Текст книги "Кровное родство. Книга первая"

– Ты посмела за моей спиной обратиться к моему адвокату?!

– Ба, я же знаю Адама с детства, – взмолилась Миранда. – Он твой адвокат, но и моя друг. И потом, ему же не пришлось платить за проект – его подготовил один коммерческий банк.

– Какой еще коммерческий банк?!

Миранда подошла к камину, взяла стоявший на нем небольшой глобус и, вращая его, заговорила:

– Когда я начну свое дело, Ба, мне же понадобится коммерческий банк, правда? У меня с собой все цифры, что передал мне Адам. Взгляни на них, очень тебя прошу.

Теперь Элинор не была уже столь уверена в себе:

– Почему же ты не сказала мне, что уже консультировалась с Адамом? Если он считает, что есть какая-то возможность… Я думаю, ничего плохого не произойдет, если я взгляну на эти цифры.

Сидевший в холле Адам встал с дивана, подхватил свой портфель и постучал в дверь кабинета.

Три часа спустя Элинор согласилась приобрести для Миранды, в качестве подарка к ее двадцать первому дню рождения, небольшой магазинчик косметики и в течение трех лет предоставлять ей средства для оплаты услуг секретарши и двух продавщиц, а также для покрытия накладных расходов и закупки товара.

Адам согласился стать советником Миранды по всем вопросам, связанным с бизнесом, а Миранда – в течение трех лет не предпринимать ничего, что шло бы вразрез с его советами.

В виде благодарности Миранде пришлось дать слово, что не будет настаивать на том, чтобы учиться водить самолет. Однако от внимания Адама не ускользнуло, что, обещая это, Миранда не произнесла слова „никогда".

Миранда решила назвать свою будущую фирму „КИТС. Теперь, когда ее старая мечта начала обрастать плотью, забот у нее прибавилось, так что всю весну шестьдесят первого года она провела в заботах, из которых далеко не все оказались приятными.

Вместо того чтобы торговать продукцией других фирм, вздувавших цены из-за марки, Миранда планировала заняться изготовлением, расфасовкой и продажей в розницу своей собственной косметики: она понимала, что так и только так она сумеет держать под прямым контролем качество самого товара и его упаковки, а также цены – все это весьма важно для того, чтобы создать имидж „КИТС".

Она отчетливо представляла себе, какой должна быть косметика от „КИТС": смелой и юной, как сама молодость, соответствующей веяниям времени, но недорогой, впечатляющей, но вместе с тем практичной. В магазине „КИТС" – прикидывала Миранда – покупательница сможет приобрести набор пустых упаковок, чтобы их прямо при ней заполнили тем косметическим товаром, который она выбрала. Это означает, что у нее на полочке в ванной будет стоять не множество случайных, разномастных флаконов, баночек и коробочек, а изящный комплект единого дизайна и, разумеется, с логотипом „КИТС".

Миранда знала также, что, если покупателю придется выбирать между двумя аналогичными товарами, он всегда выберет тот, который обладает более выраженной индивидуальностью, так сказать, собственным лицом. Отсутствие воображения, воплощенное в неумении „подать" товар, погубило многие фирмы, пытавшиеся выпускать недорогую косметику под собственной маркой. А еще она знала, что определение „недорогая" вовсе не должно означать „худшая по качеству". Зачастую одна и та же продукция одной и той же фабрики продавалась по разным ценам: скажем, ночной крем для лица в одной упаковке стоил один фунт, а в другой, украшенной более дорогой маркой, – целых пять.

Итак, Миранда четно определилась в выборе круга своих клиентов. Теперь нужно было установить связи с поставщиками, решить, какую именно продукцию – из средств макияжа и ухода за кожей – она будет закупать, а может быть, и вообще придумать что-то свое, составить проспекты, листовки и аннотации, найти помещение для магазина и нанять персонал.

Хорошо обдумав перечень основных товаров, Миранда запаслась образцами и продемонстрировала их бабушке на кухне ее квартиры на Честер-Террас – к ужасу Элинор, которая терпеть не могла резких запахов. Правда, относительно средств ухода за кожей Миранда чувствовала себя менее уверенно: конечно, за время учебы она ознакомилась с основными формулами, но все же следовало проконсультироваться с квалифицированным химиком – специалистом в этой области. Миранда обзвонила несколько фирм, производящих косметику. В первых трех с ней отказались даже встретиться, напрямик объяснив, что ее заказы слишком незначительны, чтобы с ними возиться. Четвертой оказалась „Ледифейс".

Пятница, 31 марта 1961 года

Сидя в приемной „Ледифейс", Миранда прикидывала: встреча была ей назначена на одиннадцать, а сейчас уже без двадцати двенадцать. Насколько это серьезный повод, чтобы начать сомневаться в надежности фирмы?

– Добрый день! Я Черри Доусон, референт по вопросам рекламы и информации. – В дверях стояла, улыбаясь, очаровательная блондинка лет под тридцать. Ее обязанностью было красиво выпроваживать праздношатающихся – вроде этой девицы, сидевшей сейчас в приемной, а также ослепительно улыбаться представителям прессы и американцам, регулярно прилетавшим из нью-йоркского офиса фирмы. Мисс Доусон вложила в улыбку все свое сочувствие: – Боюсь, что в данный момент у нас нет абсолютно никаких вакантных мест.

– Но я вовсе не ищу работу – я потенциальный покупатель, – твердо сказала Миранда.

Ей пришлось проявить известную настойчивость, прежде чем мисс Доусон (которая с каждой минутой становилась все менее обаятельной), объяснив, что работа с клиентами находится вне ее компетенции, отвела ее в кабинет мисс Скотсон – менеджера, известной своей способностью стремительно отфутболивать кого бы то ни было. Мисс Скотсон оказалась женщиной лет тридцати пяти, не слишком приветливой и с подозрительным взглядом. Миранда принялась было излагать ей свои планы, но в этот момент мисс Скотсон срочно вызвали к начальству, и Миранде снова пришлось ждать.

Сидя в крохотном, как обувная картонка, но безупречно аккуратном кабинетике мисс Скотсон, Миранда мрачно оглядывала белые стены, обвешанные досками для информации. Всего двадцать минут общения с представителями фирмы нагнали на нее такую тоску, что она сама удивилась. Миранда встала, потянулась и от нечего делать стала разглядывать пришпиленные к доскам рекламные листовки, но ничего не поняла в них. Тогда она перевела взгляд на стопку писем на столе мисс Скотсон. На верхнем из них, в самом верху страницы, стоял гриф: „Артур Белл косметик продактс, лимитед. Бирмингем". Письмо начиналось словами: „Мы весьма сожалеем о задержке с отправкой партии ЭП02 для Нигерии…" Внезапно появилась мисс Скотсон:

– Это так мило с вашей стороны – ознакомить меня с вашими планами, однако мы не сумеем помочь вам, главным образом, из-за того, что вы настаиваете на… хм… необычных способах тестирования.

Миранда не хотела, чтобы ее продукция проверялась на животных.

– В таком случае, может быть, я сумею дать вам дельный совет, – самым любезным тоном ответила Миранда, вставая и указывая на один из рекламных плакатиков, приколотых к стене. Там было написано: „Дайте вашей коже ощутить, как „Ледифейс" проникает в нее…"

– Кожа является органом выделения, – продолжала Миранда, – так что вряд ли вам удалось бы загнать в нее что бы то ни было – так же, впрочем, как и в остальные выделительные органы. Поэтому все ваши призывы сделать это выглядят откровенно смешными.

И она гордо удалилась.

Через три дня, в понедельник, Миранда ехала на такси по грязноватой бирмингемской улочке, зажатой между двумя рядами стен из темно-красного кирпича. В конце улочки показались большие серые ворота, увенчанные вывеской: „Артур Белл косметик продактс, лимитед".

Кеннет Белл, болезненного вида человек в коричневой кожаной куртке, встретил Миранду так, будто она явилась неожиданным ярким лучом света среди скучного однообразия его существования. Он пригласил ее на ленч – первый деловой ленч в ее жизни. Они сидели на плетеных стульях в лучшем и единственном кофейном баре Бирмингема, вокруг извивались резиновые лианы, а под потолком резко и раздраженно покрикивал в своей клетке попугай макао.

– У нас вы сможете получать все, что вам нужно, за исключением губной помады, – говорил Кен, выуживая кусочки мяса из острого соуса. – За ней вам лучше обратиться в „Шейма косметикс" – это в Манчестере.

– А вы поможете мне со средствами ухода за кожей, Кен? Я не буду чувствовать себя уверенно, если они не будут как следует проверяться.

– Сделаем, Миранда, сделаем. – Кен сдул пенку с кофе с молоком. – У меня есть приятель, химик и фармацевт, живет на Уимпол-стрит, так он вам разработает формулы. Он сотрудничает с самыми лучшими дерматологами с Харли-стрит. С ним вы будете как за каменной стеной.

С этого дня Кен Белл стал поставщиком, консультантом и – что греха таить – промышленным шпионом Миранды. Он наблюдал за ее продвижением по намеченному пути с едва ли не отеческими заботой и гордостью.

Среда, 7 февраля 1962 года

Другим важным моментом для Миранды был правильный выбор помещения для магазина, потому что на первом этапе, пока ее еще не знали, она могла рассчитывать только на случайных покупательниц. Миранда подыскивала место на самых больших и оживленных улицах, на которых могла себе позволить снять помещение, стремясь, чтобы будущий магазин находился как можно ближе от станции метро, автобусной остановки или перекрестна. В конце концов она остановилась на маленьком магазинчике с квартирой над ним, расположенном на углу Оксфорд-стрит и Тоттенхэм-Корт-роуд.

Подписав договор об аренде (которая влетела ей в копеечку), Миранда уже не имела ни минуты передышки, поскольку каждый лишний день простоя помещения означал новые убытки: ведь абсолютно все – арендная плата, местные сборы, коммунальные услуги, страхование, освещение, отопление, оборудование и отделка магазина – требовало денег, а прибыли взяться было неоткуда, пока „КИТС" не начнет работать.

Ранним утром, в день, когда ей исполнился двадцать один год, еще до восхода солнца, Миранда, укрывшись от посторонних глаз, наблюдала через витринное стекло за толпой еще сонных людей, направлявшихся на работу мимо ее – ее собственного – магазина.

Вечером должно было состояться открытие, поэтому оформлению витрины Миранда уделила особое внимание. Установив в ней выкрашенный серебряной краской манекен, она обернула его несколькими клочками бледно-серого тюля, а на голову водрузила блестящий, серебряный же парик. Манекен стоял, расставив ноги с повернутыми вовнутрь носками, с раскинутыми руками, словно пытаясь подхватить многочисленные баночки и коробочки алого цвета с надписью „КИТС", которые будто бы густым ливнем сыпались на него с потолка, подвешенные на невидимых нейлоновых нитях. Обратившись к дизайнеру за проектом упаковок для „КИТС", Миранда указала в качестве цветов своей фирмы белый и алый: она не раз замечала, что, выбирая подарки к Рождеству, люди охотнее всего покупают товары в красной упаковке.

Миранде было не по карману нанимать рекламного агента, но Энни Трехерн посоветовала ей самой заняться собственной рекламой. В конце концов, Миранда столько раз видела, как ее бабушка общается с журналистами, рассказывая им о своих книгах; почему бы ей не сделать то же самое, чтобы раскрутить свою косметику?

Перед самым открытием магазина были отпечатаны листовки и прейскуранты, в верхней части которых красовалось: „Косметика: один набор за деньги, другой бесплатно". Миранда и Линда Грей, недавно нанятая ею продавщица, провели все утро, разнося эти листовки по окрестным домам, принадлежавшим университетам и колледжам. Этим они сэкономили себе расходы на рекламу.

В день открытия „КИТС", после полудня, Элинор, войдя в магазин, застала там полный хаос: плотники стучали молотками, электрики ругались, маляры брызгали вокруг серебряной краской.

Посреди этой неразберихи Миранда, облаченная в джинсы, отдавала распоряжения:

– Эти коробки на верхнюю полку, пожалуйста… Осторожно, Джим, мне совсем ни к чему еще одно пятно краски на полу… Ты уже установил голубую подсветку?.. Ба, дорогая! Вот так сюрприз!

– Вижу, ты здорово занята, детка, – проговорила Элинор. – Я решила заехать к тебе, чтобы пожелать удачи и сказать… сказать, что сожалею, что сомневалась в твоих деловых способностях. Теперь я буду поддерживать тебя во всем. Можешь рассчитывать на меня, что бы ни случилось.

– Что бы ни случилось? – улыбаясь переспросила Миранда.

– До тех пор, разумеется, пока около тебя не появится подходящий мужчина.

В шесть часов вечера впервые распахнул для покупателей двери магазин Миранды.

Внутри „КИТС" слегка напоминал некую шикарную фотостудию: черные плитки пола, матовые белые стены, цветные лучи театральных софитов. Все выставленные для продажи товары щеголяли алой упаковкой. Как только двери открылись, магазин заполнили студентки, прохожие, журналисты. Было там и много знакомых Элинор: она разослала алые приглашения всем, чьи имена фигурировали в ее записной книжке, и очень настаивала на том, чтобы Миранда пригласила Энгуса. Миранда сама уже пригласила его, но при этом потребовала у бабушки оставить всякие связанные с ним надежды.

Причиной, по которой Миранда рассердилась на Элинор, было нежелание сознаться даже самой себе, что, несмотря на прошедшее время, ей все еще не хватает Энгуса. Она даже не представляла себе, что ей будет так его недоставать. Но она не хотела вновь рисковать, ставя себя и его в дурацкое положение, предложив все начать сначала. А уж тем более не собиралась всю жизнь испытывать чувство собственной несостоятельности в постели. Ее не оставила мысль о поисках Прекрасного Принца подходящих габаритов – она намеревалась возобновить их, когда все немного утрясется с магазином, а пока ей просто некогда – во всяком случае, именно так она оправдывала себя. Как жаль, что у Энгуса все такое большое, жаль, потому что во всех отношениях он – просто чудо. Поэтому-то Миранде было так плохо без него – гораздо хуже, чем ему без нее, как она подозревала, поскольку Энгус теперь всем своим видом показывал, что она для него – только добрая приятельница. Хотя, конечно же, оба до сих пор испытывали при встрече известную неловкость. Миранда надеялась, что, возможно, со временем избавится от того напряжения, которое всегда ощущала в присутствии своего бывшего жениха.

Элинор, стоявшая в уголке вместе с Шушу, завидев Энгуса, помахала ему рукой, и он стал пробиваться к ней сквозь возбужденную толпу, заполнявшую магазин.

– Энгус – единственный мужчина здесь, который не выглядит так, как будто сбежал из зоопарка, – одобрительно заметила Элинор подруге. – Я очень рада, что он снова появился на горизонте. Я-то знаю, что он не смирился с отказом: уж больно у этого парня квадратная челюсть. Он просто ждет своего часа. Сейчас Миранда вроде бы добилась успеха, но в какой-то момент возникнут трудности, и вот тогда ей понадобится сильное плечо рядом. Тут-то Энгус и двинется в наступление.

– Романтичный верзила, – заметила Шушу. – Что за дурацкие сигареты курят эти ребята! То-то ты раскашлялась. А нам совсем ни к чему новый приступ бронхита – ты ведь всего неделю как поднялась с постели. – Она начала обмахиваться своим приглашением. – Черт побери, ну и шум! А народу-то, народу! А уж одеты – глаза бы мои не глядели!

Разношерстная публика, которой был битком набит небольшой магазин, прямо-таки бурлила бодростью и оптимизмом. Одежда собравшихся ясно показывала, что мода уже не привилегия дочерей, жен и любовниц богачей. Энни Трехерн пригласила целую кучу знаменитостей. Фотомодели оживленно беседовали с фотографами и модными парикмахерами, хорошенькие девушки – с владельцами рекламных агентств, прячущими глаза за темными очками, дебютантки болтали с молодыми членами консервативной партии, левые журналисты, известные экстремизмом и агрессивностью в защите своих идей, – с режиссерами в черных свитерах-водолазках. Кокни и ливерпульский сленг перебивал изысканные речи представителей высшего класса: „Тут неплохо, правда?.. Да, действительно великолепно… клево… отличная лавочка… интересно задумано…" Одним словом, вечер явно удался.

– Аннабел опять опаздывает, – с беспокойством шепнула Элинор Шушу.

Однако на самом деле Аннабел давно уже была здесь: из смежной с магазином комнатки при помощи двойного зеркала, установленного Мирандой у стены позади прилавка, она наблюдала за присутствующими, чтобы определить, что покупают прежде всего.

Миранда настояла на том, чтобы Аннабел (специально прилетевшая из Нью-Йорка на открытие магазина) появилась среди гостей не раньше чем через пару часов после начала вечера: обе сестры опасались, что уже ставшая знаменитостью Аннабел затмит своим присутствием виновницу торжества. Таким образом, до ухода фоторепортеров Аннабел пребывала в вынужденном заточении, следя за происходящим в магазине в зеркало и мысленно желая Миранде, вместо того чтобы разговаривать с Энгусом, обратить внимание на какого-нибудь из собравшихся там симпатичных мужчин.

Наконец Миранда распахнула дверь в комнатку:

– О'кей, Аннабел, теперь иди сюда. Разрешите познакомить всех с моей красавицей-сестрой!

Минут через десять, после того как Аннабел присоединилась к гостям, она почувствовала, что кто-то трогает ее за плечо. Это оказалась Клер. Она была бледна и нехорошо выглядела.

– Пожалуйста, дорогая, помоги мне выбраться отсюда, – попросила она. – Боюсь, я сейчас потеряю сознание. Не говори ничего Ба – не надо портить ей праздник. Просто отвези меня домой.

Сев за руль маленького красного автомобиля Клер, Аннабел отвезла сестру домой, на Пултон-сквер, помогла ей подняться по лестнице, уложила в постель и принесла стакан бренди.

– Нет, дорогая, спасибо, этого не надо. – Лицо Клер, утопавшее в подушках, все еще выглядело измученным. – И не волнуйся тан – со мной ничего серьезного. Я проверялась, беременности нет, хотя пару месяцев назад мой гинеколог удалил спираль, чтобы удостовериться, что дело не в ней. Тан что теперь я опять вынуждена пользоваться этим мерзким голландским колпачком – конечно, если успеваю.

– Но что все-таки с тобой, родная?

– Ужасно болит поясница. Как будто у меня вообще никогда не прекращаются месячные.

– А где Сэм?

– Рано утром улетел в Париж. Вернется завтра вечером, – коротко ответила Клер.

– У вас с ним все в порядке? – осторожно спросила Аннабел.

– Да, конечно. – И Клер горько разрыдалась.

Обняв одной рукой сестру, другой Аннабел дотянулась до пачки бумажных носовых платков, молча подала их Клер и подождала, пока ее всхлипывания не утихли. Тогда она мягко сказала:

– А теперь расскажи мне, что случилось.

Клер, запинаясь, начала было говорить, но остановилась; снова начала, снова остановилась, потом ее словно прорвало:

– Мой гинеколог думает, что все это оттого, что, когда мы с Сэмом занимаемся любовью, я физически возбуждаюсь, но не получаю разрядки, потому что не достигаю оргазма. Он говорит, что мужчина чувствует себя так же, если не получил оргазма после эрекции. – Она опять заплакала. – А Сэм говорит, что я фригидна.

– Ты можешь мастурбировать? – спросила Аннабел.

Покраснев, Клер молча кивнула.

– Ну, так если таким образом ты можешь довести себя до оргазма, значит, ты вовсе не фригидна, у тебя все нормально. Это не столь великий секрет.

– Тогда почему Сэм считает меня фригидной?

– А это их мужское словечко. Если женщина не доходит до оргазма за две минуты с помощью той стимуляции, которая действует на них самих, они называют ее фригидной.

У Клер вырвался горький смешок.

– Если у тебя потом такие сильные боли, почему бы тебе… – Аннабел немного запнулась, но закончила: —…Почему бы тебе не помочь себе самой?

– А тогда вообще какой смысл жениться или выходить замуж? – Помолчав, Клер добавила: – Если Сэм действительно любит меня, ему следовало бы знать, что мне нужно в постели.

– А как он узнает? С Божьей помощью, что ли? – возразила Аннабел. – Он же не умеет читать мысли. Ты сама должна сказать ему, что тебе нужно, – или просто взять его за руку и показать ему. Конечно, Сэм любит тебя, иначе он не женился бы, но когда вы занимаетесь любовью, ты не должна стесняться – просто возьми и скажи ему, что на тебя особенно действует. Вам нужно выяснить всего-навсего две вещи: что нравится тебе и что нравится ему.

– Послушать тебя, так все это очень легко.

– Тан это и должно быть. Дело вот в чем: единственный, кто может научить женщину быть хорошей любовницей, это ее мужчина, а единственная, кто может научить мужчину быть хорошим любовником, это его женщина.

– А что ты сама говорила Скотту?

– Что мне нравится быть сверху, потому что так я могу контролировать ритм и давление. Мы это делаем как… как если бы танцевали рок-н-ролл.

– Сэм не любит, чтобы мы в это время разговаривали, – сказала Клер. – Что, если он не захочет меня слушать?

Аннабел пожала плечами:

– Есть мужчины, которым долби что-нибудь хоть до посинения, а они и ухом не ведут – ну, просто не хотят тебя слышать, и все тут. Если Сэм у тебя такой, то, может, стоит его сводить в консультацию по вопросам брака и семьи.

– Я все еще надеюсь, что у нас все наладится…

– Ты замужем уже три года! Сколько еще ты собираешься ждать?

– Не дави на меня, – почти раздраженно остановила ее Клер. – Ты-то сама откуда все это знаешь?

– Меня научил Скотт. И потом, секс – почти единственное, о чем разговаривают фотомодели в гримуборных. В Нью-Йорке все совершенно открыто говорят о таких вещах, при одной мысли о которых у англичан начинают гореть уши. Американцы привыкли обсуждать эти темы со своими психиатрами.

Клер судорожно рассмеялась:

– Если бы сказать какому-нибудь марсианину, что для человеческого существа половой акт представляет наивысшее удовольствие, а потом описать его, он от смеха разлетелся бы на тысячу зеленых кусочков.

В конце концов Клер решила, что проще и легче всего будет при случае пересказать Сэму свой разговор с Аннабел.

– Какого черта ты обсуждаешь наши личные дела со своей сестрой? – рассердился Сэм. – Не волнуйся, на свете сколько угодно женщин, которые не могут достичь оргазма.

– Но я-то могу, когда… когда делаю это сама.

– Послушай, Клер, до тебя на меня никто никогда не жаловался. У меня все отлично работает. – Полураздетый Сэм откинулся на голубые полосатые подушки и заложил руки за голову. – Иди сюда, я тебе покажу.

Перед тем как войти в Клер, Сэм на сей раз действовал при помощи двух пальцев, двигая их туда-сюда, все сильнее и сильнее, до боли в вывернутом запястье, а потом, войдя, постарался проникнуть как можно глубже, словно пытаясь добраться до чего-то скрытого и недостижимого, – тан иногда слесарь делает отчаянные усилия, стараясь нащупать в глубине сливной трубы то, что ее засорило.

Клер, придавленная его массивным телом, попыталась было двигаться, как в рок-н-ролле, но Сэм, сжав руками ее бедра, подчинил ее своему собственному движению.

Поняв, что его действия не возымели ожидаемого результата. Сэм почувствовал глухое раздражение, которое уловила Клер, хотя он не сказал ни слова. Наконец он осторожно нащупал пальцами ее клитор. Через четыре минуты Клер испытала оргазм.

Прошло несколько недель, и Клер позвонила вернувшейся в Нью-Йорк Аннабел, чтобы сообщить ей о достигнутых результатах.

– Значит, теперь все в порядке? – спросила Аннабел.

Клер замялась:

– Ну… не совсем. Я чувствую, что… все-таки что-то идет не так, как надо… Сэм, видишь ли… перебарщивает, – наконец решилась она. – Все время выдумывает какие-то новые позы. Но, знаешь… по-моему, во всем этом нет ничего от любви. Сейчас я чувствую себя тан, как будто мы – пара акробатов, выступающих на арене.

– Ну, уж если совсем откровенно, – заметила Аннабел, – то хороший секс – это вовсе не обязательно ант любви.

– А самое неприятное, что Сэм… не желает признать, что мои реакции вполне нормальны, что со мной все в порядке, и это страшно угнетает меня – как раз тогда, когда Сэм уверен, что я должна быть ему благодарна.

Аннабел долго молчала, потом сказала:

– Может быть, ты сама могла бы как-то помочь делу. Попробуй, скажем, немножко пофантазировать.

– В каком смысле?

– Это что-то вроде игры – эротической, возбуждающей обоих. Когда в следующий раз ляжешь с Сэмом в постель, скажи ему, например: „Я сейчас представила себе, как ты расстегиваешь мой атласный черный корсет…"

Слова сестры не убедили Клер.

Пятница, 2 марта 1962 года

На следующий день Клер, предупредив горничную, что уходит на целый день, взяла такси и отправилась в ресторан „Матло", где собиралась встретиться за ленчем с подругой, Лиззи Бромли. Однако метрдотель вручил ей записку: Лиззи не могла прийти – у нее разболелись зубы. И тогда Клер, которой еще не хотелось есть, села в другое такси и поехала в „Фенуик".

Через час, нагруженная двумя большими зелеными коробками, набитыми весьма легкомысленными предметами туалета, Клер подкатила к дому. Она собиралась посвятить все время, оставшееся до вечера, обдумыванию кое-каких „фантазий". Взбежав по лестнице, Клер открыла дверь своей спальни – и застыла на пороге.

Первым, что бросилось ей в глаза, были обнаженные ягодицы Сэма, ритмично двигавшиеся вверх-вниз. Затем чуть дальше, среди подушек, юна разглядела испуганное лицо Мари Франс.

Боль и ярость охватили Клер при виде этого предательства, но почти тут же сквозь них пробилось уже привычное чувство собственной сексуальной несостоятельности. Что же такого делает эта французская девчонка, чего бы не делала бы она, Клер? Это нечестно! Она ведь так старается, чтобы все было хорошо, она только что потратила столько денег в „Фенуике"!

Когда дар речи вернулся к Клер, она буквально прорычала:

– Вон из моей постели и из этого дома! Немедленно!

Бросив на пол зеленые коробки, Клер рывком открыла одну из них и принялась швырять в лицо безмолвствовавшего Сэма ее содержимое: черные кружевные пояса для резинок, чулки в сеточку, открытые атласные бюстгальтеры, коротенькую французскую комбинацию из черного шифона, пару длинных черных атласных перчаток, украшенных страусовыми перьями, ярко-красные туфли с непомерно высокими каблуками.

Потом она выбежала из дому, даже не закрыв дверь, и, взяв на Кингз-роуд кэб, поехала на квартиру Элинор.

Элинор собиралась продать эту квартиру, поскольку глупо было тратить на нее такие деньги, когда ею практически никто не пользовался. Сама она лишь изредка оставалась ночевать в Лондоне, а если ей приходилось сделать это, она всегда могла остановиться в отеле „Клэридж".

Когда Клер влетела в квартиру, Элинор и Шушу как раз переписывали мебель: что отправить в Старлингс, что оставить, что продать, что передать в „Оксфэм".

– Девочка, родная, что случилось? – Элинор протянула руки навстречу внучке, и Клер ринулась в ее объятия, словно в убежище.

– Я пришла домой, – прорыдала Клер, уткнувшись в плечо бабушки, обтянутое серой фланелью костюма от Дигби Мортона. – Не хочу больше его видеть – никогда! Я за-за-застала его в по-постели с горничной!

– Не принимай это тан близко к сердцу, детка, – пыталась утешить и успокоить ее Элинор. – Конечно, ты еще не так давно замужем, чтобы понять это, но мужчины все одинаковы: у них слишком большой аппетит. Тебе нужно привыкнуть и научиться иногда закрыть на это глаза.

– Нет, Ба! Может, это и надо было в твое время, но я не собираюсь с этим мириться. Я никогда не вернусь к Сэму!

Гладя по голове прижавшуюся к ней Клер, Элинор встретилась глазами с Шушу и одними губами шепнула.

– Отмени агента.

Она имела в виду агента по купле-продаже недвижимости, встреча с которым была назначена на этот день.

Сэм не придавал своим изменам особого значения: главное, чтобы жена ничего не знала. А на этот раз ему просто не повезло. Он выразил – так и быть – свое раскаяние, но постепенно со все нарастающим раздражением, стал осознавать, что Клер может быть невероятно упрямой. Ничто не могло утихомирить ее гнев.

Три месяца Сэм уговаривал жену вернуться.

Потом его телефонные звонки стали реже, потом еще реже, потом прекратились совсем. Сэм решил подождать. Время покажет, вернется Клер или нет.

В середине июня трое заключенных тюрьмы острова Алькатрас бежали, сделав подкоп при помощи обыкновенных чайных ложек. Прочитав об этом в „Дейли телеграф", которую выписывала Элинор, Клер вдруг подумала: я тоже в тюрьме, как эти заключенные, только у меня нет чайной ложки. Она только что получила результаты своего медицинского обследования. Она была беременна. Аборты в Англии закон запрещал. Выхода не было. Надо возвращаться к Сэму.

Вторник, 18 декабря 1962 года

Незадолго до Рождества Адам и Майк сопровождали Элинор и Шушу в театр. Обе дамы были весьма польщены обществом таких красивых и блестящих кавалеров (это входило в планы Адама). На них оборачивались, когда они усаживались в королевской ложе, готовясь посмотреть „короля Лира" в постановке королевского Шекспировского театра под руководством Питера Брука.

После, за ужином в ресторане „Савой", Адам сказал:

– Мне не слишком-то понравилось. Все это уж очень мрачно и весьма отдаленно во времени. – А сам он тем временем обдумывал, не следует ли пригласить милых старушек на „Мышеловку" Агаты Кристи.

– Пол Скофилд, по-моему, был очень хорош в роли Лира, – заметила Элинор, стараясь высказываться положительно, поскольку в этот вечер за нее платили другие. – Но, вообще говоря, кто угодно мог бы предсказать этому самоуверенному старому дураку, что случится дальше.

– Не всегда легко понять, что происходит, – возразила Шушу, – если это касается тебя самого.

– Абсолютно верно, – подтвердила Элинор.

– Возьмите, например, этого бухгалтера, которого мы недавно пригласили, – продолжала Шушу. – Это же надо – попасть под суд из-за каких-то несчастных счетов за газ!

– Просто вы сделали неудачный выбор. Я бы никогда не полагался на чужое мнение, – сказал Адам, которого раздражала бестактность Шушу. Некомпетентность бухгалтера привела к тому, что у Элинор оказалась неоплаченной целая куча мелких счетов, и ей пришлось выступать ответчицей по множеству мелких исков, предъявленных газовой компанией.

– Пол Литтлджон очень хорошо все это уладил, – торопливо сказала Элинор. Пол Литтлджон был младшим партнером конторы „Суизин, Тимминс и Грант".

Шушу уже неоднократно жаловалась подруге, что, пока Джо Грант был жив и занимался делами Элинор, никогда не возникало никаких проблем, более того, он настолько упростил все дела, что Шушу не составляло труда самой разбираться в них, а Адам менее чем за год все основательно усложнил.

В ответ Элинор упрекала Шушу в излишней недоверчивости и напоминала ей, что просто-напросто сама система ее профессионального бизнеса стала более сложной, поскольку Адам реорганизовал ее, создав несколько компаний.