Текст книги "Марьяж"

29

Свадьба на бис. Еще раз. Мы так решили. Под давлением? Под контролем семьи? А, может, нам нравится роль жертвы. В этом смысле мы очень похожи. Все мы – дети и жертвы разных форм авторитарности. По крайней мере, так мы оправдываем свою слабость. Я разрываюсь между свободой жениться не так, как все, наплевав на условности и необходимостью вписываться в рамки. Вторая свадьба все исправит. Как будто нам дали наиграться, а теперь пора заняться наконец серьезными вещами.

Я ничего не имею против церкви. Мне она представляется чем-то вполне естественным. Я регулярно ходил на мессу с пяти до двенадцати лет. И вовсе не потому, что родители меня заставляли. Им-то, как раз, было наплевать. Но я жил среди католиков, в этой религиозной естественной среде. Проявление веры. Месса как повод встретиться со своими. Тогда почему бы не обвенчаться в церкви? Это совсем неплохо. Будут окончательно расставлены все точки над «и», а вся наша история будет выглядеть приличнее.

Поспорив немного, мы согласовали текст приглашения. Там было написано: Андреа Массими и Марина Начеди рады пригласить вас отметить свое бракосочетание, которое ранее уже состоялось на острове Линоза. Перед приемом состоится религиозная церемония.

Мы все продумали. Объявление напоминало те, что встречаются в рекламном издании типа «Из рук в руки». Я гадал, что подумают друзья моих родителей. Несколько приглашенных мною коллег откровенно растерялись. На религиозной церемонии количество гостей было ограниченным. Только близкие друзья и родственники. Все это выглядело как свадьба, которой хотят загладить что-то неприятное. Папа, кажется, видел все именно так. Особенно он протестовал против фразы про Линозу. Он предпочел бы, чтобы мы об этом промолчали. Как будто бы этого не было.

Когда мы обсуждали этот вопрос, он вдруг патетически воскликнул – видимо, он только что проснулся и плохо соображал – за какие такие грехи ему достался сын-атеист. Я просто обалдел. Даже не знал, что и сказать. Оказывается, у него скандальный характер. Может, я просто никогда не видел отца с этой стороны. Он всегда предоставлял пальму первенства моей матери. В этот раз – более внимательная к сути дела – она не слишком лезла во все это. Понимая, что так или иначе, но мы уже женаты. Что плохого в том, чтобы сочетаться браком еще и в церкви? А отец оказался формалистом.

И Марина не сдерживала себя. Покупала свадебные журналы. Потом ей все надоело, и она решила, как ее мама, купить платье, не предназначенное для свадьбы. А как же туфли? Никаких проблем, мы с мамой заглянем в Prada. Все из Prada, жемчужно-белого цвета. Не просто белое. Приготовлений – на миллион.

Почему мы решили так поступить – загадка. Я и сам не знаю ответа. По правилам она не могла идти к алтарю, потому что не прошла конфирмацию. Но история с чиновницей-волшебницей повторилась, и на этот раз чудеса совершались здесь, в Риме. Священник из римского Викариата сказал, что разрешает Марине сделать это, если она напишет письмо, в котором подтвердит, что намеревается пройти конфирмацию после церемонии. Когда они узнали, что после того, как мы расписались, у нас появилось желание провести еще и церковную церемонию, они убедились, что даже в 1998 остались заблудшие овцы, которых можно вернуть в лоно церкви.

Марина раздражена. Говорит мне, что ненавидит церковь. И что не верит в Бога со дня смерти отца. Ее глаза наполняются слезами, она выглядит разбитой. Остается вопрос, кто вообще все это затеял?

Даже моя мать хоть и могла, но не стала выходить замуж в церкви. Несмотря на невнимание к ее словам, я замечаю, что она всегда приводит свою мать как главный жизненный пример. Теперь она так защищалась – с помощью матери.

– Моя мать уже третий раз выходит замуж в загсе, ей всегда казалось нелепым делать это в церкви, – говорит она.

– Может, Ринальдо на нее так повлиял, – подсказываю я, продолжая подыгрывать, когда ее мать становится главной героиней наших бесед.

Я почти злюсь, когда понимаю, что опять ошибся.

– Ты интересно оцениваешь все, связанное с моей матерью и ее мужем. В твоем представлении, значимость мнения Ринальдо в их семье сопоставима со значимостью мнения Маттиа для нас, – холодно говорит она, гордясь Адрианой.

– Да нет, Ринальдо тоже внес свою лепту в вопрос их свадьбы, – отвечаю я, вставая на защиту своей неспособности что-либо решать в вопросах нашей свадьбы.

– Знаешь, Андреа, будь воля Ринальдо, их свадьба бы не состоялась. В Л’Акуила[52]52
  Л’Акуила – маленький провинциальный городок в Абруцци.


[Закрыть] у него была женщина, они жили вместе двадцать лет.

– Я так понимаю, что после двадцати лет у многих начинается кризис.

– Да, но у Ринальдо не хватило смелости ее бросить, и поэтому моя мама бросила ее за него.

Еще одна страшилка о семье Марины.

Пока она рассказывала эту историю, я думал – а может, она извращенно преувеличивает все эти подробности, чтобы придать действиям матери больше веса? Она рассказывает, что через неделю после того, как Ринальдо и Адриана познакомились, она сказала ему, что если он хочет продолжать встречаться, то должен на ней жениться.

– Знаешь, мама у меня женщина решительная. – Ринальдо вывернулся. Он сказал, что ему надо еще уладить кое-какие дела. Но Адриана придала ему уверенности. Как мама сыночку в первый день учебы.

Конечно, она была очень решительной и деловой. Впрочем, как и всегда. Она позвонила этой синьоре и сказала, что Ринальдо больше не хочет быть с ней, и ее просят забрать в течение недели все свои вещи из квартиры Ринальдо и вернуть ему ключи.

Видимо, подруга Ринальдо осталась в шоке от методов Адрианы. Больше она не звонила. Впрочем, Ринальдо тоже не стал ей звонить. Пока она рассказывает мне об этом, у меня перед глазами стоит образ Мэрилин Монро в той знаменитой сцене, когда ее юбка раздулась от ветра, поднятого поездом метро. Только на месте Мэрилин толстая Адриана с морщинистым лицом, обесцвеченные волосы собраны в хвост, а под жемчужно-белой юбкой этой великанши прячется Ринальдо, уменьшенный в несколько раз и одетый, как шут. Он такой маленький, что лицом может уткнуться Адриане в трусы. Ужас.

Лучше пожениться в церкви, чем последовать примеру Адрианы. Лучше сделать что-то, чего не сделала она. Я греб в направлении, прямо противоположном желаниям Марины.

Думаю, не стоит рассказывать, как в точности выглядела свадьба на бис. Кульминацией было разрезание тортов. Да, тортов, потому что, как гласило меню, их должно было быть много и разных. Наперекор традиции, разумеется.

В момент разрезания Марина вкрадчивым и хорошо поставленным голосом произнесла речь. Я этого не ожидал. Я не знал, что должна была быть еще и речь. Я чувствовал себя немного смешным перед всеми этими людьми, выстроившимися перед нами.

– Я только хочу сказать, что мы с этим мужчиной познакомились несколько месяцев назад, но мы очень любим друг в друга, и наша свадьба в лазури сицилийского моря была великолепна. А сейчас мы счастливы отпраздновать ее с вами.

Слова с этим мужчиной прозвучали очень странно. Не то, чтобы я не был мужчиной, но почему этот мужчина, почему не просто Андреа? Зачем обезличивать меня и акцентировать слово мужчина?

В ее словах я увидел лишнее доказательство того, кто был режиссером в балагане нашей свадьбы. Это был другой брак с Мариной. А я был в нем всего лишь нужным актером, партнером звезды. Со своей стороны я так и не смог ничего произнести. Только поднял бокал для тоста и выдавил из себя неуверенное: Поздравляю.

Это был не слишком теплый праздник. Марина хотела вечеринку для наших – преимущественно ее – друзей. Мы даже диджея позвали. А я хотел только стереть чувство вины по отношению к отцу и матери.

Во всем было много показухи. А тут еще произошла путаница со списком подарков. Марина сказала, что комплект тарелок, стаканов и приборов, в общем, полный столовый сервиз, очень бы нам пригодился. Поэтому мы связались с магазином, договорились, что приглашенные могут покупать одинаковые предметы. А мы бы их поменяли и составили полный сервиз. Так у нас оказалось пятнадцать серебряных сахарниц. Никому не сказали, что сахарницу уже купили. В конце концов, мы не взяли ни одной. Обменяли все на дорогие тарелки, стаканы и приборы.

Так что мы сделали в конце концов то, от чего свадьба на острове должна была нас уберечь.

Огромная ошибка – делать то, чего не хочется, ради других. Мои родители под конец выглядели совсем недовольными и растерянными. Все было не так, как они себе представляли. В каком-то смысле они опять оказались за скобками моей жизни, хотя серьезных причин на то не было.

Зато Марина была довольна. Ей не удалось скрыть свою радость при получении в подарок по пятнадцать миллионов лир от моих родителей и от ее матери. К ней сразу вернулись силы, и она попросила меня положить их на наш так называемый общий счет. Я согласился. Теперь мы можем поехать в прекрасное путешествие. Только не будем называть его медовым месяцем.

30

Риккардо вернулся в Рим. Он поговорил с женой и признался, что не может больше с ней жить. Что ему нужно время подумать. Поздравляю. Я не ожидал такого решения. Нашел выход из ситуации.

Он переехал в однокомнатную квартиру неподалеку от места, где жил раньше. Габриэлла приняла это тяжело. Ей не понравилась, как они встретились после его возвращения. Она почувствовала, что муж отдалился от нее. Естественно – он ведь не умел врать. И мне кажется, что это хорошо.

Мы встретились, и он мне все рассказал. Теперь он планировал уехать в Апулию,[53]53
  Апулия – одна из южных итальянских провинций.


[Закрыть] чтобы сделать специальный репортаж на тему «Апулия – за правых или за левых?», а Джитте должна была присоединиться к нему, потому что он не мог без нее жить. К слову, он ничего не сказал Габри об этой своей второй жизни.

В это время мою жизнь атаковала Марта, пригласив меня на обед:

– Я теперь одна, и мне не хватает того, что было у нас. Может, все могло бы быть иначе.

У меня возникло желание, как у Риккардо, подыскать вторую квартиру. Я уже звонил собственнику моей бывшей конуры в центре и подумывал о том, чтобы вернуть все на круги своя. Но остановился. Не знаю даже, почему. Посмотрел на кольцо и подумал, что наконец-то Марина счастлива.

Марте не понравилось мое обручальное кольцо из строгого белого золота (Марина считает, что желтое золото вышло из моды и к тому же было недостаточно минималистично).

Когда мы попрощались с Мартой, я его снял. Положил в карман пиджака. И это показалось мне первым шагом к тому, чтобы вновь обрести себя. Но перед тем, как войти в дом, я все вернул на свои места: кольцо было надето на палец, чтобы не расстроить Марину. Что за власть была у нее надо мной? Зачем я делал то, чего не хотел? От лени? Чтобы избежать всяких проблем?

В общем, я вошел домой с кольцом и не сел ужинать, чтобы не отвечать на ритуальный вопрос: Милый, как прошел день? Просто нелепый спектакль. Может, от этого Риккардо и убежал. Я должен был научиться хорошо притворяться, чтобы моя жена ничего не замечала.

Она говорила мне об устройстве дома, о ее следующем репортаже для программы Джины, о Маттиа, который до сих пор не отучился писать в доме… Она немного напряглась, когда моя мама позвонила спросить, как дела. Что-то случилось? Я испугалась звонка в такой час. У твоих все хорошо? – спросила она меня, как только я повесил трубку. Но сейчас всего полдесятого, – ответил я, то ли сердясь, то ли извиняясь. Она наступала:

Вы так часто созваниваетесь… Мне кажется, что звонить вечером – это лишнее.

Удушье. Ничего не отвечаю, не хочу искать оправданий.

Ощущение, что где-то я совершаю ошибку, но не могу понять, где. Как будто я постоянно переживаю чрезвычайную ситуацию. Заделываю пробоины в судне. Почему-то мне не приходит в голову, что я сам должен решить, чего я хочу, а что ненавижу.

31

Не могу. Я больше не могу.

Помню свое первое Рождество, мне было пять лет. Вернее, вспомнить мне помогают родительские фотографии. Ужас непередаваемый. Нечто абсолютно неудобоваримое. Даже вспоминать об этом не хочу, не то что снова принимать участие.

Когда я вырос, ненависть к Рождеству не прошла. Наоборот. С годами я научился скрываться от этого праздника. Однажды с Бенедеттой мы стали подумывать о том, чтобы все-таки отпраздновать Рождество, но дальше телефонного разговора дело не пошло. Теперь решить эту проблему сложнее. Мы ведь молодожены. Конечно, все ждут рождественского ужина. Надо придумать что-нибудь необычное.

У меня такое ощущение, что каждый сидит и точит нож. Каждый придет не с пустыми руками. Каждый попытается навязать свой вариант праздника. Мне, если честно, вообще наплевать. Я праздновал Рождество с родителями столько раз, сколько мне лет. Так что если на этот раз меня не будет, переживут.

Мы отправимся в путешествие. Я и Марина. Вдвоем. Деньги у нас есть. Разве нам не подарили деньги, чтобы мы куда-нибудь съездили? В Штаты! А почему нет? Нью-Йорк. Мне уже давно хочется сесть на самолет и убраться отсюда. Таким образом мы сможем всего этого избежать: мои родители разглядывают ее родителей и наоборот, все родственники в сборе, сравнивают подарки – брррр.

В каждой семье свои привычки. Марина сказала, что у них принято Рождество отмечать с друзьями, а не с родственниками, потому что родственники им не нравятся. Ее мать вообще не любит праздновать с родственниками. Кстати, насколько я понял, с родственниками у них напряженка. Одна Маринина тетя. Вообще-то у нас тоже не полк родных. Будет моя бабушка и еще кое-кто.

Проблема в том, что Рождество разрушит картину, которой я дорожу. Для нас с Мариной важна эстетика. Рождество для нас недостаточно минималистично. Честно говоря, его цвета немного вышли из моды. Например, красные шарики на елке, красная шуба Рождественского Деда, не говоря уже о золотых гирляндах. Сейчас в моде белое золото, а тут все из желтого. Невозможно! Непорядок! Мы даже не будем ставить елку. Какое облегчение! В крайнем случае можно будет купить какое-нибудь растение, чтобы было как деревце с цветами, например, оранжевыми, тогда получится как абстрактный рисунок. Такие продают в Милане в знаменитом магазине концептуальных вещей. Это еще можно будет вынести. Но не более того.

Иначе, что же получается? Весь год человек думает только о том, как бы поудачнее выбрать сочетание черного и белого, максимум еще и серого, а потом наступает Рождество и все переворачивается с ног на голову? Нет, этого нельзя допустить. Ну да, все дело в выборе цвета. Естественно, родственники оденутся не в тон. Может, еще и ляпнут чего лишнего. Зачем нам сталкиваться с реальностью? Лучше от нее убежать.

Поэтому на Рождество мы поедем в Нью-Йорк, а потом на западное побережье, потому что там живет Терри. Американская подруга Марины, с которой они познакомились в Милане. Она очень хочет со мной познакомиться, к тому же у нее дом около океана в Сан-Диего. Море и солнце круглый год. Калифорния в декабре, что еще надо для счастья?

У нас остается небольшая проблема: Маттиа. Самым простым было бы оставить его моим или ее родителям. Но не в этот раз. Нет. Я даже согласен с Мариной, что в этот раз мы сами должны что-то придумать. К тому же, у моих уже есть собака. И с двумя им будет сложновато. Зато мои любят собак. А вот мать Марины ненавидит животных. Говорит, что они воняют. Точно! Это всем известно. И потом, у нее дома новый паркет. Неужели она будет рисковать им ради Маттиа? Думаю, SPA-гостиница для собак будет самым лучшим выходом. Это была первая ошибка. Или первый шаг к пониманию ошибки.

В итоге, чтобы спрятаться от самих себя, мы решили пожертвовать собакой. Еще хуже. Но подождите, сперва я расскажу, что случилось на Рождество, в день отъезда. Вернее, накануне. Наш рейс вылетал 25-го. Эдакий снобизм, как у бедняков. В девять утра мы должны были быть в Мальпенсе.[54]54
  Мальпенса – аэропорт в Милане.


[Закрыть] Значит, нужно выехать из Рима в шесть. Классно: все обмениваются поздравлениями, а мы летим в Лос-Анджелес.

Да, мы решили поехать сначала на западное, а потом на восточное побережье. А не наоборот. Тогда на обратном пути будет меньше часовых поясов. Мы же умные. Крутые. Такое у меня было ощущение. Круто – от этого ощущения не уйти. Нам казалось, что мы стоим на пьедестале. Я смотрю в глаза Марины и понимаю, как она горда собой. Пока что ей надо растрезвонить о нас по всей «сети» друзей. Ее глаза, голос, поднявшийся до сопрано, которым она сообщает последние известия. Ощущение, будто я у дверей нашей комнаты слушаю, как она разговаривает по телефону.

Эта картина до сих пор у меня перед глазами. Разговаривая, она стоит перед зеркалом и поправляет волосы. Сначала расчесывается, потом разделяет свои длинные волосы на прямой пробор. Так они идеально обрамляют ее лицо. И никаких искусственно нарощенных волос! Взгляд в зеркало… и можно снова заводить пластинку о том, зачем мы должны были лететь именно в Рождество.

Реверанс в сторону родителей: 24-го мы приглашаем их к себе на чай. В стиле дзен. Но это понимаем только мы двое, сидя в креслицах, обитых красным бархатом. Чистый «баухаус».

Марина подает чай так, будто родилась в Китае. Бедные родители не отказались бы от кекса, а у нас только маца и диетический джем из «Натура-си», супермаркета для богатых.

Обмениваемся подарками. Марина – принцесса. Кажется, что это первое в ее жизни Рождество. Сумки Prada одна за другой, кольцо с бриллиантами и – гвоздь программы – появляется толстая Маринина тетя с простенькими сережками, бриллианты в один карат.

Все в восхищении, не знаем, что делать. Я верчу в руках свою ручку от Cartier и солнечные очки, естественно, от Prada. Ручку мне подарили родители, очки – Марина. Сумка от Prada, которую я подарил Марине, меньше, чем та, которую подарила ей мать, положившая внутрь кольцо с бриллиантами. Ах, чуть не забыл, там еще чек на миллион на карманные расходы в Нью-Йорке, подаренный Роландо.

Марина уже ничего не понимает от восторга. Чаепитие быстро подходит к концу, кажется, ее мать начала готовить эти подарки еще в октябре, чтобы уж точно не прогадать. Моя мама явно не попала в точку со своим антикварным изданием. Марина вопросительно посмотрела на нее и поблагодарила. Но это было не важно. Главное, что принцесса довольна. Собака уже в SPA-гостинице, прощаясь, я попросил маму через несколько дней позвонить туда и узнать, как там Маттиа. Несмотря на чехарду с подарками, я дал ей понять, что мы с ней на одной стороне. Она, как и я, считала, что собачке может быть плохо в гостинице. Но Марина спокойна. Мы легли рано, чтобы не проспать утренний подъем.

Мы готовы к утомительному перелету. Бизнес-класса не было. Сейчас я понимаю, что нам не повезло. Сейчас я бы ожидал от Марины фразочки типа: I don’t fly commercial.[55]55
  I don’t fly commercial (англ.) – я не летаю эконом-классом.


[Закрыть] Но Наоми Кемпбелл еще не успела ее произнести, желтая пресса еще на растрезвонила об этом на весь свет, так что Марине не повезло! Мы летим эконом-классом.

В Лос-Анджелесе светило солнце, гостиница была просто замечательной. Мы позвонили родителям. Поздравляем, как дела? Есть проблема: после долгого обсуждения было решено забрать Маттиа из SPA-гостиницы, вернее, из собачьего питомника. Он целый день сидел в клетке, скулил и дрожал от страха.

Мне об этом рассказала мама. Передо мной стоит Марина. У нее начинается истерика: Как они могли сделать это, не посоветовавшись с нами! Это наша собака!

Я пытаюсь успокоить ее и напоминаю, что последние тринадцать часов мы летели в самолете. Делать нечего. Она звонит своей матери, чтобы узнать ее версию происходящего.

Марина чувствует себя оскорбленной, поэтому обвиняет маму в том, что она все преувеличивает. Это моя мама виновата. Слишком беспокоится о собаке. Не может заботиться обо мне, так перенесла свою опеку на Маттиа. Банально, но звучит правдоподобно. Марина воспринимает это именно так. Мне вспоминается ее недовольство частыми звонками моей мамы.

Она становится агрессивной.

Ее реакция огорчает меня. Она неуместна. Бессмысленна. Мне показалось, что она, как всякая жена, едва найдя предлог, начинает выстраивать очевидную и всем известную схему невестка-свекровь.

Удивление и разочарование.

Мне на все наплевать, главное, что собака в безопасности и что она им не мешает, но Марина дает мне понять, что я беспринципный человек. Принципиально было, кто принимает решение. Я ожидал чего угодно, только не этого. Я думал, что женился на женщине, отринувшей рамки обыденности. Какое-то время, три-четыре месяца, мне казалось, что в ней нет и следа от ужасного негласного альянса мать-дочь против матери мужа. Но я ошибался, просто еще не было повода.

И вот все это происходит на моих глазах. Эта пощечина была слишком сильной, чтобы на нее не отреагировать. Я очнулся ото сна.

И вот Марина, воплощение дзен, самая спокойная женщина из всех, кого я знаю, на которой я, между прочим, женился, превращается в сварливую бабу, раздувающую скандал изо всякой ерунды. Готовую любой ценой доказывать свою мнимую независимость от людей, которые и не собирались на нее посягать!

Разочарование.

Несколько месяцев блаженного неведения, ухода от серьезных разговоров: нам же не пристало ссориться, как другим парам. Мы были уверены, что нам это не нужно. И вот Марина наконец-то сняла маску и показала свою истинную сущность. Весь этот минимализм, элегантная одежда, свечи на идеально сервированном столе – все исчезает. Разрешите представить вам нашу мещанскую мадонну. Теперь я понимаю, что после того, как я утром уходил на работу, она за обедом со своими подругами обсуждала моих родителей, вроде: бедный, он под каблуком у своей властной мамаши! А еще этот ее облик: то терпеливая домохозяйка, то валькирия, одетая в Prada, это она тащит наш брак на своих хрупких плечах. Ведь на ком все держится – ну, конечно, на ней.

Потрясающая, оригинальная, современная семья моей мечты: муж-идиот, который – так сказать – вкалывает, а по возвращении домой видит свою милую супругу. Вид у супруги вполне самодостаточный. Она даже не скрывает своей уверенности в том, что именно она – сильная, волевая, умная – и есть опора этой замечательной семьи.

Что со мной? Я в шоке. В полном шоке от крушения своих жизненных надежд.

Я хочу сбежать и избавиться от ужасного чувства вины перед родителями. За то, что я почти что вычеркнул их из своей жизни. Ради кого? Ради женщины, которая казалась мне особенной. А на деле оказалась самой обычной женщиной устаревшей модели, выпускавшейся до 1968 года.

Черт, я никак не мог успокоиться.

Что ты наделал? Зачем ты на ней женился? – вот что вертелось в моей голове, пока мы выходили из отеля, расположенного в одном из небоскребов Лос-Анджелеса, пока мы брали напрокат машину у толстяка с набриаллиненными волосами, который спросил меня, не фальшивые ли у меня права. Может, это просто розовая бумажка, написано-то все на непонятном языке.

Машина нам была нужна для того, чтобы доехать до Терри, которую на самом деле звали Тереза. Толстяк повел меня в гараж, напоминающий наш гараж в Риме, и я невольно почувствовал себя, как в ловушке. Наверное, из-за белых стен и стандартных светильников. Пока я доставал золотую (желтую!!!) карту American Express, которая убедила его в том, что я могу заплатить за эту дерьмовую машину, я внутренне казнил себя за то, что совершил эту ужасную ошибку и женился на ней. Я вспомнил себя в тот день – я в идиотском полосатом кафтане, без трусов, на ней безразмерная индийская рубаха для беременных.

Мне жарко, воняет бензином. Толстяк, извиняясь за слова, сказанные о моих правах, окончательно убеждается, что мы можем взять напрокат машину в Соединенных Штатах. It’s ok! – говорит он снисходительно. Марина не участвовала в переговорах, она притихла, потому что мы выглядели, как два бедных иммигранта, пытающихся взять напрокат машину в паре километров от границы с Мексикой. Это не по ней. А может, она думала о собаке. О принципах, об этом абсурдном браке, может, и ей он уже казался абсурдным.

Я, обескураженный и, как всегда, склонный к самобичеванию, начинаю думать о плохом, о том, что я сам во всем виноват. Погруженный в свои мысли, ничего не слышу. Меня уносит вихрь негативных, виноватых мыслей, а вокруг повисает оглушительная тишина. И я в очередной раз совершаю ошибку… Я решаю молчать и не выяснять отношения!

По крайней мере, до конца поездки. Я просто становлюсь немного холоднее.

Пока мы решали, стоит ли делать татуировку хной на Винисбич, раз сама Мадонна ими не гнушается, Марина была в задумчивости. Когда мы перед этим шли по песку, она ждала, что я возьму ее за руку, обниму ее. Но я этого не делал, и тогда, разыгрывая очередную мелодраматическую сцену, она посмотрела на меня как-то странно и сказала то ли с тревогой, то ли в угрозой:

Андреа, да ты просто бесчувственный! Ты так холоден со мной. Чем я это заслужила?

Единственное, что запомнилось мне, – бесконечные автострады и ощущение того, что я чужой в Соединенных Штатах и чужой Марине. Но я не сказал, что больше терпеть ее не могу, соврал, что со мной все в порядке. Звучало не очень неубедительно, но я стоял на своем. Нечего разводить трагедию. При таких обстоятельствах. Все-таки мы в отпуске. Штаты. Калифорния. Я не хочу ей ничего объяснять. Пусть поволнуется.

У нее потухший обеспокоенный взгляд. Она говорит, что в этот момент поняла, что я не тот отзывчивый человек, которого она знала, что я кажусь ей слишком холодным и бесчувственным. Я далеко, и она не ощущает близости со мной. И такое происходит в первый раз. Она угнетена. Она думала, я совсем не такой.

Почему я не рад, что мы вместе с ней совершаем это замечательное путешествие? Она опять принимается рассказывать мне историю про своего отца. Ее психоаналитик сказал, что ей нужно много любви. Она не может жить без чувств. Ее бесит, что я не отвечаю. Оскорбленные ожидания. В глубине души я ликую. Причинив ей боль, я почти компенсировал свое разочарование. Мы оба психологические извращенцы.