не жду чего-то особенного!

И в самом деле, невыразимая прелесть близости людей и заключается именно в том, что они могут обмениваться своими мыслями, все рассказывать друг другу и посвящать один другого в свои планы. Но из-за тяжелого и скрытного характера брата Шарлотта была обречена на полнейшее одиночество.

У Гаспара не было друзей. Его разочарованность и мрачный, угрюмый вид могли нравиться разве только крайне поверхностным людям, у которых более работает воображение, чем рассудок. Человеку с таким характером очень трудно сойтись с кем-нибудь и приобрести друзей. Дружба основана на взаимном обмене мыслями и чувствами. А какая же может быть дружба с человеком, который, пользуясь доверием других, сам не платит им тем же?

У Шарлотты друзей тоже не было, хотя совершенно по другой причине. Во-первых, потому, что она, не имея никаких занятий вне дома, ни с кем не виделась и не имела возможности ни с кем познакомиться. А во-вторых, потому, что знакомства между женщинами завязываются вообще труднее, чем между мужчинами, и требуют большей осмотрительности. Итак, молодая девушка нигде не бывала и у себя никого не принимала.

Можно себе представить поэтому ее удивление, когда однажды поденщица доложила ей, что пришла какая-то дама, которая, узнав, что молодого хозяина нет дома, желает видеть барышню. Будучи более ловкой и смышленой, чем незабвенная Анжель Клери, поденщица догадалась проводить нежданную посетительницу в гостиную, которая служила одновременно и кабинетом Гаспара.

Стол, полдюжины соломенных стульев, этажерка, одно мягкое кресло, купленное по случаю в магазине подержанных вещей, пианино, взятое напрокат, чтобы обучать музыке Розу и Виолетту, полки для книг и, наконец, самая простая медная лампа, место которой было бы скорее на кухне, составляли всю меблировку этой комнаты. Но зато все это было расставлено с таким вкусом, всюду был такой порядок, такая чистота, которым позавидовала бы любая хозяйка. Кроме того, на окнах было много цветов, а на стенах красовалось несколько искусно сделанных букетов из сухих трав и листьев, что придавало комнате очень уютный вид. Словом, во всем сказывалась заботливая рука женщины.

Посетительница была не кто иная, как жена уже известного нам нотариуса, месье Тупе, пришедшая к Гаспару, чтобы заплатить ему за уроки. Когда Шарлотта вошла в комнату, эта дама, подняв голову кверху, внимательнейшим образом рассматривала в лорнет висячую лампу, в которой, казалось бы, не было ничего необычного.

– Уж извините меня, мадемуазель, – обратилась мадам Тупе к Шарлотте, – что я у вас так все разглядываю – никак не могу налюбоваться на кабинет вашего брата! Какой у него порядок! Как все оригинально и со вкусом! Во всем сказывается его глубокий ум… Да, ваш брат исключительный молодой человек, богато одаренная натура!..

Произнеся эти слова, женщина закатила глаза кверху и снова уставилась на потолок; очевидно, одного воспоминания о Гаспаре было достаточно, чтобы привести ее в восторг.

Жена нотариуса была крупная, полная, здоровая женщина с румянцем во всю щеку. Но, несмотря на свою довольно грубую внешность, это была в высшей степени сентиментальная, мечтательная дама, вечно парившая в облаках. Никто бы, конечно, не подумал, глядя на нее, что она сама себя называла «неземным созданием». Напротив, ее муж, милейший и добрейший человек, отличался практичностью и ровным, спокойным характером, трезво смотрел на жизнь и всегда был в отличном расположении духа. Но эти качества она как раз и не ценила в нем. Так, хорошее расположение духа скрывало, по ее мнению, обыкновенную прозаическую натуру. Начитавшись романов и обладая сильно развитым воображением, мадам Тупе склонна была видеть нечто таинственное там, где его не было, замечала какое-то тайное горе у людей, у которых в действительности все было хорошо, и, наоборот, совершенно не замечала настоящего горя и истинной нужды. К Гаспару, как мы уже говорили выше, она питала большую слабость: красивый молодой человек со своими черными глазами и грустным, задумчивым видом, всегда молчаливый и сосредоточенный, казался ей настоящим героем романа. Словом, эта дама не отличалась большим умом.

Насмотревшись в достаточной мере на лампу, жена нотариуса спустилась наконец с небес на землю и заговорила о цели своего визита:

– Я принесла гонорар вашему брату. Мы должны ему за три месяца, считая по сто двадцать франков в месяц. Сколько это составит? Кажется, триста шестьдесят франков, не правда ли? Не удивляйтесь, пожалуйста, что я у вас это спрашиваю: дело в том, что я очень плохо считаю!

Шарлотта поспешила успокоить посетительницу: она сосчитала правильно, три месяца по сто двадцать франков в месяц составляют действительно триста шестьдесят франков. Узнав, что она сосчитала верно, жена нотариуса вздохнула с облегчением, будто у нее гора свалилась с плеч.

– Очень, очень вам благодарна! – воскликнула мадам Тупе. – Я, видите ли, совсем не умею обращаться с деньгами, и, кроме того, у меня совершенно нет памяти на числа! Если бы не муж, то, право, не знаю, что бы со мной и было!

Сначала можно было подумать, что она этими словами хотела похвалить месье Тупе, но, судя по тому пренебрежительному тону, каким она произнесла слово «муж», было видно, что она не особенно высокого мнения о своем супруге. А между тем только благодаря его практичности жена и могла вести исключительно праздный образ жизни, совершенно ничего не делая и вечно витая в облаках.

– Какая вы, право, счастливая, – продолжала между тем восторженная посетительница, – и как я вам завидую, что вы постоянно находитесь в обществе такого необыкновенного человека, как ваш брат! Поэт в душе, он не интересуется прозой жизни: он так далек от мелких житейских забот простых смертных!.. Не правда ли, я верно понимаю вашего брата?

Слушая, как жена нотариуса восхищалась Гаспаром, Шарлотта, конечно, не противоречила ей. Напротив, молодая девушка очень хотела бы, чтобы та как можно больше расхваливала его таким же образом своим знакомым, так как это, наверное, дало бы возможность молодому человеку приобрести несколько лишних уроков. Что же касается до того, что ее брат «не интересуется прозой жизни», то это было вполне справедливо, по крайней мере, в том отношении, что он совершенно не замечал, что у детей прохудились башмаки и надо купить новые, а также совсем не думал о том, что нужно платить мяснику и булочнику.

– Какое у вашего брата интересное, грустное лицо! – продолжала между тем жена нотариуса. – Наверное, жестокая судьба не пощадила его нежного, чувствительного сердца! Вашему брату, очевидно, пришлось испытать в жизни много горя!

Последнюю фразу она произнесла таким уверенным тоном, точно не допускала даже и мысли, чтобы могло быть иначе. Шарлотта ответила, что брату действительно пришлось испытать много горя: он рано лишился отца и в скором времени должен был расстаться и с матерью. При этих словах жена нотариуса снисходительно улыбнулась.

«Какая ограниченная девушка! – подумала про себя мадам Тупе. – Она воображает, что смерть отца и разлука с матерью могут до такой степени подействовать на этого необыкновенного молодого человека и наложить такой грустный отпечаток на его черты!»

Этой даме непременно требовалось что-нибудь более необыкновенное и романтическое!

– Ну, я уверена, что у него, кроме этого, было еще какое-нибудь сердечное горе! – таинственно возразила она. – Такие необыкновенные натуры, как ваш брат, по большей части остаются непонятыми… Кто знает, может быть, вы чем-нибудь – о, конечно, не нарочно! – обидели его?.. С такими исключительными натурами надо быть очень осторожным, они требуют особенного к себе внимания! Но, к сожалению, я по собственному опыту знаю, что их вовсе не окружают такими заботами, каких эти люди заслуживают…

Жена нотариуса глубоко вздохнула и снова мечтательно закатила глаза.

– Вы, может быть, находите, что я вмешиваюсь не в свое дело? – продолжала она. – Извините меня, пожалуйста!.. Но вы, право, представляете такой контраст с вашим братом: вы кажетесь такой веселой, беззаботной! Вы, должно быть, никогда не падаете духом и склонны видеть в жизни одно хорошее. Как я вам завидую!..

Действительно, Шарлотте в этом отношении можно было позавидовать, и жена нотариуса с Гаспаром хорошо бы сделали, если бы взяли с нее пример!

– Знаете, какое вы произвели на меня впечатление в первый раз, когда я вас увидела? – продолжала мадам Тупе. – Извините, что я говорю с вами так откровенно. Но, знаете, у меня что на уме, то и на языке, – я совершенно не умею скрывать своих чувств!

Нет, Шарлотта, конечно, не догадывалась о том, какое она произвела впечатление на мадам Тупе! Но зато молодая девушка знала, по крайней мере, что эту даму не только не надо было занимать разговором, но не нужно было даже трудиться отвечать ей: задавая вопросы, она сама на них и отвечала.

– Нет, вы ни за что не угадаете – лучше и не пытайтесь! – воскликнула словоохотливая дама, хотя Шарлотта вовсе даже и не пыталась угадать. – Ну, я, так и быть, скажу вам! Я подумала: какая красивая молодая девушка, но, должно быть, в полном смысле слова «кисейная барышня»! Как ей, вероятно, будет скучно в обществе этого серьезного молодого человека!.. Но, скажите, милочка, – вы не обиделись на меня?..

Шарлотта не только не обиделась, она еле сдерживала себя, чтобы не рассмеяться. И, будь у жены нотариуса хоть немножко наблюдательности, она, конечно, заметила бы это.

– Пожалуйста, прошу вас, смотрите на меня как на свою старшую сестру! – снисходительным тоном продолжала между тем мадам Тупе. – Я буду так счастлива быть вам хоть в чем-нибудь полезной, помочь вам своими советами… Почему вы, например, не стараетесь, душечка моя, хоть немного расширить свой умственный кругозор? Как вы ни привлекательны, все же вашему брату, должно быть, скучно с вами: тяжело ведь не иметь возможности ни с кем перекинуться словом!.. Кстати, любите ли вы читать и вообще читаете ли когда-нибудь?

Получив утвердительный ответ, жена нотариуса одобрительно кивнула головой.

– Ну, вот и прекрасно! – воскликнула она. – Если вы любите чтение, то можно рассчитывать, что оно принесет вам пользу. Я уже предлагала вашему брату разные книги: русских, шведских писателей. Если хотите, я и вам тоже могу прислать что-нибудь, но, конечно, не такого серьезного содержания: для начала надо что-нибудь полегче… Какую-нибудь популярную книжку…

Несомненно, если Шарлотта была похожа на кисейную барышню, то жена нотариуса была просто дурой!

– Слышали вы что-нибудь о Толстом?

Но едва Шарлотта раскрыла рот, чтобы ответить, как мадам Тупе, по своему обыкновению не дождавшись ответа, уже продолжала:

– Толстой – это, видите ли, известный русский писатель. Нам, французам, эту фамилию с непривычки трудно произнести…

Бедная Шарлотта делала невероятные усилия, чтобы не рассмеяться, она боялась раскрыть рот и потому только утвердительно кивнула головой. К счастью, в эту минуту жена нотариуса случайно взглянула на часы, стоявшие на письменном столе, и, внезапно прервав свой разговор о литературе, с ужасом воскликнула:

– Боже мой! Уже четыре часа! Вашего брата все нет, а мне нужно еще поспеть на лекцию «О родстве душ»… Как я, однако, у вас засиделась!.. Ну, до свидания! Я когда-нибудь еще загляну к вам, и тогда мы возобновим этот разговор…

Уже в передней, отворяя дверь на лестницу, жена нотариуса обернулась к Шарлотте и, немного жеманясь, спросила ее:

– А что, ваш брат говорил вам что-нибудь про меня? – Да, Гаспар часто рассказывал мне о вас! – ответила Шарлотта.

Она действительно не лгала, а только благоразумно умолчала о том, что именно говорил ей брат. Гаспар же называл эту даму не иначе, как «старой занудой». Какая неблагодарность!..

Когда дверь за мадам Тупе закрылась, Шарлотта хотела спрятать деньги, которые та принесла за уроки. Эти деньги были теперь как нельзя кстати, потому что лавочники, у которых молодая девушка брала продукты в долг, уже давно требовали уплаты за отпущенную провизию.

Но где только Шарлотта не искала: и на столе, и на полу, и в книгах – денег нигде не было! Тут только девушка вспомнила, что видела, как мадам Тупе, открыв свою сумочку, вынула оттуда запечатанный конверт и, разговаривая, все время вертела его в руках, а затем снова машинально положила его обратно в сумку и, следовательно, унесла деньги домой. Теперь оставалось только ждать ее вторичного визита!

В конце концов, результатом посещения проницательной мадам Тупе было то, что в этот день Шарлотта заработала на два франка меньше. Да, жена нотариуса не ошибалась: сестра Гаспара действительно была самой обыкновенной, заурядной женщиной, погруженной в житейские проблемы, – словом, совершенно не подходящей компанией для «героя романа»!

Глава 17
Мучения Шарлотты

Зима прошла для Шарлотты почти незаметно. Переписка, несмотря на то, что отнимала у молодой девушки очень много времени, давала ей крайне ничтожный заработок. На первом плане стоял, как всегда, денежный вопрос. Заработок Гаспара был нестабильным: уроков у него было то больше, то меньше. И достаточно было их прекращения всего на одну неделю, чтобы в финансах Шарлотты образовалась брешь – приходилось рассчитывать каждый грош, каждый кусочек хлеба, каждое полено дров. Досаднее же всего было то, что это как правило случалось во время праздников, когда многие родители давали своим чадам возможность отдохнуть от занятий, и потому Гаспару приходилось получать гонорар не за целый месяц, а значительно меньший.

Шарлотта строго следила за тем, чтобы дети соблюдали режим дня и вели правильный, здоровый образ жизни. У нее заранее было распределено, в какой час дня что делать и чем заниматься. Только для самой грубой работы она брала поденщицу, остальное же делала сама: готовила еду, шила и чинила белье, убирала комнаты и занималась с детьми. Только благодаря своей живой, деятельной натуре и той методичности и аккуратности, с какими она принималась за любое дело, молодая хозяйка и могла справиться со всеми заботами и трудностями.

Но, в то время как Шарлотта занималась физическим трудом, голова ее тоже работала. Так, убирая комнаты, заправляя постели или готовя обед, девушка все думала о своей детской книжке, и постепенно в ее голове сложился сюжет рассказа. Накрывая на стол или пришивая пуговицы к детским башмакам, она размышляла о том, как бы поинтереснее развить этот сюжет, как разбить рассказ на главы, и так далее. Иногда, когда она подметала пол или вытирала пыль, ей вдруг приходила в голову какая-нибудь новая мысль. Таким образом, за день у Шарлотты набиралось столько материала, что, когда вечером, покончив со всеми делами и уложив детей спать, она принималась за свой рассказ, то ей думать почти уже не приходилось, оставалось только писать – и она действительно писала, не отрывая перо от бумаги.

Воспитание и образование детей, присмотр за ними, забота об их будущем – все это очень беспокоило Шарлотту. Так что она не имела возможности отдыхать не только от физических трудов, но также и от умственных.

Правда, Роза и Виолетта теперь ходили в школу при одном монастыре и находились там с девяти до одиннадцати часов утра и затем с двух до четырех часов дня. Учили их сестры-монахини и обращались с ними так хорошо, что лучшего и желать было нечего. Но все-таки Шарлотте с девочками было немало хлопот. Относясь крайне добросовестно к принятым на себя обязанностям, она помогала детям готовить уроки, каждый день проверяла их знания, учила девочек музыке и, что, пожалуй, было всего труднее, приучала их к порядку и дисциплине. Ранее предоставленные самим себе, как настоящие дикарки, девочки никак не могли привыкнуть к новому распорядку дня.

С Виолеттой, активной, словоохотливой, очень умненькой и откровенной девочкой, справляться было еще легко. И если бы не ее вспыльчивый характер и чрезмерная шаловливость, то с ней отлично можно было бы ладить. Но зато Роза зачастую приводила Шарлотту в отчаяние. Лживая, своенравная и непослушная, она просто выводила старшую сестру из себя неожиданными выходками, капризами, невероятной бестолковостью и нежеланием заниматься. В довершение ко всему бедная девочка была крайне неспособной и в умственном отношении очень отсталой для своих лет. Убеждения на нее не действовали; наказания же и выговоры практически не достигали цели, так как девочка очень скоро забывала, за что ее бранили и наказывали. Она едва умела читать; что же касается письма, то у нее вместо букв выходили какие-то ужасные каракули. И Шарлотта с ужасом думала, что будет с сестрой, когда та вырастет, если девушки, гораздо более способные и умные, чем Роза, и то не могут найти себе заработка.

Да, будущее не казалось безоблачным!.. Только маленький Фреди несколько скрашивал полную забот и лишений жизнь старшей сестры. Ласковый, послушный ребенок был красив собой и грациозен. «Даже слишком красив для мальчика», – как говорили, бывало, при виде его кумушки-соседки. К несчастью, он был крайне болезненным и такой слабеньким, что, пройдя немного по улице, быстро уставал. Из-за плохого здоровья мальчик часто капризничал и ни на минуту не хотел расставаться со старшей сестрой.

Но больше всего Шарлотту приводили в отчаяние озлобленность и отсутствие энергии у старшего брата. С самого раннего детства девушке пришлось перенести много горя и испытаний. Но, несмотря на это, она не только не озлобилась, но, напротив, была готова помочь всем и каждому, никогда не унывала и – что всего удивительнее – всегда была в хорошем настроении. Без всякой посторонней поддержки и помощи, только благодаря своей несокрушимой энергии Шарлотте удалось достичь многого. Одного только она не могла достичь, а именно – оказывать влияние на Гаспара. И это очень беспокоило ее.

В самом деле, влиять на Гаспара было очень трудно. Будучи крайне непредприимчивым и неэнергичным, он в то же время не допускал и мысли, чтобы кто-нибудь мог направлять и руководить им, а в особенности сестра. Жить с ним было крайне тяжело, так как он был очень обидчив. Шарлотте приходилось действовать очень осторожно и взвешивать в разговоре с Гаспаром каждое слово, потому что даже простая шутка или улыбка уже обижали его. Сознавая, что страдает от отсутствия мужества и энергии, молодой человек, вместо того чтобы бороться с этим недостатком, старался, напротив, найти для него какое-нибудь оправдание и постоянно с упрямством повторял:

– Что же мне делать, если я ни на что не гожусь, если я такой неудачник!

– Да кто же тебе сказал, что ты ни на что не годишься? – возражала обычно сестра.

– Хоть ты мне этого и не говоришь, но, я знаю, сама думаешь именно так! – настаивал Гаспар.

Что могла Шарлотта возразить на это? Она видела, что брату просто хотелось чем-нибудь оправдать свою лень и отсутствие энергии.

Экзамены Гаспара, к которым он готовился без всякой последовательности и так неохотно и бессистемно, чрезвычайно беспокоили Шарлотту. Даже ночью, когда все спали, она продолжала думать о брате и зачастую, сама того не замечая, говорила вслух:

– Боже мой, мне кажется, что у него не хватит смелости пойти на экзамен!

Ей казалось, что, если бы Гаспар только захотел, он бы выдержал испытание. У него и вправду не было особенных способностей к математике, но все-таки при старании и усидчивости он мог бы одолеть эту премудрость.

Между тем время экзаменов приближалось. Шарлотта уже считала дни. Когда же она заговаривала о них с братом, он или брал шляпу и уходил из дому, или отмалчивался. Но, несмотря на это, сестра настойчиво убеждала его заниматься и попытать счастья. При этом она с трудом сдерживала слезы, чтобы ненароком не рассердить его. Когда дело шло о благе детей, Шарлотта готова была идти на все. Но на ее убеждения не терять ни одной минуты, так как экзамены уже почти на носу, Гаспар только пожимал плечами и, опустив глаза, упрямо повторял:

– К чему? Занимайся, не занимайся – все равно я знаю, что провалюсь. Да и в самом деле, может ли быть иначе, когда у меня есть другие дела?

– Господи, я прекрасно понимаю, что ты находишься в гораздо худших условиях, чем большинство молодых людей! – говорила сестра. – Но тебе ведь этот экзамен более необходим, чем другим, так как, имея в руках диплом, ты не будешь давать частные уроки… Ты тогда можешь найти постоянную работу и сделать себе карьеру…

– Какую там, к черту, карьеру! – угрюмо возражал Гаспар.

Эти слова до глубины души возмущали сестру, и она едва сдерживалась от негодования. Но, зная, что с братом надо быть крайне осторожной, она, делая над собой громадное усилие, замечала решительным тоном:

– В таком случае подумай о детях – это твоя обязанность!

Но слово «обязанность» было для Гаспара пустым звуком, и все старания, все усилия Шарлотты были безуспешны: они вдребезги разбивались о полнейшую апатию брата. Что сказала бы на все это жена нотариуса, отличавшаяся такой большой проницательностью? Что бы она стала делать, если бы ей пришлось жить с таким разочарованным человеком, жалким героем, из которого Шарлотте никак не удавалось сделать настоящего мужчину?..